Дипломная работа: Турция и державы Антанты в годы Первой мировой войны

Турция и державы Антанты в годы Первой мировой войны

Содержание

Введение

1. Источники и историография

2. Турция во внешнеполитических интересах держав Антанты в 1914 г.

2.1 Интересы западных держав в Турции

2.2 Внутреннее положение Турции как фактор ее внешней политики

2.3 Вступление Турции в войну с Антантой

3. Позиции России Англии и Франции по вопросу о проливах

4. Турция и державы Антанты на Балканах во второй половине 1914 - 1918 гг.

Заключение

Список использованных источников

Введение

Изучение первой мировой войны не утратило своей актуальности и в наши дни, так как оно непосредственно связано с решением одной из самых жгучих проблем современности - проблемой войны и мира.

Изучение дипломатической борьбы обеих враждующих группировок (Антанты и стран Центрального блока) в черноморском бассейне (вопрос о проливах), а также на Балканском полуострове за привлечение более слабых стран на свою сторону накануне и во время Первой мировой войны представляет не меньший интерес, чем непосредственное изучение военных операций. В ходе разворачивавшихся событий очень интересна внешнеполитическая позиция России, которая решающую роль в сражениях войны отводила именно Балканам, считая их важной экономической артерией для Турции. Следует отметить, что в этом мнении Россия имела существенные расхождения со своими союзницами по Антанте. Россия считала, что с перекрытием вышеназванной артерии можно было обеспечить бедственное положение Турции, а также экономический крах Германии и Австро-Венгрии, их неспособность в ближайшем будущем продолжать войну. Именно поэтому шли ожесточенные дипломатические битвы за вступление балканских стран в войну. На основе анализа дипломатических отношений, "заходов", шагов враждующих держав, можно выявить сущностные причины, побуждавшие ту или иную сторону к боевым действиям. Проецируя некоторые дипломатические события того времени на день сегодняшний, мы обнаруживаем некоторые сходства, поэтому, анализируя изложенные в работе факты можно избежать дипломатических ошибок сегодня. В этом заключается актуальность выбранной автором работы темы.

В работе, прежде всего, необходимо было выделить максимально содержательные разделы об английских, французских и германских интересах в Турции и в отношении проливов, об английских и французских противоречиях в Турции, о причинах вступления Турции в войну на стороне Германии.

Эти разделы показывают экономическую основу политических событий, связанных со вступлением Турции и позднее Болгарии в первую мировую войну и определивших ее выступление на стороне австро-германского блока.

Рассказывая о вступлении Турции в первую мировую войну, автор, прежде всего, показывает, что английское правительство и морское командование имели полную возможность не допустить прорыва германских крейсеров "Гебен" и "Бреслау" в Мраморное море. Однако они умышленно допустили этот прорыв для того, чтобы русский флот не мог господствовать на Черном море, и чтобы российская империя не могла самостоятельно захватить Константинополь и проливы, чтобы Россия не вышла из войны до полной победы над австро-германским блоком.

В работе автором приводятся доказательства, что задача удержать Россию как можно дольше в войне была основной причиной обещания английским и французским правительствами Константинополя и проливов русскому царизму, обещания, данного под условием победоносного завершения войны с Германией. Англия и Франция, на самом деле, вовсе не собирались выполнять обещания, данные России в отношении Константинополя и проливов, хотя английское и французское правительства, используя это обещание, добились от царского правительства полного и безоговорочного согласия на раздел турецких владений в Азии.

Еще одним комплексом событий, непосредственно связанных с обещанием Константинополя и проливов России, явилась Дарданелльская экспедиция Черчилля, задуманная еще в первые дни войны и одобренная английским и французским правительствами. Однако Дарданелльская экспедиция 1914 - 1915 гг. была организована Англией и Францией не для того, чтобы передать России Константинополь и проливы с целью отвлечь турецкие войска из Армении и облегчить военное положение России, а, наоборот, для того, чтобы предотвратить захват Россией Константинополя и проливов.

Таким образом, исходя из актуальности проблемы, автором была определена следующая цель дипломной работы: проследить развитие взаимоотношений Турции и держав Антанты в условиях Первой мировой войны, сосредотачивая при этом основное внимание на их эволюции в наиболее чувствительном регионе Европы - Балканском, где, собственно и была развязана эта война. Для достижения этой цели были поставлены следующие задачи:

1. Рассмотреть внутреннее и внешнее положение Турции накануне войны;

2. Указать основные причины и предпосылки вступления Турции в войну на стороне австро-германского блока;

3. Показать позиции союзников по вопросам о проливах и наметившийся в итоге между ними раскол;

4. Определить основные направления внешней политики держав Антанты в Балканском регионе;

5. Показать эволюцию позиции Турции и держав Антанты на Балканском полуострове в годы Первой мировой войны.

В исследовании автором были использованы историко-статистический, историко-генетический и сравнительно-исторический методы.

1. Источники и историография

Недавно - 1 августа 2004 года человечество отметило печальную дату - 90-летие со дня начала Первой мировой войны, унесшей 10 млн человеческих жизней.

Толчком к войне, порожденной острейшими экономическими и политическими противоречиями между державами, стало событие 28 июня 1914 г., когда в боснийском городе Сараево членами конспиративной группы "Молодая Босния" были убиты наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд и его жена.23 июля Австро-Венгрия предъявила ультиматум Сербии. Несмотря на то, что сербы согласились почти со всеми пунктами ультиматума, 28 июля Австро-Венгрия объявила войну Сербии. В ответ на это Россия начала всеобщую мобилизацию; после отклонения ею германского ультиматума о прекращении мобилизации Германия 1 августа объявила войну России, а 3 августа - Франции. Под предлогом нарушения Германией бельгийского нейтралитета 4 августа Англия объявляет войну Германии.

Изучение Первой мировой войны в России началось еще до ее завершения. Первым из направлений советской историографии этой войны было военно-историческое. Оно создавалось в основном самими военными, участниками войны и теми, кто остался на Родине, и теми, кто оказался в эмиграции. Везде шел активный поиск документов и велась их публикация, издавались воспоминания и первые исследовательские работы. Создавались многочисленные военно-исторические учреждения и организации, проводившие большую поисковую и исследовательскую работу.

В СССР действовала военно-историческая комиссия, затем - военно-исторический отдел Генерального штаба РККА. Много документов и исследований публиковали военные академии, но большей частью для служебного пользования.

Различные журналы, и не только военные, печатали множество материалов о войне, а в 1939-1941 гг. выходил "Военно-исторический журнал", второе рождение которого состоялось в январе 1959 г.

Именно в 20-е - начале 30-х годов в открытых и закрытых военно-академических изданиях были введены в научный оборот многочисленные факты о военных действиях в 1914-1918 гг. Публиковались воспоминания военных - участников войны, политиков и дипломатов: А.П. Извольского, М.К. Лемке, П.Н. Милюкова, А.Л. Поливанова, М.В. Родзянко, В.А. Сухомлинова, В.В. Шульгина и др.

Вконце 30-х годов приобретение и публикация книг эмигрантов прекратились. Неизвестным советскому читателю и историку остался огромный пласт материалов: анализ больших и малых сражений, воспоминания участников боев, различные журналы и сборники. За рубежом появились и солидные труды по войне 1914-1918 гг., в частности, воспоминания министра иностранных дел России С.Д. Сазонова [17], работы генералов Ю.Н. Данилова, А.И. Деникина, Н.Н. Головина [28], А.С. Лукомского. Одновременно в СССР шла научно-исследовательская работа по всей военной тематике. Создавались обобщающие груды, самым заметным из которых был стратегический очерк войны в семи томах. В 1975 г. вышел двухтомник "История первой мировой войны 1914 - 1918" [35], который и сегодня представляет большую ценность.

К1941 г. в СССР была издана обширная военно-историческая литература по самой различной проблематике. Она опиралась на богатый фактический материал, в целом отличалась глубиной анализа и высоким научным уровнем и представляла самостоятельную школу военной истории, нисколько не уступавшую, а в ряде случаев превосходившую зарубежные школы. Выросли кадры способных военных историков. Среди них были А.И. Болтин, M. P. Галактионов, А.К. Коденковский, И.Г. Корсун, В.Ф. Новицкий, И.А. Таленский, А.А. Строков и многие другие.

Одновременно с изучением военной проблематики отечественные ученые много и плодотворно занимались историей внешней политики и международных отношений, особенно кануна войны. Их внимание привлекали вопросы происхождения и неизбежности войны, ее характера, дипломатии довоенного и военного времени и др. В 20-х - начале 30-х годов исследовательская работа шла в условиях свободного творчества, обмена мнениями с зарубежными коллегами в ходе открытых и острых дискуссий. Советские историки имели свободный доступ к иностранным публикациям документов и литературе, работали в зарубежных архивах и библиотеках [36, с.16].

Исследовательская работа началась с поисков и публикации дипломатических документов из архивов царского и Временного правительств на другой же день после победы Октябрьской революции. Первыми были опубликованы около 100 тайных договоров России и стран Антанты. Наиболее полная публикация дипломатических документов в 10 томах за время с января 1914 г. по март 1916 г. появилась в 1931-1938 гг.

Позже были изданы еще три тома, включавшие материалы за 1911-1913 гг. Это была одна (третья) серия из трех намеченных к изданию [36, с.17]. Всей работой руководила комиссия во главе с академиком М.Н. Покровским. Такое масштабное издание остается и сейчас полезным и интересным для изучающих историю предвоенных международных отношений и самой войны. Однако следует отметить некоторую заданность и односторонность публикаций, вызванную позицией ее главного редактора Покровского, который являлся старым большевиком, участником революции. Он направлял основной удар против российского империализма и царского правительства, выдвинул, свойственный советской историографии тезис об их первоочередной виновности в развязывании войны.

Царскую Россию Покровский называл главной виновницей войны, а Германия в отличие от Англии будто бы боялась начать войну. Этот односторонний и тенденциозный подход оставлял в тени агрессивность германского империализма и его австрийского союзника, явившихся действительными провокаторами конфликта. Особое место в доказательствах "вины" царизма, который вместе с Англией начал "нападательную" войну, Покровский отводил его нацеленности на захват Константинополя и черноморских проливов. Это было, по его мнению, "альфой и омегой" всей внешней политики царизма, ее стержнем, даже если речь шла о войне на Дальнем Востоке. Покровский беспощадно разоблачал "гонку" за проливы, не видя сложности и многосторонности российской внешней политики накануне и во время мировой войны. Недооценивал историк и экспансию Австро-Венгрии на Балканах. В его работах ясно был виден схематизм в оценке предпосылок и характера мировой войны.

С этих позиций Покровский подверг критике работы академика Е.В. Тарле, посвященные первой мировой войне. Покровский опубликовал в журнале "Историк-марксист" разгромную рецензию на книгу Тарле. Последний ответил не менее резкой статьей. Завязалась полемика, в которой участвовали и другие ученые. Среди сторонников Покровского выделился П.П. Полетика, специально изучавший начало мировой войны [47]. Он опубликовал книги по этой теме, доказывал в них непосредственную виновность царизма и его дипломатов и агентов в конфликте, развязавшемся на Балканах. Полетика опирался на архивные материалы, но подавал их тенденциозно.

В итоге в историографии многих тем, включая историю первой мировой войны, утвердился "тенденциозно-разоблачительный подход", особенно длительно и пагубно сказывавшийся на изучении внешней политики России и всей истории международных отношений.

Лишенные опоры на полные, многообразные источники первые работы страдали схематизмом, излишним "революционным пафосом". В них горячо, но не всегда убедительно доказывалась ведущая роль царизма в развитии войны и тут же утверждался тезис о его несамостоятельности, даже полуколониальной зависимости от стран Антанты. Однако в 20-30-е годы в трудах С.М. Дубровского, А.В. Шестакова, В.П. Семенникова, Э.Б. Генкиной, В.А. Быстрянского, Д.А. Баевского, В.И. Невского и других был заложен фундамент дальнейшей разработки темы [36, с. 19].

Одной из крупных работ по дипломатической истории явилась "История дипломатии", первый том которой был подписан к печати 23 декабря 1940 года.

Начало Великой Отечественной войны круто изменило всю жизнь страны. Многие ученые оказались на фронтах, другие - в эвакуации, оторванные от центральных архивов и библиотек. Научная работа заметно сократилась, ее место заняла пропагандистская деятельность. Историки старались помочь Родине, разоблачая германский империализм и фашизм, рассказывая об успехах русской армии и ее союзников в 1914 - 1918 гг., об эффективности политики коалиций, описывали зверства немецких оккупантов в Бельгии, Сербии, на захваченных ими территориях российского государства. Академик Е.В. Тарле опубликовал в то время по этой тематике ряд статей, в частности "Первое августа", "Коалиционная война", "От агрессии к капитуляции 1914 - 1918 гг." [36, с. 19-20].

После 1945 г. начался новый этап развития отечественной историографии первой мировой войны. Однако до 1956 г. на всех исследованиях еще лежал отпечаток "культа Сталина", теперь уже признанного "великого стратега". Ситуация стала медленно выправляться после XXсъезда КПСС. Исследовательская деятельность возобновилась и затем усилилась. Активизировались и военные историки, обогащенные опытом второй мировой войны. Появились статьи и обобщающие труды, работы очеркового характера, в частности, книги полковников Д.В. Вержховского и Р.Ф. Ляхова. В 1975 г. вышел коллективный труд под редакцией военного историка И.И. Ростунова, посвященный военным действиям на всех фронтах и в течение всей войны [35].

В этом исследовании в двух томах обобщалась работа большого отряда советских военных историков. Труд был создан на основе обширного фактического материала, частично архивного. В нем заново исследовались проблемы подготовки к войне, давались описание и анализ важнейших операций на всех сухопутных фронтах и на море; уделялось большое внимание развитию стратегии и тактики военной теории, а также средствам и методам ведения боевых действий. Труд был снабжен множеством фотоиллюстраций, схем и карт. Он явился несомненным достижением наших военных историков.

В то же время в нем, как и в других работах 60-80-х годов, проявились недостатки, порожденные, с одной стороны, "вторым изданием сталинизма", с другой - политизацией и идеологизацией исторической науки в условиях "холодной войны". Наметились новые акценты при оценке военных действий, явный отрыв и даже противопоставление войны на Западном и на Восточном фронтах, чрезмерно подчеркивались успехи русской армии даже там, где они были более чем скромными. Соблюдался извращенный принцип "партийности в науке", далекий от науки подлинной.

В целом же военные историки добились "прорывного" успеха, выпустив обобщающие труды, хотя и с недостатками, но со стройной концепцией истории военных действий. В научный оборот был введен большой фактический материал, выдвинуты новые оценки и положения. Это явилось серьезным продвижением вперед.

После 1945 г. продолжилось изучение истории международных отношений предвоенного и военного времени. И здесь влияние Сталина сказалось отрицательно. В работах появилась тенденция оправдывать и даже идеализировать внешнюю политику царизма, отмечать его миролюбие, выдавать царскую Россию за извечного и бескорыстного защитника славянских и других народов. Усилилась подозрительность в отношении стран Запада, особенно США. В то же время издавались и серьезные труды с привлечением архивных материалов, вносившие много нового в историографию.

Еще в 1945 г. был опубликован второй том "Истории дипломатии". Его основным автором был академик В.М. Хвостов. Затем последовало новое издание этого популярного произведения, теперь уже в пяти томах [36, с.22]. Второй том, посвященный кануну войны, вновь написал Хвостов. Материал тома был увеличен почти вдвое. Подводился итог исследованиям, проведенным более чем за полвека, сообщалось множество новых фактов, давались широкие обобщения, основанные частью на специальных исследованиях Хвостова. Центральной темой всего труда стал анализ длительной дипломатической подготовки войны, корни которой были прослежены до 70-х годов XIXв. Автор по-новому, более объективно осветил характер внешней политики России. В третьем томе второго издания Хвостов написал главу о дипломатии периода самой мировой войны. Дарданелльская операция им в частности описана с позиций критики в отношении союзников России по Антанте - Англии и Франции. Их действия автором работы были расценены как "агрессивные" и "ничего не имеющие общего с союзными договорами" [36, с.22-23].

Среди изданных в 40-50-е годы трудов особо выделялась монография Ф.И. Нотовича, в которой он дал основательное исследование дипломатической борьбы, осветил роль германского империализма как поджигателя войны и его дальнейшую агрессивную политику [41]. Большое внимание Нотович уделил противоречиям держав, агрессивным планам Германии на Востоке, экспансионистским устремлениям германских империалистов - буржуазии и юнкерства. В свое время Нотович считался крупнейшим специалистом по истории дипломатии, а его работа - наиболее фундаментальной. Сегодня труд Нотовича требует уточнений в свете опубликованных позднее архивных материалов.

Яркие, с публицистической направленностью труды о проблемах внешней политики Германии публиковал крупный ученый А.С. Ерусалимский [30].0 международных отношениях, внешней политике и дипломатии военного и предвоенного времени писали Е.В. Тарле, В.М. Хвостов, Е.А. Адамов, В.И. Бовыкин [24], К.Б. Виноградов [26], Н.В. Бестужев, Н.А. Ерофеев, Е.И. Попова, А.В. Игнатьев [33], В.А. Емец, B. C. Васюков [25], М.М. Машкин, А.Ф. Остальцева, Н.П. Евдокимова и многие другие. В конце 60-х годов стали выходить исследования политики великих и - что было ново - малых балканских стран, в частности Сербии академика Ю. А Писарева, ставшего ведущим специалистом по исследованию этих проблем [45], [46]. Одна из его "коронных" тем - история Сараевского убийства. В работах Писарева были приведены новые данные из архивов СССР и Югославии и дана критика зарубежных исследований, в которых Сербия и Россия обвинялись в причастности к покушению в Сараево, в стремлении развязать войну. Интенсивные исследования политики на Балканах провел В.Н. Виноградов [26]. В 1964 г. была вновь издана книга Полетики, который многое в ней исправил и дополнил. Богатая архивным материалом, его работа и в наши дни интересна и полезна. Историки отвергли тезис Покровского о России как инициаторе войны, отбросили концепцию о полуколониальной зависимости России от наемника англо-французского капитала. Были заново рассмотрены отношения Российской империи с Англией, Францией, Германией, Турцией и другими участниками войны. Это позволило после 1956 г. снять сталинский тезис о полной зависимости России от стран Антанты и выявить суть реальных германо-российских и других противоречий. Однако все работы по истории международных отношений и дипломатии шли тогда в русле традиционной концепции истории войны, с подчеркиванием ее империалистического характера и на основе теории империализма Ленина. Ее содержание и значение трудов Ленина для историографии мировой войны кратко, но емко и убедительно показал К.Б. Виноградов.

Множество интересных статей о войне, среди них и по проблемам, касающимся борьбы России за Константинополь и проливы, балканской политике царизма, публиковалось в научных исторических журналах. Обширный справочный материал был помещен в двух изданиях "Советской Военной энциклопедии", в "Советской исторической энциклопедии", в "Дипломатическом словаре" (два издания) и других справочных публикациях [36, с.24].

Отечественные исследователи внимательно следили за исторической литературой в зарубежных странах. Свидетельство тому - серьезная работа К.Б. Виноградова, вышедшая в 1962 г. и не потерявшая и сегодня своей ценности. Историки постоянно давали анализ новых зарубежных книг о войне. Многие значимые произведения документального и исследовательского характера переводились почти сразу же после их выхода. Советские люди были знакомы с воспоминаниями, перепиской и другими материалами видных политиков, дипломатов, военачальников Запада - Д. Ллойд Джорджа [11], [12], Р. Пуанкаре [15], У. Черчилля [50], Э. Людендорфа [13], П. Гинденбурга [5], Дж. Быокеннена [2], М. Палеолога [42], Вильгельма II, А. Тардье, Ф. Фоша, Ф. Петена, Э. Хауза и многих других. В 20-е годы иностранные книги в переводе появлялись постоянно, но позже этот поток заметно стал сужаться. Во время "холодной войны" в СССР прорывались лишь немногие книги - либо разоблачавшие империализм, либо ставшие сенсацией [29].

"Сверхбдительность" определенных лиц и учреждений заметно мешала научному обмену, знакомству с новой зарубежной литературой, и это не способствовало развитию отечественной историографии.

И все же советская историческая наука развивалась и обогащалась, преодолевая препятствия, создававшиеся ей политико-идеологическим контролем "верхов". Можно смело утверждать, что в СССР к 90-м годам сложилась серьезная, многообразная историография первой мировой войны, были выработаны цельные, основательно проработанные концепции всей истории войны и ее важнейших проблем.

Имелись заметные, признанные и за рубежом достижения, но были недостатки и провалы. Часть из них уже отмечалась выше. Их породили условия развития общественной, в частности исторической, науки в стране. Некоторые ученые под давлением идеологического пресса "сбивались" с научного курса, подчинялись произволу, указаниям "сверху", отступали от принципа научной объективности.

