Реферат: Философия о смысле жизни, о смерти и бессмертии человека

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОУ ВПО «БРАТСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Кафедра философии и социологии

РЕФЕРАТ

Философия о смысле жизни, о смерти и бессмертии человека

Выполнил Зверинцев С. А.

ПИЭ – 07

Проверил Сизых Е. Н.

Братск 2008

Содержание реферата:

Введение

1)Проблема смысла и цели жизни

2)Жизнь и смерть. Проблема смерти и бессмертия

3)Философия о смысле жизни, о смерти и бессмертии человека

4)Сколько жить человеку? Как жить? Во имя чего жить?

5)« Право на смерть»

Заключение

Список используемой литературы

ВВЕДЕНИЕ

В жизни каждого нормального человека рано или поздно нас­тупит момент, когда он задается вопросом о конечности своего индивидуального существования. Человек - единственное сущест­во, которое осознает свою смертность и может делать ее пред­метом размышления. Но неизбежность собственной смерти воспри­нимается человеком отнюдь не как отвлеченная истина, а вызывает сильнейшее эмоциональное потрясение, затрагивает самые глуби­ны его внутреннего мира.

Первой реакцией, следующей за осознанием своей смертно­сти, может быть чувство безнадежности, и растерянности, даже панической. Преодолевая это чувство, человек, однако, всю остав­шуюся жизнь существует, отягощенный знанием о грядущей соб­ственной смерти; более того, это знание, хотя в большинстве жизненных ситуаций оно таится в скрытых глубинах сознания, становится тем не менее основополагающим в последующем духовном развитии человека. Наличием такого знания в духовном опыте человека в значительной степени и объясняется острота, с которой перед ним встает вопрос о смысле и цели жизни.

В своем реферате я постараюсь ответить на следующие вопросы: в чем смысл и цель жизни? Сколько жить человеку? Для чего и во имя чего жить?

ПРОБЛЕМА СМЫСЛА И ЦЕЛИ ЖИЗНИ

Вопрос, вынесенный в заголовок данной главы, является наиболее существенным во всей пробле­матике философской антропологии. Несмотря на оби­лие всевозможных высказываний на этот счет выдаю­щихся философов и мыслителей, порой весьма необыч­ных и парадоксальных, мы, к сожалению, не имеем сколько-нибудь четкого и ясного представления о цели и смысле человеческой жизни. И не случайно, ибо от­ветить одинаково удовлетворительно на него для всех людей просто невозможно. Разные люди придержива­ются различных ценностей жизни, неодинаковых миро­воззренческих установок, ставят перед собой иногда прямо противоположные цели. В таких условиях было бы наивно пытаться доказывать и отстаивать единое понимание цели и смысла жизни для всего общества.

В истории философской и религиозной мысли среди множества попыток решения этой проблемы можно выделить в обобщенной форме по крайней мере четыре варианта ответа на поставленный вопрос:

- цель и смысл жизни состоит в стремлении дос­тичь наибольшего удовольствия (счастья, свободы, ра­венства, материального благополучия и т. п.) в период земного существования человека;

- смысл и цель жизни заключаются в стремлении выработать в себе добрую волю для исполнения нрав­ственного долга;

- смысл и цель жизни – в развитии физических и духовных качеств человека и в стремлении внести наибольший вклад в достижение той или иной исто­рической цели;

- и, наконец, философско-религиозное учение о смысле жизни и ее цели как стремлении к «стяжению» Святого Духа, к одухотворенности всей земной жизни, для подготовки к блаженной жизни «в селениях пра­ведных», в царствии небесном.

Познакомимся ближе с каждым из этих учений о смысле и цели жизни. Одним из самых распространен­ных учений на этот счет является так называемый ге­донизм (от гр. Гедоние – удовольствие). Его основате­лями считаются древнегреческие философы и моралис­ты Аристипп (435-360 до Р. Х.) и Эпикур (342-270). Аристипп утверждал, что всякое удовольствие телесное и духовное является благом для человека и должно оцениваться положительно, а неудовольствие соответ­ственно плохо. Чем сильнее удовольствие, тем оно же­лательнее. Что касается Эпикура, то его этическое уче­ние о цели и смысле жизни стало нарицательным. Эпи­кур говорил, что все живые существа стремятся к удо­вольствию. К удовольствию стремится и человек. Од­нако в отличие от других живых существ человек по­лучает не только телесные, чувственные удовольствия, но и духовные, причем духовные наслаждения Эпикур ставил выше телесных.

Своеобразной разновидностью гедонизма является так называемой утилитаризм (от лат. Утилитас­ – польза). Теория утилитаризма разрабатывалась глав­ным образом английскими философами Бентамом(1748-1832) и д. Миллем (1806-1873). Бентам вслед за Эпикуром утверждал, что человек в своей жизни стремится к удовольствию и избегает страданий. Дос­тижение удовольствия является, вместе с тем, и кри­терием человеческого поведения и поступков. Удоволь­ствия всегда полезны, а неудовольствия и страдания приносят вред, они бесполезны. Критерий пользы, по мнению Бентама, позволяет даже математически вычислитьконкретный вид удовольствия или неудовольст­вия. Составив баланс удовольствий и неудовольствий, мы можем заключить, какое наше действие будет хо­рошим, а какой поступок плохим. При этом, если ко­личество удовольствий превысит количество страда­ний, то поступок хорош и правилен, и наоборот. Вот образчик подобного количественного подсчета в отношении опьянения, сделанного самим Бентамом. Он ут­верждает, что доказать, что опьянение само по себе есть плохое дело, невозможно. Для его оценки нужно составить баланс удовольствий и неудовольствий от опьянения и на основании его сделать соответствующий вывод. В моральном столбце «прибыль» записываются все положительные моменты опьянения. В столбце же «потери» приходится записать все отрицательные мо­менты. Подсчет показывает, что отрицательные момен­ты, такие например, как неприятное состояние духа и болезненные ощущения в теле, потеря времени и денег, страдания за нас наших близких – матери, жены, ре­бенка – риск наказания и угрызения совести, переве­шивают положительные и потому опьянение: надо при­знать неполезным для человека.

