Курсовая работа: Социально-экономическая природа кооперации

Поволжский Кооперативный Институт

Российского университета кооперации

Курсовая работа

по дисциплине: Теория и практика кооперации

на тему: Социально-экономическая природа кооперации

Энгельс 2010

Введение

Кооперация в широком смысле слова как объединение совместных усилий отдельных групп людей для достижения каких-либо целей присуща человеческому обществу на всех стадиях его развития. Применяется этот термин и для обозначения межотраслевого и межпрофессионального разделения труда, производства и обмена—кооперирование труда, производственная кооперация цехов, участков, предприятий, кооперированные поставки и т. п.

В более конкретном, более узком смысле термин «кооперация» вошел в обиход в середине XIX века для обозначения специфической формы общественно-экономической организации потребителей и мелких товаропроизводителей в условиях преобладания капиталистического типа товарно-денежных отношений в целях совместной защиты своих экономических интересов как потребителей и производителей от господствовавших на рынке крупных собственников, выживания в жестких условиях конкурентной борьбы на рынке, сохранения и упрочения своею социального статуса. Такое толкование этого термина стало главенствующим. В таком смысле он будет употребляться и в данной работе.

Кооперация в оговоренном смысле относится к числу относительно молодых типов общественно-экономической организации населения. Первые попытки создать кооперативные организации в России относятся к 60-м годам XIX века, а заметным явлением в стране кооперативное движение стало лишь в конце этого и начале XX века. Тем не менее кооперация сумела дважды—накануне установления советской власти и в 20-х годах—выйти на первое место в мире по всем основным параметрам, но зато и дважды—в 1918—1920 гг. и в конце 20-х—начале 30-х гг.—оказалась почти что полностью низведенной.

Во второй половине 80-х годов кооперативное движение в стране пережило новый всплеск. В течение трех лет—1987— 1989 гг.—оно достигло фантастических цифровых показателей—число кооперативов возросло до 200 тыс., а число занятых в них—до 5 млн человек. Однако адекватной социально-экономической базы для кооперации не существовало, в стране не было нормального рынка, компонентом которого кооперация является. Дозволенная властями, она стала первой брешью в советской экономической системе, куда под кооперативной вывеской устремились все виды предпринимательской деятельности. Это была попытка развертывания рыночных структур в стране с нерыночной экономикой. И, несмотря на многие изъяны и даже уродливые явления, которых не могло не быть в сложившейся ситуации, кооперации надо отдать должное: она первой нащупывала выход из тупика и прокладывала путь к разумной системе хозяйствования. Принимая на себя удары как номенклатурного чиновничества, так и значительной части населения, она тем не менее готовила общественное мнение к пониманию того, что только свободная инициативная хозяйственная деятельность может вывести экономику страны из тупика, в какой-то мере подготовляла крах той экономической системы, в которой кооперации не оставалось места. Только сейчас, по мере становления и расширения рыночных отношений, будет формироваться и социальная структура, среда, которой нужна кооперация, будет возрастать потребность в ней. Это прежде всего крестьянские, фермерские хозяйства, число которых возрастает и которые все больше ощущают потребность объединения своих усилий в обеспечении средствами производства, кредитами, сбыте продукции и т. п. Это касается и растущей армии самостоятельных производителей товаров и услуг, которым трудно будет устоять в конкурентной борьбе с соответствующими крупными структурами. Социальной базой кооперативного движения становятся те колхозы и совхозы, которые преобразовываются в объединения крестьянских хозяйств или мелких крестьянских кооперативов. Рынок, наконец, возродит и объединения населения как потребителей с целью более рационального и экономного в новых условиях удовлетворения своих потребностей. Исполнение в какой-то мере этих функций администрацией предприятий и профсоюзами как рудимент распределительной системы, бесспорно, отпадет по мере становления настоящего рынка.

С возрождением подлинного кооперативного движения возникает острая необходимость в усвоении накопленного опыта, что побудило автора данной работы хотя бы в самом общем виде систематизировать его, выделив все то ценное и непреходящее, что накоплено предшествующими участниками этого движения и без чего не может эффективно функционировать кооперация в современных условиях. Это тем более важно, что за долгие десятилетия почти полного затухания движения прервалась преемственность, потеряны навыки и традиции, этика и культура кооперативной деятельности, отсутствуют знания, убеждения и умения, необходимые для ее возрождения.

Тема курсовой работы: Социально-экономическая природа кооперации

Цель данного курсового исследования: изучение социально – экономических сторон кооперации

Задачи:

– рассмотреть становление Российской кооперации;

–всестороннее осветить социальный состав и социальную направленность деятельности кооперации;

– показать общественно-экономическую организацию населения.Структура курсовой работы включает: титульный лист, содержание, введение, 3 главы, список использованных источников. Курсовая работа выполнена на 57 страницах компьютерного текста.

1. Становление российской кооперации

Большинство историков кооперации связывают начало такого вида деятельности с образованием в 1844 году рабочими-текстильщиками фабричного поселка Рочдель (Великобритания) потребительского кооператива под названием «Рочдельские пионеры». К сороковым годам прошлого века относится и возникновение первых кредитных кооперативов в Германии. Спустя двадцать лет—в середине 60-х годов—возникают первые такого рода кооперативы в России. В 1864 г. начали создавать свое потребительское общество рабочие Кыновского завода на Урале. В этом году удалось осуществить только совместную закупку чая для своих членов, в 1867 г. была открыта кооперативная лавка, а в 1870 г.—зарегистрирован устав кооператива. В 1865 г. образовались Рижское и Ревельское общество потребителей, а также Рождественское ссудное товарищество в одноименной волости Ветлужского уезда Костромской губернии, в 1866 г.—потребительские общества в Петербурге («Бережливость») и в Харькове.

' Некоторые историки кооперации относят ее зарождение к более раннему периоду. Для Западной Европы называется 1769 г. Развитие кооперативного движения в России начинается после отмены крепостного права. Такое совпадение не случайно, поскольку возникновение кооперации во всех странах совпадает с периодом становления и быстрого развития капитализма.

Для развития кооперации необходима такая степень развития капитализма, когда проявляются следующие факторы:

1. Рабочий класс становится численно значащей силой в стране, его связь с деревней и вообще с земледелием теряется, и он вынужден покупать на рынке все или почти все необходимые средства к жизни, попадая в зависимость к торговому посреднику, против всесилия которого он вынужден искать защиты.

2. Капитализм проникает в сельское хозяйство, превращает мелкие крестьянские хозяйства в товарные хозяйства, втягивает их в товарно-денежный оборот страны, превращает товарные операции из случайного явления в решающий фактор деятельности этих хозяйств. Это заставляет крестьянина искать защиты как от ростовщика, так и от торговца товарами потребительского и хозяйственного (производственного) назначения.

3. Усиливающийся под влиянием капитализма процесс разорения мелких производителей в городе и деревне толкает их на определенные коллективные усилия, могущие в какой-то мере повысить эффективность мелкого производства, его конкурентную способность в борьбе с крупным капиталом (объединение усилий для совместного сбыта продукции, приобретения сырья и материалов, введения определенных технических усовершенствований и т. п.). Вполне очевидно, что непосредственно после отмены крепостного права эти факторы не могли сразу автоматически проявить себя в полной мере. Реформа 1861 г. создала условия для ускоренного развития капитализма, следовательно, и для вызревания вышеуказанных факторов. Но сам процесс их вызревания занял целые десятилетия. Примерно четыре десятка лет потребовалось и для того, чтобы в стране сложились в сколько-нибудь значительных размерах основные формы кооперативного движения.

Общая картина становления отечественной кооперации за этот период может быть представлена следующей таблицей. Наибольшее развитие в эти годы получила кредитная кооперация. Но и она набирала силу постепенно. Через пять лет после утверждения устава Рождественского товарищества в стране функционировало лишь 12 таких кооперативов, через десять лет—уже 568, через 20 лет— 988. Высшая точка первого подъема—1883 год, когда число ссудо-сберегательных товариществ достигло 1006, после чего наступает длительный, продолжающийся почти 15 лет спад. Лишь в конце XIX в. начинается новый рост, но он уже связан со становлением другой формы кредитных товариществ.

Организаторами первых кредитных кооперативов были деятели земств и либеральные помещики. С целью содействия развитию кооперации представители этих кругов создали в 1871 г. при Московском обществе сельского хозяйства «Комитет о сельских ссудо-сберегательных и промышленных товариществах». В конце того же года в Санкт-Петербурге образовалось отделение этого комитета, которое фактически стало играть роль всероссийского учреждения содействия кооперации. Руководителями «СПб. отделения» были князь А. И. Васильчиков и земский гласный А. В. Яковлев.

Причины всех бед и злоключений крестьян названные деятели видели лишь в непомерно высоком ростовщическом проценте в деревне. Пути борьбы с разорением крестьянства они искали в мелком кредите, улучшении земледелия и т. п. «Обновить силы народной жизни, дать ход правильному развитию этой жизни,—писал А. И. Яковлев, секретарь С. петербургского отделения Комитета о ссудо-сберегательных и промышленных обществах,—могут только школа, кредит и улучшенное земледелие». Еще более определенно выражал эту мысль председатель этого отделения князь А. И. Васильчиков: «Пролетариат, к сожалению, действительно зарождается в России, можно даже сказать, что он растет довольно быстро... Излечение этой язвы мне казалось такой тяжелой задачей, которая, по крайней мере моему уму, моим понятиям, не по силам. Но в то же время я убежден, что предупреждение ее возможно, если меры будут приняты вовремя. К числу их я отношу и ставлю на первом месте ассоциации всякого рода».

Ссудо-сберегательные товарищества в России строились по типу шульце-деличских (по имени их организатора Шульца и места их возникновения—г. Делич) кооперативов в Германии. Их ссудный капитал создавался за счет паевых взносов членов объединений. Чтобы наладить сколько-нибудь заметные ссудные операции, размеры взносов должны были быть большими, что оказывалось не под силу подавляющей части крестьянских хозяйств. Последние сами нуждались в кредитах, но не в состоянии были финансировать свои объединения. Поэтому создававшимся товариществам приходилось прибегать к средствам земств, государства, помещиков и других крупных собственников. Крестьяне, которые не в состоянии были гарантировать выплату ссуд, в кооперативы не принимались, а случайно попавшие быстро отсеивались. Число принятых в члены в 1878— 1895 гг. колебалось в пределах 28—39% к числу подавших заявления о приеме, а число выбывших из состава товариществ за эти годы возросло с 14 до 27 членов в среднем на один кооператив, причем 48—50% к числу выбывших составляли исключенные. Все это в какой-то мере объясняет, почему ссудо-сберегательные товарищества, не успев стать сколько-нибудь заметным явлением в экономической жизни деревни, постепенно угасали.

В процессе поисков решения проблемы кредитования деревни с учетом ее реального экономического положения взоры обращаются к другому известному к тому времени типу кредитного кооператива—беспаевым товариществам райффейзенского типа. В России они получили наименование «кредитные товарищества». Принятым 1 июня 1895 г. «Положением об учреждениях мелкого кредита» образование такого типа кооперативов было разрешено. В отличие от ссудо-сберегательных товариществ в кредитных товариществах источником средств служили займы государственного банка, земств и частных лиц. Крестьяне могли пользоваться ссудами таких товариществ, не участвуя в создании их капиталов, а лишь уплачивая проценты на полученные ссуды, за счет чего товарищества оплачивали полученные ими со стороны средства. Учреждение кредитных товариществ не привело, как это могло показаться на первый взгляд, к массовому вступлению крестьян в кооперативы. Обременительность паевого взноса не была единственным и главным препятствием для развития кредитной кооперации. Но все же развитие кредитной кооперации к началу нового века усиливается, и весь последующий рост уже шел за счет создания именно второго типа кооперативов—кредитных товариществ. В обоих типах кредитных объединений состояло в 1904 г. примерно 600 тыс. членов, а их капиталы к 1 января 1905 г. составили 60 млн рублей.

