Дипломная работа: Первая мировая война на австро-венгерском фронте

Оглавление

Введение

Глава 1. Развитие военных действий в ходе кампании 1914 г.

1.1 Галицийская операция

Глава 2. Русско-австрийский фронт в 1915 г.

2.1 Карпатская операция

2.2 Горлицкая операция

Глава 3. Военные действия против Австро-Венгрии в 1916-1917 гг.

3.1 «Брусиловский» прорыв

3.2 Летнее наступление русской армии в 1917

Заключение

Список источников и литературы

Введение

Военные действия на русско-австрийском фронте, на протяжении 90 лет слабо освещалась и однобоко трактовалась как в советской, так и в российской историографии, часто искажались и чернились даже самые светлые стороны величайших побед русского оружия, а многие события просто предавались забвению. Но, несмотря на эти условия в настоящее время данная тема начинает переживать новое осмысление, как в среде историков, так и в общественном сознании; пишутся статьи, выходят телепередачи, документальные фильмы, рассказывающие о новом видении данной проблемы. Вводятся в оборот документы, статьи, мемуары участников войны, содержащие реальное отражение событий 1914-1918 гг. на русско-австрийском фронте.

Большой интерес по-прежнему вызывают 1914 и 1916 гг., по причине блестяще спланированных 2-х галицийских операций, поставивших Австро-Венгрию на грань катастрофы. 1914 г. - первый год величайшего противостояния мировой войны, где в высочайшей степени проявились мужество, честь и доблесть русского солдата. Так же интересна блистательно проведенная русскими генералами (М.В. Алексеевым, Н.И. Ивановым и А.А. Брусиловым) Галицийская битва, длившаяся в течение месяца и показавшая всему миру силу «русского оружия» и умение русского командования ориентироваться в быстро меняющейся ситуации. Галицийская битва выявила талант многих военных руководителей, в частности, командующего 8-й пехотной армией Юго-Западного фронта генерала от кавалерии А.А. Брусилова. Его манера ведения боевых действий вошла во все военно-учебные программы ведущих стран мира и породила новый вид военной тактики (прорыв всем фронтом, используя взаимодействие авиации, артиллерии и пехоты), который использовался и в 1918 году на Западном фронте, в ходе прорыва линии «Гинденбурга», что и привело страны Антанты к победе, и во второй мировой войне при освобождении англо-американскими войсками оккупированной фашистами Франции.

1914 год явился одним из самых славных страниц в истории русской императорской армии: спасение Франции от немецкого вторжения и Сербии от полного истребления австро-венграми стало самым неоспоримым фактом этой, к сожалению, почти забытой славы, самопожертвования и доблести русских солдат. События 1916 года по-прежнему рассматриваются неоднозначно, но здесь в полной мере проявилась слава русского оружия! Россия не только сумела подняться с колен после тяжелейшего 1915 г. – года разочарования, и тыловой халатности, но и смогла в кратчайшие сроки перестроить всю систему снабжения и в конечном итоге поставить австро-венгерские армии на грань катастрофы. Лишь медлительность и недальновидность высшего генералитета не дали возможности довести величайший прорыв в военной истории до своего логического завершения и тем самым спасли Австро-Венгрию от полного поражения.

Объект исследования – история Первой мировой войны.

Предмет изучения – боевые действия на русско-австрийском фронте.

Историографию военных действий на Восточном фронте в годы Первой мировой войны и, в частности, на австро-венгерском направлении можно разделить на советский и современный этапы.

Активное изучение данной проблематики начинается в 1920-1940-е гг. А. Белой в работе «Галицийская битва»[1] , опубликованной в 1929 году, уделяет большое внимание стратегическим просчетам русского Верховного командования в ходе проведения военных операций 1914-1917 гг. На основе записей и воспоминаний очевидцев он создает целостную картину событий.

Крупным достижением советской историографии явилось создание на основе рассказов очевидцев и документальных свидетельств труда «Стратегический очерк войны 1914-1918 гг.»[2] . Он охватил весь ход мировой войны на восточноевропейском театре с августа 1914 г., до сентября 1917 г. Авторы сосредоточили внимание на оперативной стороне, не касаясь политических и экономических вопросов. Это обширное описание сыграло свою положительную роль в изучении истории мировой войны 1914-1918 гг. на русском фронте. Большое место отводилось деятельности верховного главнокомандования. Очерк до сих пор не теряет актуальности благодаря публикации в нем большого количества извлечений из документов Ставки верховного главнокомандующего.

Содержательную работу по истории Первой мировой войны написал А.М. Зайончковский[3] . Автор рассмотрел вооруженные силы сторон, проанализировал планы войны, подробно осветил ход военных действий на Западном и Юго-Западном фронтах. Книга ценна богатым фактическим материалом. Однако автору не удалось раскрыть причины военных неудач русской армии в 1915 г. на русско-австрийском фронте. Он утверждал, что для всестороннего анализа еще не настало время. Военные события исследовались в отрыве от общественно-политических и экономических процессов. В 1931 г. вышло второе издание, переработанное и дополненное коллективом преподавателей кафедры мировой войны Военной академии имени М.В. Фрунзе под руководством И.И. Вацетиса[4] . В конце 1930-х годов работа А.М. Зайончковского была выпущена новым изданием в трех томах[5] . В этом издании она подверглась дальнейшему исправлению, что значительно улучшило ее.

«Мировая война 1914–1918 гг.» долгое время оставалась самым полным описанием событий Первой мировой войны, и в частности боевых действий на важнейшем участке для русского верховного командования – русско-австрийском фронте, которое имелось в советской историографии, и служила в качестве основного учебного пособия в военных академиях. Эта работа содержит много сведений, относящихся к австро-венгерскому фронту, но не получили должного освещения вопросы стратегии и слабо показана стратегическая связь Юго-Западного фронта с другими фронтами.

С точки зрения проблемы стратегического руководства представляет значительный интерес другая работа А.М. Зайончковского, которая специально посвящена русскому фронту[6] . Автор изучил управление операциями со стороны верховного главнокомандования и командования группами армий в кампаниях 1914–1915 гг., на австро-венгерском фронте. Он подробно рассмотрел проблему, но его окончательные выводы страдают определенной односторонностью.

С именем А.М. Зайончковского связана разработка капитального труда и по такой проблеме, как планирование войны на австро-венгерском фронте[7] . Автор проследил эволюцию стратегического плана русского командования, дал ему оценку; раскрываются мероприятия в области строительства и подготовки вооруженных сил. Позднее аналогичные сюжеты были рассмотрены В.А. Меликовым в труде «Стратегическое развертывание»[8] .

В процессе исследования мировой войны 1914-1918 гг., затрагивается и такая проблема, как материально-техническое обеспечение вооруженной борьбы. Проблеме боевого снабжения русской армии в Первую мировую войну посвящена монография А.А. Маниковского[9] . Автор подробно рассмотрел эту тему и пришел к выводу, что неудачи на фронте проистекали не только от недостатка боевого снабжения. Их причины коренились глубоко в условиях жизни страны, а сам недостаток боевого снабжения являлся лишь частичным и притом внешним проявлением этих условий, как неизбежное их следствие. В 1930 г. вышло второе издание работы А.А. Маниковского, значительно переработанное и расширенное Е.З. Барсуковым[10] . В нем более половины материала было написано заново. В 1937 г. появилось третье издание этой монографии[11] . Исследование А.А. Маниковского существенно дополняет двухтомная монография Е. Барсукова «Русская артиллерия в мировую войну»[12] . Были опубликованы труды по всем другим видам тылового обеспечения[13] .

Советские историки много сделали в области разработки проблемы взаимоотношений России с союзниками по военным вопросам и роли русского фронта, отмечается важнейшая роль Западного и Юго-Западного участков русского фронта – австро-венгерское направление, в общем ходе Первой мировой войны. Тема нашла отражение в работах Н. Валентинова[14] . Благодаря документальным материалам, содержащимся в монографии, работа Н. Валентинова незаменима в процессе изучения дипломатический отношений в предвоенный и военный периоды.

Вопросы стратегического руководства широко освещались в монографических исследованиях об отдельных операциях на австро-венгерском фронте. Работы Г.К. Королькова[15] «Несбывшиеся Канны» и «Лодзинская операция», отличаются обилием фактического материала и глубокими теоретическими обобщениями. Несмотря на односторонние оценки деятельности Ставки, советские военные историки отмечали, в целом, ее положительную роль в срыве замыслов противника, как на всем фронте, так и на отдельных его участках. Указывалось, что стратегическое мышление русского верховного главнокомандования стояло на достаточно высоком уровне.

