| Скачать .docx |
Реферат: Анри Бергсон 2
Анри Бергсон
Один из родоначальников» современной западной философии, Анри Бергсон (1859-1941), наряду с В.Дильтеем, О.Шпенглером, У.Джемсом и другими принадлежит к плеяде философов, стоявших она перепутье» двух столетий, двух философских традиций. Возникновение бергсоновской концепции знаменовало собой радикальный поворот во французской философии от позитивизма к интуитивизму, изменение способа философствования, представления о целях и задачах философии.
Главной своей задачей Бергсон с самого начала считал создание «позитивной метафизики», которая смогла бы возродить и обновить традиционную философскую проблематику, вернуть философии ее прежнее значение, оспаривавшееся позитивизмом. В то же время долгие годы господина позитивизма во Франции не могли в определенной мере не сказаться на философской позиции самого Бергсона: отрицая позитивизм как теорию, он признавал оправданность принципа опоры на факты. Отныне, по убеждению Бергсона, философия могла сохранить и упрочить свое положение, пошатнувшееся под натиском частных наук, только став «позитивной», т.е. неукоснительно следующей фактам опыта. Эта установка заявила о себе уже в первых работах Бергсона; он оставался ей верен до конца, считая несомненным достоинством собственной философии именно согласие с опытом, будь то опыт «непосредственных данных сознания» или опыт христианских мистиков.
Факты сознания, по преимуществу интересовавшие Бергсона в первый период его творчества и проанализированные им в работах «Опыт о непосредственных данных сознания» (1889) и «Материя и Память» (1896), — это факты особого рода. Бергсон исследует сознание на глубинном, дорефлексивном уровне, где данные сознания не искажены еще вмешательством интеллекта с его практически-целесообразными установками. «Позитивная метафизика» в ранних работах Бергсона приобретает форму «метафизики психологии»: здесь анализируются философские основания психологии, основания непосредственного опыта, над которым надстраиваются остальные формы активности и сознания человека. И хотя исследование сознания в классической рационалистической традиции не прошло мимо внимания Бергсона (он высоко оценивал, к примеру, идею Канта о связи внутреннего чувства с временем), сам он стал одним из инициатором иной философской традиции— интуитивизма и философии Жизни, — во многом определившей последующие пути движения философской мысли. Рационализм, по Бергсону, витал в сфере абстрактного, вневременного, рассуждая об идеях, а не о конкретных фактах, и потому не смог понять значения двух основополагающих первичных фактом сознания времени и свободы.
Время и свобода стали ключевыми темами ранней философии Бергсона. В «Опыте о непосредственных данных сознания» изложена концепция длительности, которая перевернула традиционные философские представления о времени и свидетельствовала о существенном сдвиге в философском осмыслении и описании реальности. Время, по Бергсону, не есть нечто абстрактное, текущее независимо от нас: оно составляет внутреннюю суть нашего сознания, живет и звучит в нас, как «непрерывная мелодия нашей внутренней жизни». Эту мелодию нельзя разбить на отдельные моменты, как нет и изолированных состояний души, поддающихся измерению: все в ней взаимопереплетено, все находится в динамически-напряженном синтезе, в процессе постоянного творчества и изменения. А это значит, что сознание человека нельзя изучать прежними методами, которыми пользуется ассоциативная психология: здесь бессильна психофизика, применявшая экспериментальные способы анализа сознания. Ведь в человеческой душе нет ничего пространственного, протяженного, ничего количественного: есть лишь чистое качество, реальное время. Собственно говоря, длительность, творчество, свобода, становление— все это для Бергсона синонимы, обозначающие качественную неповторимость, неисчерпаемость и целостность индивидуального сознания, неподвластную традиционным интеллектуальным методам исследования и постигаемую с помощью особой способности — интуиции.