Это был в известной мере прогресс, который, однако, лишь обозначил движение, указал на одну из возможностей подъема крестьянского хозяйства, но реального воздействия на его развитие пока еще не оказал. Чтобы убедиться в этом, достаточно рассмотреть приведенные цифры относительно масштабов страны. В среднем на один кредитный кооператив тогда приходилось 100 тыс. жителей, а на каждого жителя—в среднем лишь 55 к. кооперативных средств. Для сравнения отметим, что в Германии тогда на одно кредитное товарищество приходилось только 5 тыс. жителей, в Италии—27 тыс., кооперативных средств в среднем на каждого приходилось соответственно 8 и 6 рублей. Даже в официальном отчете Управления по делам мелкого кредита за 1904 год констатируется, что «крестьянское хозяйство дошло до такого состояния, что нуждается для своего восстановления в целой совокупности мер». Появившиеся одновременно с кредитными потребительские кооперативы в первые десятилетия росли хотя и более равномерно, но еще более медленно. Через 15 лет после образования в России первого общества потребителей их общее число в стране достигло лишь 29, через 25 лет—96, через 30 лет—240. К тому же они были мелкими—большинство этих обществ объединяло от 50 до 100 членов. Весьма непрочными оказались они и в хозяйственном отношении, о чем свидетельствует быстрый распад значительной части возникших в эти годы кооперативов. Из 260 обществ, зарегистрировавших свои уставы в 1865—1890 гг., к концу этого периода функционировало лишь немногим более одной трети из них—96. Потребительские общества, в отличие от обслуживавших главным образом крестьянские хозяйства кредитных кооперативов, создавались среди всех слоев населения. Среди зарегистрировавших в первое двадцатипятилетние свои уставы половину составили городские потребительские общества, объединявшие главным образом мещанские и чиновничьи слои. Позднее такие кооперативы стали называться всесословными или общегражданскими, так как принимали в качестве своих членов всех граждан независимо от сословной принадлежности. Одновременно возникают и однородные по социальному составу рабочие потребительские общества. Они создавались на фабриках и заводах, в рабочих поселках, промышленных центрах, а затем и на железных дорогах. Рабочий класс по своему социально-экономическому положению в обществе в тот период был наиболее заинтересован в развитии потребительской кооперации. Его материальное положение делало для него весьма чувствительным гнет торгового посредника. Его профессиональная организованность способствовала сплочению для совместных защитных действий против этого гнета. В Западной Европе потребительская кооперация зародилась в пролетарской среде, там она и получила наибольшее развитие. И в России потребительская кооперация получает распространение среди рабочих, принимая при этом специфичную, не известную в западноевропейских странах форму зависимых от администрации предприятий фабрично-заводских обществ. Историческое место и сущность этого своеобразного в кооперативном мире явления обусловливается следующими обстоятельствами. Тяжесть материального положения рабочих в России определялась не только размером заработной платы, но и исключительными трудностями в приобретении продуктов питания и предметов первой необходимости. Это в первую очередь касалось фабричных поселков, где, как правило, монопольно господствовал один лавочник, у которого рабочие вынуждены были приобретать товары сомнительного качества по ценам, значительно превышавшим среднерыночные. Так, по сведениям фабричных инспекторов, цены в фабричных лавках были выше среднерыночных на 10—20%, а во многих случаях—даже на 50—100%. Нередко предприниматели сами открывали лавки и харчевни, которыми рабочие из-за неопределенных сроков выдачи зарплаты вынуждены были пользоваться в кредит. По тем же свидетельствам, в первой половине 80-х гг. из 536 обследованных предприятий выдача зарплаты чаще одного раза в месяц практиковалась только в 16% случаев, раз в месяц—в 40,7%, в более продолжительный и неопределенный срок—в 43,5%". Широко практиковалась выплата зарплаты в виде талонов на право приобретения продуктов в фабричных лавках. В этих условиях возникла острая необходимость в организации рабочих для защиты своих потребительских интересов от капиталиста-посредника, совмещенного к тому же зачастую в одном лице с капиталистом-предпринимателем. Однако материальных средств для этого у русских рабочих в 60—70-е годы, да и в более позднее время, не было. Если рочдельские ткачи в Англии 40-х годов собрали первоначальный капитал для открытия лавки, откладывая по одному фунту стерлингов в неделю, то русские рабочие в эти годы вообще очень редко видели деньги. Противоречие между потребностями и материальными возможностями рабочих умело использовали капиталисты-предприниматели, взяв в свои руки дело организации рабочих потребительских обществ.

Особенно усиливается «христианская забота» фабрикантов о нуждах рабочих после того, как царское правительство под давлением рабочего движения вынуждено было в 1886 г. в какой-то мере ограничить открытие фабричных лавок и установить некоторый надзор за ними со стороны фабричной инспекции. Значительная часть капиталистов преобразуют фабричные лавки в потребительские общества, сохраняя, однако, их полную зависимость от фабричной администрации. Для зависимых рабочих кооперативов характерны следующие общие черты: высокий размер пая и допустимость множества паев; деление общества на полноправных членов-пайщиков (таковыми могли быть внесшие полный пай, т. е. предприниматели, высшие служащие и незначительная часть высокооплачиваемых рабочих) и бесправных членов-заборщиков (основная масса рабочих); распределение основной массы прибыли в дивиденд на пай; получение от предпринимателей денежных ссуд или больших паевых взносов и присвоение ими в форме дивиденда основной массы прибыли общества; предоставление администрации больших прав в управлении обществом (иногда и председательских постов) при полном бессилии влиять на дела общества со стороны рядовых членов; продажа товаров в кредит при гарантии администрацией его оплаты путем удержания из заработной платы рабочих; замкнутость обществ—членами их могли быть только работавшие на данном предприятии, увольнение влекло за собой исключение из кооператива. Вот типичные примеры таких зависимых рабочих кооперативов. Общество потребителей при Путиловском заводе (основано в 1880 г.) состояло из 150 пайщиков, имевших по 10 и более паев по 50 р. каждый, и 1350 заборщиков. В первый же год общество выдало пайщикам дивиденд по 25 р. на каждый пай. Директор завода считался, согласно уставу, не подлежащим выбору почетным председателем собрания уполномоченных с правом ревизии дел общества.

Обществом потребителей при Невском механическом заводе единолично заведовал управляющий заводом, получая при этом жалованье в размере 100 р. в месяц. К тому же он имел собственную лавку, в которой продавал товары дешевле и лучшего качества. Общество получило ссуду от хозяев завода в 20 тыс. р. Общество потребителей Чуковского завода состояло из 550 членов-пайщиков и 5500 бесправных заборщиков. Материальная нужда побуждала рабочих вступать в такие кооперативы. Большие субсидии фабрикантов, наличие определенного постоянного контингента покупателей, вынужденных быть заборщиками, оплата предприятиями долгов покупателей путем удержания из заработной платы—обусловили определенную хозяйственную прочность зависимых рабочих обществ. По подсчетам М. Хейсина, в 1897 г. в 98 фабрично-заводских и 25 железнодорожных (близких по своим основным чертам к фабрично-заводским) обществах насчитывалось уже 79 тыс. членов—около 50% членов всех потребительских обществ страны. Царское правительство благосклонно относилось к деятельности зависимых обществ, призывало капиталистов проявлять «трогательную отцовскую заботу» о благе народа, пыталось оправдать существование зависимой рабочей кооперации неспособностью рабочих управлять делами обществ. «Наши рабочие,—писал профессор И. Озеров,—благодаря неспособности к общественной деятельности не могут сами основывать потребительные общества... рабочие сами не могут вести дела, за них заведуют делами общества другие служащие, более интеллигентные и более знающие лица, а рабочие в большинстве случаев лишь пользуются более дешевыми продуктами, получают дивиденд и... только». В действительности же «неспособность» рабочих играла здесь далеко не главную роль.

Дело в том, что посредством зависимой рабочей кооперации капиталисты получали большую часть прибыли общества, использовали в производственных целях оборотные средства обществ и заработную плату рабочих, а также постоянную задолженность последних для того, чтобы еще больше прикрепить их к предприятию и усилить степень эксплуатации. С. Н. Прокопович по этому поводу заметил, что трудно отличить, «где лавка, а где завод...». Что касается рабочих, то в большинстве случаев с их стороны наблюдалось безразличное, а иногда и явно враждебное отношение к обществам, закрепленное в широко распространенном в те годы пренебрежительном названии «потребиловка» и злобной кличке «грабиловка», которыми рабочие окрестили зависимые потребительские кооперативы. Вместе с тем нельзя отрицать, что эти общества сыграли в условиях России некоторую положительную роль. Во многих случаях они способствовали некоторому снижению цен, особенно в отдаленных от железных дорог рабочих поселках, где монопольно господствовал частный торговец. Отстоять свою независимость от капитала рабочие кооперативы того времени не могли. Но такие попытки предпринимались. Все они кончались или гибелью общества, или капитуляцией перед капиталом. Но все же определенный опыт рабочие накапливали, они ощупью приходили к пониманию наиболее отвечающих их интересам кооперативных принципов и добивались хотя бы частичного их осуществления (уменьшение дивиденда на пай и распределение части прибыли в качестве премии на забор, уравнение в правах всех членов, ликвидация замкнутости и т. п.). Участие рабочих в кооперативах способствовало также подготовке из их среды кадров кооперативной интеллигенции. Потребительская кооперация в деревне оставалась долго малозаметным явлением. За 1866—1890 гг. было утверждено всего 30 уставов сельских потребительских обществ (по другим данным—только 19), большинство из них распалось. Лишь в последнее десятилетие XIX века обозначился рост крестьянских потребительских кооперативов, было зарегистрировано 207 уставов (по другим данным—160)17. В 1900 г. в деревне функционировало уже 133 кооператива—23% их общего числа, в 1904 г.—380 сельских обществ, или 40% всех потребительских кооперативов страны18.

Средний размер одного общества возрос со 124 членов в 1896 г. до 162 членов в 1904 г., продажа товаров за это время возросла с 265919 до 3105435 р. при увеличении средней прибыли с 3,5 до 4,4%19. Конечно, 380 обществ с 60 тыс. членов на всю необъятную крестьянскую Россию нельзя назвать еще кооперацией. Тем не менее явно наметилась тенденция к ее быстрому росту. Таким образом, к началу первой русской революции потребительская кооперация зародилась среди всех слоев населения. Общая их сеть составляла примерно 950 обществ, в которых состояло около 350 тыс. членов. В хозяйственном отношении они были еще весьма слабыми. Долги и неоплаченные счета потребительских обществ в два раза превышали их паевые капиталы (в среднем на одного члена общества приходилось долгов 54 р. 94 к., паевого капитала—27 р. 65 к.)20. Потребительская кооперация не имела ни собственного производства, ни культурно-просветительных учреждений, занимаясь только торговой деятельностью. Потребительские общества действовали разобщенно, не оказывали поддержки друг другу и в случаях каких-либо неудачных операций гибли. Тем не менее уже тогда предпринимались попытки объединения их хозяйственных усилий. В 1898 г. возник первый кооперативный союз—Московский союз потребительских обществ (МСПО), в будущем крупнейший центр кооперативного движения страны (Центросоюз). Но в то время его объединительная роль была еще крайне незначительной. В момент возникновения в него вошло 18 обществ. В 1904 г. союз объединял всего 131 общество и сделал оборот в 439,7 тыс. р.21 К концу XIX века в России получают некоторое развитие отдельные формы сельскохозяйственной кооперации—сельскохозяйственные общества и товарищества, маслодельные артели.