В 1960-1980-е гг. в свет выходят издания, иначе рассматривающие события «Великой» войны. Среди общих работ по истории военных действий на австро-венгерском участке фронта видное место занимают труды А.А. Строкова[16] . Автор обстоятельно рассмотрел вопросы происхождения и характера войны, ход военных действий на различных направлениях Юго-Западного и Западного фронтов. Монография богата фактическим материалом, в том числе подробными сведениями о численном соотношении воюющих сторон. А.А. Строков описывает ход проведения победоносных для русского оружия военных операций – Галицийская, Варшавско-Ивангородская, Карпатская, Брусиловская, дает им оценку, как блистательно проведенным с точки зрения тактического мастерства. Был сделан правильный вывод о том, что в общую победу Антанты над австро-германским блоком крупный вклад внесла Россия. Схожие проблемы рассматриваются в работах П.Ф. Кабанова «Первая мировая война 1914-1918 гг.»[17] и В.Г. Федорова «В поисках оружия»[18] большое внимание уделяется «снарядному голоду», его причинам и последствиям для русской армии.

С середины 1970-х гг., данная проблема начинает изучаться в новом свете. Более полно реконструируется ход событий, что приводит к их переосмыслению. Проблема военного противостояния нашла свое отражение в работах таких отечественных историков как Б.Ф. Такман «Августовские пушки»[19] , Н.Н. Яковлев «Последняя война старой России», «1 августа 1914»[20] ; И.И. Ростунов «Русский фронт Первой мировой войны»; С.И. Семанов «Генерал Брусилов»[21] ; «Первая мировая война»[22] ; В.А. Емец «Очерки внешней политики России 1914-1917гг.»[23] ; А.Л. Сидоров «Первая мировая война»[24] и др. Наиболее полно проблема военных действий на Русском фронте раскрыта в монографии И.И. Ростунова «Русский фронт в первой мировой войне»[25] . Автором подробно и последовательно освещаются события 1914 г., с начала войны и до конца 1917 г. Он уделяет большое внимание таким операциям как Галицийская, Варшавско-Ивангородская, Лодзинская, Карпатская, Рава-Русская, Луцкая, придавая им роль ключевых операций, полностью изменивших планы воюющих сторон, в которых проявились мужество и стойкость русского солдата. Так же в данной работе полностью опровергнута точка зрения немецких историков о том, что Русский фронт играл второстепенное значение для Центральных держав. И.И. Ростунов, адекватно оценивая военные события, отмечает сильные и слабые стороны русского Верховного командования, ссылаясь на сохранившиеся документы и мемуары лиц, участвовавших в военных действиях на русско-австрийском фронте.

Одним из самых подробных изданий можно считать монографию Н.Н. Яковлева «Последняя война старой России»[26] . В ней автор детально описывает проведение операций 1914-1917 гг., особое внимание уделяет рассмотрению Галицийской битвы, а также поэтапно рассматривает ход Брусиловского прорыва, тщательно анализирует итоги важнейших кампаний 1914-1917 гг. Ссылаясь на воспоминания участников Первой мировой войны, он создает образную картину происходившего в Галиции и на Карпатах, выдвигает нетрадиционную для советской историографии, точку зрения об истинных причинах так называемого «снарядного голода». Анализируя факты, Н.Н. Яковлев приходит к выводу, что русские войска в основном потерпели поражение не от австро-германских войск, сколько по вине участвовавшей в управлении государства русской буржуазии, искусственно создавшей дефицит боеприпасов с целью зародить семена недоверия и вражды к самодержавной власти Николая II. Автор также ломает традиционное представление о войне как об «империалистической бойне», «войны за наживу», «войне чуждой народу», давая новое понимание тех событий, приводя точные цифры погибших, пленных и раненых в ходе кампаний 1914 г., основываясь на документах и свидетельствах участников войны[27] .

С.И. Семанов в монографии «Генерал Брусилов», используя воспоминания великого полководца, командовавшего доблестной 8-й армией, участвовавшей в боях за Галицийскую столицу – Львов, и прославившейся взятием неприступной австрийской крепости – Перемышль, дает четкое описание Галицийской битвы. Автор дает совершенно новую оценку Галицийской и Карпатской операциям, опровергая привычную току зрения о их безрезультатности для России. Он выделяет высокое мастерство таких генералов как М.В. Алексеев, А.А. Брусилов, Н.И. Иванов, А. Келлер, проявившееся в ходе Галицийской битвы, приведшей к разгрому австро-венгерских армий и захвату русскими войсками Галиции[28] .

На современном этапе историографии Первой мировой войны – 1990-2000-е гг., выходит большое количество монографий и статей, затрагивающих тему Первой мировой войны. Появляются работы коренным образом ломающие привычное отношение к мировой войне и ее событиям, все чаще поднимается тема масонского заговора и германских денег, это прослеживается в публикациях А.Г. Масуйряна[29] , А.В. Рявкина[30] , А.В. Шишова[31] , А.И. Уткина[32] , В.К. Шацилло[33] «Первая мировая война. 1914-1919. Факты. Документы», В.Н. Шункова[34] и многих других.

Работа А.Г. Масуйряна охватывает ход боевых действий на Русском фронте с 1914-1917 г. Автором переоценивается ряд событий, считавшихся ранее бескомпромиссными (разгром армии Самсонова, отступление 1915 года из Польши, Галиции и Прибалтики, Нарочинское наступление 1916 года и др.), однако несмотря на вышеперечисленные особенности монография бедна архивными документами.

Одной из самых ярких изданий является работа военного историка и писателя А.В. Шишова посвященная Первой мировой войне. Монография отражает все крупные военные события на Русском фронте. Автор детально реконструирует моменты разработки и принятия планов операций и ход боевых действий на всех фронтах. Исторический труд богат фактическими данными: приводятся архивные документы, мемуарная литература, а так же статистические данные о соотношении живой силы, боевых единиц, продовольствия, обмундирования. А.В. Шишов особое внимание уделяет рассмотрению таких операций как Галицийская битва, бои под Лодзью, бои на Карпатах и Брусиловский прорыв, делает вывод о том, что все эти военные операции блестяще спланированы и исполнены. Причиной незавершенности этих боевых действий выделяется как нехватка боеприпасов, так и произвол буржуазии, саботировавший запланированные фронтовые поставки.

Работа А.И. Уткина «Первая мировая война»[35] , также богата фактическим материалом и подробным описанием боевых действий на Восточном фронте. Здесь дается оценка событиям с разных точек зрения и аргументируется различными источниками. В монографии автор пытается выявить причины незавершенности победоносных кампаний 1914 года, «снарядного голода», «Великого отступления», причины срыва полного разгрома австро-венгров в ходе «Брусиловского» наступления и др.

Так же выходят в свет множество научных статей, реконструировавших события Первой мировой войны: Л. Аннинский «Неизвестная война»[36] , В.Б. Каширин «Разведчики военного шпионства»[37] , А.В. Игнатьев «Россия и происхождение Великой войны»[38] , Б.Д. Козенко «Несостоявшееся сближение: США и Россия в 1914-1917 г.»[39] . Эти публикации затрагивают ранее неизвестные события. А. Алексеев в статье «Россия в 1914-1915 годах. Война на два фронта»[40] затрагивает проблему, стоявшую перед Россией в августе 1914г. – ведение боевых действий на два фронта, германский и австро-венгерский. Автор, описывая тяжелейшее положение Российской империи в «немецких тисках», в условиях политических заговоров и экономической нестабильности, тем не менее, приходит к выводу, что для Центральных держав война была проиграна именно благодаря жертвам русских войск. Также автор уделяет внимание масонам, германским агентам, в том числе и большевикам как одному из разрушающих факторов Российской монархии и империи.

С точки зрения военного искусства интересна статья С.А.Солнцевой «Ударные формирования русской армии в 1917 году»[41] , которая описывает события весны - осени 1917 года, период развала армии агитационной деятельностью большевиков, бессилием Временного правительства. Основной проблемой является тема патриотизма немногих преданных Отечеству частей, готовых воевать до победы. Изображая события Летнего наступления в Галиции и южной Польше, С.А. Солнцева приходит к выводу, что наступление провалилось не по вине ставки и бездарности генералов, а по причинам нежелания основной массы солдат идти в бой, даже уже на захваченные вражеские позиции. В целом статья достаточно полно реконструирует ход боевых действий 1917 года на австро-венгерском фронте.

Таким образом, несмотря на то, что тема военных действий на русско-австрийском фронте, была достаточно полно изучена и проанализирована в советской а позже и в российской историографии, тем не менее тема не перестает терять своей актуальности так как остается ряд не изученных проблем.

Цель: проанализировать ход военных действий русской армии 1914-1917 гг. на австро-венгерском направлении.

Задачи:

1. Проанализировать ход военной кампании 1914 г. на австро-венгерском направлении Русского фронта.

2. Проследить ход Карпатской операции, выявить причины ее незавершенности.

3. Изучить проведение Горлицкой операции и оперативную обстановку на австро-венгерском направлении в 1915 г.

