Реферат: Политические и правовые учения в России в период укрепления абсолютизма

1. Введение

На рубеже XVII и XVIII вв. русское феодальное государство окончательно оформляется как абсолютная монархия. Реформы Петра I завершили ликвидацию старофеодальных учреждений, положили начало преодолению промышленной, военной, культурной отсталости страны. При Петре I закончились консолидация и законодательное оформление феодалов в единое привилегированное "благородное" сословие (шляхетство), резко противостоявшее остальным группам, особенно "подлому люду" (т.е. нижестоящему по терминологии законодательства той эпохи). При Петре I привилегии шляхетства (за которым впоследствии установилось название "дворянство"), его право владеть землей и крепостными обосновывались тем, что шляхетство обязано нести военную и гражданскую службу под угрозой конфискации земель и крепостных у тех, кто уклоняется от службы государству. Одновременно резко расширилось и укрепилось крепостное право. При Петре I в крепостное состояние были обращены многие ранее свободные люди, сотни и тысячи крепостных приписывались к фабрикам и заводам, упразднение холопства практически означало распространение бесправия холопов на всех вообще помещичьих крестьян, помещики наделялись правом суда над крепостными, расширялась личная власть помещиков над крестьянами.

Крутая ломка ряда вековых устоев, перестройка традиционных отношений, резкий поворот в духовной жизни общества потребовали идеологического обоснования. Период петровских реформ сопровождался значительным изменением идейной основы, содержания и программных положений политико-правовой идеологии господствующего класса. Новым было уже то, что одной из форм выражения этой идеологии были законодательные акты абсолютистского государства, бесчисленные указы, регламенты, уставы, манифеста, многие из которых написаны Петром или им отредактированы.

Официальная доктрина абсолютизма включала традиционное теологическое обоснование царской власти. В законодательных актах (Воинский устав, Духовный регламент и др.) утверждалось: "Император всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться его верховной власти не токмо за страх, но и за совесть сам бог повелевает". Власть монарха рассматривалась как "божественное поручение", но основным способом обоснования петровских реформ были ссылки да "общее благо". В ряде указов и иных актов Петра упоминается о "пользе и прибытке общем", о том, что он, Петр, всегда "старался о народной пользе" и "для ;того заводил разные перемены и новости". "Мы прилежное старание всегда имеем, — говорилось в одной из жалованных грамот Петра, — о распространении в государствах наших к пользе общего блага и пожитку подданных наших, купечества и всяких художеств (ремесел), рукоделий, которыми все прочие благоучрежденные государства процветают и богатятся".

Однако под общим благом практически разумелось прежде всего укрепление господствовавшего класса феодалов, расширение его привилегий, ужесточение крепостничества. Именно при Петре I крепостное право в России принимало наиболее грубые формы, ничем не отличалось от рабства. Помимо расширения и укрепления крепостничества резко выросла торговля крепостными — продажа вообще, продажа одиночками, не семьями, отдельно от земли. Царь неоднократно выражал недовольство тем, что крепостных продают в розницу, "как скотов, чего во всем свете не водится и от чего немалый вопль бывает". Но он же попустительствовал тому, что указы о запрете продажи крестьян в одиночку, отдельно от земли, о запрете принуждать их к браку оставались невыполненными, равно как и указы против расточительных и жестоких помещиков. Жесткие требования к дворянству, касавшиеся обязательной службы, грозный тон и непреклонность царских велений компенсировались потаканием дворянскому произволу по отношению к крепостным.

Идея "общего блага", даже "всенародной пользы" была присуща многим абсолютным монархиям того времени. Суть ее сводилась к тому, что лишь монархи знают, что именно необходимо их подданным и стране в целом. И на Западе, и в России концепция просвещенного абсолютизма была основана на высокомерном и презрительном отношении к народу, как темной, непросвещенной, пассивной массе. Идеи "общего блага" в ряде петровских указов сопровождались рассуждениями о глупости и ленивости народа, который может и должен быть облагодетельствован только при помощи насилия и принуждения: "Всем известно, что наши люди ни во что сами не пойдут, ежели не приневолены будут". Отсюда — необычная даже для той эпохи жестокость ряда указов, обилие угроз, особенно "подлому люду", батогами, палками, штрафами, каторгой, тюрьмой, цепями.

Преодоление отсталости страны осуществлялось свойственными абсолютизму методами административного вмешательства во все стороны жизни подданных, всесторонней опеки, полицейского надзора и принуждения. В указах подробно, во всех деталях, описывается, как сеять коноплю, получать пеньку, выделывать кожу (только с салом, но не с дегтем), убирать хлеб (косами и граблями, но не серпами), причем исполнителям предписывается строго карать ослушников: "Ибо сами знаете, что добро и надобно, но наши люди без принуждения не сделают".

Самодержавное государство Петра официально прославляло полицию, о которой в одном из регламентов говорилось: "Оная споспешествует в правах и правосудии, рождает добрые порядки и нравоучения... принуждает каждого к трудам и к честному промыслу... полиция есть душа государства и всех добрых порядков, фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности".

