Дипломная работа: Американская система экономики

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ. 2

ГЛАВА 1. «Американская система» как основа глобальной экономической стабильности в мире до прихода администрации Б. Клинтона. 8

1.1Роль США как стабилизирующего фактора в процессе формирования либеральной рыночной экономики на международной арене. 9

1.2 Процессы региональной интеграции на международной арене как следствие ослабления внешнеэкономической роли США на международной арене после окончания «холодной войны». 37

ГЛАВА 2. «Американская система» в годы администрации Б. Клинтона (1993 – 2002) 48

2.1 Политико - идеологическая основа «Американской системы» по сценарию Б. Клинтона. 50

2.1.1 «Доктрина Клинтона» как основа концепции «Нового атлантизма». 50

2.1.2 Взгляды на «Доктрину Клинтона». 59

2.1.3 Региональные компоненты «Американской системы» Клинтона. 70

2.2 Финансово – экономические проблемы и достижения. 85

2.2.1 Денежно – кредитная система. 85

2.2.2Глобализация торговой системы.. 91

2.3 Переход от однополюсного мира. 95

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 99

ПРИЛОЖЕНИЕ. 103

ЛИТЕРАТУРА.. 108

ВВЕДЕНИЕ

В данной дипломной работе будет проведено исследование американской экономической и политической системы как основы «нового мирового порядка» в мире после окончания Второй мировой войны. Впервые идея «американской системы» изложена в «Атлантической хартии» на встрече Рузвельта и Черчилля в 1941. Американская гегемония на международной арене в наши дни оправдывается необходимостью утвердить американскую систему рыночной экономики и демократии по всему миру.

В литературе существуют разные подходы в оценке «американской системы» международных отношений как основы «нового мирового порядка». Не является исключением и отечественная литература, в ней также находятся критики и сторонники «американской системы».

Доминирующая мировая роль США, полученная ими после окончания Второй Мировой войны стало предметом большого числа ученых, как отечественных, так и зарубежных. Большинство американских аналитиков утверждают об отсутствии каких – либо взаимосвязей между американской внешней политикой и внешнеэкономическим курсом.

Другие ученые признают существование такой связи, указывая на значительное повышение эффективности политического курса во взаимосвязи с экономическими инструментами. Ряд авторов не только признают существование указанных связей, но утверждают, что они были глубокими и прочными, играли определяющую роль по отношению друг к другу. Среди этой группы исследователей особо выделяют труд И. Валлерстейна о взаимосвязи внешнеэкономических и внешнеполитических сторон политики и экономики на международной арене.

Третья интерпретация «американской системы» заключается в том, что политика и экономика действительно взаимосвязаны, но эта связь иного характера. Согласно этому мнению, международная политическая система имеет глубокое влияние на характер и функционирование международной экономики, определяя ее основные перспективы. Такая интерпретация получила название теории глобальной стабильности.

Дадим краткую характеристику источниковой базы дипломной работы: документам, статьям, монографиям, мемуарам и другим источникам.

Declaration on a transformed North Atlantic Alliance issued by the Heads of State and Government participating in the meeting of the North Atlantic Council («The London Declaration») London, 6 July 1990, Article 1 представляетизсебяодинизповоротныхпунктовисторииразвитияНАТОвсвязисзавершениемХолоднойвойны.

Strategic assessment 1995. US security challenges in transition. WashingtonInstituteforNationalStrategicStudies, 1995 отражает основные положения внешней политики США в конце XXI века.

Следующие документы: Договор об учреждении Европейского объединения угля и стали (1951 г.); Договор об учреждении Европейского экономического сообщества (1957 г.); Договор о Европейском Союзе (1992 г.) и Протоколы, Декларации и Соглашения к нему прилагающиеся (Маастрихтский договор) – отражают историю Европейского союза как экономического объединения стран Европы.

Статья USforeignpolicyafterthecoldwar / Ed. byB. Roberts. Cambridge; London, 1992 характеризует изменение внешней политики США в связи с победой в Холодной войне.

В труде ObergJ. WesternMilitarismandDemocraticControlofArmedForces обсуждается вопрос о соотношении демократических свобод и необходимости военной силы в решении некоторых вопросов мироустройства.

Статья З. Бжезинского «Преждевременное партнерство» посвящена вопросу о приеме новых членов в НАТО в период с начала до середины 90-ых годов ХХ века.

Статья М. Калмыкова «Советник Шарля де Голля: России необходимо обрести свое место в международной политике» обсуждает вопросы, связанные с выбором внешней политики России на рубеже веков.

Обоснование необходимости существования гегемонии мирового лидера, основные концепции и направления этого лидерства предложены Ч. Кнделбегером в его труде «Мир в депрессии» ( KindlebergerC., TheWorldinDepression, 1929-1939 (London, 1973)).

Книга Р. Гилпина "TheRiseofAmericanHegemony", в которой автор высказывает свою точку зрения об эволюции американской системы, в целом оценивая ее положительно, утверждая, что американская система имеет положительную роль и миссию. Эти идеи завоевали весь мир, став мировой ортодоксией. Фашизм и коммунизм в XX веке не смогли совладать с ними. Из этого следует главная цель Соединенных Штатов в двадцать первом веке и основная задача американской мощи - защитить, сохранить и расширить зону мира, демократии и свободного рынка.

Противоположной точки зрения придерживается И. Тодд, утверждающий, что: «Америка превратилась в фактор нестабильности» (Тодд И. После империи. Очерк распада американской системы. 2002.).

Особый интерес, на мой взгляд, представляют труды нашего соотечественника А.И. Уткина: «Мировой порядок 21 века», «Россия и современный мировой порядок», «Имперское мышление». Автор дает многосторонний глубокий анализ внешней политики США в историческом и современном аспектах. Подробно останавливается на наиболее значимых этапах становления американской гегемонии, рассматривает причины и последствия ослабления мирового влияния США как мирового лидера, на основе проведенного анализа выдвигает версии возможного положения Америки на мировой арене в будущем.

В американской политической и исторической литературе в настоящее время популярна теория «глобальной стабильности». Её смысл – либо обосновать, либо раскритиковать однополярный мир под эгидой США.

Согласно теории глобальной стабильности создание и поддержание открытой и либеральной мировой экономики требует мощного лидера. Этот лидер использует свою власть и влияние, чтобы создать либеральную торговую и устойчивую международную денежно-кредитную систему, прежде всего, путем обеспечения своих собственные политические и экономические интересов.

Понятно, что не все государства захотят принимать участие в данном процессе. На этот случай, согласно теории глобальной стабильности, мировой лидер должен в первую очередь искать компромиссные пути, однако не исключается возможность использования мер принуждения.

Другие государства сотрудничают с мировым лидером, потому что это согласуется с их собственными экономическими интересами, а также из соображений безопасности. Например, после окончания Второй Мировой войны мир фактически разделился на два полюса под руководством двух мировых лидеров: Советского Союза и США. Это были два сверхмощных мировых лагеря, объединившихся из экономических, политических, идеологических соображений и соображений безопасности.

Однако, как показало время, для существования таких глобальных группировок под руководством глобального лидера необходим образ внешнего врага, который заставит государства объединиться и подчиниться власти государства – лидера только перед лицом реальной угрозы. Кроме того, создание мировых лагерей на идеологической основе оказалось очень дорогостоящим, не укрепляющим, а ослабляющим экономику государств – участников. В реальности сильнее оказалась тенденция к экономической и политической самостоятельности во внутренней политике и на международной арене, а общегосударственная идеология потеряла свою актуальность. Со временем стало понятно, что межгосударственное экономическое сотрудничество несет в себе множество выгод для участников, в результате чего возобновилась тенденция глобализации экономики, преимущественно на региональном уровне.

Сегодня внешняя политика ряда государств, в первую очередь США, направлена на глобализацию мировой экономики и установление собственной гегемонии. Заменившая систему холодной войны глобализация – это новая система мирового экономического устройства. Реализация геополитической мощи главным победителем в холодной войне – Соединенными Штатами, экстраполяция американской мощи на глобальное окружение создает однополярную структуру мира. Это обстоятельство является одной из основных причин изменения прежней картины мира в начале третьего тысячелетия, приводящих мировое сообщество к новому состоянию. Этим объясняется актуальность данной дипломной работы.

Цель дипломной работы – исследование американской экономической и политической системы как основы «нового мирового порядка» в мире после окончания Второй мировой войны.

Следует отметить, что американское стремление к гегемонии в течение прошлого столетия претерпевала значительные изменения: от высказываний и пожеланий, теоретических разработок до попыток внедрения своей идеи военным путем. Впервые о возможном применения оружия в сферах своих интересов открыто заявил Президент США Б. Клинтон. Если до его прихода к власти США шли к господству в мире путем «кнута и пряника», то помогая странам – союзникам, то применяя экономический и политический шантаж, то Б.Клинтон перешел к военным методам. В годы его правления «американская система» прошла стадию пересмотра центральных идей в сторону ужесточения, а методы ее реализации стали более агрессивными. Поэтому целесообразно провести исследование в двух временных периодах: до прихода к власти Б. Клинтона и годы его правления.

Основными задачами дипломной работы является:

1. исследование «американской системы» как основы глобальной экономической стабильности до прихода администрации Б.Клинтона;

2. исследование «американской системы» в годы правления Б. Клинтона.

Структурно дипломная работа представлена двумя главами.

В первой главе рассмотрена роль США как стабилизирующего фактора в процессе формирования либеральной рыночной экономики на международной арене в послевоенный период до конца 80-х г.г. Рассмотрены идеологические, политические, экономические, региональные аспекты внешней политики США в указанный период. Кроме того, в первой главе рассмотрены процессы мировой интеграции, начавшиеся во второй половине 80-х г.г. вследствие ослабления влияния США.

Во второй главе рассмотрена концепция «американской системы» в годы правления Б. Клинтона. В этот период времени, как уже отмечалось, американская идея мировой гегемонии претерпела серьезные изменения, вследствие чего изменились стратегия и тактика американской администрации. Во второй главе настоящей дипломной работы проведен анализ этих изменений и причин, их вызвавших, а также наиболее существенные моменты политики Б.Клинтона.

ГЛАВА 1. «Американская система» как основа глобальной экономической стабильности в мире до прихода администрации Б. Клинтона

Впервые идея о том, что либеральная международная экономика требует сильного политического лидерства и доминирующей экономической власти, была сформулирована Чарльзом Киндлебергером в его книге «Мир в депрессии, 1929-1939» (1973). Существование либеральной международной экономики, по мнению Киндлебергера, требует наличия политического лидера, который может и будет использовать свое влияние и мощь для создания международной экономической системы, а впоследствии станет исполнять множество экономических и политических функций, чтобы поддерживать эффективность этой системы.

Миф об американской исключительности, как известно, восходит еще ко временам пилигримов, считавших себя избранными людьми Бога, чьей миссией в этом мире является построение нового общества, служащей моделью для всего человечества. В октябре 1900 г. Теодор Рузвельт делился своими «желаниями»: «Я хотел бы видеть Соединенные Штаты доминирующей державой на берегах Тихого океана». Пока Дьюи брал Филиппины, конгресс объявил об аннексии Гавайев и всего Филиппинского архипелага; одновременно военно-морской флот США овладел контролем над островами Уэйк и Гуам.

В январе 1917 г. президент Вильсон, когда заявил, что американские принципы — это принципы всего человечества. Вильсон предложил нациям мира «принять доктрину президента Монро в качестве доктрины для всего человечества»¹ .

В «Мире в депрессии» и других книгах, Киндлебергер выделил и подробно рассмотрел задачи, возлагающиеся на лидера мировой экономики. Эти задачи включают создание и обслуживание либерального торгового режима, учреждение международной денежно-кредитной системы, исполнение роли кредитора, т.е. функции, направленные на то, чтобы предотвратить финансовые кризисы.

Заключение гипотезы Киндлебергера: относительное экономическое ослабление лидера ведет к ослаблению режимов, управляющих либеральной мировой экономикой. Снижающаяся способность лидера предписывать правила либерализации экономики выражается в увеличении торгового протекционизма и нарушении режимов, управляющих торговлей, денежно-кредитной, и другими формами международной торговли.

1.1 Роль США как стабилизирующего фактора в процессе формирования либеральной рыночной экономики на международной арене

Мир знал только две эры экономического либерализма, основанного на глобальной власти. С конца девятнадцатого столетия до начала Второй Мировой войны глобальное лидерство в проведении внешней политики, направленной на либерализацию экономики и поддержку мировой денежно – кредитной системы принадлежало Великобритании. После окончания Второй Мировой войны эту роль присвоили себе США. Однако, необходимо отметить фундаментальные различия между этими двумя периодами.

Во-первых, либеральная мировая экономика в конце девятнадцатого столетия была действительно глобальна и характеризовалась отсутствием дискриминации в торговле, неконтролируемых перемещением капитала, и устойчивой денежно-кредитной системой, основанной по золотому стандарту. Американская система смогла предложить только «Свободный мир» и характеризовалась торговой дискриминацией и жестким управлением капиталом до середины 1970-х, и денежно-кредитной неустойчивостью после 1971.

Британская система претворяла в жизнь идею свободной торговли через ряд двусторонних соглашений, Соединенные Штаты внедряли либеральную экономику через многосторонние переговоры. Американская идея «Свободной торговли» продвигалась из соображений международной безопасности, то есть идеологии западного союза против СССР. Американская «свободная торговля», таким образом, была основана не на стремлении искать торговых партнеров и поддерживать с ними долгосрочные взаимовыгодные экономические отношения, а из страха потерять стратегических военных союзников. Поэтому зачастую принимаемые соглашения не были выгодными никому, кроме США.

Отличия имеются и в мировой денежно – кредитной политике Британской и Американской систем. В девятнадцатом столетии центральную роль в обеспечении золотого стандарта играл Банк Англии, а денежно-кредитная система была в значительной степени денационализирована. После окончания Второй Мировой войны денежно – кредитная система была основана на долларе и была подчинена к Американскому влиянию.

Британский экономический спад начался в конце девятнадцатого столетия, в то время как в других странах, особенно Германии и США началась бурная индустриализация. Англия отвечала на новые условия постепенным сокращением ее глобального влияния и инициированием многочисленных мер, направленных на усиление своей безопасности. Хотя Великобритания изменила множество направлений своей экономической политики, ее огромная зависимость от торговли предупреждала отступление в протекционизм. Британское лидерство в торговле замедлило индустриализацию, в результате чего Англия в 1930-ых отступила к системе имперских предпочтений[1] .

Соединенные Штаты сделали выводы после Второй Мировой войны с ясным видением нового международного порядка, созданного на их представлениях и ценностях. Так называемое рузвельтовское видение, названное по имени президента Рузвельта, состояло из нескольких элементов:

- Организация Объединенных Наций (особенно Совет Безопасности) была бы гарантом мира;

- Международный валютный фонд (МВФ), Международный Банк Реконструкции и Развития (Мировой Банк), и Международная Торговая Организация стали бы ответственными за содействие и администрирование открытой и многосторонней мировой экономики;

- новая денежно – кредитная система, решение о создании которой было принято на Бреттон – вудской конференции. Новая денежно – кредитная система основывалась на господстве доллара: из всех мировых валют только доллар имел золотое обеспечение, валюты всех остальных стран обеспечивались самим долларом В общем, это был вполне закономерный процесс, так как из всех мировых держав, США были единственным государством, которое смогло не только не допустить упадка своей экономики, но даже получить прибыль от торговли во время войны. В результате тогда, когда остальные страны – участницы Второй Мировой войны лежали в руинах и не могли обеспечить не только мировую, но и свою собственную денежную единицу, США вполне справились с этой задачей, установив мировое господство американского доллара. Эволюция мировой валютной системы представлена в Приложении А.

Идеологическое ядро «Американской системы»

Идеологическое ядро Американской системы составила официальная американская точка зрения о том, что миром правят три идеи:

- мир как наиболее предпочитаемая основа взаимоотношений между странами;

- демократия как наиболее релевантный способ организации внутренней политической жизни;

- свободный рынок как лучшее средство создания материальных богатств.

Однако неофициально, а реально ядро американской системы было сформировано иными идеями. Р. Гилпина сформулировал мнение большинства ученых и политиков: в ядре американской системы было острое восприятие опасности Советской угрозы. В целях политического единства союзники Соединенных Штатов молчаливо согласились подчинить свои экономические и иные интересы в целях долгосрочного политического приоритета сдерживания советской мощи. Советская опасность обеспечила политический клей, который помог скреплять послевоенную международную экономику и облегченные решения компромисса множества серьезных экономических проблем в течение послевоенного периода[2] .

Из этого следует официальная главная цель Соединенных Штатов в двадцать первом веке и основная задача американской мощи: защитить, сохранить и расширить зону мира, демократии и свободного рынка. Для достижения этих целей необходимо решить две задачи[3] :

- первая задача — поддержка международных институтов, обеспечивающих безопасность и экономическую стабильность;

- вторая задача — укрепление мирных процессов, демократии и свободных рынков там, где они еще не укоренились — прежде всего, в России и Китае, и установить их там, где их не было прежде, особенно в арабском мире.

Если обращаться к фигурам, формирующим идеологию американской империи, то первыми следует назвать имена бывшего советника президента по национальной безопасности З. Бжеэинского, прежнего государственного секретаря Г. Киссинджера и прежнего заведующего отделом планирования госдепартамента С. Хантингтона. Все трое в свое время были выдвинуты на академическую и политическую арену У. Эллиотом, который долгое время возглавлял Гарвардский университет (своего рода главный питомник правящей американской элиты) и в государственном департаменте президентов Кеннеди и Джонсона идейно оформлял вьетнамскую эпопею Вашингтона. Все трое — Бжезинский, Киссинджер и Хантингтон — являются поклонниками идейных построений классика геополитики сэра Халфорда Макиндера, постулировавшего необходимость для каждого претендента на всемирное влияние контроля над «евразийским центром».

Патриарх американской дипломатической теории и практики Генри Киссинджер давно ведет полемику с теоретическими противниками Уинстона Черчилля, доблестно (по мнению Киссинджера) проводившего имперскую политику вопреки антиимперской стратегии Франклина Рузвельта, слишком полагавшегося на создаваемую Организацию Объединенных Наций[4] .

Киссинджер подвергает сомнению само понятие система международных отношений. По его мнению, такой системы, которую определяла бы одна, общая для всех формула, — в мире нет. Сосуществуют как минимум четыре системы. 1) В Северной Атлантике преобладают демократия и свободный рынок; война здесь практически невозможна. 2) В Азии США, КНР и несколько других региональных держав смотрят друг на друга как стратегические соперники; война здесь в принципе возможна, и сдерживает ее сложившийся баланс сил (типа европейского в XIX веке). 3) На Ближнем Востоке государства взаимодействуют так, как это имело место в Европе XVII века; здесь действуют самые различные источники конфликта — в том числе идеологические и религиозные — трудноразрешимые конфликты. 4) В Африке главенствуют этнические конфликты, отягощенные спорами из-за границ и ужасающей бедностью и эпидемиями. США действуют по-разному в каждой из этих четырех систем, и их империализм имеет в каждом случае различные характеристики. Несомненно, с точки зрения Киссинджера, благотворные.

Стабильна ли многополярная система? Сомнения на этот счет базируются на опыте многополярного мира между Первой и Второй мировыми войнами. «Коммунистическая Россия, фашистская Германия, Япония и Италия и демократическо-капиталистические Великобритания, Франция и Соединенные Штаты столкнулись в мире, который был лишен центра тяжести, и это столкновение привело к трагическим результатам»¹ . В случае соперничества примерно равных сил мир встает на грань войны, военные расходы стимулируют невиданные новшества, способные выбить оружие у праведных сил и вооружить антизападные диктатуры. Именно нацистская Германия первой создала боевые ракетные установки, реактивную авиацию, а Гейзенбергу не хватило лишь нескольких месяцев для овладения ядерной энергией. Мир не сможет более вынести еще одной мировой войны — этот базовый элемент государственной памяти сторонников однополярности требует: мир нуждается в сплоченности, в ключевом государстве, которое обеспечило бы мировой порядок. Лучшим будет мир, в котором сила, мудрость и благожелательность Соединенных Штатов Америки обеспечат заслон глобальным и региональным конфликтам, давая простор глобализации, прогрессу, мирной эволюции большинства.

Второй из «имперской триады» — Збигнев Бжезинский приветствует сравнения с Римской и Британской империями (и даже с империей Чингисхана), подчеркивая, что если уж проводить параллели, то следует ради исторической истины признать: по глобальности охвата и чисто физической мощи Американская империя не имеет полнокровных прецедентов. Он открыто определил Соединенные Штаты как современного имперского гегемона, с мощью которого никто не сможет сравниться как минимум, в ближайшие двадцать пять лет. С точки зрения Бжезинского, сентябрь 2001 г. снял главное препятствие на пути реализации указанной цели — нерасположенность американского населения связывать свою судьбу с далекими и переменчивыми странами. Угроза исламского террора мобилизовала американское население в направлении имперского строительства.

В серии статей, опубликованных в неоконсервативном журнале «Нэшнл интерест» (и сведенных в 2001 г. в книгу «Геостратегическая триада»), Бжезинский призвал властную Америку блокировать «дугу нестабильности» в Юго-Восточной Европе, Центральной Азии и в анклавах Южной Азии, Ближнего Востока и Персидского залива. В качестве главной геополитической цели он определил овладение «главным призом Евразии» — обеспечение того, что никакая комбинация евразийских стран не сможет аккумулировать сопоставимые с американскими силы и в будущем бросить вызов Соединенным Штатам.