4. Охарактеризовать стратегическую обстановку на юго-западном фронте к лету 1916 года.

5. Осветить летнее наступление 1917 г. и определить причины его неудачи.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 6 августа 1914 г., когда Австро-Венгрия объявляет войну Российской империи до 30 июля 1917 г. - окончания Летнего наступления на Восточном фронте.

Анализ источников: В процессе исследования были использованы различные источники: статьи, документы, воспоминания и др.

Наибольшую значимость для изучения данной проблемы имеют публикации оперативных документов в сборниках документов: «Варшавско-Ивангородская операция»[42] , «Горлицкая операция»[43] , «Галицийская операция»[44] , «Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года»[45] . Размещенные здесь документы и материалы дают подробный анализ боевых действий, соотношения сил воюющих сторон, описание тактических особенностей боев на разных участках австро-венгерского направления. Достаточно подробно реконструируются события крупнейшей кампании 1914 года - Галицийской битвы в сборнике документов «Галицийская операция». События охватывают период с 18 августа - 26 сентября с подробным описанием подготовки, хода проведения и итогов операции. Так же источник дает сведение о причинах незавершенности Галицийской битвы, ссылаясь на нехватку боеприпасов и людских резервов.

Сборник документов «Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года», является одним из самых подробных источников, описывающих события предшествующие «Брусиловскому» наступлению, а так же и все нюансы подготовки и осуществления великого прорыва.

Подробным образом анализировалась и использовалась в качестве источника мемуарная литература. Мемуары представляют собой ценный исторический источник. Их научное значение общепризнанно, ибо они позволяют полнее и глубже раскрыть содержание событий, существенно дополняя данные официальных документов. Большой интерес представляют воспоминания А.А. Брусилова[46] , М.Д. Бонч-Бруевича[47] , А.И. Верховского[48] , Б.М. Шапошникова[49] , С.Д. Сазонова[50] , В.А. Сухомлинова[51] , Ю.Н. Данилова[52] , А.Н. Яхонтова[53] . Интересны мемуары П. Гинденбурга[54] , Э. Людендорфа[55] , Э. Фалькенгайна[56] , Ф. Конрада фон Гетцендорфа[57] . Мемуарные произведения, написанные германскими и австрийскими военными деятелями, дают возможность лучше понять влияние Русского фронта на стратегические решения верховного командования армий Центральных держав, но при учете особенно критического отношения. Так Э. Людендорф создает картину событий в 1914г. на Восточном фронте в виде череды побед германских войск, как в Восточной Пруссии, так и в Галиции и на Карпатах. Описывая неспособность русского верховного командования к маневренным действиям, он придает кампаниям 1914г. вид незначительных военных просчетов, которые вследствие развитой железнодорожной сети легко локализовывались германским командованием. «Брусиловский прорыв» 1916 года объясняет не гениальностью генерала Брусилова, как военного деятеля, не доблестью русского солдата, а всего лишь слабостью австрийской монархии в военном и политическом отношении, а также отвлеченностью германских корпусов под Верденом и Соммой. Но, несмотря на это Людендорф отдает дань уважения русским войскам, бесстрашно сражавшимся даже при отсутствии тяжелой артиллерии и при недостатке боевого снабжения. Весьма схожую картину происходившего рисует и П. Гинденбург[58] . Конрад фон Гетцендорф в своих воспоминаниях так же недалеко уходит от вышеперечисленных германских генералов. Отличительной чертой является лишь то, что боевые действия рассматриваются им с точки зрения австро-венгерского генерального штаба. Так катастрофы в Галицийской и Брусиловских операциях, он объясняет плохим техническим оснащением австро-венгерских армий и их неоднородным национальным составом[59] .

Совершенно иную историю происходящего представляет А.А. Брусилов[60] . В своих воспоминаниях рассказывает о кампаниях 1914-1917 гг. как об одних из самых ярких страницах летописи русской славы. Автор повествует о мужестве русского солдата, об его самопожертвовании ради общего дела. Также он дает положительную оценку русскому Верховному командованию, оправдывая вторжение русских войск в Восточную Пруссию, оценивая это как вынужденный шаг для спасения союзной Франции, без чего победа была бы немыслима[61] .

Данный источник дает подробное описание военных операций 1914-1917 гг., (Галицийская, Карпатская, операция по захвату Галича и Перемышля, Луцкая), так как генерал Брусилов был лично знаком и с верховным главнокомандующим, и с командующими фронтами; лично посещал поля сражений. Кроме того, в воспоминаниях А.А. Брусилова освещены многие моменты, связанные с подготовкой и проведением одной из наиболее выдающихся стратегических операций первой мировой войны – наступления русского Юго-Западного фронта летом 1916 г. Воспоминания военных руководителей Франции и Англии отражают взаимоотношения России с союзниками в области координации стратегических усилий.

Большой интерес представляют воспоминания М.Д. Бонч-Бруевича[62] , где ярко и образно рассказывается о проблемах снабжения армии, отмечаются как положительную, так и отрицательную стороны русского верховного командования. В работе большое внимание уделяется стратегическим планам и подробно освещаются проблемы, с которыми сталкивается русская армия в 1915 году. Автор описывает события «Великого» отступления и «Горлицкого» прорыва, но не достаточно подкрепляет повествование фактическим материалом и архивными документами, ссылаясь в основном на мемуарную литературу.

Научная новизна работы заключается всистематизации материала о ходебоевых действий на австро-венгерском направлении, выявлении и демонстрации сильных и слабых сторон стратегии Юго-Западного фронта с учетом достижения современной исторической и военной науки.

Апробация: предварительные результаты исследования представлялись в виде курсовой работы по Истории России, а также докладывались на семинарских занятиях.

Практическое применение результатов работы возможнопри преподавании истории России и Всеобщей истории в школе на уроках в 9 и 11 классах по темам: «Россия в Первой мировой войне», «Первая мировая война и ее последствия».

Данная тема остается актуальной, потому что австро-венгерское направление являлось наиболее важным в ходе первой мировой войны на Восточном фронте. Победоносные кампании 1914 г. (Галицийская, Рава-Русская, Карпатская, Луцкая и др.) коренным образом изменили расстановку сил на фронтах Первой мировой войны и начисто разбили планы австро-германского командования о молниеносном способе ведения военных действий. 1915 г. начисто разрушил планы австро-германского командования по быстрому разгрому русских сил, а 1916 г. полностью обескровил австро-венгерские армии и в ходе успешного и четко спланированного прорыва русских войск полностью похоронил надежды австро-венгерского командования на победоносный исход военных действий на Русском фронте. Лишь революционное брожение в русской армии спасли Австро-Венгрию от полного и скорого разгрома.

Глава 1. Развитие военных действий в ходе кампании 1914 г.

1.1 Галицийская операция

Австро-венгерское командование планировало военные действия на двух фронтах: в Галиции – против России и на Балканах – против Сербии и Черногории. Не исключалась возможность образования фронта против Италии. Это обусловило составление трёх вариантов плана войны и деление сухопутных сил на три оперативных эшелона (группы): группу «А» (9 корпусов), предназначавшуюся для действий против России, «минимальную группу Балкан» (3 корпуса) – против Сербии и Черногории и группу «Б» (4 корпуса), которая являлась резервом верховного командования и могла быть использована как для усиления первых двух групп, так и для образования нового фронта в случае выступления Италии. Генеральные штабы Австро-Венгрии и Германии поддерживали между собой тесную связь, координируя свои стратегические планы. Австро-венгерский план войны против России предусматривал нанести главный удар из Галиции между Вислой и Бугом на С.-В. навстречу германским войскам, которые должны были одновременно развивать наступление из Восточной Пруссии на Ю.-В. к Седлецу в целях окружения и разгрома группировки русских войск в Польше. Австро-венгерский флот на Адриатическом море имел задачу оборонять побережье.

Русский Генеральный штаб разработал два варианта плана войны, носившие наступательный характер. Вариант «А» предусматривал развёртывание главных сил русской армии против Австро-Венгрии, вариант «Г» – против Германии, если она будет наносить главный удар на Восточном фронте. Осуществленный в действительности вариант «А» планировал концентрические наступления в Галиции и в Восточной Пруссии в целях разгрома противостоящих группировок противника, а затем общее наступление в пределы Германии и Австро-Венгрии. Для прикрытия Петрограда и Юга России выделялись две отдельные армии. Создавалась также Кавказская армия на случай вступления в войну Турции на стороне Центральных держав. Балтийскому флоту ставилась задача оборонять морские подступы к Петрограду и не допускать прорыва германского флота в Финский залив. Черноморский флот не имел утвержденного плана действий.

Австро-Венгрия развернула против России 4 армии (с 1-й по 4-ю). На правом фланге австрийских войск в районе Тарнополя развернулась группа генерала Кёвеса, всего 10 пехотных и 3 кавалерийские дивизии, 448 орудий.