Но самым опасным явлением оказалась догматизация основных методологических положений. В таком положении наша наука не могла принять в полном объеме или даже избирательно весь новый фактический материал, а тем более новые взгляды и подходы, новые методики и теоретические идеи. В науке консервировались устаревшие положения, ее развитие опасно замедлялось. Все это негативно отражалось и на развитии историографии первой мировой войны.

Ошибочные, устаревшие, однозначные подходы мешали исследовательской работе. Не способствовало ей и закрытие ряда архивов и архивных фондов, в частности спецслужб, Главного штаба, фонда ставки, китайского и японского "столов". Возникли заметные пробелы в истории войны, выпадали имена, сюжеты, проблемы, или же они подавались в искаженном "уничижительно-разоблачительном" тоне. Историки и сами видели эти пробелы и недостатки.

Как только обстановка в стране после событий 1991 г. изменилась, началось критическое наступление на советскую историографию, ее основные положения, прежде всего на ее методологию.

Началось переосмысление старых постулатов, отказ от схематических представлений, построенных на узкой источниковой базе и подчиненных социальному заказу. Это было необходимо в свете новых фактов и подходов, чему способствовало открытие ряда архивов и архивных фондов, широкий "вброс" зарубежной литературы, в частности эмигрантской.

Одним из первых с критикой старых и предложением новых подходов к теме выступил академик Ю. A. Писарев в журнале "Новая и новейшая история" в 1993 г. Критикуя прошлые подходы, академик указывал и на положения, сохранившие свое значение и сегодня, в частности, о происхождении и характере войны, и предлагал новые темы и аспекты, требовавшие разработки: о патриотизме воевавших, о внутриблоковых противоречиях и их борьбе, значении выступления России в защиту Сербии и др. Ю.А. Писаревым хорошо показаны противоречия внутри Антанты в отношении проливов Босфор и Дарданеллы, а также в целом на Балканах. Показана политика "двойных стандартов" Англии и Франции в отношении России с целью не дать ей выйти из войны [45], [46]. Остро встал вопрос об участии в войне Российской империи, о роли самодержавия. В ходе рассмотрения этих сюжетов поднялась волна резкой критики советской историографии. Указывалось, что господствовало изучение истории войны на макроуровне - классы, массы, движения, - а это вытеснило микроуровень: человек, индивидуальность, духовность, менталитет, в частности военный, а с ним - быт, психология, вообще жизнь на войне.

Под сомнение был поставлен империалистический характер войны, к которому, если он признавался в принципе, добавляли сюжеты об освободительной борьбе ряда стран и народов, демократическую струю, вызванную участием народных масс и преобразованиями в ряде стран. Упорно подчеркивалось отставание отечественной науки от зарубежной.

Помимо призывов к пересмотру и разной степени остроты критики отечественные историки за последнее время сделали немало для пополнения знаний по истории первой мировой войны и более глубокого ее осмысления. Были изданы мемуары и труды эмигрантов - участников и современников войны. Среди них - книги С.Д. Сазонова [17], В.И. Коковцева, А.Ф. Керенского, князя Г.Н. Трубецкого [19] и других политиков и дипломатов, генералов А.И. Деникина, Ю.Н. Данилова, АС. Лукомского и др.

Пополнилась справочная литература, в частности, первыми томами нового издания "Военной энциклопедии". Особо надо отметить выход Указателя литературы о первой мировой войне, содержащего 753 названия произведений, выходивших с 1914 по 1993 г. [36, с.30]. Вышла из печати работа, посвященная истории российской дипломатии в лицах. К истории мировой войны относится очерк B. C. Васюкова о С.Д. Сазонове [25]. Это содержательный рассказ о министре царского правительства, который добился успеха, решая важнейший для России вопрос о проливах. В очерке показаны тонкие маневры Сазонова, вынудившие Антанту поддержать его линию. Российский министр иностранных дел дважды предлагал младотурецкому правительству гарантировать неприкосновенность его территории в обмен на нейтралитет, но Турция сделала ставку на войну на стороне Центрального блока [25].

В интересном введении к сборнику документов по международным отношениям А.Д. Богатуров рассмотрел проблемы мировой политики накануне, во время и после войны с позиции системно-структурного подхода. Он написал о содержании и влиянии геополитики, ее роли в международных отношениях [36, с.31].

Помимо монографий и многочисленных статей в журналах в последнее время были изданы сборники материалов обсуждений проблем войны 1914-1918 гг. на различных конференциях, симпозиумах, "круглых столах". Среди этих материалов надо отметить сборники, выпущенные Ассоциацией историков первой мировой войны [37]. Первый из них появился в 1994 г. и содержал статьи ученых, в разной степени связанных с историей войны, разных поколений и убеждений, но заинтересовавшихся научной разработкой этой темы. Статьи в сборнике были неравноценны по содержанию и глубине анализа, он отличался фрагментарностью, однако стал серьезным вкладом в изучение войны и встретил положительный отклик в научной прессе.

Второй, более объемный сборник вышел в 1999 г. и представляет сгусток того, что могли дать наши историки по ряду проблем истории войны [44]. В нем участвовали зарубежные ученые, помещены были разные по объему и содержательности статьи и доклады, в частности, большие и глубокие работы исследовательского характера. Впервые были подняты и внимательно рассмотрены методология и историография темы, разобраны с новых позиций некоторые положения "старой" науки, поставлены новые проблемы. В материалах сборника приведены свежие факты, показаны современные подходы и оценки по различным вопросам войны 1914-1918 гг., в том числе и "дипломатическим схваткам" внутри Антанты по "восточному вопросу", дипломатическому противостоянию Центральных держав, в том числе и Турции по отношению к России. Помимо критики старой историографии предложены новые, правда, не всегда бесспорные решения. Обращают внимание материалы К.Б. Виноградова, В.Л. Малькова, Ю.В. Кудриной, К.Ф. Шацилло, Ю.Н. Кирьянова, Т.М. Исламова, В.Н. Виноградова, СВ. Тютюкина, З.П. Яхимович, Б.М. Туполева, А.В. Игнатьева и других авторов.

При написании дипломной работы автором была также использована энциклопедия "Всемирная история" [27], а конкретнее, ее 19 том, посвященный событиям первой мировой войны. Этот том охватывает экономические и политические события всемирной истории в конце XIX - начале XXвв., которые предшествовали войне. На широком фактическом материале в нем показаны обострившиеся противоречия между ведущими державами, ход боевых действий с августа 1914 г. по 1917 г. Выделена отдельной главой "Дарданелльская операция" Англии и Франции в 1915 г., а также показаны ключевые моменты, проливающие свет на вступление Болгарии в войну на стороне Австро-германского блока, дипломатические отношения Турции и Германии, вступление в войну Румынии на стороне Антанты, ее первоначальные успехи, а также вскрыты причин ее последующих неудач.

В 2003 г. вышел труд в двух книгах, подготовленный Институтом всеобщей истории РАН с участием Ассоциации историков Первой и Второй мировых войн "Мировые войны XXвека". Коллектив авторов не пересматривает или опровергает достигнутые историками результаты. В работе показаны те моменты истории Первой мировой войны, которые остались незамеченным или находилось вне пределов исследований по причине недостатка или недоступности материалов. При написании работы были широко использованы достижения современной зарубежной историографии, новые методы и приемы.

Авторы стремятся показать связь и динамику взаимодействия экономических интересов и духовной мобилизации в ходе подготовки к войне; рост вмешательства государства в экономику; особенности коалиционной войны тотального масштаба и роль дипломатии; общественное мнение; роль и значение малых стран; идеологию "новой дипломатии".

Достоинством работы является тщательно выполненный именной указатель и подробная библиография.

В книгу 2 "Первая мировая война: документы и материалы" вошли документы от образования германо-австрийского союза 1882 г. и до Лозаннского договора 1923 г. между Антантой и Турцией. Среди источников - и хорошо известные, и впервые введенные в научный оборот. Документы расположены по проблемно-хронологическому принципу: предыстория и начало войны; стратегия; общество; дипломатия; Версальский мир. События июльского кризиса прослежены по минутам, причем документы подаются и со стороны Антанты, и со стороны Центрального блока. Опубликован ряд новых документов о военном сотрудничестве между странами Четверного союза (Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией): протоколы секретных заседаний в немецком посольстве в Константинополе германского посла с лидерами Османской империи, документы о подготовке секретной военной конвенции между Германией и Болгарией и т.д.

Разнообразные документы иллюстрируют острейший внутриполитический кризис в ряде воюющих стран, который впоследствии привел к распаду четырех империй и к революциям в Центральной и Восточной Европе. На документальном материале показана деградация российской политической элиты и деморализация армии. Пристальное внимание составители уделили документам, отражающим дипломатическую борьбу противоборствующих группировок за привлечение на свою сторону новых союзников. Протоколы секретных заседаний германского посольства в Константинополе, впервые опубликованные в России, свидетельствуют, что с самого начала войны дипломатия Центральных держав своей основной задачей считала привлечение наибольшего числа союзников, в частности Турции. Руководство российского МИД до последнего пыталось сдержать вступление в войну на стороне противника Османской империи, рекомендовало пойти на серьезные уступки Болгарии. Стремление к выгодному режиму проливов сменилось борьбой за присоединение Босфора и Дарданелл, а также Константинополя только в феврале 1915 г., через несколько месяцев после нападения Османской империи.

Следует отметить, что выходящие работы не свободны от недостатков. Сборники статей фрагментарны, лишены общей основы. Не выработаны еще новые общепринятые концепции главных проблем истории войны и всей войны. Появилось немало броских, но не очень обоснованных новаций в попытке отвергнуть прежние подходы. Ясно одно: изучение истории первой мировой войны в нашей стране и за рубежом будет продолжаться, расширяться и углубляться, и хотелось бы надеяться, что оно будет опираться на все то прочное, глубокое, неопровержимое, что было создано отечественными историками.

турция антанта война мировая

2. Турция во внешнеполитических интересах держав Антанты в 1914 г.

2.1 Интересы западных держав в Турции

С началом войны 1914 г. обе воюющие коалиции развили сложную и направленную друг против друга дипломатическую деятельность. Министерства иностранных дел ревностно следили за позицией нейтральных государств.

В Оттоманской империи первоначально преимущество принадлежало, по-видимому, Антанте. Англия иФранция имели обширные интересы в экономике и финансах страны. Эрнест Кассел основал и контролировал так называемый Национальный банк Турции, директором которого являлся нефтяной магнат Гулбенкиан (английский подданный с 1902 г.) [47, с.57]. "Армстронг" и "Виккерс", владевшие верфями в Золотом Роге и в Стении, имели контракты на усовершенствование арсеналов и т.д. Английские концерны эксплуатировали железную дорогу Смирна - Айдын и ее ветки, наиболее видные иностранные торговые фирмы (Витал энд компани) и "Телефон компани" в Константинополе. Они владели крупнейшей хлопкоочистительной фабрикой в Мерсине, магазинами по продаже технических принадлежностей и машинного оборудования в Бейруте и др. [47, с.57-58]. Англичане занимали преобладающее положение в турецком импорте текстильных изделий и угля, они имели концессии на перевозку грузов по озерам Бейшехир и Эгридир, по железной дороге между Багдадом и Бакубой, на разработку свинцовых руд близ Дарданелл, на удлинение железных дорог, на расширение портов в Трапезунде и Самсуне. К 1910 г. около 96% судов, прибывавших в Басру, представляли английские торговые фирмы [29, с.28-29].

Что касается французов, то концерн "Крезо" получил заказ от Порты на постройку двух подводных лодок, а "Шантье де ла Медитэранэ" - шести эскадренных миноносцев. Другие компании владели целиком или в значительной части пристанями, доками и товарными складами, водопроводом, электричеством и телефоном в Константинополе, управлением маяками, месторождением угля в Гераклеа, свинцовыми и угольными рудниками "Балиа-Карайдин", синдикатами "Аргана и Ак Даг", компаниями "Карвал майнз", "Пайлот", "Тагбоут энд сэлвэйдж компани", "Сосьете иммобилиер Оттоман" и др. [29, с.29]. Железнодорожная сеть Пандерма - Сома - Магнезия, Смирна - Кассаба - Эйфиум Карахиссар, Муданья - Бурса, Бейрут - Раяк - Дамаск, Раяк - Хомс - Хама - Алеппо, Триполи - Хомс и Яффа - Иерусалим, крупные торговые дома Бейрута также являлись твердыней французских предпринимателей. Из общей суммы государственного долга Оттоманской империи, который составлял 143,2 млн. турецких лир (одна турецкая лира = около 18 шиллингов), 62,9% составляли долг Франции и 22,3% - Англии [29, с.29]. Директорами Оттоманского банка являлись обычно политические деятели Третьей республики или члены правления "Банк де Франс". В ближневосточной дипломатии такой директор был и суфлером и действующей силой Кэ д'Орсэ.

Это нашло свое отражение в государственном аппарате Турции. Некий Жоли был главным инспектором финансов. Его соотечественник управлял полицией, другой - концерном "Табакко монополи". Ричард Кроуфорд осуществлял эффективное управление таможнями. X. Вудз был экономическим советником. Другие англичане действовали как советники при министерствах: внутренних дел, юстиции, общественных работ и при государственной гражданской службе. Уинсент Кейлард, член правления компании "Виккерс", являлся председателем Совета оттоманского государственного долга. Английская морская миссия под руководством адмирала Лимпуса захватила ключевые позиции во флоте [43, с.71].

Однако с тех пор как в 1889 г. кайзер посетил Абдул-Хамида II, Германия стала брать верх над теми, кто пришел в Турцию раньше. С 1887 г. по 1910 г. ее доля в турецком импорте увеличилась с 6 до 21%, а Австро-Венгрии - с 13 до 21% [41, с.61]. За тот же период ввоз английских товаров сократился с 60 до 35%, французских - с 18 до 11%. В то время как французские капиталовложения в турецкие предприятия (не считая "Оттоманского государственного долга") составляли 25,9%, а английские - 16,9% всех иностранных инвестиций, капиталовложения одной только Германии достигали 45,4%. Ее торговлю финансировали "Дейче Палестинабанк", "Левант-Контор" и особенно "Дейче Ориентбанк", созданный совместно банками "Дрезднер банк", "Дискон-тогезельшафт", "Шаафхаусеншер банкферейн" и "Национал банк фюр Дейчланд". Военные предприятия Германии, особенно такие, как заводы Круппа и Маузера, являлись поставщиками султанской армии. Акции Германии в оттоманском государственном долге возросли с 4,7% в 1881 г., когда она занимала шестое место среди кредиторов Турции, до 20% в 1912 г., когда по количеству акций Германия уступала только Франции [30, с.112]. К 1914 г. германские концерны контролировали "Трамвэй компани", "Метрополией рейлвэй", электроснабжение и многочисленные фирмы в Константинополе, службу пассажирского пароходства Золотого Рога, компанию "Ост-Эйропейше телеграфен-гезельшафт", порт и водопровод в Хайдарпаше, железнодорожные линии Мерсин - Тарсус и Адана и ряд шахт Гераклеа (магнат Рура Стиннес и "Дейче банк") [41, с.61-62]. Они имели концессии на владение портом в Александретте и Мерсине, имели право судоходства по озеру Бейшехир, ирригационные системы в оазисе Конья и равнине Адана, ковровую фабрику в Урфе, хлопчатобумажную фабрику в Адане, концессии на разработку недр вдоль некоторых главных железнодорожных магистралей, а также широкие торговые интересы в Сирии и Палестине. Берлинские банки совместно с "Винер банкферейн" распоряжались восточной железной дорогой, связывающей Константинополь с Центральной Европой. Кроме того, "Дейче банк" владел Анатолийской железной дорогой, включая линии Хайдар-паша - Измит - Ангора (Анкара),Хамидие - Болу и Эскишехир - Конья, компанией по эксплуатации восточных железнодорожных линий, а также банком "Банк оф ориентал рэйлвейс" и имперской Оттоманской железнодорожной компанией, которая (совместно с турецкими, австрийскими, шведскими, французскими и итальянскими фирмами) была создана для продления железнодорожного пути от Коньи до Багдада и Басры. К 1914 г. новая ветка протянулась уже до Алеппо, Александретты и по другую сторону Евфрата [41, с.63].

Берлинско-Багдадская железная дорога - олицетворение стремления к проникновению на Средний Восток - была построена в целях вывоза меди Тауруса, нефти Киркука, табака, шерсти, хлопка, зерна и фруктов Месопотамии и Курдистана, а также в целях приобретения одного из богатейших рынков мира для германских товаров. Назначение дороги состояло в том, чтобы благодаря доведению ее до Персидского залива отвлечь ближневосточную, индийскую и дальневосточную торговлю от торговли с Лондоном по морю, направив ее по суше - в Германию. Компания Багдадской железной дороги была тесно связана с электрической, строительной ("Сименс Бау А.Г. "), тяжелой и экспортной отраслями промышленности Германии [29, с.31-32].

2.2 Внутреннее положение Турции как фактор ее внешней политики

Подчинение Порты Германии в значительной степени объяснялось внутренними причинами. Свержение феодального режима Абдул-Хамида младотурецким комитетом "Единение и прогресс" в 1908 г. представляло собой буржуазную революцию. Однако в итоге были осуществлены лишь незначительные перемены. Вскоре после январского переворота 1913 г., направленного против междуцарствия старого режима, была установлена диктатура. Преемник Абдулы, 72-летний Мехмед V не имел никакой власти. Парламент был марионеткой. Власть находилась в руках триумвирата, который продолжал проводить политику террора.

Один из членов триумвирата - Джемаль, морской министр, губернатор Стамбула и глава полиции, был известен как спекулянт и как искусный провокатор. Талаат, в котором ловкость и сила сочетались с поразительной беспощадностью, прошел путь от скромного телеграфиста до председателя комитета и министра внутренних дел. Энвер - наиболее выдающийся из этого трио, будучи военным министром, сам назначил себя начальником генерального штаба. Он уволил и бросил в тюрьмы сотни молодых офицеров, чтобы избавиться, таким образом, от своих политических противников [29, с.35].

Англичане, французы, итальянцы, американцы и немцы имели в стране консульства, тюрьмы, школы и почтовые конторы. Операции по займам ежегодно выколачивали из страны около 7426 тыс. турецких фунтов стерлингов (приблизительно 6800 тыс. фунтов стерлингов) [40, с.91].

Право правительства облагать налогом граждан западных стран практически равнялось нулю. Поэтому закон 1913 г. о "поощрении промышленности" в Турции был мертворожденным. Недифференцированные таможенные пошлины были настолько низки (11% общей стоимости), что местная промышленность оказывалась беззащитной перед привозными товарами. Внешняя торговля была монополизирована либо иностранцами, либо греческими, армянскими и еврейскими купцами-посредниками, которые продавали товары по дешевым ценам. Это обстоятельство сказывалось, как паралич, на торговой деятельности местных фирм. Из более чем одной тысячи купцов, имевшихся в Константинополе в 1911 г., лишь около 70 были турками. Широко была распространена бедность [47, с.67].

Турецкая империя была одним из значительных рынков мира, и широкое проникновение туда германского капитала, столкнувшегося с франко-английскими инвестициями, заставило Вильгельма IIдобиваться установления исключительного контроля.

Лондон, Париж и Петербург, отказываясь признавать, что новый режим в Турции просуществует длительный срок, поддерживали внутреннюю оппозицию.

Порта видела, как Франция укрепляет свою власть в Сирии, Ливане, Палестине, проникает и в другие части страны. Она видела, как Англия устанавливает новые границы на Балканах и Эгейских островах, расширяет контроль над Египтом, Персидским заливом и половиной Персии. Она видела, как Россия, которая не раз воевала с Оттоманской империей, освободила Болгарию и Румынию, поддержала армян, продвинулась в Северную Персию и протянула руки к Константинополю и проливам.

Рейх, с другой стороны, мог сказать, что только он один среди европейских держав не захватил никакой территории Оттоманской империи. Как одно из наиболее молодых империалистических государств, он не играл существенной роли в системе капитуляций, столь ненавистной младотуркам. Более того, с тех пор как Антанта с 1913 г. начала проводить политику, конечной целью которой был раздел Турции, Германия вынуждена была прилагать усилия, чтобы сохранить прежнее положение [41, с.66].

Позднее Джемаль был вынужден писать, что "Германия рассматривала Турцию как звено в коммерческой и торговой цепи и поэтому стала ее самым решительным защитником против правительств Антанты, стремившихся расчленить ее, особенно потому, что устранение Турции означало бы окончательное "окружение" Германии. Единственным путем для Германии избавиться от давления железного кольца являлось предотвращение расчленения Турции" [29, с.45].

Германские дипломаты были щедры на уверения в "территориальной незаинтересованности" Германии.

