| Скачать .docx |
Реферат: Павел Милюков
Содержание:
Введение 3
1. Детство 4
2. Образование 5
3. Становление ученого 7
4. Историк 9
5. Годы ссылок 11
6. Политический деятель 12
6.1. Кадетская партия: основание 22
7. Революционный период 24
7.1. Деятельность в государственных думах 30
7.2. Министр иностранных дел 36
7.3. Долгое осмысление. 40
8. Жизнь в эмиграции 44
9. Последние годы 49
Заключение 51
Список литературы 52
Введение
Многие историки считают, что Павел Николаевич Милюков стал первой жертвой психоза ниспровержения политических кумиров новой, «Свободной России» образца 1917 года. Всего через полтора месяца после Февральской революции озлобленные толпы солдат, матросов, рабочих и просто городского хулиганья, подстрекаемые большевиками, требовали: «Милюкова в отставку!», «Долой войну!», и т.п. Лидер партии кадетов и министр иностранных дел Милюков оказался в дни так называемого «апрельского кризиса» главным воплощением «образа врага», самой одиозной, ненавистной фигурой среди демократических правителей, его имя превратилось в грубое ругательство, в политический ярлык…
На очередном вираже массового сознания - Милюков в течение двух с лишним десятилетий воспринимался общественностью как выдающийся деятель, символ либеральной интеллигенции. «Русский европеец», интеллектуал, популярный ученый-гуманитарий, эрудит, человек безупречной репутации, все это обеспечивало Милюкову особое положение в обществе. Будучи талантливым историком, Милюков в зрелые годы изменил свою жизнь и, отказавшись от академической карьеры, посвятил себя общественной деятельности. Он становится одним из лидеров либерального движения, создает и бессменно возглавляет партию кадетов, избирается депутатом III и IV Государственной думы, является идеологом и фактическим руководителем парламентской оппозиции, занимает пост министра иностранных дел в первом составе Временного правительства.
Так каким-же человеком был Павел Николаевич Милюков? В данной работе мы постараемся рассмотреть жизненный путь этой неординарной личности.
1. Детство.
Павел Милюков родился в Москве 15 января 1859 года. «Семья была по происхождению дворянской, хотя с отцовской стороны формальные документы об этом отсутствовали». Считалось, что его дед — Павел Алексеевич Милюков — происходил из тверских дворян. В эпоху царя Алексея Михайловича кому-то из его предков даровали жалованную грамоту, впрочем, документального подтверждения его дворянского происхождения не было. Также некоторые источники называют его выходцем из дворянского рода, восходящего к участнику Куликовской битвы Семёну Мелику (Милюку). Отправившись в Сибирь на поиски золота, дед потерпел неудачу и совершенно разорился. Отец будущего политика — Николай Павлович Милюков - был городским архитектором, инспектором двух художественных училищ, профессором Московской школы ваяния и зодчества – в конце жизни работал оценщиком в одном из московских банков. Мать, Мария Аркадьевна, урождённая Султанова, дворянка, владела имением в Ярославской губернии, где крестьяне оставались на оброке и «по старине... продолжали ездить с оброком к помещице в Москву».
По воспоминаниям Милюкова, его мать была властной женщиной, в семье играла первую роль, постоянно противопоставляя свою «султановскую породу» отцовской – «низкого происхождения». Отец, человек более мягкого характера и менее яркой индивидуальности, стушевывался перед ней и всецело ей подчинялся. Отношения между супругами Милюковыми не сложились, каждый жил своей жизнью, часто вспыхивали ссоры. Мать гордилась принадлежностью к дворянскому роду Султановых, неизменно подчеркивая, что ее брак с Н. П. Милюковым (это было ее второе замужество) — мезальянс. Поэтому Паша Милюков был лишен того теплого, оставляющего вечный след в душе чувства родительского дома, которое, как правило, сохраняли в памяти представители дворянской интеллигенции.
С детства Милюков любил музыку, играл на скрипке и альте, но еще в детстве почувствовал себя в роли «оппозиционера» - «свою внутреннюю жизнь приходилось создавать в какой-то постоянной оппозиции родительским заботам». Психологически он ощущал себя независимым, в том числе потому, что был «сам всем себе обязан», занимаясь «самовоспитанием».
2. Образование
В 1870 г., после предварительных занятий с частными учителями, Павел Милюков поступил в Московскую первую гимназию и закончил ее в 1877 г. с серебряной медалью. В эти годы обнаружились его редкостные способности в области гуманитарных наук: он увлекался античной литературой и философией и особенно языками - древнегреческим, латынью, английским, французским и немецким, которыми овладел в совершенстве, то есть проявил поистине незаурядные лингвистические способности. Также уже в гимназии проявились его стремления к самостоятельному мышлению, к самообразованию...
Историки того времени писали, что «гимназист Милюков изначально проявлял интерес к гуманитарным знаниям — его привлекали классическая филология, история, музыка (уроки игры на скрипке давал музыкант из Большого театра), он начинал писать стихи, увлекался иностранными языками. «Энциклопедизму» способствовала страсть к покупке книг на толкучке Сухаревского рынка — литература приобреталась за копейки и совершенно бессистемно. Тем не менее к окончанию гимназии у Павла сложилось устойчивое позитивистское мышление, с критичным отношением к религии, оставлявшей его равнодушным с детских лет.»
В беспечные гимназические годы Милюков с друзьями увлекался рыбной ловлей, сбором коллекций бабочек, охотой, далекими лесными прогулками. Все это происходило на даче в Пушкино, построенной в русском стиле по проекту отца. Он рано начал писать стихи; вначале это были подражания Никитину, Пушкину, затем свои, оригинальные произведения.
На грани своего «сознательного периода» Милюков уже «бредил Вергилием», «с упоением» читал «Энеиду», делал переводы из произведений Аристотеля, Плавта, Овидия, Цицерона, Тацита. Проявлялся интерес и к общественно-политической жизни. В памяти юноши запечатлелись не только факты значительных событий, но и их оценка и критическое восприятие.
Определенным этапом в оформлении мировоззрения Милюкова явился гимназический кружок. Общие ориентиры кружка ограничивались пределами оппозиционных настроений.
В 1877 году от имени кружка Милюков написал письмо Достоевскому с просьбой изложить взгляды писателя по вопросу о взаимоотношениях народа и интеллигенции. Достоевский отвечал, развивая мысли, высказанные в первой главе декабрьского выпуска «Дневника писателя» за 1876 год о разрыве интеллигенции и народа, о том, что она не знает народа. Спасение России он видел не в обращении к европейскому опыту, а к русскому народу, к его смирению и «бессознательному православию». «С такой антитезой... - вспоминал Милюков,- мы, конечно, согласиться не смели. Но не решались и протестовать». У Милюкова еще не готова была ответная формулировка – «Россия есть тоже Европа», но все мысли шли в этом направлении.
Русско-турецкая война на Балканах 1877-1878 гг. застала Милюкова в последнем классе гимназии, она оказалась большим событием в жизни юноши. После окончания гимназии Павел Милюков вместе с друзьями работал в добровольческом санитарном отряде на Закавказском фронте. Возникший тогда в российском обществе острейший интерес к проблемам славянства, его истории, отношениям между балканскими народами наложил глубокий отпечаток на сознание Милюкова, и эти проблемы неизменно оставались в сфере его размышлений и научных исследований.
На историко-филологическом факультете Московского университета, куда Павел Милюков поступил осенью 1877 г.. Сначала его привлекло такое новое направление науки, как лингвистика и сравнительное языкознание. Затем на первом плане оказалась всеобщая история. Интерес же к русской истории пробудился благодаря лекциям профессора В. О. Ключевского, которого Милюков, несмотря на сложность их дальнейших взаимоотношений, считал любимым учителем. Другим любимым преподавателем для него был П.Г. Виноградов и, кроме него: С.А. Муромцев, Ф.Ф. Фортунатов, В.Ф. Миллер. Но больше всего юноша занимался самообразованием и с полным правом мог сказать в мемуарах, что всеми своими знаниями обязан прежде всего самому себе.
С первого же курса Павел Милюков включился в студенческое движение, переживавшее значительный подъем в конце 70-х - начале 80-х годов. Он примкнул к умеренному крылу этого движения, ратовавшему за университетскую автономию, одно время был председателем студенческого товарищеского суда чести.
Как деятельного участника движения Милюкова в 1881 г подвергли аресту, недолгому заключению в Бутырскую тюрьму, а затем исключили с четвертого курса университета (однако с правом поступления туда на следующий год). Ректор университета, лично знавший талантливого студента, предложил ему оправдаться - мол, не догадывался о политическом характере собрания, но Милюков отказался. Однако на следующий год ему все же разрешили подать заявление о восстановлении в университете.
Все студенческие годы Павел Милюков после смерти отца, чтобы обеспечить семью, давал частные уроки. Был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию.
3. Становление ученого.
Окончив в 1882 г университет, Павел Милюков был оставлен для научной работы на кафедре русской истории, возглавлявшейся В.О. Ключевским. Одновременно работал учителем истории.
Сдав магистерский экзамен и получив в 1886 году должность приват-доцента, Милюков активно включается в исследовательскую и преподавательскую деятельность. Психологический комфорт доставлял и сам факт изменения социального статуса.
Павел Николаевич становится членом Общества истории и древностей российских, Московского археологического общества, Общества естествознания, географии и археологии. Его привлекала педагогика — «живое дело», и помимо университета он преподавал историю в 4-й женской гимназии, в Земледельческом училище, в частной женской школе. Огромную нагрузку Милюков взваливал на себя отнюдь не от хорошей жизни, ему все еще приходилось содержать семью — он по-прежнему жил с матерью, нужно было помогать младшему брату…
В 1885 году Милюков женился, что привело к полному разрыву с матерью, в последние годы все более настойчиво стремившейся сохранить власть над сыном. С будущей супругой — дочерью ректора Троице-Сергиевской академии Анной Сергеевной Смирновой — он познакомился в доме Ключевского. Анна, покинув вопреки воле родителей семью, проживала в частном пансионе (основным источником ее существования были уроки фортепиано) и посещала женские курсы всеобщей истории профессора В. И. Герье, на которых преподавал Ключевский. Анна стала верной спутницей Милюкова, была активисткой движения за эмансипацию женщин, принимала деятельное участие в жизни кадетской партии. Вместе они оставались ровно полстолетия — вплоть до ее кончины в 1935 году в Париже.
Диссертацию, над которой Милюков работал в течение шести лет, он представил на защиту в 1892 году — это было опубликованное сочинение объемом почти в 700 страниц. Павел Николаевич, не скрывавший своих научных амбиций и мечтаний о “вкладе в науку”, выбрал масштабную тему: «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформы Петра Великого». Наряду с анализом огромного фактологического материала Милюков стремился представить самостоятельную концепцию, отражающую его взгляд на тенденции исторического развития России. В частности, бросая вызов и славянофилам, и западникам, он призывал не преувеличивать роли Петра I и доказывал, что «европеизация России не есть продукт заимствования, а неизбежный результат внутренней эволюции, одинаковый в принципе у России с Европой, но лишь задержанный условиями среды». В последующем этот тезис станет одним из важнейших элементов целостной исторической концепции Милюкова, являвшейся и научной основой его политической доктрины. Однако Ключевский возражал против выдвинутой Милюковым темы, что послужило причиной очень серьезных разногласий между ними. Несмотря на то, что данная работа была защищена только как магистерская, она была удостоена высокой чести – премии С.М.Соловьева.
В последующие годы вышли в свет следующие работы Милюкова: «Спорные вопросы в финансовой истории Московского государства», работа, написанная им по поручению Императорской Академии Наук, как рецензия на книгу А.С.Лаппо-Данилевского «Организация прямого обложения в Московском государстве»; «Очерки по истории русской культуры»; «Главные течения русской исторической мысли»; «Разложение славянофильства» и др.
В 1895 г. Милюков был уволен из университета за «дурное влияние на молодежь» и административно выслан в Рязань.
4. Историк
С 1883 по 1885 г. Милюков, сдав магистерские экзамены и после пробных лекций, дававших право после их удачного прочтения на чтение лекций в качестве приват-доцента, остался в университете. Он читал специальные курсы по историографии, исторической географии и истории колонизации в России. Курс по историографии позднее был оформлен в книгу "Главные течения русской исторической мысли" (1897). Положение приват-доцента Московского университета изменило и социальное положение Милюкова, и круг знакомств. Он стал членом многих московских обществ: Общества истории и древностей Российских, Московского археологического общества. Общества естествознания, географии и археологии, которым руководил известный ученый Д. Н. Анучин.
Во время неоднократных и продолжительных поездок в Петербург Милюков сблизился и с петербургской школой историков. Среди них - Е. Ф. Шмурло, В. А. Мякотин, К. Н. Бестужев-Рюмин, С. М. Середонин, А. С. Лаппо-Данилевский, Н. П. Павлов-Сильванский, В. И. Семевский, С. Ф. Платонов. Общение с ними давало много для профессиональной работы.
В начале 1890-х годов состоялось знакомство Милюкова с Л. Толстым. Его заинтересовало мнение ученых о христианской религии. От Милюкова Толстой хотел услышать мнение о смысле истории. Сам факт этого обращения свидетельствовал о значимости и популярности Милюкова в среде ученых и интеллигенции. К этому времени относится и начало просветительской деятельности Милюкова, связанной с Московским комитетом грамотности, Комиссией по самообразованию.
Также Милюков специально съездил в Англию, чтобы познакомиться с системой образования в Кембридже и использовать опыт этой работы в России.
Размеренный уклад жизни молодого приват-доцента был нарушен в феврале 1895 года, когда он был уволен из университета из-за политической неблагонадёжности и выслан в Рязань, любая преподавательская деятельность воспрещалась. Поводом для репрессий стали лекции по истории общественного движения XVIII - XIX веков, прочитанные в ноябре 1894 года в Нижнем Новгороде. Милюков рассказывал о свободолюбивых идеях Н. И. Новикова, А. Н. Радищева, А. И. Герцена, о декабристах и народниках. Все это было созвучно общественным настроениям и ожиданиям «оттепели» после недавней кончины Александра III. На полицейском языке вина историка состояла в «прочтении лекций преступного содержания перед аудиторией, неспособной отнестись к ним критически».
5. Годы ссылок.
Увольнение из университета принесло Милюкову, по его собственному признанию, даже психологическое облегчение. Милюков тяготел к общественной деятельности.
Многочисленные статьи и рецензии, публиковавшиеся в таких либеральных изданиях, как журнал «Русская мысль» и газета «Русские ведомости», приносили Милюкову все большую общественную известность и авторитет. Последующее десятилетие - вплоть до событий 1905 года и включения в легальную политическую жизнь - Милюков в одной из своих работ назвал «годами скитаний». Впрочем, по мнению многих историков и по его собственному мнению, это были очень плодотворные годы с точки зрения и профессиональных занятий историей, и знакомства с представителями различных кругов общества как в России, так и за рубежом.