В районе Львова развёртывалась 3-я армия генерала Брудермана, всего 6 пехотных и 3 кавалерийские дивизии, 288 орудий. 4-я армия генерала Ауффенберга занимала район Перемышля. В составе 4-й армии было 9 пехотных и 2 кавалерийские дивизии, 436 орудий. 1-я армия под командованием генерала Данкля развернулась на реке Сан. Всего 9 пехотных и 2 кавалерийские дивизии, 450 орудий.

2-я армия первоначально была направлена на Балканы, против Сербии, однако позднее была переброшена в Галицию против русских войск.

К началу боевых действий австро-венгерское командование развернуло против России 35,5 пехотных и 11 кавалерийских дивизий, общим числом 850 тыс. человек, 1728 орудий. По плану австрийского командования австрийские войска быстрыми ударами, при содействии германских войск с севера, должны окружить и разгромить русские войска в Западной Польше.

Российские войска развёртывались на двух основных направлениях – на северо-западном (против Германии) и юго-западном (против Австро-Венгрии). Также были созданы оперативные соединения русских войск – фронты. На северо-западном фронте под командованием генерала Жилинского были развёрнуты 2 армии (1-я и 2-я). Всего 17,5 пехотных и 8,5 кавалерийских дивизий, 1104 орудий, всего около 250 тыс. человек.Против Австро-Венгрии, на юго-западном фронте (командующий генерал Иванов) развёртывались 4 российские армии (3-я, 4-я, 5-я и 8-я). Всего к началу боевых действий войска юго-западного фронта имели 34,5 пехотных и 12,5 кавалерийских дивизий, всего около 600 тыс. человек и 2099 орудий. Главнокомандующим российской армии стал великий князь Николай Николаевич.

Военные действия на востоке начались несколько позже, нежели на западе. Германские войска в Восточной Пруссии имели оборонительные цели. Российская армия не могла начать наступление, так как войска сосредоточивались медленно из-за недостатка шоссейных и железных дорог. Австро-венгерская армия хотя и имела наступательную задачу, но вследствие начавшейся перегруппировки войск 2-й армии с сербского фронта тоже нуждалась во времени для окончательного развёртывания.

Юго-Западный фронт, как и Северо-Западный, начал свои наступательные действия преждевременно. Это диктовалось необходимостью разрядить обстановку в Восточной Пруссии. Но главную роль опять играли интересы коалиционной стратегии. 1(14) августа 1914 г. Иванов отдал предварительные распоряжения. Он предполагал во исполнение указаний верховного главнокомандующего начать наступление: 8-й армией – 6 (19) августа, 3-й армией – 7(20) августа. 4-я и 5-я армии должны были 8 (21) и 9 (22) августа продвигаться лишь своими авангардами, обеспечивая правое крыло 3-й армии, а 10 (23) августа – наступать главными силами[63] . 2 (15)августа, последовала директива Иванова с изложением замысла операции и роли в ней каждой армии. Задача, возложенная верховным главнокомандующим на Юго-Западный фронт, заключалась в том, чтобы «нанести поражение австро-венгерским войскам, имея в виду воспрепятствовать отходу значительных сил противника на юг за Днестр и на запад за Краков». 4-я и 5-я армии должны были наступать из района Люблина и Холма на Перемышль и Львов и Галич[64] .

План действий Юго-Западного фронта предусматривал сосредоточение основных усилий в центре, где 5-й и 3-й армиям предстояло наступать по сходящимся направлениям к Львову. Задачи 4-й и 8-й армии сводились к обеспечению наступления главной группировки с запада и юга. Русское командование намеревалось осуществить грандиозный охватывающий маневр с целью окружения основных сил австро-венгерской армии. Интересный сам по себе, план не отвечал сложившейся обстановке. В своих расчетах штаб фронта исходил из ошибочного предположения относительно рубежа развертывания войск противника. К тому времени австрийский генеральный штаб отодвинул этот рубеж на 100 км к западу и юго-западу. Следовательно операция не могла привести к окружению главной группировки неприятельских армий, которая оказывалась за флангами намеченного маневра. Уже в ходе наступления пришлось вносить существенные поправки в принятый план[65] .

Решительные цели ставило перед собой и австро-венгерское командование. Оно предполагало главный удар нанести силами своих 1-й и 4-й армии между Вислой и Бугом в северном направлении, чтобы разгромить 4-ю и 5-ю армии русских у Люблина и Холма, выйти в тылы войск Юго-Западного фронта. Удар должен был обеспечиваться с запада наступлением вдоль левого берега Вислы группы Ф. Куммера и корпуса Р. Войрша. Имелось в виду, что одновременно с ударом 1-й и 4-й армий на север германские войска разовьют наступление на Седлец. 3-я армия прикрывала район Львова. Группа Г. Кевеса получила задачу отразить наступление русских на Стрый и Станислав.

Обе стороны проявили настойчивое желание добиться осуществления своих замыслов. Это привело к грандиозной Галицийской битве, развернувшейся между Днестром и Вислой. Ее основными этапами были Люблин-Холмская, Галич-Львовская операции, контрнаступление и общее наступление армий Юго-Западного фронта.

7 (20) августа 1-я австро-венгерская армия генерала В. Данкля двинулась с рубежа р. Сан в северо-восточном направлении. Ближайшей задачей ее являлось преодоление расположенной вдоль правого берега реки труднопроходимой Таневской лесной полосы, что должно было создать выгодные условия для дальнейшего наступления. Русское командование, получив сведения о появлении неприятельских разъездов со стороны Таневских лесов, 10 (23) августа направило к юго-западу от Люблина 4-ю армию А.Е. Зальца с задачей разбить обнаруженного противника и затем наступать к Перемышлю. Взаимные передвижения войск привели к ожесточенному встречному сражению, которое разыгралось 10-11 (23-24) августа в районе южнее Красника.

Утром 10(23) августа соединения 1-го и 5-го корпусов противника атаковали двигавшиеся от Красника части 14-го русского корпуса. Упорный бой продолжался до вечера. Под натиском превосходящих сил австро-венгров русские вынуждены были отступить. На следующий день Данкль приказал продолжать наступление, имея в виду охватить правый фланг 4-й армии. Генерал Зальц решил, обороняясь 14-м корпусом у Красника, атаковать центр и правый фланг противника войсками 16-го и Гренадерского корпусов. Боевые столкновения протекали с переменным успехом. Неприятель создал угрозу охвата армии Зальца с флангов. После двухдневных тяжелых боев русские отошли и 12(25) августа сосредоточились на позициях в 20-45 км юго-западнее и южнее Люблина[66] .

Австрийское командование, ободренное первыми успехами, 11(24) августа дало 1-й и 4-й армиям директиву о продолжении наступления в северном направлении с целью нанести поражение силам противника, находящимся между Вислой и Бугом, и оттеснить их к Полесью. Операция должна была обеспечиваться слева группой Куммера, а справа – группой И. Фердинанда, выделенной из состава 3-й армии для усиления 4-й армии[67] .

Русское командование внимательно следило за ходом событий у Красника. Анализ боевых действий дал возможность уточнить рубеж развертывания австро-венгерских армии. Левый фланг группировки противника оказался намного западнее, чем предполагалось. 4-я русская армия, получившая задачу наступать в южном направлении с целью охвата этого фланга, сама попадала под удар австро-венгров с запада. 10(23) августа М.В. Алексеев представил Н.И. Иванову записку, где изложил свои соображения относительно плана действий армий фронта. Он считал очень важным не нарушать при изменившихся условиях данных армиям указаний. Смысл его предложений сводился к тому, чтобы повернуть 4-ю и 5-ю армии с южного направления на юго-западное. На основании соображений Алексеева 10(23) августа была отдана соответствующая директива главнокомандующего фронтом[68] .

Сражение под Красником потребовало дополнительных уточнений в принятом решении. Ставка указала на необходимость оказания помощи 4-й армии путем решительных действий со стороны 5-й армии против неприятельских войск, наступавших на люблинском направлении[69] . Штаб фронта выработал новый план операции, который был изложен в директиве №480 от 12(25) августа. 4-я армия должна была перейти к обороне. 5-й армии ставилась задача, приняв вправо и заходя своим левым крылом, нанести удар во фланг и тыл австро-венгерских войск, атакующих 4-ю армию. 3-й армии надлежало выдвинуть свои главные силы севернее Львова и наступать на Жолкиев, направляя правый фланг на Мосты – Вельки. 8-я армия получила задачу, прочно обеспечивая левый фланг фронта, выйти на рубеж Львов, Миколаев[70] .

