Реферат: К Г Юнг о перспективах интеграции культурных традиций Востока и Запа

К.Г.Юнг о перспективах интеграции культурных традиций Востока и Запада

Западный процесс развития, который начался с первобытного состояния, был внезапно прерван вторжением психологии и духовности культуры значительно более высокого уровня. Наша ситуация не была столь драматична, как ситуация, в которой оказались негры или полинезийцы, столкнувшиеся с несравненно более развитой цивилизацией белого человека. Однако, по сути, обе ситуации были идентичны.

К.Юнг “Чему может научить нас Индия”

Приведенный эпиграф взят из цикла работ Карла Густава Юнга, посвященного осмыслению феномена разнообразия форм самосознаниячеловеческой культуры в лице двух ее ветвей – фаустовского типа западной культуры и ментальной культурны Востока, ориентированной на приоритет духовных практик и сохранение чувственной и витальной стилистики жизни. Эта тема является одной из сквозных и значимых тем его философского творчества, взращенных опытомпсихолога и аналитика состояний человеческой души. В известной степени она объективирует этот опыт и заставляет взглянуть на проявления человеческого духа свободнее, чем это позволено рамками профессионализма, становящимися при определенных условиях узкими для целей познания смысла бытия человека. Несомненно, что Карл Густав Юнг был и остается одним из гениев психологии как научной формы познания человека. Профессиональный взгляд и опыт психолога на становление и развитие человеческой культуры заставляет его видеть и понимать условность имеющихся знаковых границ и особенностей, дифференцирующих и разделяющих указанные типы культуры. Вместе с тем, опыт психотерапевта заставляет его осмыслять суть различий культурных традиций Запада и Востока в ключе психологических проблем европейского человека и подчинить исследования соотношений сознательного и бессознательного вечной теме рациональности как принципу самоограничения духа в западноевропейской культуре и необходимости “расширения сознания европейца за пределы слишком узкого, ограниченного и склонного к тирании интеллекта”[1] . В решении проблем и оценок перспектив интеграции культурных традиций Востока и Запада такая позиция немецкого психолога как нельзя лучше отвечает задачам созданной им аналитической психологии, постольку, поскольку в противоположность “академической” науке аналитическая психология выполняет функцию науки прикладной.

Основным лейтмотивом явного сопоставления и скрытых в тексте оценок путей и перспектив интеграции культурных традиций Востока и Запада является для К.Г.Юнга глубинный анализ просматривающихся, - на уровне менталитета и образа жизни европейцев, - результатов сложившегося отношения к психологической ценности psyche , или коллективного бессознательного. Собственно говоря, все психологически значимое тождество и различие основных компонентов культурных традиций Востока и Запада, по К.Г.Юнгу, объяснимы именно в свете самоценности psyche как общей основы целеустремленности и творчества, свойственных человеческому роду.

Обосновывая возможность такого подхода к объяснению сложившегося в мире разнообразия форм самосознания человеческой культуры и отыскивая психологические корни этого феномена, К.Юнг специально обращает внимание на взаимосоответствие наших представлений об общности физической конституции человеческого рода и психической праосновы существования и развития культурных форм человеческой жизни: “Как человеческое тело имеет – независимо от всяких расовых отличий – одинаковую анатомию, так же имеет и общую основу, независимо от всех различий культуры и сознания. … Эта бессознательная psyche , общая для всего человеческого рода, состоит не только из содержания, но также из скрытых склонностей к определенным общим реакциям”[2] .

Признание значимости и ценности psyche дает возможность проанализировать, прежде всего, не только формы, но и сюжеты развития сознания и самосознания, характерные для того или иного типа культуры, выявить их различия и определить возможные пути понимания особенностей каждого из них. Рассматриваемые под таким углом зрения, культурные традиции становятся объяснимы в психологическом ключе и – одновременно - избавлены от узости естественнонаучных понятий, метафизических или религиозных экспликаций и к ним, соответственно, может быть применена точка зрения гуманитарных наук.