Сельскохозяйственные общества зародились в России еще в начале XIX века. Это были крупнорайонные—всероссийского или областного масштаба—ученые и экономические организации. После реформы возникают и местные сельскохозяйственные общества (за 1860—1890 гг. утверждено было всего 18)22, начинается приток в них верхних слоев крестьянства. Нормальный устав сельскохозяйственного общества, утвержденный в 1898 г., упростил чрезвычайно сложный порядок их образования. К 1 января 1905 г. в России действовало 843 таких общества. Сельскохозяйственные общества нельзя отнести в полном смысле слова к кооперативным организациям, хотя они и собирали паевые взносы. Они более всего носили характер агрикультурных, просветительских учреждений, распространяли среди своих членов агрономические знания, в отдельных случаях создавали показательные поля и случные пункты, выставки новых земледельческих орудий и улучшенных пород скота.

Деятельность обществ имела прогрессивное влияние на развитие сельского хозяйства, но воспользоваться их рекомендациями и услугами могла лишь незначительная часть крестьян. Это обусловило крайне незначительный размер обществ (в среднем 63 члена). Большинство обществ возникло в районах с более высоким уровнем развития капитализма в деревне. В Курляндской губернии, например, была сосредоточена почти четвертая часть всех обществ—201, в Лифляндской—118, в Полтавской губернии—43, в Самарской— 47 и т. д. В центральных губерниях России их имелось очень мало, в Туркестане не было совсем. Следовательно, сельскохозяйственные общества оказывались полезными там, где имелись материальные возможности для подъема культуры земледелия. Там, где крестьянское хозяйство было наиболее отсталым и, казалось, особенно нуждалось в агротехнических улучшениях, сельхозобщества были бесполезными. Объединения чисто хозяйственного назначения получили в России название сельскохозяйственных товариществ. Нормальный устав товариществ был издан в 1897 г. Он позволял создание кооперативов для сбыта продукции как в сыром, так и в переработанном виде. Создание таких кооперативов требовало значительных капиталов, времени и было доступно лишь зажиточным крестьянам.

До первой революции они не получили широкого распространения. Одной из форм кооперативов по переработке и сбыту сельскохозяйственной продукции были маслодельные артели, получившие некоторое развитие в начале XX века в Сибири.

Анализ истории зарождения кооперации будет неполным, если не остановиться хотя бы коротко еще на двух формах кооперативного движения—кустарно-промысловых и земледельческих артелях. Обе эти формы, особенно последняя, не получили развития в дореволюционной России. Тем не менее их история поучительна для выяснения пределов развития кооперации.

Артельные объединения различного рода возникли в России ранее других форм кооперации. Представители разных направлений по-своему прославляли артельные начинания русского народа, прочили им будущее, о чем речь пойдет ниже. Тем не менее артельные начинания чахли независимо от того, какие идеологи их опекали и с какой целью они это делали. Некоторое распространение получили лишь объединения ремесленников и кустарей под влиянием капиталистической конкуренции. Анализ этих артелей показывает, что они очень слабо захватывали непосредственный производственный процесс. Большинство из них кооперировали только приобретение и хранение сырья, использование ссуд, сбыт произведенных товаров, совместное использование какого-либо двигателя и т. п. Лишь немногие из них кооперировали использование средств производства и труда членов артели, при этом чем ближе артель охватывала производство, тем больше она приближалась к обычному капиталистическому предприятию. В 90-х годах XIX—начале XX в. кустарные артели получили наибольшее развитие в Пермской губернии. Из 582 артелей, существовавших там к началу первой революции, 454, или 78%, были ссудными объединениями, т. е. создавались исключительно для получения ссуд из банка под круговую поруку. По данным на 1 января 1904 г., по всей России насчитывалось всего 156 кустарных артелей производственного характера, в том числе: портновских—26, столярных—20, сапожных—15, слесарно-механических—1226. Лишь единицы из них окрепли и просуществовали длительный период (Павловская артель металлоизделий, Вяземское складочно-потребительское общество и др.).

Никакого влияния на экономическую жизнь многомиллионной армии кустарей и ремесленников промысловые артели, конечно, не имели. Еще более плачевно закончились попытки создания земледельческих артелей. В этой области мы имели до революции 1905—1907 гг. два очага зарождения таких артелей. Оба они связаны с попыткой навязать крестьянам извне артельную форму ведения хозяйства. Первый очаг возник в Елизаветградском уезде Херсонской губернии в 90-х годах и связан с деятельностью народника Н. В. Левитского. В течение 1894—1898 гг. его хлопотами было образовано до 125 артелей. Однако они не составили сколько-нибудь существенного хозяйственного предприятия. В 118 артелях, действовавших в 1897 г., было всего лишь 524 семьи с 3775 десятинами земли, т. е. в среднем на одну артель приходилось 4—5 семей и 31 дес. земли. К 1910 г. из этого числа артелей сохранилось лишь 1627. Признал полную неудачу своей затеи и сам «артельный батька» Н. Левитский. Второй очаг земледельческих артелей возник в конце XIX в. на Урале, где по инициативе земского деятеля Н. Г. Федорова в Шадринском уезде возникло 67 артелей с 400 членами и в Екатеринбургском уезде—25 артелей с 100 членами. Все они также вскоре распались. В других районах страны случаи возникновения таких артелей были единичными.

Участниками сельхозартелей были, как правило, малоимущие слои деревни, не располагавшие необходимыми для ведения самостоятельного хозяйства средствами производства. Создавая такую артель, ее члены рассчитывали (или поверили обещаниям своих организаторов), что будет легче приобрести землю и орудия производства, получить кредиты и т. п. Однако зачастую, даже когда желаемое достигалось, артели распадались, потеряв этот побудительный мотив и не будучи в состоянии разрешить возникшие в процессе ведения совместного производства противоречия. Относительно устойчивыми были лишь религиозные земледельческие общества, объединяемые единством идейных позиций. Причины неудач кооперирования основных производственных процессов мелких товаропроизводителей, как и попыток создания кооперативных рабочих фабрик в Западной Европе, требуют специального рассмотрения.

Стало аксиоматичным утверждение о несовместимости производственного кооперирования с капиталистическим строем и возможности его осуществления только в условиях пролетарской власти как составной части «строительства социализма». Более продуктивным, на наш взгляд, является подход с точки зрения социально-экономической природы мелкого производителя, его готовности отказаться от ведения своего собственного производства, будь то сельскохозяйственное или кустарно-ремесленное. Опыт тех лет, как и последующих, показал, что в массе своей он на это не готов идти, что он способен находить пути эффективного ведения-своего собственного «дела», прибегая к кооперации для обслуживания своего хозяйства, улучшения его, но не для отказа от него. Более чем скромные результаты движения за 40 лет не являются чем-то из ряда вон выходящим, вызванным действием только каких-то внешних тормозящих сил. Становление движения шло по мере осознания потребности в кооперативном объединении, накопления практического опыта, складывания кадрового костяка и материальной базы, теоретического и идейного осмысления сущности кооперации, основных принципов и механизма ее функционирования. В этом отношении вклад данного периода, особенно последнего десятилетия, весьма значителен. И когда в обществе все более масштабно стали накапливаться последствия сдвигов в пореформенном социально-экономическом развитии и стала резко возрастать потребность в кооперативных формах организации, этот вклад был весьма эффективно востребован, что способствовало превращению кооперации в небывало короткий в мировой практике срок в массовую организацию населения.

2. Массовая, общественно-экономическая организация населения

Превращение кооперации в массовую организацию было подготовлено возрастанием экономической необходимости в ней в связи с расширением и углублением товарных отношений в послереформенной России. Изменения в земельных отношениях, открывшие возможности для дальнейшего развития производительных сил, соответственно вызвали рост потребностей в улучшенных методах обработки земли, сельхозмашинах и усовершенствованных орудиях труда, улучшенных сортах семян и породах животных. Это, в частности, подтверждается данными о росте поступления их на рынок. Так, в 1879 г. за счет внутреннего производства и ввоза из-за границы на рынок поступило сельхозмашин и орудий на общую сумму 7984 тыс. р., в 1889 г.—даже несколько меньше—на 7184 тыс. р., в 1900 г.—-уже на 27910 тыс., в 1908 г.—на 66053 тыс. р., в 1912 г.—на 116173 тыс. р. Значительно возрастает товарность крестьянского хозяйства, его денежные обороты. Если в середине XIX века на рынок поступала примерно 1/5 часть произведенного зерна, то в начале XX века почти половина (в 1900—1905 гг.—47,6%). Если прежде хлеб продавали преимущественно помещики, то в XX веке большая часть поступавшего в продажу хлеба доставлялась крестьянскими хозяйствами. Возрастание связей крестьянского хозяйства с рынком расширяло возможности направления части денежных доходов на интенсификацию производства. Однако такие возможности вызревали крайне неравномерно, так как доля денежных элементов в бюджете зажиточных слоев деревни была значительно выше, чем в бюджете низших имущественных прослоек Отмеченная неравномерность свойственна была и уровню технической оснащенности крестьянских хозяйств—важнейшему фактору конкурентоспособности производимой ими продукции на рынке. Стоимость средств производства в среднем на одно хозяйство в 1910—1911 гг. составила, по материалам обследования 6 уездов в различных губерниях, от 993,6 до 1650,6 р.

Основная часть этих сумм приходилась на постройки. На долю инвентаря оставалось лишь от 74 до 189 р., что говорит об общем низком уровне обеспечения орудиями труда. Сложные машины (в то время такими считались сеялки, веялки, молотилки и т. п.) применяли только 31,7% хозяйств. При этом зависимость их применения от размера хозяйств выглядела следующим образом: из хозяйств с посевом до 3 дес. применяли такие машины только 5,9%, от 3 до 7,5 дес—12,2%, от 7,5 до 15 дес—24%, и только с посевом свыше 15 дес.—90%38. Для большинства крестьянских

хозяйств оказывалось непосильным приобретение и неэффективным использование таких машин.

Описанные выше крупные социально-экономические сдвиги подпитывали быстро растущую потребность в различного рода кооперативных объединениях, призванных обслуживать все более втягивающиеся в сферу рыночных связей крестьянские хозяйства и способных помочь им устоять в новой системе ценностей, как можно менее болезненно и с как можно большей выгодой адаптироваться в новых условиях. При этом предпосылки для участия в кооперации различных социальных групп деревни вызревали далеко не в равной мере, как и условия для ее развития в различных экономических районах страны. Определенное влияние на развитие кооперативного движения оказывала и политическая обстановка революции 1905—1907 гг. и наступившей вслед за ней политической реакции. По-разному объясняют исследователи кооперативного движения взаимосвязь между революцией и кооперативным движением. А. В. Меркулов, в частности, полагал, что стимул к развитию кооперации создало поражение революции, так как рабочие и крестьяне, потерпев поражение в революционной борьбе, поняли, что только кооперация может улучшить их жизнь. Другие же, также усматривая в поражении революции главную причину роста кооперации, давали этой связи иную интерпретацию. Поражение революции, отмечал М. Короткой, привело к усилению ликвидаторских настроений, результатом чего стал усиленный рост кооперации, пополнявшейся за счет отошедших от революционной борьбы и пошедших за ликвидаторами масс. Н. Л. Мещеряков, присовокупив к росту кооперации после революции в России факт возникновения Рочдельского общества в Англии после неудавшейся стачки и еще 1—2 подобных случая, выводит нечто вроде закономерности роста кооперации в периоды политической реакции.

Если же мы хотим установить действительную связь между первой русской революцией и ростом кооперации, то по этому поводу важно подчеркнуть следующее. Революция во много раз ускорила рост сознательности и организованности трудящихся. Они почувствовали на себе силу организации, силу коллектива. Все это не могло не сказаться на развитии кооперации, на активности в ней трудящихся масс. Следовательно, речь, на наш взгляд, может идти о влиянии революции в целом, как одного из факторов ускорения развития кооперативного движения.