Д. С. Милль, давший и самое название «утилитаризм», также исходил в своем объяснении цели человеческой жизни из принципа полезности или наибольшего счастья. Утилитаризм, писал Милль, утверждает, что «действия хороши, если они способствуют счастью, дур­ны, если они делают человека несчастливым». При этом под счастьем понимается удовольствие, а под несчастьем – страдания. Удовольствие – единственная цель, ко­торая желательна сама по себе. Чтобы не быть об­виненным в крайнем эгоизме своего учения, Милль объяснял, что человек должен стремиться не только к личному счастью, но и к счастью и удовольствию других. Однако в отличие от Бентама, полагавшего, что человек стремится к счастью других потому, что это способствует увеличению своего собственного счастья, Милль доказывал, что это происходит вследствие при­сущего человеку чувства общности, единения с ближ­ними.

Существенной модификацией утилитаризма являет­ся учение Г. Спенсера (1820-1903). Спенсер считал, что никакая философская школа не может отрицать, что целью человеческого поведения является удовольствие или счастье. Счастье есть высшая цель, ибо оно свой­ственно высшим формам жизни. Отличие своего уче­ния от взглядов Милля он выразил в своем письме к нему следующим образом: «Пункт, в котором я отде­ляюсь от доктрины полезности, как она обыкновенно понимается, заключается не в цели, к которой мы стремимся, но в методе, которого нужно придер­живаться, чтобы достигнуть этой цели. Я допускаю, что счастье надо признать конечной целью, но только я не думаю, чтобы она была ближайшей целью».

Человек стремится к названной цели в силу объек­тивных причин – законов поведения, которые диктуют ему поступать соответствующим образом. Поэтому важно понять эти законы. А они подсказывают, что для того чтобы достичь счастья, надо в максимальной степени приспособиться к социальной среде, к социальному ор­ганизму, развивая, таким образом, и совершенствуя свои цели и задачи.

В адрес гедонизма высказывалось немало острых и справедливых возражений. Суть этих замечаний и возражений сводится в основном к следующему. Ути­литаристы и гедонисты утверждают, что все живые существа, а уж тем более люди, везде и всегда стре­мятся к удовольствию, к счастью. Однако жизненный опыт показывает, что человеческие поступки вовсе не определяются мотивами получения удовольствия или неудовольствия вследствие совершения таких поступков. Больше того, многие люди сознательно идут на совершение таких поступков, которые заведомо свя­заны с тяжелым трудом, мученичеством и даже смер­тельной опасностью, чтобы достичь целей, далеких отличной пользы. Страдая и испытывая величайшие не­удовольствия, эти люди меньше всего задумываются над своим собственным счастьем. Они жертвуют им ради достижения благополучия и процветания Родины, ближних и т. д. Поэтому мы вслед за Карлейлем можем сказать: «Нужно считать клеветой на человечество, если кто думает, что человек побуждается к героической деятельности видами на удовольствие». К этому можно добавить: и не только героической.

Люди неодинаковы, каждый человек уникален. То, что для одного является удовольствием, счастьем, для другого будет явным неудовольствием и несчастьем.

Аргументированную и глубокую критику гедонизма далКант, показав, что счастье, о котором говорят ге­донисты, является весьма неопределенным понятием. Одному человеку счастье представляется в одном ви­де, а другой видит его иначе. Сами удовольствия ка­чественно различны и не могут служить критерием нравственных поступков для всех людей в одинаковой мере. Таким критерием должен быть всеобщий и необходимый моральный закон, который Кант назвал категорическим императивом. Конечной целью всей нашей жизни должно быть стремление вы­работать в себе добрую волю. Только с ее по­мощью можно достичь совершенства, исполнения мо­рального долга, только добрая воля в состоянии ис­полнить предписание морального закона категорическо­го императива. Стремление к счастью может направить человека по ложному пути, в сторону зла. Никто не станет отрицать, что такие человеческие качества, как ум и мужество ценятся высоко и вызывают уважение и восхищение окружающих. Но ум и мужество, если они руководствуются недоброй волей, могут быть :на­правлены на достижение злой цели, на совершение гу­бительных для человека поступков. Только добрая воля может направить ум и мужество, как и другие высокие качества человека, к добру и благу. Воля человека действует независимо от внешних обстоятельств, она под­чиняется закону, который сама же и создает. Цель человеческой жизни – выработать такую волю, с помощью которой можно успешно исполнять нравственный за­кон. При этом человек никогда не должен выступать в качестве средства для достижения цели. «Человек не средство, а цель» - этот благородный этический принцип, провозглашенный Кантом, снискал ему глубокое уважение во всем мире. Только движения к морально­му закону и следование долгу как цели человеческого жизненного поведения, делают поступки человека соот­ветствующими его предназначению.

Кантовское понимание моральных поступков, цели и смысла жизни является выдающимся достижением ми­ровой философской мысли и оказало сильнейшее влия­ние на весь последующий ее ход, особенно в сфере эти­ческих изысканий. Фихте, Адлер, Гуссерль, Вольтман и многие другие выдающиеся философы придержива­лись его взглядов и развивали дальше применительно к своим философским построениям. Многие исследова­тели кантовского категорического императива не без основания видели в нем обоснование общечеловеческих нравственных требований. Конечно, в адрес этого уче­ния и раздавалось немало критики, в том числе со стороны Гегеля и Маркса. .

Основной смысл гегелевской критики кантовского категорического императива сводится к тому, что он является «пустым формализмом», «долгом ради дол­га», «вечным долженствованием» и т. п. Что касается критики марксизмом категорического императива, то она носит скорее идеологический характер. По его мне­нию, моральный закон Канта обрекает личность на пассивность, отказ от деятельности за свое социальное положение, нивелирует классовые различия в общест­ве, уводит от классовой борьбы, служит интересам буржуазии, превращает «материально мотивированные определения воли французской буржуазии в чистые са­моопределения «свободной воли», воли к себе и для себя, человеческой воли, и сделал из нее таким образом чисто идеологические определения понятий и моральные постулаты».