Путч Энвера в 1913 г., организованный германскими финансовыми кругами, устранил проанглийское правительство в Константинополе и явился победой кайзера. Так свершилось возвышение Энвера до поста военного министра и установление им личного контроля над армией. Поскольку армия была основной опорой режима, власть Энвера стала такой неограниченной, что даже Талаат, партийный босс, зависел от него. Более того, Талаат понял, что его аннексионистские планы нуждаются в военной поддержке, которую может оказать только рейх. Превращение Лимана фон Сандерса в "Лиман-пашу", маршала Турции и генерал-инспектора армии сопровождалось назначениями германских офицеров на высшие должностные посты в турецкой армии, обучением турецких солдат в рейхе и постоянными маневрами вокруг Константинополя [27, с.37].

Таким образом, в то время как Англия и в большей степени Франция все еще играли главенствующую роль в экономической и финансовой жизни Оттоманской империи, рейх уже располагал военным и политическим превосходством. Порта накануне убийства в Сараево являлась по существу агентством германского империализма.

2.3 Вступление Турции в войну с Антантой

В июле 1914 г. Джемаль, веривший в выгоду западной ориентации, посетил Париж, где у него состоялись несколько бесед с министром иностранных дел Франции Вивиани. Целью его приезда, с одной стороны, было предложение о вступлении Турции в Антанту, а с другой - защита от России [34, с.101].

С точки зрения Франции и Англии эти требования были невыполнимыми. К тому же Франция и Англия ставили своей целью поддержку Греции для создания коалиции балканских стран. Главной особенностью этой коалиции был союз с Россией, который предполагалось осуществить за счет турок, а не союз с Турцией, дававший гарантии против России. Вследствие этого Вивиани уклонился от переговоров.

Рейх, как свидетельствует генерал Сандерс, рассчитывал, что Турция "не только отстоит проливы и защитит свои границы. но покорит Египет, освободит Персию, подготовит почву для создания независимых государств в Закавказье, создаст угрозу Индии со стороны Афганистана. и. окажет активное содействие в военных действиях в Европе." [22, с.85]. Султан для Вильгельма IIдолжен был поднять мусульман против их английских, французских и русских господ". Закрытие Дарданелл должно было остановить поток зерна из России на Запад, подорвать ее экономику, прекратить поставки оружия в Россию компаниями "Виккерс" и "Крезо" и таким образом парализовать боеспособность России [22, с.87].

В начале июля Энвер встретился в Берлине с начальником генерального штаба Мольтке. Когда Джемаль, вернувшись в Турцию из Парижа с пустыми руками, увидел проект турецко-германского договора, он нашел его "превосходным договором между двумя независимыми государствами" и принял "без колебаний". По условиям договора рейх обязался оказывать поддержку Порте в "отмене капитуляций", в достижении с Болгарией "соглашения, соответствующего оттоманским интересам при разделе территорий, которые будут завоеваны на Балканах", в получении обратно Эгейского архипелага (включая Крит), если Греция будет выступать против центральных держав. Согласно договору предусматривалась также помощь Германии в расширении турецкой территории за счет России "таким образом, чтобы обеспечить непосредственное соприкосновение. с мусульманским населением" там (т.е. завоевание русской Армении), и в получении "соответствующей компенсации" за потери, которые будут понесены в войне. В свою очередь турки обязались выступать вместе с австрийцами и немцами против царя. Документы об этом были подписаны тайно 2 и 6 августа [22, с.90].

Турция была настолько слаба в военном отношении, что ее немедленное вступление в войну могло лишь затруднить положение центральных держав. Первоначальное обязательство Порты воевать против России привело к необходимости вступить в большую войну. Туркам было легко доказать, что только что подписанный договор не имеет больше силы. Поскольку Германия при подобной конъюнктуре не располагала эффективными средствами воздействия на Порту, последняя могла занять независимую позицию.

Турция, понимая свое плохое военное состояние и скрепленная договорами с Германией, начала политику "лавирования" между странами Антанты и Германией. Рычаг воздействия был достаточно четко определен - это подавляющая доля иностранного капитала в турецкой экономике, а также проливы в Черном море.

Министр финансов Джавид-бей обратился к Бомпару, французскому послу в Константинополе, с просьбой дать Турции позитивные письменные гарантии в отношении территориальной неприкосновенности сроком на 15 - 20 лет и отмены капитуляций, с тем, чтобы противопоставить их германским обещаниям.

Джемаль передал английскому дипломатическому представителю перечень условий, на которых, как он открыто признавал впоследствии, "мы (турки), возможно, присоединились бы к Антанте". Тем временем Энвер в конфиденциальном разговоре с русским военным атташе, отнюдь не краснея, предложил заключить союз с царем на 5-10 лет. В результате мог бы быть создан Юго-Восточный иСредне-Восточный блок против и за счет Австро-Венгерской империи, с которой Порта только что заключила торжественный дипломатический союз. Однако Сазонов своим ответом не склонен был удовлетворить требования турок [25, с.114].

Борьба правящих кругов России за Константинополь ипроливы (также, как франко-английское противодействие этому) была традиционной. Эти устремления еще более усилились из-за быстрого перевооружения Турции Германией и в то же время подчинения ее рейхом изнутри. Уступить проливы Германии, информировал Сазонов царя в декабре 1913 г., "было бы равносильно подчинению всего экономического развития южной России этому государству" [17, с.151]. Поэтому захват Константинополя стал делом первостепенной важности.21 февраля 1914 г. министр иностранных дел, военный и морской министры с одобрения Николая IIприняли совместное решение "в случае большой европейской войны разрешить "восточный вопрос" в пользу России путем установления господства в Константинополе, в проливах Босфор и Дарданеллы" [29, с.56].

Когда разразился мировой кризис июля 1914 г., царский Генеральный штаб исключал параллельные операции против центральных держав и Оттоманской империи. Необходимость в военных действиях подкреплялась политическим аргументом, сводившимся к тому, что война Турции против Антанты раздует тлеющий огонь в Греции и возбудит желание Болгарии в отношении Константинополя. Если они возьмутся за оружие ради такого дела, победоносная Россия встретится лицом к лицу с опасными противниками [45, с.77-78]. Сазонов предлагал предоставить Порте гарантию трех держав относительно территориальной неприкосновенности, изъявить готовность пойти на обсуждение любой дипломатической комбинации, на видоизменение капитуляций в качестве первого шага к их отмене, на вступление в обладание всеми германскими экономическими концессиями, особенно концессией на Багдадскую железную дорогу и в качестве позитивного приобретения остров Лемнос, захваченный греками в 1913 г. Взамен за все это Турция должна была взять на себя обязательство демобилизовать свою армию и соблюдать нейтралитет.

Сохранение нейтралитета Турцией также отвечало целям Англии и Франции. Тем не менее, предложения Сазонова, за исключением территориальной гарантии, были отвергнуты. Его идея компенсировать Греции отказ от Лемноса передачей ей территории Эпира явно противоречила интересам Италии. В то время как Россия мало потеряла бы от проведения изменений в капитуляциях, Антанта поплатилась бы многим. Русские могли только выиграть от лишения Германии экономического и финансового влияния на Ближнем Востоке.

Одной из главных предпосылок вступления Турции в войну с Антантой была реквизиция Черчиллем - первым лордом адмиралтейства, двух суперсовременных линкоров, которые к началу войны были построены в Англии на средства, собранные буквально со всей Турции. Мотивация Черчилля была простой: "Мы не могли позволить себе действовать без этих двух превосходных кораблей. Еще меньше могли бы позволить себе видеть их … используемых против нас". Турции была предложена денежная компенсация. Однако все равно это вызвало в Константинополе всестороннюю вспышку гнева. Этот случай послужил оправданием для призыва к оружию [50, с.160-161].

Вышеизложенное обстоятельство было не единственной причиной. В составе эскадры центральных держав в Средиземноморье рейх имел два крупных крейсера - "Гебен" и "Бреслау". Русский морской штаб и министерство иностранных дел опасались, что оба этих корабля могут перейти во владение султана. Опасения оправдались, когда при полном попустительстве со стороны британской эскадры оба крейсера, не встречая никакого сопротивления, смогли спокойно пройти через Дарданеллы, зайти в Черное море и объединить свои силы с флотом султана. В свою очередь бескровная победа "Гебена" и "Бреслау" дала Германии возможность оказывать давление на Порту. В Константинополе чаша весов сильно склонилась к войне.

Бездействие французских и английских кораблей объяснялось "облегчающим обстоятельством", что была устранена угроза бомбардировки Египта и французской Северной Африки. Адмиралы Милн (Англия) и де Лапейрер (Франция) оправдывали поразительное бездействие Антанты тем, что их эскадры имели "иные обязанности" [35, с.125].

В то же время 2 августа 1914 г. Турция подписала секретный договор, обязывавший ее выступить на стороне Германии.

Турецкий же флот, став сильнее русского черноморского похоронил традиционные надежды России предпринять наступление на Константинополь.

Оттоманской прессе, как отмечал Джемаль, было дано указание: "усиленно писать о … компенсации за "Султан Осман" и "Решадие", которых мы лишились вследствие грабежа со стороны англичан" [29, с.76]. Это позволяло Турции оправдаться "нормами международного права". Корабли же, нарушившие эти нормы, имели лишь турецкие названия, но сохранили свой личный состав и командиров, переодетых в новую форму и фески.

В отношении роли России в войне и по ее окончании намерения Англии и Франции были таковы: пока помешаем Турции предпринимать какие-либо действия в ущерб нам. В течение войны мы сохраним союз с Россией и доведем войну до победного конца. Затем мы. под предлогом реформ предоставим арабским провинциям автономию, так что они легко окажутся под нашим покровительством и контролем" [23, с.152]. Турция хорошо понимала, что соблюдение нейтралитета приведет ее к гибели.

Тогда она закрыла Дарданеллы. Непосредственным поводом для этого послужило то, что эскадра союзников преградила путь к выходу в открытое море одному из турецких эскадренных миноносцев. И, наконец, 27 сентября: "спущены мины и заградительные сети. погасли маяки; подняты сигналы "путь закрыт!." [45, с.85]. Сотни кораблей, еще недавно теснившихся на рейде, покинули его. В несколько недель Босфор и прилегающие воды стали безлюдной пустыней.

Таким образом, Англия и Франция, требуя от России скорейшего вступления в войну "де-факто" негласно покровительствовали империи Полумесяца с целью не допустить туда царскую Россию и удержать в своих руках контроль над страной.

События в Галиции и на Марне, сделавшие Берлин более настойчивым, привели турок в уныние. Наследный принц Иззедин и большинство министров, включая великого визиря, стояли за нейтралитет. Немцы решили принудить турок к действию. В то же время, учитывая дипломатическую борьбу за Балканы, премьер-министр Венгрии Тисса настаивал на том, чтобы турецкий флот бросил вызов царскому. Они считали, что в противном случае "превосходство русских морских сил на Черном море произведет впечатление на Румынию и Болгарию" [45, с.90].

Обо всем этом была достигнута договоренность на официальном завтраке в посольстве Вангенгейма. Итак, "Гебен" и "Бреслау", а также турецкие крейсеры и эскадренные миноносцы вышли из Босфора и 29 и 30 октября 1914 г. (в то время как оттоманская армия вторглась на территорию Египта) без объявления войны обстреляли Одессу, Севастополь, Феодосию и Новороссийск.

Некоторые члены правительства, застигнутые врасплох, потрясенные и воспринявшие этот факт как надвигающуюся катастрофу, подали в отставку.

Посол Оттоманской империи во Франции телеграфировал: "Низкий уровень жизни и примитивное развитие Турции требуют длительного и мирного роста. Обманчивая привлекательность возможных военных успехов может привести только к нашей гибели. Антанта готова уничтожить нас, если мы выступим против нее. Германия не заинтересована в нашем спасении. В случае поражения она использует нас как средство для удовлетворения аппетитов победителей; в случае победы она превратит нас в протекторат" [38, с.169]. Однако обширная турецкая территория, являясь сферой интересов противоборствующих стран, рано или поздно должна была включиться в войну. Единственная надежда стать хозяином своей судьбы заключалась во вступлении в войну.". Перед нами было только два пути, - пишет Джемаль, - мы могли либо объединиться с Англией и Францией. и таким образом обезопасить себя от России, либо присоединиться к центральным державам и помочь в разгроме России. Отказавшись от союза с нами, Франция и Англия потребовали, чтобы мы оставались нейтральными и держали проливы открытыми в интересах нашего злейшего врага. Центральные державы, с другой стороны, позволили нам присоединиться к "им" [38, с.170-171]. Они защищали Турцию от вторжения со стороны ее балканских соседей и от расчленения ее Антантой, и, как полагали, согласно условиям "Союза., основанного на равноправии", предоставляли ей место на мирной конференции и возможность непосредственно требовать аннексий.

Bответ на дерзкое беззаконие в Черном море Англия, Франция и Россия объявили Порте, что, если она не уволит всех германских военных из армии и флота, она будет нести ответственность за состояние войны. Это было необходимое, но с самого начала явно невыполнимое требование.1 ноября три посла потребовали свои паспорта.

Главная забота Эдуарда Грея состояла в том, что "к этому времени индийские войска прошли через Суэцкий канал и чтобы Турция вступила в войну таким образом, который ясно показал бы., что союзники, а не Турция, являются стороной, подвергшейся нападению. Дипломатия достигла этих двух целей" [29, с.87-88]. Упоминания Пуанкаре об этом кризисе сделаны в таком же духе. И когда поверенный в делах Оттоманской империи в Петрограде, выражая "бесконечное сожаление" по поводу "враждебных действий, спровоцированных русским флотом", заявил о желании примирения, Сазонов отверг обвинение и резко возразил, что "теперь уже слишком поздно вести какие-либо разговоры…" [17, с.258].

Таким образом, непосредственным результатом вступления Турции в войну было то, что вышеизложенный акт развязывал царизму руки [37, с.61]. В манифесте Николая IIот 2 ноября провозглашалось, что "это безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее ход событий и откроет России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря" [34, с.120].

Вступление Турции в Первую мировую войну было обусловлено тем фактором, что к началу войны она являлась сферой различных интересов противоборствующих блоков - Тройственного союза и Антанты. Турция была не готова к войне. Это вытекало из крайне неблагоприятного ее внутри и внешнеэкономического состояния и было также связано с приходом к власти младотурков, а также очень выгодным географическим положением, что сделало ее одной из главных арен Первой мировой войны.

3. Позиции России Англии и Франции по вопросу о проливах

В декабре 1913 г. Сазонов сообщил царю: "Проливы в руках чужого государства означают подчинение всего юга России этому государству" [17, с.152]. Год спустя он снова заявил, что они являются "жизненным нервом во всей нашей экономической жизни" [17, с.152].П.Н. Милюков, глава кадетов - ведущей буржуазной партии, уверял Антанту, что приобретение Россией Босфора и Дарданелл "ничего не имеет общего с завоевательными тенденциями, которым с полным основанием хотят положить предел сторонники будущего организованного мира Европы. Владение Константинополем и проливами есть конец, а не начало. Ликвидация вопроса о проливах даст возможность торжественно отнести в святилище истории так долго мучивший Европу "Восточный вопрос" [14, с.389]. Однако эта мысль была поверхностной, в некоторой степени дипломатически примитивной, так как овладение Константинополем и проливами должно было сделать Россию средиземноморской державой, а это вызывало необходимость защищать себя в восточной части этого моря. Подобное выводило Россию в средиземноморском регионе "лицом к лицу" с западноевропейскими державами.

Согласно царской внешнеполитической концепции, Николай IIдолжен был занять место Франца-Иосифа и Мехмеда Vв качестве "арбитра и покровителя славянских народов". В декабре 1913 г. Сазонов предложил Николаю II, чтобы Россия потребовала проливы не только "по причинам экономического характера, но и с точки зрения политической" [17, с.153]. Для русских помещиков, промышленников и кадетов занятие Константинополя и проливов являлось не конечной целью, а началом полного господства на Ближнем Востоке и захвата власти в Средиземном море.

Предвидя гибель султанской империи, западные союзники пытались создать на Балканах опорный пункт для своего господства. Отсюда раздражение Англии. Как явствует из дневника посла Франка Берти накануне мировой войны, оно было вызвано "абсурдным и устарелым заявлением России, что она является защитницей всех славянских государств" [29, с.93].

Константинополь являлся крупнейшим торговым центром Турции, через который в 1911 г. прошла почти треть всего английского импорта. В 1913-1914 гг. тоннаж торгового флота Англии в Константинополе намного превышал тоннаж других государств. Он равнялся приблизительно 6 500 000 т. Кроме того, Константинополь служил перевалочным пунктом при перевозке товаров с Украины, из Закавказья, Месопотамии и Персии, а также был одним из транзитных центров мира. Но "раздел Турецкой империи" был возможен только в результате большой войны и немыслим без России. С конца августа 1914 г. Эдуард Грей с большой осторожностью начал намекать России, что судьба Турции решена, что вступление ее в войну на стороне Германии неизбежно и ей придется понести "всю" ответственность за последствия.

Вслед за тем Сазонов 14 и 26 сентября информировал английского и французского послов, что, помимо нижнего течения Немана и восточной части Галиции, Россия требует "постоянной свободы проливов" [17, с.147].

Свобода проливов должна была быть гарантирована путем их интернационализации, уничтожения укреплений на берегах Дарданелл и создания контрольного поста при входе во внутреннюю часть Босфора.

Вторжение России в Пруссию в разгар битвы на Марне, как свидетельствует Черчиль, "решило судьбу сражения". Россия, в результате, к концу 1914 г. имела огромные потери - около 1350 тыс. убитыми, ранеными и пропавшими без вести [35, с.147].

Очевидно, что такие жертвы Россия несла не без своих интересов в своей внешней политике. А главной целью России была перспектива "Царьграда", которой страны Антанты на дипломатических переговорах не безуспешно "подкармливали" ее, преследуя, в свою очередь, сугубо личные цели - втянуть ее как можно глубже в войну.13 ноября 1914 г. Бенкендорф телеграфировал, что король Георг Vсказал ему: "Константинополь … должен быть вашим" [29, с.99].

По сравнению с Англией отношение Франции к требованиям царской России отличалось только тем, что, несмотря на меньшую заинтересованность в проливах, она еще сильнее стремилась рассеять мечту о "Царьграде".17 августа посол Палеолог предостерегал Сазонова: "Вы не должны забывать, что сохранение территориальной целостности и политической независимости Турции остается одним из руководящих принципов французской дипломатии" [42, с.92].

Франция также отмечала в сфере своих первостепенных территориальных интересов помимо Эльзаса и Лотарингии, "разрушение Германской империи" и "исправление некоторых колониальных границ" в Африке.

Позиция Николая IIв отношении Турции была непреклонна:". турки должны быть изгнаны из Европы. Константинополь должен. быть нейтрализован. Западную Фракию до линии Энос - Мидия следует передать Болгарии. Остальная территория от этой линии до берегов Дарданелльского пролива должна отойти к России." [24, с.109]. Это еще раз подчеркивало, во-первых, насколько важен был выход России к проливам, во-вторых, возможность России в будущем влиять на обстановку в восточной части средиземноморья. Здесь Россия сразу же сталкивалась с французскими интересами в этом регионе. Франция это хорошо понимала: "Ваше величество, простите меня за то, что я снова перебиваю Вас, - в одном из писем Николаю IIписал министр иностранных дел Франции Морис Палеолог, - я хочу напомнить вам, что в Сирии и Палестине Франция имеет драгоценное наследие исторических воспоминаний и моральные и материальные интересы. Могу ли я рассчитывать на согласие вашего величества на любые меры, которые правительство Республики найдет нужным предпринять, чтобы охранять это наследие?" [42, с.95]. Ответ Николая IIбыл положительным. Готовность царя идти навстречу требованиям французов означала не только политическое дружелюбие, сколько дипломатическое бессилие. Сазонов, несомненно, знал, что он купил обещание Англии в отношении проливов ценой отказа от действий в Азербайджане, единственных действий против Турции, которые имели шансы на успех [29, с.103]. Это означало, что военные усилия России и ее военные цели были подчинены основным целям ее союзников.

В связи с нагнетанием обстановки вокруг проливов Черчилль с конца августа 1914 г. действовал исходя из предположения, что Турция будет находиться среди врагов Англии.1 сентября он информировал генерала Дугласа, начальника имперского штаба, что он лично и лорд Китченер будут "разрабатывать план захвата с помощью греческой армии. Галлиполийского полуострова с целью проникновения британского флота в Мраморное море" [50, с.174].25 ноября, вскоре, после того как Грей заверил Россию относительно передачи ей проливов, Военный совет обсудил вопрос о наступлении, которое, как заявлял Черчилль, "даст нам возможность диктовать условия в Константинополе".28 декабря секретарь Военного совета Хэнки высказал мнение, что "наиболее эффективный удар (по Германии), обеспечивающий установление длительного мира во всем мире, мог быть нанесен через. Турцию" [12, с.104]. Согласно воспоминаниям Черчилля и Докладу Дарданелльской комиссии, 13 января 1915 г. Военный совет принял решение о том, что, помимо рассмотрения операций в Адриатическом море, Адмиралтейство "должно также подготовить морскую экспедицию в феврале для захвата Галлиполийского полуострова с Константинополем, что является конечной целью этого мероприятия" [50, с.175]. В обоих этих источниках ничего не сказано относительно Сирии. Но Черчилль в памятной записке своему ведомству писал, что, "как только начнется наступление на Дарданеллы, следует захватить Александретту" [50, с.175].