Сам К.Г.Юнг с отчетливой ясностью формулирует эту установку своих попыток представить психологическое обоснование тождества и различия культурных традиций Востока иЗапада, не закрывая глаза на трудности, обусловленные историческими, философскими и религиозными особенностями каждого типа культуры. “Мне казалось важным, - пишет К.Г.Юнг, - акцентировать внимание прежде всего на соответствии психического опыта и символики Востока духовному опыту Запада. С помощью таких аналогий открывается возможность познания восточного менталитета изнутри, причем без того, чтобы жертвовать нашей собственной природой, а значит, без риска оказаться оторванным от своих корней. Это не некое подобие интеллектуального “телескопа” или “микроскопа”, предлагающего нам образ, заведомо нас не интересующий, потому что он ни в чем не соприкасается с нами. Это атмосфера страданий, исканий и усилий, общая для всех цивилизованных людей. Это мучительная попытка стать сознательным, попытка, на которую природа обрекла человечество и которая объединяет общей задачей самые различные культуры”[3] .

Очевидно, что такой подход изменяет привычный и стандартный для европейского самосознания взгляд на потенциал сопоставления культурных традиций Востока и Запада. Сложившийся в эпоху успехов колониальной политики европейских стран, этот взгляд оценивал культурные традиции не только в качестве устоявшихся навыков мышления и поведения, но и в качестве конкурентного принципа , способного обеспечивать военное, политическое и экономическое превосходство. К.Г.Юнг, со своей стороны, оставляет в стороне вопросы анализа социально-исторических иллюстраций такого положения вещей. Тем не менее, он подробно останавливается на их результатах , отразившихся в особенностях менталитета и типичных установках европейцев, полагающихся на превосходство метафизических достижений западноевропейского ratio[4] как наиболееполноценного воплощения идеи Бога, демонстрирующих пренебрежение психологическими явлениями и упрекающих всякого, кто посягает на незыблемость авторитета и продуктивность западноевропейской традиции рациональности. А результаты эти – с точки зрения К.Г.Юнга не только как психолога, но и как врача-психотерапевта, неутешительны – они характеризуются неврастенией, маниями, утратой целостности личности, дезинтеграцией сознания, ложной идентификацией или персонификацией бессознательных реакций[5] . Потребность в распознавании действительных причин этих и других личностных нарушений, с которыми ему приходилось сталкиваться в своей врачебной практике, заставляет К.Г.Юнга, уже как психолога, обратить внимание на трансмиссию идеи Бога в европейской социальной и культурной традиции и подчеркнуть, что убеждение в том, что ratio суть ее наиболее полноценное воплощение есть убеждение, не выдерживающее психологически значимой критики.

“Люди, которые считают, что идея Бога профанируется, когда ее понимают как нечто сопряженное с psyche , как движущую силу psyche или как “автономную систему”, - отмечает К.Г.Юнг, - могут быть настолько охвачены неукротимыми эмоциями или невротическими состояниями психики, что и воля, и вся их жизненная философия могут оказаться совершенно несостоятельными. … Это мнение, продолжает далее ученый, - так же высокомерно, как и “метафизическое” утверждение, которое, переступая через человеческие ограничения, пытается приписать божеству, остающемуся вне сферы достижения нашего опыта, управление нашими психическими состояниями. … Мне кажется, намного разумнее было признать psyche такой же значимой, как и эмпирический мир, признать, что она – так же “реальна”. Представляется, что psyche – это тот мир, в котором существует Эго. Вероятно, - продолжает далее не без иронии К.Г.Юнг, - встречаются и такие рыбы, которые верят, что вмещают в себя море. Мы должны избавиться от этой распространенной у нас иллюзии, если хотим рассматривать метафизические высказывания с точки зрения психологии”[6] .