Обрушивая на подданных лавину указов, Петр был обеспокоен малой эффективностью многих из его предписаний. Проблема усложнялась и тем, что гигантски выросший за время его реформ чиновничий аппарат был пропитан духом взяточничества, казнокрадства, своеволия, ябедничества. Далеко не все указания центральной власти, порой противоречащие одно другому и сильно устаревшему законодательству, практически осуществлялись. Отсюда — сетования царя на беззакония, его попытки организовать "полезную юстицию", наладить режим неуклонного исполнения велений царской власти. "Всуе законы писать, когда их не хранить, или ими играть, как в карты, прибирая масть к масти, чего нигде на свете так нет, как у нас было, а отчасти и еще есть", — говорилось в одном из указов Петра. Предписывая вершить все по закону, царь грозил, что кто указ преступит, "казнен будет смертию безо всякие пощады".

В эпоху петровских реформ наука, культура, опыт более развитых стран Западной Европы использовались для совершенствования промышленности, военного дела, законодательства, государственного аппарата, всех областей жизни. Воспринимая этот опыт, Россия приобщалась к мировой цивилизации, к передовой материальной и духовной культуре. Вместе с тем насильственное ускорение приобщения, административные методы и сословно-классовые основы насаждения иностранных образцов дали побочный результат в виде преувеличенного и показного восприятия российским дворянством иностранного вообще. Знание и признание иностранного расценивались как обязательный внешний показатель послушания представителей служилого сословия, их способностей к службе и карьере, и, наоборот, приверженность к допетровским обычаям и нравам считалась непокорностью, упрямством, проявлением тупости.

В политико-правовой идеологии иностранные влияния также порой сводились к воспроизведению модных иностранных терминов. Однако на теоретическом уровне политико-правового сознания восприятие распространенных на Западе идей происходило иначе. Абсолютизм требовал нового идеологического обоснования в духе времени. Этому духу соответствовала лишь теория естественного права, ряд положений которой находился в вопиющем противоречии с феодальной действительностью России.

§ 2. Политико-правовая идеология феодальных защитников абсолютизма

С идеологической защитой и обоснованием петровских реформ выступала группа дворян и священников, образно названная одним из них "ученая дружина Петра". Эти теоретики использовали для обоснования абсолютизма теорию естественного права.

Попытки использовать антифеодальную по своей направленности, антитеологическую по идейной основе, реалистическую по постановке и решению ряда проблем политики и права теорию, чтобы обосновать деспотизм и крепостничество, сопровождались существенными деформациями ряда коренных положений этой теории, выборочным использованием ее категорий, столь же осторожным подбором ссылок на авторитеты. Так, концепция общественного договора хотя и применялась для обоснования абсолютизма, однако ссылки на Гоббса были нежелательны из-за его материализма. Часто ссылались на Гроция и Пуфендорфа; книга последнего "О должности человека и гражданина" была издана при Петре в русском переводе.

Одним из первых теоретиков абсолютизма в России был священнослужитель Феофан Прокопович (1681 — 1736 гг.). Прокопович получил широкое богословское образование в Киеве, затем — в Польше и Италии. Он преподавал в Киевской духовной академии риторику, философию, богословие, математику и другие науки. Посетив Киев, Петр нашел в Прокоповиче ярого приверженца своих реформ и проектов. По приглашению Петра Прокопович переехал в Петербург; он принимал активное участие в подготовке и проведении церковной реформы. В обоснование петровских реформ и законов Прокопович писал трактаты, проповеди, другие произведения.

Прокопович призывал сочетать "два земные пособия — природу и науку; и два свыше даруемые: катехизисное знание веры христианской и серьезное убеждение в божественности священного писания". Он считал необходимым сочетать доводы от "естественного разума", от "законов народных", от примеров исторических, от "неложного слова божьего".

Прокопович резко критиковал католическую церковь за обскурантизм, за отрицание и преследование научных открытий, которые потом все равно приходится признавать (Коперник, Галилей). Критика католицизма имела многоаспектный характер — проблема соотношения католичества и православия остро стояла на Украине, где католицизм порой был знаменем антирусских настроений. Осуждая папство за преследование науки, за ложные чудеса, бесчисленные мощи святых, Прокопович критиковал обскурантизм вообще, в том числе мракобесие старого православного духовенства. Наконец, непосредственно политико-прикладной характер имели обвинения в "папежском духе", адресованные противникам церковной реформы. Реформа, суть которой сводилась к подчинению православной церкви царю, встречала противодействие духовенства. Местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский, например, не без намека на петровские указы рассуждал: "Закон господень непорочен, а человеческие бывают порочны".

Прокопович резко осуждал самую мысль о превосходстве духовной власти над светской или о неподчиненности государству духовенства и монашества: "Жало се змиино, папежский се дух".

В государстве, рассуждал Прокопович, существуют разные "чины", каждый из которых занят полезным для общества делом (ссылка на общественное разделение труда в обоснование сословного деления в эпоху Петра была распространенной); то же и "священство" — оно "иной чин есть в народе, а не иное государство". Составляя часть народа, духовенство подчинено государству так же, как и другие части. Упразднение патриаршества, учреждение Духовной коллегии, а затем Синода Прокопович обосновывал ссылками на преимущества коллегиального управления перед единоличным: "В единой персоне не без страсти бывает", "известнее взыскуется истина соборным правлением, нежели единым лицом". Он ссылался также на примеры исторические — римские и византийские императоры имели и светскую, и духовную власть; конфликты царя и патриарха в России сопровождались широкими волнениями.