Общая картина развития кооперации за период от начала первой буржуазно-демократической революции до установления советской власти. Общее число первичных кооперативов, к концу 1917 г. превысило 63 тыс., что в 17 раз больше их количества к 1 января 1905 г.

Анализ всех сохранившихся источников позволяет установить и примерное число членов кооперативных объединений. В потребительских обществах к концу 1917 г. состояло 11,5 млн членов, в кредитных и ссудо-сберегательных товариществах—10,5 млн и около 2 млн членов—во всех остальных формах кооперации. Общая сумма членов всех кооперативных обществ достигала, следовательно, 24 миллионов. Фактический охват населения трудно определить, так как многие состояли одновременно в разных видах кооперации, а также в двух или более объединениях одного вида. Учет таких членов отдельно не велся.

Но если даже предположить, что 2/3 общего числа членов состояли одновременно в двух кооперативах, то и тогда общий охват кооперативным членством составит 16 млн. В дореволюционной России членами кооператива состояли, как правило, главы семей. С учетом членов семей (на 1 главу семьи 4 члена) кооперативными услугами пользовались 80 млн человек, т. е. примерно половина населения страны. Учитывая рост числа членов кредитной кооперации и после 1 января 1914 г., можно полагать, что к 1917 г. не только в аграрно развитых районах, но и в целом по стране кредитными товариществами было охвачено около половины всех крестьянских хозяйств, а в названных районах—намного больше половины. Значительный охват крестьянских хозяйств кредитной кооперацией следует оценить как выдающееся достижение кооперативного движения, важный фактор повышения их производительности и товарности. Обоснованность такого тезиса подтверждается прежде всего логически—приведенными выше данными о быстро растущем числе участников этого вида объединений. Полагать, что кто-то до революции заставлял крестьян вступать в кооперативы, просто нелепо, как и не обоснован тезис о том, что кооперация в эти годы была кулацкой организацией. Крестьянские хозяйства составляли абсолютное большинство членов кредитных кооперативов—примерно 9—9,5 из 10,5 млн. Кулацких же хозяйств по самым оптимальным предположениям было во всей деревне не более 2 млн. Видимо, какая-то часть членов товариществ оказалась пассивной—не пользовались ссудами из-за недоступности, невыгодности условий выдачи или за ненадобностью. Но эта часть не могла быть значительной, так как такие хозяйства не вступали бы в кооперативы или вышли бы, обнаружив бесполезность нахождения в них. Массового же выхода из кооперативов или исключения из числа членов, как это имело место в 70—80-е годы XIX в., в последнее предреволюционное десятилетие не зафиксировано.

Эти чисто логические рассуждения в определенной мере подтверждаются конкретными данными. К 1 октября 1917 г. кредитная кооперация обладала оборотными средствами в

983854 тыс. р.47, что составляло примерно 100 р. на одно крестьянское хозяйство—члена кооперации. Для сравнения отметим, что средняя стоимость капиталов одного крестьянского хозяйства, кроме земли, определялась А. В. Чаяновым в 1045,7 р.48 Следовательно, стоимость оборотных средств кредитных кооперативов, приходившихся на долю одного хозяйства, составляла примерно 1/10 часть его средней стоимости. С учетом того, что кооперированная половина деревни была в целом более состоятельной, чем некооперированная, этот показатель был, видимо, ниже—1/12 или 1/15 часть стоимости хозяйства, что все равно немало.

С этими данными стыкуются сохранившиеся сведения о конкретных размерах ссуд, выдававшихся кредитными кооперативами. На 1 января 1914 г. кредитными товариществами, по данным 8835 таких объединений, было выдано ссуд на 572,5 млн р., ссудо-сберегательными товариществами (сведения о 2202 таких объединениях) — на 190,5 млн р., всего—на 763 млн р. Средний размер ссуды составил на 1 января 1914 г. для первых 100, для вторых—150 р.; на 1 января 1915 г.— соответственно 103,2 и 166,4 р.49, только на одну дату—1 января 1914 г.—пользователями (держателями) кооперативного кредита оказались 6 млн крестьянских хозяйств при долге каждого в среднем 87 р. «Конечно,—комментирует эту цифру С. Н. Прокопович,—ссуда в 87 рублей после того долгого голода на кредиты, который царил в деревне до развития кооперативных организаций, когда крестьянину приходилось довольствоваться 10—20 рублями на хозяйство, да притом за ростовщический процент и на самый короткий срок, является большим и ценным благом». Добавим, что 87 р.—это остаточная задолженность на конец года. В течение года каждый мог получать значительно большие ссуды, причем неоднократно, часть из которых уже могла быть выплачена. Почти полное совпадение этих конкретных данных с абстрактными расчетами подтверждает массовое, близкое к абсолюту пользование крестьянскими хозяйствами—членами кредитной кооперации ссудами из своих товариществ.

И хотя колебания в размере ссуд в зависимости от имущественного положения заемщика достигали 2—4 раз, получение частью крестьян ссуды в размере, меньшем средней величины, также приносило пользу и способствовало при рациональном ее использовании укреплению хозяйства. Для определения значимости приведенных цифр о размерах ссуд сообщим, что в 1910 г. стоимость рабочей лошади составила в декабре 38 р., в апреле 55 р., коровы средней удойности—соответственно 59 и 71 р., высокой удойности—88 и 94 р. Кроме краткосрочных ссуд на покупку машин, орудий, скота, семян, кормов, кооперация стала выдавать и долгосрочные ссуды на покупку и аренду земли. В 1912 г. в частности, на эти цели было выдано 18426 тыс. и 50377 тыс. р., соответственно 7,1% и 29,5% от всех выданных кооперацией ссуд.

Упрочению положения кредитной кооперации, ее самостоятельности как системы способствовало создание ею в 1912 г. финансового центра—Московского народного банка (МНБ). Вопрос о создании центрального банка для кредитования кооперативов был поставлен еще в марте 1898 г. в Москве на съезде представителей ссудо-сберегательных товариществ. Однако почти 14 лет ушло на реализацию этой идеи, из них более двух лет—на юридическое оформление. Устав банка был подан на утверждение 9 сентября 1909 г. 28 октября 1911 г. утвержденный высшими инстанциями устав был опубликован, что по правилам тех лет означало вступление его в силу. С января 1912 г. банк начал свои операции. Такая затяжка объясняется не только бюрократическими препонами. Сам процесс формирования такого органа мог развертываться лишь на основе роста и хозяйственного укрепления самих кооперативов, способных стать его учредителями и пользователями.

Добротная, тщательная подготовка к открытию банка обеспечила быстрое развертывание обширной деятельности и превращение его в важный фактор процветания кредитной и фактически всех других видов и форм кооперации. К 1917 г. акционерами банка состояли 300 кооперативных союзов, объединявших и представлявших 12 тыс. первичных объединений, а также 5 тыс. первичных кооперативов непосредственно. Оборот банка уже в 1913 г. составил млн р. (по другим данным—5 млрд р.)53. Только за последний год банк выдал кооперативам ссуд всех видов на сумму 409 млн р. (по другим источникам—425 млн р.). Он превратился в крупный финансовый центр всей российской кооперации, включил ее в кредитно-финансовую систему страны, а через свои заграничные конторы и агентства выводил ее на мировой рынок. Достижение определенного уровня в организации кооперативного кредита выдвинуло в качестве очередной насущной задачи движения организацию кооперативными методами сбыта продукции крестьянского хозяйства на рынке, а также снабжения его необходимыми для ведения производственного процесса средствами. Первые годы нового столетия российская деревня переживала такое состояние, когда, с одной стороны, по мере расширения сферы рыночных отношений росла потребность в кооперировании снабженческо-сбытовых операций крестьянских дворов, а с другой—реальные объемы предложений на такие операции не сразу оказались столь значительными, чтобы обеспечить загрузку специально создаваемых для этого кооперативных структур. Основная масса предназначавшейся крестьянами к продаже продукции поступала пока на местный или на соседний рынок, там же они удовлетворяли свои потребности в покупках, в связи с чем острой потребности в кооперативных услугах не ощущалось. Лишь отдельные виды крестьянской продукции (хлеб, масло, лен и др.) стали поступать на общероссийский рынок, а через него и на экспорт. Формирование специализированных кооперативных объединений сдерживалось и сезонной ограниченностью их деятельности. Требовалось время и для создания соответствующей материальной базы, накопления капитала, подготовки кадров. А между тем нельзя было откладывать обслуживание уже сложившихся объемов работ, так как их быстро перехватывали сельские лавочники и перекупщики, которые на кабальных условиях закупали у крестьян их продукцию, предоставляя им на не менее кабальных условиях товарные кредиты. Такой ход событий привел к тому, что снабженческо-сбытовые операции стали вести попутно со своей основной деятельностью кредитные кооперативы и их союзы. В правовом плане для этого препятствий не было, так как еще уставом 1896 г. (см. о нем ниже) допускалось ведение кредитными кооперативами посреднических операций. Положением от 7 июля 1904 г. возможности эти были расширены. Одновременно с первичными товариществами товарные операции вели и союзы кредитных кооперативов, число которых также быстро увеличивалось и достигло в 1917 г. 400. К сожалению, не обнаружены данные об объеме этих операций, есть, однако, констатация, что «в 1917 г. закупкой занимались решительно все союзы». Крупным центром снабженческо-сбытовых операций стал Московский народный банк, в составе которого в 1913 г. был создан товарный отдел. Его операции росли с не меньшей быстротой, чем у первичных кредитных кооперативов: в 1914 г. его оборот составил 1028 тыс. р., в 1915 г.—2758,6 тыс. р., в 1916 г.—15379 тыс. р., в 1917 г. — 43953 тыс. р. Основной объем оборота—это товары сельскохозяйственного производственного назначения, которые крестьянские хозяйства реализовывали через кооперативы. За последний год эти операции составили 96% от оборота, разбивка которого по группам товаров выглядит следующим образом; с.-х. машины и орудия—9244,2 тыс. р. (21,1% к итогу), сноповязальный шпагат—14024,2 тыс. р. (31,9% к итогу), инсектициды— 9581,6 тыс. р. (22,1%), семена—5879,7 тыс. р. (13,3%), железо и железные изделия—3410,2 тыс. р. (7,7%)58. Во всех материалах о товарных операциях кредитной кооперации слабо просматривается ее сбытовая деятельность. Видимо, это не только недостаток источников. Организация сбыта во многих случаях неизбежно должна была сопровождаться созданием базы хранения, частичной или полной переработкой, требовала специализации и создания специализированных кооперативов и систем по сбыту с.-х. продукции в целом или отдельных видов продукции, что стало на практике осуществляться параллельно с развертыванием товарных операций кредитных кооперативов.