Верховное главнокомандование приняло ряд мер по усилению правого крыла Юго-Западного фронта. Туда были направлены корпуса варшавской группы: 18-й армейский, Гвардейский и 3-й Кавказкий, а также три второочередные дивизии (80-я, 82-я и 83-я). Эти войска объединились под общим начальством генерала П.А. Лечицкого с непосредственным его главнокомандующему фронтом. Ставилась задача «воспрепятствовать, во что бы то ни стало, обходному движению австрийцев против правого фланга 4-й армии»[71] . Престарелый генерал Зальц был заменен А.Е. Эвертом. Все это позволило в короткий срок обеспечить устойчивость 4-й русской армии. Сообщая Эверту о решениях Ставки, Алексеев отмечал: «Воля великого князя – сделать все, чтобы окончить у вас дело благополучно»[72] .

12 (25) августа 5-я армия В.К. Плеве заняла следующее положение: 25-й корпус в тесном контакте с левым флангом 4-й армии развернулся на высотах у Замостья, центральные корпуса (19-й и 5-й) сосредоточились против Томашова, 17-й корпус прикрывал операцию слева в зависимости от обстановки (западнее или восточнее Буга).

С 13 (26) августа обе стороны приступили к выполнению своих замыслов. На широком фронте, простиравшимся дугою от Вислы западнее Красника до Днестра южнее Бучача, закипели ожесточенные сражения. На правом крыле Юго-Западного фронта продолжалась Люблин-Холмская операция. 1-я австро-венгерская армия стремилась развить наступление на люблинском направлении. Противник намеревался осуществить двойной охват 4-й армии русских, концентрируя основные усилия на своем левом фланге. Попытки австро-венгров выйти в тыл войск Эверта с запада успеха не имели. Все неприятельские атаки были отражены частями 18-го русского корпуса, развернутого на правом фланге 4-й армии. Лишь правому флангу армии Данкля удалось несколько потеснить Гренадерский корпус, который был вынужден оставить позиции на р. Пор и отойти к северу. В последующие дни положение на правом и в центре 4-й армии не изменилось. И только на ее левом фланге, в районе Красностава, неприятель сумел вновь потеснить русских[73] .

Одновременно происходили ожесточенные боевые действия между 5-й русской и 4-й австро-венгерской армиями, известные под названием Томашовского сражения, или сражения под Комаровом. В первый же день частям 2-го корпуса австро-венгров удалось нанести поражение правофланговому 25-му корпусу 5-й армии, который отступил на Красностав по обеим берегам р. Вепржа. 19-й корпус был потеснен в сторону Комарова. 5-й корпус атаковал во фланг 6-й австро-венгерский корпус, но, действуя изолировано от других корпусов 5-й армии, развить успеха не сумел.

На следующий день Ауффенберг решил продолжать свой маневр. Генерал Плеве тоже готовился к активным действиям, направляя основные силы для разгрома австро-венгерских войск у Томашова. 19-му корпусу предстояло наступать с севера, а 5-му – с востока. 25-й корпус, обеспечивавший связь между 5-й и 4-й армиями, несмотря на понесенное им накануне поражение и сильно откинутый назад левый фланг, должен был вновь перейти в наступление и овладеть Замостьем. Левофланговый 17-й корпус притягивался ближе к 5-му корпусу. В центре оперативного построения 5-й армии создавалась плотно сосредоточенная группа из трех корпусов[74] .

14-15 (27-28) августа прошли в ожесточенных атаках с обеих сторон. 25-й корпус русских продолжал отступление в районе Красностава. 19-й 5-й и 17-й корпуса отражали натиски австро-венгров. 17-й корпус 15(28) августа внезапным ударом во фланг со стороны группы И. Фердинанда был оттеснен к северу[75] .

Поражение 17-го корпуса и отход 25-го корпуса поставили 5-ю армию в тяжелое положение. Ее центр обнажился, и создалась угроза окружения. Командующий армией неоднократно обращался за содействием к 4-й и 3-й армиям. Эверт, ссылаясь на тяжелое положение своих войск, упорно отказывался помочь своему соседу. Н.В. Рузский намеревался двинуть свои войска на северо-запад только после взятия Львова. Лишь под влиянием категорических требований фронтового командования он 17(30) августа направил от Каменки-Струмиловой в район Мосты-Вельки части 21-го корпуса[76] .

Русское командование возлагало большие надежды на наступательные действия 5-й армии, направляющий свой удар во фланг 1-й австро-венгерской армии. 15(28) августа начальник штаба фронта генерал Алексеев докладывал в Ставку о том, что положение в районе Томашова должно быть ликвидировано. Если собранные здесь австро-венгерские корпуса понесут поражение от трех корпусов 5-й армии, то это отзовется на всем австро-венгерском фронте. Томашов являлся пунктом опоры правого крыла группировки противника. Дезорганизация сил, собранных в этом пункте, развязывала сразу руки и давала возможность направить на Замостье по крайне мере два корпуса[77] . Такого же оптимистического взгляда держался и сам командующий 5-й армии Плеве, отдавая на 16(29) августа приказ всем корпусам энергично наступать, с тем чтобы 25-й корпус мог отобрать Замостье в полдень, а южная группа корпусов под общим командованием П.П. Яковлева – нанести удар во фланг противника в направлении Томашова.

Боевые действия 16-17 (29-30) августа не принесли успеха русским. Командование 4-й австро-венгерской армии направило все усилия для окружения южной группы корпусов 5-й армии, продолжая на красноставском направлении теснить изолированный 25-й корпус. Наступление 25-го корпуса было отражено австро-венграми. Группа П. Фердинанда из 2-го корпуса противника (13-я и 25-я дивизии), атаковав 19-й корпус с запада и северо-запада, глубоко охватила его правый фланг и перерезала пути отхода 5-й армии в северном направлении. Группа И. Фердинанда охватывала восточный фланг армии Плеве. Положение усугублялось опасным движением 10-го австро-венгерского корпуса на Красностав, который был занят им 17(30) августа. Операция 1-й и 4-й армий, казалось, приближалась к успешному концу, а полный разгром трех русских корпусов (19-го, 5-го и 17-го) становился неизбежным.

Плеве писал, что, принимая во внимание положение южной группы корпусов, выдвинувшихся значительно вперед по отношению к 4-й армии, и ослабление корпусов вследствие больших потерь, он решил отступить с 5-й армией на одну линию с 4-й армией[78] .

Отход корпусов должен был начаться 18(31) августа вечером самостоятельно на общую линию Красностав (Холм), Владимир-Волынский. Плеве распорядился, чтобы 18(31) августа на всем фронте армии были произведены энергичные контратаки с целью ввести противника в заблуждение и тем обеспечить планомерный отход 5-й армии в новый район. Положение австро-венгерских войск было не менее сложным. Упорное сражение, завязавшееся на 45-километровом пространстве от Комарова до истоков р. Гучвы, привело к большим потерям в людях. С каждым днем увеличивался опасный 60-километровый разрыв между левым флангом 3-й армии и правым флангом 4-й армии. Чтобы обеспечить фланги и тылы этих армий в районе Жолкиева, была сформирована группа Г. Демпфа[79] .

Особенно напряженная обстановка сложилась складывалась на восточном участке австро-венгерского фронта. Вторгшиеся в Галицию 3-я и 8-я русские армии развивали победоносное наступление. Действующие между Днестром и Бугом войска 3-й армии противника понесли тяжелое поражение. Помимо больших потерь в людях и в военных материалах, а также оставления значительной территории, дальнейшее продвижение русских войск влекло за собой еще более тяжелые стратегические последствия. Движение 3-й и 8-й русских армий направлялось в район оперативной базы 1-й и 4-й австро-венгерских армий, действия которых должны были решить вопрос целой компании. Обе эти армии в конце августа вели активные боевые действия: 1-я армия в районе между Вислой и Вепржем, а 4-я между Вепржем и Бугом.

День 19(31) августа принес много неожиданностей обеим сторонам. Прежде всего, отпала угроза окружения на правом фланге 19-го корпуса русских. Наступление группы Петра Фердинанда было встречено мощным артиллерийским и пулеметным огнем. Понеся потери противник остановился. Вскоре для прикрытия отхода правофланговые части 19-го корпуса перешли в предусмотренные планом контратаки. Австро-венграм с трудом удалось удержаться. Плеве послал на правый фланг южной группы 1-ю и 5-ю Донские казачьи дивизии. Опасаясь выхода русских на тылы дивизий своей группы, Фердинанд приказал войскам отступить на 20км в сторону Замостья[80] .