Третийведущий американский политолог — Сэмюэл Хантингтон дает характеристику современного состояния международных отношений, той «системы, где есть одна сверхдержава, отсутствуют значительные крупные державы и наличествует много государств меньшего калибра. При таком раскладе сил лидирующая страна способна решать важные международные проблемы исключительно собственными силами, и никакая комбинация других государств не может противодействовать ее курсу»[5] . На протяжении многих столетий такой державой был античный Рим, а в своем дальневосточном регионе — Китай. В начале XXI века Америка осталась без конкурентов.

Но в будущем традиционная геополитика уступит место противостоянию по признаку культурных различий, и чем ближе контакт между культурами, тем вероятнее конфликт между ними. Две главные угрозы имперской Америке сегодня: демографический рост исламского мира и неукротимый экономический рост Китая. Обращаясь к будущему, С. Хантингтон обозначил в качестве единственного потенциального противника Соединенных Штатов комбинацию «конфуцианско-исламских» стран. Он предсказывает (как наиболее вероятное) противостояние Вашингтона с Пекином и Тегераном.

Торгово - экономический компонент «Американской системы»

Первым шагом США в этом направлении стала разработка новой валютно – кредитной системы. Вторая мировая война привела к углублению кризиса Генуэзской валютной системы.

Международные валютно-кредитные и финансовые отношения — составная часть и одна из наиболее сложных сфер рыночного хозяйства. В них фокусируются проблемы национальной и мировой экономики, развитие которых исторически идет параллельно и тесно переплетаясь. По мере интернационализации и глобализации мирового хозяйства увеличиваются международные потоки товаров, услуг и особенно капиталов и кредитов.

Экономическое превосходство США и слабость их конкурентов обусловили господствующее положение доллара, который пользовался всеобщим спросом. Опорой долларовой гегемонии служил также «долларовый голод» — острая нехватка долларов, вызываемая дефицитом платежного баланса, особенно по расчетам с США, и недостатком золото-валютных резервов. Он отражал в концентрированном виде тяжелое валютно-экономическое положение стран Западной Европы и Японии, их зависимость от США, долларовую гегемонию.

Дефицит платежных балансов, истощение официальных золото-валютных резервов, «долларовый голод» привели к усилению валютных ограничений в большинстве стран, кроме США, Канады, Швейцарии. Обратимость валют была ограничена: ввоз и вывоз валюты без разрешения органов валютного контроля были запрещены. Официальный валютный курс носил искусственный характер. Многие страны Латинской Америки и Западной Европы практиковали множественность валютных курсов — дифференциацию курсовых соотношений валют по видам операций, товарным группам и регионам.

Разработка проекта новой мировой валютной системы началась еще в годы войны (в апреле 1943г.), так как страны опасались потрясений, подобных валютному кризису после первой мировой войны и в 30-х годах. Англо-американские эксперты, работавшие с 1941 г., с самого начала отвергли идею возвращения к золотому стандарту. Они стремились разработать принципы новой мировой валютной системы, способной обеспечить экономический рост и ограничить негативные социально-экономические последствия экономических кризисов. Стремление США закрепить господствующее положение доллара в мировой валютной системе нашло отражение в плане Г. Д. Уайта (начальника отдела валютных исследований министерства финансов США).

В результате долгих дискуссий по планам Г.Д.Уайта и Дж.М.Кейнса (Великобритания) формально победил американский проект, хотя кейнсианские идеи межгосударственного валютного регулирования были также положены в основу Бреттон-вудской системы.

Для обоих валютных проектов характерны общие принципы:

• свободная торговля и движение капиталов;

• уравновешенные платежные балансы, стабильные валютные курсы и мировая валютная система в целом;

• золото-девизный стандарт;

• создание международной организации для наблюдения за функционированием мировой валютной системы, для взаимного сотрудничества и покрытия дефицита платежного баланса.

На валютно-финансовой конференции ООН в Бреттон-Вудсе (США) в 1944 г. были установлены правила организации мировой торговли, валютных, кредитных и финансовых отношений и оформлена третья мировая валютная система. Принятые на конференции Статьи Соглашения (Устав МВФ) определили следующие принципы Бреттонвудской валютной системы.

1. Введен золото-девизный стандарт, основанный на золоте и двух резервных валютах — долларе США и фунте стерлингов.

2. Бреттонвудское соглашение предусматривало четыре формы использования золота как основы мировой валютной системы:

а) сохранены золотые паритеты валют и введена их фиксация в МВФ;

б) золото продолжало использоваться как международное платежное и резервное средство;

в) опираясь на свой возросший валютно-экономический потенциал и золотой запас, США приравняли доллар к золоту, чтобы закрепить за ним статус главной резервной валюты;

г) с этой целью казначейство США продолжало разменивать доллар на золото иностранным центральным банкам и правительственным учреждениям по официальной цене, установленной в 1934 г., исходя из золотого содержания своей валюты (35 долл. за 1 тройскую унцию, равную 31,1035 г).

Предусматривалось введение взаимной обратимости валют. Валютные ограничения подлежали постепенной отмене, и для их введения требовалось согласие МВФ.

3. Курсовое соотношение валют и их конвертируемость стали осуществляться на основе фиксированных валютных паритетов, выраженных в долларах. Девальвация свыше 10% допускалась лишь с разрешения Фонда. Установлен режим фиксированных валютных курсов: рыночный курс валют мог отклоняться от паритета в узких пределах (±1% по Уставу МВФ и ±0,75% по Европейскому валютному соглашению). Для соблюдения пределов колебаний курсов валют центральные банки были обязаны проводить валютную интервенцию в долларах.

4. Впервые в истории созданы международные валютно-кредитные организацииМВФ и МБРР. МВФ предоставляет кредиты в иностранной валюте для покрытия дефицита платежных балансов в целях поддержки нестабильных валют, осуществляет контроль за соблюдением странами-членами принципов мировой валютной системы, обеспечивает валютное сотрудничество стран.

Под давлением США в рамках Бреттонвудской системы утвердился долларовый стандарт — мировая валютная система, основанная на господстве доллара. Доллар — единственная валюта, конвертируемая в золото, стал базой валютных паритетов, преобладающим средством международных расчетов, валютой интервенции и резервных активов. Тем самым США установили монопольную валютную гегемонию, оттеснив своего давнего конкурента — Великобританию. Фунт стерлингов, хотя за ним в силу исторической традиции также была закреплена роль резервной валюты, стал крайне нестабильным. США использовали статус доллара как резервной валюты для покрытия национальной валютой дефицита своего платежного баланса. Специфика долларового стандарта в рамках Бреттонвудской системы заключалась в сохранении связи доллара с золотом. США из двух путей стабилизации валютного курса — узкие пределы его колебаний или конверсия доллара в золото — предпочли второй. Тем самым они возложили на своих партнеров заботу о поддержании фиксированных курсов их валют к доллару путем валютной интервенции. В итоге усилилось давление США на валютные рынки.

В связи с неустойчивостью экономики, кризисом платежных балансов, усилением инфляции курсы западноевропейских валют по отношению к доллару снизились: итальянской лиры в 33 раза, французского франка в 20 раз, финской марки в 7 раз, австрийского шиллинга в 5 раз, турецкой лиры в 2 раза, фунта стерлингов на 80% за 1938—1958 гг. Возникли «курсовые перекосы» — несоответствие рыночного и официального курсов, что явилось причиной многочисленных девальваций. Среди них особое место занимает массовая девальвация валют в 1949 г., которая имела ряд особенностей.

1. Это снижение курсов было проявлением локального валютного кризиса, возникшего под влиянием мирового экономического кризиса, который в 1948—1949 гг. поразил в основном США и Канаду и болезненно отразился на пострадавшей от войны экономике стран Западной Европы.

2. Девальвация 1949 г. была проведена в известной мере под давлением США, которые использовали повышение курса доллара для поощрения экспорта своих капиталов, скупки по дешевке товаров и предприятий в западноевропейских странах и их колониях. С ревальвацией доллара увеличилась долларовая задолженность стран Западной Европы, что усилило их зависимость от США. Повышение курса доллара не отразилось на экспорте США, занимавших монопольное положение на мировых рынках в тот период.

3. Курс национальных валют был снижен непосредственно по отношению к доллару, так как в соответствии с Бреттон-вудским соглашением были установлены фиксированные валютные курсы к американской валюте, а некоторые валюты не имели золотых паритетов.

4. Девальвация была проведена в условиях валютных ограничений.

5. Девальвация носила массовый характер; она охватила валюты 37 стран, на долю которых приходилось 60—70% мировой капиталистической торговли. В их числе Великобритания, страны Британского содружества, Франция, Италия, Бельгия, Нидерланды, Швеция, Западная Германия, Япония. Только США сохранили золотое содержание доллара, установленное при девальвации в 1934 г., хотя его покупательная способность внутри страны снизилась вдвое по сравнению с довоенным периодом.

6. Снижение курса валют колебалось от 12% (бельгийский франк) до 30,5% (валюты Великобритании, других стран стерлинговой зоны, Нидерландов, Швеции и др.).

Выполняя роль международного кредитора, Соединенные Штаты, использовали свои финансовые ресурсы, прежде всего, посредством Плана Маршалла, облегчая восстановление Западно - Европейских рынков как буфера на пути Советского экспансионизма.

Мировое господство доллара создало еще более благоприятные условия развития экономики США. Начался длительный интенсивный подъем. Следует отметить, что на первоначальном этапе Бреттон – вудская система была взаимовыгодной и для США, и для других участников.

США использовали принципы Бреттонвудской системы (статус доллара как резервной валюты, фиксированные паритеты и курсы валют, конверсия доллара в золото, заниженная официальная цена золота) для усиления своих позиций в мире. Страны Западной Европы и Японии были заинтересованы в заниженном курсе своих валют в целях поощрения экспорта и восстановления разрушенной экономики. В связи с этим Бреттонвудская система в течение четверти века способствовала росту мировой торговли и производства. Однако послевоенная валютная система не обеспечила равные права всем ее участникам и позволила США влиять на валютную политику стран Западной Европы, Японии и других членов МВФ. Неравноправный валютный механизм способствовал укреплению позиций США в мире в ущерб другим странам и международному сотрудничеству. Противоречия Бреттонвудской системы постепенно расшатывали ее.

Объективными предпосылками приобретения статуса резервной валюты являются: господствующие позиции страны в мировом производстве, экспорте товаров и капиталов, в золотовалютных резервах; развитая сеть кредитно-банковских учреждений, в том числе за рубежом; организованный и емкий рынок ссудных капиталов, либерализация валютных операций, свободная обратимость валюты, что обеспечивает спрос на нее других стран. Субъективным фактором выдвижения национальной валюты на роль резервной служит активная внешняя политика, в том числе валютная и кредитная. В институциональном аспекте необходимым условием признания национальной валюты в качестве резервной является внедрение ее в международный оборот через банки и международные валютно-кредитные и финансовые организации.

Статус резервной валюты дает преимущества стране-эмитенту: возможность покрывать дефицит платежного баланса национальной валютой, содействовать укреплению позиций национальных экспортеров в конкурентной борьбе на мировом рынке. В то же время выдвижение валюты страны на роль резервной возлагает определенные обязанности на ее экономику: необходимо поддерживать относительную стабильность этой валюты, не прибегать к девальвации, валютным и торговым ограничениям. Статус резервной валюты вынуждает страну-эмитент принимать меры по ликвидации дефицита платежного баланса и подчинять внутреннюю экономическую политику задаче достижения внешнего равновесия.

Не имея собственной стоимости, национальные кредитные деньги не являются полноценными мировыми деньгами в отличие от золота. Аналогично евровалюты — по форме это мировые деньги, а по своей природе — это национальные деньги, используемые иностранными банками для депозитно-ссудных операций.

Применение предназначенных для внутренней экономики национальных денег в качестве международного платежно-расчетного и резервного средства порождает противоречия. Во-первых, использование подверженных обесценению национальных кредитных денег для обслуживания мирохозяйственных связей противоречит интернациональному характеру МЭО. Во-вторых, страны — эмитенты резервной валюты злоупотребляют ее статусом в целях внешнеэкономической экспансии. В-третьих, под влиянием неравномерности развития стран резервные валюты периодически утрачивают доминирующее положение. Такова была судьба английского фунта стерлингов, который перестал быть резервной валютой к концу 60-х годов XX в. С 70-х годов доллар США также уступил свои монопольные международные позиции под давлением основных конкурирующих валют — марки ФРГ, японской иены.

Международная счетная валютная единица используется как условный масштаб для соизмерения международных требований и обязательств, установления валютного паритета и курса, как международное платежное и резервное средство. Процесс демонетизации золота — утраты им денежных функций, юридически завершенный в результате Ямайской валютной реформы (1976— 1978 гг.), отрицательные последствия применения нестабильных национальных валют в качестве мировых денег создали условия для внедрения в валютную систему СДР (специальных прав заимствования), ЭКЮ (европейской валютной единицы), которую к 1999—2002 гг. постепенно заменяет евро.

Экономические, энергетический, сырьевой кризисы дестабилизировали Бреттонвудскую систему в 60-х годах. Изменение соотношения сил на мировой арене подорвало ее структурные принципы. С конца 60-х годов постепенно ослабло экономическое, финансово-валютное, технологическое превосходство США над конкурентами. Западная Европа и Япония, укрепив свой валютно-экономический потенциал, стали теснить американского партнера. На страны «Общего рынка» в 1984 г. приходилось 36,0% промышленного производства стран ОЭСР (США — 34,3%), 33,7% экспорта (США — 12,7%). Удельный вес США в золотых резервах уменьшился с 75% в 1949 г. до 23%. Одновременно доля стран ЕС в золотых резервах возросла до 38%, в валютных — до 53% (США —10,8%).

Вторым, не менее важным составляющим торгово – экономического компонента американской системы, стало создание благоприятного торгового режима. Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ) как глобальная организация, регулирующая таможенно-тарифные вопросы мировой торговли, было создано в Женеве в 1947 г. Это было время, когда США, укрепив свою экономику после Второй мировой войны, повели борьбу за создание стабильных правил международной торговли, обеспечивающих возможность развития товарооборота.

На основе американских предложений был разработан проект устава Международной торговой организации (МТО), задача которой заключалась в том, чтобы обеспечить регулирование мировой торговли и постепенно либерализовать ее. Устав МТО, принятый в Гаване, так и не был ратифицирован странами-участницами; вместо него в действие вступило многостороннее соглашение об основных нормах таможенной политики (Генеральное соглашение по тарифам и торговле). Созданное на базе несколько скорректированных американских предложений оно проникнуто идеей свободы торговли, т. е. равенства всех участвующих сторон. Эта идея конкретизируется в нескольких положениях.

Первое и важнейшее положение, принявшее форму «режима наибольшего благоприятствования», есть не что иное как тезис о необходимости соблюдения равенства и недискриминации всех участников внешней торговли. «Режим наибольшего благоприятствования» формулируется как обязательство стран-участниц устанавливать на взаимно поставляемые товары пошлины не выше тех, которые были установлены по отношению к любой третьей стороне. Этот декларируемый тезис, однако, допускает исключения в случаях создания специальных экономических (интеграционных) группировок.

В момент создания ГАТТ такие исключения предоставлялись странам-колониям, связанным с метрополиями особыми соглашениями. В настоящее время, однако, основная масса исключений из «режима наибольшего благоприятствования» приходится на интеграционные группировки: Европейский Союз, Европейскую Ассоциацию свободной торговли, латиноамериканские, североамериканские и другие региональные интеграционные группировки, а также ассоциированные с ними страны. Особо оговорено предоставление развивающимся странам права пользоваться преференциальным таможенным режимом на односторонней основе, т. е. без взаимного снижения пошлин на товары, импортируемые из развитых стран.

Второе положение касается признания правомочности применения средств внешнеторгового регулирования. ГАТТ признает пошлины в качестве единственного приемлемого средства. Все остальные формы и методы применяться не должны, а в тех случаях, когда их применение осуществляется, это должно носить временный характер и обосновываться исключительными обстоятельствами.

В качестве иллюстрации можно сослаться на ряд положений ГАТТ, относящихся к использованию таких мер, как количественные ограничения (ст. XI-XIV).

ГАТТ не рекомендовал странам-участницам использовать квоты, а также экспортные или импортные лицензии. Однако в тексте ГАТТ содержится перечень возможных исключений, когда введение количественных ограничений становится приемлемым и возможным. Сюда относятся случаи применения программ регулирования сельскохозяйственного производства, нарушения равновесия платежного баланса.

Негативным являлось и отношение ГАТТ к таким государственным мерам, как стимулирование производства с помощью налоговых льгот, программ регионального развития и помощи и т.д. Эти меры не допускаются к использованию в тех случаях, когда это ведет к дискриминации стран - участниц соглашения.

Наконец, третий важнейший аспект деятельности ГАТТ касался принципов принятия решений и действий - это отказ от односторонних действий в пользу переговоров и консультаций. Страны-участницы брали на себя обязательство не осуществлять односторонние действия, связанные с ограничением свободы торговли; все решения принимались только в процессе взаимных торговых переговоров в рамках раундов.

Основная деятельность ГАТТ заключалась в проведении многосторонних встреч-раундов, во время которых обсуждались внесенные на повестку дня вопросы, связанные с регулированием внешней торговли стран-участниц. Всего с момента создания и до трансформирования ГАТТ в ВТО в рамках ГАТТ было проведено восемь таких раундов. В Приложении Б показаны время и место проведения раундов и перечень обсуждавшихся на этих переговорах вопросов.

Как видно из приведенной таблицы Приложения Б, вплоть до начала 1973 г. основной переговорный процесс касался снижения таможенных пошлин, которые уменьшились с 40-60% в 1945-1947 гг. до 3 - 5% в начале 90-х. Механизм снижения заключался в том, что основные страны - производители и потребители товаров договаривались о величине снижения, после чего сокращения автоматически распространялись на все страны - участницы соглашения.

Впоследствии, когда величина таможенных пошлин значительно снизилась и одновременно увеличилось число участников ГАТТ, снижение таможенных пошлин осуществлялось на базе списков, подготавливаемых странами-участницами. Списки составлялись таким образом, что величина потерь для национального бюджета (рассчитываемая как общая стоимость «недополученных» сумм из-за снижения пошлин) была равна сумме выигрыша производителей, поставляющих товары за границу на базе сниженных тарифов стран-контрагентов.

В 70-е годы, когда на повестку дня была поставлена задача регулирования нетарифных мер, принцип равенства уступок начал применяться в несколько модифицированном виде. Основой переговоров становились подсчеты стоимостных эквивалентов потерь, понесенных странами от введения тех или иных ограничений. Сложность подсчетов, как и расширение спектра обсуждаемых вопросов, обусловила увеличение длительности переговоров до трех-шести лет по сравнению с одним-двумя годами на первоначальном этапе.

С другой стороны, такой подход приводил к гораздо более широкому и комплексному воздействию на мировую торговлю, вводя контроль за деятельностью государства в тех областях национальной экономической политики, которые влияют на мировую торговлю непосредственно: налоги, акцизные сборы, инвестиционная и финансовая политика.

Две последние серии переговоров, начавшиеся с середины 70-х годов, приобрели особое значение прежде всего в связи со значительным расширением круга обсуждаемых вопросов. К традиционно обсуждаемым проблемам уровня таможенного налогообложения были добавлены вопросы установления принципов налогообложения и правомочности применения отдельных видов пошлины (установление налогооблагаемой базы и применение компенсационных и антидемпинговых пошлин), проблемы регулирования внешней торговли отдельных отраслей (тропические товары, авиатехника), а также меры государственного протекционизма (лицензирование, государственные заказы).

По таможенным пошлинам результатом переговоров стало уменьшение средней величины таможенного налогообложения до 4,7% для развитых и 7,1% для развивающихся государств. Общий объем торговли, охваченный предоставленными в ходе «раунда Токио» уступками, составил 155 млрд. долл.

Для развивающихся стран наиболее значительными оказались уступки по сельскохозяйственным товарам тропического земледелия, т. е. по продуктам, не конкурирующим с производимыми в самих развитых странах. В принятом «Кодексе по таможенной оценке товара» устанавливается, что при начислении пошлин в качестве налогооблагаемой базы берется реальная, т. е. фактически определенная в договоре цена продажи данного товара. Дополнительные расходы (стоимость лицензионного вознаграждения, упаковки, фрахта и т.д.) включаются только по усмотрению стран, участвующих в соглашении.

Новыми стали дополнительные положения, касающиеся условий введения антидемпинговых пошлин. В соответствии с принятыми соглашениями демпинг был определен как продажа товаров по цене ниже «нормальной», т. е. такой, по которой товар продается внутри страны. Весьма важно, что величина карательных пошлин, как установлено в законе, не должна превышать величину демпинговой разницы, т. е. разницы между «нормальной» ценой и той, по которой товар поступил в импортирующую его страну. Тот же принцип применяется и в отношении субсидируемого экспорта. Поскольку задача компенсационных или карательных пошлин - лишь нейтрализовать субсидирование или льготное налогообложение, то соответственно величина карательной пошлины не может быть выше величины субсидии или дополнительных льгот.

После констатации факта поставки товара по демпинговым ценам и наличия значительного ущерба страна получает возможность требовать карательных пошлин, не особенно утруждая себя доказательством наличия тесной связи между фактами поставки дешевого товара и кризисным состоянием отрасли.

Среди других решений следует выделить соглашения о торговле по отдельным группам товаров (мясные и молочные продукты, авиатехника). В области торговли мясными и молочными продуктами были введены некоторые ограничения на государственное регулирование цен и производства этих видов продуктов, а также ограничены возможности регулирования их экспорта. В многостороннем отраслевом соглашении по торговле гражданской авиатехникой были ликвидированы пошлины и другие ограничения. Фактически на базе этого соглашения была создана зона свободной торговли авиатехникой.

