Скачать .docx  

Доклад: Образ страны: структура и динамика

Географическое моделирование образа страны - одно из наиболее интересных и перспективных направлений развития как географической науки в целом, так и от-дельных ее областей - культурной, социально-экономической, исторической reorpа-фии. Концепция географических образов, в рамках которой возможно эффективное рассмотрение выделенного направления, относит образ страны к категории фундамен-тальных, или концептуальных, географических образов.

Образ страны в первом приближении можно определить как устойчивый и дивер-сифицированный географический образ, основной чертой или особенностью которого является стремление к усложнению структуры и усилению степеней взаимосвязан-ности его основных элементов. Географическое пространство в образе страны пред-стает как максимально структурированное и осмысленное в рамках определенной исторической эпохи. Культурно-историческая и природная когнитивная насыщенность образа страны позволяют отнести его к географическим образам высшего уровня образно-географической иерархии. "

Структура образа страны представляет собой "матрешку": стержневой, или "но-стратический" образ как бы спрятан внутри нескольких "упаковок", которые обес-почивают его элиминирование и, в известном смысле, репрезентацию. (Так, в качестве стержневого образа для Германии можно рассматривать немецкую философию германский милитаризм, культурно-историческую обособленность немецких земель центральное географическое положение в Европе.) Всякий раз как стержневой образ выбран, он предполагает определенное "ветвление" и продуцирование вторичных и "поддерживающих" образов. Следовательно, эффективное географическое моделиро-ванне образа страны связано с разработкой альтернативных вариантов, сравнение которых и конечная оценка их рациональности должны проводиться с точки зрения конкретной цели исследования (фундаментально-научной, прикладной научной, практической).

Методы исследования образа страны можно разделить на две группы. В первую входят традиционные "научные методы, которые связаны с параметризацией и изме-рением изучаемого явления: статистические методы, методы математического в ком-пьютерного моделирования, методы картографирования. Вторая группа методов включает специфические приемы и способы, которые используются для "сгущения" стержневого образа и дальнейшего его "ветвления". Здесь можно выделить методы наращивания образно-географического поля, оконтуривания "ядерных" образов;,зони-рования и районирования образно-географического поля. (Первичное исследование образа Франции связано с оконтуриванием таких "ядерных" образов, как Париж, рево-люция, мода, литература, Средиземноморье.) В целом географическое моделирование образа страны предполагает известное балансирование, уравновешенность традиционных и нетрадиционных методов исследования.

Методика изучения образа страны тесно связана с его динамикой. Наиболее компактные и насыщенные, "плотные" страновые образы, как правило, отличаются наибольшей динамичностью. Карты подобных страновых образов удобнее представлять как л-мерные структуры, в которых увеличение количества координат есть не что иное, как непосредственное повышение качественной сложности образа. Истинность какого-либо образа страны тем самым прямо зависит от степени и качества учета его динамических свойств.

Традиционное страноведение и формирование образа страны

Современное научно-географическое страноведение в России испытало в 1990-х годах своеобразный "ренессанс" [1-12]. Обилие публикаций связано с оживлением научного интереса наиболее фундаментальной и самой "географичной" проблеме, "притушенной" и потускневшей в советское время. Признание кризиса в современном страноведении (Л. Серсбрянный) соседствовало с практически полным единодушием в оценке его роли и значимости для развития современной географии. Нынешние исследователи сделали попытку опереться на наследие классической географии и одновременно актуализировать значимость сравнительно-географического и образного метода в страноведении. Так, Я. Машбиц указал на значимость классических работ В. Семенова-Тян-Шанского, рассматривавшего страноведение как один из высших "этажей" географии, и на необходимость использовать в страноведческих характеристиках яркие компаративистские образы (например, Ливан как "Швейцария Ближнего Востока" или Чехия как "Сингапур Восточной Европы") [5, с. 34, 216].

Проблематика образа страны оказалась на "передовых рубежах" современного страноведения. Это связано в первую очередь с тем, что понятие страны с трудом укладывается в точные географические границы: оно по своему генезису уже является образным. В. Пуляркин считает, что страноведение нуждается в герменевтическом обосновании и ни в коей мере несводимо к территории [11, с. 28, 29].

Определение страноведения как синтетического этапа географического познания [3;8; 11, с. 31] переводит образное страноведение в центр географического интереса. Следует отметить, что этот интерес не только географический [11, с. 33), так как внешние потребители страноведческой продукции могут быть заинтересованы в моделировании прикладных, специфически ориентированных образов каких-либо стран.