Таким образом, то или иное решение вопроса о самоценности psyche как общей основы целеустремленности и творчества, свойственных человеческому роду, есть основа интеллектуального позиционирования потенциала и перспектив интеграции культурных традиций Востока и Запада. При этом К.Г.Юнг специально подчеркивает необходимость дезавуировать нигилистическое отношение к реальности psyche как своего рода идеологему, частично ответственную за непрерывное развитие западного интеллекта и воли и оправдывающую Бытие Божие в качестве “гипотезы, которую можно интеллектуально проработать, подтвердить или опровергнуть”, но не более того. Для К.Г.Юнга очевидно, что такое предельное сужение значимых для личностного бытия мысле-образов Бытия Божия может обернуться катастрофой для европейского человека в том смысле, что обеспечивает для западноевропейской культурной традиции постоянно присутствующую ретроспективу язычества, в котором Слово, кроме логических и последовательно вытесняющих явления бессознательного, еще не имеет никаких иных референций[7] .

Если рассматривать нигилистическое отношение к реальности psyche как основополагающий момент интеллектуального позиционирования тождества и различия культурных традиций Запада и Востока, то перспективы интеграции представляются сомнительными, поскольку существует опасность остановиться на различении и сопоставлении только лишь сознательной и явной части psyche, исключая все остальное, частично скрытое, потенциально творческое и отвечающее потребностям в поисках образных выражений духовной сущности человека. Прямолинейность таких сопоставлений, несомненно, имеет и свои социокультурные экспликации. Она способна ограничить художественное пространство и образность социокультурных взаимодействий, оставляя в стороне представление о культуре как символической форме одновременного бытия и общения людей различных поколений и разных культурных традиций. Собственно говоря, только в этом смысле расширение или освобождение сознания и самосознания культуры объективно востребует диалога, межкультурной коммуникации и толерантности как психологического выражения таких взаимоотношений с окружающим миром, при которых уже невозможна эмоциональная или моральная заангажированность[8] , но присутствует заинтересованность и открытость взаимопонимания. “Проблема состоит в том, - пишет К.Г.Юнг, - чтобы сказать “да” самому себе, признать свое “Я” самой значительной задачей; но проблема и в том, чтобы осознавать все, что совершается и неустанно наблюдать за происходящим со всеми вызывающими подозрение аспектами”[9] .

Другими словами, ограничение реальности psyche сферой развитого и рафинированного сознания ограничивает и во многом искажает чувственную природу человека в ее инстинктивной естественности и способности к пластичной выразительности, разделяя и даже разъединяя физические и духовные аспекты жизни с целью приобретения абстрактного знания. Преодоление такой, по сути дела, нигилистической в отношении целостности человеческого бытия, установки является условием сохранения ценностей культуры и становится опытом приспособления к изменяющимся социокультурным условиям человеческого бытия. Исходя из этого, представляется возможным сопряжение наиболее ценных, этически и эстетически значимых фактов и событий художественного творчества, обращенных, в конце концов, к поддержке культурного единства мира при сохранении его стилистического многообразия.

В противоположность нигилизму подражание духовному опыту Востока для европейской культуры также не несет в себе, по мнению К.Г.Юнга, перспектив интеграции и развития культурных традиций. Наоборот, опираясь на свой опыт психолога и аналитика, она подчеркивает, что “если бы нам удалось развить еще одну или даже две психические функции до уровня интеллекта, Запад мог бы надеяться, что превзойдет Восток в значительной степени. Поэтому грустно становится, - продолжает далее К.Г.Юнг, - когда европеец разочаровывается в собственной природе и имитирует Восток или “присваивает” его себе тем или иным образом. Его возможности были бы намного большими, если бы он оставался верным себе и из собственной природы создал бы все то, что из своей внутренней сущности произвел на свет Восток на протяжении веков”[10] .