Оказавшись в Рязани, Милюков смог начать работу над своим главным исследованием. «Очерки по истории русской культуры» имели огромный успех в научных кругах, и даже стали событием общественно-политической жизни. Главы публиковались в журнале «Мир Божий» и выходили отдельными выпусками. А трехтомное сочинение Милюкова выдержало в России шесть изданий - последнее появилось в 1918 году.
В этой работе Милюков предпринял первую в отечественной историографии попытку комплексного исследования социальной истории России, рассмотрения всего многообразия факторов ее развития. Каждая проблема рассматривалась в динамике, обеспечивая решение исследовательской сверхзадачи - создать многогранную картину развития русского общества.
Помимо «Очерков…» Милюков занимался археологическими и краеведческими исследованиями, писал статьи для энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, для английского журнала «Атениум». В свободное время с удовольствием выступал как скрипач в самодеятельном квартете и участвовал в концертах местного военного оркестра. Новым увлечением Павла Николаевича стала велосипедная езда. Позже, уже в Петербурге, видный политик в экстренных случаях будет пользоваться велосипедом, чтобы спешно объехать членов ЦК партии или прибыть на митинг.
Важное значение имело для Милюкова пребывание на Балканах в 1897–1899 годах: по приглашению болгарского министра народного просвещения он возглавил кафедру истории в Софийском высшем училище. Юридически это являлось высылкой за границу — так как в качестве альтернативы власти предлагали только ссылку в Уфу. Отправляясь в Софию, Милюков дал подписку, что не будет «заниматься никакими русскими политическими делами», работая «исключительно в пределах должности». Но уже через пять месяцев, под давлением российских властей, контракт с Милюковым, способным «оказать вредное влияние на воспитание болгарского юношества», был расторгнут. Получив жалованье за все пять лет, на которые заключался контракт, Милюков остался на Балканах. Он занялся изучением сложных межнациональных отношений и вскоре приобрел репутацию одного из ведущих специалистов по балканскому вопросу.
Возвратившись в Россию, Павел Николаевич сблизился с публицистами и писателями, объединявшимися вокруг народнического журнала «Русское богатство».
В начале 1901 года за участие в политическом собрании памяти П. Л. Лаврова в Горном институте Милюков был арестован и почти полгода провел в тюрьме. А проживание в столице после освобождения ему было запрещено.
Некоторое время он обитал с семьей в Финляндии, в маленьком приграничном курортном городке, затем обосновался в Удельной, которая формально находилась за пределами Петербурга.
Милюков с его репутацией «отпетого оппозиционера» оказался среди ведущих идеологов российского либерализма, которые в 1903 году образуют «Союз Освобождения» (И. И. Петрункевич, П. Б. Струве, Д. И. Шаховской и др.). От предложения редактировать издававшийся в Штутгарте с 1902 года журнал «Освобождение» Милюков отказался - не хотел уезжать за границу с вероятностью повторить «судьбу Герцена». Тем не менее написал для первого номера программную статью - «От русских конституционалистов» - и начал активно публиковаться на страницах журнала.
Лето 1903 года Милюков провел в Чикаго, где прочел 12 лекций, затем читал их в Бостоне, в Гарварде. Он знакомил американцев с историей России, рассказывал им, что есть две России - казенная и народная, что растет народное недовольство и что американская и европейская демократии должны почувствовать свою общность с возрождающейся русской демократией. Конец зимы 1903 - 1904 г. он провел в Англии. Здесь самое сильное впечатление на него произвела английская политическая жизнь. Он познакомился с английскими радикалами, для которых была значима его «репутация узника в царской тюрьме и провозвестника грядущей русской революции». Милюкова принимали гостеприимно и торжественно, в том числе он встречался и с русскими эмигрантами: И. В. Шкловским, Ф. Волховским, П. Кропоткиным. В Лондоне он работал в Британском музее, собирая материалы по истории России.
6. Политический деятель
Свои первые политические шаги Милюков связывал с деятельностью либерального движения девяностых годов, особенно с нелегальным буржуазным журналом «Освобождение». Журнал подготовил создание «Союза освобождения» (1903), нелегального политического объединения и стал его органом. Выработка собственной политической линии в идейном контакте с единомышленниками и в полемике с левым и правым течениями земского движения означала переход Милюкова от литературного сотрудничества к активному участию в политической борьбе. Милюков активно участвовал в многочисленных собраниях, где обсуждались проблемы и перспективы либерального движения. Программа журнала «Освобождение» в первоначальном варианте была написана Милюковым, обсуждена, одобрена и опубликована в первом номере журнала под названием «От русских конституционалистов». Программа провозглашала необходимость «серьезной политической реформы», постоянно действующего народного представительства с законодательными правами, что означало превращение России в конституционную монархию, отмены сословных привилегий, свободы личности, слова, печати, собраний и др. Основная задача его политической деятельности состояла в консолидации всех оппозиционных сил.
В своих статьях Милюков призывал создавать кадры убежденных конституционалистов и готовиться к созданию политической либеральной партии. В этом плане большое значение он придавал парижской конференции революционных и оппозиционных партий, состоявшейся в 1904 г., где председательствовал и в известной мере направлял ход ее работы. В резолюции совещания, составленной при участии Милюкова, формулировались общие цели борьбы с самодержавием, главной из которых была замена его демократическим строем, а также признавалась самостоятельность всех принимавших участие в совещании партий и разнообразие способов действия в достижении политической свободы.
Зимой 1904 г. Милюков приехал в Чикаго и сразу же начал читать курс лекций по истории славянства, там его и застали События русской революции 1905 года. Перед отъездом в Россию он спешно завершил работу над книгой «Россия и ее кризисы», вышедшей в 1905 году в Америке и во Франции, - в ней западной общественности был представлен русский либерализм, воплощением которого вскоре станет партия конституционных демократов. Для Милюкова было очевидно, что предсказанная им революция «действительно начинается». Теперь не было выбора: он должен вернуться в Россию.
Темой его «мощной политической пропаганды», того, что он называл «своей миссией», оставалась мирная парламентская работа. Обосновавшись в Москве, он сразу же вошел в кружок русских законоведов, занимающихся переработкой текста конституции, напечатанной за границей «Освобождением» и предназначавшейся для будущей партии. Авторитетные ученые и общественные деятели - М. М. Ковалевский, С. А. Муромцев, Ф. Ф. Кокошкин, П. И. Новгородцев, сам Милюков спорили о преимуществах однопалатной и двухпалатной парламентской системы, о принципах избирательного права, по крестьянскому и национальному вопросам.
Лето 1905 г. прошло у Милюкова в напряженной агитационной работе по созданию партии. На его первое публичное выступление собралась вся Москва, оно являлось «моментом» так называемого «официального принятия Милюкова в ряды русской общественности».
7 августа 1905 г. за публикацию в журнале «Сын отечества» статьи «Политическое значение закона б августа» Милюков был арестован в своем доме в Удельной, где у него собрались делегаты «Союза Союзов», политической организации буржуазной интеллигенции, созданной по профессиональному признаку, председателем которой он был избран в мае 1905 г. Полиция считала, что с изданием акта о Думе уничтожается действие указа от 18 февраля, который допускал открытое обсуждение преобразовании старого строя Милюкова опять поместили в «Крестах», где он просидел месяц.
Установление конституционного строя и создание для этой цели конституционной партии становилось "все более" его "личной задачей" .
Символично, что учредительный съезд конституционно-демократической партии, открывшийся 12 октября 1905 года, по заблаговременно составленным планам должен был завершиться 17 октября: как оказалось, именно в этот день был обнародован Манифест Николая II об изменении государственного строя. Политическая жизнь легализовывалась, и партия кадетов принялась энергично готовиться к выборам в I Государственную думу. В начале 1906 года, по оценкам Милюкова, партия насчитывала около 100 тысяч зарегистрированных членов. Ее наиболее активными в стране элементами были прогрессивные земские и городские деятели… Они были связаны и с народными низами, особенно через посредство так называемого «третьего элемента»: профессиональных служащих в земских учреждениях - врачей, агрономов, учителей и т. д.».
Первоначально Милюков был лишь одним из членов ЦК - бессменным председателем ЦК партии, а также ее главным идеологом, тактиком и стратегом он станет в 1907 году. Выдержав «вступительный экзамен на лидерство» на учредительном съезде партии, Милюков продемонстрировал, что способен быть консолидирующей фигурой. Позиция центристского большинства выражалась в программном тезисе о том, что «Россия должна быть конституционной и парламентской монархией» - тем самым снимался излишне радикальный лозунг «демократической республики». Вместо идеи «Учредительного собрания2 предлагалось сделать ставку на «Думу с учредительскими функциями» (бесспорной прерогативой парламента считалось принятие конституционных актов - Основных законов, нового избирательного закона, после чего Дума может потребовать своего роспуска). Самый острый для России земельный вопрос следует решить путем увеличения крестьянских наделов - за счет частичного отчуждения помещичьих владений с компенсацией «по справедливой оценке».
Милюков не смог избраться ни в Первую Государственную думу, ни во Вторую. Сказалось противодействие со стороны властей, хотя формальным предлогом для отстранения от участия в выборах стало несоответствие требованиям квартирного ценза. Тем не менее Павел Николаевич выступал в качестве фактического руководителя думской фракции кадетов. Говорили, что Милюков, ежедневно посещавший Таврический дворец, «дирижирует Думой из буфета».
Тактика кадетов, которую в конечном счете формулировал Милюков, ставила партию в жесткую оппозицию к власти. Хотя она подчас и корректировалась - в зависимости от политической конъюнктуры.
Впоследствии, в эмиграции, некоторые деятели кадетов будут обвинять Милюкова в том, что он после Манифеста 17 октября 1905 года, означавшего переход к конституционной монархии, не решился на однозначный разрыв с революционными силами и отказался от сотрудничества с «исторической властью», выдвигавшей тогда прогрессивных реформаторов. В столь жестких оценках есть доля истины, хотя нельзя не отметить попыток Милюкова поиска компромиссов (пусть и весьма условных). Например, вскоре после 17 октября лидер кадетов был приглашен в Зимний дворец на встречу с председателем Совета министров С. Ю. Витте. И главу кабинета удивило то, что Милюков, обычно обвинявшийся в радикализме, соглашался отказаться от требования «общественного министерства» - при условии, что Витте создаст «деловой кабинет» из незапятнанных чиновников-управленцев. На взгляд Милюкова, удовлетворить общество могло бы введение «сверху» умеренной конституции по образцу болгарской или бельгийской. В таком случае общественное мнение согласилось бы отказаться от идеи созыва Учредительного собрания. Но соглашение с кадетами и на подобных условиях оказалось для власти неприемлемым.
Конфликт с оппозиционным большинством I Думы, где более трети депутатов представляли кадетскую партию, был закономерен. Негативные последствия имело утверждение государем за несколько дней до созыва Думы Основных законов, что лишало парламент «учредительских» функций. Многие кадетские деятели, воодушевленные победой на выборах, были настроены радикальнее Милюкова и призывали к открытому конфликту с властью. Позже Павел Николаевич признавал, что стремился к «умерению политического темперамента Думы и усилению политической прозорливости власти», но «ни то ни другое, ни в особенности сочетание того и другого не оказались возможными ни для меня, ни для кого-либо другого». Пытаясь воспользоваться разногласиями в окружении царя, Милюков тайно встречался в ресторане «Кюба» с дворцовым комендантом Д. Ф. Треповым — сторонником уступок оппозиции и создания «министерства доверия». Трепов довел до сведения Николая II составленный им список кабинета, в котором Милюков фигурировал как кандидат в министры внутренних или иностранных дел. Перспективы формирования кадетского министерства обсуждались и с П. А. Столыпиным. Тем не менее развязкой конфликта власти и парламента стал роспуск Думы 9 июля 1906 года.
Учтя первый опыт парламентской борьбы, кадеты пересмотрели тактику. Революция шла на убыль, самодержавие доказало прочность своих позиций, и одновременно стало очевидно, сколь сильно сопротивление бюрократии и придворных кругов либеральным преобразованиям. Поэтому выдвигался лозунг: «Не штурм, а правильная осада». Предполагалось «беречь» II Думу, избегая прямых конфликтов, выражения недоверия правительству, чреватого роспуском парламента. Милюков считал, что теперь целесообразно дистанцироваться от левых, революционных сил. Несмотря на это, кадеты отклонили требование Столыпина - осудить в какой-либо публичной форме революционное насилие (за это была обещана официальная «легализация» партии). Павел Николаевич в принципе был готов напечатать в «Речи» такую статью без подписи, но другие лидеры воспротивились. Вскоре Думу распустили - под предлогом демонстративного отказа дать согласие на привлечение к уголовной ответственности социал-демократических депутатов.
Заветная мечта Милюкова о парламентской деятельности осуществилась осенью 1907 года - он был избран в III Думу. Лидер партии кадетов, возглавив ее парламентскую фракцию, стал еще более влиятельной и заметной фигурой. Шутили, что Милюков - идеальный парламентарий, он создан как по заказу специально для Британского парламента и Британской энциклопедии.
Положение Милюкова было двойственным. Профессиональная готовность к конструктивной законотворческой деятельности сообразно европейским парламентским канонам, наличие соответствующего интеллектуального потенциала вступали в противоречие с реальностью - с жесткой оппозиционностью членов партии, считавших невозможным отказываться от такого политического амплуа.
В III Думе, выбранной по новому закону от 3 июня 1907 года (его издание оппозиционеры называли «государственным переворотом»), кадеты были в меньшинстве. Зато, по словам Милюкова, они играли «роль настоящей оппозиции, идейно устойчиво и хорошо организованной». Первоначально правительство опиралось на большинство, которое образовывали октябристы и правые националистические группы. У Милюкова не было иллюзий относительно влиятельности Думы как законодательного органа власти - это «калека, какой делали ее с самого начала основные законы, урезавшие со всех сторон права народного представительства». Тем не менее тактика кадетов была переориентирована на «черную, будничную работу»: «Мы решили всеми силами и знаниями вложиться в текущую государственную деятельность народного представительства. Нам предстояло еще многому научиться, что можно узнать, понять и оценить, только стоя у вертящегося колеса сложной и громоздкой государственной машины. Нельзя было пренебрегать при этом и контактом с бюрократией министерских служащих, у которых имелись свои технические знания, опытность и рутина».
Милюков с точки зрения «речевой» активности значился среди бесспорных лидеров. В III Думе на его счету 73 выступления с парламентской трибуны, в IV Думе — 37. «Фирменными» темами Милюкова были внешняя политика и международные отношения. От имени фракции он выступал и по многим внутриполитическим проблемам, касающимся народного просвещения, аграрной реформы, местного самоуправления. Иногда Павел Николаевич появлялся на трибуне, потому что по каким-то вопросам «не находилось подготовленных работников». Случалось, что во фракции просто не было желающих выступать в соответствии с “тактическими директивами” Милюкова.