Наконец, широкая группа принятых решений касалась регулирования так называемых мер нетарифного протекционизма: лицензий, государственных заказов, госсубсидий. В Соглашении о процедурах импортного регулирования были сформулированы обязательства публиковать все правила и процедуры, касающиеся лицензирования, а также привести существующую практику в соответствие с положениями Соглашения. Была установлена процедура введения систем автоматического лицензирования, а также выдачи индивидуальных лицензий.

В «Кодексе о стандартах» была поставлена задача не допустить использования стандартов и технических норм в качестве препятствий для развития торговли. Основное требование к участникам: не допускать того, чтобы стандарты, требования по упаковке, маркировке использовались в качестве препятствия к развитию торговли. Немаловажным явилось принятие обязательства о нотификации, т. е. предварительном уведомлении о готовящихся нововведениях. Развивающиеся страны получили право осуществлять субсидирование, но лишь в качестве временной меры, которая должна быть отменена по мере их экономического прогресса. Фактически были запрещены все субсидии за исключением торговли продуктами лесного, сельского хозяйства и рыболовства, что явилось уступкой странам ЕС.

В общем можно сделать вывод, что Токийское соглашение, перейдя от регулирования собственно таможенных пошлин, включило в свою сферу ряд вопросов национальной экономической политики (систему внутреннего налогообложения, субсидирования) и определило особый режим регулирования внешней торговли отдельных отраслей (сельское и лесное хозяйство, торговля гражданской авиатехникой).

Следующим крупным многосторонним соглашением в рамках ГАТТ явилась специальная сессия в Уругвае (Пунта дель Эс-те), открывшаяся в сентябре 1986 г. Особенностью этой сессии было дальнейшее расширение круга вопросов, регулируемых ГАТТ, в том числе включение в них торговли услугами. Что касается торговли товарами, то здесь была продолжена программа сокращения величины таможенных пошлин, усилий по регулированию мировой торговли продукцией отдельных отраслей и усиления контроля за теми аспектами национальной экономической политики, которые воздействуют на внешнюю торговлю в той или иной форме.

Военно – политический компонент «Американской системы»

По официальной версии по американскому сценарию послевоенный международный порядок должен был быть основанным на атлантическом союзе США и их союзниками во Второй Мировой войне. В пределах этой структуры, победители строили бы мирный, преуспевающий, и гуманный мир, от которого человечество уклонилось в ходе войны. Но мы знаем, что не все эти достойные цели были бы достигнуты.

Итогом военно – политической интеграции союзников США стало создание Северной Атлантической Организации Соглашений (НАТО) в 1949 г. Этим соглашением Соединенные Штаты взяли Западную Европу под свой «ядерный зонтик», таким образом дав понять Советскому Союзу, что нападение на Западную Европу будет эквивалентно нападению на Соединенные Штаты. На территории Европы были размещены войска США, что окончательно скрепило совместную политику США и Европы в сфере военной безопасности. Это было очередным подтверждением единства экономических интересов и соображений безопасности Соединенных Штатов и их европейских союзников.

Как военный союз НАТО, безусловно, наиболее развитая структура из всех существующих в Европе многосторонних инструментов обеспечения безопасности. В НАТО была создана целая система механизмов, через которые осуществляется совместная деятельность стран-членов, начиная от согласования политики, проводимой участниками союза на международной арене, и вплоть до подготовки к организации боевых действий в случае войны.

Высшей политической инстанцией союза является Североатлантический совет, который венчает собой «гражданскую часть» институциональной структуры НАТО. Сессии совета проводились дважды в год на уровне министров иностранных дел (к ним иногда присоединяются министры обороны), а в некоторых случаях и на уровне глав государств и правительств. Он определял направления деятельности НАТО, проводил консультации по важнейшим затрагивающим союз международно-политическим проблемам и принимал ключевые решения по практическим вопросам его функционирования[6] .

Что же касается военной организации союза, то ее сердцевиной стала интегрированная командная структура, обеспечивающая взаимодействие вооруженных сил стран-членов и их подготовку для участия в коллективной обороне в случае возникновения вооруженного конфликта. Военная организация НАТО включает в себя десятки разнообразных компонентов - командований, комитетов, агентств, различных элементов общей военной инфраструктуры и т.п. Основная часть вооруженных сил стран-членов находится под их управлением и передается союзу только в случае войны, однако некоторые воинские формирования выделены в распоряжение интегрированной командной структуры и в мирное время. В целом военный механизм НАТО представляет собой уникальное явление, как по своим масштабам, так и по степени интегрированности входящих в него национально-государственных компонентов.

Региональные компоненты «Американской системы»

Поскольку после окончания Второй Мировой войны отношения с Советским Союзом ухудшились, Соединенные Штаты решили, что существует угроза безопасности Западной Европы, которую должны устранить США. Они выделили для себя наиболее острые проблемы:

1. возрождение европейской экономики;

2. гарантия военной безопасности Западной Европы от угрозы со стороны Советского Союза.

Американское правительство решило, что жизненно необходимо предотвратить отступление в изоляцию подобно тому, которое предшествовало мировой войне и послужило одной из причин начала Второй Мировой войны.

В 1947 году был запущен план Маршалла. Он заключался в перемещении огромных финансовых ресурсов из Соединенных Штатов в Западную Европу, в целях развития внутриевропейского торгового сотрудничества. По одним оценкам стоимость Плана Маршалл была приблизительно $ 13 миллиардов долларов в течение более чем четырех лет. В 1994 году это количество достигло бы $ 100 миллиардов. После окончания войны США приняли на себя роль всемирного кредитора, к тому же их финансовая система не была в таком упадке, как Европы, поэтому финансирование в подобном объеме не было обременительно для американской экономики. Подобно Великобритании в конце девятнадцатого столетия и Японии в конце двадцатого столетия, Соединенные Штаты использовали его накопленное богатство, на создание мира, который в дальнейшем смог бы обслуживать американские экономические и политические интересы.

Другой, не менее важной инициативой, проявленной Соединенными Штатами было формирование общеевропейского рынка или Европейского Экономического Сообщества (ЕЭС). Первоначально эта экстраординарная инициатива была высказана европейскими политиками и экономистами. Соединенным Штатам идея понравилась, и они дали проекту свою полную поддержку. Сторонники создания ЕЭС полагали, что развитие огромного рынка в Западной Европе даст европейцам огромный экономический ресурс для сопротивления их внутренним коммунистическим партиям и проискам Советского Союза. Кроме того, Европейское Экономическое Сообщество было задумано как средство привлечения западной Германии на свою сторону. Следует отметить, что исторически промышленный Рур и другие области Западной Германии были более ориентированы на диалог восточном направлении, в сторону их экспортных рынков. Эти рынки теперь стали коммунистическими, и, чтобы снизить опасность западногерманского сближения с СССР, а также чтобы прекратить независимые отношения с Советами, необходимо было искать альтернативные экспортные рынки.

Это было выгодно и в идеологическом и экономическом отношении: во-первых, США становились новым торговым партнером Западной Германии, таким образом решался вопрос поиска нового экспортного рынка для Германии. Во-вторых, США, в свою очередь, получали каналы дешевого импорта промышленной продукции. И наконец, в-третьих, Западная Германия вынуждена была перестраиваться на диалог с Западом, таким образом, решался идеологический вопрос.

Хотя общеевропейский рынок не вписывался в американское видение мирового порядка, а в конечном итоге даже обернулся против США и повлек за собой европейскую дискриминацию американского экспорта, США принимали эти экономические нововведения как необходимость из соображений безопасности. Соединенные Штаты могли позволить себе допустить европейский протекционизм. Однако, Соединенные Штаты предполагали, что общий рынок целесообразен в краткосрочном периоде, а в долгосрочном периоде станет фундаментом в строительстве многосторонней системы. Американские официальные лица полагали, что, когда Западная Европа восстановит свою экономическую силу и уверенность в себе, они понизят внешние барьеры и будут участвовать в открытой мировой экономике, предполагаемой Соединенными Штатами в Бреттон - Вудсе.

Соединенные Штаты обратили свой взор на Западную Европу, поощряя европейскую интеграцию. Как предварительное условие для получения Американской помощи, от Западно - Европейского правительства требовалось удалить внутриевропейские торговые барьеры, сотрудничать и координировать свои экономические планы через Организацию Европейского Экономического Сотрудничества (OEEC).

Ускоряя европейскую интеграцию, Соединенные Штаты даже не допускали возможности европейской дискриминации против американского сельскохозяйственного и производственного экспорта. Менее драматическим, но не менее значимым был сценарий Соединенных Штатов восстановления японской экономики и интеграции ее в западную систему. Таким образом, в течение холодной войны, послевоенный международный экономический порядок и порядок международной безопасности стали глубоко взимосвязанными.

В азиатском направлении у Соединенных Штатов также имелись определенные трудности. Вторая Мировая Война укрепила позицию Советского Союза в Восточной Азии, в то время как Китай и Северная Корея стали коммунистическими странами и политическими союзниками Советского Союза. Эти важные традиционные японские рынки были теперь во враждебных руках. Подобно Западной Германии, Японию к советскому блоку тянули экономические интересы. Кроме того, Японская экономика была опустошена войной, и разрушительные последствия оказались намного больше и масштабнее, чем давали первоначальные оценки. Япония, так же как Европа, нуждалась в сильном экономическом партнере, который мог бы помочь ей в восстановлении.

В данном регионе США решили не утруждаться поисками новых идей, а пошли по уже откатанному в Европе пути установления экономического партнерства на основе военно – политического союза. В этих целях было подписано американско - японское Взаимное Соглашение Безопасности (MST), после которого Соединенные Штаты приступили к восстановлению Японского рынка. Однако, в отличие от Западной Германии, у Японии не имелось никаких соседей с развитыми некоммунистическими экономиками, к которым она могла бы примкнуть. Чтобы преодолеть эту проблему изолированности и уязвимости Японии, Соединенные Штаты предприняли усилия к устранению дискриминации юго-восточной Азии по отношению к Японскому экспорту. Нельзя забывать, что одной из причин Тихоокеанской Войны была европейская колонизация, в значительной степени закрывшая эти рынки.

Соединенные Штаты также поддержали Японское членство в «Западном Клубе». Несмотря на сильное европейское сопротивление, основанное на опасении Японской конкуренции, Соединенные Штаты, в конечном счете, защитили Японское участие в МВФ, Мировом Банке, и других международных организациях. Кроме того, Соединенные Штаты дали Японии относительно свободный доступ на американский рынок и к американской технологии, использовали свои обширные финансовые ресурсы, помогая в восстановлении японской экономики, но не требовали доступ в японскую экономику для своих многонациональных корпораций, как это было в Европе. Вместо этого, уступкой Японии было разрешение использовать их воздушное пространство и военно-морские базы.

Этими способами, Соединенные Штаты поставили точку опоры американской системе. Американско - европейские и американско - японские компоненты системы имели немного шансов пересечься друг с другом. Линии сотрудничества, использовал только Вашингтон. Хотя Япония и Западная Европа стали бы равными участниками на ежегодных «Западных» встречах на высшем уровне, Японско - Европейские дипломатические отношения были, прежде всего, средством их связей к Соединенными Штатами. На экономической арене доля японско - европейской торговли была, но оставалась относительно небольшой, по сравнению с торговлей каждого из них с Соединенными Штатами.

Таким образом Соединенные Штаты овладели контролем над двумя наиболее мощными и до Второй мировой войны соперничавшими с ними индустриальными зонами — европейской и японской. Все это возвело США на вершину капиталистического мира, создало Вашингтону положение имперской столицы, диктующей свои условия практически всем странам за пределами мира социализма[7] .

Таким образом, Соединенные Штаты после окончания Второй Мировой войны оказались в очень благоприятных условиях для осуществления своей давней мечты – гегемонии. Умело используя международную обстановку, обладая колоссальными ресурсами, они путем манипуляций всеми доступными инструментами целенаправленно шли по намеченному курсу. Там, где не было благоприятных условий, они их создавали; там, где не могли найти себе партнеров – покупали или запугивали. Однако, наиболее важным фактором насильственно внедренной ими экономической (в т.ч. денежно – кредитной) системы, системы партнерства было наличие внешней угрозы.

Вместе с распадом СССР произошла самоликвидация Организации Варшавского Договора, Совета Экономической Взаимопомощи и всей системы социалистических отношений, что кардинально изменило расстановку сил в мире. "Холодная война" была закончена без единого выстрела противоборствующих сторон. Советская империя рухнула не по причине ее военного разгрома, а в результате многолетнего противостояния более экономически сильному противнику, и как следствие расточительной и бессмысленной гонки вооружений, оказавшейся для СССР непосильной.

Не только в России, но и на Востоке, и на Западе и во всем «социалистическом содружестве» стремятся выработать стратегию своего поведения, ведущую к достижению внешнеполитических целей, соответствующих изменившейся обстановке. Отсюда и предупреждения о преждевременности партнерства с новой Россией, способствующего восстановлению ее могущества и политического влияния[8] , и популярная в США концепция "униполярности", освещающая их "мировое лидерство"[9] . Важно иметь в виду, что эти взгляды характеризуют не только двусторонние отношения между Америкой и Россией, но и определяют подход США к формированию их отношений с государствами Евразии.

Генри Киссинджер пояснял несколько лет назад эту ситуацию так: "В России демократизация и сдержанная внешняя политика не обязательно идут рука об руку. Вот почему утверждение, будто бы мир в первую очередь может быть обеспечен внутренними российскими реформами, находит мало приверженцев в Восточной Европе, скандинавских странах или в Китае, и именно поэтому Польша, Чешская республика, Словакия и Венгрия так стремятся войти в Атлантический союз"[10] .

Соединенные Штаты считают себя победителями в холодной войне. Но что дала им эта победа? Подобно СССР они тратили огромные ресурсы на противостояние, на этом противостоянии был основан союз США, Европы и Японии, в котором Соединенным Штатам бесспорно принадлежала лидирующая позиция. Но противостояние Советскому Союзу и давало США эту возможность почувствовать себя лидером. С исчезновением внешней угрозы у других стран исчезла и необходимость соглашаться на заведомо невыгодные взаимоотношения с Америкой, ее гегемонией. Стоит отметить, что американские лидеры умели придать своему внешнеполитическому курсу благородный вид: военная защита своих союзников, помощь в восстановлении их разрушенной экономики, мировая экономическая интеграция и либерализация мировой экономики, помощь в установлении и развитии демократии и т.д. Однако, на самом деле это было хорошо завуалированное решение собственных проблем и притязаний.

1.2 Процессы региональной интеграции на международной арене как следствие ослабления внешнеэкономической роли США на международной арене после окончания «холодной войны»

«Тактика и стратегия не всегда могут решить судьбу великой страны и ее сферы влияния, если ветер истории перестает дуть в ее паруса»[11] . Американская политика будет продолжать перемежение периодов лихорадочной активности с периодами отступления, поиска «новых окопов», новой линии обороны. Проявившееся уже в американской элите своеобразное «отступление дисциплины», довольно энергичное отрицание внутренней дисциплины основным американским политическим массивом в период правления Б. Клинтона способствовала подрыву американской гегемонии.

Первый признак – отсутствие последовательного стратегического планирования. Президент Клинтон любил говорить о «строительстве мостов в двадцать первый век», но даже не сформировал команду мостостроителей, не говоря уже об основных направлениях этого строительства.

Вторым признаком «глобального отступления» является ослабление американской поддержки созданных ими же международных организаций, таких как Международный Валютный Фонд, Мировой банк, и, особенно, Организация Объединенных Наций. Америка задолжала ООН огромные суммы и вышла из состава ЮНЕСКО. В период с 1995 по 2001 год правительство США закрыло сорок американских посольств и консульств за пределами страны. На начало 2001 года на США приходилось лишь 13 % помощи, идущей от развитых стран развивающимся, и эта доля постоянно уменьшается[12] .

Если эти тенденции получат дальнейшее продолжение, американское влияние во внешнем мире неизбежно будет ослабевать.

Третьим признаком, своего рода лакмусовой бумагой, является позиция американского конгресса, который без особого энтузиазма одобрил в 1993 году создание Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА), еще меньший энтузиазм проявил при ратификации в 1994 году соглашения «раунда Монтевидео» по либерализации мировой торговли в рамках Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ). Далее конгресс откзал президенту Клинтону в предоставлении особых полномочий при расширении рамок торговли с латиноамериканскими странами, проявил скептицизм в процессе американского вовлечения в Боснию и Косово. После месяца воздушной кампании против Югославии в 1999 году 249 членов палаты представителей (против 180) отказались оплачивать посылку американских наземных войск в Югославию без специального разрешения конгресса. Даже резолюция, одобряющая бомбардировки, не была поддержана большинством (213 против 219 голосов). Конгресс склонен в будущем заставить союзников больше расходовать на военные нужды.

Четвертым важнейшим признаком является растущее нежелание американцев (простых налогоплательщиков и элиты) нести материальные расходы и жертвовать американскими жизнями. Вера же в обеспеченность спокойного лидерства способна породить разочарование. Ч. Капчен пишет: «Иллюзия относительно того, что можно поддерживать интернационализм посредством минимальных потерь – или же обходясь без них - будет преследовать Соединенные Штаты в грядущие годы, ограничивая их способность использовать силу, когда это окажется необходимым»[13] . При этом все больше растет число американцев, не имеющих международного опыта, такого как участи во второй мировой войне или присутствие при создании НАТО, при битвах холодной войны. Эти молодые американцы обязательно будут изоляционистами, но они определенно меньше заинтересованы в международных делах. Не имея мобилизирующей угрозы, они все больше будут индифферентны к развитию международной ситуации, что недостаточно для «несения глобального бремени». Уже сейчас наиболее интернационалистическая элита согласна (при определенных обстоятельствах) пойти на использование американских войск лишь в Израиле, Косове, Саудовской Аравии, Южной Корее и на Тайване.

В таблице Приложения Д представлены результаты опроса общественного мнения в 2001 году о целях американского общества (по убывающей доли интереса). В результатах этого опроса не видно особой решимости увеличивать значительно военные расходы (30 % за увеличение военных расходов, 28 % - за сокращение, 38 % - за поддержание на современном уровне).

Есть и косвенные доказательства утраты «вкуса к самоутверждению». Из 300 субботних утренних радиообращений президента Клинтона лишь 35 (менее 12 %) были посвящены проблемам внешней политики. Особенно заметен был слабый интерес к внешней сфере в ежегодных Посланиях о положении в стране.

Указанные сложности порождают сомнения в релевантности гегемонии, в ее оправданности в большом историческом контексте. Какова альтернатива? Исторически гегемония чаще всего сменялась «концентрацией держав» - балансом нескольких центров силы. В среднесрочной и даже краткосрочной перспективе наиболее многообещающим и реалистичным решением был бы возврат к системе традиционного баланса сил под эгидой глобального концерта великих держав, предусматривающий регулярные консультации на высоком уровне, с коллективными действиями по реализации политических решений. Идея Франклина Делано Рузвельта о «постоянно действующей системе общей безопасности» в свободно торгующем внутри себя мире может оказаться наиболее реалистичным предсказанием XXI века.

Ч. Капчан приходит к выводу, что «увядание однополярности произойдет ввиду двух причин: региональной амальгаме в Европе и ослабления интернационализма в Соединенных Штатах»[14] . Смятение многих наблюдателей можно понять: спустя более десятилетия после окончания холодной войны природа нового мира еще не определилась окончательно. Для успеха блокирования пути других претендентов на политический Олимп необходима мощь и национальная воля. Современный лидер – США – наделен огромной мощью. С окончанием холодной войны США остаются и долго будут оставаться доминирующей державой. Что же касается второго компонента – национальной воли, то представляются убедительными признаки ослабления такой воли.

В то время как администрация Клинтона занималась решением вопросов внутриэкономического характера и пыталась выработать новую внешнюю политику, влияние США на международной арене в значительной степени снизилось.

Ведущие европейские государства не оставляли планы укрепить европейскую идентичность в сфере безопасности и обороны в собственных институционных рамках, результатом чего стала очередная инициатива «европейского ядра» (Франция, Германия, Бельгия, Люксембург) по созданию Европейского оборонного союза для проведения общей оборонной политики за пределами НАТО, к которому впоследствии могли бы присоединиться другие государства[15] .

На общем фоне интернационализации выделяются процессы региональной интеграции. В мире насчитывается свыше сотни региональных торговых группировок. Однако реальные интеграционные процессы, выделяющиеся тесным сплетением национальных хозяйств, постепенным их сращиванием в целостные полигосударственные экономические организации региональных масштабов, происходят только в тех районах, где страны-участницы достигают достаточно высокого технико-экономического уровня развития. Поэтому следует различать реальную интеграцию и процесс формирования торгово-политических группировок в различных регионах мира как инструмента борьбы за рынки сбыта.

В начале 90-х г.г. реальные интеграционные процессы имели место и в Западной Европе (ЕС), и Северной Америке (Североамериканское соглашение о свободной торговле, НАФТА). В 1999г. 11 из 15 государств — членов Европейского союза (ЕС) вступили в завершающую фазу формирования экономического и валютного союза — ввели единую валюту евро и создали наднациональный Европейский центральный банк. ЕС охватывает 300 млн. человек, дает 19,4% мирового ВВП, 18,6% международной торговли и оказывает растущее влияние на мировую экономику в целом. Продолжается расширение ЕС.

В свою очередь, США формируют собственный торгово-экономический блок, не уступающий по потенциалу западноевропейскому. В 1989 г. США и Канада создали зону свободной торговли. С 1994 г. функционирует Североамериканская ассоциация свободной торговли в составе США, Канады и Мексики. В конце 1994 г. выдвинут план расширения этого блока, чтобы к 2005 г. создать всеамериканский торговый рынок в составе более трех десятков стран Западного полушария с населением около 800 млн. человек.