В Париже планы англичан вызвали сильную реакцию. Из всех районов, находившихся под властью султана, ни один не имел такого значения для французских вкладчиков (промышленников и финансистов),как Сирия. Около 1 млрд. франков было вложено в строительство важнейшей железнодорожной линии Дамаск - Хама с ее ответвлениями, порта, сети газового и электрического освещения, водопровода в Бейруте, в компанию "Трамве Либане" (ливанский трамвай), в строительство портовых мастерских в Триполи и в других местах и т.д. [43, с.105]. Накал страстей по вопросу о сферах влияния стремительно нарастал. Необходим был компромисс между Англией и Францией. Такой компромисс был найден. Правители Третьей республики, оставляя Палестину, Сирию, Киликию и Александретту за Францией, подозревали английское правительство в том, что оно использует защиту Египта как предлог для осуществления своих замыслов в отношении Александретты. Кроме того, большинство членов французского правительства было против возможного ослабления Западного фронта.23 января 1915 г. морской министр Оганьер был спешно направлен к Черчиллю. Прибегнув к нажиму в ходе переговоров, он добился компромисса. Франция получила право осуществлять контроль над сирийским побережьем, вплоть до Яффы, за счет полной передачи британскому флоту контроля над проливами. Черчилль отказался от высадки войск в Александретте, получив обещание от Оганьера принять участие в военных операциях в Дарданеллах. Хотя Франция "спасла" Сирию, она все же потерпела политическое поражение. Инициативу захватила Англия [43, с.107].

Итак, ход исторических событий благоприятствовал проекту, осуществления которого Черчилль, как он сам признавал, "всегда так сильно желал". Не известно, были ли форты проливов "куплены", как утверждали во Франции, или нет, но сообщения разведки вселяли надежду на то, что "стоит только английскому флоту появиться в Мраморном море, как в Константинополе произойдет революция" [12, с.112].

13 января 1915 г. на заседании Военного совета Черчиль с одобрения Китченера добился принятия своего плана. Военный совет, собравшийся 28 января, оставив без внимания вопрос о "приготовлениях" вынес твердое решение наступать на Дарданеллы только с моря [29, с.117]. Премьер-министр Англии Асквит полностью поддержал Черчилля, несмотря на несогласие некоторых экспертов, которые считали операцию в Дарданеллах рискованной.

В результате основной упор был сделан на несомненные преимущества, которые были бы достигнуты в случае успешного осуществления плана, отрицательные же стороны были проработаны очень слабо.

Выгоды вышеотмеченного плана носили, прежде всего, стратегический характер. Овладение проливами и захват Константинополя разделили бы Турцию на две части, отрезали бы ее от союзников и нанесли бы ей поражение. Это было больше, чем устранение наименее опасного из врагов. Как Черчилль вскоре вынужден был напомнить кабинету, Германия преследовала цель "захватить Сирию, привлечь на свою сторону Болгарию, установить прямой путь в Константинополь, полный контроль над турецкой империей. и открыть для себя дороги в Персию и Индию. [50, с.178]. Быстрый удар, нанесенный Англией, заметно бы ослабил позиции Германии в Турции. Утверждали, что этот же удар уничтожил бы вражескую блокаду России, освободил бы торговый флот водоизмещением 350 тыс. т.,который был задержан в ее черноморских портах, вновь открыл бы возможность для доставки вооружения Антанты на ее фронты и для доставки украинской пшеницы на Запад, восстановил бы упавший валютный курс, подавил бы наихудшие проявления социального недовольства и придал бы силы ослабевшему исполину в то время, когда главный удар войны был перенесен на Восток. Черчилль продолжал оптимистично развивать, намеченный им план в Дарданеллах: "успех в Дарданеллах в сочетании с другими нашими преимуществами намного усилит наше влияние среди союзников. Он также даст нам возможность обеспечить их необходимое сотрудничество, окажет воздействие на Россию., будет иметь решающее значение в овладении положением на Балканах и не пройдет мимо Италии." [50, с.179].

Другая выгода, которая должна была бы быть извлечена в результате операции, носила дипломатический характер. Черчилль, как он рассказывал позднее, "рассчитывал, что, если и когда турецкие форты начнут падать, греки присоединятся к нам", что это "побудит Болгарию пойти на Адрианополь", и, "наконец, я уверен, что Россия. не останется безразличной к судьбе Константинополя и что дальнейшие подкрепления будут поступать от нее" [50, с.180].

Вскоре нью-йоркская газета "Уорлд" опубликовала следующее заявление: "Россия - это будущий большой враг Англии. Усилия Англии овладеть Дарданеллами, захватить Константинополь и передать его самому большому сопернику Англии. является не чем иным, как политическим безумием" [38, с.179].

Третьим и самым значительным выигрышем, который предполагалось получить в результате Дарданелльской операции, был выигрыш политический. Влиятельная группа членов кабинета во главе с Черчиллем уже давно рассматривала ее как важную наступательную операцию самостоятельного значения. Вся их политика была направлена на то, чтобы использовать превосходство морских сил для расширения Британской империи в странах Леванта. При этом основное значение имело обеспечение британских интересов в зоне проливов и Константинополя. Очевидно, важнейшей задачей операции являлось противодействие выполнению обещания, данного Сазонову, о том, что судьба этого района должна быть решена "в согласии с Россией". Но в основном, согласно русскому источнику, "цель всей Дарданелльской операции заключалась не в помощи России. Она заключалась в овладении Ближним Востоком Англией независимо от России и. против России., против установления ее владычества на проливах" [40, с.107].

"Английская политика всегда преследовала цель недопустить Россию к Константинополю и проливам; мы боролись за это в Крымской войне… В настоящее время Англия намеревается захватить Константинополь, с тем чтобы, когда Англия и Франция смогут с помощью России выиграть войну, Россия при наступлении мира не получила бы Константинополь. Если бы это не соответствовало действительности, то какой же был смысл в посылке британских войск в Дарданеллы в то время, когда французские и британские войска находились в таком трудном положении во Франции, что Россия приносила неслыханные жертвы, чтобы выручить их?" [24, с.114]. Такой краткий вывод об отношении России, сформулированный Эдуардом Греем, не мог бы быть изложен лучше в Петрограде. Об этом же сообщал итальянский посол Карлотти, телеграфировавший в Рим, что Великобритания предпочла бы действовать при взятии проливов "своими собственными силами". Когда Бьюкенен и Палеолог информировали Сазонова о предстоящей экспедиции, это произвело такой эффект, что, как вспоминает Сазонов, "мне с трудом удалось скрыть от них, как болезненно подействовало на меня это известие". "Я совершенно не допускал мысли, что проливы и Константинополь могут быть захвачены нашими союзниками, а не русскими войсками" [25, с.143]. С другой стороны, никакие войска не могли быть посланы в поддержку англо-французской экспедиции в Дарданеллах. Полагали, что нет необходимости посылать какие-либо войска, так как Ставка "считала завладение проливами союзным флотом трудно осуществимым, почти невозможным".

Безразличие генералов к дипломатическим соображениям накладывало на министра иностранных дел России особые обязанности. Князь Трубецкой, посланник России в Сербии, в телеграмме следующим образом предостерегал Сазонова: "Завладение проливами (Англией и Францией) без нас было бы прямо пагубно… и в этом случае Константинополь стал бы в будущем могилою нынешнего нашего союза" [45, с.117]. В письме, адресованном ему же, он обращал внимание на то, что "неудачное разрешение вопроса отразилось бы у нас не такими последствиями, как какой-нибудь министерский кризис. Вся Россия потребовала бы отчета в том, за что проливается кровь наших близких" [50, с.118].

Безусловно, России было необходимо вернуться с войны с чем-то. И этим "чем-то" мог быть "Царьград". К тому же вопрос о проливах олицетворялся с вопросом о независимости России.

Лидер конституционных демократов Милюков требовал "окончательного разрешения вековых задач нашей ближневосточной политики… полного приобретения Босфора и Дарданелл. вместе с Константинополем и достаточной частью прилегавших берегов." [14, с.394].

Японский военный атташе в Петрограде сообщил своему начальнику генерального штаба, что это заявление "увеличило нервозность в Англии и Франции…". Лондонские и особенно парижские газеты поместили тенденциозные статьи о равных правах на проливы всех держав. "Тан" и "Фигаро" проводили кампанию за нейтрализацию Константинополя и проливов.

19 февраля началось наступление на Дарданеллы. После бомбардировки 25 февраля внешние форты были разрушены и корабли вошли в проливы [27, с.163]. Резко упали цены на пшеницу на чикагской фондовой бирже. Казалось, как вспоминает Черчилль, "налицо перспектива падения Константинополя и перехода его в руки союзников" без участия России. В связи с этим Сазонов информировал послов Англии и Франции: "Несколько недель назад я мог еще полагать, что открытие проливов не обязательно повлечет за собой окончательную оккупацию Константинополя. Сегодня я должен заявить, что вся страна требует принятия этого радикального решения" [25, с.145].

Советы предосторожности, которые делались в Петрограде, сошли на нет перед угрозой вступления войск союзников. В меморандуме, переданном Палеологу и Бьюкену, Сазонов 4 марта 1915 г. потребовал, чтобы "город Константинополь, западный берег Босфора, Мраморного моря и Дарданелл, а также южная Фракия до линии Энос - Мидия… часть азиатского побережья в пределах между Босфором, рекой Сакарией и подлежащим определению пунктом на берегу Исмидского залива, острова Мраморного моря и острова Имброс и Тенедос" были "окончательно" включены в состав царской империи" [25, с.146].

Следует отметить, что в меморандуме Сазонова к составу царской империи причислены острова Имброс и Тенедос, которые уже располагались в Средиземном море при выходе из Дарданелл.

Антанта осталась верной первоначальной идее интернационализации проливов и оттоманской столицы. Англия и Франция вскоре заявили о необходимости разрушения всех фортов в Босфоре и Дарданеллах, т.е. они настаивали на их демилитаризации и нейтрализации [26, с.211]. Однако для России снос укреплений явно бы не обеспечивал обороны Черного моря, облегчил бы захват и закрытие выходов из него предполагаемым врагам. Отсюда, как отмечал Сазонов, предлагаемая нейтрализация проливов представляла бы собой "наихудшее возможное решение с точки зрения России", так как это "была бы просто фикция; в действительности они находились бы под контролем наиболее сильной морской державы" [25, с.146-147].

Англия видела перспективу греко-английского господства в Константинополе. Однако французские круги враждебно отнеслись к этой перспективе. Кроме того, в Париже все еще надеялись привлечь на свою сторону в качестве союзника Софию, а не Афины. Поэтому в Лондон было сообщено, что "продвижение англо-французского флота может оказаться настолько успешным, что он появится у Константинополя и не потребуется высадки войск. Следовательно, может и не возникнуть никакой надобности в военном сотрудничестве с Грецией…" [29, с.134].

Англия понимала, что в будущем на галлиполийском полуострове ей будет очень тяжело удержаться, там было велико влияние капитала других супердержав. К тому же совсем рядом находилась могущественная Российская империя, с интересами которой все же приходилось считаться.

Проанализировав всю складывавшуюся ситуацию, английское правительство 10 марта 1915 г. и лидеры консервативной оппозиции пришли к совместному решению обещать России Константинополь.

В ответ Англия потребовала включить в сферу своих территориальных интересов нейтральную зону в Персии, находившуюся между русской и английской сферами влияния [23, с.168].

Итак, России с Англией фактически удалось договориться. Оставалась Франция.

Франция была теснее, чем какая-либо другая держава, связана с Константинополем. В столице Турции находился Оттоманский банк, через который парижские финансисты, владевшие большинством его акций, распоряжались выпуском железнодорожных и промышленных акций, а также займов Порты. Столица Турции была местом пребывания Совета оттоманского государственного долга, в котором влияние Парижа было также преобладающим. Турецкая столица была административным центром монополий, концернов и концессий, большинство капиталов которых принадлежало Франции. Короче говоря, Константинополь был сердцем империи, опутанной сетью французских политических интересов и финансовых инвестиций, достигших суммы в 3 млрд. франков.

Дипломатические круги Франции были явно встревожены. Особенно негодовал президент Пуанкаре, являвшийся самым ярым сторонником осуществления традиционной политики Франции в "восточном вопросе".

Посол Франции в России М. Палеолог в проведенных в Петрограде беседах с Николаем IIпо вопросам, касающимся Константинополя и проливов, так ни к чему и не пришел, но с другой стороны обнаружил щедрость царя в отношении аннексий Франции в Центральной Европе: "Завладейте левым берегом Рейна, Майнцем, Кобленцем; продвиньтесь еще дальше, если считаете это нужным" [44, с.160].

Такая щедрость вызвала готовность и другой стороны пойти на уступки. Французское посольство в памятной записке от 8 марта 1915 г. заверило Сазонова, что он "может вполне рассчитывать на доброжелательное отношение правительства республики в деле разрешения вопроса о Константинополе и проливах" [44, с.161]. Но влияние заинтересованных финансистов на французское правительство и печать, очевидно, было так велико, что в приложении к памятной записке было указано, что урегулирование этого вопроса будет отложено до заключения мирного договора. Там же упоминались различные виды и формы интернационализации. Несмотря на эти обстоятельства 10 апреля французское правительство уведомило Сазонова, что "правительство республики дает свое согласие" на удовлетворение требований России относительно проливов и Константинополя "при условии, что война будет доведена до победного конца и. что Франция и Англия осуществят свои планы на Востоке, равно как и в других местах" [25, с.148].

Англия была против расширения границ Франции до Рейна. Поэтому, французское министерство иностранных дел, очевидно, сочло благоразумным заручиться дипломатической поддержкой одного из союзников против другого. В данном случае России и Франции против Англии.

Следует кратко отметить и военные обстоятельства.18 марта 1915 г. англо-французские военные корабли открыли огонь по фортам в проливе Дарданеллы, однако понесли ощутимые потери и были вынуждены во второй раз прекратить боевые действия [35, с.155].

В Париже пришли к выводу, что риск от сделки с Петроградом был незначительным по сравнению с выигрышем от приобретаемой дипломатической поддержки против Англии. Очевидным было и то, что без России войну выиграть нельзя. К тому же Германия всякий раз, когда Франция и Англия не шли России навстречу в вопросе о Константинополе и проливах, предпринимала через придворную даму М.А. Васильчикову, находившуюся в то время в австрийском "плену", серьезные попытки отколоть Россию от ее союзников, путем немедленного разрешения "восточного вопроса" в ее пользу. Поэтому основная причина передачи Константинополя и проливов России, состояла в том, что Германия предприняла попытку перехватить инициативу в этом вопросе у западных держав [34, с.143].

Таким образом, Россия, путем невероятных дипломатических усилий, расплачиваясь за будущее, миллионами жизней в настоящем, добилась удовлетворения требований по Константинополю и проливам у своих союзниц по Антанте - Англии и Франции.

Секретные соглашения Антанты, достигнутые в марте - апреле 1915 г., ничем не отличались от ноябрьских обязательств предыдущего года. Они также были неточны и содержали двусмысленные пункты, позволявшие уклониться от выполнения принятых на себя обязательств. Передача Константинополя и проливов России была теперь обусловлена победой в войне и достижением ее союзниками своих экспансионистских целей. Но масштабы ожидаемой победы не были определены, а условия, выдвинутые Англией и Францией, исключая несколько конкретных пунктов, были сформулированы настолько нечетко, то эти страны имели полную возможность произвольно толковать эти условия. Тем не менее, это все же была сделка, заключение которой сильно осложнило положение Франции и Англии.

В январе 1915 г. британский военный совет принял решение о проведении атаки силами военно-морского флота. Добиться получения необходимой живой силы предполагалось у Болгарии и Греции. Однако переговоры постигла неудача, что сделало неизбежным использование английских солдат. Операции в Галлиполи в связи с тупиковым положением Англии и Франции на европейских фронтах придавалось большое значение. Однако практические шаги в этом направлении были недостаточны. Так, в частности, английским военным министерством не было разработано генерального плана операций, не были учтены меры, необходимые для успешного осуществления такой экспедиции.

25 апреля 1915 г. состоялась высадка войск в Галлиполи. Турки, которых было очень много и которые были защищены заграждениями из колючей проволоки, встретили захватчиков массированным огнем. К 12 мая англичане потеряли почти 15 тыс. человек убитыми и ранеными. Потери французов превышали 12 600 человек из общего числа 22 450 участвовавших в боях [27, с.164]. Повторилась та же мрачная картина, которая имела место и на Западе.

Стоило только первым вражеским военным операциям в Галлиполи понести неудачу, как старый и немощный Мехмед Vбыл провозглашен "гази" (победителем). Паника уступила место наглой самоуверенности, которой сопутствовали злоба и жестокость. Местное греческое население, выражавшее приверженность к Западу и сопротивлявшееся проникновению немцев, было вместе с евреями разорено путем конфискации их имущества, а затем изгнано. Геноциду подверглись армяне, которые находились на более высоком культурном и экономическом уровнях, чем сами турки. Антанта же была вынуждена собирать силы для дальнейших военных операций и дипломатических акций.

Высадка войск в Галлиполи вызвала сильное возбуждение в Петрограде. Возникла тревога по поводу возможности успешного исхода этой операции.1 марта 1915 г. было принято решение послать в Босфор черноморский флот и русский экспедиционный корпус [29, с.159].

Для максимального успеха необходимо было располагать хорошо укрытым и обширным болгарским портом в Бургасе. 19марта, когда предполагалось, что после поражения, понесенного ими накануне в Дарданеллах, союзники будут более сговорчивыми, царь приказал министру иностранных дел запросить страны Антанты, "как бы они посмотрели на занятие нами Бургаса. даже вопреки согласию Болгарии", считая, что "они признают, необходимым наше одновременное сотрудничество." [17, с.169]. Однако Лондон наложил запрет на проектируемую высадку в Бургасе, предвидя ее реальный успех. Николай IIпредпринял прямое дипломатическое давление в отношении Болгарии, но все его предприятия потерпели крах. Политика же, лежавшая в основе всего этого оставалась в полной силе.

В марте, апреле и мае русский черноморский флот подвергал бомбардировке берега Турции. Было предпринято нападение на Батуми и наступление на турецкую Армению. Удерживая три оттоманские дивизии в Босфоре, русские войска ослабили турецкую оборону в Дарданеллах [35, с.159]. Однако этого было недостаточно для того, чтобы иметь право предъявлять требования.

В мае по всему фронту - от Карпат до Балтийского моря развернулось наступление германо-австрийской армии. Царские войска, испытывавшие острый недостаток в боеприпасах, отступили из северной Венгрии и начали отступать также в Курляндии, Литве и Галиции. В результате корпус, предназначавшийся для операции в проливах, пришлось перебросить в район реки Сан [35, с. 209]. Но, поскольку одновременно министр иностранных дел указывал, что с политической точки зрения было бы "крайне нежелательным", чтобы Антанта монополизировала проливы, верховный главнокомандующий разработал проект приказа об отправке на фронт к середине июля 1915 г. из Владивостока около 6 тыс. солдат, что являлось "каплей в море". С другой стороны, генералитету надо было что-то предпринимать, чтобы восстановить престиж, потускневший в результате недавних поражений. Поскольку не представлялось никакой возможности подойти к Константинополю с Востока, генералитет прибег к следующему аргументу:". если мы хотим участвовать в церемониале взятия города, то наши войска должны прибыть с юга", через Средиземное море. Владивостокский контингент, как заверял верховный главнокомандующий своего монарха, будет иметь "моральное значение" [42, с.105]. Сазонов также высказался в пользу посылки имеющего символическое значение контингента войск, который потом будет играть важное значение в занятии Константинополя.

Однако, тем временем, кайзер, пытаясь извлечь максимальную выгоду из своих побед на Востоке, предпринял очередную попытку налаживания связей с Россией с целью склонить ее к сепаратному миру. Этой попыткой было второе письмо Васильчиковой.27 мая 1915 г., после своих бесед с министром иностранных дел фон Яговым, она писала из Берлина:

"Все здесь согласны в том, что мир между Германией и Россией является вопросом жизни для обеих стран, которые соединяют столько торговых интересов и которых в сущности не разделяют никакие политические разногласия. Россия выиграет гораздо больше, если она заключит благоприятный мир с Германией, даже в вопросе о Дарданеллах. Народ здесь убежден, что Англия пожелает и будет настаивать на том, чтобы иметь свободу действий на Черном море. она пожелает там господствовать. Англия никогда не была истинным другом своих союзниц. Англия стремится добиться преобладающего влияния в Константинополе и, несмотря на все ее обещания, она никогда не позволит России захватить этот город." [29, с.165]. Эти внушения должны были встретить благодатную почву в Петрограде. Кроме того, серьезные военные неудачи должны были убедить, по крайней мере, некоторых русских государственных деятелей в необходимости откликнуться на авансы, сделанные Германией.