Понятие интуиции в отчетливом виде появилось у Бергсона в 1903 г. в работе «Введение в метафизику». Но идея об особом, непосредственном способе познания высказывалось Бергсоном раньше — в «Материи и памяти», где дано, по существу, обоснование интуитивизма как философской системы, исходящей из первичных данных сознания. Дальнейшее развитие тема интуиции нашла в статьях, написанных Бергсоном в начале XX в. и составивших впоследствии его сборники «Духовная энергия» (1919) и «Мысль и движущееся» (1934), а также в «Творческой эволюции» (1907)— работе, принесшей Бергсону славу и вызвавшей резкий взлет интереса к интуитивизму во Франции и других странах.
В статьях Бергсон главным образом продолжал философско-психологический анализ, начатый в ранних работах; здесь в полной мере проявились его качества мастера психологического исследования, способного различать и описывать смену тончайших нюансов человеческих чувств. Писал ли он о бессознательном или памяти, о сновидении или восприятии произведений искусства — это всегда были своеобразные психологические этюды, зарисовки, эссе. В работе «Интеллектуальное усилие» он излагает концепцию «динамической схемы», дополняющую и развивающую представление об интуиции. Динамическая схема является как бы «предобразом», в котором в слитном, целостном виде содержится то, что затем в образе выступит в виде отдельных, внешних друг другу частей. Схема «представляет динамически, в становлении, то, что образы дают нам в статическом состоянии как законченное. Она бывает налицо и действует во время работы вызова образов, и сглаживается и исчезает позади вызванных образов, выполним свою роль»4 . Фактически это — та самая интуиция целого, которую Бергсон кладет в основание истинного познания. Интуиция, с его точкизрения, не нуждается в дальнейших обоснованиях, она самоочевидна, в этом и заключается гарантия истинности базирующегося на ней знания. Из подобных интуиции, непосредственно схватывающих предмет в его целостности и динамическом становлении, складывается собственно философское знание, способное не «вращаться вокруг предмета», как это делает интеллект, а постичь его подлинную суть. Прообразы такого интуитивного знания мы находим, считает Бергсон, ив своем повседневном опыте, и в художественном творчестве.
В «Творческой эволюции» проблема интуиции рассматривается в ином плане, в более широком контексте. Концепция интеллекта и интуиции (а соответственно — науки и философии) обосновывается с точки зрения теории эволюции, исходящей из идеи «жизненного порыва». В грандиозной картине эволюционного развертывания жизненного порыва, становления мира и человечества интеллект и интуиция приобретают статус уже не просто разных способов познания, но разных форм жизни, ход развития которых определяет и конкретные особенности человеческого рода. Преимущественное развитие интеллектуальных форм познания привело в конечном итоге, полагает Бергсон, к появлению «homo faber» — человека, производящего искусственные орудия и подчиненного в своей деятельности практическим потребностям. Это во многом и стало причиной противоречий современной цивилизации, озабоченной нуждами научно-технического прогресса и упустившей из виду развитие духовной культуры. Эволюционная концепция Бергсона приводит к важным культурологическим выводам, среди которых существенное место занимает сформулированный Бергсоном идеал — представление об «интуитивном» человечестве, преодолевающем односторонность «homo faber».
Этот идеал был конкретизирован впоследствии в «Двух источниках морали и религии» (1932), где эволюционная концепция Бергсона получила дальнейшее обоснование. Центральные темы изложенной здесь этико-религиозной и культурологической теории («открытое» и «закрытое» общество, «статическая» и «динамическая» мораль и религия) рассмотрены с позиций христианского мистицизма, духовный опыт которого стал для Бергсона решающим в определении его собственных Философских установок и предпочтений. В «Двух источниках» на первый план выступила особая форма интуиции — религиозное переживание, неоднократно описанное христианскими мистиками в их свидетельствах о восприятии присутствия Бога. Опираясь на эти свидетельства, Бергсон достроил до конца свою философско-эволюционную концепцию, представив Бога как источник жизненного порыва. Черты же «интуитивного» человечества он обнаружил в «открытом» обществе, объединяющем избранных личностей, моральных героев, пророков, мистиков, ставших образцами жизни и поведения для окружавших их людей.