Существует немало разновидностей философских учений о смысле человеческой жизни как борьбе за те или иные социальные идеалы, за освобождение чело­вечества от социального угнетения и эксплуатации. Одной из таких разновидностей является социально-­философское учение марксизма-ленинизма. Хотя марк­систская философия наложила табу на проблему цели и смысла жизни, исключила эту тему из своего фило­софско-идеологического репертуара на основании ее «религиозного» характера, однако фактически она так или иначе обсуждалась в рамках марксистской теории под другими заголовками, например, в темах: «Форми­рование нового человека», «Личность и общество» и в других. Марксистскую концепцию смысла и цели жизни можно было бы назвать социал-гедонистской. Она взяла у гедонистов идею о стремлении человека к счастью, к удовольствию (равенству, братст­ву, свободе и т. П.), поместила их в будущее состояние человеческой жизни на земле в качестве цели, к ко­торой должны стремиться все люди и, прежде всего трудящиеся, путем революционной борьбы с существу­ющими порядками, установления диктатуры пролетари­ата, ликвидации классов, построения социализма и коммунизма.

Эта концепция, испытанная на практике социалис­тического строительства в СССР и в некоторых других странах и насильственно навязываемая партией и го­сударством в течение десятилетий, потерпела полное фиаско. Счастье оказалось призрачным, вместо равен­ства возникло новое разделение людей, вместо свобо­ды – закабаление и эксплуатация, вместо установлен­ного равенства между мужчиной и женщиной, реализа­ция идеи так называемой эмансипации женщины про­изошло фактическое ее закабаление, что привело ко многим неприятным явлениям в общественной и госу­дарственной жизни, в семейно-брачных отношениях, в образовании и культуре.

Познакомимся теперь с религиозной (христианской) концепцией цели и смысла жизни. Согласно Библии, че­ловек был создан для того, чтобы пребывать в раю в вечном общении с Богом, выполняя его благую волю. Но поставив себя наравне с Богом, а свою человече­скую волю выше божественной, человек потерял подлинный ориентир в жизни и вынужден был в поте лица своего отыскивать себе средства к жизни. По мере по­гони за призрачным счастьем и удовольствиями, жизнь человека все более и более обесценивалась и превра­щалась во вражду всех против всех. Но вечная божественная воля должна была обязательно исполниться. Бог послал в мир Сына своего – не для того, чтобы судить и осудить мир, но для того, чтобы спасти его (Иоанн III, 17; ХН, 47). По учению Христа, люди при­званы к совершенствованию своего духа, ибо человек живет не для смерти, а для вечной жизни во Христе и с Христом. Живя по Христу здесь, на земле, и вы­полняя его заповеди, человек может, как и Иисус Хрис­тос, преодолеть смерть и пребывать за гробом в вечном покое и наслаждении. Преподобный Серафим Саров­ский, великий русский святой, выразил смысл челове­ческой жизни в следующих кратких словах: «Истин­ная цель жизни нашей христианской состоит в стяжа­нии Духа Святого Божьего». Средствами же этого является пост, бдение, молитва, милостыня и все дру­гие добрые средства.

Христианское философское учение о цели и смысле жизни не раз подвергалось разгромной критике со сто­роны атеистически мыслящих философов. Можно, ко­нечно, сомневаться в истинности религиозного понима­ния смысла жизни, отвергать и запрещать его, как это делалось совсем недавно в нашей стране, но это уче­ние проникло глубоко в сознание миллионов людей и вытравить его оттуда никакая критика не в состоянии. Являясь неотъемлемой частью мировоззрения миллио­нов людей на земле, этот взгляд на цель и смысл, жиз­ни оказывает в настоящее время, определяющее влия­ние на весь ход мировой истории, а не только жизни отдельных христиан.

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ. ПРОБЛЕМА СМЕРТИ И БЕССМЕРТИЯ

Тайна человеческой жизни, ее сущности и предназ­начения усугубляется не менее таинственной и зага­дочной сущностью смерти. Все великие философы и выдающиеся мыслители, все основные религиозные системы проблему смерти рассматривали как централь­ную, от решения которой зависит суть ответов на все другие вопросы человеческого бытия. При этом фило­софские взгляды на сущность смерти нередко почти полностью совпадали с религиозным пониманием или даже предвосхищали его. Конечно, в истории филосо­фии мы встречаемся и с такими взглядами, которые проблему смерти фактически обходят стороной или просто замалчивают. Однако этот уход в сторону от проблемы или умышленное ее замалчивание не только не умаляло ее значения, но, наоборот, подчеркивало ее значимость и злободневность. Больше того, некото­рые философы, например, Платон, полагали, что «те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью». Философские размышления о смерти несомненно возникли под влия­нием смерти, как переходе в иное состояние. Поэтому отделить философские взгляды на смерть от чисто религиозных было бы делом совершенно безнадежным.

Философско-религиозные воззрения на смерть мож­но было бы разделить так:

во-первых, взгляды, в соответствии с которыми смерть представляется как разлучение души с телом. При этом тело погибает, превращается в прах, а душа в силу своего бессмертия переходит в иной мир, что­бы впоследствии вселиться в другого человека или да­же животного;

во-вторых, философско-религиозные концепции, сог­ласно которым смерть есть тоже разлучение души, с телом. При этом тело в результате смерти превраща­ется в прах, в землю, а душа помещается в одно из отделений либо рая – небесного жилища,- если умер­ший человек вел достойную жизнь на земле, либо в аду, если он в процессе своей земной жизни совершил тяжкие, особенно смертные грехи, не искупленные Бо­гом. Впоследствии, после судного дня умершие обре­тают и свое прежнее тело, очищенное и преображен­ное;

в-третьих, философские материалистические взгля­ды на смерть, как естественное завершение человече­ской жизни. В результате смерти навечно погасает соз­нание человека, ибо никакой души у человека нет и быть не может, погибает и тело, превращаясь в прах.

Как уже отмечено, ранние философские учения о смерти возникли под влиянием религиозных языческих представлений о том, что человек в результате смерти не умирает окончательно, а переходит на жительство в загробный мир, который имеет свои порядки, свои правила пребывания, в каком-то смысле схожие с зем­ными.