Возможно, что проект посылки войсковой части из Владивостока, в частности, был разработан потому, что царь, позиция которого по отношению к Англии и Франции укрепилась благодаря заигрыванию кайзера с Васильчиковой, стремился предъявить свои неоспоримые права на Константинополь. Англичане видели, как Николай IIпротягивает руки к своей главной добыче, и, видимо, лишь высказанное Сазоновым опасение, что это не должно "бросить тень на добрые отношения", заставило царя отступить.9 июля 1915 г. Сазонов сообщил правительствам стран Антанты, что отправка экспедиционного отряда из Владивостока отменена [25, с.157].

Так с середины лета 1915 г. все подступы к Константинополю оказались прегражденными для Петрограда.

Жаркий сезон принес с собой бои и новые лишения в Галлиполи. В Англии произошла смена правительства. К власти пришли консерваторы. Однако это не внесло никаких существенных изменений в ситуацию.

Весенние наступательные операции во Франции и Бельгии стоили Франции 220 тыс., а Англии 100 тыс. человек и принесли лишь около 8 миль бесполезной в стратегическом отношении территории [26, с.237]. В результате для операций в проливах трудно было выделить что-либо из живой силы и оружия, столь обильно расходуемых на западном фронте. К тому же доставка их была весьма затруднительной. Но византийская столица все еще манила к себе. В результате боев с мая по июль было достигнуто лишь то, что, "говоря в общих чертах, войска остались на позициях, которые они занимали в день высадки".

"Смерть косила ряды армии, которая к тому же сильно ослабла в результате постоянных болезней и снижения жизнеспособности. тех, кто еще оставался на своих постах" [26, с.238]. С 6 по 10, а также 21 августа были предприняты последние отчаянные атаки. С целью отрезать турецких защитников от их основных сил в тылу была произведена новая высадка войск. Несмотря на это события приобрели драматический характер: потери англичан превышали 45 тыс. человек, турки же потеряли только на 5 тыс. меньше, а Галлиполи по-прежнему оставался неприступным, запретным и непокоренным.

На фоне этой ужасной картины продолжалась борьба между дипломатами. Поскольку Англия была менее заинтересована в Константинополе, чем Франция, и в то же время она, несомненно, была настроена в пользу сокращения там широкого внедрения французского капитала (чем можно объяснить, почему "Царьград" был обещан Николаю II), было решено противопоставить ее другому собрату по оружию. Такие факторы, как предположение, что Константинополь будет взят войсками Антанты, а не царской России, неудачи русских на европейских фронтах и главным образом растущая зависимость России от союзников в отношении финансов и оружия привели к дальнейшему ослаблению дипломатических позиций Петрограда.

В то время как западные державы хотели превратить совместную оккупацию Константинополя в определенный вид интернационализации, другая сторона - Россия, делала попытки ограничить иностранные привилегии, направленные на ограничение, с помощью новых видов капитуляций, будущей власти России в "Царьграде".

Дипломатические битвы, бушевавшие наряду с боями в Дарданеллах, продолжались все лето. Под влиянием резкого поворота событий в Галлиполи Болгария, не поддавшись на уговоры Антанты и соблазнившись заманчивыми увещеваниями со стороны Германии и Австрии, стала на сторону центральных держав. Сербия молила о помощи [37, с.94]. Французское правительство, полагая, что пробил, наконец, час для операций на Балканах, свернуло столь претившие ему операции в проливах и в октябре 1915 г. перебросило оттуда две дивизии в Салоники. В Лондоне остро встал вопрос о дальнейшей стратегии на Востоке. Злополучный полуостров без всякой пользы пожирал силы Англии. Несмотря на все подкрепления, армия уступала по численности туркам. И, тем не менее, Черчилль противился отводу войск: "наши интересы в Египте, наши войска, продвигающиеся к Багдаду, русские войска на Кавказе скоро почувствуют на себе всю силу турецких дивизий, насильно прикованных сейчас к Галлиполийскому полуострову. Нельзя поэтому высвобождать турецкие дивизии из Дарданелл" [50, с.157]. После вынужденного ухода с поста военно-морского министра в мае 1915 г. Черчиль продолжал оставаться в адмиралтействе в качестве неофициального лица, чтобы, как он говорит, "поддержать Дарданелльскую операцию". В середине ноября Черчилль вышел из состава правительства. Он писал по этому поводу: "У меня были расхождения с возобладавшими в то время взглядами" [50, с.160].

Решение об эвакуации, принятое не без нажима со стороны Франции, последовало как нечто само собою разумеющееся.

Итоги всей этой операции оказались весьма плачевными. В ее актив можно было записать задержку вступления Болгарии в войну; кроме того, по утверждениям Китченера, она способствовала тому, что 300 тыс. вражеских войск оказались прикованными к проливам. Но, чтобы добиться этого, потребовалось не менее 400 тыс. английских солдат, из которых почти 120 тыс. было потеряно (индийские войска при этом в расчет не принимаются). Турция потеряла 218 тыс. человек, в том числе 66 тыс. убитыми. Весьма крупными были финансовые издержки и потери в кораблях [37, с.111]. Эвакуация войск была проведена с 18 по 20 декабря 1915 г. и 8 января 1916 г.

Этот крупный отход, какими бы вескими ни были вызвавшие его военные причины, имел серьезные политические последствия. Разлад между Россией и ее союзниками все более нарастал, так как они реально видели ее будущее как в Константинополе и проливах, так и в Средиземном море.

Публикуя данные о своих потерях, Англия намеревалась дать понять России, что "она приложила все силы, чтобы достигнуть этой крупной цели., и теперь рассчитывает, что Россия больше не будет настаивать на дальнейших жертвах с ее стороны" [44, с.179]. Во второй половине октября орган клерикалов "Корьере д'Италия", очевидно, инспирированный Ватиканом, заявил, что для обеспечения успеха политики держав Антанты на Балканах необходимо, чтобы Россия отказалась от своих византийских мечтаний.12 октября Извольский сообщил о "растущем возбуждении против России. во французских парламентских, газетных и даже правительственных кругах". В газете "Журналь де деба" было выдвинуто предложение, что, если только русские войска не примут участия в операциях на Балканах, Англии и Франции следует пересмотреть свои позиции в отношении Константинополя и проливов. Уход Делькассе в отставку 13 октября, вызванный наряду с другими причинами неистовой кампанией, поднятой против его "прорусской" ориентации, был истолкован на Неве как признак изменения политической атмосферы [38, с.417].

Итак, эвакуация из Дарданелл, по-видимому, последовала не столько в силу военных неудач, сколько по причине изменения политического курса Англии и Франции. Уже само их поражение в этой операции в значительной мере служило доказательством отсутствия с их стороны должной заинтересованности. В Петрограде укрепилось убеждение, что, после того как Англии и Франции пришлось расписаться в отказе от "Царьграда" и проливов в пользу России, они потеряли всякое желание овладевать ими для нее. Говорили, что в сентябре 1915 г., а быть может, и позднее, влиятельные русские круги настойчиво, но тщетно пытались добиться успешного завершения операций в проливах.

Отказ от этих операций поставил в затруднительное положение русскую либеральную буржуазию, ориентировавшуюся на Запад, он ободрил реакционных германофилов при дворе Романовых и усилил тенденцию к достижению соглашений и заключению сепаратного мира с Германией [29, с.183-184]. Основные разногласия, разделявшие три державы Антанты, отнюдь не разрешенные в процессе их временного союза, еще больше обострились под влиянием суровых испытаний в войне. Вместо того чтобы теснее сплотить Россию и ее союзников, Дарданелльская кампания вызвала лишь раскол между ними.

Таким образом, во внешнеполитических целях Англии и Франции в отношении России, Константинополь и проливы выступали только "приманкой" для скорейшего ее вступления в войну. Отсюда союзницы России покровительствовали империи Полумесяца с целью не допустить туда царскую Россию и удержать в своих руках контроль над страной. Это означало, что военные усилия России и ее военные цели были подчинены основным целям ее союзников.

Цель всей Дарданелльской операции заключалась не в помощи России. Она заключалась в овладении Ближним Востоком Англией независимо от России и против установления ее владычества на проливах.

Россия же, путем невероятных дипломатических усилий, расплачиваясь за будущее, миллионами жертв своего населения, фактически заглатывая преподносимую Англией и Францией "приманку", добилась на некоторое время удовлетворения требований по Константинополю и проливам у своих союзниц по Антанте.

4. Турция и державы Антанты на Балканах во второй половине 1914 - 1918 гг.

Для политиков и высших военных чинов война пришла неожиданно. О том, что она может начаться с конфликта в "аппендиксе Европы", - Балканах, думали многие. Но решительно никто не ожидал, что в большой войне, к которой так долго готовились великие державы Европы, именно Балканам суждено будет сыграть столь значительную, если не решающую роль. Планы генеральных штабов всех великих держав строились на основе идей стратегии сокрушения - война не должна была стать затяжной. Проблема блокады, отсечения воюющих от сырьевых и технологических ресурсов, т.е. проблема войны XX в., не обсуждалась практически нигде. Такие люди, как военный министр фельдмаршал лорд Китченер Хартумский, были исключением. Еще в 1906 г. в разговоре с молодым тогда русским офицером П.А. Половцовым, он заметил: "Следующая война будет войной окопов". Летом 1914 г. в войну на истощение никто не верил, и поэтому стратегическая ценность Балкан и даже Проливов в начавшейся войне не казалась значительной. На них смотрели скорее как на трофеи, которые должны будут достаться победителю.

Несколько в стороне от общей тенденции стояла Германия.10 августа 1914 г., как уже отмечалось выше, командир ее Средиземноморской дивизии адмирал Вильгельм Сушон привел крейсеры "Гебен" и "Бреслау" в Дарданеллы, ускользнув от английских преследователей. С самого начала войны немцы поняли значение Турции.

Вспоминая положение, сложившееся осенью 1914 г., генерал Э. фон Фалькенгайн, военный министр и начальник генштаба, писал: "Если прибавить к этому двусмысленное в то время положение Болгарии, то выступление Турции делалось прямо-таки жизненно необходимым и еще более ценным [20, с.54].22 декабря 1914 г.3-я турецкая армия под командованием военного министра Энвер-паши начала наступление во фланг и тыл русским войсками - на Сарыкамыш. Вместе с ней действовали отряды иррегулярной курдской кавалерии. Если бы им удалось овладеть этим городом, то положение выдвинутых вперед от этого последнего пункта железной дороги русских войск стало бы критическим. Поначалу турки владели инициативой.26 декабря им удалось выйти на окраины города. Его оборонял 2-й Туркестанский корпус под командованием генерала Н.Н. Юденича [49, с.266-267]. Сил было совершенно недостаточно, и русским войскам угрожала опасность окружения.

Именно тогда великий князь Николай Николаевич-младший в разговоре с британским военным представителем в Ставке генералом Джоном Генбери-Вилльямсом высказал просьбу о союзнической военно-морской демонстрации против Турции, чтобы облегчить положение русского Кавказского фронта". Однако 4 января 1915 г. русские войска одержали победу под Сарыкамышем и необходимость в немедленной союзнической поддержке надолго отпала. Сводки приносили в Ставку только радостные известия, 7 января стало известно о масштабах победы - два турецких корпуса разгромлено.

Огромное значение в судьбах войны в сложившейся ситуации приобретала позиция Болгарии. Как отмечал корреспондент "Кельнише цайтунг" на Балканах: "Нейтралитет Болгарии. позволял Турции вести войну, объединившись с нами. т.е. обеспечивал связь между Германией и Турцией" [31, с.113]. Сразу же после заключения Бухарестского мира 1913 г. управление страной перешло к либеральной партии прогерманской ориентации. Ее лидер Васил Радославов сформулировал основной принцип своей политики следующим образом: "Достижение народных идеалов с помощью Австрии, а не России". Впрочем, эти идеалы, лежавшие в Сан-Стефанской Болгарии, были одинаковы для всех болгарских правительств. Разница между ними была только в том, на какую страну предлагала опираться та или иная сила. Стамбуловисты, представителем которых условно можно было назвать и Радославова, традиционно занимали русофобские позиции. "Порядок вещей после второй Балканской войны, - отмечал глава Фориноффиса Э. Грей, - был основан не на справедливости, а на силе. Он создавал непреодолимые сложности в будущем" [48, с.443]. Одним из зримых последствий этого нового порядка на Балканах была проблема беженцев в Болгарии. На июнь 1914 г. в стране их было 140 тыс., только в Софии находилось 8,7 тыс. беженцев, единственным пропитанием которых были хлеб и вода. Болгария и Турция остались одинаково неудовлетворенными условиями Бухарестского мира 1913 г., обе жили с надеждой на реванш.

В первой половине сентября 1914 г. направленность болгарской политики изменилась, по словам французского посла, в сторону "благоразумного нейтралитета". Он же перечислил и причины этих изменений: русские победы в Галиции, выжидательная позиция Турции и неудача австро-германских действий в Бухаресте.

Летом и осенью 1915 г. все изменилось. Англичане и французы несли потери на Галлиполийском полуострове, русские отступали в Галиции и Польше. Последствия этого отступления давали о себе знать далеко за пределами Балкан - в Британской Индии, Афганистане и Персии. Однако сами немцы не были так уверены в своей победе, и именно поэтому активно искали болгарского союза. Это было необходимо для того, чтобы не только не допустить обвала хрупкого баланса на Проливах, но и заполучить колебавшуюся Румынию в союзники. Румынское правительство попыталось добиться от Вены территориальной компенсации за свой нейтралитет. Однако против этого категорически выступили военные и политики - они считали, что компенсация могла бы быть предоставлена только при условии вхождения Румынии в войну в качестве союзника Германии и Австро-Венгрии. Венгерские же политики, с мнением которых не могли не считаться в Вене, были категорически против любых уступок в спорном районе со смешанным румыно-венгерским населением в Трансильвании. Здесь политика главы венгерского правительства графа Иштвана Тиссы сводилась к постоянной и довольно жесткой мадьяризации румынского населения. Местные власти были представлены исключительно венграми, количество румынских школ сокращалось из года в год. Количество румынских депутатов в венгерском парламенте постоянно сокращалось. Итак, немецкие успехи вызвали в Бухаресте всего лишь колебания.

Но для того, чтобы русские продолжали отступать, а румыны - колебаться, Германии нужно было удержать Проливы. Насколько тяжелым было положение, отражает тот факт, что немцы через своего посланника в Бухаресте попытались договориться с сербами о транзите боеприпасов через их территорию в Турцию. В случае согласия Берлин обещал не возобновлять наступление на Сербию. Предложение не было принято. После этого у немцев не осталось выбора - они сделали ставку на Болгарию. Трубецкой дал совершенно верное описание проблемы: "Именно Болгария играла решающую роль того дополнительного веса, который, в конце концов, опрокинул чашу весов; географическое положение предопределило эту ее роль" [19, с.58]. Безусловно, если бы Болгария отказалась от вступления в войну на стороне Центральных держав, то ее последствия для России могли быть совершенно другими. Для германской стратегии болгарский вопрос весной-осенью 1915 г. был, прежде всего, вопросом восстановления прямого сообщения с Турцией. В сентябре 1915 г. немецкий посол в Турции барон фон Вангенгейм предельно ясно изложил причины этой политики: "Без Болгарии мы не можем удержать Дарданелл" [33, с.16].

24 августа 1915 г. в Софии был подписан германо-болгарский договор, сроком действия до конца 1920 г. По его условиям Берлин выделял Софии помощь в размере 200 млн. левов. Однако к договору прилагалась тайная конвенция, в которой эта помощь проходила в качестве военного займа. По этому документу Германия гарантировала Болгарии приобретение спорной и бесспорной зоны в Македонии по отношению к договору 1912 г., а также часть пограничной сербской территории. В случае нападения Румынии на Болгарию, Австро-Венгрию или Турцию Германия гарантировала Болгарии возвращение потерянных по Бухарестскому миру территорий. То же самое относилось и к Греции. Это было почти максимальное удовлетворение территориальных претензий Софии. Но без решения болгаро-турецких противоречий, в центре которых была часть Македонии и Одрин (Адрианополь), враждебность болгарской политическое элиты к России и ее союзникам не могла реализоваться в более конкретное выступление. Ключом к болгарским симпатиям была Македония. Однако и правительство младотурок, несмотря на далеко не блестящее положение на Дарданелльском фронте, не было настроено в пользу уступок. Среди турецкого правительства отношение к болгарам оставалось враждебным вплоть до сражения в Добрудже, где болгары вместе с турками выступили против русских, доказав, что они достойны доверия Стамбула. Болгарию считали абсолютно ненадежным союзником, наследный принц Юсуф-Изеддин был против соглашения с Болгарией путем передачи последней турецкой территории. В такой обстановке и вынуждена была действовать германская дипломатия [31, с.303].

25 августа 1915 г., т.е. на следующий день после заключения германо-болгарского договора, была заключена и конвенция об исправлении границы между двумя государствами. Германии удалось достичь договоренности между Константинополем и Софией. Германский военный атташе в Турции - полковник фон Лейпциг, назначенный послом в Софию, решил проблему, подготовив договор, предусматривавший передачу части оспариваемых владений Османской империи в пользу Болгарии. Уступка внешне выглядела скромно: предусматривалась передача болгарам около 1,5 тыс. кв.км, в частности Димотика, Караагача и половины Адрианополя. Однако это была стратегически важная территория. Особенно значительной потерей для турок был участок железной дороги София - Дедеагач длиной около 70 км. Теперь болгары, не владея портом, контролировали его перевозки.

Это соглашение стоило его автору жизни. По дороге в Константинополь, куда он вез текст договора с целью его ратификации, он был убит. Все-таки договор был ратифицирован.

Продолжением германо-болгарского союза стала военная конвенция между Болгарией, Германией и Австро-Венгрией, заключенная в германской главной квартире. Для того чтобы повлиять на "недостаточно устойчивое относительно России" местное население, в Варну и Бургас отправлялись германские части и субмарины. На болгарские радиостанции в Софии и Варне был назначен германский персонал. Крайним сроком болгарского выступления было 11 октября, а мобилизация должна была начаться 21 сентября. Но и в сентябре 1915 г., когда, казалось, все уже было решено, болгарские политики продолжали двойную игру.

22 сентября началась болгарская мобилизация - известие о ней вызвало в России сильнейшую волну негодования [4, с.85]. С самого ее начала было ясно, против кого она направлена и к чему приведет. Впрочем, даже в эти дни болгарский премьер продолжал убеждать лидеров оппозиционных партий, что проводится политика строго вооруженного нейтралитета и нет никаких соглашений, обязывающих Болгарию выступить на стороне Турции или Германии. Болгарские войска с самого начала сосредотачивались на сербской границе. В Турции эта весть была принята с восторгом. "В городах произошли демонстрации, враждебные России и дружественные Центральным державам, - говорилось в сводке сведений штаба Черноморского флота от 12 (25) сентября. - В Константинополе известие о болгарской мобилизации принято с большим энтузиазмом; перед болгарской миссией состоялась манифестация в честь Болгарии, Австрии и Германии" [44, с.167].

2 октября 1915 г. министр иностранных дел С.Д. Сазонов поручил русскому посланнику в Софии А.А. Савинскому предъявить болгарскому правительству ультиматум: в 24 часа удалить из армии германских и австрийских офицеров и прекратить сосредоточение войск на сербской границе. Из-за болезни посланника документ был вручен Радославову только 4 октября. Болгарский премьер-министр признал, что действует по соглашению с Германией и что его страна собирается напасть на Сербию. Тем не менее, он заявил, что ничего не замышляет против великих держав Антанты, и отклонил всякую ответственность за дальнейшие события. Союзники истолковали этот ответ как лицемерный. В тот же день русский, французский и английский дипломатические представители получили свои паспорта.5 октября болгарские части начали обстрел сербов на границе, 11 октября болгарская армия перешла к масштабному вторжению, причем официально война была объявлена только 12 октября. Греция и Румыния свои союзнические обязательства перед Сербией не выполнили, ввязываться в войну с Центральными державами они не хотели [48, с.452].

В разговоре с представителем сербской армии в Ставке, военным агентом Сербии полковником Брониславом Лонткиевичем, начальник штаба генерал М.В. Алексеев обратил его внимание на необходимость задержать болгарскую мобилизацию даже путем нападения на Болгарию [45, с. 193]. Однако для реализации плана превентивной войны у самих сербов не было достаточных ресурсов. Единственное, что они действительно могли сделать - это попытаться максимально использовать время для подготовки к наступлению болгар. К болгарской границе были переброшены и незначительные резервы сербской пехоты. Начальник штаба верховного командования сербских вооруженных сил Путник надеялся остановить болгарское наступление, максимально используя преимущество,которое ему давало спокойствие под Белградом.