Таким образом, интуитивизм Бергсона на разных этапах его философской деятельности углублялся и наполнялся новым содержанием. Само понятие интуиции у Бергсона очень многозначно. Рассматривая его в психологическом и гносеологическом планах, Бергсон способствовал расширению понятия рациональности, ставшему одним из существенных признаков гак называемого неклассического стиля философствования. Особые функции выполняет интуиция как одно из направлений развития жизни в эволюционном процессе. В своеобразной динамической и органической картине мира, нарисованной Бергсоном в «Творческой эволюции» и в немалой степени вдохновившей выдающихся эволюционистов XX в. — П. Тейяра де Шардена и В.И. Вернадского, человек непосредственно и нерасторжимо связан с миром посредством особых жизненных форм, высшей из которых является интуиция. Кроме того, понятие интуиции несет в себе и моральный, практический смысл. Интуиция выступает у Бергсона не только как познание, но и как миросозерцание, способ жизненной ориентации человека, позволяющий ему постичь свою подлинную сущность, осознать свою свободу и в соответствии с этим духовным опытом строить свою жизнь и отношения с другими людьми.
Высоко ставя интуицию в целом. Бергсон считал главным своим достижением «интуицию длительности», из которой выросла его собственная философская система. В глубине каждого философского учения, по Бергсону, коренится первичная, исходная интуиция, определяющая суть учения и его последующее развитие. Эта интуиция не зависит от условий времени и места, не связана с эпохой, в которую она возникла, но вынуждена применяться к уже существующим способам выражения. Этой теме посвящен публикуемый доклад Бергсона на философском конгрессе в Болонье (1911), где он предложил оригинальный подход к исследованию истории идей; в докладе ярко выразились представления Бергсона о сути философии и философского творчества, об особенностях историко-философского процесса, об отношении философии и науки.
Неважно, сказал Бергсон, когда именно жили Декарт, Спиноза или Беркли, какие идеи предшествовавших и современных философов они использовали. Важно лишь то, что они в итоге смогли выразить, а это была всегда основная мысль, выросшая из их первичной интуиции. И эта мысль и делает Декарта — Декартом, а Спинозу — Спинозой, в какую бы эпоху она ни была высказана. В доказательство этого положения Бергсон подробно разбирает философию Беркли. Не случайно в качестве примера взят именно Беркли: он принадлежал к числу мыслителей, особенно интересовавших Бергсона, тех, с кем Бергсон чувствовал некую внутреннюю связь; его концепции Бергсон посвятил в начале века один из своих спецкурсов в Коллеж де Франс.
Вероятно, с мнением Бергсона можно и нужно поспорить. Его собственная философия, безусловно, продолжает многие и давние философские традиции, без которых она просто не была бы возможна (среди них назовем прежде всего традицию неоплатонизма). Но дело здесь, скорее, в другом. Действительно, как часто мы подходим к мыслителю с противоположными мерками: это взято у одного, то заимствовано у другого — и оказывается, что «король-то голый», ничего своего не осталось. Мысль Бергсона и интересна этой выраженной, быть может, в парадоксальной форме верой: своеобразие, оригинальность, талант неразложимы на части, они просто либо есть, ибо их нет. Переплавленные в горниле философского творчества, слитые с оригинальной мыслью, все влияния и предшествующие традиции приобретают безусловно новое качество и новый смысл.
В «Философской интуиции» провозглашается принцип органической целостности, особенно важный для Бергсона: философская система, говорит он, это не механизм, не агрегат, состоящий из отдельных частей, но организм со своей душой, которую должен постичь интерпретатор. Темы, разбираемые Бергсоном, напоминают о Дильтее, о Шпенглере; здесь тоже, по существу, исследуется проблема понимания и истолкования духовных целостностей, феноменов культуры.