Особо следует выделить Организацию Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), в которую входит 21 государство. За лидерство в блоке борются Япония и США. В ноябре 1994 г. АТЭС поставила целью создать в регионе к 2010г. зону свободной торговли и инвестиций. На долю этого блока уже сегодня приходится 1/2 мирового ВВП и 40% мирового товарооборота. Такой разворот событий позволяет прогнозировать формирование трех беспрецедентно крупных торгово-экономических центров, соперничество и взаимодействие между которыми будут определять не только положение на мировом рынке, но и всю геоэкономическую ситуацию.

Первая половина 90-х г.г. отличается ускоренными темпами подъема экономик развивающихся стран, их стремлением к взаимному проникновению. Возрастает их доля в географической структуре проектного финансирования. Это обусловлено совершенствованием законодательства данных стран в области иностранных инвестиций и улучшением инвестиционного климата, расширением страхования политических рисков со стороны агентств экспортного кредитования и страхования и Многостороннего агентства по гарантированию инвестиций, а также приобретением банками опыта в области управления проектными рисками. Лидером в области привлечения ресурсов на условиях проектного финансирования до финансового и валютного кризиса 1997—1998 гг. являлись Юго-Восточная Азия (включая Китай) и Тихоокеанский регион (Приложение В).

На начальном этапе в сфере проектного финансирования доминировали банки США и Канады, затем позже (в связи с развитием нефтедобычи в Северном море) — Великобритании. В 90-х годах на рынке проектного финансирования появились крупные банки Японии, ФРГ, Франции. В 1996 г. 25 ведущих банков организовали предоставление синдицированных и консорциональных кредитов на условиях проектного финансирования на сумму около 60 млрд долл. (для финансирования свыше 1000 крупных инвестиционных проектов) (Приложение Г)[16] .

Еще со второй половины 80-х годов мир активно заговорил об «азиатских тиграх»[17] , вскоре взахлеб начали утверждать, что XXI век будет Веком Азии. Эти страны, впервые включившись в мировую систему экономики, преодолев вековую отсталость, увидев результат социального возрождения, уверовали, что для них навсегда наступил период экономического процветания, однако уже в середине 1997 года Юго-Восточную Азию охватил мощный валютно-финансовый кризис. Мировые финансовые рынки залихорадило. Давление спекулянтов вынудило банк Таиланда отпустить национальную валюту - бат. Несмотря на значительные валютные резервы Таиланда, национальный банк смог противостоять спекулятивным атакам только в течение двух недель. 2 июля 1997 года началось падение курса бата. Со скоростью тропического урагана валютный кризис стал распространяться на соседние страны АСЕАН. Особенно остро финансовый кризис сказался на Индонезии. Здесь кризис обрушился не только на финансовых олигархах и финансовых магнатов. Он, прежде всего, обнаружил укоренившиеся социальные проблемы, дисбаланс между народом и властью, разросшуюся коррупцию и монополизм финансово-властных структур, ухудшающееся социальное положение основной части населения, особенно молодежи и студентов. В течении одной недели ранее казавшаяся весьма благоприятная страна превратилась в арену массовых беспорядков, грабежей и опустошения, которые длились несколько месяцев, пока не ушел в отставку глава государства. Достаточно вспомнить, что за одну неделю было закрыто более 70 банков.

Наверное, первым о приближении глобального кризиса заговорил Джордж Сорос. Еще в 1995 году в своем интервью, опубликованном в книге “Сорос о Соросе”, известный финансист утверждал, что мировые финансы крайне нестабильны, что капитализм вот-вот войдет в состояние глубокого кризиса, и что этот кризис разрушит и сложившуюся систему мировых финансовых рынков, и систему глобальных торговых связей, то есть все то, что с таким усердием выстраивал запад в течение последних десятилетий. Хотя в руководстве Soros Fund предвидели приближение кризиса, масштабы неурядиц застали всех врасплох. Обнаружился ряд скрытых и, как казалось тогда, не связанных между собой дисбалансов, а их сочетание вызвало к жизни процесс, весьма далекий от равновесия, последствия которого неизмеримо превзошли то, что можно было бы ожидать от составляющих его элементов[18] .

Финансовые рынки сыграли роль, сильно отличающуюся от той, которую им отводит экономическая теория. Предполагается, что финансовые рынки совершают движения, похожие на движения маятника: они могут испытывать беспорядочные колебания под воздействием внешних ударов, но считается, что, в конечном счете, они приходят в точку равновесия, и это точка, вроде бы одна, независимо от временных колебаний. Вместо этого, финансовые рынки скорее повели себя как разрушительный шар — они перекатывались из страны в страну и сметали более слабые рынки.

Трудно избежать вывода, что международная финансовая система сама стала главным фактором кризисного процесса. Она определенно сыграла активную роль в каждой стране, хотя влияния других факторов различались по странам. Такой вывод трудно примирить с широко распространенным мнением, согласно которому финансовые рынки пассивно отражают глубинные экономические процессы. Чтобы проверить мой тезис о финансовых рынках, попробуем оценить другие составляющие кризиса, а затем посмотрим, что же произошло на самом деле.

Самой непосредственной причиной неурядиц стало несоответствие валютных курсов. Страны Юго-Восточной Азии придерживались неформального соглашения о привязке своих валют к доллару США. Видимая стабильность доллара побуждала местные банки и фирмы брать кредиты в долларах и конвертировать доллары в местные валюты без хеджирования; затем банки ссужали деньги или вкладывали их в местные проекты, преимущественно в недвижимость. Это казалось безопасным способом зарабатывать деньги, пока неформальная долларовая база оставалась стабильной. Но система начала испытывать давление, отчасти из-за занижения курса китайской валюты в1996 г., отчасти из-за повышения курса доллара по отношению к иене. Торговый баланс соответствующих стран ухудшился, хотя дефицит поначалу компенсировался существующим крупным сальдо по счетам движения капиталов. Однако к началу 1997 г. стало ясно, что разрыв между торговым балансом и балансом движения капиталов становится невыносимым. Тогда же SorosFund осуществил «короткую» продажу таиландского бата и малазийского ринггита со сроками погашения от шести месяцев до одного года. Впоследствии премьер-министр Малайзии Махатир обвинил руководство SorosFund в инициировании кризиса. Это обвинение было совершенно необоснованным, т.к фонд не продавал валюту во время кризиса или за несколько месяцев до него; напротив, он выступил его покупателем, когда валюты начали падать, началась скупка ринггитов, чтобы получить прибыль от прежней сделки.

Однако кризис разразился лишь в июле 1997 г., когда таиландские власти отказались от привязки бата к доллару и установили плавающий валютный курс. Кризис наступил позднее, чем ожидалось, так как местные органы кредитно-денежного регулирования продолжали поддерживать свои валюты слишком долго, а международные банки по-прежнему предоставляли кредиты, хотя они должны были ясно видеть угрозу. Запаздывание, несомненно, способствовало обострению кризиса. Из Таиланда он быстро распространился на Малайзию, Индонезию, Филиппины, Южную Корею и другие страны.

Международный кризис достиг кульминации в конце декабря 1997 г., когда, несмотря на программу МВФ, иностранные банки отказались возобновить свои ссуды корейским банкам. Пришлось вмешаться центральным банкам, чтобы заставить подконтрольные или коммерческие банки возобновить предоставление ссуд. Был предусмотрен и второй пакет мер спасения. Вскоре кризис стал ослабевать. Председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспэн (Alan Greenspan) дал ясно понять, что азиатские неурядицы исключают любую возможность повышения процентных ставок, и рынки облигаций и акций воспрянули духом. Разрушительный шар остановился, не достигнув Латинской Америки, не считая первого удара по Бразилии. Корее и Таиланду повезло — там были избраны новые правительства, приверженные реформам. Положение продолжало ухудшаться лишь в Индонезии, но, в конце концов, и Сухарто был отстранен от власти. Вернулись охотники за дешевыми покупками; валюты окрепли; и к концу марта азиатские фондовые рынки, включая индонезийский, вернули от трети до половины потерь, выраженных в национальных валютах. Это — неплохой результат после крупного краха на рынке.

Валютно-финансовый кризис, поразивший страны Юго-Восточной Азии в 1997 году, стал испытанием решимости стран АСЕАН продолжить политику экономической интеграции. Серьезные внутренние проблемы, с которыми столкнулись члены Ассоциации в ходе преодоления кризиса, отвлекли их от решения перспективных задач, несколько ослабили "межасеановскую солидарность". Например, Таиланд и Филиппины считали необходимым активизировать усилия с тем, чтобы быстрее вписаться в процесс международной глобализации, решительнее проводить в АСЕАН экономические и политические реформы. Однако государства Индокитая проявили более осторожный подход, выдвигая на первый план незыблемость принципов невмешательства во внутренние дела друг друга и консенсус в принятии важных решений как основу в деятельности Ассоциации. В результате некоторые страны-члены АСЕАН, по сути, взяли курс на самостоятельный поиск путей преодоления кризиса. Тем не менее, на официальном уровне неизменно подчеркивается приверженность коллективному решению региональных проблем. Благодаря принятым мерам в первой половине 1999 года большинству стран Ассоциации удалось преодолеть негативные тенденции и продемонстрировать определенные успехи в деле финансового оздоровления, экономического роста и привлечения иностранных инвестиций.

ГЛАВА 2. «Американская система» в годы администрации Б. Клинтона (1993 – 2002)

С исчезновением Советской военной угрозы исчезла и необходимость в созданной США системе. Однако она не исчезла, а видоизменилась, адаптировалась к новым условиям и продолжает существовать. Для того, чтобы вдохнуть в нее новую жизнь, американская администрация создала себе нового внешнего врага в виде широко известной «оси зла».

В начале XXI столетия, утверждает И. Тодд, Соединенные Штаты превратились в фактор «глобальной нестабильности»: Америка «требует, чтобы весь мир признал “осью зла” государства, роль которых в международных отношениях заведомо второстепенна»; она «не желает окончательно урегулировать палестино-израильский конфликт, хотя располагает всеми необходимыми для этого возможностями»; «возводя терроризм в ранг универсального явления, она превращает непрекращающуюся войну в норму жизни». В чем причина столь безответственной политики? Автор формулирует ответ предельно остро: «В то время когда мир приближается к пониманию того, что он не нуждается в Соединенных Штатах, Америка начинает осознавать, что она не может обходиться без внешнего мира»[19] .

Современная внешнеполитическая стратегия и тактика США мало чем отличается по сути своей от старой «универсальной» формулой, которой они руководствовались весь XX в. и которая гласит: «Границы американской безопасности лежат везде, где поставлены на карту американские интересы». [20] Этим, безусловно, руководствовалась первая администрация Б. Клинтона, который пришел к власти в Белом доме в 1992 г.

Фактически, Б. Клинтон сформировал новую доктрину: США как оси мироздания, метрополия для всего мира, развитие которого давно зависит от американских ресурсов, воли и интеллекта. США, беря на себя роль глобального лидера, становятся основой международной безопасности и американоцентричной системы международного права (“США больше, чем ООН”). [21]

Основательно с точки зрения теории геополитического порядка теория «нового атлантизма» рассматривается в работах отечественных ученых в области политической философии Г Киссинджера, В Серебрянникова, А.Л. Страуса, Р Инглхарта

Имперские амбиции США в конце века не только не ослабли, они стали еще больше, а политика Белого Дома – еще жестче.

Вот как формулирует цели США в мире один из ведущих «практикующих» американских политологов, советница обоих Бушей (и специалист по России), идеолог республиканской администрации Дж. Буша-мл. К. Райс:

— обеспечить Америке способность военными средствами предотвратить любой силовой конфликт, сделать американскую мощь готовой сражаться за свои интересы в том случае, если сдерживание не сработает;

— расширить возможности экономического роста посредством снятия тарифных барьеров, распространения свободной торговли и стабилизации международной валютной системы;

— гарантировать прочные и тесные взаимоотношения с союзниками, которые разделяют американские ценности и готовы разделить экономическое бремя в достижении этих ценностей;

— сфокусировать американскую энергию на достижении выгодных всеобъемлющих отношений с крупными мировыми силами, особенно с Россией и Китаем, которые могут участвовать в определении характера будущего мирового политического расклада;

— решительно противодействовать государствам-париям и враждебным странам, представляющим растущую угрозу с точки зрения терроризма и вооружения средствами массового поражения² .

К. Райс полагает, что «военная готовность займет в будущем центральное место. Американские технологические преимущества должны быть использованы для построения сил, более легких в перемещениях и более смертоносных по своей огневой мощи, более мобильных и гибких, способных наносить удары точно и с большого расстояния»[22] .

2.1 Политико - идеологическая основа «Американской системы» по сценарию Б. Клинтона

2.1.1 «Доктрина Клинтона» как основа концепции «Нового атлантизма»

В 1992 году Фонд Карнеги (США) подготовил специальную работу, посвященную проблеме фактора силы в международных отношениях: CommissiononAmericaandtheNewWorld. Changing Our Ways: America and the New World (Washington, D.C.: Carnegie Endowment for International Peace, 1992).

Оценивая ее в сентябре 1993 года будущий госсекретарь США, а в то время Постоянный представитель США в ООН, М.Олбрайт выступила с речью в Национальном военном колледже. В ней она заявила о необходимости использования военной силы и определила случаи ее возможного применения: угроза распространения оружия массового поражения, терроризм, урегулирование этнических конфликтов, защита и продвижение демократии[23] .

21 сентября 1993 года основы новой концепции международной политики США изложил помощник по национальной безопасности Э. Лейк во время своего выступления в Школе перспективных международных исследований Университета Джонса Гопкинса в Вашингтоне.[24]

27 сентября 1993 года Президент Клинтон представил новую американскую стратегию на заседании Генеральной Ассамблеи ООН.

Уже почти два века сохраняется попытка англосаксонской державы осуществить проникновение в Центральную Азию. В концепции, изложенная в книге З. Бжезинского “Большая шахматная доска”, указывается о необходимости установления контроля США над стратегическим «перекрестком света», что также является продолжением актуализации стратегии Х. Маккиндера в конце XIX века, в которой Центральная Азия, как мягкое подбрюшье Хартленда («сердце мира»), является местом столкновения между силами «моря» и «суши». Силы моря, талассократия, стараются проникнуть в Хартленд для того, чтобы:

· осуществить полный контроль над Евразией, как стыкующего звена между разными геоэкономическими полюсами, расположенными вокруг него – Европой, Ближним Востоком, Индией и АТР, что позволит существенно оказывать влияние на их действия;

· предотвратить региональную кооперацию континентальных могущественных соседей в этом регионе, от которой может возникнуть потенциальный антагонизм Англосаксонской талассократической власти[25]

Учитывая то, что это многовековая история проникновения, которое происходит перед нашими глазами, является особенно опасным, поскольку этот процесс происходит на фоне структурного кризиса США, как регулятора международной жизни. Тем не менее, неоконсервативные идеологи Белого дома старались использовать все возможные рычаги власти для создания мировой англосаксонской империи. Опасность заключается в том, что англосаксонские правящие элиты не хотят признаваться перед мировым сообществом исчерпания своего лидерства и, стремясь оставаться признанной свердержавой, они выработали стратегию «непрекращающейся войны», рассчитанную на лет 20-30. С такой перспективы уникальная геополитическая позиция Центральной Азии интересна англосаксонским державам, как самое выгодное месторасположение, где всегда можно создать новые поводы для конфликта

Если Людовик XIV говорил – государство это я, то Соединенные Штаты сегодня заявляют «мировое сообщество – это мы». Что думают люди и даже правительства, не имеет никакого значения. США все сами решают за всех. При таком ходе рассуждений в принципе отпадает необходимость в Организации Объединенных Наций. Парадокс в том, что сегодняшняя ООН сама по себе является в значительной степени инструментом американской политики. Но в рамках доктрины Клинтона она уже становится лишним звеном, ибо тормозит принятие решений.

Второе правило доктрины Клинтона можно сформулировать следующим образом: если мнение собственного народа противоречит мнению президента США, любое истинно демократическое правительство должно послать собственных граждан к черту и делать то, что велит союзнический долг. А если правительство оглядывается на собственных граждан и общественное мнение, то это не настоящее демократическое правительство.

Третье правило этой доктрины гласит: США выступают одновременно как соучастник, обвинитель, судья и исполнитель приговора. Мировой лидер не связан никакими правовыми формальностями. Вопрос о том, что «морально», а что нет, решает сам американский президент. Короче, чем больше у государства бомб и самолетов, тем лучше его «моральный авторитет». Лидеры Соединенных Штатов постоянно объявляют всему миру о готовности покарать нехороших диктаторов. Но со времен панамского генерала Норьеги, которого американцы свергли и посадили под замок, обвинив в торговле наркотиками, прослеживается странная закономерность. Все иностранные лидеры, которых Америка публично наказывает, на определенном этапе своей карьеры были политическими партнерами США. Норьега отстаивал их интересы в Латинской Америке, режим Саддама Хусейна поддерживали как противовес исламскому Ирану, а на Милошевича опирались, когда нужно было принудить боснийских сербов принять сформулированные американской дипломатией Дейтонские соглашения. Естественно, все, кого карает Америка являются злостными нарушителями прав человека. [26]

Последнее правило доктрины Клинтона: технологическое и военное преимущество США позволяет ведущей мировой державе делать все что угодно совершенно безнаказанно. Последнее правило предопределяет исполнение всех остальных. Победителей, как известно, не судят. Мир должен принимать волю победителя. Союзники знают, что лучше разделить торжество силы, нежели навлечь на себя подозрение в нелояльности. Наконец, жертвы понимают, что сопротивление бесполезно.

С доктриной Клинтона та же проблема, что и с доктриной Брежнева. Она разлагает и вводит в заблуждение тех, кто ее исповедует. Сегодня, когда американские бомбы падают на Югославию, а НАТО готовится посылать туда сухопутные войска, некоторые пессимисты предупреждают о том, что Балканы станут для Америки вторым Вьетнамом. Они ошибаются. Второго Вьетнама не будет. Будет европейский Афганистан. [27]

С доктриной Клинтона в Югославии происходит то же, что и с доктриной Брежнева в Афганистане. Сопротивление сербов полностью меняет правила игры. Цепочка неудач на поле боя, оборачивается политическим кризисом всей системы. Если США не являются больше неуязвимыми, то под сомнением оказывается и их особое положение в мире, позволяющее им игнорировать международное право. И тогда каждый вспоминает о своих правах, начинает защищаться. Как известно, мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе. То же самое с неудачными «гуманитарными миссиями». В случае провала их вполне могут счесть актами агрессии и международного терроризма.

Тем более, что и в Косово все выглядит при ближайшем рассмотрении не так, как изображает американское начальство и CNN. Никто не задает, например, вопроса о том, откуда взялась Армия Освобождения Косова, каковы реальные перспективы края в случае успеха американской акции. Почему, например, в Косово было так тихо во время боснийского кризиса? Почему КЛА вдруг возникла сразу, хорошо вооруженная и организованная, как черт из коробочки? Почему бойцы КЛА то и дело стреляют в албанцев, причем довольно метко?

На самом деле кризис в Косово порождение мира в Боснии. Пока в Боснии стреляли, а Югославия была в блокаде, именно через Албанию и Косово шел мощнейший поток контрабанды – здесь проходило все, от сигарет и наркотиков до оружия. Именно тогда на границе между Албанией и Сербией появилась «серая зона», где свободно чувствовали себя будущие полевые командиры КЛА. Будущие борцы против сербского угнетения начинали свою карьеру с того, что снабжали сербов всем необходимым для продолжения войны. Мир в Боснии обрушил не только финансовые пирамиды в Албании, но и оставил без дела много энергичных молодых людей. Когда в Косово раздались первые выстрелы, албанские политики, боровшиеся за освобождение края мирными методами, сперва даже подумали, что это провокация. Ибрагим Ругова, демократически избранный албанцев Косова, обнаружил, что ситуация уже им не контролируется. Все, что было достигнуто ненасильственным сопротивлением на протяжении многих лет, было в одночасье перечеркнуто. Представители албанской общины, пытавшиеся добиться своих целей демократическим путем, превратились в ходячие мишени.

Знали ли обо всем этом в Вашингтоне? Да, знали, ибо все вышесказанное почерпнуто мной из американских источников. Просто никакого значения для политиков в Вашингтоне все это не имеет. Дестабилизация обстановки на Балканах давала Соединенным Штатам великолепную возможность еще раз продемонстрировать всепобеждающую силу доктрины Клинтона. НАТО никогда и не стремилось к урегулированию конфликта. Цель была совершенно иная – оккупация края. А потому именно Запад постоянно навязывал и албанцам и сербам заведомо неприемлемые условия, от которых албанцы отбивались так же, как и сербы – они согласились в одностороннем порядке подписать мирный договор лишь тогда, когда стало ясно, что сербы его не подпишут.

Албанцы, возможно, искренне надеялись на помощь НАТО. Сегодня тысячи беженцев в Македонии, Албании и Черногории на собственной шкуре обнаруживают, что такое американская помощь. По большому счету до них никому нет никакого дела. После бесчинств сербской полиции, после террора КЛА, после появления в Косово сербских военизированных формирований, на тех же людей посыпались еще и НАТОвские бомбы. Прекрасное завершение «гуманитарной миссии» Запада! Ни те, кто остался в Косово, ни те, кто бежал, совершенно не интересны политикам. Американская дипломатия стремилась к войне на Балканах, она ее получила.