Какими бы высокими ни были темпы роста товарных операций кредитных кооперативов и МНБ, они не способны были удовлетворить растущие потребности деревни в специальных кооперативах, особенно по сбыту и переработке крестьянской продукции, что и обусловило рост товарных операций не только как попутных для кредитных товариществ, но и как самостоятельных форм кооперативного движения. На втором этапе получают широкое распространение сельскохозяйственные общества, число которых в 1914—1917 гг. возросло более чем в 10 раз, а количество членов в них, по данным за 1914 г., составило примерно 390—400 тыс. Однако, несмотря на большой количественный рост, роль этих обществ в развитии производительных сил сельского хозяйства оставалась ограниченной. Параллельно с сельхозобществами развертывается сеть сельскохозяйственных товариществ—кооперативов со снабженческо-сбытовыми функциями, осуществлявших и отдельные элементы переработки продукции. Большинство из них были специализированными по животноводству, пчеловодству, совместному приобретению машин, позднее—по переработке и сбыту картофеля, плодов и овощей. Общее число их— 2100—для такой огромной территории было незначительным, к тому же многие из них находились в западных губерниях; в центральных, южных и восточных губерниях их было очень мало. Тем не менее определенную роль в жизни крестьянского хозяйства они играли. Все сельхозтоварищества России имели к 1916—1917 гг. примерно 100 млн. рублей оборотных средств61, или в среднем по 45 тыс. на одно товарищество, что позволяло в чем-то помочь крестьянам. Одновременно с развитием объединений общего назначения—сельскохозяйственных обществ и товариществ—складываются и специализированные кооперативы, ведущие обслуживание четко определенной отрасли сельскохозяйственного производства. Из такого типа объединений наиболее заметных размеров в дореволюционной России достигла кооперация в области молочного дела—заготовки и переработки молока и сбыта переработанной продукции. Кооперативное маслоделие и сыроварение, зародившееся в конце прошлого века, после 1905 г. также вступает в пору бурного подъема. Число маслодельных артелей за 1904—1917 гг. возросло в 10 раз. В 1908 г. возник «Союз сибирских маслодельных артелей», объединивший к началу войны 1864 маслодельных артели и 600 потребительских обществ. В 1911 г. образовался там и второй союз—«Приуральский союз маслодельных артелей». К 1913 г. он объединил 141 артель62. Кооперативное маслоделие в Сибири стало играть существенную роль в экономике крестьянского хозяйства, в борьбе против засилья частных заводчиков и скупщиков масла. В 1912 г. Несколько иной характер приняла специализация в области первичной обработки льна. Первая попытка организации кооперативного сбыта льна была предпринята в 1912 г. в Прибалтике. В 1914 г. возникли договорные объединения кооперативов по организации совместного сбыта льна в Тверской и Московской губерниях, а в сентябре 1915 г. представители 43 кооперативов учредили Центральное товарищество льноводов (ЦТЛ)—всероссийское кооперативное объединение в области льноводства. В отличие от маслоделия в области льноводства специальные кооперативы не создавались, а ЦТЛ работало со всеми первичными кооперативами и кооперативными союзами, которые в качестве одной из своих функций соглашались вести скупку льна у его производителей и частично осуществлять его первичную обработку. Такие первичные кооперативы и союзы становились членами ЦТЛ, которое брало на себя организацию сбыта заготовленной продукции, в том числе и за границу, переработку льна на своих предприятиях, а также снабжение крестьян через первичные кооперативы и союзы необходимым инвентарем, семенами и др. Такая специализация оказалась целесообразной, сеть и операции ЦТЛ быстро росли. В 1915—1916 гг. оно вело операции с 6 союзами и с 33 отдельными первичными кооперативами, во второй сезон—1916—1917 гг.—уже с 18 союзами и 82 отдельными кооперативами, в сезон 1917—1918 гг.—с 33 союзами (в операциях со льном в которых подключились более 4000 первичных объединений, в основном кредитных) и 139 отдельными кооперативами. Стоимость заготовленного льна возросла с 1 млн р. в первом здесь названном году до 27 млн р. во втором, и до 180 млн в 1917/18 г. Общее число крестьянских хозяйств, приобщившихся благодаря ЦТЛ К кооперативному сбыту льна, составило, по определению различных авторов, от 1,5 до 2 млн занятых выращиванием этой культуры в 19 губерниях. Удельный вес этой системы в общих заготовках льна возрос с 0,6% в 1915/16 г. до 6,3% в 1916/17 г. и до 19,2% в 1917/18 г. Работа по организационному оформлению системы сельскохозяйственной кооперации резко ускорилась после февральской революции и принятия Временным правительством соответствующих законоположений. Продолжалась эта работа и после Октябрьской революции, приобретя зримые очертания к концу 1918 г. Однако функционировать с таким трудом сложившейся системе уже не пришлось, о чем речь пойдет в следующей части данной работы. Во-первых, материальное положение рабочего класса России продолжало оставаться тяжелым. Рабочим удалось в ходе ожесточенной борьбы с предпринимателями добиться некоторого повышения заработной платы. Но цены на потребительские товары повышались еще в больших размерах. При росте заработной платы в 1913 г. на 31% по сравнению с 1900 г. средние цены повысились в 1905 г. на 43,7%, в 1912 г.— на 45,7%, продукты животноводства соответственно на 48,4% и 53,7%, на прядильные товары—на 34,7% и 52,2% по сравнению со средними ценами за 90-е годы XIX века66. В этих условиях рабочим, как и прежде, было трудно собрать минимально необходимые средства для создания достаточно крепких экономически, независимых от предпринимателей кооперативов, способных устоять в конкурентной борьбе с частными торговцами. Во-вторых, сравнительная хозяйственная устойчивость возникших ранее фабрично-заводских и железнодорожных обществ удерживала рабочих от вложения средств в независимые кооперативы, где дивиденды, особенно в первые годы, могли быть ниже, да и риск гибели новых обществ был большим. В-третьих, создаваемые рабочими независимые общества находились под неустанным гласным и негласным наблюдением со стороны царского государственного аппарата, подвергавшего их жесткому контролю в большей степени, чем любую другую форму кооперативного движения. Такая настороженность вполне объяснима, хотя в принципе царизм не имел ничего против того, чтобы рабочие за свой счет улучшали материальное положение. Его пугал рост организованности рабочих, а также далеко не мифическая угроза использования рабочих кооперативов для политической деятельности революционных партий. С особым ожесточением правительство противилось созданию союзов рабочих кооперативов, которые могли бы в определенной мере способствовать их хозяйственному укреплению. До Февральской революции ни один союз рабочих кооперативов не был официально разрешен властями. В-четвертых, становление независимых обществ протекало в годы общего подъема политической активности и экономической борьбы рабочих. Так, за 1905—1914 гг. число участников стачечного движения превысило 8 млн—в 20 раз больше, а число участников политических забастовок достигло 5 млн— в 160 раз больше, чем за предшествовавшее десятилетие. В этих условиях вопрос о медленных частичных улучшениях материального положения через кооперацию как-то сам по себе отодвигался на второй план.

Первым крупным независимым рабочим кооперативом было потребительское общество «Трудовой союз», возникшее в Санкт-Петербурге в 1906 г. История его весьма поучительна. За менее чем трехлетний период существования оно прошло этапы быстрого расцвета, упадка и гибели. К концу 1907 г. «Союз» объединял свыше 9 тыс. членов, создал по всему городу сеть отделений (19 лавок), пользовался большой популярностью среди петербургского пролетариата. Но, едва достигнув высшей точки своего развития, он начал распадаться и в 1909 г. прекратил свое существование. Такая же участь постигла и другой петербургский кооператив— «Труженик». Возник он в 1907 г., объединил 1800 членов и через 3 года ликвидировал свои дела. Среди главных причин гибели первых крупных рабочих кооперативов нужно на первое место поставить неумение вести хозяйственную деятельность, отсутствие опыта организации дела и опытных организаторов в условиях капиталистического хозяйства. Эти уроки пошли на пользу рабочим. Они стали более внимательно относиться к коммерческой деятельности. Создаваемые впоследствии в Петербурге кооперативы были небольшими по размеру, развивались медленно, но в хозяйственном отношении оказались более устойчивыми, чем «Трудовой союз». Наряду с процессом образования независимых рабочих кооперативов усиливается борьба рабочих за раскрепощение зависимых обществ. Рабочие добиваются расширения прав органов управления обществами, замены в них ставленников администрации выборными лицами, открытия свободного доступа в кооперативы независимо от места работы, сокращения дивиденда на пай и т. п. Следует отметить, что борьба за превращение потребительских обществ в независимые была чрезвычайно сложной не только в смысле ожесточенного сопротивления капитала, но и в смысле регулирования отношений между самими рабочими, так как такая ломка была связана на первых порах с временными материальными потерями, особенно для верхней части членов общества, имевшей большие паи. Массовое высвобождение рабочих кооперативов из-под зависимости капиталистов начинается лишь после февральской революции. В 1916 г. 23 рабочих общества объединяются под названием «Московское союзное товарищество потребительских обществ». В том же году возникает «Петроградский союз потребительских обществ (Петросоюз)». Классовая принадлежность этих союзов в их официальном названии не указывалась, ибо это привело бы к немедленному закрытию союзов. Только после Февральской революции, получив официально право на существование, растут союзы рабочей кооперации, быстро увеличивают число членов. Союз рабочих потребительских обществ г. Москвы к середине 1917 г. объединил 90 обществ, в том числе 64 чисто рабочих с 129 тыс. членов. Петроградский союз рабочих потребительских обществ объединил 50 рабочих обществ. Кинешемский союз объединил 62 рабочих общества с 250 тыс. членов (кроме того, в союз вошло 358 сельских обществ с 60 тыс. членов)75. Подводя общие итоги развития рабочей кооперации, можно сделать вывод, что, несмотря на крайне неблагоприятные экономические условия и жесточайшие полицейские преследования, рабочая кооперация за первое десятилетие своего существования выросла в серьезную силу.

Проведенные нами подсчеты на основе учета всех разрозненных данных, содержащихся в выявленных к настоящему времени источниках, и высказанных в литературе суждений позволяют следующим образом уточнить параметры рабочей кооперации в России. К 1 января 1917 г. в стране функционировало как минимум 1050 рабочих обществ, что составляло 4,5% от общего числа потребительских кооперативов, к 1 января 1918 г. это число достигло не менее 1400—4% от общего числа потребобществ. Количество членов в них на первую дату может быть оценено в 1,5—2 млн, на вторую дату—в 3—3,5 млн без учета рабочих, состоявших членами всесословных потребительских кооперативов. Степень кооперирования рабочих, как нам представляется, составила на первую дату 15—25%, на вторую—30—40% от их общей численности в тех отраслях, где имело место функционирование специально рабочих кооперативов. Возникнув первоначально в городах и на промышленных предприятиях, потребительские общества с каждым годом получают все более широкое распространение в деревне. К 1904 г., как отмечалось выше, на сельскую местность приходилось уже 40% их общего числа. В последнее предреволюционное десятилетие сельские общества становятся преобладающими в системе потребительской кооперации. По наиболее полным из сохранившихся данным—списку всех потребительских обществ на 1 января 1912 г.,—из общего числа 7276 на сельские приходится 5230, или 71,9%77. Для последующих лет могут быть сделаны только предположительные подсчеты. При сохранении такого же процентного отношения на 1 января 1917 г. из общего числа 23500 их должно было быть 16920, на 1 января 1918 г. из 35 тыс.—25200. Действительные цифры, видимо, были несколько меньшими, так как в годы войны из-за продовольственных трудностей городские и особенно рабочие кооперативы росли более быстрыми темпами. К числу заметных явлений в развитии потребительской кооперации на втором этапе относится быстрый рост Московского союза потребительских обществ (МСПО), превратившегося фактически во всероссийский центр потребительской кооперации. Наряду с МСПО возникают и другие крупные союзы потребительской кооперации. В 1909 г. возник Киевский союз потребительских обществ, в 1910 г.—Кубанский союз потребительских обществ и Кавказское кооперативное товарищество, в 1911 г.—Варшавский союз потребительских обществ, в 1912 г.—Пермский союз потребительских обществ и Товарищество потребительских обществ Юга России (ПОЮР)82. В 1914 г. число областных и губернских союзов достигло 10, в 1915 г. 13, в 1916 г.—52, в 1917 г.—42583. Итоги развития потребительской кооперации за 1905— 1917 гг. убеждают в том, что она, так же как и кредитная, стала массовой организацией населения. Однако в отличие от кредитной, в основном обслуживавшей производственные нужды крестьян, потребительская объединяла и крестьян, и рабочих, а также другие слои города и деревни, помогая им Центросоюз: Меморандум Международной кооперативной делегации.

Удовлетворять самые насущные потребности—в пище, одежде, товарах повседневного обихода.

О том, насколько этот вид кооперации справлялся с названной задачей, более наглядно, чем уже приводившиеся данные, говорят цифры о среднем обороте на одного члена общества. В 1912 г. он составил для рабочих независимых обществ 205 р. в год, фабрично-заводских—397, железнодорожных—230, городских всесословных—221, сельских—156 р. в год. Сам факт реализации значительной части своих доходов через кооперацию в условиях отсутствия какого-либо дефицита на рынке потребительских товаров подтверждает целесообразность пользования этим видом кооперативных услуг.