В качестве парламентского оратора Милюков уступал некоторым коллегам-харизматикам. «В наружности Милюкова не было ничего яркого. Так, мешковатый городской интеллигент. Широкое, скорее дряблое лицо с чертами неопределенными. Белокурые когда-то волосы ко времени Думы уже посерели. Из-за редких усов поблескивали два или три золотых зуба, память о поездке в Америку. Из-под золотых очков равнодушно смотрели небольшие серые глаза. В его взгляде не было того неуловимого веса, который чувствуется во взгляде властных сердцеведов. На кафедре Милюков не волновался, не жестикулировал. Держался спокойно, как человек, знающий себе цену. Только иногда, когда сердился или хотел подчеркнуть какую-нибудь важную для него мысль, он вдруг поднимался на цыпочки, подпрыгивал, точно хотел стать выше своего среднего роста. Так же подпрыгивал он, когда ухаживал за женщинами, что с ним нередко случалось». Даже в период расцвета своей парламентской карьеры Милюков напоминал профессора-лектора. Сложные вопросы внутренней и внешней политики он излагал на доступном для неподготовленной аудитории уровне — казалось, что он стремится поделиться знаниями, хотя и опасается быть непонятым. В выступлениях Милюкова прослеживался присущий ему стиль: голос-баритон, отличная дикция, «классическое» московское произношение (в том числе несколько анахронически звучащие выражения, например «осьмнадцатый век»).
Милюкова по праву называли одним из самых эрудированных политиков. Об его способностях полиглота ходили легенды. Говорили, что Павел Николаевич владеет почти двумя десятками иностранных языков и ежедневно прочитывает массу зарубежных газет и журналов. Страстью Милюкова были книги, собиравшиеся с обычной для него фундаментальностью. Помимо прекрасной библиотеки, состоявшей главным образом из исторической литературы, Милюков уже в думский период, в Петербурге, собрал новую библиотеку — книги по политике, экономике, праву. Третья библиотека — более 10 тысяч томов — появилась у него в Париже.
Современников поражала работоспособность Милюкова. Его день начинался за письменным столом в шесть-семь часов утра и завершался зачастую после полуночи в редакции партийной газеты «Речь» (с 1906 года и вплоть до осени 1917 года он был ее соредактором и почти ежедневно писал для нее передовицы). Редактор газеты И. В. Гессен вспоминал, что Милюков появлялся неизменно ночью, «как-то шумно и широко отворяя дверь. Вместе с ним в комнату врывалось оживление, бодрость, уверенность… Усевшись на свое обычное место за одним из столов, он принимался за чтение приносимых из наборной сверстанных полос, отвечая в то же время на обращенные со всех сторон вопросы и попивая чай. Нередко тут же, среди непрекращающегося шума, он писал статьи, не прерывая участия отрывочными репликами в общих разговорах». Несмотря на занятость кадетский вождь успевал посещать светские мероприятия, любил ходить в театры, на вернисажи, участвовал в благотворительных балах. Любимым домашним развлечением было музицирование - в квартире Милюкова собирался небольшой оркестр, Павел Николаевич играл на скрипке или альте, а Анна Сергеевна исполняла партии на рояле.
Обосновавшись в Петербурге, Милюков впервые занялся обустройством оседлой жизни - это позволяли и финансовые возможности. Кроме депутатского жалованья и зарплаты в газете ощутимый доход приносила продажа постоянно переиздававшихся «Очерков по истории русской культуры». Анна Сергеевна открыла собственное издательство и занималась всеми делами, связанными с изданием и реализацией книг мужа. Милюковы, поначалу жившие в небольшой квартире в Эртелевом пер., 8, купили просторную квартиру в новом доме на Песках. В Крыму, недалеко от Судака, на приобретенном в собственность участке была построена небольшая дача. “Ближней” дачей они обзавелись в Финляндии, на берегу залива. Купив живописный участок, они радикально перестроили находившуюся на нем деревенскую избу — получился эффектный дом с балконами, террасой и башней, был устроен даже бассейн с фонтаном.
Конечно, было бы упрощением полагать, что Милюков сполна разделял «патриотический энтузиазм», захлестнувший широкие слои общества после вступления России в войну. Вопреки ярлыкам, которые использовались большевиками в 1917 году для изображения Милюкова фанатичным «шовинистом», выразителем «империалистических интересов крупной буржуазии», до начала войны в правительственных кругах его считали, напротив, «пораженцем». Павел Николаевич не разделял распространенные (в том числе у части либералов) панславистские установки, полагая: Россия должна пожертвовать «солидарностью» с балканскими славянами, чтобы избежать участия в общеевропейской войне. Лидер кадетов считал войну навязанной России, тем не менее был убежден в необходимости «реалистичного» подхода к происходящим мировым катаклизмам. Одна из важнейших задач России, отвечающая ее национальным интересам и потребностям экономического развития, - обеспечение контроля над проливами. Милюков говорил, что может «по справедливости гордиться» прозвищем «Милюков-Дарданелльский» (384 - 385, 390 - 392).
«Патриотический энтузиазм» либералов в трактовке Милюкова придавал войне особый идеологический смысл. Проводилась параллель, что благодаря победе «страна станет ближе к своей заветной цели» - под ней подразумевалось торжество идеалов конституционализма, проведение либеральных реформ, расширение свобод. Для политического будущего России было важно и то, что ее партнерами по коалиции являлись «образцовые» демократические государства Европы. Сверхзадачу лидер кадетов формулировал так: «Да здравствует свободная Россия в освобожденном ее усилиями человечестве». На фоне других кадетских лидеров Милюков выделялся искренней, отчасти фанатичной верой в победу России. Выстроив идеологическую конструкцию, согласно которой успешное завершение войны играло колоссальную политическую роль, Павел Николаевич не сможет пересмотреть этот взгляд и в период работы во Временном правительстве. Милюков всегда категорически отвергал возможность заключения перемирия или хотя бы отказа от «имперских» целей России в мировой политике. Он придерживался своей позиции даже в ситуации бесконечных поражений русской армии, нарастающей хозяйственной разрухи, усиления антивоенных настроений. Партийные товарищи Милюкова с разочарованием реагировали на его чрезмерно оптимистичный, не лишенный «догматизма» настрой: «Споры сразу обрывались при появлении Милюкова, с ним никто не решался вступать в прения, считая это бесцельным. «Дарданеллы» действительно превратились у него в навязчивую идею, мешавшую следить, оценивать и приспосабливаться к меняющейся обстановке». Отношение к войне имело у Милюкова и личную, трагическую окраску. В 1915 году на фронте, при отступлении русских войск в Восточной Галиции, погиб младший сын Сергей, отправившийся на фронт добровольцем. В армии служил и старший сын Николай — артиллеристом, а затем летчиком (398—399).
В августе 1915 года в Думе был сформирован Прогрессивный блок — впервые возникло устойчивое оппозиционное большинство (за его рамками оказались лишь крайне правые и левые). «Автором блока» и его лидером стал Милюков, отмечавший позже, что «это был кульминационный пункт моей политической карьеры». В преддверии создания блока, выступая на открытии думской сессии 19 июля 1915 года, Милюков обозначал возвращение либералов к более активной линии поведения: «Патриотическая тревога народных представителей оказалась, к сожалению, вполне основательна. Тайное стало явным, и все успокоения оказались только словами. Страна словами управляться не может. Народ хочет теперь сам приняться за дело и исправить упущения. В нас он видит первых законных исполнителей своей воли. И он посылает теперь нас с другим определенным наказом: сказать власти всю правду о стране, узнать для страны всю правду о власти и сделать то, что осталось ею недоделано».
Политики подразумевали, что блок должен стать и инструментом предотвращения революции. По выражению Милюкова, объединение было направлено не только против «верхов», но и против «опасности снизу». Формула оппозиционной тактики — «слова — это дело» — рассматривалась как универсальное средство. Думским политикам, не желающим стихийных революционных выступлений, следует критиковать власть в стенах парламента, бескомпромиссно высказывая претензии от имени народа. Отвергая возможность вмешательства в политическую жизнь «улицы», Милюков и за две недели до Февральской революции, 15 февраля 1917 года, заявлял в Думе: «Наше слово есть уже наше дело. Слово и вотум суть пока наше единственное оружие».
Главное программное требование блока — создание правительства, способного обеспечивать «единение со всей страной и пользоваться ее доверием». Милюков признавал, что эта формулировка «умышленно неопределенна», но зато позволяет объединить максимум политических течений, в том числе тех, кто выдвигал жесткий лозунг «ответственного министерства» (на его взгляд, заведомо неприемлемый для власти и, следовательно, «революционный»). При этом примечательно, что многие либералы, в том числе Милюков, и сами без энтузиазма смотрели даже на гипотетическую перспективу вхождения думских лидеров в правительство. Взять на себя ответственность за управление страной в столь неблагоприятной ситуации — значит рисковать потерей популярности!
Совсем другое дело — разоблачительные популистские выступления с думской трибуны. Осенью 1916 года, в преддверии запланированного на 1 ноября открытия думской сессии, Милюкова волновало то, что «в обществе наблюдается явное падение интереса к Думе». Между тем, как откровенно заявлял Павел Николаевич на заседании парламентской комиссии по военным и морским делам, публичное бездействие и нерешительность повредят политикам, желающим переизбраться в Думу осенью 1917 года: «Жизни этой Думе остался всего один год, и у этой Думы остается в распоряжении только одна сессия, чтобы показать, что она такое. Как она себя покажет в эту сессию и с чем она и явится перед лицом своих избирателей. Ответом же будет 5-я Дума». Поэтому, чтобы не упустить инициативу, думская оппозиция должна активнее следовать политической конъюнктуре. Ключевая тема, подсказываемая запросами массового сознания, — поиски «внутреннего врага». Не нужно отказываться от эксплуатации популярных среди обывателей слухов и легенд, дискредитирующих царскую власть. Как настаивал Милюков при выработке стратегии блока, основной акцент должен делаться на патриотической риторике, на разоблачении «темных сил»: «Сосредоточить напор на Штюрмере (председатель Совета министров и министр иностранных дел. — И. А.)», упоминая, разумеется, и одиозного военного министра Сухомлинова. «Красная нить — наш патриотизм: они не могут довести [войну] до конца», — формулировал Милюков.
Речь Павла Николаевича 1 ноября предопределила стиль большинства оппозиционных выступлений в последующие месяцы, вплоть до Февраля 1917-го. Отталкиваясь от циркулирующих в обществе слухов о влиянии «темных сил» и намерениях «камарильи» заключить «сепаратный мир» с Германией ради предотвращения революции, Милюков неоднократно повторял риторический вопрос: «Что это, глупость или измена?» Помимо Штюрмера, оказавшегося главной мишенью критики, в связи с темой «немецкого засилья» и порочной дворцовой камарильи упоминалась (под прикрытием газетной цитаты на немецком языке) императрица Александра Федоровна. Сразу после выступления, на совещании кадетской фракции, Милюкову устроили овацию, выразив «горячую признательность за его блестящую речь»: «Благодарим и гордимся!»
Позже Милюков, как и другие лидеры оппозиции, признавал отсутствие надежных доказательств «разоблачений». Он отмечал, что и сам не имел однозначного ответа на вопрос о «глупости или измене», но «аудитория решительно поддержала своим одобрением второе толкование — даже там, где сам я не был в нем вполне уверен».
Под воздействием думской «бури и натиска» Николай II отправил в отставку Штюрмера, но принципиальных изменений политического курса не произошло, конфликт между властью и общественными силами оставался столь же острым. Многие политики, в том числе кадеты, затем будут упрекать Милюкова за то, что он увлекся опасной игрой, не просчитывая, как дискредитация власти (в том числе Верховной) отразится на «возбуждении» населения, на его готовности к революционным выступлениям. Угроза «революции» для него была только средством воздействия на власти и отчасти на своих единомышленников, которые, по выражению информаторов Департамента Полиции, испытывали непомерный страх перед революцией.
6.1. Кадетская партия: основание.
В октябре 1905 стал одним из основателей Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы), с марта 1907 - председатель Центрального комитета этой партии. Был признанным лидером кадетов, во время дискуссий между членами партии обычно занимал центристские позиции. «В партии было много незаурядных людей. Милюков поднялся над ними, стал лидером, прежде всего потому, что крепко хотел быть лидером . В нем было редкое для русского общественного деятеля сосредоточенное честолюбие. Для политика это хорошая черта». Являлся одним из авторов программы партии, считал, что Россия должна быть «конституционной и парламентской монархией».
Учредительный съезд партии конституционных демократов (кадетов) состоялся 12-18 октября 1905 г. в то время, когда в стране проходила Всероссийская октябрьская стачка. Во вступительном обращении к съезду Милюков подчеркнул, что цель съезда «созвать и формально провозгласить большую политическую партию в России», что конституционно- демократическое движение приобрело самостоятельное значение и отмежевалось от правых и левых сил, от «узкоклассовых» интересов помещиков и капиталистов и от «чисто классовой доктрины пролетариата». Свою партию Милюков объявил внеклассовой партией, продолжательницей «интеллигентских традиций». Основные программные положения партии строились на основе программы, опубликованной в «Освобождении», и сводились к установлению конституционного строя (форма правления, как говорили кадеты, их мало интересовала), необходимости увеличения земельной площади крестьян с частичным отчуждением частновладельческих земель и с «вознаграждением по справедливой оценке», к отмене сословных привилегий, равенстве всех перед законом, установлении свободы личности, слова, собраний и других демократических свобод. Национальная программа включала право на свободное культурное самоопределение. За Царством Польским признавалось введение автономного устройства с сеймом, за Финляндией - восстановление прежней конституции.
Во время съезда конституционных демократов правительством был издан Манифест 17 октября, в котором были обещаны конституция и выборы в Думу. С помощью Манифеста царизм стремился привлечь па свою сторону либералов. Оценка Манифеста со стороны разных политических сил была различной. Разъясняя сущность Манифеста, большевики, например, призывали все силы сосредоточить на подготовке вооруженного восстания. Октябристы признали обещания Манифеста и открыто стали на путь его поддержки. Правые кадеты также считали, что после Манифеста 17 октября Россия стала конституционной страной и созрели условия для образования конституционного правительства.
На Милюкова Манифест произвел «смутное и неудовлетворительное впечатление». Он считал, что формальное провозглашение в Манифесте политических свобод должно быть подкреплено реальными гарантиями. Пессимистическое отношение Милюкова к Манифесту отразилось и в резолюции съезда. Эта резолюция предлагала провести ряд политических реформ: отменить исключительные законы, издать избирательный закон для созыва Учредительного собрания, которое приняло бы конституцию, создать временный Деловой кабинет на подготовительный период до созыва законодательного народного представительства и создания правительства из парламентского большинства и провести амнистию по политическим и религиозным преступлениям.