Оправдание политики США на Балканах – в необходимости покарать злобных сербов. Но у сербов теперь есть собственное оправдание – в необходимости остановить зарвавшихся американцев. Для любого нормального человека ясно, что политика Милошевича в Косово была совершенно безобразной. Но опыт последних лет убеждает и в том, что безнаказанность и безответственность сверхдержавы в планетарном масштабе – куда опаснее. Это понимает даже лидер косовских албанцев Ибрагим Ругова, подписывающий соглашение со своим давним врагом Милошевичем в тщетной попытке таким способом остановить бомбардировки НАТО. Но правительство, само себя объявившее моральным эталоном для всего мира, не будет считаться с мнением албанцев так же, как оно не считается с мнением сербов, арабов, сомалийцев, да и собственных граждан, растерянно пытающихся разыскать Косово но карте.

Между тем нарастающее военное сопротивление сербов и раздражение албанцев, лишь первый симптом гораздо более мощного сдвига, происходящего не только на Балканах. Как во времена Брежнева, за благополучным фасадом всеобщей лояльности скрывается мощный потенциал возмущения. Во времена Варшавского пакта антисоветизм постепенно становился общей идеологией, объединяющей совсем непохожих друг на друга поляков, венгров, румын и афганцев. Ничто не объединяет так, как наличие общего врага. Американские стратеги говорят про плотину, готовую пасть под напором воды. Бедняги даже не понимают, как верен этот образ! Но речь идет не о сербской противовоздушной обороне, а обо всем мировом порядке. Вода прибывала и накапливалась постепенно. Теперь достаточно лишь небольшого толчка, чтобы ненависть и возмущение вырвалось наружу.

Pax Americana на деле может оказаться не прочнее «братского союза», возглавлявшегося советским Политбюро. НАТО пережило Варшавский пакт на целы десять лет. Но вечных империй не бывает. Не исключено, что системе американского господства предстоит столкнуться с собственным вариантом 1989 года.[28]

Работа над внешнеполитической концепцией не прекращалась на протяжении всего периода правления администрации Клинтона. В августе 1993 года в рамках Совета Национальной Безопасности была создана специальная группа по разработке новой «большой» стратегии США на период после «холодной войны». В нее вошли - помощник по национальной безопасности Энтони Лейк, сотрудники аппарата СНБ Джереми Рознер, Леон Фьюэрт, Дональд Стейнберг.

Немало усилий было направлено на поиски удачного общего названия доктрины, которое бы отвечало основополагающему постулату «от сдерживания к расширению» . Такие предлагавшиеся термины, как «демократический экспансионизм » или «жесткий интернационализм » были отвергнуты на том основании, что они акцентировали внимание на силовом аспекте политики США, на методах давления, порождали аналогии с терминологией времен «холодной войны». Остановились на «распространении демократии » и «участии в процессах строительства демократических институтов в мире и развития рыночной экономики ». Советник по национальной безопасности рассчитывал, что новая стратегия позволит ему сыграть роль, аналогичную той, которую сыграл Джордж Кеннан в годы «холодной войны».

Акцент был сделан на четырех направлениях американской политики продвижения демократии и рыночной экономики:

- укрепление сообщества стран с рыночной экономикой;

- поощрение и укрепление новых демократий и обществ с рыночной экономикой там, где для этого есть возможности;

- борьба с агрессией и поддержка процессов либерализации стран, враждебных демократии;

- оказание поддержки развитию демократии и рыночной экономики в регионах, вызывающих наибольшую тревогу.

Предложенная стратегия освобождала США от глобализма в политике, позволяла сосредоточить усилия только на тех регионах, где у них были стратегические и экономические интересы. Такой подход освобождал администрацию и от будущих ошибок, подобных неудачам в Сомали и на Гаити. Наиболее привлекательным в предложенной стратегии для президента Клинтона была увязка экономических и внешнеполитических задач, а также перспектива сохранения лидирующего положения США в мировом экспорте.

В июле 1994 года, по настоянию президента, концепция была оформлена в новый документ СНБ «Стратегия национальной безопасности участия и расширения» (Nationa1 SecurityStrategyofEngagementandEnlargement). Основным положением документа было утверждение о том, что границы между внутренней и внешней политикой исчезают, укрепление отечественной экономики необходимо для поддержания военной мощи, проведения внешней политики и поддержания мирового влияния США, а активная международная деятельность необходима для открытия иностранных рынков и обеспечения новых рабочих мест для американцев.

Э.Лейк, советник по национальной безопасности, приложил немало усилий для признания разработанного подхода официальной стратегией администрации. На это ушло почти два года: в феврале 1995 и феврале 1996 гг. года Белый Дом представил два доклада, составленные на основе нового документа СНБ. Во внешнеэкономической области на это была направлена деятельность вице-президента США Алберта Гора, главной целью которой было распространение идей и институтов свободной торговли, укрепление торговых соглашений и союзов, подобных НАФТА и ГАТТ.

В сфере внешней политики активно действовала Мадлен Олбрайт, сначала как постоянный представитель США в ООН, а затем и как госсекретарь США. Американские эксперты считают, что назначение М. Олбрайт на пост госсекретаря США в значительной степени определялось не только ее личными связями в администрации, но и необходимостью иметь человека, верящего в предлагаемую стратегию и готового жестко проводить ее в жизнь. Бывшего секретаря У. Кристофера упрекали в нерешительности и излишней мягкости.

М.Олбрайт удалось добиться многого: она активно включилась в кампанию критики деятельности ООН, фактически действуя в союзе с республиканцами в конгрессе, которые сделали из ООН «козла отпущения» за неудачи в разрешении международных конфликтов. Она выступила за применение военной силы в урегулировании конфликтов, в частности, в бывшей Югославии, возглавила жесткую линию по расширению НАТО и созданию трансатлантического сообщества. Расширение НАТО было объявлено задачей номер 1.

Доктрина Клинтона, по определению заместителя госсекретаря Строуба Тэлбота, соединила в себе прагматический реализм и разумный идеализм, а также идеи распространения демократии и геоэкономику.

2.1.2 Взгляды на «Доктрину Клинтона»

Американские журналисты все еще пытаются объяснить демонстрации у посольства США в Москве сентиментальной любовью русских к «братьям славянам». Они боятся сказать то, что в глубине души осознали. Людей выводит на улицы не симпатия к сербам, а неприязнь к американцам. Это чувство сейчас объединяет миллионы людей на самых разных континентах. Людей, которые в остальных отношениях не имеют между собой почти ничего общего.

Сколько говорилось недавно про общечеловеческие ценности, да только никто не смог их внятно сформулировать. К концу века мы кажется разобрались – большинство человечества, похоже готово вступить в новую эпоху под знаком простой и ясной объединяющей идеи: анти-американизма.

В американском обществе и, прежде всего, в его политико-академических кругах, до сих пор нет прочного консенсуса в отношении доктрины Клинтона. Критика исходила и исходит не только со стороны традиционных оппонентов из Республиканской партии, но и со стороны ученых, которые усмотрели в ней завышенные амбиции предлагавшейся модели международных отношений и справедливо посчитали, что провозглашенная стратегия является плодом «кулуарной» политики, отражающей узкие интересы правящей группы. В этой связи команде Клинтона пришлось привлекать на свою сторону средства массовой информации, которые, в целях массированного продавливания внешнеполитических идей администрации, практически выполнили оплаченный политический заказ.

В этой связи, известный политолог Чарльз У.Мейнс, уходя с поста главного редактора влиятельного в политических кругах журнала «Форин полиси», заявил, что «сегодня в Вашингтоне идеи не являются больше достоянием каждого. Они создаются главным образом для привлечения политических союзников. Цель выработки идей состоит не в том, чтобы сделать их достоянием гласности и усовершенствовать политику той или иной администрации, а в том, чтобы обеспечить победу администрации, деятельность которой строится в соответствии с идеологией конкретного деятеля». Мейнс также отмечал, что сторонники его точки зрения считают, что с приходом Клинтона в США победил консерватизм, именуемый «жестким либерализмом», в основе которого лежат действия с позиции силы и политика, весьма далекая от демократических принципов.

Подобно Ч.Мейнсу, отдельные политологи критиковали доктрину Клинтона на том основании, что «окончание американской гегемонии является неизбежной и не очень отдаленной перспективой», в то время как в предлагавшейся внешнеполитической программе усматривалось сильное влияние личных амбиций президента (и его сторонников) войти в историю внешней политики в качестве лидера, объединившего Европу и встать в один ряд со своими предшественниками-президентами, в котором имя Р.Рейгана связывают с окончанием «холодной войны», а Дж.Буша - с объединением Германии.

По признанию ряда американских ученых, авторам новой доктрины удалось соединить в ней элементы четырех внешнеполитических концепций, которые обсуждались в политико-академических кругах США: нео-изоляционизма, избирательного ограниченного участия, согласованной безопасности и единоличного лидерства.

Сторонники этого подхода выдвигали несколько положений, которые, по их мнению, должны были определять внешнюю политику страны в период после окончания «холодной войны»:

- в мире нет государства, способного серьезно угрожать безопасности США;

- ядерное оружие является основным гарантом политического суверенитета территориальной целостности Соединенных Штатов. После распада Советского Союза не осталось государства, способного нанести соответствующий ответный удар ядерным силам США;

- стабильность на евразийском континенте не следует рассматривать как проблему для серьезного беспокойства, так как четыре ядерные державы - Англия, Франция, Россия и Китай, обладающие силами ядерного возмездия, будут находиться под влиянием взаимных сдерживающих факторов;

- существующий расклад сил между США и другими ядерными державами вряд ли позволит какой-либо из стран Евразии претендовать на роль гегемона в военной и экономической сферах.

По мнению сторонников отхода от активной внешней политики, указанные факторы позволили бы США ограничить свои усилия и затраты по контролю над развитием ситуации в мире, не вмешиваться в конфликты, отказаться от интервенционистских операций любого характера, пересмотреть традиционные союзнические отношения, в том числе и в НАТО. Изоляционистский подход предполагал, что будущее Североатлантического альянса должно решаться странами Европы, помощь России должна быть прекращенаи даже участие в урегулировании арабо-израильского конфликта объявлялось нерациональным. Высказывалось также мнение, что вмешательство страны в дела исламских стран и участие в борьбе с исламским терроризмом лишь навлекает на американцев гнев экстремистов и приводят к актам возмездия с их стороны на территории Соединенных Штатов.

Отдельные идеи нео-изоляционистского подхода были использованы представителями Республиканской партии в 1994 году в ходе выборов в Конгресс. Республиканцы критиковали администрацию Клинтона за проведение политики, не отвечающей интересам страны и, в частности, за политику по отношению к России, за операции в Сомали и на Гаити. Республиканцы призывали сосредоточить усилия на обеспечении экономического процветания США и на решении внутренних проблем.

В свою очередь критики нео-изоляционистского подхода, в том числе и некоторые члены администрации Клинтона, отмечали, что внешнеполитические возможности, открывшиеся после окончания «холодной войны», не могут быть принесены в жертву внутренним проблемам, несмотря на их важность для американского общества. Это вполне объяснимо. Трудно было ожидать, что в условиях, когда США остались единственной сверхдержавой, идеи изоляционизма получат широкую поддержку. В свою очередь, противники политики изоляционизма отмечали, что отсутствие американского лидерства может привести к нарастанию нестабильности и повышению вероятности возникновения войны, что негативно скажется как на странах, прямо в нее не вовлеченных, так и на Соединенных Штатах, несмотря на высокую степень неуязвимости их положения по сравнению с другими государствами.

Высказывались также опасения, что «уход» Соединенных Штатов из мировой политики приведет к тому, что страны, ранее пользовавшиеся «зонтиком» США, будут вынуждены искать новые пути обеспечения своей безопасности и укрепления своей военной мощи, что может привести к усилению гонки вооружений на региональном уровне. Особое внимание уделялось возможности усиления тенденции к распространению ядерного оружия и росту стремлений отдельных стран к получению оружия массового уничтожения любой ценой.

Многие политологи делали акцент на том, что США могут утратить свое лидирующее положение в мире за годы бездействия и им будет очень трудно (или невозможно) восстановить свои позиции, когда они вновь захотят вернуться к активной политике. Отмечалось, что отсутствие «американского фактора» может создать благоприятные условия для появления сильного и агрессивного гегемона, сдерживание которого потребует колоссальных усилий.

Критические замечания по поводу провозглашаемых выгод от свертывания внешнеполитической деятельности высказывали и отдельные экономисты. Они указывали на то, что экономия от такой политики может составить не более 1-1,5% от ВВП США, или 70-100 миллиардов долларов в год. Такая сумма, по их мнению, не может иметь решающего значения для американской экономики, которая оценивается в 7 триллионов долларов, а вот потери от утраты лидирующей роли в мире могут оказаться более ощутимыми.

В целом, концепция нео-изоляционизма не получила поддержки, однако ряд ее положений о том, что США должны более бережно относиться к своим ресурсам, соблюдать баланс между внешней и внутренней политикой, оказаться от глобального контроля оказали определенное влияние на формирование внешнеполитической концепции.

Указанный подход был более других приближен к традиционной теории баланса сил. Его основное положение состояло в том, что решающим фактором развития международных отношений является стабильность в отношениях между ведущими мировыми державами, к которым причислялись, помимо США, также - Россия, страны-члены Европейского Союза, КНР и Япония. Задача Соединенных Штатов в соответствии со стратегией избирательного участия состояла в том, чтобы предотвратить военное столкновение или серьезный конфликт между этими странами.

Сторонники избирательности в направлении усилий США убеждали, что американский контроль над развитием международных отношений необходим. Свои главные опасения они связывали с Евразией, где, по их мнению, наиболее вероятно появление гегемона, способного вступить в борьбу за контроль над мировыми индустриальными и экономическими центрами. Они признавали, что географическое положение Соединенных Штатов и способность ядерного сдерживания делают их практически неуязвимыми для евразийского гегемона, однако, по их мнению, опыт прошлых войн в Европе и Азии показал, что США могут оказаться втянутыми в конфликт за пределами американского континента в силу того, что интересы Соединенных Штатов присутствуют в различных регионах мира. Особый акцент ставился на том, что военные технологии с каждым годом становятся все более мощными и совершенными, что в свою очередь понижает степень неуязвимости Соединенных Штатов.

Нацеленность американской внешней политики на ведущие мировые державы предполагал, что регулирующее и направляющее влияние будет оказывать государство-лидер, а именно - Соединенные Штаты. Такая ограничительная роль лидера представлялась авторам избирательной концепции наиболее приемлемой, так как позволяла бы сохранить присутствие и влияние США в ключевых регионах и не распылять ресурсы страны, которые достаточно ограничены. Обращалось также внимание на тот факт, что на долю США приходится 22% ВМП, а население составляет 4,6% от мирового, и есть все основания предполагать, что мировое экономическое развитие приведет в будущем к уменьшению доли Соединенных Штатов в мировой экономике, в связи с чем сократятся и возможности контроля на мировом рынке.

К числу приоритетов внешней политики США сторонники ограниченного участия в международных делах относили следующее:[29]

- осуществление контроля за нераспространением ядерного оружия, так как появление этого оружия у ряда стран, таких как Иран или Северная Корея, могло бы представить угрозу международной и региональной стабильности;

- поддержание особого контроля за районом Персидского залива. Этот регион важен не только для США, но и для других ведущих стран как важнейший источник энергетических ресурсов. Его стабильность может быть нарушена в результате столкновения интересов крупных держав, усиления противоречий между странами региона из-за стремления одной из них занять доминирующее положение или получить доступ к оружию массового уничтожения. Дестабилизация этого региона противоречила бы не только интересам США, но и была бы опасна для соседних государств, особенно в случае начала войны с применением оружия массового поражения;

- сохранение влияния в стратегически важных для США странах Евразии, в Европе, в Восточной Азии, а также на Ближнем Востоке и в Юго-Западной Азии;

- ограничение участия в урегулировании конфликтов. По мнению сторонников концепции из потенциальных региональных конфликтов на Евразийском континенте, которые могли бы затронуть интересы ведущих держав, опасность представляет только возможный конфликт между Украиной и Россией, все остальные конфликты, не могут существенно повлиять на стабильность в Евразии и нанести ущерб интересам США или одной из ведущих европейских держав;

- использование для достижения внешнеполитических целей существующих блоков, в том числе НАТО, хотя и без расширения альянса.

У авторов концепции избирательного участия прослеживается желание оградить США от возможности быть втянутыми в этнические конфликты, аналогичных боснийскому, от неудач, подобных тем, которые имели место в Сомали и на Гаити. Однако, как отмечают критики, сторонникам ограничения сфер и объектов американских интересов не удалось представить четкие и убедительные критерии для определения из их числа основных и второстепенных, требующих или не требующих участия США при том условии, что в сферу Американских интересов попадает значительная часть земного шара.

В числе слабых сторон концепции ограниченного участия критики подхода называли отсутствие идейного компонента, а именно - задач по распространению американских ценностей демократии и рыночной экономики, концентрацию усилий на интересах небольшой группы государств, игнорирование важных международных проблем, в решении которых Соединенные Штаты могут использовать свой престиж и могущество.

Можно сказать, что большая часть идей, составивших основу инициатив администрации Клинтона в области внешней политики, была позаимствована из концепции согласованной безопасности.

Основное положение указанного подхода состояло в том, что мир (как состояние без войны или конфликтов) - это общая, неделимая категория. Поэтому глобальный мир является важнейшим национальным приоритетом США. Решающее влияние на формирование подхода оказали либеральные идеи о распространении демократических идеалов и институтов, о важной роли международных организаций и коллективных действий по урегулированию международных проблем и обеспечению безопасности.

Основополагающий тезис теории реализма о необходимости поддержания баланса сил между ведущими мировыми державами был отклонен, как не отвечающий современным тенденциям развития мирового сообщества. Авторы концепции делали акцент на том, что большинство развитых государств - демократические по своему характеру или находятся на пути к демократии и отношения между ними характеризуются определенной стабильностью. После окончания «холодной войны» на первый план выдвинулись угрозы, которые исходили из регионов или от стран, не входящих в эту группу. Отмечалось, что существование высоких информационных и военных технологий, оружия массового уничтожения может превратить локальный очаг нестабильности в крупномасштабный региональный или международный конфликт, и тем самым представить угрозу интересам США или их союзников.[30]

Расширяя сферу интересов США по обеспечению безопасности за пределы группы ведущих мировых держав, сторонники согласованной безопасности придавали большое значение укреплению и расширению международных организаций, в первую очередь НАТО, и выступали за «стратегическую взаимозависимость» и «координацию коллективных действий» для достижения поставленных целей, в том числе - для ведения быстрых войн с минимальными потерями.

Сторонники проведения политики согласованной безопасности заявляли об ее принципиальном отличии от концепции коллективной безопасности, которая, по их мнению, была теорией времен «холодной войны» и атрибутом советско-американского противостояния. Отмечалось, что развитие мирового сообщества после окончания «холодной войны» показало неэффективность старой концепции, в основе которой были преимущественно несиловые методы, в то время, как решение таких проблем, как распространение ядерного оружия, урегулирование конфликтов, подобно югославскому, не могло быть осуществлено только несиловыми методами.

Главное положение, которое выделило указанный подход - это признание и обоснование возможности и, в отдельных случаях, необходимости использования военной силы для урегулирования международных проблем и конфликтов, поддержания стабильности в ключевых для США и его союзников регионах, обеспечения безопасности.

Допускалось проведение военных операций для предотвращения попыток той или иной страны получить доступ к ядерному оружию или технологиям в нарушение соглашения о нераспространении ядерного оружия. Объявлялись допустимыми и необходимыми военные операции в гуманитарных целях в ходе межгосударственных конфликтов и в ходе внутригосударственных конфликтов (гражданская война), как это произошло в бывшей Югославии. Признавалось возможным участие США одновременно в нескольких военных операциях по обеспечению безопасности.

Критики стратегии согласованной безопасности отмечали, что в будущем ее претворение в жизнь могло быть сопряжено с рядом проблем. На их взгляд, к их числу относились вопросы о распределении материальных и людских затрат между участниками коллективных акций, людские потери, отношение ряда стран, таких, как Китай, Россия, Иран и других к военному вмешательству США и стран НАТО в дела регионов, которые входят в сферу их интересов.

Фактор мирового лидерства CШA присутствовал во всех четырех подходах, однако рассматриваемый подход заявлял о «примате» США в международных делах более откровенно и выстраивал модель поведения на основе особого положения американского государства. В общих чертах концепция была разработана в последний год правления администрации Дж.Буша в документе под названием «Рекомендации для оборонного планирования».

В указанном документе отмечалось, что США должны употребить свое положение признанного гегемона в целях укрепления нового мирового порядка с тем, чтобы не позволить какому-либо государству в Западной Европе, Восточной Азии, на постсоветском пространстве, в Юго-Восточной Азии подняться до положения регионального лидера, способного контролировать тот или иной регион, где у США и его союзников есть интересы, или приблизиться к статусу глобальной державы и стать геополитическим оппонентом США, поставить под сомнение американское лидерство, внести изменения в установившийся международный политический и экономический порядок.

К числу внешнеполитических приоритетов сторонники подхода, основанного на глобальном единоличном лидерстве США, относили следующее:[31]

1. США должны сосредоточить свои усилия на закреплении лидирующего положения в политической, экономической, военной областях;

2. решающим фактором, определяющим мировое развитие являются отношения между ведущими мировыми державами - США, Россией, Китаем, Японией, странами ЕС (Германия, Франция, Англия). Мирное развитие отношений между ними важно для стабильности в мире. Стремление какой-либо из стран этой группы или за ее пределами претендовать на роль лидера недопустимо, так как может разрушить существующий баланс, в значительной степени поддерживаемый авторитетом и силой США;

3. важнейшая роль в достижении указанной цели отводится НАТО, поэтому США должны приложить все усилия для укрепления этого союза;

4. расширение североатлантического альянса должно стать неотъемлемой частью политики США. Включение в альянс восточноевропейских стран позволило бы создать гарантии того, что в Европе не возникнут какие-либо альтернативные структуры безопасности, способные нанести ущерб позициям США и престижу НАТО;

5. следует сохранить военное присутствие в Восточной Азии, чтобы предотвратить образование силового вакуума и появления регионального гегемона;

6. следует сохранить военное влияние на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии, чтобы предотвратить любые попытки Индии занять лидирующее положение в Южной Азии;

7. противостоять появлению угроз международному правопорядку, демократии и рыночной экономике. Это положение сближает подходы согласованной безопасности и единовластия США.