Таким же сочетанием богословских и рационалистических идей Прокопович обосновывал неограниченную монархию. С одной стороны, "монархи бози суть", государь "самому токмо богу ответ дает". С другой стороны, неограниченность власти самодержца проистекает из соглашения, по которому народ отказывается от всех своих Прав и свободы и, наделяя властью правителя, говорит: "Ты владеешь нами к общей пользе нашей". Следуя Гроцию и Пуфендорфу (не исключено влияние Гоббса), Прокопович писал, что в безвластном состоянии царили хаос, произвол, кровопролитие. Для обеспечения мира, безопасности, общего блага народ "не без смотрения гбожия" заключает соглашение об отказе от всех прав и свободы, о создании государства. Впервые в истории русской политической мысли Прокопович поставил проблему происхождения государства; то обстоятельство, что эта проблема решалась им со ссылками и на божий промысел, в значительной мере предопределялась необходимостью считаться с официальным обоснованием абсолютизма, содержащим богословские доводы, а также официальным положением самого Прокоповича как одного из церковных иерархов.

Своеобразны взгляды Прокоповича на формы правления, которые, как он утверждал, зависят от народного соглашения, но устанавливаются не произвольно, а в соответствии с размерами государства. Республики, писал Прокопович, могут существовать "разве в малом народе" и на небольшой территории. Именно этим объясняется существование республик в Венеции, Генуе, Швейцарии, Бельгии. Мысль о зависимости форм государства от размеров территории, высказанная Прокоповичем еще в 1716 г., задолго до Татищева (см. ниже), была приспособлена для обоснования абсолютизма в России.

Главное политико-философское произведение Прокоповича "Правда воли монаршей во определении наследника державы своей..." написано в обоснование указа (1722 г.) Петра I, определившего право императора назначать наследника престола.

Порицая демократию и аристократию, Прокопович правильной формой государства признает только монархию. Основное внимание Прокоповича сосредоточено на сопоставлении "наследной" и избирательной монархий. Сравнивая достоинства той и другой, Прокопович отдает решительное предпочтение наследственной монархии, в которой находит лишь один изъян — наследник царской власти по закону может оказаться недостойным, неспособным царствовать. Этот недостаток может быть устранен только царствующим монархом, который может и должен назначить достойного и способного наследника престола своим завещанием (суть петровского указа о порядке престолонаследия). Этот вывод Прокопович стремится обосновать доводами от св. писания (право родителей наказывать детей, "отметающих наставления"), ссылками на Греция, на Устав Юстиниана (применение к публичному праву институтов частного права, регулирующих семейные отношения, наследование). Наконец, в содержание первоначального договора о создании государства и назначении правителя Прокопович включает обращение народа к монарху: "Ты же сам впредь да оставляешь нам наследного правителя".

Права самодержца, по Прокоповичу, неограниченны и абсолютны; он имеет право и должен регулировать все стороны жизни и быта, в том числе "всякие обряды гражданские и церковные, перемены обычаев, употребление платьев, домов, чины и церемонии в пированиях и погребениях и прочее и прочее". Подданные же должны "без прекословия и роптания все от самодержца повеле-ваемое творить".

Убежденным сторонником самодержавия Прокопович показал себя в бурные дни и недели воцарения Анны Ивановны (1730 г.), когда в дворянских кругах активно обсуждались проекты хоть какого-то ограничения произвола самодержца и фаворитов, создания условий, "чтобы не персоны управляли законом, но закон управлял бы персонами". Прокопович резко выступал против самой мысли об ограничении монархии, заявляя, что примерами истории доказано, "как отечеству нашему полезно самодержавие".

Василий Никитич Татищев (1686 — 1750 гг.) был государственным деятелем, организатором горного дела на Урале, географом, историком, ученым, внесшим значительный вклад в развитие отечественной науки.

Татищев — сторонник теории естественного права; он ссылался на Гроция, Пуфендорфа, Вольфа. Вместе с тем он отрицательно отзывался о сочинениях Макиавелли, Гоббса, Локка, содержащих мысли, "более вредительные, нежели полезные".

Как и Прокопович, он осуждал папскую власть за преследование Коперника, за инквизицию; Татищев — сторонник просвещения, развития науки. Проблемы религии интересуют его более с точки зрения политической: "разность вер" опасна там, где их две равные по силе — раздоры между протестантами и католиками, разжигаемые попами, порождали великие смуты и кровопролития. "Но ежели где три или более разных вер, там такой опасности нет".

Естественное состояние, по Татищеву, — это состояние "вольности"; по природе человеку нужна и полезна лишь воля, "с разумом и рассуждением употребляемая". Поскольку человек не может обойтись без других людей, он вынужден подчиняться внешним ограничениям:

"Воле человека положена узда неволи для его же пользы". Эти ограничения (узда неволи) бывают трех видов: по природе (власть родителей), по договору (отношения найма между хозяином и слугой), по принуждению (рабство или невольничество). Первые две узды имеют отношение к происхождению и сущности государств: власть монарха подобна родительской (природной), "общенародия или республики" основаны на договоре.

Договор вообще рассматривается Татищевым как основа всякого государства, в том числе и монархического. Ссылаясь на примеры избрания царей в русской истории, он утверждал, что "по закону естественному избрание должно быть согласием всех подданных, некоторых Персонально, других через поверенных, как такой порядок во многих государствах утвержден".