Классическая хорологическая концепция в географии, представленная прежде всего трудами немецкого географа А. Геттнера, по своей сути является страноведческой. причем понимание страноведения в ней достаточно жестко связано с проблемой чувственного и теоретического познания географического пространства. Выделяемые Геттнером ограничения для чувственно-образного восприятия пространства в значительной степени важны для формирования образа страны. Так, временные границы, весьма раздвинутые при восприятии и изучении страны, определяют известную абстрактность, обобщенность и в то же время синтетический характер образа страны:

"Кто внимательно наблюдает природу какой-нибудь страны, тот носит у себя в голове большое количество образов, составляющих в своей совокупности некоторое единство; только это единство и может "интересовать географию" [13, с. 198]. Страноведение фактически решает, в интерпретации Геттнера, хорологические задачи в рамках всей географии [13, с. 363], и, следовательно, работа по формированию образов различных стран оказывается ядром содержательных географических исследований.

С точки зрения современной теоретической географии исследования образа страны могут рассматриваться и как исследования виртуальных объектов [14, с. 18], существующих в некоем специфическом пространстве, в данном случае - анаморфиро-ванном географическом пространстве. Идея виртуального мира, определяемая как своего рода методологическая метафора [14, с. 20], позволяет осознать автономность существования и развития образов стран, конструирование которых предстает как целенаправленная методологическая и теоретическая деятельность. Другими словами, детально разработанный и хорошо структурированный образ страны в конечном счете есть упорядоченное представление страны: он как бы являет страну; изначальная "виртуальность" образа становится самой реальностью.

В рамках традиционного научно-географического страноведения изучение и формирование образа страны имеет четко обозначенную "ячейку", однако сам этот образ -лишь дополнительная "упаковка" для обстоятельной фнзико-, экономике- и социально-географической характеристики страны. В этой методологической ситуации актуализация и, в определенном смысле, централизация образа страны возможна прежде всего посредством наработки геокультурных образов страны, естественно аккумулирующих большинство ярких черт, особенностей, "изюминок" конкретной страны.

Геокультурные образы страны

Геокультурный образ страны являет собой наиболее тонко структурированный и динамический географический образ. Формирование геокультурного образа страны -достаточно сложный процесс, так как его единство обеспечивается "спеканием" и формовкой весьма разнородных по генезису и структуре географических и парагео-графических представлений, а макропространственный уровень самой работы задаст его сравнительно объемные параметры [15, с. 12-14].

Исследование геокультурного пространства русской поэзии XV111 - начала XX века показывает, что первичное "уплотнение" геокультурного образа страны связано с его размещением в пространстве наиболее общих культурных символов и образов. Так, и русской поэзии XVIII века образ Индии в большей степени ассоциировался с экзотикой и богатством, нежели с какой-либо реальной территорией; сами геокультурные образы стран сравнительно мало политизированы (образ Турции) [15, с. 42].

Эмоциональная, топофобная или топофильная, "окраска" отдельных геокультурных образов, по-видимому, способствует формированию целостной системы страновых образов, в которой по-разному эмоционально окрашенные образы могут создавать определенные оппозиции и более сложные конфигурации. Так. в русской поэзии XIX века образ Италии обладал максимально позитивной эмоциональной оценкой. тогда как образ Англии явно носил топофобные черты [15. с. 43]. При этом формирующаяся образно-гейграфическая карта практически сразу же дистанцирустся от традиционной географической карты - ряд геокультурных образов приобретает в сравнении с традиционными географическими координатами экстерриториальные характеристики. Таков в русской поэзии XIX века образ Ватикана, который существует как бы отдельно от образа Италии, будучи никак не связан с ним и имея негативную эмоциональную нагрузку [15, с. 43].

Уплотнение и содержательное насыщение геокультурных образов страны может происходить в первую очередь за счет ключевых символов историко-мифологического пространства, локализуемых в соответствующем страновом ареале. Это относится к территории Ближнего Востока: образы Египта, Израиля и Палестины были содержательно насыщены в русской поэзии конца XIX — начала XX века библейской мифологией и знаковыми символами исторического пространства Древнего Египта 115. с. 54).

Наиболее значимые в образно-символическом смысле природные или культурные ареалы какой-либо страны могут иногда выступать и в качестве образа всей страны. акцентируя внимание на самых ярких и существенных чертах ее образа. Так, в русской поэзии Урал часто рассматривался как символ мощи Российской державы. а Сибирь-как символ неосвоенности и дикости России (причем наиболее широко он применялся при взгляде на нашу страну извне) [15. с. 58]. Систематизация основных элементов геокультурного пространства русской поэзии показала, что образ страны включает в себя, как правило, достаточно разнородные символы, стереотипы и наиболее общие представления об историко-культурных и природных условиях страны, причем по сложности своей структуры он явно превосходит такие геокультурные пространства русской поэзии, как материк и историко-культурный регион [15. с. 59).