Наиболее полно эту точку зрения на смерть выразил древнегреческий философ Платон в своем знаме­нитом диалоге «Федон», написанном под непосредст­венным влиянием бесед со своим учителем Сократом о смерти за несколько часов до его кончины.

По мнению Платона, человек состоит из бессмерт­ной души и смертного тела. При рождении человека душа поселяется в его тело и пребывает в нем до окон­чания земной жизни. Тело – темница, тюрьма, в кото­рую заключена бессмертная душа, из которой она жаж­дет освободиться. Смерть и есть процесс такого осво­бождения, отделения души от тела. Для тех, кто в своей земной жизни больше внимания обращал не на тело, а на душу, смерть является величайшим благом, онажеланна для них. Те же, кто не заботится о своей душе подвергает душу грозной опасности, различным бедст­виям, которые ее подстерегают в Аиде. После смерти душа в сопровождении «гения», который достался человеку еще при жизни, доставляется на суд, где опре­деляется, в каком месте она должна быть помещена. Пробыв в отведенном для нее месте определенное вре­мя, она в сопровождении другого вожатого возвраща­ется на землю и так повторяется вновь и вновь через долгие промежутки времени. С этим учением Платона о смерти перекликаются взгляды буддистской филосо­фии на смерть и загробную жизнь души, особенно вчасти переселения душ. .

Вторая христианская точка зрения на проблему смерти и загробной жизни основана на религиозных представлениях о смысле смерти и бессмертия. Вот кратко основные ее положения в православном истолковании.

Согласно этому учению, смерть есть разлучение ду­ши с телом, вследствие чего душа остается одна, на­едине с собой, а тело возвращается в землю. Смерть вошла в мир благодаря своеволию человека, нарушив­шего заповеди Господа. Смерть противоестественна и Бог не принимал участие в ее сотворении, как не соз­давал он и зла. Войдя с помощью самого человека в мир, смерть стала для него неизбежной и даже благо­творной. Больше того, если бы по падении Адам остался, как и был бессмертным, то и зло оказалось бы бессмертным и никакой надежды на спасение людей не было бы.

Отделившись от тела, душа переходит в духовное царство либо добрых ангелов (в рай), либо злых (в ад). Первые сорок дней после смерти душа, пребывая в ос­новном на земле и познакомившись с преисподней и раем, окончательно определяется в своем местопребы­вании в одном из этих двух противоположных по своей значимости частей загробного мира. И в аду, и в раю есть разные по степени страданий или блаженств от­деления. Преподобный Ефрем Сирин разделяет рай на три части: низшая, предназначенная для покаяв­шихся христиан, средняя для праведных и высшая­ для победителей. Тот же святой, ссылаясь на Библию, говорит о различных степенях мучений в аду: тьме кромешной, геене огненной, скрежете зубовном, черве неусыпающем, озере огненном, тартаре, огне неугаси­мом, преисподней.

Своеобразие христианского учения о смерти и за­гробной жизни заключается в том, что в конце миро­вой истории наступает так называемый судный день, день страшного суда. Живые и мертвые предстанут пред Богом и будут осуждены окончательно: кто на вечные мучения, а кто на вечное блаженство и мертвые обле­кутся в свою прежнюю плоть, очищенную и преобразованную.

Несколько слов о взглядах философов-материалис­тов на смерть и загробную жизнь. Поскольку материа­лизм отрицает бессмертие души, а крайние его формы отвергают и самое понятие души и духа, они, естест­венно, отрицают и загробную жизнь, как таковую. Смерть рассматривается как естественный конец человеческого существования. Смерть оценивается как обыч­ное, рядовое явление и никакого трагизма в ней не усматривается.

Крайней формой подобных взглядов является марк­систский философский материализм. На протяжении более семидесяти лет официальная советская филосо­фия всячески избегала вообще этой темы, вычеркивала ее из своей проблематики, а когда все-таки требова­лось об этом сказать, утверждала, что «для марксист­ской философии, в основе которой лежит убеждение в невозможности мыслить трансцендентное бытие, проб­лемы смерти как онтологической проблемы не сущест­вует». Издержки подобного отношения марксистско­-ленинской философии к одной из самых волнующих и животрепещущих тем, связанных непосредственно с че­ловеческим бытием, трагическим образом сказались на духовном облике советского общества в целом и каж­дого его члена в отдельности. Возникла иллюзия о бес­смертий советского человека, о бесконечности его жиз­ни. Человек перестал помнить о смерти и готовиться к ней, а когда она неотвратимо наступала, его охваты­вал не только величайший страх и ужас, но и не ме­нее величайшая злоба на всех и на вся, в том числе и на своих ближних. Поколения людей, отлученные от мысли о смерти, ушли из жизни подобным образом, неприкаянные и озлобленные.

Но та или иная философская концепция смерти связана не только с проблемой духовного облика- че­ловека, с достойным завершением его земной жизни, но и с памятью о прошлом, с преемственностью по­колений, а в конечном счете, с особенностями развития общества.

Семидесятилетний советский опыт показал, что вос­питание людей в богоборческом, атеистическом духе привело к массовому забвению своих предков, к раз­рушению кладбищ, кощунству и надругательству над могилами, церквами, архивами, над немыми свидете­лями истории народа.

Этот печальный опыт преподал и еще немаловаж­ный урок: философия может оказывать не только по­зитивное, созидательное, познавательное, культурное влияние. Она может на определенном этапе действи­тельно в полном соответствии с принципом, высказан­ном Марксом, превратиться из безобидного созерца­тельно-объяснительного феномена общественной жизни в официальную философию государства, став грозным оружием разрушения прежнего общества, его тради­ционного уклада жизни, извращения подлинных нацио­нальных устоев, замены их ходульными, искусственно сделанными, а потому безжизненными и непрочными.

Проблема смерти самым непосредственным образом связана с проблемой бессмертия человека. Можно ли говорить о бессмертии, если всеобщий закон смерти не делает исключения ни для кого из живущих? Все люди смертны – это истина безусловна и абсолютна. Однако эта безусловная истина не отменяет и не мо­жет отменить того несомненного факта, что человеку свойственно неудержимое стремление к бессмертию и, конечно же, к теоретическому обоснованию его реаль­ной возможности.