Для поддержания статуса Соединенных Штатов и предупреждения неблагоприятного развития международной ситуации сторонники концепции предлагали использовать «новую стратегию сдерживания», направленную на сдерживание экономического вызова со стороны Японии, возможных экономического и военного вызовов со стороны Китая, а также политического и военного вызова со стороны России.

Силовой подход был откровенно продемонстрирован в Персидском заливе при президенте Дж.Буше, а при президенте Б.Клинтоне - в Сомали, на Гаити, в отношениях с Китаем при решении вопроса о возобновлении статуса режима наибольшего благоприятствования в торговле, при введении торгового эмбарго против Кубы и в бывшей Югославии. Те факты, что операции в Сомали и на Гаити не были успешными, американскому руководству пришлось пойти на компромисс в отношениях с Китаем и не получила полную поддержку экономическая акция против Кубы - позволили критикам концепции заявить о том, что Соединенные Штаты начали проводить амбициозную политику, не отвечающую долгосрочным стратегическим задачам США. В целом, политика единовластия и диктата США была объявлена неприемлемой в ее предложенной интерпретации и концептуальном оформлении, хотя и многие ее формулировки были включены в доктрину Клинтона

Дебаты по вопросам внешней политики США приобрели особую остроту и концептуальную насыщенность в конце 1994 года, когда в ходе выборов в конгресс республиканцы выступили с развернутой внешнеполитической программой. В полемику включились политики и ученые различных ориентаций и взглядов. Перед экспертами, занимавшимися разработкой внешнеполитической стратегии для администрации Клинтона, была поставлена задача выработки оригинальной концепции, в которой уже известные идеи и подходы должны были получить новую интерпретацию. Требовалось дать новое толкование американскому лидерству, сделать его более реалистичным, более притягательным для союзников и не вызывающим резкой негативной реакции у оппонентов, снять основные пункты критики и обвинения в гегемонизме, диктате, возврате к временам «холодной войны», в пренебрежении к внутренним проблемам, экономическим факторам. [32]

2.1.3 Региональные компоненты «Американской системы» Клинтона

Европейский компонент

Еще недавно никто не мог предположить, что окончание холодной войны приведет к охлаждению американо-европейских отношений. Для американцев негативное и критическое отношение к ним со стороны жителей Европы стало одной из самых обидных неожиданностей. По обе стороны океана политики и эксперты, бизнесмены и журналисты пытаются понять, как раскол между двумя самыми мощными в мире союзниками может повлиять на геополитическую ситуацию, международную безопасность и стабильность. В одних столицах на этот раскол смотрят с тревогой, в других - с радостью и воодушевлением. Одни пытаются обезопасить себя от возможных осложнений, другие думают, как извлечь пользу из этой ситуации.

К антиамериканизму Европы внешнеполитическая элита США оказалась морально неготовой. Американцы отвергают саму идею того, что они должны каким-то образом «заслужить» расположение европейцев и соотносить свое поведение и мышление с представителями Старого Света. Конечно, традиционные отличия в культуре и истории оказывают сегодня большее влияние на отношения двух гигантов, чем в годы холодной войны. Однако главные вопросы, отделяющие Америку от Европы, - это расхождения в вопросах важности военной мощи, а также в подходах к решению международных проблем.

Конец «холодной войны» и биполярной системы изменил природу трансатлантических отношений. Эксперты по обе стороны Атлантики заговорили о трансатлантических диссонансах. Это и Европа, исчезающая с американского радарного экрана, и Америка, занятая собственными проблемами, Европейский Союз, смотрящий теперь только на восток. После того, как военное, политическое и идеологическое противостояние со стороны СССР стало историей, основа трансатлантических отношений – безопасность - была снята с повестки дня. Следовательно, окончание «холодной войны» становится и успехом, и проблемой НАТО - главной опоры трансатлантических отношений.

Одной из основных причин межатлантических разногласий считается различное восприятие мира. ЕС как региональная сила отдает предпочтение проблемам регионального характера, незначительно развивая надрегиональную политическую активность. А США, являясь мировой державой, напротив, рассматривают кризисные явления в любом регионе мира как угрозу собственным интересам, пытаясь задействовать страны Европейского Союза.

Противоречия между партнерами усиливаются из-за их стремления использовать в международной политике свои преимущества, позитивный опыт в решении международных проблем. Так США, обладая военно-техническим превосходством и способностью эффективно использовать свои вооруженные силы, отдают предпочтение разрешать конфликты путем применения силы, как это было в Косово. Европейцы, обладая искусством дипломатии, предпочитают разрешать конфликтные ситуации мирным путем[33] .

Военное вмешательство НАТО в конфликт в Косово (СРЮ) в марте - июне 1999 г. поставило Европу перед рядом новых проблем. Первая из них - продемонстрированная НАТО претензия на право военной интервенции без санкции Совета Безопасности ООН или ОБСЕ за пределами зоны собственной ответственности в случае (как это имело место в СРЮ) грубыхнарушений прав человека и национальных меньшинств.

Агрессивно-высокомерное отношение США к своим противникам и, что еще важнее, к своим союзникам противоречит их национальным интересам, подталкивая Европу к стратегическому союзу с Россией. Европейцы начинают сомневаться в искренности своих американских друзей, заявляющих, что они приветствуют усилия по созданию единых вооруженных сил и выработке общеевропейской внешней политики. Но Соединенные Штаты и не могут вести себя иначе, так как невмешательство в европейские дела противоречит их интересам. Получив возможность завершить интеграционный процесс, Европа сможет претендовать на политическую роль, соответствующую ее экономическому потенциалу, превосходящему американский. А допустить превращение Европы в альтернативный полюс экономического притяжения – значит положить конец той уникальной однополярности, которую Америка привыкла считать причитающейся ей по праву.

Политическую нерешительность Европы автор объясняет тем, что Старый Свет еще не сделал окончательного выбора между интеграцией в американскую систему и независимостью от нее. Ценой такой интеграции европейских элит в американский правящий класс стал бы фактический отказ от национального суверенитета[34] . Политическая «эмансипация», за которую выступает автор, представляется логически вытекающим следствием экономической мощи европейского континента. Размежевание Европы и Америки неизбежно еще и потому, что экономические противоречия между ними усугубляются культурно-ценностными расхождениями. Более того, попытки насадить в европейских обществах американскую ультралиберальную социальную и экономическую модель фактически означают взорвать их изнутри, подорвать гражданскую веру в государство, разрушить государство благосостояния, считающееся в Европе одним из величайших политических достижений последнего столетия. Итак, заключает автор, следует признать, что «в среднесрочной перспективе налицо все признаки подлинного антагонизма между Европой и Соединенными Штатами»[35] .

Азиатский компонент

Что касается американско – японского сотрудничесвтва, то Америка называет Японию мировой державой и пытается доказать историческую недолгосрочность превосходства США. Японию, как и Великобританию, считает «неугомонными» крупными державами, имеющими собственную геостратегию. Сама же Япония являлась лишь точкой опоры для США.

Учитывая великую мощь Америки, можно сказать, что для Японии США служили «зонтиком», под которым страна могла прийти в себя после опустошительного поражения, набрать темпы экономического развития и на этой основе постепенно занять позицию одной из ведущих держав мира. Но более того, для Японии естественно стремление занять ступень главы мира. Тем самым обеспечено неизбежное соперничество между Японией и Америкой. Однако, у Японии еще недостаточно сил, чтобы выйти на первое место (Япония до сих пор не имеет национальной самостоятельности в области безопасности). Как долго может сохраняться такая расстановка сил?

Есть версия о возможном снижении регионального первенства Америки в Азиатском регионе, так как, постепенно растущая мощь Китая, на континенте, может распространяться на морские регионы, имеющие довольно большое значение для Японии. По этому поводу у японцев усиливается чувство неопределенности в отношении геополитического будущего их страны.

В действительности, хотя Япония и находится в Азии, она не в достаточной степени азиатская страна. Такое положение значительно ограничивает ее геостратегическую свободу действий. Ведь Япония до сих пор остается зависимой от американского военного покровительства. Из этой ситуации З. Бжезинский дает альтернативный выход: либо Япония соглашается с региональным господством Китая, либо осуществляет широкую — и не только дорогостоящую, но и очень опасную — программу военного перевооружения. Но Япония боится и понимает, что резкое изменение курса может быть опасным.

В этом отношении в политических кругах Японии выявились разногласия. Мнения разделились в четырех направлениях: приверженцы тезиса «Америка прежде всего», сторонники глобальной системы меркантилизма, проактивные реалисты и международные утописты.

Первые, то есть придерживающиеся мнения «Америка прежде всего», считают существующие американо-японские отношения стержнем японской геостратегии.

Второе направление считает Японию в первую очередь экономической державой и относительная демилитаризация Японии — это капитал, который стоит сохранить. Поскольку Америка гарантирует безопасность страны, Япония свободна в проведении политики глобальных экономических обязательств, которая понемногу усиливает свои позиции в мире.

Третья группа — проактивные реалисты — представляет собой новую категорию политиков и геополитических мыслителей. Они выражают мнение о том, что Япония имеет возможности (будучи богатой и развитой демократией) и обязательства произвести действительные изменения в мире после окончания холодной войны. Тем самым Япония должна добиться мирового признания. У истоков этой позиции в 80-е годы, как известно, стоял премьер-министр Ясухиро Накасонэ. А в 1994 году по этому поводу был выпущен документ «Программа для Новой Японии: переосмысление нации».

Наименее влиятельным можно назвать четвертое направление — международных утопистов. Они связывают Японию с глобальным лидерством в разработке и продвижении подлинно гуманной программы для мирового сообщества.

Эта политическая неустойчивость говорит о том, что Япония в целом не видит выхода из-под Американского прикрытия. Бжезинский же предлагает хитрый ход: «использовать особые отношения с США чтобы добиться мирового признания для Японии, избегая в то же время враждебности Азии и не рискуя преждевременно американским «зонтиком» безопасности».

Но, все-таки, небольшие порывы к независимости от США можно наблюдать во внешней политике Японии. В первой половине 1996 года правительство островного государства заговорило о «независимой дипломатии», несмотря на то, что, всегда осторожное, Министерство иностранных дел предпочитало переводить это выражение более туманным термином «проактивная дипломатия»[36] .

Евразийский компонент

В концепции сторонников активной (можно также сказать агрессивной) политики глобального лидерства обращается внимание на тот факт, что американская гегемония кардинальным образом отличается от гегемонии советской, или любой другой имперской гегемонии прошлого. Она определяется как “щедрая” или “благотворительная”. Невозможно представить считают сторонники такой трактовки американского лидерства, чтобы такой “благожелательной” по своей сути могла бы быть политика России, Китая, Германии, если бы они оказались в положении мирового гегемона. Таким образом, признается, что, кроме США, нет страны в мире, которая обладала бы позитивным потенциалом для лидерства (как мирового, так и регионального), нет и государства, которое было бы готово взять на себя обязательства по руководству развитием международного сообщества. Впоследствии тезис о благотворительном характере американского лидерства будет использован и сторонниками более мягкого варианта гегемонии США из числа политологов консервативно-либерального направления, работающих на администрацию Клинтона.

В концепции унитарного американского лидерства хорошо представлена описательная, постановочная часть, однако отсутствует очень важный компонент, в котором была бы представлена стратегия реализации американской гегемонии и однополюсной модели международных отношений. Это не случайно. В основе предлагаемой модели межгосударственных отношений на XXI век лежит постулат, согласно которому положение Соединенных Штатов как самой совершенной и сильной державы мира делит мир на три большие категории: 1) государства, входящие или стремящиеся войти в круг американских союзников, признающих превосходство американской модели развития и следующие в фарватере политики США; 2) страны, не признающие однополюсную модель мира и право США на определение хода мировых и особенно региональных процессов; 3) страны, или не определившиеся в своем отношении к позиции сверхдержавы, или не являющиеся активными участниками (до поры до времени) мировых процессов.

Политика администрации Клинтона в военной и экономической областях ориентирована прежде всего на первые две категории государств, а также на отдельные государства СНГ (Украину, Грузию, Азербайджан, Узбекистан), несмотря на их “отрыв” от стран ЦВЕ, то есть на тестраны, которые в краткосрочной перспективе готовы поддержать лидерство США в том варианте, который предлагает сам лидер.

Россия, хотя и включена в третью категорию государств, фактически составляет особую категорию, так как она не согласна с предлагаемой Соединенными Штатами моделью развития мирового сообщества и сохраняет возможности (пусть и ограниченные) для оказания противодействия политике США. Сторонники стратегии решительной гегемонии США предлагают не просто игнорировать Россию, но и проводитьполитику таким образом, чтобы воспрепятствовать возможности маневра для нее в Евразии.

X. Сичерман, президент Института внешнеполитических исследований, убежден, что Соединенные Штаты могут добиться успеха в Евразии, полагаясь на собственные силы и НАТО, при условии, что “за спиной американской дипломатии будет тень вооруженных сил США”[37] . 3. Бжезинский также убежден, что политика США должна создать такие условия господства США в Евразии, при которых на ее территории не могло бы появиться государства, способного бросить вызов американскому лидерству. Для достижения этого автор предлагает сделать следующее:

• Выделить геостратегически наиболее динамичные евразийские государства, чья настоящая или будущая мощь могут привести к перераспределению влияния на континенте и в мире.

• Сформулировать политику в отношении каждой из указанных стран, которая была бы наиболее выгодна для продвижения и поддержки американских интересов; разработать геостратегическую концепцию, которая позволила бы объединить в единую систему политику США на отдельных направлениях, сделать ее по-настоящему глобальной, всеохватывающей.

В общих чертах 3. Бжезинский определил евразийскую стратегию США следующим образом: “Коротко говоря, евразийская геостратегия США предполагает целенаправленное управление геостратегически динамичными государствами, осторожный контроль в отношении проблемных государств, преследуя двойной интерес - сохранение уникальной глобальной власти в краткосрочной перспективе и ее инкорпорирование в институты развивающейся глобальной системы кооперации. Если выразить это в терминологии темных времен древних империй, три важнейшие императива имперской геостратегии заключаются в том, чтобы предотвратить столкновение и обеспечить взаимные интересы безопасности между вассалами, добиваться, чтобы государства-данники сохраняли свою уступчивость и были защищены, не позволять варварам объединиться”.

Для достижения поставленных целей он предлагает активизировать политику США в отношении Украины, так как “отрыв” Украины от Большой Европы сделает более уязвимым положение Польши, которая становится основным центром на восточной границе Европы, но, что еще важнее, и о чем говорят отдельные эксперты, Польша лишается важной сферы своего собственного влияния. Аналогичным образом определяется и роль Азербайджана, главного действующего лица в Каспийском нефтеносном бассейне, чья независимость от России призвана играть ключевую роль для будущего роста американского влияния в странах Центральной Азии.

Особые опасения у стратегов, для которых Россия остается потенциальным источником противостояния политике США на континенте, вызывает возможность возникновения “антигегемонистской” коалиции Китая, России и Ирана, союза Японии и Китая, а в Европе достижение соглашения между Россией и Германией и или Россией и Францией. Чтобы не допустить этого, сторонники “евразийской стратегии” Бжезинского предлагают проводить активную политику в отношении потенциальных партнеров России: не “обидеть” своего союзника - Турцию и добиваться ее приема в ЕС, так как именно Турция может стать важнейшим союзником США для интеграции центральноазиатских стран в мировое сообщество; продвигать Китай к роли “естественного союзника” Соединенных Штатов; изменить тактику давления на Иран, так как это может привести к его сближению с Россией, что было бы не в интересах Америки".

Таким образом, несмотря на тенденциозность многих высказываний ученых и политиков, продвигающих концепцию откровенной наступательной глобальной гегемонии Соединенных Штатов, несмотря на то, что от нее стараются отмежеваться многие политические деятели и внешнеполитические эксперты, считающие свои взгляды более умеренными, указанная концепция существует, и ряд ее положений, в том числе в отношении Российской Федерации, постепенно реализуется.

Как отмечают отдельные специалисты в области международных отношений, сам по себе факт сверхдержавности Соединенных Штатов не вызывает возражений, однако встает вопрос о том, как будут использованы преимущества нынешнего положения США. Высказываются опасения, что глобальное политическое и военное лидерство - это весьма опасная основа для американской политики, невозможно четко определить ее цели и пределы, она сопряжена с колоссальными расходами, США оказываются ответственными практически за события во всем мире, и в результате, американское глобальное лидерство становится синонимом “мирового полицейского”[38] .

Силовые аспекты региональной политики

Резко обострившийся с начала 1998 г. этнополитический конфликт в Автономном крае Косово быстро приобрел широко интернационализированный характер. В него оказались прямо или косвенно вовлечены ведущие европейские и мировые державы, международные организации (ООН, ОБСЕ, НАТО, ЕС и т. д.), множество неправительственных гуманитарных организаций и т. п. Однако главным внешним фактором, оказывающим воздействие на развитие косовского кризиса на современном этапе, остается политика Соединенных Штатов Америки, сохранивших после окончания "холодной войны" позиции ведущей державы постбиполярного мира.

Помимо противодействия успешным операциям сербской армии и полиции по подавлению очагов сепаратизма в Косово, еще одной причиной резко усилившегося с конца сентября 1998 г. давления на Белград стало неблагоприятное для США развитие ситуации в регионе в целом (в частности, победа на сентябрьских выборах в Боснии национал-радикалов во всех трех боснийских общинах, нанесшая серьезный удар по Дейтонским соглашениям, а также самые сильные с весны 1997 г. беспорядки в Албании, вылившиеся в настоящий мятеж оппозиции). Наконец, свою роль, безусловно, сыграли и конъюнктурные внутриполитические интересы администрации и лично Б. Клинтона: за три дня до ультиматума С. Милошевичу палата представителей США проголосовала за проведение Конгрессом полномасштабного расследования на предмет возможного начала процедуры отстранения президента от власти. Стремление администрации сгладить политические последствия скандала вокруг личной жизни Б. Клинтона за счет решительных действий на внешнеполитическом фронте в данном случае было усилено задачей подготовки к промежуточным ноябрьским выборам в Конгресс.

В более общем плане активизация американского вмешательства в косовский кризис явилась не только и не столько способом решения сиюминутных внутриполитических проблем и реакцией на успешные действия Белграда против албанских сепаратистов, сколько свидетельством того, что США наконец более или менее определили свои внешнеполитические интересы в связи с этим конфликтом. Среди них наиболее важными представляются два момента: стратегический и идеологический.

Рассуждая о стратегических интересах США применительно к данному конфликту, представители администрации Б. Клинтона постоянно заявляли, что целью американского вмешательства в косовский кризис является, прежде всего, предотвращение выхода конфликта за рамки Сербии, что привело бы к дестабилизации ситуации во всех соседних странах включая балканских союзников США по НАТО - Грецию и Турцию[39] .

Гораздо более реальную угрозу для США представляло возможное негативное влияние косовского кризиса на процесс мирного урегулирования в Боснии и Герцеговине. Администрация Б. Клинтона, потратившая много сил и средств на разработку и реализацию Дейтонских мирных соглашений по Боснии, было крайне заинтересована в поддержании региональной стабильности и в том, чтобы избежать необходимости новой широкомасштабной миротворческой миссии и программы реконструкции на Балканах. Именно угроза срыва процесса выполнения Дейтонских договоренностей, а также дестабилизации граничащих с Косово Македонии и Албании в результате "действий югославских и сербских властей" в крае была указана президентом Б. Клинтоном в качестве основной причины ужесточения экономических санкций против республик СРЮ в июле 1998 г.[40]

Другим важным стратегическим интересом США является использование конфликта в Косово в целях "укрепления позиций НАТО в качестве основного инструмента по обеспечению мира и безопасности в Европе" за счет дальнейшего усиления "миротворческо-полицейской" функции альянса. С начала обострения кризиса в Косово в 1998 г. руководство США осознавало невозможность отстраниться от решения косовской проблемы, полностью оставив ее на усмотрение своих европейских союзников по НАТО. Кроме того, разразившийся в Косово кризис в очередной раз поставил под вопрос своевременность и адекватность расширения НАТО на восток в качестве ответа на основные угрозы безопасности в Европе. В этом смысле проблема Косово, подобно боснийскому конфликту, стала для США "делом принципа", своеобразным "испытанием на лидерство и решимость"[41] .

Другой комплекс причин активизации американского вмешательства в Косово, на первый взгляд, носил ярко выраженный идеологический характер. Представители администрации Б. Клинтона постоянно указывали в качестве одной из главных причин американского вмешательства на резко ухудшившуюся ситуацию с правами человека в Косово в результате сербских полицейских операций, а также на отсутствие основных атрибутов демократического общества в этом автономном крае и, что особенно важно, в Сербии и СРЮ в целом. При этом открыто заявлялось, что главной помехой на пути "демократического развития" Сербии является правление социалистов и лично С. Милошевича в качестве президента СРЮ.