Председатель Совета министров С. Ю. Витте пригласил Милюкова, как частное лицо, к себе на беседу для «некоторого рода экспертизы общего политического положения и возможных выходов из него».
Милюков высказал мысль о необходимости создать Деловой кабинет из серьезных и не дискредитированных в общественном мнении товарищей министров или иных членов администрации, реализовать обещания Манифеста 17 октября, опубликовать конституцию по типу болгарской или бельгийской, основанную на всеобщем избирательном праве.
После роспуска Первой Государственной думы в 1906 — один из авторов «Выборгского воззвания», в котором содержался призыв к гражданскому неповиновению. Однако, так как он не был избран депутатом, то воззвание не подписал и, в результате, получил возможность продолжать политическую деятельность (все «подписанты» были осуждены к тюремному заключению и потеряли право избираться в Думу).
В 1907—1917 — руководил работой кадетской фракции, которая позиционировала себя как «оппозиция Его Величества» (а не «Его Величеству»).
7. Революционный период.
Февральскую революцию Милюков предвидел. Он свидетельствовал, что революция сразу приняла вид не военного переворота, а подлинно народного восстания. Милюков не хотел вступать в переговоры с правительством, поскольку оно уже утратило власть. Вместе с тем он не считал возможным, чтобы Дума объявила себя властью, так как ей принадлежали законодательные, а не исполнительные функции правления. Милюков предложил остановиться на «реальном плане» разделения власти между представителями династии и Думой. Был создан Временный комитет членов Государственной думы для восстановления порядка. В его состав вошли М. В. Родзянко, В. В. Шульгин, В. Н. Львов, от кадетов Милюков и Н В. Некрасов. При этом Милюков надеялся на сохранение династии. Постановлением Временного комитета Думы было решено взять власть, отрешить от должности царских министров, заменив их комиссарами из состава членов Государственной думы. Из 24 комиссаров 11 были кадетами Кадеты в эти дни активно выступали среди народа, в войсках с целью предотвращения дальнейшего развития революции и сохранения своего влияния. 28 февраля Милюков весь день выступал в воинских частях.
1 марта 1917 г Временный комитет вынес решение об образовании Временного правительства во главе с князем Львовым. Милюкову была отведена роль министра иностранных дел. Ближайший сподвижник Милюкова А И Шингарев стал министром земледелия, А. А. Мануйлов - министром просвещения Эти трое составляли кадетскую часть Кабинета. Руководящая роль кадетов особенно проявилась во время переговоров Временного правительства и Совета рабочих депутатов, происходивших в ночь с 1 на 2 марта.
2 марта Милюков неоднократно выступал при встрече с представителями агентства Рейтер и Американского агентства, перед матросами, солдатами и рабочими в Таврическом дворце. Он говорил, что правительство выбрала революция, но что власть должна перейти к великому князю Михаилу Александровичу. Когда в Екатерининском зале в ответ на слова Милюкова о сохранении монархии возникли крики протеста, он сказал, что «это его личное мнение и форма государственного правления будет определена Учредительным собранием».
При встрече с великим князем Михаилом Александровичем на квартире Путятина он доказывал «что для укрепления нового порядка нужна сильная власть», что она должна опираться на «символ власти, привычный для масс». Этим символом власти служила монархия. Упорная приверженность Милюкова к сохранению монархии проявилась и на заседании кадетского ЦК, проходившего на второй день революции за завтраком у кадета М. М. Винавера: Милюков находился в состоянии полного отчаяния, крушения своих надежд и решил подать в отставку. Однако через несколько часов делегация в составе Винавера, Набокова и Шингарева убеждала его не делать этого. Он и сам чувствовал, что отказ невозможен.
На VII съезде кадетской партии (25-28 марта 1917) была принята резолюция, в которой конституционная монархия была заменена демократической и парламентской республикой. На этом же съезде одной из целей ближайшего будущего провозглашалась "борьба со всякого рода максимализмом и большевизмом". И действительно, акции, предпринятые кадетами в реальной действительности, и в печати направлены были против большевиков, их теории и программы.
Придя к власти в качестве министра иностранных дел, Милюков оставил в должности одного из двух товарищей министра иностранных дел А. А Нератова, вторым, вместо ушедшего в отставку А. А. Половцева, стал кадет Б. Э. Нольде, в течение долгого времени являвшийся советником бывшего министра иностранных дел С. Д. Сазонова. Помощником министра стал близкий к кадетам князь Г. Н. Трубецкой. Милюков начал свою деятельность с обращения к директорам Департаментов и отделов Продолжать работать на своих местах. Дипломатическая служба за границей также оставалась в целом в прежнем составе. Определяя свой внешнеполитический курс в телеграмме от 4 марта, направленной русским дипломатическим представителям за границей, в обращении Временного правительства к населению страны Милюков утверждал, что внешняя политика правительства остается неизменной - война до победного конца в единении с союзниками, что нет царской дипломатии и дипломатии Временного правительства, а есть одна дипломатия – «дипломатия союзническая, которую мы ведем вместе с союзными государствами, вместе с передовыми демократиями». После опубликования ноты Милюкова союзникам с обещанием сохранить верность своим обязательствам довести мировую войну до победы, 20 апреля начались в Петрограде стихийные демонстрации под лозунгом «Долой Милюкова!». В ответ на это последовали демонстрации с плакатами «Доверие Милюкову!», «Да здравствует Временное правительство!». 21 апреля демонстрации против Временного правительства и его политики продолжались с еще большей силой. Тысячи рабочих, солдат и матросов шли с лозунгами «Вся власть Советам!», «Долой войну!», «Опубликовать тайные договоры» Вечером того же 21 апреля состоялось совещание Временного правительства с Исполнительным комитетом Совета рабочих и крестьянских депутатов. Здесь и возникла в качестве альтернативы лозунгу «Вся власть Советам!» идея создания коалиционного правительства. В этих условиях Милюков вынужден был уйти в отставку. Ему предлагали сменить портфель, став министром народного просвещения, но он отказался. «Для меня было очевидно, - говорил Милюков в Думе 4 мая 1917 г, - что переменить портфель министра иностранных дел на портфель министра просвещения все-таки не значит освободить себя от ответственности за внешнюю политику, которую я вел в течение всей воины и которая известна всему свету. Такой ответственности я нести не могу. Вот почему я ушел». Однако это была не единственная причина ухода Милюкова из состава правительства. Главной причиной был кризис Временного правительства, проблема создания коалиционного правительства, разногласия с Керенским. Он был противником коалиционного правительства, его создание считал «весьма решительной» и одновременно «рискованной попыткой». Однако видел в случае его создания возможность положительных результатов - усиления власти и достижения единства, а главное, - возможность переломить настроение в армии в сторону избавления от пацифистских настроений. При этом он полагал, что члены Совета рабочих и солдатских депутатов, войдя в правительство, могут быть использованы для оказания давления на массы. И только решение этих задач оправдывало, с его точки зрения, созыв такого правительства. Историю февральской революции и свою роль в ней Милюков описал в книге, вышедшей первым изданием в Киеве в 1918 г. «История второй русской революции» в двух томах.
Свою политическую деятельность Милюков продолжал в качестве председателя ЦК кадетской партии, а также участвовал в политических организациях, в двух представительных собраниях, организованных вторым и третьим коалиционными правительствами.
На IX съезде кадетской партии (июль 1917) Милюков зачитал пространный доклад, резюме которого состояло в следующих словах: «...Нашу основную проблему мы сформулировали 15 июля: или Советы или Россия». Он подчеркивал, что кадеты, а к ним присоединился и Керенский, взяли курс на ликвидацию политической роли Советов. Съезд консолидировал силы контрреволюции и призывал к созданию правительства «сильной власти», независимой от «начал классовой борьбы и лозунгов явного и скрытого циммервальдизма». В июльские дни особенно проявилась контрреволюционная сущность кадетов, они стали инициаторами создания карательных отрядов, введения смертной казни на фронте, настаивали на применении жесточайших мер по отношению к большевикам.
Октябрьскую социалистическую революцию Милюков, естественно, воспринял враждебно. Находясь в эти дни в Петербурге, он «наскоро собрался» и вечерним поездом с семьей отправился в Москву. «Выдержав в московской засаде две недели безнадежной борьбы с восстанием красных и потерявши связь с членами ЦК», он двинулся туда, «куда вела тогда дорога всех, собиравшихся продолжить борьбу немедленно». Милюков продолжал борьбу от имени своей партии, объявленной Советской властью вне закона.
В конце ноября 1917 г. Милюков участвовал в тайном совещании военных представителей стран Антанты в Яссах, где обсуждался вопрос о формах помощи союзников в освобождении России от большевиков. Под чужим именем Милюков отправился в Новочеркасск, где принял участие в создании Добровольческой армии. Он сочувственно относился к заговору Корнилова и вступал с ним в контакты. В конце мая 1918 г. Милюков прибыл в оккупированный немецкими войсками Киев «искать более широких перспектив» и «организации антибольшевистского движения». Милюков вел переговоры с германским командованием с целью реставрации монархии. Его обвиняли в измене союзникам, германофильстве. Однако он преследовал одну главную цель - не допустить стабильности большевистского строя. Противоречия московских кадетов, верных союзническим обязательствам, и Милюкова с его теперь германской ориентацией означали лишь различные варианты одной и той же задачи - свергнуть Советскую власть.
В первые дни революции Милюкову, как и другим думским лидерам, приходилось много выступать на публике, перед толпами солдат, рабочих, просто активных обывателей. Обычно рациональный и «академичный» в речах, Милюков, оказываясь перед экзальтированной аудиторией, прибегал к далеко не профессорским ораторским приемам «уговаривания». Стремясь расположить к себе слушателей, он ставил вопросы, подразумевающие положительные ответы-заклинания.
Но гораздо более значимой была закулисная сторона деятельности Милюкова, касающаяся организации новой власти. От имени думского комитета он вел переговоры с контактной комиссией Исполкома Петроградского Совета о создании Временного правительства и его программе. В процессе изнурительного политического торга он стремился, чтобы на переходный период, до созыва Учредительного собрания, были созданы все условия для проведения Временным правительством умеренной, либерально-демократической политики, отвечающей «общенациональному», «надклассовому» смыслу революции.
Милюков был движущей силой интриги против М. В. Родзянко. Павел Николаевич, как и большинство лидеров блока, выступал против формальной связи правительства с Думой «третьего июня», которая уже «была тенью своего прошлого» и не могла считаться «фактором сложившегося положения». Фигура казавшегося чрезмерно «правым» октябриста Родзянко явно не вписывалась в компромисс с Исполкомом Петроградского Совета о формировании Временного правительства. Сказывалась здесь и напряженность личных взаимоотношений Родзянко и Милюкова, негласная борьба за лидерство над парламентской оппозицией. Милюков и ряд влиятельных деятелей думского комитета делали ставку на руководителя Земско-Городского союза князя Г. Е. Львова (впоследствии возникнут серьезные сомнения в правльности такого решения).
За исключением трудовика А. Ф. Керенского, Временное правительство состояло из политиков-либералов, доминировали кадеты. Как и предполагалось, Павел Николаевич стал министром иностранных дел. Днем 2 марта в Екатерининском зале Таврического дворца Милюков объявил об образовании правительства. То, что еще не был получен акт об отречении Николая II, не смущало лидеров демократического правительства, берущих на себя «всю полноту власти” (как исполнительной, так и законодательной). Обосновывая легитимность новых руководителей страны, Милюков нашел эффектный, в духе текущего момента ответ на вопрос «Кто вас выбрал?»: «Я мог прочесть в ответ целую диссертацию. Я ответил: «Нас выбрала русская революция!» Эта простая ссылка на исторический процесс, приведший нас к власти, закрыла рот самым радикальным оппонентам. На нее потом и ссылались как на канонический источник нашей власти».
Но, видя разгул революционной стихии в Петрограде, Милюков настаивал на сохранении монархии (разумеется, конституционной) — мол, населению необходима традиционная форма «исторической власти». 3 марта, на совещании деятелей думского комитета и членов Временного правительства, состоявшемся на квартире князя М. С. Путятина, только Милюков и лидер октябристов
А. И. Гучков возражали против отказа великого князя Михаила Александровича от престола. Лидер кадетов буквально умолял брата Николая II принять престол, убеждал коллег, что правительство без опоры на привычный символ власти «окажется утлой ладьей, которая потонет в океане народных волнений» и не доживет до Учредительного собрания. Павел Николаевич призывал действовать, срочно отправиться в Москву, где анархия еще не охватила армию, найти надежную вооруженную силу и, объявив о восшествии на престол Михаила, попытаться навести порядок. Милюкову как убежденному стороннику конституционной монархии, которая даже в условиях Февраля казалась ему самой надежной гарантией политической стабильности, обеспечения свобод и либеральных реформ, было трудно отказываться от «единственно верной» схемы. К тому же, по меткому выражению М. А. Алданова, в тот момент в «военно-политическом уравнении все величины были неизвестными». Да и спустя годы нельзя дать однозначный ответ: помогло бы формальное сохранение монархии остановить политическую радикализацию масс и создать твердую власть или, напротив, разбудило бы еще более разрушительную стихию.
Как бы то ни было, но Милюков, пригрозивший было отказом от вступления во Временное правительство, смирился с позицией подавляющего большинства кадетских лидеров. Милюков возглавил Министерство иностранных дел, что в любом случае было для него триумфом, к которому он шел всю жизнь.
Получив портфель руководителя российского внешнеполитического ведомства, Милюков чувствовал себя уверенно, резонно полагая, что профессионально уже давно готов к этой работе. Милюков не без удовольствия отмечал, что «был единственным министром, которому не пришлось учиться на лету и который сел на свое кресло в министерском кабинете на Дворцовой площади как полный хозяин своего дела». Он «ценил заведенную машину с точки зрения техники и традиции», и кадровые перестановки в МИДе были минимальны. Бывший оппозиционер не планировал принципиальных изменений во внешнеполитическом курсе: «Я исходил из мысли, что у нас нет царской дипломатии и дипломатии Временного правительства; у нас есть дипломатия союзническая». У нового министра иностранных дел были все основания полагать, что в умеренных общественных кругах России и в правительственных сферах стран-союзников он вызывает доверие, и его воспринимают как «знак того, что Россия не изменит обязательствам, которые она заключила, и целям, которые она себе поставила».
По стилю поведения и настроениям, демонстрируемым на публике, Милюков сполна соответствовал атмосфере «медового месяца революции», всеобщего «Праздника Свободы». Осуществилась давнишняя его мечта. Он — облеченный доверием народа, авторитетнейший в глазах народа, каким мнил себя в ту пору Милюков, руководитель внешней политики России...