Мы уже видели, что все религии мира, а также мно­гие философские системы исходят из допущения загроб­ной жизни людей, из постулата, что человек после смер­ти переходит лишь в иное, духовное состояние своей жизни, что не только душа бессмертна, но и тело будет восстановлено в первоначальном виде.

Своеобразной попыткой обоснования бессмертия яв­ляются философские построения оригинального русско­го мыслителя и философа Н. Ф. Федорова, (1828-1903), автора замечательной книги «Философия общего де­ла». По мнению Федорова, если человек познает при­роду смерти, (а он в состоянии это сделать, причем в самом ближайшем будущем), он должен и овладеть ею, ибо смерть не является изначальной и безусловно необходимой. Человеческий разум в ходе своего про­никновения в тайну смерти научается воскрешать мерт­вых. «Смерть есть явление, внешнее для нас, а потому и может быть познаваема лишь индуктивно, тогда как воскрешение есть естественный всей природе нашей ответ на это чуждое нам явление». Для всеобщего дела воскрешения мертвых нужно объединиться всем жи­вым, ибо забыть о всех тех, кто ушел из жизни, нельзя. Это соучастие людей в деле воскрешения должно про­исходить путем регуляции метеорологических явлений, слепых движений планет и всей звездной системы, ее одухотворения. Поскольку все мировое вещество есть прах предков, нужно собрать рассеянные частицы для воссоздания тел усопших. Через развитие науки дос­тигается управление всеми молекулами и атомами ми­ра, чтобы «рассеянное собрать, разложенное соеди­нить, то есть сложить в тело отцов». Таким образом «знанием вещества и его сил восстановленные прошед­шие поколения, способные уже воссоздать свое тело из элементарных стихий, населят миры и уничтожат их рознь».

Философы, придерживающиеся материалистических и атеистических взглядов, тоже не отрицают бессмер­тия. Они видят его в оставленных после смерти чело­века делах, в его вкладе в прогрессивное развитие об­щества. Чем больше лепта человека, ушедшего из жиз­ни в копилку общественных ценностей, на благо, ска­жем, социализма или коммунизма, на дело революции, тем бессмертнее человек. Чем талантливее и гениаль­нее он, тем меньше его забвение, тем больший след он оставляет в памяти народа, в исторической памяти гря­дущего человечества.

В сущности в этих рассуждениях речь идет не о бессмертии как таковом, а о памяти об умершем на основании оставленных им материальных или духов­ных ценностей. К тому же память людей преходяща, люди, хранящие память о других, сами уходят из жизни и постепенно наступает полное забвение.

ФИЛОСОФИЯ О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ, О СМЕРТИ И БЕССМЕРТИИ ЧЕЛОВЕКА

В решении этого вопроса марксизм исходит прежде всего из самоценности и самоцельности человеческой жизни, которая пред­стает в нем и не случайной (какой она может представляться индивиду), и не бессмысленной, поскольку индивид, личность рассматриваются не только сами по себе, но и как часть целого - человеческого общества. К. Маркс еще в ранних своих работах отмечал, что «индивид есть общественное существо. Поэтому вся­кое проявление его жизни - даже если оно и не выступает в не­посредственной форме коллективного, совершаемого совместно с другими, проявления жизни, - является проявлением и утверж­дением общественной жизни» .

От всех других живых существ человек отличается более всего тем, что на протяжении своей индивидуальной жизни он никогда не достигает «целей» жизни родовой, исторической; в этом смысле он - постоянно не реализуемое адекватно существо. Он не удовлетворяется ситуацией, когда, как говорил Маркс, «сама жизнь оказывается лишь средством к жизни» . Такая неудов­летворенность, нереализуемость содержат в себе побудительные причины творческой деятельности, не заключенные в непосред­ственных ее мотивах (материальных и пр.). Именно поэтому призвание, назначение, задача всякого человека – всесторонне развивать все свои способности, внести свой личный вклад в исто­рию, в прогресс общества, его культуры.

В этом и заключается смысл жизни отдельной личности, который она реализует через общество, но в принципе таков же и смысл жизни общества, человечества в целом, который они реализуют, однако, в исторически неоднозначных формах. Сов­падение, единство личного и общественного, вернее, мера этого единства, неодинаковая на разных этапах истории и в разных общественно-экономических формациях, и определяет ценность человеческой жизни. Эта мера, таким образом, не является над­личностной или надобщественной, но диалектически объединяет цели и смысл жизни личности и общества, а они могут нахо­диться в противоречии в общественно-экономических условиях, отчуждающих человека, и все более совпадать в процессе станов­ления нового, гуманного и демократического, общества.

Такое понимание смысла и ценности человеческой жизни опирается, следовательно, на учение о социальной сущности человека. Любые попытки вывести их из сферы биологического ошибочны уже потому, что поведение личности определяется социальными, социально-этическими и нравственно-гуманисти­ческими факторами, которые являются его регуляторами. Хорошо сказал об этом Л. Н. Толстой: «Человек может рассматривать себя как животное среди животных, живущих сегодняшним днем, он может рассматривать себя и как члена семьи и как члена общества, народа, живущего веками, может и даже непременно должен (потому что к этому неудержимо влечет его разум) рассматривать себя как часть всего бесконечного мира, живущего бесконечное время. И потому разумный человек должен был сделать и всегда делал по отношению бесконечно малых жизненных явлений, могу­щих влиять на его поступки, то, что в математике называется интегрирование, т. е. установлять, кроме отношения к ближайшим явлениям жизни, свое отношение ко всему бесконечному по вре­мени и пространству миру, понимая его как одно целое». Под­черкивая значение «отношения к целому», Л. Н. Толстой считал, что именно отсюда человек выводит «руководство в своих по­ступках».