Лонткиевич и Спахнкович - сербский посол в России - обратились в Ставку с просьбой послать русский корпус. Сербское командование надеялось, что появление в регионе русских солдат может вызвать антикобургский переворот в Болгарии. Командующий Черноморскимфлотом Эбергард поддержал эту идею. С его точки зрения, Германии - необходимо было получить гавани в качестве ближней промежуточной базыдля операции на Босфоре. В пользу этого был примитивный расчет: расстояниеот Батума до Босфора составляло 500, от Севастополя - 300, от Констанцы - 188 миль,от Бургаса - 121 милю. Кроме того, в ходе высадки войска могли получить и крайненеобходимый опыт. Одновременно сербское правительство просило Францию о посылке на Балканы 150-200 тыс. солдат. Алексеев поддержал эту просьбу, предложив организовать совместное выступление стран Антанты для помощи Сербии и оказания давления на Болгарию, однако это имело бы смысл только в случае немедленной реализации плана [39, с.79-81]. Затянувшееся обсуждение лишало смысла эти меры, а отрицательное отношение к ним военных руководителей Англии, Франции и Италии превращало разгром Сербии лишь в дело времени. Появление 12 сильных болгарских дивизий в тылу у сербов не оставляло им никакой надежды на отражение вражеского наступления. Отряды комитаджей были сведены в особый македонский легион, действовавший вместе с регулярными болгарскими войсками в Вардарской Македонии.17 октября Путник обратился к Алексееву с призывом о помощи. По его мнению, возможный прорыв болгар в долину Моравы ставил сербскую армию в безвыходное положение.5 (18) октября 1915 г. Россия объявила войну Болгарии.

Своеобразным сюрпризом для правительства Радославова была бомбардировка русским флотом Варны 27 октября 1915 г., произведенная, по свидетельству Сазонова, по требованию союзников [10, с.288]. Свидетельство Сазонова подтверждается телеграммой Николая IIАлексееву от 29 сентября (12 октября) 1915 г.: "Союзные нам правительства настаивают на посылке хотя бы одной бригады русских войск на помощь Сербии через Архангельск и на бомбардировке укреплений у Бургаса и Варны несколькими судами черноморского флота. Я дал на это свое принципиальное согласие" [6, с.420].

Но бомбардировка Варны произвела положительный для России эффект только в Румынии, где убедились в том, что Черноморский флот может быть серьезной угрозой для ее берегов. Это была разовая акция и вскоре Черноморский флот перешел к практике набегов эсминцев на линии Констанца - Константинополь и Варна (Бургас) - Константинополь [32, с.134].

5 октября массивной артиллерийской подготовкой, в которой приняло участие 170 тяжелых орудий и 420 тяжелых минометов, началось австро-германское наступление на Сербию. По оценкам британского генерального штаба в наступлении принимало участие 450 тыс. австро-германцев, 150 тыс. болгар, возможно до 100 тыс. турок. В ночь с 8 на 9 октября Белград был оставлен [31, с.310].

В этот же день австрийцы атаковали Черногорию.11 октября болгарские войска под командованием генерала Богачева начинают массированное вторжение в Сербию. 19 октября болгары достигли важнейшую из стоявших перед ними задач, взяв Вранья. Единственная линия снабжения сербской армии была прервана. Болгары быстро наступали вдоль железной дороги на Скоппе. Началась "сербская Голгофа" - великое отступление сербской армии, сопровождавшееся массовым исходом гражданского населения, опасавшегося репрессий со стороны австро-германо-болгарских оккупантов.

В начале австро-германского похода в Сербию президент Франции пришел к выводу: "Если Австрии и Германии удастся проложить себе путь к Константинополю, то, выгоним ли мы их из Франции, они все равно останутся хозяевами Европы [15, с.100]. От открытия Проливов, считал адмирал А.Д. Бубнов, сотрудник Морского штаба Верховного главнокомандующего, "безусловно зависел исход войны" [1, с.114]. Открытие Проливов для вывоза русского хлеба и исправления таким образом финансового положения страны и ввоза военной продукции с точки зрения Алексеева было необходимо: "разумно можно будет рассчитывать на достижение цели войны: изгнания врага из наших пределов и сокрушения опасной для нашего существования военной мощи Германии. Преследовать иные цели - значит гоняться за миражем" [10, с. 207].

Судьба войны на истощение, навязанной союзниками Германии, решалась на Западном фронте, но для победы во Франции немцам необходимо было максимально освободить силы на Востоке, минимизировать негативное воздействие блокады на экономику Германии, продолжать удерживать Россию в режиме фактической блокады.

18-22 ноября 1915 г. воевода Путник предпринял последнюю попытку прорваться к Монастырю и Салоникам, когда она провалилась, сербская армия была вынуждена отступать к Адриатике. Потери среди ее солдат и офицеров превысили 120 тыс. человек, более половины первоначального состава. В начале декабря 1915 г. Центральные державы закончили сербский поход, дойдя до греческой границы. Германское командование получило свободную от противника внутреннюю оперативную линию от Северного моря до Тигра. Германская экономика приобретала столь необходимую ей сырьевую отдушину. Это был стратегический успех, который давал возможность Германии одновременно дышать самой и душить Россию. "Разрыв этой артерии в 1918 году, - вспоминал Тирпиц, - был существенной причиной проигрыша войны" [18, с.284].

Победа Германии на Балканах окончательно решала судьбу Дарданелльской операции.10 декабря началась эвакуация Галлиполи, 8-9 января 1916 г. последний солдат союзников покинул позиции на Проливах.16 января было восстановлено железнодорожное сообщение между Германией и Турцией.18 января первый экспресс Берлин - Константинополь пришел в Софию. "1915 год кончился для нас плюсом", - так оценивал ситуацию командующий германскими войсками на Востоке генерал Э. Людендорф [13, с.143].

Начальник штаба Ставки - Алексеев предлагал оставить на западном и восточном (Турция) фронтах только те силы, которые способны были бы предотвратить любой возможный успех противника и "нанести решающий удар мощными комбинированными силами в направлении наиболее опасном для противника и по линии, где он наименее подготовлен к этому удару". Этим направлением Алексеев считал Австро-Венгрию, которую и предлагал в качестве основной цели большого наступления Антанты на 1916 г. Союзники по этому плану должны были сконцентрировать не менее 10 армейских корпусов на Балканах и начать наступление на Сербию, а, выйдя к Дунаю, основной удар нанести по Будапешту. Главное наступление русской армии также силой не менее 10 армейских корпусов должно было начаться на Юго-Западном фронте в направлении к Карпатам, Венгерской долине и Будапешту. Эти действия должны были помочь открыть итальянской армии дорогу на Вену. Задачу защиты тыла союзников Алексеев возлагал на сербов. Создание линии оккупации Брест-Литовск - Лемберг (Львов) - Будапешт он считал важнейшим залогом перелома в войне и достижения преобладающего влияния в нейтральных Греции и Румынии [31, с.318].

Эти же предложения через бельгийского представителя в Ставке генерала Пьера де Лагиша были отправлены и к назначенному в декабре 1915 г. верховным командующим всеми французскими армиями маршалу Ж. Жоффру. Французское командование не поддержало их. Жоффр по-прежнему оставался сторонником удара на западе, и, кроме того, он сомневался в том, что наступление русской армии на австро-венгерском направлении было соответствующим образом материально обеспечено. Однако необходимо отметить, что обеспеченность русского наступления на германском участке фронта отнюдь не вызывала сомнения у французского главнокомандующего. На то, что сербская армия будет боеспособна в ближайшие несколько месяцев, Жоффр вообще не рассчитывал. Предложения Алексеева не получили поддержки английского командования. Начальник имперского генерального штаба А. Мюррей отмечал, что из предложений русской стороны не ясно, идет ли речь о двух - или трехдивизионном составе корпуса. В первом случае состав планируемой англо-французской группировки равнялся бы 400 тыс. человек, что приблизительно равнялось численности болгарской армии, а во втором - 600 тыс., что не давало гарантии достижения численного превосходства перед наступлением, так как в Македонию могли бы быть переброшены турецкие, а в случае необходимости австро-венгерские и германские части [33, с.21].

Следует отметить, что за октябрь, ноябрь и декабрь 1915 г. подводные лодки противника потопили 44 английских и 38 союзных и нейтральных парохода. С января 1916 г. эти потери пошли на убыль, но говорить об этом с уверенностью в декабре 1915 г. никто не решился бы. Изучив план русской стороны, Жоффр пришел к выводу, что он невыполним, поскольку союзники не в состоянии были осуществить переброску, снабжение и маневр франко-англо-итальянской группировки в 800 тыс. солдат и офицеров, а именно эту цифру французская сторона считала необходимой для обеспечения превосходства, достаточного для перехода в наступление на Балканах. Погодные и транспортные условия на Салоникском фронте также вызывали опасения у командования [31, с.318].

Координация военных усилий и даже военного планирования союзников шла туго. Даже прямая связь между русской Ставкой и союзниками была налажена только к началу 1915 г., когда между Мурманским берегом и Шотландией был протянут телеграфный кабель. Немаловажную роль играл и личностный фактор. Российский военный атташе во Франции полковник А.А. Игнатьев довольно точно отметил: "Жоффр и его окружение с полным основанием считали Николая Николаевича другом Франции и французской армии, но царский двор оставался для них загадочным. Они, конечно, понимали, что вершителем всех вопросов явится не царь, а его начальник штаба, генерал Алексеев, но с ним они не были знакомы и могли судить о нем только по донесениям своих представителей в России. Неразговорчивый, не владеющий иностранными языками, мой бывший академический профессор не был, конечно, создан для укрепления отношений с союзниками в тех масштабах, которых требовала мировая война" [8, с.217]. Игнатьев несколько преувеличивал. Но, безусловно, Алексеева Жоффр оценивал гораздо ниже, чем Николая Николаевича-младшего, хотя и относился к этому русскому генералу с уважением.

Контакт осложнялся и тем, что Джон Генбери-Вилльямс, назначенный на пост представителя Британии при русском командовании скорее по соображениям придворно-репрезентативным, не владел русским языком. Начальник штаба Ставки не сработался и с предыдущим французским военным представителем при Ставке генералом По. Как отмечает Жоффр, "в Ставке наши офицеры вежливо игнорировались, им было очень трудно узнать о планах русского Высшего командования". Необходимо также отметить, что именно о плане наступления на Балканах генерал По все же был информирован. Обращает на себя внимание и тот факт, что Алексеев был, судя по всему, абсолютно незнаком с особенностями борьбы "западников" и "восточников" во Франции и Англии.

На конференции в Шантильи в начале декабря 1915 г. английская, французская и итальянская стороны выступили единым фронтом противпредложений русской Ставки. Основную роль играл маршал Жоффр. Именно он был инициатором принятия союзниками своего единого оперативного плана на 1916 г.6-9 декабря 1915 г. он был окончательно принят конференцией.

Основным содержанием этого решения было признание того факта, что решение войны будет достигнуто на главных театрах, во Франции, Италии или России, а навторостепенные театры следует выделять как можно меньшее количество войск. Исходя из этого, экспедиционные силы союзников эвакуировались из Галлиполи,но в Салониках должны были остаться пять британских, четыре французских и шестьсербских дивизий [7, с.13]. К этому следует добавить лишь то, что Алексеев в феврале1916 г. был настроен против вступления Румынии в войну, невысоко оценивая потенциал ее армии. Алексеев не хотел и того, чтобы нейтралитет Румыниибыл нарушен, но при этом, естественно, не желал, чтобы румыны перешли на сторону противника. Если бы это произошло и румынская армия получила бы при этом эффективную поддержку немцев, то весенне-летнее наступление русской армии, по мнению Алексеева, было бы сорвано.

Так или иначе, союзники не поддержали предложения Алексеева, и это определило главные направления ударов Антанты именно по германским участкам фронта, вылившиеся в бесперспективные наступления между озерами Нарочь и Вишнев и на Сомме.

Недооценка Балкан как самого слабого звена в обороне Центральных держав привела союзников к неразумному использованию своих ресурсов. Над союзным командованием тяготел кошмарный образ сорвавшейся Дарданелльской операции. Между тем Проливы были необходимы Антанте как точка, окончательно блокировавшая осажденную Центральную Европу, но более всего в этом нуждалась Россия, также фактически находившаяся в блокаде. Кроме того, по мнению автора работы, отказ союзников усилил подозрения к ним русской стороны. В марте 1916 г. Алексеев в разговоре с начальником оперативного отделения Ставки генералом М.С. Пустовойтенко так отозвался о партнерах по Антанте: "Нет, союзникам вовсе не надо нас спасать, им надо спасать только себя и разрушить Германию. Вы думаете, я им верю хоть на грош? Кому можно верить? Италии, Франции, Англии? Скорее Америке, которой до нас нет никакого дела" [31, с.323]. Подтверждением этого высказывания является подписание так называемого "соглашения Сайке - Пико" 9 марта 1916 г. о разделе Азиатской Турции. Инициатива принадлежала западным державам. С английской стороны переговоры вёл Сайке, с французской - Пико.9 марта 1916 г. результаты сговора между Сайксом и Пико были сообщены русскому правительству. Это был план захвата Антантой большей части Оттоманской империи, включая часть чисто турецких областей. Сазонову очень не понравилось, что между русскими, французскими и английскими владениями не оставлено какого-либо буферного государства. Да и вообще у него возник целый ряд возражений. Последовали новые переговоры. Только после длительного торга и ряда поправок русское правительство признало соглашение Сайке - Пико.26 апреля состоялось подписание франко-русского соглашения (в дальнейшем одобренного Англией) о размежевании обоюдных претензий на Азиатскую Турцию, 9 и 16 мая - соглашения между Англией и Францией по тому же самому вопросу. Два последних документа и вошли в историю под наименованием "соглашения Сайке - Пико" [42, с.117].

Англия получала Месопотамию с Багдадом, но без Мосула. Большая часть Аравии признавалась сферой английского влияния. Палестина подпадала под международный контроль, но Англии предоставлялись порты Хайфа и Акра.

Франция получала Сирию, Малую Армению, Киликию, значительную часть Курдистана ж даже часть восточной Анатолии. В качестве сферы влияния она приобретала сверх того часть Аравии, расположенную к северу от границы Неджда, и Мосульскую область с её нефтеносным районом.

Россия приобретала области Трапезунда, Эрзерума, Баязета, Вана и Битлиса, часть Курдистана и полосу вдоль Черноморского побережья, к западу от Трапезунда. Всё это - сверх того, что ей было предоставлено по соглашению о Константинополе и проливах. Французские железнодорожные концессии на территории, отходившей к России, сохраняли свою силу.

Доли Италии не определили, поскольку, начав войну с Австрией, она всё ещё мешкала с объявлением войны Германки. В августе 1916 г. она, наконец, решилась на этот шаг, и после этого ей был на карте выкроен огромный кусок южной и юго-западной Анатолии, включавший Адалию, Кониго, Айдин и Смирну. Словом, от Турции оставалась только центральная и северо-восточная Анатолия.

С самого начала войны Англия развила широкую деятельность своих агентов среди арабов. Во главе этих агентов стоял знаменитый разведчик полковник Лоуренс. Этой восточной дипломатией британского империализма руководило не столько Министерство иностранных дел, сколько Интеллиджене Сервис. В июне 1916 г. при активном участии этих агентов вспыхнуло арабское восстание.

Французский империализм через Пико развил в Сирии работу, аналогичную деятельности Лоуренса. Инструкция, которую получил Пико от председателя Совета министров гласила: "Раздачей денег вы будете вознаграждать дезертиров и набеги против железных дорог и путей сообщения. Племенам, которые выскажутся в благоприятном для нашего дела смысле, вы раздадите оружие и амуницию и организуете из них банды, способные тревожить нашего неприятеля. Находись посредством информационной организации в тесном контакте с арабами, вы будете направлять и согласовывать их движения. Наконец, вы создадите при себе совет, состоящий из делегатов различных вождей, и будете направлять их стремления" [38, с.430].

Вся эта политика активно поддерживалась капиталистами, имевшими интересы на Ближнем Востоке.

Между тем Константинополь по-прежнему был основным коммуникационным центром и наиболее уязвимой точкой Турции. Здесь встречался грузопоток из Европы (боеприпасы и другая продукция промышленности) и из Азии (уголь и продовольствие из Анатолии). Положение с продовольствием в Константинополе было не просто трагически тяжелым, но и опасным для интересов Германии. Голод начался еще в конце 1914 г. вместе с мобилизацией.

В 1916 г. голод охватил и турецкий тыл, и армию. Положение усугублялось эпидемией азиатской холеры. В начале 1916 г. в Константинополе ежедневно от голода умирало несколько десятков человек. Летом 1916 г. положение со снабжением продовольствием стало еще хуже, кризис, как отмечает Фалькенгайн, "по счастью, был устранен своевременной доставкой румынского зерна [20, с.238]. Однако проблемы турецкой столицы не исчерпывались продовольствием. В октябре 1916 г. русская подводная лодка "Тюлень" захватила крупный турецкий пароход "Родосто" с грузом угля из Эрегли. Корабль был отведен в качестве приза в Севастополь. С выходом из строя двух оставшихся крупных угольщиков - "Патмос", "Ирмингард" - подвоз угля из Зонгудлага почти совсем прекратился. В городе и во флоте была введена строжайшая экономия.

Поскольку Сербия была разгромлена, роль Румынии как потенциального плацдарма для возможного удара по Болгарии существенно возрастала. Теперь главную стратегическую роль играла железная дорога, связывавшая Константинополь с Центральной Европой. Болгарский вопрос стал неразделимым с вопросом о Проливах. Его необходимо было решить любым путем. В Салониках надеялись на взаимодействие с русскими: "Если бы Россия постучала в болгарскую дверь с другой стороны, наши дела на Балканах могли бы принять другой оборот" [48, с.460]. В России не были уверены, стоит ли прибегать к силе.

По информации английского посланника в Бухаресте Дж. Баркли, Болгария к началу 1916 г. была уже фактически полностью подчинена германскому военному контролю. Администрация, полиция, таможня, железные дороги, банки, почта, телеграфные и телефонные линии контролировались немцами, без позволения которых ничего не делалось. Этот режим вызывал массовое недовольство.

В последних боях на сербском фронте болгарская армия понесла большие потери. В телеграмме от 20 января 1916 г. Баркли сообщал, что госпитали Рущука переполнены и для нужд раненых власти вынуждены были реквизировать несколько частных зданий. Прибытие в Восточную Болгарию двух турецких полков, размещенных недалеко от Варны, не прибавило популярности правительству, которое вынуждено было усиливать цензуру и полицейский гнет. Отношения между немецкими и болгарскими частями были далеки от дружеских, между солдатами часто происходили драки, дошедшие у местечка Карки около Монастыря до штыков. Болгарское командование с явным неудовольствием смотрело на вывод из Балкан наиболее боеспособных германских частей после разгрома Сербии [31, с.325].

Учитывая сложность внутреннего положения в Болгарии и желая избежать пролития болгарской крови в боях с русскими, Алексеев соглашался взять на себя руководство по реализации проекта устранения царя Фердинанда при условии его одобрения Сазоновым, санкции МИД на перечисленные территориальные приращения и выделения средств, судя по всему, значительных. Сазонов критически отнесся к возможности осуществления этого проекта, в том числе и потому, что "устранение Фердинанда" не было гарантией переориентации Болгарии на Антанту: "Наконец, не надо себе делать иллюзий в отношении питаемых Болгарией к нам чувств. Среди болгар, особенно в руководящих кругах, у нас совершенно нет союзников" [10, с.218].

29 июля 1916 г. в германской главной квартире была подписана военная конвенция на случай выступления Румынии - ее подписали Фалькенгайн, начальник генштаба австро-венгерской армии генерал-фельдмаршал Ф.К. Гетцендорф и болгарский военный уполномоченный полковник Ганчев.5 августа на встрече с Гетцендорфом в Будапеште ее подписал от имени османского командования Энвер-паша. Конвенция предполагала, что основной удар румыны нанесут в Семиградьи, ограничившись слабой обороной по Дунаю. Именно там они и должны были получить первый удар от Центральных держав. Но для этого им необходимо было высвободить силы, скованные Антантой в другом районе Балкан. Большая часть болгарской армии к осени 1916 г. находилась на Салоникском фронте. Греческие части стояли тонким кордоном между противниками, но до лета 1916 г. фактически саботировали снабжение подвижным составом железной дороги в тылу союзников. Салоники в конце 1915 - начале 1916 г. были переполнены солдатами разных стран и беженцами, дисциплина среди мобилизованных греческих частей была низкой - резервисты массами дезертировали. Среди греческих офицеров было много явных и скрытых германофилов - выпускников германских военных училищ и академий. Германской ориентации придерживался и король Константин.