В целом же потребительская кооперация стала не только серьезным источником удовлетворения своих потребностей для отдельных групп населения, но и важным фактором экономической жизни страны в целом. В 1913 г. оборот всех торговых заведений России по потребительским товарам составил 11754 млн р. Оборот потребительской кооперации составил в 1913 г. 250 млн р., в 1917 г.—1298 млн довоенных рублей86. Таким образом, удельный вес оборота потребительской кооперации в 1917 г. составил 10% ко всему обороту потребительских товаров за 1913 г. Если же учесть, что в 1917 г. общий реальный товарооборот сократился по сравнению с 1913 г., то удельный вес кооперативного оборота в 1917 г. можно определить на уровне 12—13%. В рассматриваемый период, как и до 1905 г., не получила сколько-нибудь заметного развития кустарно-промысловая кооперация. Как и на первом этапе, артели кооперировали в основном закупку сырья, сбыт продукции, использование кооперативного кредита и лишь в незначительной мере—непосредственно производство. Только накануне войны возникли первые союзы промысловой кооперации—Важский союз смолокуренных артелей (г. Шенкуренск Архангельской губернии) и Московский союз кустарных артелей («Артель-союз»). Если даже допустить, что к 1917 г. среднее число членов на одну артель возросло в два раза по сравнению с данными анкеты 1912 г., то и тогда в артели оказались бы объединенными не более 60 тыс. человек, т. е. чуть более одного процента общей численности ремесленников и кустарей.

Общий итог развития кооперации за рассмотренные здесь 12 лет феноменален. Ни по темпам роста, ни по масштабам кооперативное движение не знало аналогов в мире, хотя социально-экономические предпосылки для него в России находились в стадии складывания и были еще далеки от идеально благоприятных. Что же касается административно-политических предпосылок, то они были крайне неблагоприятными и немало тормозили развитие кооперации. «Секрет», видимо, во внутренних источниках этого движения, в заложенных в нем потенциальных возможностях приспосабливаться к различным исходным условиям и строить свою работу с учетом этих условий, что явится предметом рассмотрения в последующих главах данной работы.

3. Социальный состав и социальная направленность деятельности кооперации

Едва кооперативное движение в России стало достигать заметных размеров, как его организаторы, а также теоретики задались целью осмыслить его реальную социальную природу. Из всей определяющей эту природу совокупности факторов их внимание сосредоточилось на двух. Первый из них—это выявление социального состава кооперативных объединений, соотношения в них различных социальных групп и характера эволюции этого соотношения. Второй—выяснение социальной направленности кооперативной деятельности, т. е. степени обслуживания различных социальных групп, доли каждой из них в доставлявшихся кооперативами своим членам материальных благах, выявление, развитию и укреплению каких из них она более всего способствовала. Оговорим, что речь пойдет о кооперации в стадии массовой организации, в основном на материалах 1906—1916 гг. Выяснение этих вопросов со временем становится объектом острого идеологического и политического противостояния различных общественных движений, политических партий, отдельных исследователей и политических деятелей. Для многих эти материалы являются исходными для определения своих позиций относительно места кооперации в существовавшей тогда общественно-экономической системе и ее роли в прогнозировавшейся ими будущности общества. Касаясь общей оценки социального состава кооперативного движения в смысле принадлежности его участников или их объединений к тем или иным общественным классам или социальным группам, следует отметить, что формально никаких ограничений на вступление в кооператив в зависимости от социального статуса не существовало, как и не предусматривалось образование кооперативов специально по этому признаку, хотя на практике, исходя из хозяйственных интересов отдельных классов и групп, многие кооперативы были в социальном отношении довольно однородными, и принадлежность каждого члена к той или иной социальной общности сказывалась на его интересах и поведении в кооперативе.

Наиболее массовая ветвь кооперативного движения—потребительская кооперация (11,5 млн членов)—была и наиболее разношерстной в социальном отношении, объединяла представителей практически всех классов и групп, видевших целесообразность удовлетворения своих потребительских нужд через кооперацию. В этом виде объединений в большей мере, чем в других, проявилось стремление к созданию социально однородных по составу кооперативов, хотя по существу эта однородность была больше территориальной или профессиональной. Так, сельские потребительские общества были по своему составу преимущественно крестьянскими, но их членами на равных основаниях состояли представители и некрестьянского сельского населения (учителя, агрономы, священнослужители, государственные и земские чиновники и т. п.). Еще в большей степени это применимо к посадским и местечковым потребительским обществам, где территориальный фактор имел даже более важное для их комплектования значение, чем для сельских. Открытыми для всех слоев населения были городские всесословные или общегражданские общества, единственным образующим фактором в данном случае был территориальный. Относительно обособленными были рабочие потребительские общества, особенно фабрично-заводские, поскольку только работа на данном предприятии давала право на участие в создававшемся при нем кооперативе. Однако и в таких обществах наряду с рабочими, составлявшими основной костяк, участвовали, а иногда и возглавляли их служащие и представители администрации. Производственная специфика лежала в основе создания железнодорожных потребительских обществ, объединявших большие массы людей, обслуживающих эти дороги. По социальному составу значительную часть таких обществ составляли железнодорожные служащие. Постепенно замкнутость рабочих кооперативов преодолевалась, а независимые рабочие общества не ставили никаких формальных преград для участия лиц других классов или слоев. С другой стороны, часть рабочих состояли членами общегородских, посадских и даже сельских кооперативов. Учитывая то вполне разумное обстоятельство, что ни в одном потребительском обществе России не велся учет членов по их социальной принадлежности, ответ на вопрос о составе потребительской кооперации может быть дан весьма приблизительный, и только в случае, если за основу будет взято официальное наименование общества и предположено, что в этом наименовании отражена преобладавшая в нем социальная группа. Так, по данным, относящимся к 1913 г., на долю обществ с преимущественно крестьянским составом—сельских, посадских и местечковых—приходилось 900 тыс. членов (59% их общего числа); на долю фабрично-заводских, железнодорожных и рабочих независимых обществ с преимущественно рабочим составом—450 тыс. членов (30%); на остальные общества со смешанным составом без четкого преобладания какой-то социальной группы—180 тыс. (11%) общего числа членов87. Такого рода данные встречаются и применительно к другим датам и к различному количеству обследованных обществ. Единственное, что такие данные могут засвидетельствовать, это то, что основными участниками потребительской кооперации в России были крестьяне и рабочие. Чтобы как-то заглянуть вовнутрь потребительского общества, по возможности выявить, какой его части оно приносило больше пользы, отдельные исследователи кооперации анализировали соотношение частей дохода, направлявшихся на оплату паевых взносов (дивиденд на пай) и на

поощрение закупок товаров в кооперативных лавках (премия на забор). Высокий дивиденд на пай и соответственно высокая доля дохода, направлявшаяся для этой цели, идентифицировались с засильем в кооперативах состоятельных пайщиков, имевших большие паевые вложения и заинтересованных в получении как можно более высокой прибыли на них. Однако такие суждения носят если не предвзятый, то, по крайней мере, предположительный характер. Кредитная кооперация, вторая в стране по числу членов (10,5 млн), была, как уже указывалось, на 85—90% крестьянской. Почти полностью крестьянскими были маслодельные артели и сельскохозяйственные товарищества. Здесь внимание исследователей—как современников описываемых явлений, так и последующих поколений—сосредоточилось вокруг выявления соотношения различных социальных групп среди крестьян—членов перечисленных форм кооперации. Для решения этой задачи также не отложился необходимый комплекс данных. Прежде всего, не было договорено, какие социальные группы следует выделять. Исследователи пользовались различными наборами таких групп: бедняки, середняки и кулаки; бедняки, середняки, зажиточные; бедняки, середняки, зажиточные и кулаки; мелкие и крупные крестьянские хозяйства; малообеспеченные, малодостаточные и состоятельные и т. п. Пользователи этих вариантов группировок, как правило, не оговаривали критерии вычленения предлагавшихся ими социальных групп. Для решения такой сложной задачи необходимы были сеть организаций и кадры исследователей, а также значительное время для получения необходимых материалов и их квалифицированной обработки. Вместе с тем надо отдать должное деятелям дореволюционной кооперации, которые приложили максимум усилий для изучения этой проблемы и оставили последующим поколениям немало интересных источников. Однако данные эти, как правило, отражают лишь группировку хозяйств по количеству рабочего и продуктивного скота, размеру посевной площади и т. п., т. е. имущественное положение, размер хозяйства, а не его социальный статус в целом. Используя эти данные, сделаем оговорку, что они лишь в каком-то далеком приближении отражают социальное положение хозяйства. К числу уникальных по массовости охвата объектов обследования и уровню их обработки относятся материалы, собранные организаторами Всероссийского кооперативного съезда 1913 г. в Киеве и приуроченной к съезду выставки, отражавшей все основные параметры кооперативного движения. Материалы этой выставки были вскоре опубликованы и составили солидный том объемом более 600 страниц.

Из материалов этой книги наиболее уникальным и неповторимым до настоящего времени является анкетное обследование 1289 ссудо-сберегательных и кредитных товариществ с охватом 230 тыс. членов. Анкетирование проводилось в 1911 — 1912 гг. и фиксировало имущественное положение каждого как в момент заполнения анкеты, так и ко времени вступления в кооператив в период с 1872 по 1910 г. Это позволяет проследить динамику имущественного положения за время нахождения в кооперативе. Но так как в обследовании не фиксировались соответствующие изменения в некооперированной части населения, затруднительно определить, насколько зафиксированные в итоге обследования улучшения показателей следует отнести собственно за счет кооперации. Учитывая, однако, охват анкетой огромного числа хозяйств, можно восполнить в какой-то мере этот пробел сопоставлением с общими обследованиями крестьянских хозяйств всей России или выборкой анкет по отдельным губерниям и сравнением их с общими данными по соответствующей губернии.

Общие итоги обследования могут быть представлены табл.6

Если сопоставить количество скота и посевов, приходившихся на одно хозяйство в момент вступления в товарищество, и соответствующее количество в момент заполнения анкеты, то получается следующая картина:

Данные этих таблиц прежде всего показывают, что основная масса членов товарищества (примерно 60—65%) относилась к середнякам. Вместе с тем они свидетельствуют о том, что беднейшие слои деревни слабо участвовали в

кооперации, в то время как зажиточные и кулацкие хозяйства составляли примерно одну треть членов товариществ и были представлены в кооперации в значительно большей степени, чем низшие имущественные группы. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить данные об обеспеченности рабочим скотом обследованных членов кооперации, приведенные в анкете, с данными Всероссийской переписи 1904—1906 гг.