Л. Н. Толстой видел смысл не в том, чтобы жить, зная, «что жизнь есть глупая, сыгранная надо мною шутка, и все-таки жить, умываться, одеваться, обедать, говорить и даже книжки писать. Это было для меня отвратительно...» - писал он. Приз­нать «бессмыслицу жизни» Толстой не мог, как не мог видеть ее смысл только в личном благе, когда «живет и действует человек только для того, чтобы благо было ему одному, чтобы все люди и даже существа жили и действовали только для того, чтобы ему одному было хорошо...». Жить так, не заботясь об общем благе, по Толстому, может лишь «животная личность», не подчи­няющаяся велению разума. На такую животную жизнь, увы, в течение всей истории человечества, когда господствовали эксплуататорские отношения, было обречено большинство тру­дящихся. Приходится признать, что и в нашем обществе в период господства авторитарно-бюрократической системы та­кие отчужденные формы жизни получили широкое распростра­нение. Их изживание потребует немалого времени и серьезной многоплановой работы по перестройке всех сфер жизни обще­ства.

Идеи Толстого и сегодня актуальны, они оказывают огром­ное влияние на нравственный мир человека, на то, как он ре­шает для себя вопросы смерти и бессмертия. Не случайно столь часто к ним обращаются в наши дни представители разных философских систем и направлений, включая материалистиче­ские.

Что привлекает в них современного человека, сознание которого ежедневно и ежечасно насыщается понятиями и образами, воз­никающими под влиянием научно-технической революции, ге­ронтологии, проектов радикальной перестройки природы чело­века, беспредельного увеличения продолжительности его жизни, бессмертия? Если попытаться ответить на этот вопрос буквально в двух словах, то можно сказать - высочайшая человечность, то есть органическая соединенность мысли с чувствами непов­торимой и бесконечной в самой себе личности с другими людьми и человечеством в целом, которая и позволяет осознать, что смысл жизни заключен в самой жизни, в ее вечном движении как становлении самого человека.

Мысль о неизбежности биологической смерти человека, про­ходящая красной нитью через все творчество Л. Н. Толстого, не­разрывно связана у него с утверждением нравственного, духов­ного бессмертия человека. Смерть страшна для тех, кто «не видит, как бессмысленна и погибельна его личная одинокая жизнь, и кто думает, что он не умрет... Я умру так же, как и все... но моя жизнь и смерть будут иметь смысл для меня и для всех».

Поэтически образно это выразил русский поэт В. А. Жуков­ский:

О милых спутниках, которые наш свет

Своим сопутствием для нас животворили,

Не говори с тоской: их нет;

Но с благодарностью: были.

Нравственный смысл жизни Л. Н. Толстой распространяет и на смерть, и поэтому для него «человек умер, но его отношение к миру продолжает действовать на людей, даже не так как при жиз­ни, а в огромное число раз сильнее, и действие это по мере разум­ности и любовности увеличивается и растет, как все живое, никогда не прекращаясь и не зная перерывов». Живя для блага других, человек, считает Толстой, «здесь, в этой жизни уже вступает в то новое отношение к миру, для которого нет смерти, и установление которого есть для всех людей дело этой жизни».

На несколько ином аспекте в понимании нравственно-фило­софского смысла человеческой жизни делает акцент другой рус­ский мыслитель - В. С. Соловьев. Оно резюмируется у него в том, как решается им вопрос о соотношении личности и общества, их интересов и целей. По мнению Соловьева, «нельзя по существу противопоставлять личность и общество, нельзя спрашивать; что из этих двух есть цель и что только средство». Утверждая бес­конечность человеческой личности в качестве аксиомы нравст­венной философии, он протестует как против индивидуализма, так и против таких сторонников коллективизма, которые, «видя в жизни человечества только общественные массы, признают личность за ничтожный и преходящий элемент общества, не имею­щий никаких собственных прав и с которым можно не считаться во имя так называемого общего интереса». Очевидно, что В. С. Со­ловьев выступает здесь с позиций нравственно-этического гума­низма, критикуя всякие формы мнимого коллективизма, нащу­пывая диалектику во взаимоотношении личности и общества уже открытую, правда, и научно обоснованную марксизмом, но оставшуюся неизвестной русскому мыслителю, пользовав­шемуся, как правило, весьма стереотипными представлениями о социализме. Нельзя не заметить, однако, что многие идеи В. С. Соловьева перекликаются с марксистским учением о разви­тии человека как самоцели, о нравственном смысле человеческой жизни как процесса совершенствования ее социальной сущности и духовных оснований.

СКОЛЬКО ЖИТЬ ЧЕЛОВЕКУ? КАК ЖИТЬ? ВО ИМЯ ЧЕГО ЖИТЬ?

Такой подход позволяет в новом ракурсе, исходя из социаль­ных и нравственных оснований, взглянуть и на проблему про­должительности человеческой жизни, возможности ее продления. Продление жизни может ставиться как некоторая научная и со­циально-осознанная цель, но тогда возникает вопрос: для чего это необходимо личности и обществу? И с точки зрения сугубо гуманистической, согласно которой ценность длительной чело­веческой жизни является самоочевидной, самодостаточной, и с социальной, учитывающей общественную значимость как можно более длительного сохранения развитой человеческой индивиду­альности, обогащенной знаниями, опытом жизни и мудростью, увеличение нормальной социальной продолжительности жизни за счет ограничения и полного вытеснения в будущем патоло­гического социального старения представляется прогрессивным процессом и в отношении отдельных личностей, и в отношении человеческого общества в целом.

Иное дело - биологическая продолжительность жизни че­ловека, то есть ее видовое время, эволюционно-генетически зако­дированное и предполагающее индивидуальное чередование жиз­ней как условие существования человечества. Здесь возникает много новых научных вопросов, обращенных в основном к биоло­гии, но они также не могут рассматриваться в отрыве от социаль­ных и нравственно-гуманистических, определяемых общим реше­нием проблемы, относящейся к сущности и смыслу человеческой жизни. В современных концепциях, касающихся этих проблем, утверждается идея о возможности и необходимости достижения с помощью научных методов максимума видовой (биологиче­ской) продолжительности жизни человека. На это направлены сейчас главные усилия ученых. В связи с рассмотрением разно­образных искусственных способов продления жизни (трансплан­тация, технология бионики, криобиология, генная инженерия и др.) говорится даже о том, что человечество стоит «на пороге новой эры, когда медицина превратит Ното sapieпs в Ното loпgevиs - сверхдолгожителей, когда мужчины и женщины в зрелые годы полностью сохранят и умственную и физическую бодрость. А если это так, то нам придется взглянуть на жизнь совсем иными глазами».