Формы правления зависят от ряда объективных условий, к которым относятся местоположение, размер территории и состояние населения.

Демократия — "общенародно" — осуществима только в государстве-городе или в маленькой области, где могут быстро собраться все домохозяева, "а в великой области уже весьма неудобна". "Голландия, Швейцария, Генуя и пр. изрядно правятся демократией и называются республиками".

Представительную систему Татищев считал признаком аристократии (правление избранных — по избранию или по положению). Аристократия применима и полезна в областях (странах), состоящих из нескольких городов, защищенных от неприятельских нападений (на островах и пр.), особенно у просвещенного народа, привыкшего к соблюдению законов без принуждения и жестокого страха. Примером аристократии Татищев считал Венецию, называл также Швецию и Англию, государственный строй которых, однако, считал смешением монархии, демократии, аристократии.

Россия, Франция, Дания, Испания и некоторые другие страны, "яко великие государства, не могут иначе правиться, как самовластием".

А что если, рассуждал Татищев, при определении формы правления не учитываются объективные обстоятельства? Произвольно избранная форма правления не будет прочной; неизбежны смуты, нашествия, перевороты, в результате которых государство либо будет разрушено или порабощено, либо примет свою естественную форму. Примеры русской истории используются Татищевым для обоснования такого вывода: "Великие же и от соседей не безопасные государства без самовластного государя быть и в целости сохраняться не могут". "Особливо, — добавляет Татищев, — где народ не довольно учением просвещен и за страх, а не из благонравия или познания пользы и вреда закон хранит, в таковых не иначе, как само- или единовластие потребно".

Защита и обстоятельное обоснование самодержавия в концепции Татищева соединялись с мечтой о внедрении в систему органов власти чего-то вроде представительных дворянских учреждений, чтобы наладить порядочное законодательство, компетентное решение дел центрального управления, пресекать фаворитизм, казнокрадство, взяточничество в верхних звеньях государственного аппарата. Он активно участвовал в разработке одного из проектов создания при императрице Анне Ивановне дворянских по составу представительных "правительств , участвующих в подготовке законопроектов, назначении высших должностных лиц, в повседневном контроле за деятельностью высших органов управления. Обосновывая необходимость этих учреждений, Татищев ссылался на то, что Анна Ивановна "как есть персона женская, к так многим трудам неудобна, паче же ей знания законов не достает, для того на время, доколе нам всевышний мужеску персону на стол дарует, потребно нечто для помощи ее величеству вновь учредить".

Как и другие представители школы естественного права, Татищев различает естественные и гражданские (положительные) законы.

Законы положительные основаны "на соображениях политической мудрости", устанавливаются "по произволению каждого народа". Если естественные законы определяют, что "право и неправо", то политика судит о том, что полезно или вредно. Естественное право рассуждает об отдельном человеке, политика — об обществе в целом. Естественные законы едины и всеобщи, гражданские законы различны вплоть до того, что по положительным законам разных народов "часто приходится тако, что один за доброту, другой за зло почитает".

Много внимания Татищев уделял обоснованию сословной структуры, положению основных классов-сословий феодальной России. Для Татищева сословное деление обусловлено исторически сложившимся разделением труда, предопределившим правовое положение каждого из сословий.

Возникновение дворянства Татищев описывает следующим образом: когда-то весь народ был обязан оборонять и защищать государство; затем, когда "гражданство, купечество и земледельство" были признаны нужными и полезными государству, "тогда оных в покое оставя, определили особных людей к обороне и защищению государства". Оправдание привилегий дворянства — в государственной службе: "Шляхетство в государствах почитается за природное войско, которых должность от самого возраста до старости государю и государству, не щадя здоровья и живота своего, служить". Татищев — сторонник сохранения порядка (табель о рангах), при котором дворянство пополняется заслуженными выходцами из других сословий: "Чтобы всякий солдат о том мыслил и прилежал, чтоб в обер- и штаб-офицеры дослужиться".

Главными показателями государственной мощи Татищев считал "многолюдство и богатство", "а богатству корень — купечество и рукоделие". Купечество должно быть поставлено в государстве на почетное место: оно подобно сердцу в человеческом теле. "Когда купечество богато, то все государство богато, сильно и почтенно". Торговля умножается, писал Татищев, "наипаче через вольность купечества". Но это суждение Татищева ориентировано более на страны Запада; в России он считал необходимым и полезным административное вмешательство в промышленность и торговлю, государственный контроль за качеством товаров, жесткую регламентацию предпринимательской деятельности.

Теоретическим камнем преткновения для Татищева явилось крепостничество. Рабство или невольничество (третий вид узды неволи) Татищев признавал противоестественным, противоречащим природе человека, естественному праву защищаться и обороняться от насильственного порабощения. "Раб, самим ли его господином покоренный или от покорившего наследством и куплею полученный, имеет право от онаго насилия или покорения искать свободы, как только может способ тому улучить".

Введение крепостного права было ошибкой Бориса Годунова, считал Татищев. "До царства Борисова в Русии крестьянство было все вольное, но он слуг, холо-пей и крестьян сделал крепостными". Это нарушение древних обычаев вызвало большие смуты — сначала взволновались крестьяне, а затем, когда цари попытались вернуть крестьянам свободу, возмутились дворяне.