Вечером 19(31) августа 5-я армия под прикрытием 17-го корпуса стала медленно отходить на линию Красностав, Владимир-Волынский. Австро-венгерские войска заняли Комаров. Преследование организовано не было. В ночь на 21 августа (2 сентября) Плеве оторвал свое последнее прикрытие от неприятеля. Когда войска Иосифа Фердинанда с рассветом намеревались атаковать русских, то они нашли их позиции пустыми. На крайне правом фланге 1-й австро-венгерской армии противнику удалось занять ст. Травники на дороге Люблин, Холм. 25-й корпус русских после короткого столкновения выбил противника из Красностава. Люблин-Холмская операция закончилась. Она охватывала собой совокупность боевых действий 4-й и 5-й русских армий против 1-й и 4-й армий австро-венгров. Главными событиями были – сражение у Красника и Томашова. Общим итогом операции являлось то, что противник не сумел выполнить свой план. Окружение 5-й армии не произошло. Операция, задуманная австро-венгерским командованием на основах сражения под Каннами и в масштабе Седана, превратилась в обычное оттеснение противника, а понесенные жертвы не оправдались ее результатами. Истощив свои силы в кровопролитных боях, войска противника исчерпали свои наступательные возможности. Они с трудом отражали натиск Гренадерского, Гвардейского, 3-го Кавказского и 25-го корпусов, полукольцом окружавших правый фланг армии Данкля.

Срыв замыслов австро-венгерского командования был во многом предопределен стойкостью и мужеством русских армий. Но особо отрицательную роль играло наличие 40-километрового разрыва между восточным флангом 5-й армии и северным флангом 3-й армии. Не смотря на приказ главнокомандующего фронтом, этот разрыв так и не был закрыт. Командующий 3-й армией направил свой правофланговый корпус в юго-западном направлении, на Каменку-Струмилову, а не на северо-запад, в район Равы-Русской, как того хотел главнокомандующий фронтом. Это диктовалось желанием генерала Рузского во что бы то ни стало взять Львов и тем самым поднять свой престиж. Эгоистические интересы командующего 3-й армией одержали верх над оперативной целесообразностью. К выдвижению частей 21-го корпуса на северо-запад он приступил только 17 (30) сентября. « Если бы Рузский, - справедливо писал Коленковский, - произвел этот маневр раньше, скажем на два дня, а не привязался к львовскому направлению, то 5-й армии не пришлось бы отходить, и вся Люблин-Холмская операция приняла бы другой оборот»[81] .

В то время, когда армии правого крыла Юго-Западного фронта проводили Люблин-Холмскую операцию, на южном крыле фронта войска 3-й и 8-й армий осуществляли Галич-Львовскую операцию. Наступление 3-й армии начавшееся 6 (19) августа, развивалось почти беспрепятственно. Слабые части войск прикрытия противника поспешно отходили. За шесть дней армия продвинулась на 90-100 км, сузив свою полосу вдвое: с 120 км до 60 км. Командование армией не стремилось использовать свой северный открытый фланг для широкого маневра. Корпуса нацеливались для сильного лобового удара на Львов и южнее.

8-я армия начала операцию 5(18) августа, на день раньше 3-й армии. Боевые действия на первых порах носили скоротечный характер. Противник не оказывал серьезного сопротивления. Русским приходилось иметь дело не с его главными силами, а с передовыми частями. Наступавшая на левом фланге 8-я армия за три дня достигла линии государственной границы на реке Забруч и 7(20) августа перешла ее. Продолжая наступление, она 10(23) августа преодолела р. Сереет, которую австро-венгерское командование решило не оборонять. Лишь на реке Коропец 12(25) августа частям 8-го и 12-го корпусов пришлось выдержать упорные бои с неприятелем. Командующий армией А.А. Брусилов писал, что в боях на р. Коропец войска вверенной ему армии «проявили присущие русскому воину храбрость и самоотверженность[82] ». За восемь дней марша 8-я армия прошла 130-150 км и развернулась на фронте в 45 км. Большая часть сил была сосредоточена на левом фланге. Армия примыкала правым флангом к соседней 3-й армии. Она находилась в готовности начать движение по кротчайшим путям на рубеж Ходоров, Галич.

Австро-венгерское командование не предполагало, что русские могут быстро сосредоточить крупную группировку на левом крыле своего Юго-Западного фронта и начать большое наступление. Считалось, что для обороны Восточной Галиции достаточно армии Брудермана и группы Кевеса. Опасность с востока была очевидной. Австро-венгерскому командованию приходилось принимать срочные меры. Брудерману было приказано активно оборонять Галицию, обеспечивая с востока маневр 1-й и 4-й армий в междуречье Вислы и Буга. Ему надлежало к исходу 12 (25) августа развернуть свои войска восточнее Львова, а на следующий день прейти в наступление с целью разбить русские армии, продвигавшиеся со стороны Броды и Тарнополя. Армия Брудермана усиливалась частью войск группы Кевеса. Остальные войска группы переходили во 2-ю армию Бем-Ермоли. Соединения этой армии, прибывшей с Сербского фронта, высаживались в Станислове и Стрые. Ее задача – обеспечить справа контрудар армии Брудермана.

Соотношение сил сторон было не в пользу противника. На Львов русские вели наступление 12 дивизиями против 7,5 австрийских. Неприятель не смог достигнуть превосходства и на направлении главного удара. Этот удар наносился из района Злочева вдоль железной дороги Львов, Броды. На участке 35-40 км австро-венгры сосредоточили 6,5 пехотных и 1 кавалерийскую дивизию против 9 пехотных и 3 кавалерийских дивизий русских. В еще более трудном положении находилась армия Бем-Ермоли. 13-15 (26-28) августа на р. Золотая Липа произошло встречное сражение между 3-й австро-венгерской и 3-й русской армиями. В течение первых двух дней русские остановили наступление противника, заставив его перейти к обороне. На третий день они начали преследование, продвигаясь с боями в центре и на левом фланге. Попытка австро-венгерского командования остановить вторжение русских в Галицию проведением контрудара окончилась неудачей. На всем 60-километровом фронте от Каменки-Струмиловой до Дунаюва вражеские войска были разбиты. Они понесли чувствительные потери и отходили в полном беспорядке. Ставился под сомнение успех их главной операции в междуречье Вислы и Буга. Брудерман решил отступить на р. Гнилая Липа, чтобы там оказать сопротивление русским. Верховное командование утвердило это решение, приказав отвести корпуса за рубеж Жолкиев, Львов, Миколаев. Трехдневное сражение на р. Золотая Липа закончилось победой русских.

Ход событий на люблинском и холмском направлениях настоятельно требовал перегруппировки войск армии Рузского в район севернее Львова с целью оказания поддержки армиям Эверта и Плеве. Движение войск в новом направлении намечалось начать не позднее 18(31) августа. Ставка категорически требовала, чтобы Рузский продолжал самое решительное наступление, развивая особую активность своим правым флангом в обход Львова с севера. 8-я армия должна была, как и прежде, двигаться центром через Рогатин на запад[83] . 16 (29) августа 3-я русская армия продолжала свое захождение левым флангом, имея целью захват Львова. С рассветом 15(28) августа Брусилов оставил 24-й корпус заслоном у Галича, а остальные корпуса направил ко Львову. Войска основной группировки выступили в 3 часа и двигались форсированным маршем до 22 часов, пройдя расстояние более 50 километров. С утра 16(29) августа они продолжали марш и около полудня при подходе к Рогатину на р. Гнилая Липа завязали бой с противником.

Австро-венгерское командование стремилось во чтобы то ни стало удерживать этот рубеж. Оно выдвинуло сюда свежие силы, переброшенные с Сербского фронта, которые вместе с группой Кевеса образовали новую, 2-ю армию. Замысел Брусилова заключался в том, чтобы, прикрываясь с фронта 12-м корпусом генерал-лейтенанта Радко-Дмитриева, наступление вести правофланговыми корпусами (7-м и 8-м). В течение трех дней на р. Гнилая Липа шли ожесточенные бои. Австрийское командование стремилось упорной обороной с фронта и ударом со стороны Галича во фланг нанести поражение наступавшим русским войскам. Намерения противника не сбылись. Соединения армии Брусилова разгромили 12-й корпус австрийцев, действовавший на стыке 8-й и 3-й армий русских, и создали угрозу охвата всей неприятельской группировки, располагавшейся южнее Львова. Враг стал отступать. Одновременно была отбита атака в районе Галича. 18(31) августа Брусилов доносил в штаб Юго-Западного фронта: «Трехдневное сражение отличалось крайним упорством, позиция австрийцев, чрезвычайно сильная по природе, заблаговременно укрепленная двумя ярусами окопов, считавшаяся австрийцами, неприступною, взята доблестью войск… Противник пытавшийся удержать нас с фронта и атаковать во фланг со стороны Галича, отброшен с большими для него потерями…»[84] . Русские захватили много пленных, в том числе одного генерала, три знамени, свыше 70 орудий[85] . Только под Галичем было убито до 5 тыс. австрийских солдат и офицеров. Брусилов писал: « На реке Гнилая Липа моя армия дала первое настоящее сражение. Предыдущие бои, делаясь постепенно все серьезнее, были хорошей школой для необстрелянных войск. Эти удачные бои подняли им дух, дали им убеждение, что австрийцы во всех отношениях слабее их, и внушили им уверенность в своих вождях»[86] .