Важно, однако, иметь в виду, что новое видение жизни долж­но исходить прежде всего из гуманистических идеалов и цен­ностей, из четкого определения смысла того, для чего человеку надо жить дольше, чем обусловлено нормальными возрастными параметрами, соответствующими индивидуальным особенностям личности. Эти личностные установки, которые во многом за­висят от социальных условий, но и оказывают обратное воздей­ствие на них, позволят определить меру человеческой жизни,

в которой биологическое диалектически соединено с социальным, этическим, гуманистическим ее пониманием. Такая мера тесно связана с оптимальной реализацией сущностных сил человека. Следовательно, не сама по себе длительность индивидуальной жизни окажется целью науки и общества, и тем более самого человека, а именно развитие богатства человеческой природы, степень причастности личности к коллективной жизни челове­чества и ее участия в реализации идеи неограниченного развития человека как общественного существа будут определять индивиду­альные параметры, согласуемые с биологическими возможностями жизни человека.

И все же трагизм личностного соприкосновения со смертью не снимается нравственно-философским сознанием не только ро­дового, но и личностного бессмертия в культуре человечества, в его истории. Поэтому скорее не безоглядный оптимизм, а реа­лизм - точнее, научный, реальный гуманизм - является адек­ватной нравственно-философской основой научного и гуманного подхода к вопросам смерти и бессмертия человека. Этот подход, разумеется, не дает окончательных решений, пригодных для всех и каждого. Но он обозначает общую мировоззренческую позицию и жизненные пути решения этих вопросов, столь несхожих и непов­торимых в интеллектуальном и эмоциональном отношении для каждого из нас.

«ПРАВО НА СМЕРТЬ»

В наши дни социально-этические и нравственно-гуманисти­ческие аспекты проблемы смерти привлекают к себе возрастающее внимание в связи не только со все более широко осознаваемыми и обострившимися личностными дилеммами и альтернативами бытия, но и с успехами биомедицинских исследований, в част­ности реаниматологии, способствующей возвращению к жизни людей, в том числе даже находившихся в состоянии клинической смерти.

Уже сейчас многие ученые ставят вопрос о том, чтобы био­логия, наука о жизни, была дополнена новыми представлениями о биологии смерти. Здесь возникает множество нравственно-гу­манистических дилемм, выходящих за рамки традиционных воз­зрений. С особой остротой обсуждается, например, «право на смерть» в дискуссиях, где сталкиваются две противоположные позиции, признающие, с одной стороны, неограниченность сво­боды личности в решении этих вопросов, а с другой - ее пол­ную подчиненность общественным и государственным интересам (концепция так называемого патернализма).

В какой-то мере сам термин «право на смерть» звучит пара­доксально: ведь на протяжении веков предпосылкой всех чело­веческих прав являл ось самое главное, фундаментальное из них ­право на жизнь. В целом любые из когда-либо провозглашавших­ся прав человека можно рассматривать как развертывание, рас­ширение или конкретизацию этого основополагающего права, ибо каждое из них обязательно является одним из проявлений жизни, удовлетворением каких-либо жизненных потребностей, интересов, устремлений. Добровольный же уход из жизни - самоубийство ­осуждалось религией, вплоть до того, что самоубийц запрещалось хоронить на кладбищах. Ныне, благодаря интенсивному разви­тию медицины, вопрос о жизни и смерти порой оказывается вопро­сом выбора. Причем этот выбор осуществляет не только человек, о жизни и смерти которого идет речь, но и другие лица. Когда процесс смерти находится под внеличностным контролем, тогда «право умереть» становится проблемой: возникает вопрос, яв­ляется ли право на жизнь не только правом, но и долгом или обя­занностью, должно ли общество охранять жизнь человека вопре­ки его воле? При этом в современных дискуссиях о «праве на смерть» имеют в виду не самоубийство как действие активного субъекта, а умирающего человека, выступающего в качестве пас­сивного объекта, которому искусственно замедляют наступление смерти. И не случайно проблемы эвтаназии (греч. euthanasia) ­безболезненной кончины, тихой «блаженной» смерти, в особен­ности обреченного человека, и продления жизни искусственными средствами становятся центральными в дискуссиях о патерна­лизме.

Современные философы, юристы, врачи, теологи стремятся разрешить два фундаментальных вопроса: может ли эвтаназия во­обще иметь моральное обоснование и если да, то при каких ус­ловиях она должна быть узаконена? При решении этих вопросов многие из ученых занимают антипатерналистскую позицию, счи­тая, что важнейшим моральным принципом, который, на сколько это возможно, должен быть возведен в закон, является право свободы выбора. Они исходят из того, что вмешательство в свободу действия индивида, в том числе в его решение ускорить наступле­ние своей смерти, морально неоправданно в том случае, если он этим не приносит вреда другим, и акт эвтаназии как прояв­ление индивидуальной свободы не должен тогда запрещаться за­коном.

Рассуждения антипатерналистов нередко строятся следующим образом: современная медицинская технология значительно уве­личила и продолжает интенсивно увеличивать возможности прод­ления жизни, но умирающие люди иногда сами замечают посте­пенное разрушение своей естественной природы, всех форм актив­ности и не только подвергаются постоянным физическим страда­ниям, но и сознают свою обременительность для своих близких. В таких случаях, по мнению антипатерналистов, аморально не позволить человеку умереть.

Ученые же, склоняющиеся к патернализму, считают эвтана­зию недопустимой, выдвигая против моральной правомерности лишения человека жизни следующие основные аргументы. Во-­первых, человеческая жизнь неприкосновенна, и поэтому эвтана­зию нельзя применять ни при каких обстоятельствах. Причины же обращения к сакраментальности человеческой жизни различны (они могут покоиться на религиозных основаниях или на убеж­дении, что святость человеческой жизни является стержнем об­щественного порядка, и т. д.). Во-вторых, при эвтаназии возможны злоупотребления со стороны врачей, членов семьи или других заинтересованных лиц. В-третьих, эвтаназия противоречит прин­ципу «пока есть жизнь, есть надежда», не учитывает возможности ошибочного диагноза врача. Применение эвтаназии в этих слу­чаях приводит к необратимым последствиям. Кроме того, после смерти больного, к которому применили эвтаназию, может по­явиться новое лекарство, способное излечить ранее неизлечимое заболевание.