"Вольность крестьян и холопов... во всех европейских государствах узаконена, — писал Татищев, — и многую в себе государствам пользу заключает". Она была бы полезна и в России — крестьяне не разорялись бы "беспутными отчинниками", не было бы побегов, тяжб, ябед, судов, коварств, государство имело бы больше "добрых, верных и способных служителей".

Осудив крепостное право в теории, в истории и отчасти на практике, Татищев выдвинул против его отмены ряд доводов. Он утверждал, что освобождение крестьян породило бы "смятение, распри, коварства и обиды" и потому опасно, "дабы ища в том пользы, большего вреда не принести". Кроме того, вольность крестьянства, писал Татищев, "с нашею формою правления монаршего не согласует(ся), и вкоренившийся обычай неволи переменить небезопасно".

Татищев был первым из тех просвещенных российских дворян, которые понимали несоответствие крепостного права и гуманизму, и сколько-нибудь рациональному способу ведения хозяйства, но не желали расстаться с десятками, сотнями, тысячами крепостных и потому печалились бесхозяйственностью "беспутных отчинников", романтически всхлипывали о "жестокосердии" злых помещиков, дерзко рассуждали о противоречиях законов гражданских естественным, природным законам и находили утешение лишь в убеждении, что без опеки и руководства просвещенного и мудрого помещика ленивый и невежественный мужик неизбежно погибнет: "Была бы ему, — писал Татищев, — воля гибелью".

Практически отношение Татищева как идеолога дворянства к крепостному праву наиболее ярко выражено в его "Кратких экономических до деревни следующих записках" (1742 г.). Это нечто вроде инструкции, адресованной помещикам, с практическими рекомендациями по ведению сельского хозяйства и ремесел в деревнях. "Записки" Татищева предусматривают неустанный и тотальный надзор помещика, приказчиков, старост над крестьянином, строгие меры внеэкономического принуждения крестьян. Подробно расписано, что, когда и как солить, вялить, сушить, заготовлять впрок; как сеять, как хранить, сколько скота и птицы должен иметь каждый двор. Помещики должны следить и за тем,, как крестьяне работают на себя, "принуждать крестьян" делать свою работу, а то они, пояснял Татищев, "от лености в великую нищету приходят, а после приносят на судьбу жалобу". Летом заставлять работать ночью: "А в сие жаркое время (суток) отнюдь не работать, ибо как людям, так и лошадям оное весьма вредно". Помещик должен зимой проверять, как крестьяне занимаются ремеслом, "понеже от праздности крестьяне не токмо в болезнь приходят, но и вовсе умирают, спят довольно, едят много, а не имеют моциону". "Под жестоким наказанием" запрещались драки, кумовство, продажа излишка продуктов вне деревни без разрешения помещика. В каждом селе должны быть построены богадельни, бани, школы, тюрьмы. В школах принудительно обучаются грамоте дети от 5 до 10 лет, "чрез что оные придут в познание закона", с 10 до 15 лет подростки обучаются ремеслам, чтобы не сидели без дела зимой.

Татищев разделял убеждение своего века о всесилии просвещения, законов, разумного правительства. Он порицал как "махиавелические плевелы" рассуждения, что непросвещенным народом легче управлять, чем просвещенным; именно темнота, невежество народа создают распри и возмущения. Исходя из мысли, что народ недостаточно просвещен, Татищев и предлагал определить законами, инструкциями, предписаниями все, что представляет интерес для государства. Жесткая регламентация труда и быта крепостных сверх того должна была компенсировать внеэкономическим принуждением отсутствие стимулов к труду. Строгий режим предпринимательской деятельности, государственный контроль за качеством продукции были направлены против мошеннических проделок предпринимателей и торговцев.

Татищев неоднократно выступал за обновление законодательства, за тщательную подготовку проектов законов — "лучше оное прежде издания рассматривать, нежели издав, переменять, что с честию монарха не согласует".

Закон, писал Татищев, должен соответствовать таким требованиям: 1) изложение содержания закона языком, "которым большая часть общенародия говорит и суще самым просторечием", "чтобы никаких иноязычных слов не было"; "всякий закон что короче, то внятнее"; 2) выполнимость законов; требование включает и недопустимость чрезмерных угроз наказаниями: "неумеренные казни разрушают тем закон, что от сожаления принуждены будут наказание уменьшать"; 3) согласованность законов, непротиворечивость законодательства; 4) своевременное и широкое объявление закона, "ибо кто, не зная закона, преступит, тот по закону оному осужден быть не может"; 5) сохранение обычаев древних, если они не противоречат общей пользе.

§ 3. Политико-правовая идеология купечества. И.Т. Посошков

Развитие промышленности, ремесла и торговли, ускоренное реформами Петра, привело к росту числа и влияния промышленников и купцов. Одним из первых идеологов этого класса был Иван Тихонович Посошков (1652, 1653 или 1665 — 1726 гг.). Посошков занимался предпринимательством и торговлей. Он написал несколько произведений, в том числе "Книгу о скудости и богатстве" (1724 г.), в которой излагается программа действия абсолютизма, какой ее хотело видеть купечество. Все надежды Посошков возлагает на царя, держась традиционно-теологического обоснования царской власти: "Мы же монарха своего почитаем яко бога". "Яко бог всем своим светом владеет, так и царь в своей державе имеет власть".