В начале апреля 1916 г. Саррайль был информирован о том, что греческие части в Македонии получили приказ эвакуировать артиллерию и боеприпасы и оставить укрепления на границе болгарам. Важнейшим из них был форт Рупель. Это было мощное долговременное укрепление, возвышавшееся над долиной реки Струмы. Рупель был ключом, открывавшим болгарам дверь в Салоники, а союзникам - Болгарию.26 мая 1916 г. болгары перешли границу. На следующий день зажатый на Струме между болгарами и французами без сопротивления капитулировал 4-й греческий корпус.

Немцы усилили болгарские части одной дивизией, артиллерией, пулеметными частями, авиацией и командованием.9 болгарских и 1 германская дивизии (201 батальон) примерно сравнялись в силах с союзническими 15 дивизиями (183 батальона), тем более что в августе 1916 г. они были усилены 2-й особой русской бригадой (6 батальонов).17 августа болгары предприняли наступление на струмском и флоринском направлениях [5, с. 20]. В результате вспышки малярии, болгарская армия, наступавшая на сербском участке обороны, заставила последних отойти.

Несмотря на значительный списочный состав союзнических армий в Салониках - 200 тыс. французов и англичан, 120 тыс. сербов, 30 тыс. итальянцев, 10 тыс. русских, имевших на вооружении 1,3 тыс. пулеметов и 662 орудия, - эта огромная сила по-прежнему не имела единого командования, а эпидемия и трудности с коммуникациями позволяли использовать приблизительно лишь половину из имевшихся. Тем не менее, 22 августа сербам была оказана поддержка, и у озера Острово они остановили болгар, отбив пять их последовательных атак. "Болгарское наступление не удалось, и вместе с ним было сломлено болгарское мужество, - вспоминал Людендорф. - Болгарский царь и Радославов, которые в начале сентября были в Плессе (Ставка германского верховного командования),плакались и просили германских войск [13, с. 203]. Помощь Берлина была необходима. Болгария, таким образом, представляла собой идеальную цель для комбинированного наступления Антанты при вступлении в войну Румынии. Однако, слабая румынская армия не могла даже опереться на долговременные укрепления - они были частично направлены против будущего союзника - России, или не полностью готовы. Примерно половина артиллерийского парка страны - 1300 орудий - была представлена устаревшими системами, но 760 орудий были вполне современными, немецкого, английского и французского производства [16, с.157, 159].

Весной 1916 г. наметился отход правительства Братиану от колеблющейся политики. Первыми отреагировали на это изменением своей позиции по Балканам французы. В личном и секретном письме от 8 мая 1916 г. генералу Милну, командовавшему английскими силами на Салоникском фронте, начальник британского имперского генерального штаба В.Р. Робертсон сообщает о предложении Жоффра провести комбинированное наступление на этом направлении, "против чего мы и наше правительство всегда возражали". Все внимание Робертсона было приковано к Западному фронту. Ллойд-Джордж вспоминал: "Французы всегда раздражали его и разжигали все его упрямство. Вот почему они называли его: генерал "Нет-нет"; таков был его первый импульс по отношению ко всем их требованиям и предложениям. Бриан однажды сказал мне: "Робертсон говорит "нет", еще не расслышав в чем заключается предложение" [11, с.516]. Слова у Робертсона не расходились с действиями. Поскольку единого союзного командования на этом фронте не было, перед Милном ставилась задача не допустить распыления британских войск и удержать их под исключительным британским командованием.

Идеи Жоффра нашли понимание у Алексеева.15 апреля 1916 г. Генбери-Вилльямс в письме Робертсону, отправленном из Петрограда, упомянул о том, что в середине лета 1916 г. Алексеев ожидал упадок силы немецкого личного состава. Он был прав. Лучшие германские дивизии перемалывались, как выразился фон Фалькенгайн, "на мельнице Маасского района". Верденское сражение имело для рейхсвера такое же значение, что и великое отступление 1915 г. для русской армии.

Назначенный в русскую Ставку генерал Жанен получил перед отъездом из Франции инструкции приложить на своем посту все усилия для того, чтобы способствовать вступлению Румынии в войну на стороне Антанты. Изложив все доводы в поддержку этой идеи Алексееву практически сразу же после своего приезда в Могилев 22 мая 1916 г., Жанен, по его словам, нашел у Николая IIи его начальника штаба симпатию по отношению к планам Жоффра.

Сразу же после прорыва фронта под Луцком германское верховное командование сделало абсолютно верный вывод о возможности выступления Румынии на стороне Антанты. Превентивное наступление сочли невозможным из-за отсутствия сил. Союзное командование решило "войну против Румынии к северу от гор скорее повести частным контрударом" [20, с.233]. Было принято решение о начале его подготовки, однако в условиях русского наступления на Юго-Западном фронте сделать это было невозможно.

В конце июня 1916 г. Алексеев предложил Жоффру провести немедленное наступление на позиции болгар. "Заключительные доводы обращения генерала Алексеева, по-моему, очень убедительны, - отметил в дневнике посол Франции в России Палеолог. - Вряд ли будут более благоприятные условия для успеха наступления из Салоник. Русские войска пробили широкую брешь в австро-германской линии, а в Галиции мы вновь перешли к наступательной войне. Германия и Австрия стягивают сюда все свои свежие силы и, таким образом, ослабляют свой фронт на Балканах. Удар по Болгарии обезопасил бы тыл Румынии и был бы угрозой Будапешту. Для Румынии выступление является необходимым и выгодным и в то же время неизбежным [42, с.149]. Предложения Алексеева совпали с самыми неприятными опасениями германской стороны, со страхом ожидавшей возможной активизации Салоникского фронта.

Предложения Алексеева нашли полную поддержку у французов, но были встречены английской стороной отрицательно. "Бриан настаивает в Лондоне на необходимости согласиться с мнением Алексеева", - отмечал в дневнике Палеолог. Кроме того, приходилось считаться с позицией румын" [42, с.67]. Можно отметить, что Алексеев в своих предложениях в несколько измененном виде возвращался к своему плану ноября 1915 г. предполагавшему выделение Австро-Венгрии как главной цели комбинированного союзного наступления. Так же оценивает смысл предложений Алексеева, поданных на высочайшее имя еще 16 июля, и Ю.А. Писарев. Однако он отмечает нежелание Алексеева наносить удар по Болгарии, считая предпочтительным выходом сепаратный мир с ней или принятие болгарским правительством декларации строгого нейтралитета [46, с.116]. Отсутствие единения и близости между дипломатами и военными по вопросу о Румынии, обозначившееся вместе с началом переговоров в конце 1915 г., стало почти традицией. Савинский и Петряев - специалисты МИД по Балканам, правильно указали на невозможность подписания мира с Болгарией и на необходимость применения военной силы напрямую или в виде угрозы против этой страны. Позиции начальника штаба Ставки укрепляла несговорчивость румынской стороны, стремившейся, прежде всего к наступлению в Трансильванию. Против плана Алексеева выступил и сам Штюрмер, справедливо отмечая невозможность для России брать на себя инициативу замирения с Болгарией, так как это могло вызвать осложнения в отношениях с союзниками и, в частности, с Сербией.

Худшей политикой является непоследовательная политика. Все эти недостатки русской дипломатии унаследовала внешнеполитическая позиция, занятая Ставкой. Более того, с уходом Сазонова из руководства МИД начальник штаба Ставки, находившийся в неприязненных отношениях со Штюрмером, стал активнее вмешиваться во внешнеполитические вопросы, чего раньше он не делал. Выполняя его волю, российский военный представитель при сербском командовании генерал В.А. Артамонов пытался защищать идеи примирения Сербии и Болгарии и воссоздания балканского союза. Естественно, эти попытки были обречены на провал, Пашич встретил их крайне отрицательно.

19 июля совещание представителей верховного командования союзников в Шантильи определили 5 августа как крайний срок наступления генерала Саррайля на Салоникском фронте, а выступление Румынии должно было произойти через 10 дней. При этом вопрос об объявлении Румынией войны Болгарии и Германии был обойден.

27 июля 1916 г. в Форин-оффис пришла телеграмма от Баркли: "Я узнал, что полковник Рудеано (румынский атташе во Франции) подписал в Париже военную конвенцию, предполагающую совместное наступление на Болгарию румынской армии и союзников из Салоник. Я думаю, что это, должно быть, ошибка, так как Румыния неоднократно отказывалась предпринимать наступательные операции против Болгарии и премьер-министр до настоящего времени не намеревался объявлять ей войну" [31, с.329]. Румыны для наступления на Софию должны были выделить 150 тыс. армию. Ее должны были поддержать две русские пехотные и одна кавалерийская дивизии - всего около 50 тыс. человек [31, с.330].

Парижская конвенция, судя по всему, и была причиной изменения позиции Алексеева, отмеченной в дневнике Палеолога от 30 июля 1916 г.: "Английское правительство просит русское правительство не настаивать на наступлении Румынии на Болгарию. В течение дня Нератов сообщает мне, что генерал Алексеев не допустил бы посылки 50 000 русских в Добруджу, если задачей им не было бы поставлено немедленное наступление на Болгарию" [42, с.167, 169]. Об этом же упоминает и Бьюкенен: "В то же время он (Алексеев) поставил обещанное отправление русского отряда в Добруджу в зависимость от немедленного наступления Румынии на Болгарию. Румыния отказалась сделать это, хотя, по мнению наилучших военных авторитетов, такая операция была бы для нее совершенно правильной [2, с.165]. Позиция Британского правительства по-прежнему состояла в отрицании возможности расширения боевых действий на Балканах. Посол Англии в Париже лорд Берти получил следующие инструкции из Лондона: "Ввиду незавершенности переговоров с Румынией Вы должны информировать министра иностранных дел Франции, что правительство его величества считает, что, до тех пор пока Румыния не находится в состоянии войны с Болгарией, основание проекта парижской военной конвекции исчезает и военная акция не будет и не может быть ничем другим кроме проверки состояния болгарских сил и притягивания их к греческой границе" [33, с.23].

Союзные послы не ошибались, французский военный представитель также относит радикальное изменения инструкции Алексеева по этому вопросу на 30 июля, когда он решил уполномочить некого военного агента в Бухаресте начать оказывать давление на румынские военныеи политические круги с целью скорейшего вступления этой страны в войну. В июне 1916 г. Татаринов получил очередные инструкции от Алексеева, который ознакомил с ними через Жоффра и англичан. Смысл их сводился к требованию немедленного выступления Румынии: "Настоящая ситуация требует, чтобы вмешательство (Румынии) произошло сейчас или никогда. Я считаю, что последние сомнения г-на Братиано должны исчезнуть, так как он может сейчас убедиться,что общее наступление на всех фронтах начато победоносно, и так как Россиядала обещание доставить все необходимые военные грузы. Представьте этисоображения генералу Иллиеско [31, с.332]. Союзники поддержали русский демарш. Не оставляя надежды на возможность осуществления своего плана, в июле Алексеев просил командующего итальянской армии генерала Л. Кадорна найти какие-нибудь части для усиления Салоникского фронта. В какой-то степени это можно назвать жестом отчаяния.11 августа 1916 г. в Салониках была высажена 35-я итальянская дивизия, хорошо проявившая себя до этого в боях на альпийском фронте. В нее входили две бригады двухполкового состава, однако перед отправкой на Балканы ее усилили восемью батареями горной артиллерии, транспортными, саперными и прочими службами. Дивизия должна была "защитить честь итальянской армии" и прекрасно проявила себя в наступлении на Монастырь.

В это время переговоры по Румынии явно затягивались. Почти на каждое предложение русского генерала следовало или контрпредложение, которое в свою очередь встречало сухой отзыв Алексеева, или молчание. Он опять предупреждал румын, что решение должно быть принято в этот момент или в нем уже не будет необходимости, что речь не идет "о военной прогулке, как в 1913 г., которая дала бы право на увеличение территории" [31, с.332]. Однако ситуация не менялась, после решительного предложения генерала почти 1,5 месяца прошло в бесплодной по сути дела переписке. В середине июля Алексеев указывал на 7 августа как на крайний срок выступления румынской армии.2 августа румынская сторона перенесла эту дату на наделю, т.е. на 14, но выдвинула следующие условия: Румыния выступает десятью днями позже союзного наступления из Салоник, двумя днями позже начала активных действий русского флота на Черном море, ежедневные поставки боеприпасов в страну должны равняться 300 т [31, с.333].

Алексеев настаивал на одновременном объявлении войны не только Австро-Венгрии, но и Болгарии и Турции и на более четких обязательствах относительно даты румынского выступления. Он соглашался на то, чтобы 7 августа стало бы днем начала союзного наступления, а 12 начал бы операции русский флот. Он соглашался гарантировать транспортировку через русскую территорию 9 тыс. т боеприпасов в месяц, если эти обязательства будут приняты Бухарестом. В переговоры с французской и русской стороны все активнее втягивались военные - Жоффр и Алексеев.8 августа Генбери-Вилльямс сообщил, что парижский проект окончательно отброшен в сторону ввиду нежелания Румынии объявлять войну Болгарии. Такие же данные приводит и Жанен. На активизацию вмешательства русских военных в решение этой проблемы оказывало влияние не только отсутствие активности со стороны МИД, но и фактическая поддержка со стороны императора, так же как и Алексеев, недолюбливавшего дипломатов. Николай IIтак отозвался о них: "Они только задерживают решение румынского вопроса, которое шло гораздо быстрее, когда им занимались военные" [6, с.709]. В начале августа император получил телеграмму от Пуанкаре, в которой он просил ускорить решение румынского вопроса. На этот призыв отозвался Алексеев, заявив, что дипломатам необходимо действовать активнее и установить окончательный срок, до которого румынское правительство должно было определиться в вопросе о выступлении. Это изменение позиции французских политиков сказалось и на позиции французских военных.9 августа французский атташе в Лондоне информировал англичан о готовности Жоффра пойти на уступки румынам по двум принципиальным вопросам:

1) дате выступления - 10 дней после начала наступления на Салоникском фронте;

2) сохранения мира с Болгарией и Турцией [31, с.334]. Таким образом, закладывалось основание будущего поражения. Единственным выходом из тупика было бы вторжение в Болгарию крупной русской армии, что после нескольких побед должно было решить колебания в болгарской армии в пользу России. Как отмечал Неклюдов, "разбить их, после чего вся болгарская армия перешла бы на нашу сторону с криком, что Святая Русь непобедима, что только предатели втянули болгарский народ в кощунственную войну и что эти предатели заслужили смерть" [48, с.465].

Однако внимание Алексеева по большей части привлекал карпатский участок русско-австрийского фронта. Прежде всего, он продолжал считать, что Румыния не обладает силой, достаточной для обороны всех своих границ. Поэтому он и предлагал перевести русские войска в Трансильванию, на границах которой по-прежнему почти не было австрийских частей, а румынскую армию сосредоточить в восточной части Валахии, ближе к сербской границе, по линии обороны, проходившей восточнее Бухареста. Это положение давало возможность использовать эти войска для наступления в разных направлениях - как в Трансильвании, так и в Сербии. В принципе, будучи противником идеи войны с Болгарией, начальник штаба русского фронта мог склониться в пользу удара по этой стране, но только при условии, что он примет характер крупномасштабной операции с координированными ударами со стороны Салоникского и вновь образуемого Румынского фронтов, причем с обязательным созданием единого союзного командования на последнем. Безусловно, условия эти были разумны, но никак нельзя сказать, что Алексеев активно их защищал. Можно предполагать, что сопротивление со стороны союзников и румын устраивало его, потому что снимало с повестки дня необходимость болгарского похода. Таким образом, внимание к Карпатам, где гасло русское наступление, было логичным. Оставалось надеяться, что румынская армия откроет перевалы - путь в Венгерскую равнину с тыла.28 августа 1916 г., в понедельник, Николай IIне без радости записал в дневнике: "Наконец пришло давно ожидаемое известие о выступлении Румынии. Она объявила войну Австро-Венгрии. Наша кавалерия (3-я кав. див.) перешла Дунай в Добруджу, а пехота на судах подымается к Черноводам [6, с.600].

Братиано одержал дипломатическую победу, опираясь на поддержку Лондона и Парижа. Ночью 27 августа Румыния объявила войну Австро-Венгрии. В обращении короля к народу и армии основной упор был сделан на необходимость объединения всех румын в одном государстве - враг был назван прямо: это была Австро-Венгрия и только она [48, с.466]. Немцы при самом худшем развитии ситуации ожидали это выступление в середине сентября, к концу сбора урожая - так что начало боевых действий было одновременно и долгожданным, и внезапным для Центральных держав.

Через неделю после объявления войны Австро-Венгрии немецкое и турецкое посольства покинули Бухарест в одном поезде. Перед отъездом германский посланник принц Адольф Шомбург-Липпе заявил, что даже если в его стране поймут, что война проиграна и что в распоряжении командования осталось всего 500 тыс. человек, то, прежде чем капитулировать, их пришлют в Румынию для того, чтобы преподать ей урок за коварство [48, с.467].

Уже 29 августа начались немецкие налеты на Бухарест, что возымело свой психологический эффект на румын.1 сентября 1916 г. Болгария объявила войну Румынии.2 сентября болгарские пограничные войска атаковали румын, в ряде пунктов границу стали переходить и части армии.

Вступление в войну Румынии поначалу действительно поставило Центральные державы в сложное положение. В Трансильвании, где румыны нанесли свой главный и первый удар, их 400 тыс. солдатам и офицерам поначалу противостояла австро-венгерская 1-я армия численностью всего в 34 тыс. человек, подкрепленная шахтерским ополчением. Гинденбург вспоминал: "Противник на первых порах пользовался полной свободой действий. Я в особенности опасался румыно-русского наступательного движения на юг. Сами болгары высказывали сомнение, - будут ли их солдаты сражаться против русских. Твердая уверенность в этом отношении генерала Искова. не всеми разделялась. Не было сомнений, что наши противники рассчитывают на это русофильское настроение, по крайней мере, большей части болгарской армии" [5, с.21].

Вскоре ошибки союзной стратегии позволили немцам выйти из кризиса. В Трансильванию предполагалось спешно перебросить четыре-пять пехотных, одну-две кавалерийских немецких дивизий, две пехотные и кавалерийскую австро-венгерские дивизии. Австро-венгерские части снимались с Восточного фронта, где они были сильно потрепаны. Но и эти части могли оказать поддержку жандармам, ландштурмистам, пограничникам и алармистам и задержать румынское наступление до прихода германской поддержки. Под ружье становились все, кто был в состоянии сражаться. Война носила ярко выраженный характер этнического противостояния - сожженные венгерские дома, свежие венгерские могилы и т.п. Следует отметить, что когда позже на фронте появились русские части, они не вызвали у местного венгеро-немецкого населения страха и желания бежать [31, с.337].

Главный стратегический просчет союзников заключался в отсутствии коалиционной стратегии и политики на Балканах, результатом чего была почти полная потеря контроля над полуостровом к концу 1916 г. В какой-то степени это можно назвать результатом победы "западников" в штабах наших западных союзников. Можно сказать, что стратегия сокрушения привела к сокрушительным для союзников результатам. Румынское наступление, начатое на большом фронте, быстро выдохлось, после поражения в Трансильвании совершил самоубийство начальник генерального штаба. Начальник полевого штаба румынской армии генерал Илиеско обвинял в начавшейся катастрофе Россию и Штюрмера. Но худшее было еще впереди. Немцы и болгары вскоре нанесли контрудар.4 сентября 1916 г. началось стремительное наступление Макензена, на острие которого находился отряд полковника Боде. Со 2 по 7 сентября болгары и немцы провели наступление на крепость Туртукай.

Это была идеальная предмостная позиция, расположенная на плато шириной около 8 км на высоте приблизительно 120 м над Дунайской равниной. С 1913 г. она активно укреплялась румынами.5 сентября была захвачена главная линия обороны, в городе и гарнизоне царил полный хаос.6 сентября командир гарнизона Туртукая бежал, 80% его подчиненных сдались еще до того, как осаждавшие, уступавшие в силах осажденным, завершили блокаду крепости. Это был невиданный разгром. Русско-румынские силы были сокращены. Таким образом, вторжение в Болгарию планировалось провести не только численно, но и качественно недостаточными силами. Этим нерусское командование не ограничилось.

Тем не менее, наступление немцев приостановилось. Болгарские части, по оценке Людендорфа, были малопригодны для наступательных действий [13, с.229].29 сентября Жоффр отправил телеграмму в Ставку для Алексеева. В ней фактически предлагалось усиление наступательных действий русско-румынских армий против Болгарии.

1 октября румыны перешли Дунай у Рахова, однако время для нанесения удара в спину Болгарии было упущено, да и сил для серьезного наступления на этом направлении у румынского командования не было.