Для США С. Милошевич с момента избрания на пост президента Сербии в 1990 г. представлял собой нежелательного партнера как "неконтролируемый" Западом "неокоммунистический" лидер, стремившийся к тому же к построению на Балканах единого сербского государства (непосредственно примыкающего к южному флангу НАТО), политика которого вряд ли соответствовала бы курсу США на вовлечение стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в сферу влияния Североатлантического альянса. Администрация Б. Клинтона была вынуждена несколько смягчить это отношение в ходе разработки и начала реализации Дейтонских соглашений, заключение которых не в последнюю очередь стало возможно благодаря лично С. Милошевичу. Однако, по мере того как процесс мирного урегулирования в Боснии набирал силу, администрация США возобновила поиск предлогов для ослабления "режима Милошевича" или даже отстранения его от власти. Казалось, такой шанс давали массовые демонстрации "демократической оппозиции" зимы 1996-1997 гг., однако эти ожидания не оправдались.

В июле 1997 г. С. Милошевич стал президентом СРЮ; осенью того же года коалиция левых сил во главе с социалистами сумела получить наибольшее число мест (110 из 250) на выборах в сербскую скупщину, а ставленник С. Милошевича Милан Милутинович был избран на пост президента Сербии. Более того, на выборах 1997 г. значительно укрепили свои позиции националистические силы: второе место заняли представители Сербской радикальной партии, получившие 82 места, а третье - националистическое Сербское движение обновления во главе с В. Драшковичем (45 мест). Чтобы сформировать правительство, левым пришлось пойти на союз с сербскими радикалами, лидер которых В. Шешель занял в марте 1998 г. пост заместителя премьер-министра Сербии. Победа осенью 1997 г. противников С. Милошевича во главе с М. Джукановичем на президентских и парламентских выборах в Черногории, сопровождавшаяся обострением сербско-черногорских противоречий в рамках СРЮ, не способствовала усилению позиций С. Милошевича, но и не смогла их существенно подорвать.

В этом смысле косовский кризис, резко обострившийся с начала 1998 г., предоставил в распоряжение администрации США новый мощный рычаг политического давления на С. Милошевича - возможность представить в качестве основной причины конфликта "антидемократический" характер правящего в Сербии режима.

Именно "неспособность США помочь развитию демократии в Сербии", по словам Дж. Хупера, явилась "основной причиной наших проблем на Балканах"[42] . Смысл подобных высказываний очевиден: как заявил лидер демократического меньшинства в сенатском комитете по международным делам Джозеф Байден, "...пора перестать считать Милошевича частью решения проблемы, а не самой проблемой. В долгосрочной перспективе в регионе нет шансов для мира, пока на смену Милошевичу не придет демократическое правительство"[43] .

Стремление США к смене режима Милошевича с одновременным насаждением демократии по-американски, как известно, не увенчалось успехом. В военной операции против Союзной Югославии, которая продолжалась 78 дней, в той или иной форме участвовали 19 стран НАТО. Североатлантический альянс принял решение о ее начале после неудавшихся переговоров с руководством СРЮ по проблеме Косово и Метохии во французском городе Рамбуйе и Париже в феврале и марте 1999 года.

Противоречащая международно-правовым нормам агрессия против суверенного государства под мифическими предлогами и во имя двуличных целей – такой характер носили действия НАТО. Начатая на основании ложных и сфабрикованных данных об антиалбанских «этнических чистках», военная кампания уже в силу одного этого не могла рассчитывать на успех. Чего реально удалось добиться альянсу? Ухода сербских сил безопасности и подразделений югославской армии из Косово. Это если не считать гибели тысяч мирных жителей, разрушенной балканской инфраструктуры, экологической катастрофы, пресловутого «балканского синдрома».

Но как оказалось, переход Косово под протекторат ООН и контроль сил КФОР не решил проблему, а лишь загнал её в тупик. Все дело было в «двойных стандартах» по отношению к участникам косовского конфликта. Запад изначально принял сторону этнических албанских боевиков. На смену власти Белграда в Косово пришла власть вооруженных экстремистов. Было предано забвению основное требование любой миротворческой операции – равноудаленность от враждующих сторон.

2.2 Финансово – экономические проблемы и достижения

2.2.1 Денежно – кредитная система

С конца 1970-х увеличилась роль рынка ссудных капиталов. Для него характерны внедрение современных электронных технологий, средств коммуникаций и информатизации, либерализация национальных рынков, допуск на них нерезидентов, а также дерегулирование рынков, связанное с упразднением ограничений на проведение ряда операций. Результат — гигантское увеличение объема финансовых потоков в мире.

Суточный объем сделок на валютном рынке увеличился с 10—20 млрд долл. в 1979 г. до 1,3 трлн долл. в 90-х годов. Он вдвое превышает валютные резервы всех стран. Бурно развиваются интернационализация и глобализация кредитных и фондовых рынков. Объем международного кредитования (банковского кредита и облигационных займов) за последние два десятилетия увеличился в 15—20 раз. Глобализация фондовых рынков сопровождается увеличением объема предлагаемых ценных бумаг и их видов.

Нарастают масштабы межстранового перелива капитала, связанного с покупкой акций, а также эмиссией облигаций, размещенных на зарубежных рынках. В структуре экспорта частного капитала из стран ОЭСР облигационные займы в середине 70-х годов составляли 10%, в середине 90-х годов — 40%, акций—соответственно 5 и 35%. В основе роста предложения ценных бумаг лежали дефициты государственных бюджетов и потребности частного сектора в финансировании, а также приватизация, сопровождаемая реализацией акций, принадлежащих государству. В начале 80-х годов капитализация мирового рынка составляла около 10 трлн долл., в 1996 г. — 20,4 трлн долл. Львиная часть капиталов вращается среди крупных институциональных инвесторов (пенсионных и страховых фондов, инвестиционных компаний и взаимных фондов), которые аккумулируют денежные ресурсы корпораций и населения и вкладывают их в ценные бумаги.

Количество глобальных и международных фондов в мире возросло со 123 в 1989 г. до 667 на начало 1997 г. Суммарный объем аккумулированных институциональными инвесторами средств приближается к 10 трлн долл. Глобализация усиливает взаимосвязь между движением валютных курсов, процентными ставками и котировками акций в разных странах. Рынок ценных бумаг создал свою собственную, искусственную реальность. Процесс «виртуализации» мировой экономики привел к тому, что объем капитализации финансовых рынков значительно превосходит мировой ВВП.

Однако финансовый кризис 1997 года показал все несовершенство и проблемность мировых валютно – кредитных связей. Анализ процессов, развивающихся в современной мировой экономике, приводит нас к выводу, что, вполне возможно, мы имеем дело с наиболее опасным хозяйственным кризисом XX века. В этой связи хотелось бы отметить три существенных момента.

Во-первых, сегодня, в отличие от 70-х годов, есть все основания говорить о том, что в 1997г. произошел главный кризис индустриальной цивилизации, ибо впервые становится очевидным одновременное протекание двух взаимосвязанных процессов. С одной стороны, в западных странах сложились все необходимые предпосылки для того, чтобы значение индустриального сектора хозяйства пережило резкий спад в первые годы нового столетия; уже сейчас возникает тот социальный класс, который вскоре окажется способным заменить традиционный пролетариат, бывший носителем ценностей индустриального строя.

С другой стороны, имевшему в прошлом самостоятельное значение промышленному производству нанесен сегодня мощный удар на мировой арене, где фактически все центры традиционного индустриализма находятся либо под жесточайшим давлением со стороны постиндустриального мира (как Латинская Америка), либо в состоянии глубокого кризиса (как Юго-Восточная Азия и Россия). Центральным фактором хозяйственного прогресса выступают информация и знания, обеспечивающие в настоящее время львиную долю успеха той или иной экономики на мировой арене. Именно информация и знания становятся стратегическим товаром, на который предъявляется наибольший спрос, обладающий при этом наименьшей ценовой эластичностью. Широко распространив информационные технологии и сделав их неотъемлемым элементом современного производства, развитые страны могут диктовать цены на этот вид продукции, что ускоряет отрыв центров постиндустриальной цивилизации от остального мира. Бесперспективность традиционных форм промышленного производства становится очевидной, а специализирующиеся на нем страны оказываются теперь в том положении, в которое попали во второй половине 70-х годов производители природных ресурсов, наивно полагавшие, что спрос на их продукцию со стороны западных стран не может радикально уменьшиться.

Во-вторых, основные трансформации в современном мире порождены технологическим прогрессом последних десятилетий и ростом четвертичного сектора экономики. Они базируются на закономерностях становления информационного хозяйства с его отходом от массового производства благ и услуг и становлением экономики, основанной на самовыражении личностей в производстве, субъект-субъектных взаимоотношениях и новых характеристиках человека как субъекта производства и субъекта потребления. По аналогии с событиями двадцатипятилетней давности, можно утверждать, что вновь возникает противостояние двух важных секторов хозяйства, на этот раз четвертичного и вторичного.

Анализ показывает, что в течение 90-х годов на рынке традиционных услуг, столь бурно развивавшемся в 60-е -- 80-е годы, не произошло никаких существенных изменений. Как сам третичный сектор наращивал прежде свой потенциал за счет сокращения первичного и стабилизации доли вторичного, так и сегодня четвертичный сектор развивается в первую очередь на основе прогресса наиболее совершенных отраслей сферы услуг, но в значительно большей степени -- за счет формирования и развития высокотехнологичных производств, где работники выступают скорее партнерами, нежели наемными исполнителями. Собственно же третичный сектор, как ранее вторичный, остается в стороне от "битвы гигантов", а занятый в нем персонал имеет, на наш взгляд, все шансы сыграть в будущем ту же роль возмутителя спокойствия, какую играл в XIX веке промышленный пролетариат - детище формировавшегося индустриального хозяйства. Все это свидетельствует о том, что сегодня все более явно разворачиваются события, непосредственно обозначающие общий кризис индустриальной модели хозяйства.

В-третьих , в условиях этого кризиса важно понять механизм взаимодействия развитых стран и остального мира. Главными уроками кризисных событий должны стать два вывода. С одной стороны, нужно иметь в виду, что развитие народного хозяйства, подчиняющееся закономерностям технологического прогресса, остается и сегодня, в условиях усиления роли политических и социальных факторов, основной и безусловной доминантой мирового развития. В этой связи следует признать, что попытки "догоняющего" развития, основанные на активном вторжении тех или иных стран в некие технологические ниши, характеризующиеся уровнем, в целом уже пройденным постиндустриальными странами, могут принести лишь мимолетные результаты и не в состоянии обеспечить успех в долгосрочной перспективе. Это не означает, что такими методами не следует пользоваться; речь идет лишь о том, что, применяя их, нельзя тешить себя иллюзорной надеждой настичь передовые державы, надеждой, за которую приходится порой платить очень дорого. С другой стороны, сегодня и впредь необходимо как можно более четко различать кризисные явления, обусловленные реальным хозяйственным прогрессом, и все иные кризисы, порожденные в большей мере социальными или политическими факторами[44] .

Итак, страны АСЕАН пережившие кризис 1997г. могли извлечь из этого события определенный урок. Валютно-финансовый кризис послужил сигналом к изменению экономической политики азиатских стран, которая вела эти страны в тупик. Кризис послужил своего рода толчком к самоопределению стран АСЕАН, поиску новых путей развития, отличных от того пути, который был пройден постиндустриальными странами.

МВФ столкнулся с проблемами, которых он никогда раньше не испытывал. Азиатский кризис имел комплексный характер, он включал валютную и кредитную составляющую[45] . Последний компонент в свою очередь включал международный аспект и внутренний аспект, и все перечисленные элементы были взаимосвязаны. Азиатский кризис отличался от всего того, с чем МВФ сталкивался ранее: он возник в частном секторе; государственный сектор был в сравнительно хорошей форме.

МВФ применил традиционное лекарство: повышение процентных ставок и сокращение государственных расходов для стабилизации валюты и восстановления доверия со стороны международных инвесторов. Он также признал структурные изъяны в отдельных странах и навязал соответствующие условия, вроде закрытия неблагополучных финансовых учреждений. Однако программы МВФ не сработали, ибо они учитывали лишь некоторые, а не все аспекты кризиса. А так как различные аспекты были взаимосвязаны, их нельзя было лечить изолированно. Говоря конкретнее, валюты невозможно было стабилизировать, пока не решены долговые проблемы, поскольку кредиторы спешили оградить себя от риска понести убытки, когда валюта упала, а слабая валюта вела к усилению риска — так возник порочный круг.

Почему МВФ не осознал этого? Возможно, потому, что его методика была рассчитана на преодоление дисбалансов в государственном секторе, а понимание того, как функционируют финансовые рынки, оставляло желать лучшего. Это проявилось в Индонезии, где МВФ настоял на закрытии ряда банков, не предусмотрев механизма защиты вкладчиков и спровоцировав тем самым классический «набег» на банки. Финансовая паника в свою очередь ослабила решимость президента Сухарто придерживаться условий программы спасения, предложенной МВФ, которую он без того посчитал не приемлемой, поскольку она покушалась на привилегии его семьи и друзей. Перебранка между Сухарто и МВФ привела к свободному падению индонезийской рупии. Фонды Quantum также серьезно пострадали, поскольку мы покупали индонезийскую рупию примерно по 4000 за доллар, полагая, что падение закончилось после того, как в июле 1997 г. она стоила 2430 за доллар. Индонезийская рупия продолжала падать в краткосрочных сделках — более чем до 16 000, — а это отрезвляющий опыт.

МВФ критиковали за то, что он выдвигает слишком много условий и слишком решительно вмешивается во внутренние дела стран, которые обращаются к нему за содействием. В оправдание МВФ следует признать, что, видимо, невозможно было одновременно бороться с кризисом ликвидности и осуществлять преобразование долга в капитал. Международные кредиторы воспротивились бы этому, а без их сотрудничества никакая программа не может быть успешной. В то же время неспособность решить проблему долгов привела к падению валюты и непомерным процентным ставкам, в результате чего заемщики стали неплатежеспособными, а страны погрузились в глубокую депрессию. Очевидно, что речь здесь идет о системной проблеме, а МВФ — это часть проблемы, а не часть решения.

Теперь МВФ сам переживает кризис. Доверие рынка было важным элементом его успехов в прошлом, теперь он лишился этого доверия. К тому же у МВФ иссякли ресурсы. Нежелание Конгресса США предоставить дополнительные средства серьезно подорвало способность МВФ решать проблемы по мере их возникновения.

2.2.2 Глобализация торговой системы

Одно из важнейших проявлений глобализации — растущая либерализация торгово-политического режима в системе международных экономических отношений — сначала в отношении товарных рынков, потом — рынков услуг, капиталов, затем фондовых рынков. На очереди либерализация рынков рабочей силы. На путь либерализации внешнеэкономической деятельности становится все большее количество стран. Если в 1947г. Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГАТТ) подписали лишь 23 развитых государства, то соглашения Уругвайского раунда переговоров ГАТТ (1986—1993 гг.) — 125 развитых и развивающихся стран. С 1948 по 1990 г. единый уровень таможенной защиты национальных рынков промышленных товаров развитых государств уменьшился с 40 до 6,3%. К 2000 г. он должен снизиться до 3,8%. С 1996 г. на смену ГАТТ пришла Всемирная торговая организация (ВТО). Ее членами ныне являются 134 государства, на которые приходится более 90% мировой торговли. Заявки на присоединение к ВТО подали еще около 30 стран. Режим либерализации в рамках ВТО распространяется на торговлю сельскохозяйственными продуктами, сферу услуг, а также на связанные с международным товарооборотом права на интеллектуальную собственность.

В марте 1997 г. был принят «глобальный пакт» о либерализации рынка телекоммуникационной информационной технологии, вступивший в силу в 1998 г. Он предусматривает освобождение от импортных тарифов свыше 90% товаров этого рынка. В декабре 1997 г. страны — члены ВТО подписали соглашение о либерализации рынка финансовых услуг с 1999 г. Предполагается снятие барьеров на рынках ссудных капиталов и свободный допуск иностранных конкурентов в национальные банковские, страховые и финансовые сферы.

Глобализация, с одной стороны, способствует усилению центростремительных тенденций в мировом хозяйстве. Тесное экономическое взаимодействие способствует возникновению в различных странах сходных тенденций развития, сближает динамику агрегированных показателей. В известных пределах происходит выравнивание хозяйственных структур. С другой стороны, глобализация вызывает в мировой экономике и финансах новые очаги конфликтов и противоречий. Блага глобализации, получаемые в результате снижения и ликвидации барьеров между национальными хозяйствами, распределяются неравномерно. Наибольшие выгоды от либерализации получают развитые страны. Следствием глобализации стало укрепление мировых экономических позиций США, которые навязывают свои стандарты во всех областях. Вместе со своими партнерами и подконтрольными им наднациональными институтами они стремятся обеспечить единство и целостность мировой экономики путем распространения западных моделей социально-экономического развития и ценностей на все регионы мира. В этой связи многие развивающиеся страны активно выступают против глобализации мировой экономики.

Несмотря на общую тенденцию либерализации международного обмена товарами, услугами и капиталом, каждое государство сохраняет определенные инструменты регулирования экспорта и импорта. Их целью является защита отечественных производителей, особенно в период структурной перестройки и преодоления кризисных затруднений, укрепление национальной безопасности — сохранение стратегических отраслей, гарантирующих непрерывность воспроизводственного процесса (энергетика, транспорт, связь и т.п.), и обороноспособности страны, получение встречных уступок от партнеров в торговле, а также обеспечение бюджетных поступлений. В то же время протекционизм повсеместно является средством проведения структурной политики, а не решения фискальных проблем. В современных условиях наблюдается не столько противостояние идеологии свободной торговли (либерализации) и протекционизма, сколько оптимальное сочетание этих двух инструментов хозяйственного регулирования в интересах максимально эффективного включения национальной экономики в мирохозяйственные связи. Пропорции и формы подобного сочетания в данный момент определяются прагматичными национальными интересами страны.

Наряду с глобализацией активно развивается другая форма интернационализации — регионализация — организация производства и рынка в определенном географическом пространстве. Почти все страны — члены ВТО являются участниками одной или нескольких региональных торгово-экономических группировок. Регионализация, с одной стороны, представляет определенный этап на пути к глобализации; с другой — особые интересы участников региональных объединений ослабляют согласованные в рамках международных экономических организаций механизмы регулирования и препятствуют глобальной экономической интеграции. Регионализация — основа формирования экономического полицентризма в мире.

На исходе XX столетия мировая экономика как совокупность национальных хозяйств и их экономических и политических взаимоотношений обретает новое качество: важнейшей формой и одновременно новым этапом интернационализации хозяйственной жизни становится глобализация. Эксперты МВФ определяют этот феномен как «растущую экономическую взаимозависимость стран всего мира в результате возрастающего объема и разнообразия международных сделок с товарами, услугами и мировых потоков капитала, а также благодаря все более быстрой и широкой диффузии технологий».

В результате глобализации экономика возрастающего числа стран и регионов становится органичной частью мирового рыночного хозяйства, включается в мирохозяйственные связи. Рушатся институциональные, юридические и технологические барьеры, разделяющие национальные хозяйства. Силы сцепления берут верх над силами отталкивания. Экономически мир обретает черты целостности в планетарном масштабе. Во всемирном хозяйстве расширяется сфера действия общих экономических законов (интернациональной стоимости, глобальной конкуренции и др.) и функциональных взаимосвязей (дальнейшее развитие международной специализации и кооперирования и др.).

Движущими силами глобализации стали углубление международного разделения труда на базе растущей дифференциации высокотехнологичных конечных продуктов и полупродуктов, развитие международной транспортной инфраструктуры, транснационализация экономики, информационная революция на базе микроэлектроники. Роль «мировой паутины», Интернета, сравнивают по своему значению с появлением книгопечатания. В результате гигантски ускорились международное движение товаров и услуг, миграция рабочей силы, трансграничный переток капитала как производительного, так и ссудного, передача технологий производства. Размывается былая относительная обособленность рынков ссудных капиталов разных стран.

Международная сфера экономики развивается быстрее внутреннего производства. Существенно увеличилась открытость национальных экономик — их втянутость в систему международного разделения труда. Возрастает часть национального производства (ВВП), идущего на экспорт, а также внутреннего потребления, покрываемого за счет импорта. Увеличивается значение внешних (экзогенных) факторов развития национальных хозяйств. Их судьбы все более определяются внешнеэкономической средой.

Возрастает значение международных регулирующих институтов в мировой экономике, таких, как ВТО, МВФ, Всемирный банк, ЕБРР, ОЭСР, Международная организация труда и т.д., ежегодные встречи руководителей и министров финансов ведущих стран. Все шире применяются единые для всех стран стандарты на технологию, охрану окружающей среды, деятельность финансовых институтов (пруденциальный надзор), бухгалтерскую отчетность, национальную статистику (систему национальных счетов) и т.д. Эти стандарты распространяются на образование и культуру. Через международные организации внедряются одинаковые критерии макроэкономической политики, происходит унификация требований в валютно-кредитной, налоговой, внешнеэкономической политике, политике в области занятости, разрабатываются международные правила конкуренции и т.д.

2.3 Переход от однополюсного мира

Естественная диффузия мощи предопределяет шаткость положения лидера. Отсутствие непосредственных соперников, забвение прямых (и даже косвенных) угроз неизбежно порождает самоуверенность, чувство самодовольства, чреватое невниманием к проблемам других, что стимулирует их объединение, ведущее к конечной потере лидером своего преимущества. История учит, что гегемония – с трудом удерживаемая позиция. В большом историческом смысле Америка не может рассчитывать на феноменальную историческую исключительность. Конечность ее лидерской миссии определена природой человеческих и межгосударственных отношений.