Посошков — сторонник тотальной государственной регламентации производства, труда, многих сторон быта для увеличения общественного богатства. Чтобы истребить неправду, "водрузить любовь и беспечное житие народное", царь указами должен заставить всех работать, "жить бережно и ничего напрасно не тратить".

Много внимания Посошков уделял положению сословий и политике государства по отношению к каждому из них. В духе эпохи петровских реформ сословное деление общества он объяснял разделением труда, причем на государство возлагается задача заставить каждое сословие работать в отведенной ему сфере.

Посошков не выражает сомнений в необходимости дворянства и его привилегий, но делает упор более на обязанности, чем на права. Если, писал Посошков, дворянин "в доме своем живет и крестьянами владеет, а великому государю никакой службы не показал, то у таких бы (помещиков) людей отнимать и отдавать тем, которые его царскому величеству служат".

Посошков понимал, что крестьянство — основной производительный класс России: "Крестьянское богатство — богатство царственное, а нищета крестьянская — оскудение царственное". Посошкова тревожит тяжелое положение крестьян, обремененных массой повинностей помещику и государству, беззащитных перед произволом дворянства и чиновников, нищих, безграмотных, лишенных каких-либо стимулов к труду.

Но Посошков вовсе не противник крепостного права; напротив, он за его расширение. Печалясь о нищете крестьянства. Посошков писал: "Крестьянское житие скудостно ни от чего иного, только от их лености, а потом от неосмотрительности правителей и от помещичьего насилия и от их небрежения". Посошков предлагал обязать помещиков неусыпно следить за тем, чтобы крестьяне работали все дни недели, кроме праздничных, — на помещика ли, на себя ли, — лишь бы не "лежебочили", а своим трудом умножали богатство; в тех же целях рекомендовалось применять строгие наказания, ввести паспортную систему для пресечения побегов.

Наряду с этим Посошков предлагал меры для защиты крестьянского хозяйства от разорения помещиками, от произвольных поборов, подрывающих всякие стимулы крестьян к труду. Обращая особое внимание на положение помещичьих крестьян, Посошков с тревогой писал, что помещики забирают у крестьян все, что те производят, "и тем излишеством крестьянство в нищету пригоняют, и который крестьянин станет мало посытее быть, то на него и подати прибавят" — "и тако творя, царство пустошат, потому так их обирают, что у иного и козы не оставляют".

Для защиты хозяйства от окончательного разорения Посошков считал необходимым ограничить царским указом крестьянские повинности (оброк, барщину) в пользу помещика и государственной казны. Размер крестьянских повинностей должен определить специально для того созванный съезд дворян, а после этого утвердить царь. Посошков не брался предопределять этот размер. Он должен быть таким, "чтобы крестьянству было не тягостно"; главное в том, чтобы помещик не имел права требовать сверх положенного. Право царя издать указ о крестьянских повинностях Посошков обосновывает тем, что "царю паче помещиков надлежит крестьянство беречь, понеже помещики владеют ими временно, а царю они всегда вековые".

Большое внимание Посошков уделял положению купечества. "Торг дело великое! ...Купечеством всякое царство богатится, а без купечества никакое не только великое, но и малое царство стоять не может. Купечество и воинству товарищ. Воинство воюет, а купечество помогает... Как душа без тела не может быть, так и воинство без купечества пробыть не может... Царство воинством расширяется, а купечеством украшается".

В духе политики полицейского государства Посошков призывает царскими указами регламентировать порядок торговли, занятия промышленностью и ремеслами, определять цены на товары, стоимость самих денег, строго контролировать соблюдение царских указов. Купечество должно стать единственным торговым и промышленным сословием. Посошков — за "торг свободный", но свобода торговли им понимается очень своеобразно: не как свобода конкуренции, а как свобода от конкуренции со стороны иностранных купцов, а также всех других сословий. Торговля должна быть запрещена всем, кто не принадлежит к купечеству. Своеобразие взглядов Посошкова и в том, что обеспечение предприятий рабочей силой мыслилось им на основе крепостнической системы — он за сохранение прав купечества владеть крепостными, за насильственное приобщение к труду здоровых нищих, за использование на заводах и фабриках труда крепостных в зимнее время.

Возлагая все надежды на царскую власть, Посошков был далек от мысли о всесилии царских указов: "Сколько новых статей издано, а немного в них действа, ибо всех их древностная неправда одолевает". Довольно резко порицая "обветшавшие и искаженные неправыми судьями древние уставы", Посошков предлагал "сочинить правосудную книгу с подлинным рассуждением на всякие дела".

Для этого предлагалось следующее. Подготовку проекта Уложения нужно поручить собранию представителей всех сословий и чинов (по 2 — 3 от каждого), в том числе "не худо бы выбрать из крестьян, кои в старостах и сотских бывали б и во всяких нуждах перебывали, и в разуме сильнее". В проекте должны быть собраны и согласованы положения старых и новых указов. По категориям дел, не предусмотренным ни старыми, ни новыми указами, должна быть учтена практика решения таких дел. Предлагалось использовать иноземные уставы, взяв те статьи, которые "будут к нашему правлению пригодны".