После боев на реке Гнилая Липа разбитый противник, бросая винтовки, орудия, зарядные ящики, повозки, в полном беспорядке отошел по всему фронту в направлениях на Львов, Миколаев и Галич. Дальнейшая задача 8-й армии заключалась в том, чтобы совместно с войсками 3-й армии овладеть Львовом. 20 августа Брусилов отдал приказ, в котором говорилось: «Завтра, 21 августа, 2-мя корпусами продолжать наступление с целью: 7-му корпусу совместно с частями 3-й армии начать операцию против города Львова; 8-му корпусу – прикрыть эту операцию со стороны Миколаева»[87] . 8-я армия стремительно продвигалась вперед, охватывая Львов с юга. Неприятельские войска, теснимые русскими, поспешно отходили на запад, неся большой урон. Брусилов доносил: «Вся картина отступления противника, большая потеря орудий, масса брошенных парков, громадные потери убитыми, ренеными и пленными ярко свидетельствует о полном его расстройстве»[88] .

Большого успеха добились войска 3-й армии. Наступавший на ее правом фланге 21-й корпус нанес поражение группе Демпфа, обратив противника в беспорядочное бегство. 20 августа (2 сентября) он занял район Жолкиева и создал угрозу охвата левого фланга армии Брудермана. Сражение за столицу Восточной Галиции приближалось к своей развязке. Австро-венгерскому командованию стало ясно, что удерживать Львов не было смысла, поскольку продвижение 8-й и 3-й армий русских создавало угрозу тылам их 3-й армии. Оно решило оставить город, куда 21 августа (3 сентября) вступили подразделения 8-й армии. 22 августа (4 сентября) войска 24-го корпуса овладели Галичем. В ночь на 24 августа (6 сентября) войска армии Брусилова захватили Миколаев. Особенно важным было то, что это удалось сделать почти без потерь в личном составе. Решающее значение имел искусный огонь артиллерии. На этом завершилась Галич-Львовская операция, которая как и Люблин-Холмская операция, была значительным событием Галицийской битвы. В ходе ее 3-я и 8-я русские армии нанесли поражение 3-й и 2-й австро-венгерским армиям, заняли крупные украинские города Львов и Галич.

В соответствии с указаниями Ставки штаб Юго-Западного фронта приступил к разработке плана новой операции. 21 августа (3 сентября) Иванов дал директиву о переходе в общее наступление с целью отбросить противника к Висле и Сану. На правом фланге фронта была образована 9-я армия под командованием Лечицкого. К началу операции соотношение сил на северном крыле фронта изменилось в пользу русских. С 20 по 22 августа (2-4 сентября) 4-я армия нанесла поражение группе Куммера. Оперативное положение русских войск улучшилось. 9-я, 4-я и 5-я армии должны были наступать в юго-западном направлении на Нижний Сан. 3-я армия получила приказ нанести удар на северо-запад во фланг и тыл 1-й и 4-й армий противника. Против 3-й и 2-й австро-венгерских армий командование фронтом оставляло 8-ю армию Брусилова. На Днестровский отряд Арутюнова возлагалась задача прорваться на южный берег Днестра, взять Стрый и вести разведку по направлению к Карпатским проходам. Основная идея операции сводилась к концентрическим действиям 9-й, 4-й, 5-й и 3-й русских армий против северной группы австро-венгерских войск. Предполагалось совместными действиями четырех русских армий окружить в треугольнике между Вислой и Саном две неприятельские армии.

Развитие событий серьезно беспокоило австро-венгерское командование. На львовском направлении были одни неудачи. Операция в междуречье Вислы и Буга не предвещала решительного результата. Верховное командование Австро-Венгрии продолжало настаивать на необходимости проведения согласованных решений. 21 августа (3 сентября) эрцгерцог Фридрих писал Вильгельму II: «Честно выполняя наши союзные обязанности, мы, жертвуя Восточной Галицией и руководствуясь, следовательно, лишь оперативными соображениями, развили наступление в заранее обусловленном направлении между Вислой и Бугом и тем самым притянули на себя преобладающие силы России… Мы тяжело расплатились за то, что со стороны Германии не было развито обещанное наступление против нижнего течения р. Нарева в направлении на Седлец. Если мы хотим достигнуть великой цели - подавление России, то я считаю решающим и крайне необходимым для этого германское наступление, энергично проводимое крупными силами в направлении на Седлец»[89] . Германское командование ответило, что наступление на Седлец не может быть осуществимо до того, пока 1-я русская армия не разбита.

Австрийское командование встало перед необходимостью пересмотра всего плана кампании. Движение 1-й и 4-й армий на север, с целью подать руку союзнику восточнее Варшавы, было приостановлено австро-венгерским командованием, так как, их дальнейшее продвижение в северном направлении имело рискованный характер. Тем самым, первоначальный план по соединению с германской армией в северном направлении, полностью провалился. Ясное понимание обстановки и особенно тревожные новости с львовского участка фронта приводили к выводу, что центр тяжести операции перемещается к югу. Конрад решил прийти на помощь 3-й армии. Он намеревался задержать фронтальное продвижение восточных армий русских путем усиления 3-й армии на участке Львов, Миколаев и одновременно выполнить двусторонний охватывающий маневр, наступая 2-й армией из-за Днестра через район Миколаева, а 4-й армией с линии Унов, Белж в направлении на Львов.

Авторы официального австрийского труда отмечают, что начальник генерального штаба приступил к осуществлению плана, который может быть отнесен к числу «наиболее решительных и смелых за весь период мировой войны». Однако анализ плана Конрада показывает всю его Фантастичность. Автор замышлял грандиозное сражение в районе западнее Львова, которое должно было явиться последним актом кампании, привести к разгрому 3-й и 8-й русских армий, освобождению Восточной Галиции. Но он надлежащим образом не оценил всех обстоятельств, сил и средств сторон. Его замысел не был основан на точных сведениях о силах русских и возможных направлениях их действий. План не отвечал реальному положению вещей на театре военных действий и не имел никаких шансов на успех. Ход событий наглядно это подтвердил.

В конце августа – начале сентября севернее и западнее Львова произошли крупные события. С 22 августа (4 сентября) войска 9-й и 4-й армии вели настойчивые атаки сильно укрепленной позиции противника между Вислой и верховьями р. Пор. 25-й и 19-й корпуса 5-й армии, действуя в тесной связи с левым флангом 4-й армии, направлялись для глубокого охвата австро-венгров с востока, 5-й и 17-й корпуса и кавалерийский корпус Драгомирова, оставшиеся на томашовском направлении, были двинуты Плеве на юг. Остальные корпуса своей армии Рузский передвинул к югу, примкнув их к 8-й армии. Задача 8-й армии – овладеть Городокской позицией. Упорные бои развернулись на всем фронте. Особого напряжения они достигли 27 августа (9 сентября). В этот день части Гвардейского и Гренадерского корпусов 4-й армии сломили сопротивление противника. Вместе с австрийскими частями был разгромлен немецкий корпус Войрша. Одновременно ожесточенные бои происходили в районе Рава-Русская. Левофланговые корпуса 5-й и правофланговые корпуса 3-й русских армий не только отбили все атаки противника, но и настойчиво теснили 4-ю армию Ауффенберга, охватывая ее с двух сторон. Особенно опасно было наступление с севера войск Плеве. 27 августа (9 сентября) они заняли Томашов, поставив под угрозу тылы 4-й армии. Перед Конрадом встал вопрос о прекращении боев в районе Рава-Русская, Львов и переходе к оборонительному способу действий. Вечером 27 августа (9 сентября) был отдан приказ о концентрическом наступлении 2-й, 3-й и главных сил 4-й армии на русские войска, находившиеся подо Львовом. Левый фланг 4-й армии совместно с группой Иосифа Фердинанда должен был прикрывать это наступление с фланга и тыла. 28 августа (10 сентября) австро-венгры перешли в наступление. Действия в районе Равы-Русской не только не дали желаемых результатов, но, наоборот, серьезно ухудшили ее положение. Части 5-го русского корпуса прорвали оборону группы Иосифа Фердинанда, прикрывавшей тыл армии. Одновременно эта группа была охвачена с фланга кавалерийским корпусом Драгомирова.

Весьма напряженно происходила борьба на левом крыле фронта. Перед 8-й русской армией стояла задача занять Городокскую позицию. Противник создал сильную оборону. Позиция прикрывалась р. Верещицей, большая часть мостов через которую была разрушена. «При этих условиях,- писал Брусилов, - попытки овладеть Городокской позицией с фронта не приведут к полезным результатам, это – напрасно испытывать доблесть войск и нести ненужные потери. Овладение позицией возможно только обходом ее левого фланга…»[90] 25 августа (7 сентября) он отдал приказ об атаке, предназначая для обходного маневра 12-й армейский корпус[91] .