Поразительно то, что такая позиция ученого заставляет его обращаться к христианской традиции европейской культуры как исторически и социально сложившему резерву культурных ценностей, игнорирование которых приводит к неустойчивости и прерывности европейского культурного развития. “Подражание, - отмечает К.Г.Юнг, - всегда создает неустойчивую ситуацию, которая в каждую секунду может быть разрушена бессознательным. … Эта необходимость посвятить бессознательному соответствующее количество внимания, безусловно, находится в противоречии с западным – и особенно протестантским - культом сознания. Впрочем, - продолжает ученый, - хотя новое всегда кажется врагом старого, каждый, кто обладает желанием глубже понять, обнаружит, что новая интеграция никогда не наступит, если мы не будем со всей серьезностью использовать усвоенные нами христианские ценности”[11] .

Таким образом,сам факт существования различий в отношении к психологической ценности psyche служит основанием для понимания всей сложности проблемы интеграции культурных традиций Запада и Востока, и такая возможность просматривается прежде всего в плоскости сохранения верности истокам христианской культуры и своей культурной идентичности, а также творческой определенности при обращении к ценностям иных культурных традиций. Понимание в этом смысле есть трудный путь цивилизации, сознательно сохраняющей и сберегающей свое культурное достояние.

С другой стороны, утверждение, что реальность psyche не исчерпывается признанием самоценности только сознательной, явной и интеллектуально рафинированной ее части, что эта реальность содержит чувства, эмоции, образы и символы бессознательного как проекции форм, взятых из опыта органической, социальной или исторической жизни, саму интеграцию культурных традиций позиционирует как проект развития ценностно-ориентированных социальных действий.

[1] К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 107.

[2] К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 109. Утверждение взаимосоответствия представлений о физической конституции и психической праосновы человеческой жизни является важнейшим постулатом аналитической психологии К.Г.Юнга. В западноевропейской психологии и философии термин psyche не получил своего адекватного значения. Он также не используется в своем изначальном значении термина, объем и содержание которого удовлетворяет потребности найти основания для постижения функциональной значимости психической действительности , т.е. человеческой жизни, представленной в виде души. Такое значение, собственно, придавал ему сам К.Г.Юнг, отстаивая возможность и стремясь постичь психику как естественное целостное явление, ответственное за целеустремленность и творческий потенциал жизнедеятельности человека, вне зависимости от особенностей, заданных сложившейся культурной традицией. Вводя этот термин в круг понятий аналитической психологии, К.Г.Юнг стремился объективировать такие стороны психологического опыта, которые выходят за границы и ожидания интеллекта и, как правило, опровергаются рациональным сознанием. В контексте нашего исследования важно, тем не менее, что утверждение действительности psyche позволяет конструктивно рассматривать тождество и различие культурных традиций Запада и Востока, хотя и оттеняет негативные моменты одностороннего развития интеллектуального начала, свойственного западной культуре. С точки зрения разрабатываемой К.Г.Юнгом психологии, интеллект - всего лишь одна из функций psyche , а сознание представляет собой ее небольшую часть. Мифология имеет свои мысле-образы для выражения бессознательных сил и действий psyche, и обозначены они как духи, демоны, боги. Психология же, по мнению К.Г.Юнга, еще не нашла адекватной терминологии для их выражения, а потому склонна к тому, чтобы признавать бессознательную часть психики в прямом значении отсутствия сознания и утверждать, что психическое развитие подчинено только принципу отражения. С точки зрения К.Г.Юнга развитие психики не исчерпывается принципом отражения, как нельзя ее целостность свести к проявлениям сознательной жизни. Бессознательная часть psyche действует согласно принципу автономности, отражая не внешний мир, а самое себя и используя чувственный материал для оформления собственного содержания, что, собственно, и подчеркивает динамизм и креативность психической жизни. Равноценность двух принципов развития psyche , равно как и взаимодополнительность ее сознательных и бессознательных процессов образует собственно целостность психической действительности, или psyche .

[3] К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 155-156.