Подготовленный проект следует передать на обсуждение всех сословий: "Всем народом освидетельствовать самым вольным голосом, а не под принуждением". Предоставление каждому возможности свободно высказаться, пока книга не завершена, — предпосылка высокого авторитета будущего Уложения: "Того ради и дана свободность, дабы потом не жаловались на сочинителей той новосочиненной книги, для того и надлежит вольным голосом освидетельствовать".

Предлагаемый порядок принятия нового Уложения, по мнению Посошкова, никак и ничем не ограничивает царской власти; как царь решит, так оно и будет; проверка проекта "многонародным советом" имеет целью лишь устранение ошибок, пробелов, более совершенное воплощение "правды"; правовую силу Уложению придаст лишь царское утверждение.

Наряду с проблемой беспробельности права Посошкова тревожит проблема обеспеченности его исполнения системой гарантий. Первостепенное значение Посошков придавал не только совершенствованию содержания права, но и созданию прочного правопорядка, хотя бы и на феодально-правовой основе. Так, размер крестьянских повинностей предлагалось определить съездом дворян, решение которого будет утверждено соответствующим указом царя. Главное, по Посошкову, в том, чтобы этот указ реально исполнялся; для этого предлагалось контроль за соблюдением указа помещиком возложить на суды. Крестьянин, донесший суду, что помещик требует и берет сверх положенного указом, получает волю и 50 руб.; за недонесение о нарушении помещиком указа крестьянин будет наказан кнутом; у помещиков, уличенных в нарушении указа, отбираются крестьяне и земли: "На то смотря, и самый ядовитый помещик сократит себя, и крестьян разорять не станет".

Важное место в системе обеспечения правопорядка должен занять суд. Одной из причин отсталости страны Посошков называл "закоренелую древнюю неправду", неправосудие, волокиту, взяточничество. Для наведения порядка в правосудии он предлагает уличенного во взятке судью или чиновника на первый раз подвергать штрафу, на второй раз — "за рубль по двести рублев, наказание на козле; а за третью вину либо смерть, либо в вечную работу к рудокопным делам".

Поскольку произвол, взяточничество, ябедничество, высокомерие, пренебрежительное отношение к людям проистекают, как писал Посошков, из господства в суде и управлении дворян с их круговой порукой и безнаказанностью, реформа суда предполагает изменение его состава: "Лучше сначала ради установления правды в судьи посадить из низких чинов, прежде всего из приказных людей, которые в делах искусны и страх божий в себе имеют. И с ними посадить, где пристойно, и из военного (чина), которые от службы отставлены, и из купечества, у которых есть острота ума". "И тем низкородным судьям надлежит дать такое величество, чтобы они никаких лиц не боялись, кроме бога да царя, и дела бы все свои делали по новосочиненному его императорского величества указу неизменно и от своего ума бы не мудрствовали... а за нарушение новоизложенного указа — смерть".

Реформа суда должна сделать его доступным всем сословиям: "Суд устроите един, каков земледельцу, таков и купецкому человеку, убогому и богатому... И чтоб суд учинить близостный, чтоб всякому и низкочинному человеку легко было его доступать".

Большое внимание Посошков уделял такой гарантии правопорядка, как обучение народа грамоте. Чиновники и сборщики податей, писал Посошков, "чинят крестьянам пакости великие, а они оспорить не могут, так как неграмотны". От произвола и беззакония особенно страдает население нерусских деревень — туда приезжают солдаты, приставы, подъячие, с указом или без указа, что хотят, то и делают, обирают нерусских крестьян, "потому что они люди безграмотные и беззаступные". Для ограничения произвола Посошков предлагал принудительно обучать крестьянских детей грамоте: "Не худо бы так учинить, чтобы не было и в малой деревне безграмотного человека". Обучать грамоте надо и нерусское население: "И у мордвы детей брать и грамоте учить отдавать, хотя бы и насильно".

Совершенствование права и его гарантий Посошков считал составной частью и основой государственной политики. "Без насаждения правды нельзя и народ весь обогатить"; когда народ "обогатится", рассуждал Посошков, "вражды и обиды все истребятся", а "высокомнимые дворяне могут превратиться в кротких овчат и будут иметь любовь с простым народом".

Некоторые предложения Посошкова болезненно затронули интересы господствующего дворянства. Вскоре после издания и посылки царю "Книги о скудости и богатстве" Посошков был арестован и заключен по "важному секретному государственному делу" в Петропавловскую крепость, где и скончался.

§ 4. Заключение

Период петровских реформ был переломным в истории политико-правовой идеологии России. С ним связано крутое изменение как содержания, так и формы политико-правовой мысли господствующего дворянства; на смену богословским доводам в обоснование самодержавия пришла теория общественного договора и естественного права. Восприятие этой теории приобщило русскую мысль к достижениям мировой цивилизации, создало стимулы и открыло перспективы развития, свободного от патриархально-теологических догм и оков.

Основой мышления теоретиков политики и права стала рационалистическая методология; составляющая сущность теории естественного права идея природного равенства людей поначалу либо обходилась молчанием (Прокопович), либо признавалась ценной, но практически неосуществимой (Татищев). Однако воспринятая русской политико-правовой идеологией теория естественного права, вначале подгонявшаяся под практические нужды и текущую политику феодального государства, по мере развития общественных отношений и противоречий неизбежно обнаруживала свою гуманистическую сущность и потому либо грубо ревизовалась феодальными идеологами, в результате чего от этой теории оставалась лишь словесная оболочка, либо закономерно становилась идейным знаменем сил, борющихся против самодержавия и крепостничества (см. гл. 14).