Приведенное сравнение убедительно показывает, что в члены кредитных кооперативов наиболее интенсивно вступала состоятельная часть крестьянства. Среди членов кооперативов бедняцкая прослойка (без рабочего скота) в 3 раза меньше, а зажиточная прослойка с 3—4 лошадьми в 3 раза больше, кулацкая—с 5 и более головами скота—в 6—7 раз больше, чем среди всех крестьян. Попытку сопоставить данные киевской анкеты с данными об имущественном положении всех крестьян в одной и той же местности сделал киевский экономист профессор В. А. Коссинский. Он выделил данные анкеты по Полтавской губернии (62862 кооперативных хозяйства) и сравнил их с данными о всех крестьянских хозяйствах губернии. Результаты этого сопоставления рисуют нам следующую картину: среди кооперированных хозяйств в конце 1911—начале 1912 г. без посевов было 3%, с посевами до 5 десятин—28,4%, с посевами в 6 и больше десятин—68,6%. Среди всех хозяйств Полтавской губернии в 1910 г. по размерам пахоты до 1 десятины насчитывалось 11,01%, от 1 До 6 десятин—59,5%, свыше 6—только 29,42%. Несмотря на то что сопоставительные данные несколько отличаются (в одних берется размер посева, в других—размер пахоты, несколько различна разбивка групп), они подтверждают вышеизложенный вывод. Нельзя отрицать и факт некоторого улучшения имущественного положения части беднейших крестьян. По всем трем показателям удельный вес первых двух групп резко сократился, остальных—возрос, что подтверждает факт передвижки за время нахождения в кооперации из менее состоятельных в более состоятельные группы. Из 28,5 тыс. крестьянских хозяйств, вступивших в товарищества без рабочего скота, 6 тыс. приобрели лошадь, из 38,8 тыс. бескоровных хозяйств 10 тыс. приобрели корову, а из 9042 беспосевных—2749 завели посевы, при росте средних показателей по всем трем имущественным признакам. Хотя зафиксированное повышение могло быть в отдельных случаях достигнуто за счет других, не связанных с участием в кооперации факторов, общий позитивный эффект от членства в ней не вызывает сомнения и подтверждает наблюдение С. Л. Маслова о том, что «большая доходность» кооперации являлась «естественным результатом кооперативного движения». Вторым по количеству респондентов является проведенное примерно в те же годы монографическое обследование 178 ссудо-сберегательных и кредитных товариществ Уфимской губернии с 93642 членами94. В отличие от первого оно основано на сопоставительном анализе кооперированных и некооперированных хозяйств, однако не прослеживает имущественные характеристики в динамике. Из всей совокупности параметров, зафиксированных в данном исследовании, оригинальными и весьма полезными для выяснения поставленной здесь проблемы являются сопоставительные данные о размерах земельной площади и посевов в хозяйствах кооперированных и некооперированных крестьян. Авторы этой работы вводят даже специальный показатель—коэффициент использования земли под посевами—и исчисляют его для различных по размеру хозяйств. Для группы с посевом до 2 дес. он оказался—для некооперированных 0,18, а для кооперированных—0,23; для группы с посевом 2—4 дес.—соответственно 0,33 и 0,41; для группы с посевом в 4—10 дес.— 0,49 и 0,57; для группы с посевом более 10 дес.—0,75 и 1,03. Исчисленное нами отношение второго коэффициента к первому оказалось равным соответственно 1,28, 1,24, 1,16, 1,13, т. е. примерно одинаковым для всех посевных групп. Следовательно, для всех групп в кооперации коэффициент использования земли оказался выше, чем для соответствующей группы вне ее, что несомненно подтверждает полезность участия в ней крестьянских хозяйств. Проведенное несколько позднее под руководством того же общественного деятеля—земского статистика Красильникова—обследование тех же кредитных кооперативов с целью выяснения динамики различных имущественных групп в кооперации позволяет пополнить наши представления по данной проблеме. В данном исследовании сдвиги в сторону повышения удельного веса хозяйств без лошадей (с 2 до 4%) с 1—2 лошадьми (с 45 до 60%) и уменьшения удельного веса хозяйств с 3—4 лошадьми (с 34 до 25%, на 33%) и с 5 и более (с 19 до 11%, на 42%), в отличие от данных киевской анкеты, говорят об изменениях не в результате кооперативной деятельности, хотя и это могло в какой-то мере быть скрыто за этими цифрами, а об изменениях за счет увеличения количества малообеспеченных хозяйств среди членов кооперативов. Сокращение удельного веса многолошадных произошло не за счет падения их состоятельности, а из-за возрастания численности малообеспеченных, что косвенно подтверждало полезность кооперативной деятельности, но аргументами являлись не повышение состоятельности за время участия в кооперации, а факт вступления в товарищества—удельный вес первых трех групп за пять лет возрос с 47 до 64%.

Материалы монографического исследования 4 кооперативов во Владимирской губернии—2 кредитных товариществ с 1230 членами и 2 маслодельных артелей с 700 членами—в отличие от первых двух исследований все параметры имущественного положения членов кооперации рассматривают как в динамике за 1898—1913 г., так и в сопоставлении с некооперированным населением на соответствующей территории, причем данные о последних также рассматриваются в динамике по материалам подворных переписей 1898 и 1913 г. Это наиболее полное комплексное исследование по проблеме96. Специфика района обследования такова, что в тот период там зафиксировано падение основных показателей сельскохозяйственного производства. Задавшись целью проследить, насколько повлияло на этот процесс участие в кооперации, авторы разбили все обследовавшиеся хозяйства на четыре группы: а—хозяйства, не состоявшие в кооперативах, б—состоявшие к моменту обследования в кооперации менее года, в— с кооперативным стажем от одного до трех лет, г—более трех лет. Результаты такого анализа показали, что участие в кооперации в какой-то мере сдерживало падение производства. Так, хозяйства группы «г» показали значительно меньшее падение основных показателей, а отдельные из них—даже некоторый рост. Для недавно вступивших в кооперацию (группы «б» и «в») это явление носило неустойчивый характер.

Таким образом, все три монографические исследования, предпринятые энтузиастами этого дела в дореволюционный период, фиксируют с разных сторон в целом позитивное воздействие участия в кооперации на состояние крестьянского хозяйства, которое может быть оценено как ослабляющее остроту социальной дифференциации и замедляющее ее темпы (по крайней мере, темпы упадка и пролетаризации менее имущественно обеспеченной и социально защищенной части).

К сожалению, сохранившиеся источники не позволяют точно определить размеры этого влияния. Тем не менее, при сопоставлении данных об эволюции социальной структуры всей деревни и ее кооперированной части удается заметить некоторые особенности эволюции хозяйств, состоявших длительное время членами кооперативов:

а) середняцкая прослойка в кооперации оказывалась несколько более устойчивой к социальному расслоению. Этот процесс, особенно в части выделения бедноты, происходил несколько медленнее, чем среди некооперированных середняков;

б) что касается зажиточных и кулацких элементов в кооперации, то общий размер получаемых в ней доходов не был столь значительным, чтобы он мог стать решающим фактором кулацкого накопления. Кроме того, в условиях функционирования кооперативных объединений состоятельные их члены также вынуждены были следовать закрепленным в их уставах нормативам и правилам, что существенно ограничивало степень кулацкого накопления в кооперативах—она не могла быть выше, чем вне ее, а возможно, была и несколько ниже;

в) в районах массового развития кооперации удавалось в некоторой степени ослабить разлагающее воздействие кулацко-ростовщичеокого капитала на крестьянские хозяйства, уменьшить ростовщический процент, сделать доступным сельскохозяйственный кредит для середняков и отчасти для бедняков;

г) в тех районах, где происходило общее падение состоятельности всех крестьянских хозяйств, для кооперированных темпы падения были меньше, чем для не состоявших в кооперации хозяйств.

Описанные выше особенности могут быть в целом оценены как тенденция к уменьшению темпов социального расслоения для части кооперированных крестьянских хозяйств, главным образом для середняцкой части. Такая оценка подтверждается и фактом массового вступления крестьян в сельскохозяйственные кооперативы, имевшим место в последнее десятилетие до Октябрьской революции. Видимо, возможность в некоторой степени укрепить свое хозяйство перед угрозой обеднения и пролетаризации была одним из стимулирующих факторов быстрого роста кооперации за счет середняков. Вместе с тем в процессе массового роста числа участников кооперативного движения, который, безусловно, шел в основном за счет включения в него менее состоятельных слоев, степень участия основных имущественных групп деревни в движении оставалась различной или, выражаясь иными словами, эти группы различались между собой степенью кооперативной активности. Для обозначения этого явления в кооперативную практику и теорию был введен специальный термин—коэффициент кооперирования, или коэффициент участия. Подсчитывался он путем деления показателя удельного веса данной имущественной группы среди членов кооперации на показатель удельного веса той же группы среди всего населения соответствующей территории.

Наиболее обобщенные материалы содержатся в работах С. Н. Прокоповича. Оценивая данные всех этих обследований, можно сделать вывод о том, что коэффициент кооперирования, отражая степень участия каждой группы в кооперативной деятельности, возрастал от низших по состоятельности групп к высшим, т. е. чем выше было имущественное положение данной группы, тем выше коэффициент участия. В этом нет ничего экстраординарного, так как данное положение явилось отражением потребностей в такой деятельности и материальных возможностей участия в ней с выгодой для своего хозяйства. Тем более в этом не было ничего угрожающего для развития деревни, автоматически не происходило подчинение низших имущественных групп высшим. Во-первых, различие коэффициентов не было большим и не носило глобального характера, в некоторых из приведенных здесь примеров у высших групп зафиксировано даже понижение коэффициента в динамике, активность двух низших групп несколько растет, третьей—остается примерно на том же уровне, а последней группы с чрезвычайно высоким коэффициентом—даже понижается . Видимо, процесс шел так: начинали более состоятельные, ранее других почувствовавшие потребность в кооперировании ряда хозяйственных операций, а по мере успеха—присоединялись и менее состоятельные.

Рассмотрим некоторые материалы, характеризующие такую специфическую форму сельскохозяйственной кооперации, как маслодельные артели. Наиболее массовым является исследование в одном из крупных районов российского кооперативного маслоделия—Вологодской губернии. Обследованию здесь подверглись четыре уезда губернии—Вологодский, Грязовецкий, Кадниковский и Тотемский с общим числом 15425 хозяйств, из них членами артелей состояли 11381 хозяйство, то есть почти три четверти их общего числа, в связи с чем случайность показателей практически исключается. В литературе приводятся данные и по одному из районов сибирского маслоделия—Барнаульской волости Томской губернии. Характерным для Сибири было значительно более высокое обеспечение крестьянских хозяйств молочным скотом, особенно членов маслодельных артелей, по сравнению со средним по России (по сведениям Сибирского союза маслодельных артелей, в 1907 г. среди всех членов этого вида кооперации 57,2% имели по 4 и более коровы, с одной коровой насчитывалось только 7,3%).

Эти и подобные им данные в литературе последних десятилетий трактовались как доказательство засилья многокоровных хозяйств в маслодельных артелях. Такого механического подхода в свое время не избежал и автор данных строк. Сопоставляя крайние показатели по Барнаульской волости, он сделал акцент на многократном—в 15—17 раз— превышении степени участия в артелях многокоровных хозяйств над хозяйствами без коров. Очевидно, что такое сопоставление, по меньшей мере, просто не корректно. Ведь такие кооперативы создавались для совместной реализации товарного молока, т. е. произведенного сверх предназначенного для потребления в хозяйстве. Поэтому участие в таких кооперативах хозяйств без коров не имело смысла и носило единичный, случайный характер. С таким же «успехом» можно было сравнить крайние показатели по Вологодской губернии—0,02 и 1,42—и сделать вывод о преобладании зажиточных над бедными в 71 раз?! В какой-то мере это относится и к однокоровным, у которых товарной продукции оставалось очень мало. И то, что они вступали в кооператив, может свидетельствовать о том, что сдача на кооперативную переработку молока эпизодически, по наблюдениям С. Н. Прокоповича, «только в виде исключения», также была выгодна. С учетом этих суждений можно теперь посмотреть на приведенные данные и убедиться, что больших контрастов в степени участия в маслодельных артелях не было.

Стереотипным в отечественной литературе по истории кооперации последних десятилетий стало утверждение о том, что по социальной направленности своей деятельности дореволюционная кооперация носила антикрестьянский, кулацкий характер, так как ее услугами в основном пользовалась зажиточно-кулацкая верхушка, чья доля в присваивавшихся ею материальных благах (получение кредитов, реализация своей продукции, приобретение средств производства и т. п.) была значительно выше, чем ее удельный вес даже среди членов кооперации, не говоря уже о деревне в целом. Этим, главным образом, обосновывалась и необходимость ее коренной реорганизации в условиях советского строя, с тем чтобы избавить ее от «коренного порока», заставить делать наоборот—обслуживать в основном бедных, немного менее— средних крестьян и ничего не давать зажиточным.