Известная структурная сложность образа страны связана не в последнюю очередь и с тем, что географические и этнические образы часто формируют устойчивые системы или комплексы - некие "стереоскопические пары", позволяющие представить страну и олицетворяющие ее народ емко и объемно. Это объясняется тем, что этнический образ несет в себе в скрытом или явном виде и черты этнической территории, а персонифицированные этнические образы (например, Джон Буль или Дядя Сэм) наиболее полно воплощают представления о конкретной территории и эпохе [16, с. 119, 120]. В определенном смысле этнический образ предполагает содержательную нерасчлененность образов народа и страны, что очень характерно для ранних этапов развития общества [16, с. 120, 121]. На более поздних этапах его развития образы народа и страны начинают постепенно рассматриваться отдельно, однако устойчивая связка "страны и народы" продолжает оказывать положительное воздействие на качество этих образов.

Вместе с тем образ страны, возможно, носит более синтетический, по сравнению с этническим образом, характер, ибо четкое деление этнических образов на интра- и экстраобразы предполагает их очевидную унификацию и известное упрощение, снодящиеся зачастую к локализации определенных этнических поведенческих стереотипов (16, с. 119-122] - тогда как емкий и содержательно насыщенный образ страны наряду с выявлением основных образных "стержней", важных для понимания страны, предполагает целенаправленное наращивание новых содержательных слоев, способствующих его более компактной "упаковке".

Процессу содержательного насыщения образа страны может способствовать и то, что на первичных этапах освоения новых территорий в древности и в средневековье местное население, аборигены рассматривались не столько как этнические образы, сколько как символы своей территории - маркируемые чаще всего как люди-монстры, описываемые со всевозможными фантастическими подробностями [16, с. 136, 137; 17;

IS]. Этапы последовательного освоения какой-либо новой территории, классифицируемой постепенно как страна, могут, вероятно, быть представлены прежде всего как достаточно сложный и неоднозначный процесс коэволюции этнических и географических образов.

Особенности динамики образа страны определяются двумя главными факторами. Первый - экзогенный фактор, воздействующий на перемещения и детальную траекторию образа конкретной страны в рамках более широкой образно-географической системы. Такого рода перемещения связаны зачастую со специфической "войной образов" [19], в которой автохтонные географические образы инкорпорируются, порой достаточно мучительно и с рядом сложных трансформаций, в расширяющиеся, "пришлые", конкистадорские по духу образно-географические системы.

Так, в результате испанской колонизации Мексики образ этой страны был вписан в образно-географическую систему латиноязычной культуры и латиноязычных стран и, на более высоком уровне, в систему геокультурных образов стран Запада. В связи с этим уместно привести пассаж из исследования французского историка С. Грузински: "Колонизация образов, т.е. насаждение своих способов видения, чувствования и восприятия действительности, стала ключевым проявлением вестернизации Нового Света в целом и Мексики в частности" [19, с. 65]. Главным инструментом вестернизации Мексики выступали христианские образы, которые по существу навязывали местному населению новый зрительный и образный порядок, раскрываемый через центральные категории западной теологии ("человек", "божественное", "пространство", "история" и т.д.) [19, с. 66, 67). Однако при столкновении с синкретическими и яркими образами местных индейских культур христианские образы видоизменялись, адаптируясь и способствуя формированию принципиально новых геокультурных образов такой страны, как Мексика.

Здесь можно выделить действие второго фактора, влияющего на динамику образа страны, - эндогенного. Его влияние обусловлено в первую очередь степенью устойчивости местных образных представлений и в то же время их способностью гибко трансформироваться в условиях своего рода внешней "образной агрессии". Формирование барочной культуры Мексики в XVI-XVIII веках и, в известном смысле. барочного образа Мексики - это дуалистический процесс, синтезирующий воздействие обоих выделенных факторов.

В рамках барочной культуры была создана система медиативных образов, которые как бы смягчали крайнюю гетерогенность культурного мира Мексики, его чрезвычайную этническую, языковую, культурную и социальную разнородность. Колониальное общество Мексики разработало образы, которые могли с максимальной силой объединять правящие круги испанского происхождения, испанских креолов, потомков индейских аристократических родов и большинство населения смешанного происхождения [19, с. 75]. В центре этих образов находились культуры образов святых (santos). вокруг которых и наслаивались новые, достаточно пластичные, смешанные образы. Барочный гсокультурный образ Мексики вполне естественно был сформирован как результат взаимодействия, с одной стороны, макрогеокультурных образов западного христианства и европейского Средиземноморья, а с другой - микрогеокультурных образов, связанных с локальными культурами святых и метисской этнической средой. Этот новый и эффективный образ Мексики способствовал росту культурной идентичности смешанного населения страны, связываемой непосредственно с определенным географическим ареалом [19, с. 79].