Столь же значительную социально-классовую дифференциацию претерпели содержательные выводы, основанные на использовании данных истории и географии. Консервативные и реакционные мыслители последующего времени исторически обосновывали "необходимость самовластья". Демократическая мысль обнаружила в русской истории Киевское вече, республиканские Новгород и Псков. Обширность территории стала официальным обоснованием самодержавия. Теоретический поиск противоположной классовой ориентации привел к мысли о федерации, к идеям представительной демократии, к резонным сомнениям в фатальной предопределенности форм государства географическими условиями. Наконец, идея общественного договора, поначалу использовавшаяся для апологии абсолютизма, впоследствии с большим основанием направлялась против самодержавия.

Политико-правовая идеология первой четверти XVIII в. обозначила и большинство программных положений последующего времени. На первый план была выведена проблема самодержавия, его задач, способов обоснования, возможностей ограничения. Как ни парадоксально, но именно идеологи сословий, которые зависели от самодержавия и были его опорой, декларируя преданность самодержавию и разрабатывая теоретические доводы в его обоснование, еще в начале века поставили вопрос об ограничении власти самодержца, чтобы укрепить существующий строй, обеспечить законность и правопорядок. Таков был проект Татищева (1730 г.). Еще более тенденция фактического ограничения власти самодержца ощущается в рассуждениях Посошкова об утверждении монархом законов или указов, предварительно обсужденных, тщательно продуманных и подготовленных собранием всего народа или представителей сословий, чьи интересы затрагиваются будущим указом (законом). Та же идея постоянно возникала и обсуждалась в процессе последующего развития политико-правовой идеологии.

Однако дворянская власть XVIII в. гарантии интересов сословия нашла не в "конституционализме" и ограничении самодержавия, а в дворцовых переворотах, сменяющих монархов, неугодных верхам дворянства. Органической и важной частью дворянской монархии XVIII в. являлась гвардия. Со времен Петра было заведено, что дворянин мог получить офицерский чин, лишь прослужив несколько лет рядовым в гвардейском полку. В результате сосредоточенные в столицах гвардейские полки стали своеобразным представителем и выразителем интересов господствующего сословия, средством воздействия дворянства на верховную власть. Подчиненная воле императора по правилам военной дисциплины, гвардия была тем не менее орудием пяти государственных переворотов (с 1725 по 1762 гг.), происходивших каждый раз, когда замена одного царя другим отвечала воле дворянства или по крайней мере влиятельной группировки этого класса. Сколько-нибудь обстоятельной теоретической разработке проблем ограничения самодержавия препятствовало и резко отрицательное отношение правящих монархов к идеям, направленным на умаление их власти.

Наиболее острым программным политико-правовым вопросом стало положение крепостного крестьянства, отданного государством в полную собственность и власть помещиков. Образованный и проницательный идеолог дворянства Татищев не видел других доводов в обоснование крепостного права, кроме связи его с самодержавием, опасности волнений освобожденного от власти помещиков крестьянства. Эти доводы (что хуже — неволя крестьян или их своеволие? Как же самодержец справится с управлением страной, если крестьяне выйдут из подчинения помещикам?) впоследствии в различных вариантах всплывали каждый раз, когда монархи играли в "просвещенность".

Сложнее была программа торгово-промышленного класса, идеолог которого Посошков, не ставя под сомнение надобность крепостного права и даже высказываясь за его расширение, в интересах развития отечественной промышленности и торговли предлагал ограничить помещичий произвол и расточительство, определив на государственном уровне размер крестьянских повинностей.

Это предложение затрагивало острейшую политическую проблему того времени. При Петре крепостное право принимало формы, близкие к рабству. Порой строго карая дворян, уклоняющихся от службы, феодальное государство попустительствовало самому грубому помещичьему произволу по отношению к крепостным. Этим компенсировались повышенные требования к самому дворянству в период формирования громадного военно-бюрократического аппарата абсолютной монархии, покупалась преданность служилого сословия крепнущему самодержавию. Призывы Посошкова ограничить помещичий произвол, обоснованные реальной тревогой за состояние хозяйства, не могли стать программой действий самодержавия уже по той причине, что прочная опора на служилое сословие была для абсолютизма много важнее, чем положение и состояние крестьянства.

Протест народных масс против усиливающегося феодального гнета в первой половине XVIII в. находил выражение в резко увеличившихся побегах крестьян от помещиков, в разбойничестве, в восстаниях. Политико-правовая идеология народных масс основывалась большей частью на религиозном (староверческом и ортодоксально-православном) мировоззрении; в "прелестных письмах" восставших содержались призывы бороться "за истинную веру христианскую, за благочестивого нашего государя царя". В то же время в ходу были сказания и слухи о самозванстве Петра (подмененный царь), в тайных "тетрадях" осуждался "царь-антихрист". Восставшие крестьяне были единодушны в определении социальных сил, против которых надо бороться. Это "князья, бояре, прибыльщики (сборщики многочисленных поборов) и немцы — за их злое дело" и за то, что они "вводят нас и всех вас в эллинскую веру, а от истинной веры христианской (старой, раскольнической) отворотили". Менее определенны были цели борьбы; задача общего преобразования общественного и политического строя в ходе восстаний еще не ставилась.