Безусловно, кооперация свои услуги предоставляла не уравнительно, по принципу «всем сестрам по серьгам», тем более—не обратно пропорционально состоятельности, как от нее требовали в советское время. Объективные данные это наглядно удостоверяют. Интересные подсчеты, позволяющие уяснить критерии определения размеров кредитования различных имущественных групп, провел С. Н. Прокопович по материалам упомянутого уже обследования в Уфимской губернии. Отдельно следует сказать о молочной кооперации, которая в России получила наибольшее распространение из всех форм сельхозкооперации, непосредственно связанных с обслуживанием крестьянского хозяйства в области сбыта и переработки его продукции. Еще на рубеже XIX—XX вв. на материалах развития молочных товариществ в Германии и Дании возникла научная дискуссия с довольно сильным идеологическим уклоном о социальном значении сельскохозяйственной кооперации.

В работах австрийского экономиста Ф. Герца (Герц Ф. Аграрные вопросы в связи с социализмом. Вена, 1899. Рус. пер. СПб., 1900) и германского—Э. Давида (Давид Э. Социализм и сельское хозяйство. Вена, 1903. Рус. пер. СПб., 1906) содержались материалы обследования социального состава молочных товариществ в названных странах. Было выявлено такое же соотношение имущественных групп (учет велся по показателям размеров посевной площади и количества коров в хозяйстве), которое сложилось в России. В них также были представлены все имущественные группы, при этом низшие и средние группы в кооперации численно преобладали над высшими. Так же, как и в России, коэффициент кооперирования возрастал от низших к высшим группам. Из этих факторов авторы делали вывод о том, что кооперативы служат всем слоям деревни, а так как мелких крестьян в них было больше, то последним кооперация более необходима, поскольку облегчает им ведение хозяйства и в случае широкого распространения способна обеспечить им социалистическое развитие. Эту позицию в России поддержали С. Булгаков и В. М. Чернов. Против этой позиции первоначально выступил К. Каутский, а затем и В. И. Ленин. Последний в своих публикациях 1899—1908 г. предложил другой подсчет—определять удельный вес каждой группы в кооперативах не по числу членов, ее представляющих, а по числу коров, принадлежавших членам кооперации данной группы. Картина, естественно, получилась другая—абсолютный перевес оказывался у групп состоятельных крупных хозяйств. Ленин вполне резонно предположил: если бы был сделан подсчет по количеству сдававшегося в кооперативы на переработку молока, то удельный вес верхних групп был бы еще выше. Из этого следовал вывод о том, что кооперативы служат более всего и прежде всего крупным состоятельным хозяйствам, их прежде всего укрепляют, отражая переход к капитализму, а не к коллективным формам сотрудничества. Как и Каутский, он предполагал, что товарищества лишь усиливают превосходство крупного производства над мелким, потому что крупные хозяйства имеют больше возможности устраивать их и больше пользуются этой возможностью. О малой пользе для крестьян и заложенной в развитии кооперации опасности улучшений, удешевлений и коопераций (союзов для продажи и закупки товаров) гораздо больше выигрывают богатые». В кооперации, пугает он крестьян, один-два середняка могут пробиться в богатые, «а весь народ и все средние мужики еще глубже в нужде застрянут... обманывает крестьян тот, кто обещает избавление от нищеты и нужды посредством всяких коопераций». Этой же позиции В. И. Ленин продолжал придерживаться и в последующие годы, хотя кооперативное движение в России в отличие от начала века, когда оно еще могло вызвать настороженное к себе отношение, уже стало массовым за счет участия всех групп крестьянства, и прежде всего середняцкой. Так, в 1914 г. он по существу повторяет оценку 1903 г.: «...эти кооперации дают очень много зажиточным крестьянам и очень мало, почти ничего массе бедноты, а затем товарищества сами становятся эксплуататорами наемного труда».

Многочисленные исследования о росте кооперативного движения, свидетельствующие о массовом вступлении крестьян в кооперативы, о социальном строении организаций, остались им незамеченными. Даже узнав весной 1917 г. о том, что в Москве состоялся кооперативный съезд, «представляющий 12 млн организованных членов или 50 миллионов населения» (имеется в виду Всероссийский съезд кооперативных союзов 25—28 марта (7—10 апреля) 1917 г.; цифры, приводимые Лениным, импровизированные. Количественную характеристику см. выше.—Л. Ф.), и признавая, что «это гигантской важности дело, которое надо поддержать всеми силами», значение этого «дела» он видит, однако, не в налаживании кооперативного обслуживания крестьян, а в использовании такой крупной организации для того, чтобы «брать в свои руки всю землю тотчас».

Касаясь вопроса по существу, отметим, что вполне правомерно выделение групп в маслодельных артелях и по числу членов, и по числу коров в них, и по количеству сданного каждой группой молока, и по сумме полученного от этого дохода. Неправомерно только некорректное противопоставление одних показателей другим и тем более запугивание большими цифрами удельного веса отдельных групп по каким-нибудь из этих показателей. Следует ли в этом видеть чисто негативное явление, как это делалось в течение многих лет? Если учесть, что назначение маслодельных артелей—стимулировать производство молока и его наиболее выгодный для крестьянских хозяйств сбыт, то, конечно, нет. Вполне естественно с точки зрения нормальных хозяйственных отношений, что хозяйства, имевшие больше коров, сдавали больше молока на переработку и имели больший доход. В этом был заложен и определенный стимул для других хозяйств к увеличению стада и сдачи в кооператив своей продукции, если, конечно, не следовать постулату о том, что лишняя корова превращает данное хозяйство чуть ли не во враждебное обществу. Не выявлены также факты ущемления хозяйств с небольшой товарной продукцией более состоятельными группами или дискриминационные условия сбыта их продукции. Более того, если состоятельное хозяйство могло обойтись без артельного сбыта, то слабые хозяйства с небольшим количеством товарной продукции были бы обречены отдавать свой скоропортящийся продукт за бесценок частному скупщику. Обобщая все вышесказанное, можно сделать вывод: при всей дифференциации в степени участия в кооперативном движении различных социально-имущественных групп и пользовании ими кооперативными услугами и благами все участвовавшие в той или иной мере в кооперации получали определенную материальную выгоду, в целом соответствовавшую реальному вкладу в создание распределявшихся благ, что способствовало развитию и укреплению хозяйства практически каждого члена. Благодаря этому был достигнут уже описанный выше быстрый рост кооперативного движения.

Заключение

Подводя итоги, можно сделать общий вывод о том, что ко времени Октябрьской революции кооперация в России стала внушительной силой как по числу кооперативов и состоявших в них членов, так и по объему кооперативной деятельности.

Наиболее крупным ее достижением стал охват примерно половины крестьянских хозяйств кредитными кооперативами. Удовлетворив в значительной мере потребности крестьянских хозяйств в кредитах, она переходит и к обслуживанию их сбытовых и снабженческих потребностей.

Одновременно растет и число специализированных снабженческо-сбытовых форм—артелей, товариществ и их союзов, расширяются объем и номенклатура их операций.

И хотя удельный вес последних оставался еще небольшим, это было перспективное направление кооперирования деревни, которая только начала переход от ведения снабженческо-сбытовых операций через кредитную систему к созданию специальных снабженческо-сбытовых кооперативов и специализированных по отдельным видам продукции и потребностям товариществ типа получивших уже относительно массовое распространение маслодельных артелей.

Незавершенность низовых процессов сказалась и на организационном оформлении системы, на процессе складывания общих, региональных и специализированных отраслевых союзов и центров, которые также не успели завершиться. МПБ и ЦТЛ положили начало этому.

На основе успешного развития кооперативного движения шло быстрое накопление сил и приближение к новому организационно-хозяйственному уровню. Тормозились эти процессы и противодействием царской администрации, которая не прочь была поддержать и даже стимулировать хозяйственную деятельность кооперативов, но страшно боялась кооперативной деятельности населения, особенно когда она выходила за рамки первичных товариществ и касалась создания союзов, центров и тем более цельной кооперативной системы.

Список используемой литературы

1. Вахитов К. И. Кооперация. Теория. История. Практика. М., 2004.

2. Вопросы истории и теории кооперативного кооперативного. Сб. научных статей. Вып. II Арзамас. 2004.

3. Петранева Г. А., Агибров Ю. И., Ахметов Р. Г. Кооперация и агро-промышленная интеграция в АПК М. 2005.

4. Ермаков В.Ф., Киселева Г.В. Вместе ради будущего 170 лет потребительской кооперации России. - М., 2001.

5. Ермаков В. Ф. Социальные и нравственные основы потребительской кооперации. Учеб. пособ. М., 2003.

6. Коваленко С. Б., Петров В. В., Горохивский С. В. и др. Кредитная кооперация. Курс лекций. Энгельс. 2005.

7. Макаренко А.П. Теория и история кооперативного движения. Учебное пособие для студентов высших и средних специальных учебных заведений. 2-е изд. – М., 2002.

8. Наумова Е. В., Петров В. В., Горохивский С. В. и др. Международное кооперативное движение: курс лекций. Энгельс. 2004.

9. Петров В. В. Социально-экономическая природа кооперации. Учеб. пособ. Энгельс. 2004; он же: Кооперативная мысль в дореволюционной России и влияние не нее общественно-политических движений. Энгельс. 2006.

10. Титаев В. Н., Мальчук В. Н., Бородин И. Ф. Теория и история кооперативного движения. Учебно-наглядное пособие (цифры, факты, таблицы, схемы). Энгельс. РИИЦ ПКИ, 2002.

11. Теплова Л. Е., Уколова Л. В., Тихонович Н. В. Кооперативное движение. Учеб. пособ. Для кооперативных вузов. М., 2003.

12. Файн Л.Е. Российская кооперация: историко-теоретический очерк 1861-1930. Иваново, 2002.

13. Абалкин Л. Возрождение кооперации // Советская потребительская кооперация. – 1989. - № 2.

14. Анненков Б.Н., Карелин Ю.Д. Кредитная кооперация в России – объективная необходимость, пути возрождения.//Деньги и кредит, 1992. № 11.

15. Бурутин В.Н., Титаев В.Н., Бородин И.Ф. и др. Жива и будет жить. 1996.

16. Балабанов М. История рабочей кооперации в России. – М.: Центросоюз, 1928.

17. Балязин В.Н. Профессор Александр Чаянов. – М., 1990.

18. Бернвальд А.Р., Цихоцский А.В. Потребительская кооперация в условиях перехода к рыночной экономике: Проблемы членских отношений. – Новосибирск, 1993.

19. Буздалов И.Н. Возрождение кооперации. – Экономика, 1990.

20. Вахитов К.И. У истоков кооперативного единения//Советская потребительская кооперация – 1988. - №11.

21. Вахитов К.Н. История потребительской кооперации России. М., 1998.

22. Вахитов К.И. История потребительской кооперации России: Учебное пособие. – М., 1988.

15. Днепровский С.П. Кооператоры. – М., 1990.

16. Ермаков В.Ф. Проблемы потребительской кооперации //Экономист.1995 № 6.

17. Ермаков В.Ф. Потребительская кооперация на пути радикальных реформ.- Белгород. 1998.

18. Ермаков В.Ф. Идти в ногу со временем//Российская кооперация. 2001. 1 января.

19. Зарубежный опыт кооперативного развития. ЦБНТИ Экспресс- информация, № 6. – М., 1990.

Макаренко А.П. Теория и история кооперативного движения. Опорные конспекты лекций и семинарских занятий. – М., 1994.

27. Макаренко А.П. и др. Функции и задачи кооперации в переходный период от капитализма к социализму. Учебное пособие. - М., 1988.

33. Пажитнов К.А. История кооперативной мысли. – Петроград, 1918.