7.1. Деятельность в Государственных Думах.
Деятельность Милюкова в Государственных думах России составила целую эпоху в его жизни и в жизни самой России.
Лидер партии, непререкаемый авторитет, умный и образованный человек, тонкий и проницательный политик, Милюков умело руководил кадетской фракцией во всех четырех Думах, хотя не являлся членом первых двух Дум. Его общение с депутатами Думы было постоянным, его мнений ждали, руководствовались ими в практической работе. Особая роль Милюкова в парламентских организациях России была не случайной не только в силу его политического лидерства, но главным образом в силу сущности того политического течения, той партии, которую он представлял. Особенности его личности - способность широко и объемно мыслить, видеть разные стороны предмета, возможные противоречия, умение находить при этом точки соприкосновения противоположных мнений, улавливать возможность компромиссов - все это обеспечивало русскому либерализму в его кадетской форме известную жизнеспособность и живучесть. Лидер партии был как бы олицетворением «кадетизма» и одновременно автором и творцом этой политической доктрины. Партия, основным программным положением которой было установление конституционного строя, оправданно и закономерно должна была погрузиться в парламентскую деятельность. Именно в этой области могли реализоваться политические устремления и идеалы кадетов. Именно поэтому Милюков так всепоглощающе отдавался дугой деятельности. Но он был реальный политик и прагматик. Реализм был основой его политической жизни. Прагматизм все подчинял одной цели. Милюков неоднозначно воспринимал условия российской действительности, размышлял о степени подготовленности России к конституционному строю, осмысливал ее опыт и современность, особенности реальной обстановки и окружающих его политических деятелей.
В сложной политической борьбе образовавшихся политических партий, в период, когда первая русская революция была подавлена, а самодержавие набирало силу, необходимо было выработать свою политическую линию. Необходимо было осуществлять и поддерживать определяемую самой логикой кадетской программы стабильность политической доктрины «средней линии», то есть такую парламентскую деятельность, существование которой зависело от соотношения правых и левых сил, их баланса.
Поэтому тактика стала стержнем политического поведения кадетов и их лидера. Только она могла обеспечить выполнение кадетской программы в конкретной и реальной политической борьбе. И не случайно выступления Милюкова на крупных политических форумах, съездах, конференциях, в Думах всегда начинались с доклада о тактике. Это происходило не от особого пристрастия к тактике и не от абсолютизации ее как средства политической борьбы, а от сущности его позитивной программы, основанной на реальном учете сил.
Однако, разумеется, не все действия кадетской партии и ее лидера можно объяснить достоинствами или недостатками избранной тактической линии. В реальной практике в поведении всех политических партий имелись ошибки, просчеты и заблуждения, связанные не только с проводимой ими тактикой, а, главным образом, с самой реальной действительностью и реальным соотношением сил. Под углом зрения этих исходных позиций и подходил Милюков к своей парламентской деятельности. Его политическое credo состояло в том, чтобы сохранить парламентаризм, существование и развитие которого он обуславливал исторической реальностью, разумеется, понимаемой им с точки зрения идеолога своей политической платформы.
На этом пути предстояли сложные политические комбинации, отступления, трюки, демагогия, что всегда сопровождают политическую деятельность. Однако при всех, казалось бы, видимых и действительно имеющих место противоречиях Милюкова он сохранял последовательность и верность своей основной идее - идее сохранения русского парламентаризма. Он был и политиком, и борцом, обнаруживая удивительные силу воли и упорство в достижении поставленной цели. Этим в значительной степени объяснялось существование русского парламентаризма до революционных событий 1917 года.
На работу первой Государственной думы Милюков воздействовал через своих друзей, единомышленников по партии М. М. Винавера и И. И. Петрункевича. Ход работы самой Думы он мог непосредственно наблюдать, присутствуя на ее заседаниях в качестве представителя прессы.
Тактика кадетов в Думе (первая Дума по своему составу была преимущественно кадетской) исходила из вполне определенных, четко обозначенных позиций: оставаться в сфере разумных расчетов и в рамках законности, осуществлять принцип солидарности между отдельными общественными течениями. Это последнее положение Милюков образно ассоциировал с «крещением корабля», описанным в одном из рассказов Киплинга: «признание общей связи как результат борьбы и трение отдельных частей новой, только что налаженной машины».
Ход работы Думы - особенно отказ царя принять думскую делегацию с ответом на тронную речь и содержащим требование законодательной, а не законосовещательной Думы, а также разногласия с трудовиками по аграрному и другим вопросам заставили лидера кадетской фракции корректировать свою позицию. Кадеты начали вести себя более решительно - перешли к критике правительства и объявили, что их «дороги» с «друзьями слева» расходятся. При этом «руководство общим направлением реформы, - указывал Милюков, - должно быть оставлено в руках государства. Отсюда следовала со стороны кадетов и со стороны правительства обоюдная тенденция к сближению. Это выразилось в их переговорах в мае-июле 1906 г.
Переговоры с П. А. Столыпиным, на которых присутствовал симпатизировавший Милюкову министр иностранных дел А. П. Извольский, не были конструктивными. Столыпин вел переговоры не по существу, а полуиронически объяснял» Милюкову, что «министр внутренних дел есть в то же время шеф жандармов, выполняющий непривычные для интеллигенции функции». Извольский молчал, и в разговоре с Милюковым «сокрушался о том, что русская власть всегда начинает понимать положение слишком поздно».
В правительственном «Новом времени» после этих переговоров было сообщено, что принятие предложении Милюкова (то есть конституционной программы), «грозит гибелью России». 8 июля Николай II подписал указ о роспуске Думы.
Главную задачу партии Милюков видел в подготовке к выборам во II Государственную думу. Сам он не смог баллотироваться в Думу из-за своего ценза, хотя предпринимались попытки изменить этот ценз по линии общества, печатавшего его книги. Но он был привлечен к следствию за подписание «Выборгского воззвания», и тем самым лишался этого права.
В итоге выборов во II Думу кадеты потеряли 80 депутатских мандатов, произошел рост представителей правых и левых партий. У Милюкова не осталось в среде думской фракции старых «тесных связей», «не оставалось и тех надежд, которые заставляли прочно запереться в ее колесницу». И тем не менее он не отходил от позиции «главного рупора и толкователя деятельности фракции». Продолжение строго парламентской деятельности Милюков связывал с «приспособлением к новым условиям», что означало изменение тактики. Милюков предлагал перейти от тактики «штурма» к тактике «правильной осады» самодержавия, сосредоточиться на законодательной работе, воздерживаясь от прямого выражения недовольства правительству, и образовать в Думе парламентское большинство. Новый тактический лозунг – «правильная осада» самодержавия в практической работе стал для Милюкова лозунгом «беречь Думу». Поэтому кадетская фракция уклонилась от выражения недоверия правительственной декларации Столыпина, так как в противном случае Дума могла быть закрыта. Этим определялось и решение других вопросов: об амнистии, об отмене смертной казни, о помощи безработным, аграрный вопрос и др. «Формула перехода» - уклонение от решения, снятия с повестки дня, передача в Комиссии - избранный кадетами метод решения многих вопросов во II Думе, санкционированный лидером партии. Милюков, например, считал провокационной постановку в Думе вопроса об отмене смертной казни за политические убийства, так как Дума была неоднородной и не могла дать однозначного решения; разногласия по этому вопросу дали бы повод для закрытия Думы. Столыпин решил воздействовать на Милюкова «Если Дума осудит революционные убийства, - говорил ему Столыпин, - то он готов легализовать партию народной свободы» Милюков отвечал, что он не может распоряжаться партией, «что для нее это есть вопрос политической тактики, а не существа дела. В момент борьбы, она не может отступить от занятой позиции и стать на позицию своих противников, которые притом сами оперируют политическими убийствами». Манифестом 3 июня 1907 г Дума была распущена.
Милюков был озабочен подготовкой к выборам в новую, третью Думу. Третьеиюньский государственный переворот обеспечил переход от Думы с кадетским «центром» к Думе с «центром октябристским» Октябристы в III Думе становились «партией центра», то есть тем, чем были кадеты в первых двух думах, от решающего голоса которых зависело голосование. Два думских большинства - правооктябристское и октябристско-кадетское - примечательная особенность третьеиюньской системы. Определяя тактику партии, Милюков писал: «Мы решили всеми силами и знаниями вложиться в текущую государственную деятельность народного Правительства».
Третья Дума была наполнена «черновой», будничной работой. В качестве руководителя фракции, уже будучи полноправным членом Думы, Милюков выступал в Думе по всем вопросам от конституционно-политических, национальных, вероисповедальных до вопросов народного образования, авторского права и бюджета. Но главной его темой стали вопросы иностранной политики, по которым в Думе у Милюкова не было конкурентов. В первые же заседания Думы кадеты стали предметом яростной атаки со стороны сторонников государственной власти. Пуришкевич заявлял, что кадеты - самый опасный элемент, поскольку они умные и политически образованные люди. И, естественно, что Милюков, как признанный руководитель «инкриминированного направления», сделался главной мишенью атаки Милюкову устраивали обструкции, в его адрес сыпались оскорбительные реплики Активное недружелюбие к Милюкову неоднократно на заседаниям Думы выражал и Гучков. В этой обстановке сложно было регулировать отношения с правыми и левыми силами. Милюков продолжал линию на сохранение контактов с властью, необходимых для ведения парламентской работы в рамках государственности. При обсуждении правительственной декларации Столыпина, который сказал, что «историческая самодержавная власть и свободная воля монарха - драгоценнейшее достояние русской государственности», Милюков, хотя и возражал ему, но заключил, что «никто не предлагает фракции открыть атаку».
Подобные факты не лишали кадетскую фракцию самостоятельности стратегической позиции. Милюков критически относился к указу 9 ноября 1910 г., к столыпинской аграрной политике, а также не поддерживал аграрный проект трудовиков о национализации земли, придерживаясь кадетского программного положения о частичном отчуждении земли. Он четко провозгласил и свое отношение к левым партиям и методам их борьбы: «У нас и у всей России - есть враги слева».
Особую позицию занимал Милюков в славянской проблеме, широко обсуждаемой в эти годы. Во главу угла он ставил государственные интересы России, в то же время обосновывал необходимость нового подхода к славянской проблеме, замены грубых методов панславизма гибкой политикой равенства, культурно-экономического сближения всех славянских стран. Будучи постоянным и почти единственным оратором в Думе по балканским вопросам, сохраняя свои симпатии к освободительным стремлениям балканских народов, он считал необходимым «вставить в более широкие европейские рамки» решение этого вопроса с учетом различных линий международной политики
В эти годы Милюков в составе парламентской делегации ездил в Англию демонстрировать «русский конституционный строй». Он совершил свою третью поездку в Соединенные Штаты, читал лекции, выступал перед членами Конгресса. «Это был зенит моей популярности в Америке», - вспоминал он впоследствии.
Милюков вновь озабочен был предстоящей деятельностью в IV Государственной думе. В обстановке нестабильности правительственной власти и нового подъема революционных сил он проводил свою линию середины. Тактика партии была направлена на создание кадетско-октябристского единства, способного к «органическому» законодательству. В этой связи прочерчивалась линия критического отношения к правительству и стремление подчинить левые силы, в частности, социал-демократию своему влиянию.
Обещание М. В Родзянко, что Дума будет осуществлять положение Манифеста 17 октября и одновременно сохранять основы государственности, Милюков оценивал как "законодательный потоп" и противоречивость. Он резко осуждал министра внутренних дел И А. Маклакова и председателя Совета министров М. Л Горемыкина за наступления на законодательные права Думы. Обращаясь к правительству, Милюков предостерегал его, что в случае бездеятельности Думы возможен новый подъем революционной борьбы. «Чего вы ждете? Вы ждете того, что ваше опоздание станет похоже на опоздание русского абсолютизма перед 17 октября. Вы хотите кончить тем, что требования демократии станут живее, сильнее, настойчивее и опять, после периода успокоения, явятся на сцену насильственные формы, насильственные приемы, средства борьбы? И вот тогда вы будете думать, что пора успокаивать, что нужно для «успокоения» и «спасения короны» прийти к этому последнему средству».
В условиях усиления рабочего и крестьянского движения Милюков призывал к примирению большевиков с ликвидаторами при лидерстве последних и победе реформистских тенденций в социал-демократическом течении.
К лету 1914 г., то есть к началу первой мировой войны, в Думе царили разногласия, недоверие и недовольство. В начале войны Милюков выступал ее противником. Однако вскоре стал сторонником доведения войны до победного конца. В этой ситуации Милюковым был провозглашен лозунг «священного единения» с правительством, «с которым мы боролись». Его речь в Думе по этому поводу с призывом отказаться на время войны от оппозиции и объединить усилия в едином патриотическом порыве была встречена овацией, аплодировали и члены царского правительства.
Для Милюкова эта война была войной с германским милитаризмом и войной за усиление внешнеполитического влияния России, связанного с ее усилением на Балканах и присоединением константинопольских проливов, за что он получил прозвище «Милюков-Дарданелльский». В августе 1915 г. был создан Прогрессивный блок - межпартийная организация в рамках Думы. Создание этого объединения диктовалось необходимостью организовать оппозиционные силы для давления на правительство с целью доведения империалистической войны до конца, предотвратить назревающий в стране революционный взрыв. Милюков - автор и лидер этого блока. «Это был кульминационный пункт моей политической карьеры», - писан он. Милюков составил программу блока, выбирая, по его словам, то, что «могло объединить Думу». В программе coдержалось требование создать новое правительство - министерство «общественного доверия», изменить методы управления страной. В ответ на создание Прогрессивного блока 3 сентября царь издал указ о закрытии Заседаний Думы. Милюков приходил к убеждению, что парламентская борьба использовала все свои возможности.
В перерыве до открытия сессии Думы Милюков в составе парламентской делегации ездил в Швецию, Норвегию и Англию. «Мне лично, - писал он, - представлялась здесь возможность подкрепить удельный вес русских прогрессивных течений публичным европейским признанием и открыть таким образом нашему влиянию новую дверь в тот момент, когда перед нами захлопывалась другая». В этой поездке Милюков был на приеме у английского короля Георга V, у Ллойд-Джорджа Сенатом Кембриджского университета он был возведен в звание почетного доктора, затем в мантии из красного бархата и в берете в торжественной процессии он прошел по улицам города.
По возвращении в Россию при открытии Думы 1 ноября Милюков произнес свою знаменитую речь, в которой решительной критике подверг правительство Штюрмера, его политику, императрицу, распространявшиеся в обществе слухи об измене России в войне и т. д.
1 ноября1916 Милюков с трибуны Государственной Думы обвинил императрицу Александру Фёдоровну и премьер-министра России Бориса Штюрмера в подготовке сепаратного мира с Германией. Обвинения в государственной измене Милюков обосновал заметками в иностранных газетах, рефреном выступления были слова «Что это, глупость или измена?»