Односторонность американского внешнеполитического поведения подвергается сомнению и критике еще и потому, что она не является уже ответом на некую (прежде советскую) угрозу, а проявляется как качество само по себе – как неукротимое стремление к лидерству. Это не первый в истории случай, когда лидерство параллельно с огромными возможностями, несет с собой опасность противостояния с недовольным внешним миром. Два столетия назад в положении Соединенных Штатов находилась Великобритания – она тоже испытывала страх перед потерей глобального могущества. Один из ее великих мыслителей и ораторов Эдмунд Берк выразил свои сомнения так: «Я боюсь нашей мощи и наших амбиций; я испытываю опасения в отношении того, что нас слишком сильно боятся… Мы можем обещать, что мы не злоупотребим нашей удивительной, неслыханной доселе мощью, но все страны, увы, уверенны в противоположном, в том, что мы, в конечном счете, своекорыстно воспользуемся нашим могуществом. Раньше или позже такое состояние дел обязательно произведет на свет комбинацию держав, направленную против нас, и это противостояние закончится нашим поражением»[46] . Мы стали свидетелями, того, как сбылась первая часть его предсказания.

Американский век не может наступить по объективным причинам, к числу которых относится, во-первых, многоструктурность и сложность современного мира. Даже в самом благоприятном для Америки случае установления ее полного мирового господства, она не сможет контролировать все происходящие процессы. Предотвратить мировую анархию не в состоянии никакая сила, даже если учитывать только материальные обстоятельства. Полвека назад США производили половину мирового валового продукта, в своей торговле имели колоссальное положительное сальдо, хранили у себя две трети мирового запаса золота, кредитовали едва ли не все развитии мира. В начале XXI века на США, в которых живут менее 5 % мирового населения, приходится почти 20 % мирового валового продукта. У них хронический торговый дефицит, золотые запасы Америки вдвое меньше европейских. Америка превратилась в крупнейшего мирового должника.

Для поддержания гегемонии, по оценкам экспертов, США должны увеличить свой военный бюджет на 60-80 млрд. долларов в год. Это минимальные цифры. Неизбежные экономические проблемы повлекут ограничение внешнеполитических возможностей.

Во-вторых, будущее уже не предоставит Америке таких невероятно благоприятных возможностей, как прежде. В начале XXI века долг США перевалил за 1 трлн.долл., увеличиваясь ежегодно на 300 млрд.долл. В будущем инвестиции иностранцев в Америку в значительной степени превзойдут американские инвестиции за рубежом, знаменуя собой окончание великого наплыва американских инвестиций во внешний мир. Теперь внешний мир сам пришел в Америку.

В-третьих, Соединенным Штатам, поднявшимся на недосягаемую вершину, все более трудно рассчитывать на поддержку союзников. Действует неистребимое правило: отчуждение лидера влечет почти автоматическое формирование контрбаланса. в условиях паранойи холодной войны союзников заставляла идти на компромиссы и подстраиваться друг под друга внешняя угроза. Как только она исчезла, исчезли и союзнические отношения, а им на смену пришли жестокие законы рынка, в которых каждый «сам за себя».

В-четвертых, периферия всегда объединялась против центра. Остальные страны начинают ощущать, что они более не могут доверять, сотрудничать, получать нечто позитивное от гегемона. В то же время колоссальная военная мощь никогда не будет достаточной для контроля над азимутами.

Американские экономическая и политическая системы, как показало время, оказались не совершенными, США не смогли уберечься от кризиса даже сами, не говоря уже о том, чтобы решить чужие проблемы. И пока Америка решала внутренние вопросы, ее позиция на мировой арене в значительной степени ослабло, хотя имперские амбиции остались. Примером может служить цитата государственного секретаря США в администрации президента Клинтона М. Олбрайт, она ответила на вопрос об определении Америки в современном мире: «Нация, без которой невозможно обойтись. Она остается богатейшим, сильнейшим, наиболее открытым обществом на Земле. Это пример экономической эффективности и технологического новаторства, икона популярной культуры во всех концах мира и признанный честный брокер в решении международных проблем»[47] . Место Америки, объясняла американскому сенату государственный секретарь Олбрайт, «находится в центре всей мировой системы... Соединенные Штаты являются организующим старейшиной всей международной системы». Ее заместитель С. Тэлбот в том же ключе подчеркнул: «Если мы не обеспечим мирового лидерства, никто не сможет вместо нас повести мир в конструктивном, позитивном направлении».

Несмотря на явную утрату своих позиций, Америка сегодня еще верит в возможность своей гегемонии, и пытается вернуть свои прежние позиции. Однако для этого она не обладает уже ни достаточными ресурсами, ни необходимым авторитетом в мире, ни четко определенной цели.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Целью данной дипломной работы было поставлено исследование американской экономической и политической системы как основы «нового мирового порядка» в мире после окончания Второй мировой войны. Для достижения этой цели были поставлены следующие задачи:

1. исследование «американской системы» как основы глобальной экономической стабильности в годы администрации Б. Клинтона;

2. рассмотреть региональные аспекты распространения «американской системы» в мире;

3. изучить основные проблемы и достижения «американской системы» в условиях современной глобализации экономики.

Впервые идея о том, что либеральная международная экономика требует сильного политического лидерства и доминирующей экономической власти, была сформулирована Чарльзом Киндлебергером в его книге «Мир в депрессии, 1929-1939». Существование либеральной международной экономики, по мнению Киндлебергера, требовало политического лидера, который мог и будет использовать свое влияние, чтобы создать международную экономическую систему и впоследствии исполнять множество необходимых экономических функций, чтобы держать систему, работающую эффективно.

Согласно американской официальной точке зрения, миром правят три идеи — мир как наиболее предпочитаемая основа взаимоотношений между странами; демократия как наиболее релевантный способ организации внутренней политической жизни; свободный рынок как лучшее средство создания материальных богатств.

С момента окончания Второй Мировой войны США стали последовательно проводить в жизнь свою идею об установлении нового мирового порядка под своим контролем. Находить себе союзников и удерживать лидирующие позиции ей помогало ведение холодной войны, огромная экономическая и военная мощь. И, хотя политика установления мирового господства была крайне активной, она несла в себе больше позитивных черт: стремясь установить лидерство США использовали метод «пряника», завлекая союзников оказанием реальной экономической помощи, способствуя развитию и укреплению экономик союзников.

Однако никакие запасы не являются неисчерпаемыми, в том числе (а, может быть, в первую очередь) финансовые. Стало понятно, что американский век не может наступить. Во-первых, многоструктурность и сложность современного мира не позволит США контролировать все происходящие процессы. Предотвратить мировую анархию не в состоянии никакая сила, даже если учитывать только материальные обстоятельства. Во-вторых, будущее уже не предоставит Америке таких невероятно благоприятных возможностей, как прежде. В-третьих, Соединенным Штатам, поднявшимся на недосягаемую вершину, все более трудно рассчитывать на поддержку союзников. Действует неистребимое правило: отчуждение лидера влечет почти автоматическое формирование контрбаланса. В условиях паранойи холодной войны союзников заставляла идти на компромиссы и подстраиваться друг под друга внешняя угроза. Как только она исчезла, исчезли и союзнические отношения, а им на смену пришли жестокие законы рынка, в которых каждый «сам за себя».

В-четвертых, периферия всегда объединялась против центра. Остальные страны начинают ощущать, что они более не могут доверять, сотрудничать, получать нечто позитивное от гегемона. В то же время колоссальная военная мощь никогда не будет достаточной для контроля над азимутами. Ослабление внешнеполитической роли США мгновенно вызвало тенденцию к перераспределению мировых экономических группировок и альянсов, появлению огромного числа новообразований на международной арене. Они стали не только экономически более эффективными, но и получили власть над мировыми экономическими, производственными и финансовыми процессами.

Экономика Америки, как и любого другого государства, пережила чреду подъемов и спадов, в результате которых, и ряда других причин уже не могла больше поддерживать свою лидирующую позицию. Полвека назад США производили половину мирового валового продукта, в своей торговле имели колоссальное положительное сальдо, хранили у себя две трети мирового запаса золота, кредитовали едва ли не все развитии мира. В начале XXI века на США, в которых живут менее 5 % мирового населения, приходится почти 20 % мирового валового продукта. У них хронический торговый дефицит, золотые запасы Америки вдвое меньше европейских. Америка превратилась в крупнейшего мирового должника.

Для поддержания гегемонии, по оценкам экспертов, США должны увеличить свой военный бюджет на 60-80 млрд. долларов в год. Это минимальные цифры. Неизбежные экономические проблемы повлекут ограничение внешнеполитических возможностей. Пришлось пойти на уступки и компромиссы. Это обстоятельство озлобило американскую элиту и породило стремление к захвату ресурсов силовым путем. Впервые такие настроения появились еще в годы правления Б.Клинтона, по сути, именно он определил американский захватнический курс, не решившись реализовать его.

Главное положение, которое выделило доктрина Клинтона - это признание и обоснование возможности и, в отдельных случаях, необходимости использования военной силы для урегулирования международных проблем и конфликтов, поддержания стабильности в ключевых для США и его союзников регионах, обеспечения безопасности.

Допускалось проведение военных операций для предотвращения попыток той или иной страны получить доступ к ядерному оружию или технологиям в нарушение соглашения о нераспространении ядерного оружия. Объявлялись допустимыми и необходимыми военные операции в гуманитарных целях в ходе межгосударственных конфликтов и в ходе внутригосударственных конфликтов (гражданская война), как это произошло в бывшей Югославии. Признавалось возможным участие США одновременно в нескольких военных операциях по обеспечению безопасности.Мы получили возможность наблюдать, как от слов США перешли к действию.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Приложение А. Эволюция мировой валютной системы

Приложение Б.

Основные достижения деятельности ГАТТ[48]

Приложение В.

Географическое распределение операций проектного финансирования (1997 – 1998 г.г.)

Приложение Г.

Участие ведущих банков в проектном финансировании (1996 г.)

Приложение Д.

Цели американского общества[49]

ЛИТЕРАТУРА

1. Амиров А. Страны АСЕАН – реальные пути выхода из кризиса // МЭиМО. 1999. №5.

2. Бжезинский ЗБ. Преждевременное партнерство. // Полис. 1994. № 1.

3. Болотин Б. Международные сравнения: 1990-1997 гг. // МЭиМО. 1998. №10.

4. Василенко И. Геополитика. Учеб. пособие. – М.: Инфра-М, - 2001

5. Гаджиев К.С. Геополитика. - М.: Логос, - 2001.

6. Глобализация и моделирование социальной динамики. – М.: Институт социальных наук, 2001.

7. Дугин А. Э. Основы геополитики – М.: Мысль, 2002.

8. Зверев Ю.М. Мировая экономика и международные экономические отношения: Учебное пособие / Калинингр. ун-т. – Калининград, 2000.

9. Илларионов А. Основные тенденции развития мировой экономики во второй половине XX века // Вопросы экономики. 1997. №10.

10. Иноземцев В.Л. Расколотая цивилизация М.; 2000.- 300с.

11. Калмыков М. Советник Шарля де Голля: России необходимо обрести свое место в международной политике // Вести Европы (ИТАР-ТАСС). 21.09.1995. С.7

12. Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1997.

13. Киссинджер Г. Нужна ли Америке внешняя политика - М.: ЮНИТИ, 2002.

14. Медведко Л. И. Геополитика: новая модель мира. – М.: ЮНИТИ, 2002.

15. Международное право. Учебник. Изд. 2-е, доп. и перераб. / Отв. Ред. Ю.М. Колосов, В.И. Кузнецов. - М., 1998.

16. Международные валютно – кредитные и финансовые отношения. Красавина Л.Н., Алибеков Т.И., Былиняк С.А. и другие. – М., Финансы и статистика, 2000 г.

17. Международные экономические отношения: учебное пособие для заочно – вечерних форм обучения / Составитель И.А. Филлипова – Ульяновск: УлГТУ, 2001, 124с.

18. Моргентау Г. Политические отношения между нациями. Борьба за власть и мир // Социально-политический журнал. – 2002. - № 2.

19. Нешатаева Т.Н. Международные организации и право. Новые тенденции в международно-правовом регулировании. - М., 1999.

20. Примаков Е. М. На горизонте — многополюсный мир // Международная жизнь.1996. №4.

21. Рейд Т.Р. Соединенные Штаты Европы: новая сверхдержава и конец американского превосходства. - М: Пингвин пресс, 2004.

22. Серебрянников В. В. Социология войны. М.: Научный мир, 1997. – С. 87.

23. Современные международные отношения. / Под ред. Торкунова А.В.. — М.: Российская политическая энциклопедия, 1999.

24. Страус А.Л. Униполярность (концентрическая структура нового мирового порядка и позиция России). // Полис, 1997. № 2.

25. Тодд И. После империи. Очерк распада американской системы. 2002.

26. Уткин А.И. Мировой порядок 21 века. – М., Алгоритм., 2001 г.

27. Уткин А.И. Американская империя. — М.: Изд-во Эксмо, 2003. — 736 с.

28. Уткин А.И. «Россия и современный мировой порядок». Конспект лекций. - М., 2005.

29. Шреплер Х.А. Международные экономические организации. Справочник. – М., 2000.

30. Amb. Hill Meets with Media Representatives in Montenegro // USIS Washington File. - 1998. - 20 Oct.

31. Сlinton W. J. Executive Order 13088. 9 June 1998. Blocking Property of the Governments of the FRY, the Republic of Serbia and the Republic of Montenegro, and Prohibiting New Investment in the Republic of Serbia in Response to the Situation in Kosovo // Federal Register. - 1998. - Vol. 63. - # 113. - 12 June. - Р. 32109.

32. Declaration on a transformed North Atlantic Alliance issued by the Heads of State and Government participating in the meeting of the North Atlantic Council (``The London Declaration'') London, 6 July 1990, Article 1.

33. «Foreighn Affairs», November/December 1999, p.16.

34. «Foreign Policy», Spring 1999.

35. Holbrook R. America, a European power // Foreign affairs. 1995. New York: Basic Books, 1990. – XXII.

36. Huntington S. The Lonely Superpower («Foreign Affairs», March/April 1999).

37. Kagan R. and Kristol W. The Present Danger («The National Interest», Spring 2000).

38. Kennedy, Paul M. The Rise and Fall of the Great Powers: Economical Change and Militar Conflict from 1500 to 2000. - 4th impr. - London: Fontana Press , 1989. - XXVIII, 898p.

39. Kindleberger C., The World in Depression, 1929-1939 (London, 1973).

40. Mandelbaum M. The Inadequacy of American Power («Foreign Affairs», September/October 2002).

41. Mitev P. E. European integration and young people in Eastern Europe // Europe. The young. The Balkans. Sofia. 1996.

42. President Clinton’s Letter to Senate Majority Leader T. Lott, 6 Oct. 1998 // Congressional Record. - 1998. - 8 Oct. - Р. S11899.

43. Prepared Statement by James R. Hopper, Director, the Balkan Institute, Wash., D.C // The Crisis in Kosovo... - Р. 22; см. также: Hoagland J. NATO’s Balkan ‘Policy’ // WP. - 1998. - 24 Nov.

44. Rice С. Promoting the National Interest («Foreign Affairs», Jan/Feb 2000).

45. Robert Gilpin, "The Rise of American Hegemony," in Two Hegemonies: Britain 1846-1914 and the United States 1941-2001 edited by Patrick Karl O'Brien and Armand Clesse (Aldershot: Ashgate Publishing, Ltd., 2002).

46. Sen. J. Biden on the Situation in Kosovo // Congressional Record. - 1998. - 14 Oct. - Р. S12487.

47. Sen. McConnell on Catastrophe in Kosovo // Congressional Record. - 1998. - 24 Sept. - P. S10902; President Clinton’s Letter to Senate Majority Leader Trent, 6 Oct. 1998 // Ibid. - 1998. - 8 Oct. - P. S11899.

48. Statement of M. Abramovitz // The Crisis in Kosovo... - P. 64; Statement of R. Gelbard // Kosovo: Current Situation and Future Options... - P. 11.

49. The London Declaration, London, 6 July 1990, Article 15.

[1] Robert Gilpin, "The Rise of American Hegemony," in Two Hegemonies: Britain 1846-1914 and the United States 1941-2001 edited by Patrick Karl O'Brien and Armand Clesse (Aldershot: Ashgate Publishing, Ltd., 2002), pp. 165-182

[2] Robert Gilpin, "The Rise of American Hegemony," in Two Hegemonies: Britain 1846-1914 and the United States 1941-2001 edited by Patrick Karl O'Brien and Armand Clesse (Aldershot: Ashgate Publishing, Ltd., 2002), pp. 165-182

[3] Mandelbaum M. The Inadequacy of American Power («Foreign Affairs», September/October 2002, pp. 61—62).

[4] Kagan R. and Kristol W. The Present Danger («The National Interest», Spring 2000, p. 69).

[5] Huntington S. The Lonely Superpower («Foreign Affairs», March/April 1999, p. 40).

[6] Шреплер Х.А. Международные экономические организации. Справочник. – М., 2000.

[7] Kurth J. The Adolescent Empire. America and the Imperial Idea («The National Interest», Summer 1997, p. 4).

[8] Бжезинский З/Б. Преждевременное партнерство. // Полис. 1994. № 1. – с 25

[9] Страус А.Л. Униполярность (концентрическая структура нового мирового порядка и позиция России). // Полис, 1997. № 2. – с 37

[10] Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1997. - с.744.

[11] Уткин А.И. Мировой порядок 21 века. – М., Алгоритм., 2001 г. – с. 227.

[12] Уткин А.И. Мировой порядок 21 века. – М., Алгоритм., 2001 г. – с. 227.

[13] Kupchan Ch. Life after Pax Americana («World Policy Jourmal», Fall 1999, p.23)

[14] Kupchan Ch. Life after Pax Americana («World Policy Jourmal», Fall 1999, p.23)

[15] Медведко Л. И. Геополитика: новая модель мира. – М.: ЮНИТИ, 2002 – с 154

[16] Зверев Ю.М. Мировая экономика и международные экономические отношения: Учебное пособие / Калинингр. ун-т. – Калининград, 2000. – с.11

[17] Невское время № 14 (1655) 27 января 1998 г.

[18] Амиров А. Страны АСЕАН – реальные пути выхода из кризиса (МэиМО. 1999, № 5)

[19] Тодд И. После империи. Очерк распада американской системы. 2002. – с.3

[20] Военный бюджет Буша –t, http://news.bbc.co.uk/low/russian/business/newsid_1801000/1801078. stm.

[21] Там же

[22] Rice С. Promoting the National Interest («Foreign Affairs», Jan/Feb 2000, p. 47).

[23] Лейк Э. Концепция международной политики США// http://www.gov.int/con.htm

[24] Олбрайт М. Военная сила железной леди// http://www.btk.int/hr.htm

[25] Holbrook R. America, a European power // Foreign affairs. 1995. New York: Basic Books , 1990. - XXII, - p 109

[26] http://www.rami.ru/publications/2001-01-01/work1.html

[27] Гаджиев К.С. Геополитика. - М.: Логос, - 2001 – С 77

[28] Плешаков К Геополитика в свете глобальных перемен // Международная жизнь, 2001, №1 - с 34

[29] Christopher W. America’s leadership, America’s opportunity // Foreign policy. 1995. N 98 – с 32

[30] Christopher W. America’s leadership, America’s opportunity // Foreign policy. 1995. N 98 – с 32

[31] US foreign policy after the cold war / Ed. by B. Roberts. Cambridge; London, 1992 – p 11

[32] Christopher W. America’s leadership, America’s opportunity // Foreign policy. 1995. N 98 – с 36

[33] Троцкий М. Европейский Союз в мировой политике. // Международные процессы. - http://www.intertrends.ru/five/004.htm

[34] Todd Emmanuel. Apres l`Empire. Essai sur la decomposition du systeme americain. Paris: Gallimard, 2002.р. 200

[35] Todd Emmanuel. Apres l`Empire. Essai sur la decomposition du systeme americain. Paris: Gallimard, 2002.р. 200

[36] Глобализация и моделирование социальной динамики. – М.: Институт социальных наук, 2001. – с.41

[37] SichennanH. The Revenge of Geopolitics //Orbis, vol.4I.No. 1 (Winter 1997), pp. 12-13.

[38] Conry В. U.S. "Global Leadership". A Euphemism for World Policeman // Policy Analysis, No. 267, February 5, 1997, Wash., D.C.: CATO Institute.

[39] Sen. McConnell on Catastrophe in Kosovo // Congressional Record. - 1998. - 24 Sept. - P. S10902; President Clinton’s Letter to Senate Majority Leader Trent, 6 Oct. 1998 // Ibid. - 1998. - 8 Oct. - P. S11899.

[40] С linton W. J. Executive Order 13088. 9 June 1998. Blocking Property of the Governments of the FRY, the Republic of Serbia and the Republic of Montenegro, and Prohibiting New Investment in the Republic of Serbia in Response to the Situation in Kosovo // Federal Register. - 1998. - Vol. 63. - # 113. - 12 June. - Р. 32109.

[41] Prepared Statement by James R. Hopper, Director, the Balkan Institute, Wash., D.C // The Crisis in Kosovo... - Р. 22; см. также: Hoagland J. NATO’s Balkan ‘Policy’ // WP. - 1998. - 24 Nov.

[42] Amb. Hill Meets with Media Representatives in Montenegro // USIS Washington File. - 1998. - 20 Oct.

[43] Sen. J. Biden on the Situation in Kosovo // Congressional Record. - 1998. - 14 Oct. - Р. S12487.

[44] Иноземцев В.Л. Расколотая цивилизация М.; 2000.-с.211

[45] http://www.iaas.msu.ru/student/99/econ99.htm

[46] «Foreighn Affairs», November/December 1999, p.16

[47] Santis De Н . Mutualism. An American Strategy for the Next Century («World Policy Journal», Winter 1998/99, p. 42).

[48] Источник: Международные экономические отношения: учебное пособие для заочно – вечерних форм обучения / Составитель И.А. Филлипова – Ульяновск: УлГТУ, 2001, 124с. – с.51

[49] Источник: «Foreign Policy», Spring 1999, p. 102