3 октября при поддержке австро-венгерской дунайской флотилии Макензен отбросил румын с большими потерями за Дунай. Неудачей также закончилась и русско-румынская попытка перейти в начале октября в контрнаступление в Добрудже против германо-болгаро-турецких сил. Однако у союзников все же были успехи - на Салоникском фронте. В ночь с 18 на 19 ноября (с 1 на 2 декабря) был взят Монастырь. Первыми в город вошли русские части, а вслед за ними - сербы.

Но все это компенсировалось успехами Центральных держав в Румынии.21 октября Макензен сумел прорвать русско-румынский фронт и без болгарских подкреплений. Гурко отмечал, что русско-сербский корпус потерпел поражение в Добрудже и понес при этом большие потери. Русское командование вынуждено было перебрасывать части на новый фронт, чтобы его стабилизировать [31, с.338].

Положение на румынском фронте чрезвычайно обострилось. Русские войска, отступая, взрывали старые румынские укрепления по линии Путна-Серет, чтобы их не смогли использовать немцы. Только в начале ноября, убедившись в нереальности своих планов, русское Верховное командование одобрило обстрел Констанцы.4 ноября крейсер "Память Меркурия" в сопровождении трех эсминцев совершил дерзкий набег на Констанцу и обстрелял береговые укрепления и нефтехранилища. Обстрел был удачен, в результате из 37 нефтяных цистерн было подожжено 15. Вызванный обстрелом пожар был виден за 70 миль. Этот успех, однако, не мог исправить сделанные ранее ошибки. Румынское правительство умоляло русского представителя генерала В.М. Беляева о помощи, однако в сложившейся ситуации он ничем не мог помочь союзникам. Тогда через посредство английского и французского представителей король обратился к Верховному командованию и правительствам Франции и Англии. Положение было отчаянным - решалась судьба Бухареста, рассчитывать на спасение которого силами бегущей и деморализованной румынской армии не приходилось. Это обращение пришлось как нельзя кстати для французской стороны. Действительно, в начале ноября 1916 г. Жоффр обратился к Алексееву с предложением провести русско-румынскими войсками наступление на Болгарию. Союзные войска на Салоникском фронте должны были при этом ограничиться вспомогательным наступлением местного масштаба. Французы считали необходимым вывести Болгарию и Турцию из войны к концу зимы, но Жоффр считал, что наступление союзников не должно идти далее Монастыря, а Бриан поддерживал его точку зрения. Для того, чтобы получить дополнительную поддержку на Балканах, союзники решили высадить десант в Афинах. Но высаженные там английские и французские войска были обстреляны, 1 декабря 1916 г. в столице Греции начались бои, и на следующий день союзники были вынуждены покинуть город. Союзники ввели блокаду берегов Греции и наложили эмбарго на греческие суда, находившиеся в пределах их власти. В середине декабря 1916 г. греческое правительство было вынуждено принять ультиматум союзников и пойти навстречу их требованиям, однако в войну Греция так и не вступила [31, с.339].

Румыния была обречена. Даже погибая, это государство продолжало торговаться по поводу железнодорожных тарифов для воинских перевозок, и 8-й корпус генерала А.И. Деникина был вынужден двигаться от русско-румынской границы на помощь новым союзникам пешком. Несогласованность действий Антанты стала залогом успеха ее противников. Вечером 4 декабря в Бухарест прибыл представитель Макензена, он привез условия сдачи - капитуляция в 24 часа или бомбардировка и штурм.5 декабря в 9 часов утра мэр Бухареста, сопровождаемый американским посланником, выехал встречать немцев. Капитуляция была принята в городской ратуше принцем Шомбургом-Липпе.

Взятие столицы окончательно закрепило переход под контроль Центральных держав нефтяного района в Плоэшти. "Наша победа там (в Румынии) стала возможной только благодаря их (русских) отсутствию", - вспоминал Людендорф [13, с.240]. В конце концов, образовавшийся Румынский фронт увеличил длину европейских русских фронтов с 1300 до 1700 км, т.е. почти на четверть, и поглотил 36 пехотных и 6 кавалерийских русских дивизий, почти четверть всей русской армии. Генерал Зайончковский был заменен генералом Сахаровым, который возглавил этот новый фронт. Ему пришлось, придерживаясь обороны в Добрудже, спасать русскими подкреплениями развалившуюся румынскую армию. Ее необходимо было спасти для будущей кампании. Только таким образом полная военная победа не давала Германии надежды на обретение выхода из сложившегося положения, т.е. не приобретала характер стратегического успеха. К военным результатам румынских событий можно прибавить и политические - в декабре 1916 г. подал в отставку один из творцов балканской стратегии Антанты - маршал Жоффр. В Англии пало правительство Асквита.

Февральская революция сразу изменила и планы взаимодействия русской армии с союзниками повсюду, где были такого рода контакты. Прежде всего, это сказалось на июльском наступлении русских фронтов. Начальник имперского генерального штаба Великобритании в эти дни писал: "Немцы просто провели контратаку как обычное и лучшее средство остановки русского наступления, и затем, наверное, к их удивлению, русские сломались, в результате чего три русские армии, насчитывающие от 60 до 70 дивизий, хорошо оснащенные артиллерией и боеприпасами, бегут сейчас от каких-то 18 австрийских и германских дивизии" [31, с.340]. О масштабах бегства можно судить по тому, что за одну только ночь в окрестностях городка Волочиск ударным батальоном было задержано около 12 тыс. дезертиров [28, с.367-368].

Это поражение повлекло за собой крушение наступления русских и румынских войск на Румынском фронте. Оно успешно началось 24 июля на участке от Фокшан до румыно-австрийской границы. Однако уже 31 июля продвижение в глубь территории, занимаемой противником, было приостановлено, а потом отступление Юго-Западного фронта потянуло за собой и соседа слева. Русская линия обороны разрушалась по принципу карточного домика.2 августа германо-австрийцы дошли до реки Збруч, 3 августа они вошли в Черновцы и Кимполунг.

25-26 июля 1917 г. положение в России обсуждалось на конференции в Париже. Сообщения, получаемые в Лондоне и Париже, не оставляли сомнений - Керенский и его правительство не в состоянии навести порядок в стране. Положение было тяжелым. Военные все больше начинали ненавидеть Керенского. Последний хорошо понимал свою непопулярность среди военной элиты и тоже не доверял ее представителям. Во всяком случае, революционные массы вызывали у него меньше опасений. Чистка командного состава, начатая в армии еще А.И. Гучковым, дала себя знать и в Салониках - в Россию был отозван командующий российскими войсками на Салоникском фронте генерал М.К. Дитерихс. Вслед за этим сменилось несколько командующих. Параллельно шел процесс демократизации, или разложения русских частей. Полки требовали вывода во вторую линию, началось братание с болгарами. В конце концов, значительную часть русских солдат союзное командование вынуждено было разоружить и выслать в лагеря в Северной Африке [33, с.24]. Попытки Саррайля перейти в наступление в апреле и мае 1917 г. закончились провалом. Положение в Салониках ухудшалось с каждым днем. Вместе с ростом армии союзников росли медицинские потери - летом 1917 г. было зафиксировано уже 63 тыс. случаев заболеваний, что было в два раза больше, чем в 1916 г.

Таким образом, 1917 год был годом потерь Антанты. Ее достижения в следующем году не давали надежд на быстрое окончание войны.3 октября 1918 г., на франко-американской конференции в Труа Фонтан еще рассматривались сроки победоносного ее завершения - конец 1919 или начало 1920 г. Но в это же время произошли события, решающие для ее исхода.

В сентябре 1918 г. англичане под командованием Алленби сокрушили турецкую армию в Палестине, практически одновременно Франше д'Эспере начал наступление на Салоникском фронте. В результате 30 октября 1918 года представителями Великобритании и султанского правительства Турции на борту английского крейсера "Агамемнон" в порту Мудрос (остров Лемнос) было подписано Мудросское перемирие. Оно предусматривало: открытие Черноморских проливов для военных флотов Антанты с предоставлением союзникам права оккупировать форты Босфора и Дарданелл; капитуляцию остатков турецких войск в Хиджазе, Ираке, Сирии, Йемене и вывод их из Ирана, Киликии, Закавказья; оккупацию союзниками так называемых 6 армейских вилайетов "в случае беспорядков в одном из них" и вообще любого стратегического пункта в Турции, если союзники сочтут это необходимым по соображениям своей "безопасности". Эти, а также менее значительные условия Мудросского перемирия имели целью подготовить окончательный раздел Турции, а также использовать её территорию как плацдарм для антисоветской интервенции. Таким образом, Турция, а вскоре и Болгария были разгромлены и вышли из войны, ресурсы Балкан и Малой Азии отсекались от Берлина. Всего через две недели после встречи в Труа Фонтан военный министр Германии генерал Г. Шойс подвел итоги - тыл мог предоставить армии 600 тыс. солдат на следующий год, что хватило бы для обороны, но, отрезанный от поставок горюче-смазочных материалов из Румынии, райхсвер мог продержаться только шесть недель [31, с.342]. Сомнений у канцлера принца Макса Баденского не было - мир до того, как противник вступит на немецкую землю. Война закончилась так же, как и началась - долгожданно, но неожиданно, и на Балканах, так и не ставших тогда трофеем победителей в борьбе за мировое господство.

Заключение

Обширная турецкая территория, являясь сферой различных интересов противоборствующих блоков, рано или поздно должна была включиться в войну. Единственно правильным решением, по мнению младотурков, являлось решение о вступлении в войну, хотя Турция к ней совсем не была готова. Порта искала поддержку среди великих держав, однако стала "разменной картой" в мировой внешней политике.

В то время как Англия и в большей степени Франция все еще играли главенствующую роль в экономической и финансовой жизни Оттоманской империи, рейх уже располагал военным и политическим превосходством. Порта накануне убийства в Сараево находилась под полным контролем Германии.

Протоколы секретных заседаний германского посольства в Константинополе, свидетельствуют, что с самого начала войны дипломатия Центральных держав своей основной задачей считала привлечение наибольшего числа союзников, в частности Турции. Турция занимала очень важное и выгодное географическое положение (восточное средиземноморье) и оказывала существенное влияние, как на Балканские страны, так и на юг России. Австро-германскому блоку необходимы были сырьевые поставки из Балканского и из восточно-средиземноморского регионов (в частности Малая Азия) для экономического обеспечения набиравшей ход войны. К тому же Турция могла оттянуть на Салоникском фронте определенную часть сил у России и ее союзников, что также было выгодно Австро-германскому блоку. Таким образом, все дипломатические усилия германской дипломатии были направлены на выстраивание непрерывающейся линии Берлин - Константинополь, как залог военных удач в западной Европе и успеха на Восточном фронте. Однако важность и первостепенность этих задач была недопонята Англией и Францией, которые считали решающими и главными театрами боевых действий западноевропейские фронты. О правильном понимании важности балканского направления внешней политики в победе над Центральным блоком стран свидетельствуют дипломатические усилия России, как в отношении самих балканских государств, так и в отношении союзников по Антанте.

Англия и Франция как можно дольше оттягивали вступление Турции в войну на стороне австро-германского блока, так как, во-первых, не располагали свободными людскими резервами для проведения военных операций, а во-вторых, ждали благоприятного стечения обстоятельств для территориальных аннексий турецких территорий в свою пользу. Русские могли только выиграть от лишения Германии экономического и финансового влияния на Ближнем Востоке в лице Турции, однако имели четко обрисованные свои экспансионистские устремления в отношении Константинополя и проливов.

Во внешнеполитических целях Англии и Франции по отношению к России, Константинополь и проливы выступали только "приманкой" для скорейшего ее вступления в войну. Отсюда союзницы России покровительствовали империи Полумесяца с целью не допустить туда царскую Россию и удержать в своих руках контроль над страной. Это означало, что военные усилия России и ее военные цели становились в одном направлении с целям ее союзников.

Цель всей Дарданелльской операции заключалась не в помощи России. Она заключалась в овладении Ближним Востоком Англией независимо от России и против установления ее владычества на проливах.

С середины лета 1915 г. все подступы к Константинополю оказались прегражденными для Петрограда. Это произошло в результате открытой экспансии Англии и Франции в проливах. Однако операцию постигла неудача. Эвакуация из Дарданелл, по-видимому, последовала не столько в силу военных неудач, сколько по причине изменения политического курса Англии и Франции. Уже само их поражение в этой операции в значительной мере служило доказательством отсутствия с их стороны должной заинтересованности. В Петрограде укрепилось убеждение, что, после того как Англии и Франции пришлось расписаться в отказе от "Царьграда" и проливов в пользу России, они потеряли всякое желание овладевать ими для нее. В сентябре 1915 г. и позднее, влиятельные русские круги настойчиво, но тщетно пытались добиться успешного завершения операций в проливах. Отсюда наметился разлад между союзниками, который с течением времени все больше возрастал.

В результате подписания 30 октября 1918 г. Мудросского перемирия Турция фактически потеряла свою самостоятельность и независимость и стала еще большим объектом привлечения иностранного капитала.

Неожиданные успехи союзников осенью 1918 года, разгром Болгарии и Турции, их последующий выход из войны привели к тому, что ресурсы Балкан и Малой Азии отсекались от Берлина. Это предрешило скорое поражение стран Центрального блока. Из этого факта можно сделать вывод, что австро-германский блок остро нуждался в сырьевых ресурсах Турции и балканских стран и с выходом этих стран из войны не смог далее вести войну, которая за четыре года изрядно истощила ресурсы воюющих стран.

Список использованных источников

1. Бубнов А.Д. В Царской Ставке. Воспоминания адмирала Бубнова. - Нью-Йорк, 1955. - 395 с.

2. Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. - М.: Наука, 1991. - 488 с.

3. Бюлов Б. Воспоминания. - М. - Л.: Соцэкгиз, 1935. - 469 с.

4. Великий князь Андрей Владимирович. Дневник бывшего Великого Князя Андрея Владимировича. 1915 г. - Л. - М.: Соцэкгиз, 1925. - 605 с.

5. Воспоминания Гинденбурга. - М.: Соцэкгиз, 1922. - 517 с.

6. Дневники Николая II. - М.: Наука, 1991. - 1024 с.

7. Зайончковский A. M. Мировая война 1914-1918 гг. - Т.2. - М.: Соцэкгиз, 1938. - 315 с.

8. Игнатьев А. Л.50 лет в строю. - Т.2. - М.: Соцэкгиз, 1952. - 479 с.

9. Клембовский В.Н. Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. - Ч.5. Период с октября 1915 г. по сент. 1916 г. Позиционная война и прорыв австрийцев на Юго-Западном фронте. - М.: Соцэкгиз, 1920. - 215 с.

10. Константинополь и Проливы. По секретным документам Министерства иностранных дел. В 2 ТТ. - Т.1. - М.: Соцэкгиз, 1925. - 488 с.

11. Ллойд-Джордж Д. Военные мемуары, Т.1-3. - М.: Соцэкгиз, 1934-1935. - Т.1-2. - 921 с.

12. Ллойд Д.Д. Речи, произнесенные во время войны: Воспоминания, мемуары. - Мн.: Харвест, 2003. - 207 с.

13. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918. - Т.1. - М.: Соцэкгиз, 1923. - 456 с.

14. Милюков П.Н. Воспоминания. - М.: Политиздат, 1991. - 527 с.

15. Пуанкаре Р. На службе Франции. Воспоминания на девять лет, кн.1-2. - Кн.1. - М.: Соцэкгиз, 1936. - 415 с.

16. Реболъд Ж. Крепостная война 1914-1918 гг. - М.: Соцэкгиз, 1938. - 392 с.

17. Сазонов С.Д. Воспоминания. - М.: Международные отношения, 1991. - 398 с.

18. Тирпиц А. Воспоминания. - М.: Политиздат, 1957. - 510 с.

19. Трубецкой Г.Н. Русская дипломатия 1914-1917 гг. и война на Балканах. - Монреаль, 1983. - 397 с.

20. Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914-1916 в его важнейших решениях. - М.: Соцэкгиз, 1923. - 224 с.

21. Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь, собр. соч. в 8-ми томах. - Т.8. - М.: Наука, 1966. - 318 с.

22. Аветян А.С. Русско-германские дипломатические отношения накануне первой мировой войны. 1910 - 1914. - М.: "Мысль", 1985. - 292 с.

23. Алексеева И.В. Агония сердечного согласия: Царизм, буржуазия и их союзники по Антанте. 1914-1917. - Л.: Лениздат, 1990. - 318 с.

24. Бовыкин В.И. Очерки истории внешней политики России. Конец XIX - 1917 г. - М.: Учпедгиз, 1960. - 215 с.

25. Васюков В.С. "Главный приз". С.Д. Сазонов и соглашение о Константинополе и проливах. - В кн.: Русская дипломатия в портретах. - М.: Международные отношения, 1992. - 511 с.

26. Виноградов К.Б. Дэвид Ллойд Джордж. - М.: "Мысль", 1970. - 412 с.

27. Всемирная история: В 24 ТТ. - Т. 19. Первая мировая война / А.Н. Бадак, И.Е. Войнич, Н.М. Волчек и др. - Мн.: Литература, 1997. - 512 с.

28. Головин Н.Н. Военные усилия в Мировой войне. - М.: Наука, 2001. - 560 с.

29. Готлиб В.В. Тайная дипломатия во время первой мировой войны. - М.: Соцэкгиз, 1960. - 603 с.

30. Ерусалимский А.С. Внешняя политика и дипломатия германского империализма в конце XIX века. - М.: Соцэкгиз, 1963. - 357 с.

31. За Балканскими фронтами Первой мировой войны / Отв. ред.В.Н. Виноградов. - М.: Индрик, 2002. - 504 с.

32. Золотарев В.А., Козлов И.А. Российский военный флот на Черном море и в Восточном Средиземноморье. - М.: "Мысль", 1988. - 567 с.

33. Игнатьев А.В. Последний царь и внешняя политика: Николай II // Вопросы истории. - 2001. - № 6. - С.3-24

34. История дипломатии / Под ред.А. А. Громыко. - 2-е изд. - Т.3. - М.: Политиздат, 1965. - 397 с.

35. История первой мировой войны 1914 - 1918 гг. Т.1-2/Под ред.И. И. Ростунова. - Т.1. - М.: "Мысль", 1975. - 326 с.

36. Козенко Б.А. Отечественная историография первой мировой войны // Новая и новейшая история. - 2001. - № 3. - С.12-37

37. "Круглый стол". Первая мировая война и ее воздействие на историю XX века // Новая и новейшая история. - 1994. - № 4-5. - С.34-68; С.74-112

38. Международные отношения. Политика. Дипломатия. XVI - XX вв. Сборник статей. - М.: Наука, 1964. - 560 с.

39. Новиков Н. Операции флота против берега на Черном море в 1914-1917 гг. - М: Соцэкгиз, 1937. - 455 с.

40. Нотович Ф.И. Дипломатическая борьба в годы первой мировой войны. - М. - Л.: Соцэкгиз, 1947. - 305 с.

41. Нотович Ф.И. Захватническая политика германского империализма на Востоке в 1914 - 1918 г. - М.: Соцэкгиз, 1947. - 274 с.

42. Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. - 2-е изд. - М.: Международные отношения, 1991 - 240 с.

43. Первая мировая война и международные отношения. - СПб, 1995. - 608 с.

44. Первая мировая война. Пролог XX века. - М.: Наука, 1999. - 698 с.

45. Писарев Ю.А. Тайны первой мировой войны: Россия и Сербия 1914-1915 гг. - М.: Наука, 1990. - 218 с.

46. Писарев Ю.А. Сербия на Голгофе. - М.: Наука, 1992. - 503 с.

47. Полетика Н.П. Возникновение первой мировой войны. М.: Наука, 1964. - 348 с.

48. Похлебкин В.В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах: Вып. II. - Войны и мирные договоры. - Кн.3: Европа в первой половине XX века: Справочник. - М.: Международные отношения, 1999. - 672 с.

49. Строков А.Л. Вооруженные силы и военное искусство в Первой мировой войне. - М.: "Мысль", 1974. - 613 с.

50. Трухановский В.Г. Уинстон Черчилль. Политическая биография. - М.: Политиздат, 1968. - 485 с.

51. Федоров В.Т. В поисках оружия. - М.: Наука, 1964. - 292 с.

Русские войска во Франции и Македонии

Мир и Россия: Основные тенденции истории

Отечественная история

Отечественная история (полный курс)

История России

Истории России

Влияние Первой мировой войны на общественно-политические процессы в странах Европы

Ход первой мировой войны. Значение

История развития России конца XIX - начала ХХ вв.

Программа по Истории России(до 1941г.) для поступающих поступающих в ВУЗы ОВД (органов внутренних дел)

Предмет и основные функции истории

История России от расселения восточных славян до нашего времени

Россия в первой мировой войне 1914-1918

Турция и проливы во внешнеполитических интересах России в 1914-1918 гг.

Первая мировая война.

Билеты за 11 класс по истории Отечества

Военные действия в ходе первой мировой войны

Экзаменационные билеты

Россия в Первой Мировой войне