Павел Милюков: «Я вам называл этих людей — Манасевич-Мануйлов, Распутин, Питирим, Штюрмер. Это та придворная партия, победою которой, по словам «Нейе Фрейе Прессе“, было назначение Штюрмера: „Победа придворной партии, которая группируется вокруг молодой Царицы“».
Здесь же, прямо на заседании Государственной Думы Милюков был назван в лицо клеветником.
Милюков сознательно использовал клевету с целью подготовки к государственному перевороту, о чём впоследствии сожалел.
7.2. Министр иностранных дел
В первом составе Временного правительства (март-май 1917) Павел Николаевич Милюков был министром иностранных дел. Одним из первых распоряжений Милюкова на посту было распоряжение посольствам оказывать помощь возвращению в Россию эмигрантов-революционеров.
Выступал за выполнение Россией своих обязательств перед союзниками по Антанте и, следовательно, за продолжение войны до победного конца. Его нота с изложением этой позиции, отправленная союзникам 18 апреля, вызвала негодование левой части политического спектра — большевики и их союзники устроили демонстрации в столице. Воспользовавшись возникшим кризисом, оппоненты Милюкова в правительстве, в частности, Г. Е. Львов и А. Ф. Керенский добились создания коалиционного кабинета министров с социалистами, в котором Милюкову был отведён второстепенный пост министра народного просвещения. Отказался от этой должности и вышел из состава правительства.
Продолжил политическую деятельность в качестве лидера кадетской партии, поддерживал Корниловское движение (после поражения Корниловского выступления был вынужден уехать из Петрограда в Крым), резко негативно отнёсся к приходу к власти большевиков, был последовательным сторонником вооружённой борьбы с ними.
В качестве министра иностранных дел Милюков сразу столкнулся с неразрешимым противоречием - между официальной трактовкой демократической властью нового смысла и задач участия России в войне и реальными настроениями масс. Февральский переворот идеологически обосновывался элитой как «акт национальной самозащиты», как «народно-русская» революция, стихийный протест против «изменнического» царизма, ведущего страну к разгрому и порабощению «кайзеровской Германией». Преувеличивая степень «патриотизма» населения, внушая и себе, и обществу иллюзию о готовности «граждан Свободной России» бороться с внешним противником до победного конца, деятели Временного правительства рассчитывали вызвать в массах прилив энтузиазма, поднять боевой дух армии. Милюков — один из наиболее рьяных проповедников подобной идеологии. Как нарушение союзнических обязательств он гневно отметал любые мысли о том, что России нужно попытаться ускорить заключение мира, поскольку она просто не способна продолжать войну. Для Павла Николаевича был неприемлем отказ (хотя бы только на словах!) от прежних договоренностей о послевоенных геополитических интересах России. Милюков был намерен любой ценой обеспечить выполнение «секретных договоров» (прежде всего это касалось получения Россией Константинополя и контроля над проливами Босфор и Дарданеллы).
Считавшийся сторонником политических компромиссов, Милюков был непримирим в вопросах международных отношений и российского внешнеполитического курса. И не случайно впоследствии многие политики будут приводить это как свидетельство «догматичности», «доктринерства», «упрямства» лидера кадетов, неспособности быть «реальным политиком», трезво оценивающим ситуацию. Даже военный и морской министр Гучков (гораздо более правый по своим взглядам) указывал на отсутствие у Милюкова понимания сложившейся ситуации: русская армия не может далее вести войну.
Лидер кадетов очутился в положении, когда он должен лавировать, примиряя собственные представления о внешней политике с решением дипломатических задач и, главное, с необходимостью учитывать непростую внутриполитическую конъюнктуру. Союзники в лице руководителей дипломатических миссий настаивали, чтобы Временное правительство однозначно заявило о намерении России выполнять все союзнические обязательства. В свою очередь, руководители Петросовета требовали, чтобы правительство в специальной, для «внутреннего употребления», декларации четко сказало об отказе от «империалистических стремлений» и готовности безотлагательно предпринять шаги по достижению всеобщего мира. Они утверждали, что такое заявление поднимет боевой дух «революционной армии» и хоть как-то удержит ее от разложения. Интересно, что с аналогичных позиций пытались скорректировать внешнеполитический курс Милюкова и его коллеги по правительству. Наиболее активным критиком Милюкова был «заложник демократии» А. Ф. Керенский, которого неизменно поддерживали М. И. Терещенко,
Н. В. Некрасов, А. И. Коновалов (связанные с ним масонскими узами). Более того, вскоре к интригам против Милюкова подключились союзники — особенно британский посол Джордж Бьюкенен. Он делал ставку на Керенского и Терещенко — первый рассматривался как будущий военный министр, второй — как глава МИДа. В отличие от непопулярного в народных массах Милюкова, они, казалось, имели больше возможностей удержать Россию от выхода из войны, увлечь армию идеями «революционного оборончества», восстановить дисциплину. При этом молчаливо подразумевалось: если Россия под давлением внутриполитических обстоятельств откажется от «империалистических» требований, то союзники, разумеется, не будут этому противиться.
28 марта было опубликовано составленное Милюковым и утвержденное правительством и контактной комиссией Исполкома Петросовета «Заявление о целях войны». Декларация предназначалась для граждан России — попытки придать ей характер дипломатического акта Милюков решительно пресек. Требуемая «революционной демократией» формула «без аннексий и контрибуций» заменялась в тексте эвфемизмами, которые могли толковаться по-разному. Правительство провозглашало: «Предоставляя воле народа (то есть Учредительному собранию. — И. А.) в тесном единении с союзниками окончательно разрешить все вопросы, связанные с мировой войной и с ее окончанием, Временное правительство считает своим правом и долгом ныне же заявить, что цель свободной России — не господство над другими народами, не отнятие у них их национального достояния, не насильственный захват чужих территорий, но утверждение прочного мира на основе самоопределения народов. Русский народ не добивается усиления внешней мощи своей за счет других народов, как не ставит своей целью ничьего порабощения и унижения». К радости Милюкова, в текст удалось включить слова о том, что «русский народ не допустит, чтобы родина его вышла из великой борьбы униженной, подорванной в своих жизненных силах». Говорилось также о намерении правительства «ограждать права нашей родины, при полном соблюдении обязательств, принятых в отношении наших союзников». За последней формулировкой можно было понимать и соблюдение условий пресловутых «секретных договоров».
Толчком к отставке Милюкова стала публикация ноты Временного правительства к союзникам, по сути повторявшей «Заявление…» от 28 марта. Уличные беспорядки, спровоцированные большевиками 20—21 апреля, стали удобным аргументом как для лидеров Исполкома Петроградского Совета, так и для большинства министров: фигура Милюкова непопулярна в массах из-за его бескомпромиссности по вопросу о «войне до победного конца», и он должен уйти в отставку. Предложение занять пост министра просвещения Милюков отверг с возмущением. Он выступил и против идеи создания коалиционного правительства, убеждая премьера Г. Е. Львова в необходимости разрыва с Советом и принятия суровых мер по наведению порядка и, в частности, борьбе с большевиками.
В принципе Милюков с самого начала «не считал своего положения прочным» и был психологически готов к отставке. Наверное, не случайно Павел Николаевич отказался переезжать в роскошную квартиру министра иностранных дел в здании министерства, как это было заведено у его предшественников. Когда приходилось допоздна оставаться в министерстве, он ночевал в маленькой комнатке для служащих, куда распорядился поставить кровать. При Милюкове в министерстве почти не устраивались приемы. Разве что вскоре после Февральской революции, в Страстную пятницу, коллеги по кадетской партии пришли поприветствовать Милюкова, а заодно отметить Пасху (кстати, Павел Николаевич всегда был человеком нерелигиозным и не имел привычки ходить в церковь). А. В. Тырковой-Вильямс запомнилась неожиданная просьба, с которой Анна Сергеевна обратилась ко всем приглашенным. «Только знаете, — прибавила она извиняясь, — сейчас так трудно достать провизию, что нам приходится просить гостей принести кто что может». Своеобразное впечатление производило праздничное застолье: «Накрыт стол был чудесно: фарфор, стекло, серебро — все по-министерски. И несколько живописных статуеобразных лакеев в ярких ливреях стояли вдоль стен, как живые напоминания о пышности минувшего режима. На их невозмутимых лицах не промелькнуло ни тени удивления или насмешки, когда мы стали, шурша жирными бумажками, разворачивать наши пакетики и беспорядочно раскладывать их по тарелкам. Анна Сергеевна суетилась, бегала вокруг стола, подставляла тарелки. Было похоже на студенческую пирушку, а не на министерское разговенье». Сходную картину представлял и единственный «дипломатический» обед 1 мая, накануне отставки Милюкова, — поводом был отъезд из России посла Франции Мориса Палеолога. По свидетельству Павла Николаевича, «общее настроение было похоронное».
7.3. Долгое осмысление.
Покинув Временное правительство, Милюков ничуть не умерил политической активности. Главный вопрос — о продолжении участия в войне России — Милюков все более жестко ставил во взаимосвязь с проблемой подавления анархии и пресечения деятельности большевиков. Милюков неутомимо разоблачал происки внешних и внутренних врагов. Он утверждал, что «выгодная для Германии формула» — «мир без аннексий и контрибуций» — завезена из Берлина через Швейцарию. Враги России «заблаговременно заготовили против нас духовную отраву и отравителей и доставили то и другое». Для Милюкова большевики — «люди, заведомо находящиеся на службе у Германии». Он призывает всеми силами прекратить «дьявольски умелую пропаганду наших врагов», которая попадает на такую чрезвычайно благоприятную почву, как «смертельная усталось» солдатских масс. В своих разоблачениях «немецкой интриги» Милюков утверждал, что «германские деньги» способствовали удалению его самого и А. И. Гучкова из первого состава Временного правительства. Заметим, что и в массовой пропагандистской литературе подчас проводились характерные ассоциации. Милюков в Думе «обличал измену Штюрмера и преступность Протопопова», и «за это Царское Правительство хотело судить Милюкова», а в апреле 1917 года Милюкову пришлось уйти в отставку из-за происков «большевиков-ленинцев и интернационалистов», то есть «немецких агентов».
Летом 1917 года, наблюдая усиление большевизма, безудержный рост разложения в армии и тылу, бессилие коалиционного Временного правительства и считая неудачи на фронте следствием всего этого, Милюков включается в поиск путей установления «твердой власти». Как и многие политики-либералы, умеренные общественные деятели, представители деловых кругов, он связывает надежды с фигурой генерала Л. Г. Корнилова. Милюков поддержал предлагаемую Корниловым программу наведения порядка, о чем прямо заявил
14 августа на Государственном совещании в Москве. И тогда, и в последующем, анализируя события русской революции, Милюков был убежден, что существовала только одна альтернатива — Корнилов или Ленин. В то же время, встречаясь с Корниловым, лидер кадетов убеждал его в недопустимости разрыва с Керенским. Контрреволюцию как отрицание либерально-демократических завоеваний Февраля 1917-го лидер кадетов однозначно отвергал.
27 августа, когда Керенский неожиданно объявил о мятеже Корнилова и назвал его государственным изменником, Милюков попытался выступить посредником, предлагал Александру Федоровичу содействие в урегулировании «недоразумения», выражал готовность поехать для этого в Ставку.
Но в итоге сам Милюков был фактически выслан из Петрограда — в Крым!
30 августа Керенскому принесли текст передовицы Милюкова, снятой из верставшегося номера «Речи» типографскими рабочими, — в ней Павел Николаевич недвусмысленно высказывался в поддержку Корнилова. Керенский был взбешен и, вызвав к себе наиболее влиятельных в партии кадетов В. Д. Набокова и М. М. Винавера, предложил им «деликатную миссию» — убедить Милюкова временно уехать за границу или в Крым. Керенский объяснял, что собирается сформировать новое правительство с участием кадетов, но опасается, что фигура Милюкова, продолжающего активно заниматься политикой, вызовет в массах негативное отношение ко всей «комбинации». «Я отдавал себе отчет, что все поступки лидера кадетов Милюкова, каждая статья, которую он написал, каждая речь, которую он произнес, вызовут новую волну возмущения, как это уже было в марте и апреле», — вспоминал Керенский.
Приход к власти большевиков Милюков воспринял как почти что случайный эпизод и считал, что долго они не продержатся. В дни Октябрьского переворота Павел Николаевич уезжает из Петрограда в Москву, где включается в организацию антибольшевистских сил. Не дожидаясь открытия Учредительного собрания, членом которого он был избран, Милюков отправляется на Дон, в Новочеркасск, и участвует в формировании Добровольческой армии под началом М. В. Алексеева. Цели и принципы белого движения были сформулированы в Декларации Добровольческой армии, написанной Милюковым. Но вскоре он расходится с вождями Добровольческой армии. Неприятие Милюкова вызвали, в частности, попытки Корнилова единолично сформировать управление, не связывая себя поддержкой прибывших на Дон политических деятелей. Павел Николаевич был убежден, что без участия политических партий военные власти не найдут у населения сочувствия. В начале 1918 года, покинув Новочеркасск, он добирается до Киева и совершенно неожиданно вступает в контакт с командованием германских войск. Милюков уверен, что их армия, оккупирующая Украину, — единственная реальная сила, и с ее помощью можно занять Петроград и Москву, свергнуть Советы и создать «всероссийскую национальную власть». Коллеги по ЦК партии кадетов были потрясены столь радикальной переориентацией своего лидера. Милюков в ответ отказывается от обязанностей председателя ЦК. Впрочем, уже осенью 1918 года, после капитуляции Германии, разногласия потеряли практический смысл.
Очередной тактический поворот Милюкова приходится на конец 1919-го — начало 1920 года. Павел Николаевич разочарован в белом движении и не видит перспектив вооруженной борьбы. Эти настроения находят отражение и в редактируемом им ежемесячном журнале «New Russia», издававшемся в Лондоне на английском языке. Но и в случае с провозглашением в 1920 году «новой тактики», в которой большая часть эмиграции усмотрела «примирение с большевизмом», на Милюкова-политика оказывал огромное влияние Милюков-историк с его способностью к глубокому, трезвому анализу. Подготовив за годы Гражданской войны фундаментальный трехтомный труд «История второй русской революции», Павел Николаевич по-новому осмыслил многие процессы, определившие характер революции 1917 года и сделавшие закономерной победу большевиков. Важнейшим фактором он называет поведение народных масс, в отношении к которым российская политическая элита (за исключением большевиков, оказавшихся циничными, жестокими, но притом реальными политиками) продемонстрировала полную несостоятельность. Не боясь вступить в диссонанс с идеологическими установками, характерными в целом для эмиграции, Милюков утверждает: революция имела глубинные социальные корни, связанные с историческим прошлым России и предопределяющие теперь ее будущее.