Исследование динамики образа страны должно связываться и с непосредственной локализацией образа в рамках той или иной образно-географической типологии. Вполне очевидно, что образы таких "великих стран американского барокко" [ 19, с. 82¦. как Мексика и Бразилия, локализуются в пределах образно-географической типологии. оперирующей двумя наиболее важными типами - "ядерными" образами стран. принадлежащих центру какой-либо мощной цивилизации, проецирующей свои образы вовне, и пограничными образами стран, формирующимися в неустойчивых, "фронтир-ных" зонах межкультурного и межцивилизационного взаимодействия (Мексика и Бразилия пока ближе ко второму типу). Однако сами эти образно-географические типологии могут носить динамический характер, проявляющийся как в "миграциях" образов отдельных стран от одного типа к другому, так и в трансформациях основных выделяемых типов географических образов.

За пределами конкретных образно-географических типологий динамика и структура образа страны в большой степени может зависеть от мощных макрогеокультурных образов, лежащих в основе целого образно-географического."кластера", своего рода образов-архетипов. Подобные образы-архетипы активно используются в рамках такого художественного течения, как геопоэтика, интенсивно развиваемого современным шотландским писателем К. Уайтом и его последователями [20; 21).

Так, осмысление Уайтом образа Шотландии привело его к осмыслению "ядерной'" образа-архетипа "белого пространства", или "белого мира", связанного с древним названием этой страны - Альба. Ассоциативное расширение ввело образ Шотландии сразу в несколько образно-географических систем: в ментальную географию древней кельтской культуры, трактовавшей понятие "белый мир" как пространство наивысшего напряжения; в глобальные координаты экзистенциальной географии, понимающей "белый мир" как возможность нового, более свободного осмысления любой территории; и, наконец, в рамки личной ментальной географии автора, ассоциирующего обобщенный образ Шотландии с конкретными ландшафтами, где ему довелось жить (своего рода трансгрессия и "сгущение" образа страны) (21, с. 57, 58]. В конечном счете выявление образов-архетипов при изучении образа какой-либо страны предстает эффективным средством его "когнитивной экспансии", интенсивного уплотнения и наращивания его общекультурной "корневой системы" [22]1 .

Проанализированные в первом приближении особенности и закономерности структу ры и динамики образа страны позволяют говорить о возможности создания достаточно эффективных методик-содержательного "насыщения" образа какой-либо страны2 . Подобные методики должны представлять большую научную ценность, как с точки зрения развития общей теории и концепции географических образов, так и с точки зрения расширения методологического поля традиционного географического страноведения.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Дмитревский Ю.Д- Страноведение и география международного туризма // Страноведение и международный туризм. СПб., 1997. Т. 4.

2. Дмитревский ЮМ- Роль проблемного страноведения в изучении и организации современного туризма // Проблемное страноведение и мировое развитие. Смоленск, 1998. С. 42-57.

3. Каринский С.С. География и искусство // Вестник МГУ. Серия 5. География. 1992. №6.

4. Машбиц, Я.Г. Основы страноведения. М., 1995.

5. Машбиц Я.Г. Комплексное страноведение. Смоленск. 199S.

6. Машбиц Я.Г. Новые рубежи страноведения // Проблемное страноведение и мировое развитие. Смоленск. 1998. С. 13-23.

7. Методика страноведческих исследований. Экономическая и социальная география / Под ред. Н.С. Мироненко. М., 1993.

8. Мироненко Н.С. Концепция синтеза в современном страноведении // Вестник МГУ. Серия 5. География. 1992. № I.

9. Мироненко Н.С. Страна в системе мирового хозяйства (некоторые теоретические вопросы взаимосвязей) // Вестник МГУ. Серия 5. География. 1994. № 3.

10. Пуляркин В.А. Научное страноведение: быть или не быть - нет вопроса! // Географическое пространство: соотношение знания и незнания (Первые сократические чтения по географии) / Отв. ред. Г.А. Приваловская, М., 199?. С. 29-33.

11. Пуляркин В.А. Дискуссионные вопросы современного научного страноведения // Проблемное страноведение и мировое развитие. Смоленск, 1998; С. 23—35.

12. Серебрянный Л.Р. Кризис современного страноведения и необходимость его преодоления // Проблемное страноведение и мировое развитие. Смоленск, 1998. С. 35-42.