[4] Ratio – данный термин часто используется в собирательном значении, передающим все смысловые оттенки термина “разум”. Вместе с тем, стоит отметить, что его схематизация средствами философии породила эффекты рационализации мышления и поведения, свойственные западноевропейской культурной традиции и – одновременно – усиливающие неоправданное, с точки зрения психологической концепции К.Г.Юнга, субъективирование психических явлений, процессов и переживаний. Учитывая это, становится понятным стремление К.Г.Юнга предупредить упреки в психологизме, а самому - избежать антиинтеллектуализма как предпосылки своего исследования. Подчеркнем, что и М.Вебер считал проблему рационализации ключевой проблемой западной цивилизации и подчеркивал как позитивные, так и негативные стороны процесса рационализации как всемирно-исторического процесса. Ее позитивность определяется, с точки зрения М.Вебера, возможностью сознательной ценностной рационализации, тогда как негативные стороны исчисляются разрушением нравов и вытеснением ценностно-рационального типа поведения людей как поступков, изначально основанных на вере в их этическую, эстетическую, религиозную или как-то иначе понимаемую самоценность, принципиальноне зависящую от соображений успеха или выгоды (См. П.П.Гайденко, Ю.Н.Давыдов. История и рациональность. М., Политиздат, 1991, с. 72, 74).

[5] Отметим, что К.Г.Юнг специально подчеркивает, что “чем сильнее становится сознание, а с ним и сознательная воля, тем больше бессознательное отодвигается на второй план”. См. К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 110. Стоит, видимо, предположить, что процесс активного вытеснения бессознательного не проходит для человека даром в том смысле, что у него возникает потребность в восполнении пустыни образного содержания духовной жизни, которую он удовлетворяет средствами, искусственно стимулирующими формы психических переживаний - в частности воздействием психотропных или наркотических веществ. Кто бы мог подумать, что идеологическое оправдание известного высказывания и распространение убежденности, что “религия есть опиум для народа” обернется, в конце концов, утратой образных и безопасных для человека источников, необходимых для полноценности его духовной жизни и – одновременно - трагедией физиологической зависимости от воздействия наркотических веществ?

[6] К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 149-150.

[7] С точки зрения психологический воззренийК.Г.Юнга такая установка приводит разве что к игре слов и понятий, во многом вытесняющей явления бессознательного как разнообразие мысле-образов, но никак не отменяющей силы и мощи их воздействия. “Нам действительно кажется, - пишет К.Г.Юнг, - что мы можем поздравить себя с достижением вершин понимания, поскольку воображаем, что этих призрачных богов мы оставили далеко позади себя. Однако то, из чего мы уже выросли, - всего лишь слова-тени, но не психические факты, порождающие богов. Автономные психические образования продолжают владеть нами, как будто бы они были богами. Сегодня это фобии, навязчивые идеи и тому подобное, т.е. невротические симптомы. Боги стали болезнями, - пишет К.Г.Юнг, психологически интерпретируя неизбежность при таком положении вещей безбожия как факта сознания и горько сознавая возможность политической трансмиссии коллективного бессознательного, - Зевс владеет сейчас не Олимпом, а солнечным сплетением, становясь заботой врачей или замутняя разум политиков и журналистов, поневоле становящихся причиной психических эпидемий”. См. К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 133-134.

[8] См. К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с.144. К.Г.Юнг, правда, подробно останавливается лишь на угрозах для индивидуальной психики человека, но подчеркивает, что, несмотря на то, что “сознание и волю с успехом можно считать самым высоким культурным достижением человечества”, представляется сомнительным рассматривать моральность любой ценой в качестве признака цивилизованности. “Какая польза от морали, - пишет он, - которая уничтожает человеческое существо? Моральность любой ценой – это признак варварства; в большинстве случаев предпочтительнее оказывается мудрость”. См. К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 111.

[9] К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 117.

[10] К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 107-108. В другом месте он отмечает , что “мы можем быть уверены, что то, что мы отыщем в нашем опыте, будет отличаться от того, что сегодня дарит нам Восток, который достиг глубин внутреннего знания при относительном незнании внешнего мира”. См. там же, с. 141.

[11] К.Г.Юнг. Йога и Запад. Львов, Инициатива, 1994, с. 147.