Доклад «Что делать после Крымской катастрофы?», с которым Милюков выступил в декабре 1920 года, ознаменовал идеологическое оформление «новой тактики». Фактически Милюков шел на раскол партии, поскольку почти все кадетские лидеры считали его позицию ошибочной (и вскоре им был создан надпартийный Республиканско-демократический союз (объединение)). Отстаивая установки «новой тактики», Милюков утверждает, что принесенные революцией изменения в социальной и политической системе необратимы. Вооруженная борьба с большевиками невозможна, в первую очередь по причине ее непопулярности у населения, уставшего от кровопролитной гражданской войны, — поэтому ратующие за ее продолжение эмигрантские организации не имеют никаких шансов на поддержку в России. Главная ставка должна делаться на разложение большевистского режима изнутри. Не переоценивая силы оппозиции, сохранившейся в Советской России, Милюков основную надежду возлагал на широкие слои населения — на крестьян-собственников и городскую «мелкую буржуазию». Введение нэпа представлялось как свидетельство эволюции режима, которая может привести его на путь Термидора. В появлении многомиллионных слоев населения, заинтересованных в «свободной экономической деятельности», в неотвратимо возникающих «мелочах жизни», он усматривал возрастающую угрозу для большевистских правителей, пытающихся сохранить диктатуру. Возврат к монархии впредь невозможен. Антикоммунистические силы, рассчитывающие на победу, должны гарантировать сохранение завоеваний революции. Полученная крестьянами земля должна остаться в их распоряжении, надлежит и далее решать «рабочий вопрос», проводя государственную политику охраны наемного труда, особое внимание следует уделять народному просвещению. Как показали последующие события, все эти надежды на «внутреннее преодоление большевизма» оказались утопией — демократическая эмиграция вновь недооценила коммунистический режим и его «умение властвовать».
В начале 20-х годов Милюков подвергался не только нападкам в правой печати, но и угрозам физического насилия со стороны монархистов. Товарищи по партии отмечали, что Милюкову всегда был чужд «рефлекс страха». К примеру, он отказывался от охраны после первой русской революции, когда черносотенцы устраивали на него охоту, сохранял хладнокровие перед агрессивными толпами и анархиствующей «красой и гордостью» в 1917 году. Тем не менее в первые годы эмиграции Павлу Николаевичу приходилось жить на конспиративных квартирах. О реальности угроз можно судить хотя бы по совершенному на него покушению в зале Берлинской филармонии 28 марта 1922 года, во время выступления с лекцией. Милюков чудом уцелел, но от пуль террористов погиб В. Д. Набоков.
С 1 марта 1921 года по 14 июня 1940 года, то есть до дня вступления в Париж немецких войск, — Милюков являлся главным редактором ежедневной газеты «Последние новости». Газета была приобретена в собственность группой Милюкова (годом ранее она начала выходить как беспартийное, информационное издание, но не смогло завоевать популярности). С появлением Милюкова у издания оформилось «политическое лицо», и вскоре «Последние новости» превратились в «большую», солидную газету европейского уровня. Как свидетельствуют документы бухгалтерии «Последних новостей», в первое время Милюков вкладывал значительные личные средства в развитие газеты. Либеральные «Последние новости» считались самым читаемым печатным органом эмиграции. В газете публиковались И. А. Бунин, А. М. Ремизов, Б. К. Зайцев, М. А. Алданов, М. И. Цветаева, В. В. Набоков, З. Н. Гиппиус, А. Н. Бенуа… Как и в «Речи», каждый номер открывался передовицей Милюкова — они были незаменимым пропагандистским орудием в его политической борьбе.
8. Деятельность в эмиграции
В ноябре 1918 выехал в Западную Европу, чтобы добиться от союзников поддержки Белого движения. Жил в Англии, с 1920 — во Франции, где возглавлял Союз русских писателей и журналистов в Париже и совет профессоров во Франко-русском институте. Разработал «новую тактику», направленную на внутреннее преодоление большевизма, отвергавшую как продолжение вооружённой борьбы внутри России, так и иностранную интервенцию. Считал необходимым союз с социалистами на основе признания республиканского и федеративного порядка в России, уничтожения помещичьего землевладения, развития местного самоуправления. Против «новой тактики» выступили многие коллеги Милюкова по партии — в результате в июне 1921 он вышел из неё, став одним из лидеров Парижской демократической группы Партии народной свободы (с 1924 — Республиканско-демократическое объединение). Подвергался нападкам со стороны монархистов, которые обвиняли его в организации революции и, 22 марта1922 пытались убить (тогда Милюков остался жив, но погиб известный деятель кадетской партии В. Д. Набоков).
С 27 апреля 1921 по 11 июня1940 редактировал выходившую в Париже газету «Последние новости» — одно из наиболее значимых печатных изданий русской эмиграции. В эмиграции занимался историческими исследованиями, опубликовал «Историю второй русской революции», труды «Россия на переломе», «Эмиграция на перепутье», начал писать «Воспоминания», оставшиеся незавершёнными. Продолжал критически относиться к большевикам, но поддерживал имперскую внешнюю политику И. В. Сталина — в частности, одобрял войну с Финляндией, заявив: «Мне жаль финнов, но я за Выборгскую губернию». В канун Второй мировой войны утверждал, что «в случае войны эмиграция должна быть безоговорочно на стороне своей родины».
Во время войны был решительным противником Германии, незадолго до смерти искренне радовался победе советских войск под Сталинградом. Умер в Экс-ле-Бен, похоронен в Париже.
В эмиграции Милюков продолжал много писать. Заметным явлением стала двухтомная работа “Россия на переломе”, посвященная гражданской войне и начальному периоду большевистского режима. Вернувшись после долгого перерыва к научной деятельности, Милюков основательно переработал “Очерки по истории русской культуры” (первый том “распух” почти в два раза). “Юбилейное” издание “Очерков…” вышло в Париже в 1936 году — спустя 40 лет после публикации первого тома. Множество статей было написано Милюковым для Британской энциклопедии. Вынужденный постоянно думать о зарабатывании денег на жизнь, Павел Николаевич часто выступал с платными лекциями по русской истории во многих странах Европы, в университетах США.
В 1935 году скончалась Анна Сергеевна. Впервые друзья видели Милюкова буквально убитым горем. Но не напрасно и раньше у Павла Николаевича была репутация человека с железной выдержкой и самообладанием (его называли даже “каменным котом”!). Спустя несколько месяцев Милюков женился на Нине Васильевне Лавровой. С “молоденькой миловидной дамой” он познакомился еще в 1912 году на вокзале, ожидая поезд. Мимолетная встреча переросла в продолжавшиеся более двух десятилетий близкие отношения. Объединяло их и общее увлечение музыкой — Лаврова оказалась “прекрасной музыкантшей, обладавшей не только блестящей техникой, но и тонким музыкальным вкусом, развитым серьезной консерваторской школой”. Из своей маленькой, скромно обставленной квартирки Милюков переехал в просторную, ухоженную квартиру на бульваре Монпарнас. Несмотря на внешнюю “буржуазность” нового жилища, он сохранил привычную для себя обстановку кабинета — стены сплошь заставлены книжными полками, кресла завалены грудами газет, на рабочем столе бесчисленные бумаги, рукописи, письма. И здесь же, на краешке стола, Милюков предпочитал наскоро обедать. Бытовая сторона жизни, не слишком волновавшая Павла Николаевича в России, в изгнании играла для него еще меньшую роль — она исчерпывалась сохранением привычного кабинетного микромира.
Оставшись в 1940 году в свободной от немецкой оккупации части Франции, Милюков сначала жил в Виши, затем — в Монпелье, а весной 1941 года переехал в Экс-ле-Бэн — маленький городок на границе со Швейцарией. Павел Николаевич не хотел уезжать в США, куда его приглашали, — он верил в близкую победу над фашистской Германией, мечтал, что сможет вскоре возродить “Последние новости”. Милюков начал писать воспоминания, которые так и не успел завершить. Он внимательно следил за военными действиями на Восточном фронте и желал успеха советским войскам. Огромную радость принесла победа под Сталинградом. Тогда Милюков написал свою последнюю статью — “Правда о большевизме”, в которой прямо заявил о солидарности с советским режимом. Милюков был убежден, что для поколений, сформировавшихся в России уже в условиях послереволюционной действительности, коммунистический режим в полной мере органичен, близок и понятен.
Дон-Аминадо, фельетонист “Последних новостей”, вспоминал о встрече с Милюковым в 1942 году, в дешевеньком номере “Международной гостиницы” в Экс-ле-Бэн:
“Милюков и болел, и умирал, как тургеневский Базаров, любимый его герой.
Никогда не жаловался, ни о чем не просил, никого не затруднял, не тревожил.
— Не откажите в пустяке, согласитесь быть моим душеприказчиком…
Отказываться было нельзя. Нотариус требовал душеприказчика на месте, остальные были в Париже и в Лондоне.
Пришлось согласиться. Павел Николаевич был искренне доволен, благодарил и крепким базаровским рукопожатием подчеркнул свою трогательную признательность.
Встречались мы с ним часто, почти в течение года с лишним, и закат его был высокий, ясный, Олимпийский…
П. Н. сидел в кресле, укутав ноги пледом, и долго смотрел на карту Европы, висевшую напротив, на стене.
Карта была утыкана разноцветными бумажными флажками, точно определявшими линию русского фронта.
— Глядите, наши наступают с двух сторон и продвигаются вперед почти безостановочно…
Глаза его светились каким-то особым необычным блеском.
Он сразу оживлялся и повторял с явным, подчеркнутым удовлетворением:
— Наш фронт… наша армия… наши войска…
В устах этого старого непримиримого ненавистника большевиков слово — наши — приобретало иной, возвышенный смысл.
В самые тяжкие и, казалось, безнадежные моменты он ни на один миг не переставал верить в победу союзников, в победу русского оружия.
До окончательного триумфа он так и не дожил”31.
Павел Николаевич умер 31 марта 1943 года и был похоронен на кладбище в Экс-ле-Бэн. По окончании войны сын Николай перевез его прах в Париж, где он снова оказался вместе с Анной Сергеевной — в семейном склепе на кладбище Батиньоль
31 марта 1943 г., в возрасте 84 лет, П.Н. Милюков умер в Экс-ле-Бен, не дожив до победы, но до последних минут жизни оставаясь истинным патриотом родной страны. Он был похоронен на временном участке на кладбище в Экс-ле-Бен. Вскоре после окончания войны единственный из оставшихся в живых детей П.Н. Милюкова , его старший сын Николай, перевез гроб отца в Париж, в семейный склеп на кладбище Батильон, где ранее была похоронена А.С. Милюкова .
Антибольшевистское движение потерпело неудачу. Многие организаторы его оказались в эмиграции. В 1920 году Милюков эмигрировал в Англию. Здесь он сразу же предпринял издание журнала "New Russia" на английском языке. В конце этого же года Милюков перебрался в Париж. Его главным занятием в 20-е годы стала разработка "новой тактики" борьбы с большевистской Россией.
У русской эмиграции не было единства по вопросу о том, как и в какой форме продолжать борьбу с советской Россией. Основная часть "политической" эмиграции выступала сторонницей вооруженной, опирающейся на внешние и внутренние силы, реставрации монархии. Милюков стал выразителем иной точки зрения, объединяя "левый" сектор эмиграции. В декабре 1920 г. парижская группа кадетов, называвшая себя Комитетом, под руководством Милюкова составила документ "Что делать после Крымской катастрофы?", в котором излагалась новая тактика кадетов. Она строилась на новой их программе: признание республики, а не монархии как формы правления, федерации как формы соотношения отдельных частей государства, статус кво на "крестьянские захваты", установление местного самоуправления.
1921 год Милюков встречал в кругу своих единомышленников, где присутствовали и эсеры. "Нас объединяло с эсерами, - писал он, - признание необходимости продолжения борьбы с большевиками и отрицание прежних методов борьбы". 1 марта 1921 года Милюков начал издавать газету "Последние новости", в которой много внимания уделял разъяснению "новой тактики". Он постоянно выступал в Париже и в других странах, пропагандируя свои новые взгляды.
В Белграде, Софии, Константинополе, Берлине, Лондоне, словом, везде, где находились русские эмигранты, возникла оппозиция Милюкову.
Петрункевич, Родичев и др. кадеты опубликовали заявление о своем решительном несогласии с парижской группой, ее оценкой "белого движения", попыткой вступить в блок с социалистами, а также предложили осудить позиции лидера партии. "Присмотритесь к Милюкову, - писал противник Милюкова кадет И. Наживин, - профессор, лидер важной партии, а крутит как мальчишка. Сегодня монархист, ориентация на союзников, прибывает в Киев - ориентация на немцев, бежит из Киева в Лондон, - и снова спасение в союзниках, едет в Париж - и делает страшное мартовское лицо" (то есть идет на соглашение с эсерами).
"Новая тактика" встречала сопротивление даже в среде сторонников Милюкова, стоявших близко к редакции "Последних новостей". Бывший министр правительства П. П. Юренев, бывший московский городской голова Н. И. Астров, князь В. А. Оболенский, сгруппировавшиеся вокруг Милюкова в Париже, считали, что "он слишком далеко идет на пути "признания революции".
В действительности же Милюков оставался все тем же реальным политиком и прагматиком. В 20-30-е годы среди эмигрантов предпринимались неоднократные попытки объединения различных эмигрантских течений, не увенчавшиеся, однако, успехом. Милюков принимал в них самое активное участие.
Хотя политические страсти отнимали у русских эмигрантов много сил и времени, им приходилось приобщаться и к условиям повседневной жизни стран, где они осели. Необходимо было зарабатывать на жизнь. Помимо редакторства в "Последних новостях", Милюков писал статьи о России для Британской энциклопедии, сотрудничал в других изданиях, выступал с лекциями об истории России во многих странах, в том числе и в Соединенных Штатах Америки, куда он ездил по приглашению американской ассоциации Lowell Institute.
В часы досуга он совершал прогулки по набережной Сены, искал у букинистов интересные книги, иногда его видели за шахматной доской. Сохранилась фотография: Милюков играет в шахматы со Струве, а рядом с ними в качестве арбитра - шахматный король А. А. Алехин.
В Париже он жил вначале в старом "заброшенном доме, где почти все его комнаты были сплошь заставлены полками с книгами", составлявшими огромную библиотеку, превышавшую десять тысяч томов, не считая многочисленных комплектов газет на разных языках. Вступая в старость, горько оплакивал смерть своей жены Анны Сергеевны.
Затем переехал в новую квартиру, на бульваре Монпарнас, где поселился со своей второй женой Н. В. Лавровой. Уступая ее вкусу, Милюков по-другому, "по-буржуазному" оформил свой антураж, сам оставаясь, как и прежде, вне внешних условностей.