Многие ученые пытаются на основе философского определения жизни решить и сугубо конкретный вопрос о том, когда наступа­ет смерть человека, дающая право врачу отключить аппараты ис­кусственного поддержания жизни (то есть применить так назы­ваемую «пассивную» эвтаназию). Обсуждаются две основные точки зрения: одна утверждает, что жизнь человека должна охраняться до самого последнего момента, а другая считает возможным констатировать факт смерти и отключить аппараты после гибели коры головного мозга. Острота и актуальность этого вопроса обусловлены и получающей все более широкое распространение практикой пересадки органов (трансплантации). Чтобы исключить возможность излишней поспешности врачей при констатации смерти донора, от которого берутся органы для будущей пересадки, было сочтено необходимым, чтобы факт смерти возможного донора констатировался бригадой медиков, независимой от тех, кто осу­ществляет пересадку.

Таким образом, сегодня философские размышления о жизни и смерти оказываются необходимыми и для решения конкретных проблем, возникающих в связи с развитием биологии, медицины и здравоохранения. Научный гуманизм также ищет для человека морально-нравственную опору перед лицом смерти, включая то, что относится, так сказать, к культуре умирания. Не фантасти­ческие грезы и надежды, не панические отрицательные эмоции и болезненная психическая напряженность перед лицом смерти, а честный и мужественный подход к ней личности, мудро решив­шей для себя эти вопросы как органическую часть своей жизни, ­вот та философская основа, которая утверждается научным, ре­альным гуманизмом.

Реальный философский гуманизм дает такой идеал, опреде­ляющий смысл человеческой жизни в ее индивидуальных, лично­стных и общечеловеческих, социальных параметрах. Этот идеал утверждает вместе с тем диалектическую взаимосвязь природно­-биологического и социального, конечного и бесконечного, смер­ти и бессмертия человека, получающего свои завершенные формы в том, что единственно соответствует его сущности в материаль­ной и духовной культуре человечества. Именно на этом, в конеч­ном счете, и основывается регулирующая роль нравственности, как в индивидуальной жизни человека, так и в его отношении к смер­ти. И это позволяет утверждать, что лишь в бессмертии разума и гуманности человека - бессмертие человечества. Таково гло­бальное предназначение человека и человечества, их ответствен­ность за сохранение жизни и разума на нашей планете, без чего невозможно преодолеть все угрозы, исходящие от неразум­ности и антигуманизма. Пройдут, по-видимому, столетия и ты­сячелетия, прежде чем будут полностью реализованы потенции разума и гуманности, заключенные в человеке. И это будет под­линная история развития человека уже в истинно человеческом, разумном и гуманном обществе.

Но вопрос о смысле человеческой жизни имеет и другую сто­рону, относящуюся к реальной, природно-биологической бесконеч­ности человечества и бессмертию его разума, а также к возмож­ности других форм жизни и разума, других, внеземных цивили­заций в бесконечной Вселенной. Эта чрезвычайно интересная сторона вопроса интенсивно обсуждается в современной научной и философской литературе. Космизация человечества, выход его в будущем в бесконечные просторы Вселенной изменят во многом

и наши представления о времени, что, по-видимому, будет связано с новым пониманием смысла человеческой жизни, ее длительности, смерти и бессмертия, приведет к осознанию космического предназ­начения и ответственности человека и человечества.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Умирают не только люди. Умирают народы и на­ции. Меняются в ходе исторического процесса и оценки «содеянного». То, что для одних эпох и даже поколе­ний считалось исключительной ценностью, для других­ – никакой цены не имеющим и даже дается «содеянному благу» негативная оценка. Уходят из жизни люди, на­роды, рассыпается в прах искусственно сотворенное, стирается навсегда память о них.

В последнее время о бессмертии все чаще говорят и ученые-естествоиспытатели, стремясь проникнуть в тайну смерти с помощью научных методов. Физики, хи­мики, биологи, медики проявляют большую активность в изучении смысла смерти и бессмертия. Подчеркива­ется, например, тот факт, что смерть присуща только высокоорганизованным живым существам, то есть су­ществам, которые размножаются исключительно половым путем. Отсюда делается вывод, что смерть существовала не всегда, что она появляется на определенной, доста­точно поздней стадии развития органического мира. Не­которые исследователи утверждают, что изучая природу полового размножения, возможно отыскать глубинные причины, приводящие к возникновению смерти, пора­зившей живые организмы смертоносной бациллой.

Поиски методов борьбы со смертью идут и в ме­дицине. С одной стороны, современная медицина пы­тается возвратить (и возвращает) людей из состояния клинической смерти, как бы воскрешает их, возвра­щает из небытия. А с другой, идет интенсивная работа по увеличению продолжительности жизни, по достиже­нию, говоря словами академика А. Ф. Купревича, прак­тического бессмертия.

Многочисленные случаи возвращения людей из сос­тояний клинической смерти позволили научным путем установить совершенно неожиданные и потрясающие факты. Работы американских ученых Раймонда А. Му­ди, Элизабет Коблар Росс («О смерти и умирании»), Станислава и Кристины Гроф («За гранью смерти»), Чарлза Фиори и Алана Ландоберга («Встречи со смертью») и других показали на основе обширного материала, воспоминаний людей, прошедших опыт клинической смерти, что религиозные представления о за­гробном мире, о посмертном существовании людей име­ют под собой известные основания.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1)Философия: Учебник/ Под ред. проф. В. Н. Лавриненко.- 2 – е изд., испр. И доп. -М: Юристь, 2001. – 520 с.

2)Введение в философию: Учебник для вузов. В 2 ч. Ч.2/ Фролов И. Т., Араб-Оглых Э. А., Арефьева Г. С. И др. – М.: Политиздат, 1989. – 639 с.

3)Общий курс философии: Учебник/ под ред. проф. А. Д. Сирин., - Иркутск: Иркутский Ом печати, 1995. – 300 с.