В 1927 году издал двухтомную книгу "Россия на переломе", в основе которой лежали его лекции, прочитанные в Бостоне в октябре-ноябре 1921 года. Книга вышла в немецком, американском и русском изданиях. Она содержала итоги и раздумья лидера русского конституционализма о "белом" и "красном" движении, раскрывала его представления о русской революции, причинах ее свершения. Милюков придавал особое значение русскому изданию книги, так как, по его словам, "хотел смотреть на события глазами историка, а не политика". Очевидно, это было трудно сделать для крупного политика, почти неотделенного временем от происходящих событий. Это признание интересно, однако, прежде всего как желание автора осмыслить опыт прошлого, как попытку понять историю русской революции, ее корни.
9. Последние годы
Свой 80-летний юбилей (1939 г.) Милюков не отмечал публично, запретили врачи. Его посетили друзья и единомышленники, он получил множество поздравлений из разных стран мира. Почитатели подарили Милюкову бронзовую медаль с его изображением, отлитую по рисунку Дейша. В ответном слове Милюков вспоминал об ушедших товарищах и о своей присяге солдата в борьбе за русский конституционализм.
Канун второй мировой войны обострил противоречия в рядах русской эмиграции. В это время Милюков часто выступал и в Париже, и в Праге, говоря о том, «что в случае войны эмиграция должна безоговорочно быть на стороне своей родины». Одним из его главных оппонентов в этом вопросе был генерал Деникин. Милюков тяжело переживал раздел Чехословакии по Мюнхенскому соглашению (1938 г.) и предсказывал скорое начало войны. В советско-финляндской войне 1939-1940 гг. он занял сторону СССР.
Когда началась война и немцы приближались к Парижу, Милюков вместе с Н. К. Волковым, директором «Последних новостей», ведавшим организационно-финансовой частью газеты, поселился на даче под Фонтенбло, где не было ни газа, ни электричества, ни продуктов питания. Один из сотрудников газеты, посетивший тогда Милюкова, застал его за чисткой картошки. Вскоре Милюкова перевезли в Виши, где условия жизни были более благоприятными.
Он следил за победами Красной Армии и желал разгрома фашистской Германии. Душевный мир был нарушен, но воля оставалась прежней. Высадка союзников в Африке, отступление немцев с Волги были, вероятно, его последней радостью. Вера давала силы.
В последние годы жизни Милюков начал писать свои «Воспоминания». Он жил в Виши, Монпелье, в Экс ле Бен, вдали от Парижа, был оторван от библиотек, архивных материалов и писал по памяти. Его друзья давно настаивали на том, чтобы он написал о своей жизни и борьбе, о победах и поражениях, о завоеваниях и ошибках, о том, что возможно и невозможно было сделать на пути русского конституционализма.
Милюков так и не завершил своих воспоминаний. Он умер 31 марта 1943 годе в возрасте 84 лет, в гостинице Экс-ле-Бен.
Позднее прах Милюкова перенесли в семейный склеп в Париже
.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ:
Жизненный итог Милюкова в политической борьбе - это итог русского конституционализма. Конституционализм в России потерпел поражение. «Жизнь сложнее расчетов самого мудрого политика, - признавал Милюков, - она дала не то решение головоломной задачи, к которому стремились мы все...»
Однако не все, что терпит поражение, проходит бесследно и не дает результатов. Приобретенный опыт всегда служит источником новых идей, новых теорий и предостерегает от новых потерь. В этом историческое оправдание неудач и поражений. Главное - уметь прислушаться к прошлому и уметь использовать все ценное, что накоплено временем.
"...Моя жизнь слишком тесно переплеталась с моей политической деятельностью" - так писал о себе сам Милюков. И действительно его жизнь, особенно ее зрелая пора, была целиком поглощена политикой. Политическая деятельность Милюкова, создателя и неизменного лидера конституционно-демократической партии в России, незаурядного политика, публициста и ученого-историка неразрывно была соединена с историей России, тремя российскими революциями, с историей русского конституционализма и парламентаризма. Опыт его политического и научного творчества, с его достоинствами и недостатками, успехами и поражениями, составляет часть культурного наследия России.
Список литературы:
· Милюков, Павел Николаевич «Очерки по истории русской культуры. Том 1. 1896», pdf .
* Политическая история России в партиях и лицах/ Сост.: В.В. Шелохаев (руководитель), А.Н. Боханов, Н.Г. Думова. Н.Д. Ерофеев и др. - М.: ТЕРРА, 1993, с.265.
· Троцкий Л.Политические силуэты: Милюков (e-book).
· «Глупость или измена?». Роль Милюкова П. Н. в русской революции, под ред. акад.Фурсенко. (e-book).
· Управленческая элита Российской Империи (1802-1917). — С-Петербург.: Лики России, 2008. — С. 117.
· Кучурин В. В. П. Н. Милюков о религиозной жизни русского дворянства (e-book).
· Вишняк М.В.История и политика въ «Истории русской революции» П. Н. Милюкова. (e-book).
* Вандалковская, Маргарита Георгиевна. Милюков П. Н., Кизеветтер А. А.: История и политика / М. Г. Вандалковская. — М. : Наука, 1992. — 288 с.
* Кара-Мурза, Алексей Алексеевич. Интеллектуальные портреты. Очерки о русских политических мыслителях XIX-ХХ вв. Александр Герцен, Борис Чичерин, Иван Аксаков, Николай Хомяков, Павел Милюков, Александр Корнилов, Иван Алексинский, Петр Струве, Михаил Осоргин, Семен Португейс, Георгий Федотов, Владимир Вейдле / А. А. Кара-Мурза ; Рос. акад. наук, Ин-т философии, Центр филос. проблем рос. реформаторства. — М. : [ИФ РАН], 2006. — 178, с.
* История России в портретах государственных и политических деятелей : Учеб. пособие / Б. В. Леванов [и др.]. ; ред. В. А. Корнилов. — М. : Омега-Л, 2002. — 334 с.
* П. Н. Милюков: Историк, политик, дипломат : Материалы междунар. науч. конф., Москва, 26-27 мая 1999 г. / отв. ред. ; авт. предисл. В. В. Шелохаев. — М. : РОССПЭН, 2000. — 559 с.
* Деятели русской науки XIX-XX веков / РАН. Ин-т истории естествознания и техники. С.-Петерб. фил. и др.; Сост. Т. В. Андреева, М. Ф. Хартанович; Отв. ред. И. П. Медведев. — СПб. : Дмитрий Буланин, 2000.Вып. 1. — 2000. — 410 с.
* Портреты историков. Время и судьбы / Акад. исслед. культуры ; отв. ред. Г. Н. Севастьянов, Л. Т. Мильская. — М.; Иерусалим : Университетская книга; Gesharim, 2000. Т. 1: Отечественная история. — 2000. — 432 с. : портр. — Указ. имен: с. 414-429.
* Россия на рубеже веков: исторические портреты / С. Ю. Витте [и др.]. ; сост. А. П. Корелин. — М. : Политиздат, 1991. — 379 с. : портр. — Авт. указаны на доп. тит. л. — Примеч.: с. 356-379.
* Деятели русской науки XIX-XX веков / РАН, Ин-т истории естествознания и техники, С.-Петерб. фил. [и др.] ; [сост. Т. В. Андреева, М. Ф. Хартанович ; отв. ред. И. П. Медведев]. — СПб. : Дмитрий Буланин, 2001.Вып. 1. — 2001. — 410 с.
* История и историки : Сб. ст. / Рос. АН, Отд-ние истории, Науч. совет по историографии и источниковедению и др. ; Отв. ред. И.Д. Ковальченко. — М. : Наука, 1995.
* История государства Российского: Жизнеописания. XX век. Кн. 2 / Рос. нац. б-ка; Авт.-сост.: М.А. Опалинская, С.Н. Синегубов, А.В. Шевцов, П.Л. Вахтина; Ред. Л.Д. Грибакина. — М. : Книжная палата, 2000.
* История России в портретах государственных и политических деятелей : Учеб. пособие / Б.В. Ливанов, В.А. Корнилов, А.В. Сидоров и др. ; Под ред. В.А. Корнилова; Моск. пед. гос. ун-т, Моск. гор. пед. ун-т. — М. : Омега-Л, 2002.
1 Милюков П. Н. Воспоминания. М., 1991, с. 37—38. Далее цитаты из этого произведения приводятся с указанием номеров страниц в тексте.
2 Перегудова З. И. Департамент полиции и П. Н. Милюков. // П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат. М., 2000, с. 416.
3 Думова Н. Г. П. Н. Милюков. // Политическая история России в партиях и лицах. М., 1993, с. 269—270.
4 Подробнее см.: Эммонс Т. “Запоздалость” или “Своеобразие”? Проблема русского исторического процесса у П. Н. Милюкова. // П. Н. Милюков: историк, политик, дипломат, с. 33—61; Медушевский А. Н. Неолиберальная концепция конституционных кризисов в России. // Там же, с. 100—103.
5 Тыркова-Вильямс А. На путях к свободе. Лондон, 2000, с. 408, 412.
6 Маклаков В. А. Первая Государственная дума. Воспоминания современника. 27 апреля — 8 июля 1906 г. М., 2006, с. 9, 15—17.
7 Тыркова-Вильямс А. Указ. соч., с. 409—410.
8 Гессен И. В. П. Н. Милюков как журналист. // П. Н. Милюков: Сборник материалов по чествованию его семидесятилетия. 1859—1929. Париж [1930], с. 195.
9 Государственная Дума. Четвертый Созыв. Стенографические отчеты. Сессия III. Пг., 1915, стб. 51—52.
10 Гессен И. В. В двух веках. Жизненный отчет. // Архив русской революции. Т. 22. Берлин, 1937, с. 328—329.
11 Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. Сессия IV. Пг., 1915, стб. 92.
12 Государственная Дума. Четвертый созыв. Стенографические отчеты. Сессия V. Пг., 1917, стб. 1344.
13 Милюков П. Н. История Второй русской революции. М., 2001, с. 35.
14 РГИА. Ф. 1278. Оп. 5. Д. 446. Л. 269.
15 Прогрессивный блок в 1915—1917 гг. // Красный архив. 1933. Т. 1 (56), с. 83, 90, 106 и др.
16 Оболенский В. А. Моя жизнь, мои современники. Paris, 1988, p. 502.
17 Падение царского режима. Т. VI. М.—Л., 1926, с. 343—345.
18 Гессен И. В. В двух веках… с. 347.
19 Мельгунов С. П. На путях к дворцовому перевороту. (Заговоры перед революцией 1917 г.) Париж, 1979, с. 80.
20 Великие дни Российской Революции. Февраль 27 и 28-го, март 1, 2, 3 и 4-го 1917. Пг., 1917, с. 15.
21 Алданов М. А. Третье марта. // П. Н. Милюков: Сборник материалов… с. 33.
22 Буржуазия и помещики в 1917 году. М.—Л., 1932, с. 9.
23 ОР РНБ. Ф. 1000. Оп. 2. Д. 765. Л. 379.
24 Александр Иванович Гучков рассказывает… М., 1993, с. 63, 107.
25 Тыркова-Вильямс А. В. Из воспоминаний о 1917 годе. // Грани. 1983. № 130, с. 128—129.
26 Милюков П. Н. Почему и зачем мы воюем? Пг., 1917, с. 48—49, 57—58.
27 Милюков П. Н. Россия в плену у Циммервальда. М., 1917, с. 29.
28 См., например: Толковник политических слов и политических деятелей. Пг., 1917,
с. 84—85.
29 Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте. // Вопросы истории. 1991. № 7—8, с. 142—143.
30 Милюков П. Н. Три платформы Республиканско-Демократических Объединений. (1922—24 гг.). Paris, 1925, p. 7—50; Подробнее см.: Александров С. А. Лидер российских кадетов
П. Н. Милюков в эмиграции. М., 1996.
31 Дон-Аминадо. Поезд на третьем пути. М., 1991, с. 293—295.
Список источников и литературы:
Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков и А.А. Кизеветтер: история и политика. М., 1992
Корзун В. П. Концепция истории исторической мысли П.Н. Милюкова как выражение методологических поисков / Вопросы историографии всеобщей истории. Тамбов, 1984, с.231-243.
Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1995
Шапиро А.Л. Историография с древнейших времен до 1917 года. М., 1993.
1 Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков и А.А. Кизеветтер: история и политика- М., 1992, с.135
2Корзун В.П. Концепция истории исторической мысли П.Н. Милюкова .../ Вопросы историографии всеобщей истории- Тамбов., 1984, с. 235.
3 Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры . М., 1995, ч.1 с.8-9
4 Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков и А.А. Кизеветтер: история и политика- М., 1992, с.142
5 Шапиро А.Л. Историография с древнейших времен до 1917 года. М., 1993, с.569.
1 Сиземская И.Н., Новикова Л.И. П.Н. Милюков о культурно-исторических традициях русской интеллигенции \\ П.Н. Милюков: историк, политик, дипломат. М., 2000; Иконникова С.Н. П.Н. Милюков как историк русской культуры \\ Русская культура: традиции и современность. СПб., 1993; Кумбарг А.В. Концепция истории интеллигенции в работах П.Н. Милюкова \\ Российские университеты XVIII-XX вв. в системе исторической науки и исторического образования. Воронеж, 1994; Артемьева СИ. Интеллигенция и традиция (по поводу статьи П.Н. Милюкова «Интеллигенция и историческая традиция») \\ Историческая традиция. Бийск, 1997; Селезнёва Л.В. «... Он был русский европеец» \\ Известия высших учебных заведений Северо-Кавказского региона. Общественные науки. 1994. №1-2; Она же. Милюков: между западничеством и славянофильством \\ П.Н. Милюков: политик, историк, дипломат. М., 2000; Грязнова Т.Е. П.Н. Милюков об особенностях русской духовной культуры \\ Русский вопрос: история и современность. 4.1. Омск, 1994; Кантор В.К. Феномен русского европейца: Культурфилософские очерки. М., 1999; Митяева О.И. Роль П.Н. Милюкова в изучении отечественной культуры в эмигрантский период \\ Российская интеллигенция на родине и в зарубежье. М., 2001; Соскин BJL П.Н. Милюков как историк культуры советского общества: фрагменты анализа \\ Научные сообщества в социокультурном пространстве России (XVIH-XX вв.). Омск, 1998. Т.1.
2 См. напр.: Митяева О.И. Роль П.Н. Милюкова в изучении отечественной культуры в эмигрантский период \\ Российская интеллигенция на родине и в зарубежье. С. 123-125.
Использованы материалы кн.: Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997 г.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. История отечества: люди, идеи, решения: Очерки истории России XIX-XX вв. - М., 1991
2. Луначарский А.В. и др. Силуэты: политические портреты. - М., 1991
3. Милюков П.Н. Воспоминания (1853 - 1917): В 2-х томах. - М., 1990
4. Россия на рубеже веков: исторические портреты. - М., 1991