С утра 26 августа (8 сентября) войска 8-й армии развернули наступательные действия. Около полудня противник начал контратаки. Завязались упорные бои. Они продолжались четыре дня. Командование австрийских войск настойчиво стремилось во что бы то ни стало добиться победы над русскими. «… Надо отдать справедливость,- отмечал Брусилов, - нашим врагом было проявлено крайнее напряжение, чтобы задачу эту выполнить»[92] . 8-я армия оказалась в трудном положении. Но искусными действиями войск удалось отразить натиск превосходящих сил неприятеля. На рассвете 30 августа (12 сентября), сделав отчаянную попытку сломить сопротивление русских, противник стал отходить, преследуемый конницей и авангардными частями пехоты 8-й армии. Городокское сражение завершилось полной победой русских войск.

Уже 29 августа (11 сентября) Конраду стало ясно, что его план концентрического наступления на Львов не удался. После полудня он получил тревожные известия о движении 5-го и 17-го корпусов армии Плеве на юг. Угроза окружения 4-й армии и отсутствие реальных результатов от наступления 2-й и 3-й австро-венгерских армий заставили его принять решение «прекратить боевые действия и отвести армии за р. Сан»[93] . Отход был начат в ночь на 30 августа (12сентября) и закончен 2 (15) сентября. В этот же день последовала директива о дальнейшем отступлении.

Командование Юго-Западного фронта решило продолжить наступление. Войскам была поставлена задача форсировать реку Сан и организовать преследование противника. Одновременно надлежало блокировать крепость Перемышль, с тем, чтобы она не могла препятствовать дальнейшим операциям. События развивались по этому плану. 9-я, 4-я и 5-я армии приступили к преодолению Сана, 3-я армия начала осаду Перемышля, а 8-я армия прикрывала блокаду этой крепости и пути на Львов с юга. Неожиданно перед войсками фронта возникли большие трудности. После обильных дождей произошел подъем воды в Сане. Мосты были снесены. Переправа главных сил замедлилась. Они лишились возможности к движению и действиям. Преследование противника велось небольшими отрядами. Австро-венграм удалось оторваться от русских. После ряда арьергардных боев они 9 (23) сентября отошли на линию р. Вислоки, а к 13 (26) сентября – рек Дунайца и Бялы. 12 (25) сентября Ставка отдала директиву, которой наступление Юго-Западного фронта было приостановлено до 20 сентября (3 октября).

Галицийская битва - одна из крупнейших стратегических операций Первой мировой войны. Она характеризовалась сложностью и большим размахом. Военные действия развернулись первоначально на фронте 320 км, который расширился затем до 400 км, и продолжались свыше месяца. Они состояли из ряда одновременных и последовательных операций групп армий. Их завершением явилось общее преследование австро-венгерских войск всеми армиями Юго-Западного фронта. Со стороны русских в операции участвовали 9-я, 4-я, 5-я, 3-я, 8-я армии и Днестровский отряд. Противник имел 1-ю, 4-ю, 3-ю, 2-ю армии и ландверный корпус Войрша. В итоге русского наступления австро-венгерские войска понесли серьезное поражение. Их потери составили около 400тыс. человек, включая 100 тыс. пленными, и 400 орудий. Русские потеряли 230 тыс. человек[94] . Победа была достигнута объединенными усилиями всех армий Юго-Западного фронта. Но австро-венгерским армиям все же удалось избежать полного разгрома.

Русская Ставка и главнокомандование Юго-Западного фронта оказались на высоте стоящих перед ними задач. Они имели серьезного противника в лице австро-венгерского верховного командования, возглавляемого такой крупной фигурой как, какой был Конрад фон Гетцендорф. Стратегические решения принимались с учетом быстро менявшейся обстановки и настойчиво проводились в жизнь. Ставка влияла на ход событий постановкой фронту задач и вводом в сражение своих резервов. Особо важную роль сыграла перегруппировка войск варшавской группы в кризисный момент Люблин-Холмской операции, когда 19 августа (1сентября) прорыв между 4-й и 5-й армиями докатился до Травников, а переброска австро-германских соединений с западного берега Вислы на восточный грозила крайнему правому флангу всей группировки русских. Верховное главнокомандование понимало, что до выхода 3-й и 8-й армий на линию Рава-Русская, Городок обеспечение оперативной устойчивости 4-й и 5-й армий являлось вопросом первостепенной важности. Только после прибытия в район Люблина 9-й армии в составе трех корпусов успех в полной мере склонился на сторону русских[95] . Выход 3-й и 8-й армий на линию Рава Русская, Городок окончательно закрепил положение.

Перегруппировка 9-й армии на юго-западное направление в тоже время нарушила замыслы верховного главнокомандования о развитии наступления на центральном, берлинском направлении. Отрицательную роль играло отсутствие должной твердости в руководстве войсками. Это не позволило своевременно обеспечить координацию действий обеих групп армии Юго-Западного фронта и организовать решительное преследование противника[96] .

Благоприятный для русских исход Галицийской битвы упрочил положение их фронта. Большая помощь была оказана англо-французским войскам. Победа русских армий над австро-венгерскими войсками имела важное значение в общем ходе первой мировой войны. «...События на Марне и в Галиции, - писал Фалькенгайн, - отодвинули ее исход на совершенно неопределенное время. Задача быстро добиться решений, что до сих пор являлось основой для немецкого способа ведения войны, свелась к нулю»[97] .

Операции первой военной кампании не дали решительных результатов ни одной из воюющих сторон. Расчеты генеральных штабов на скоротечный характер вооруженной борьбы не оправдались. Конец войны отодвигался в неопределенное будущее. Обе коалиции вынуждены были пересмотреть свои стратегические взгляды и приступить к осуществлению ряда мероприятий, вытекавших из изменившихся условий войны.

Важное значение приобретала борьба за новых союзников. И Антанта, и Тройственный союз намеревались быстро добиться победы с тем неизменным числом участников, которое определилось к тому моменту, когда оформились эти две коалиции. Иначе выглядел этот вопрос в свете тех стратегических итогов, к которым пришли обе воюющие стороны в результате первой кампании. Перспектива затяжной войны, особенно ясно обозначившаяся к концу 1914 г., ставила перед обеими коалициями задачу привлечь на свою сторону возможно больше стран. Борьба за новых союзников являлась одной из основных предпосылок планирования кампании 1915 г.

Глава 2. Русско-австрийский фронт в 1915 г.

2.1 Карпатская операция

Одновременно с наступательными операциями в Восточной Пруссии крупные события происходили в полосе Юго-Западного фронта. Армии его левого крыла к началу января 1915г. занимали растянутое положение вдоль Карпатского хребта. Они вели оборонительные бои с австрийскими войсками, прикрывавшими пути на Венгерскую равнину. Сложные условия горного театра и суровая зима создавали обеим сторонам большие трудности. Военные руководители учитывали это обстоятельство в своих решениях. Задолго до принятия Ставкой общего плана кампании 1915 г. командование Юго-Западного фронта по своей инициативе приступило к разработке плана операции, направленной к скорейшему форсированию Карпат.

Австро-венгерское командование также готовилось к наступлению. Приступая к реализации оперативного плана на восточноевропейском театре, оно с начала января 1915 г. стало сосредоточивать войска в исходных районах. В Карпаты перебрасывались части с сербского фронта и из 2-й армии, располагавшейся на левом берегу Вислы. На помощь австрийцам пришла значительная поддержка германцев (в январе – около 50 тыс. и в апреле – около 90 тыс. человек)[98] . К 6 (19) января сосредоточение и развертывание противника было закончено. 9(22)–11(24) января германо-австрийцы перешли в наступление по всему фронту от Буковины до Мезолаборча, нанося два удара: один от Ужгорода на Самбор, другой – от Мункача на Стрый. Они намеревались, преодолев Карпаты, выйти на линию Перемышль, Стрый и затем продвигаться в направлении Львова. Это наступление, предусмотренное общим планом операций 1915 г., должно было развиваться во взаимной связи с действиями со стороны Восточной Пруссии.

7 (20) января 1915 г. Иванов отдал директиву войскам Юго-Западного фронта. В ней говорилось, что вследствие различных причин рассчитывать на скорый переход к решительным наступательным действиям всеми армиями на левом берегу Вислы не приходилось. Необходимо было использовать с возможной энергией силы и средства правого берега Вислы, нанести австрийцам хотя бы частное поражение, поставить в угрожаемое положение Венгрию, занять более выгодное, чем ныне, положение, не растягивая при этом общего стратегического фронта. Цель эта могла быть достигнута переходом в наступление 3-й, 8-й и части 11-й армии для овладения первоначально линией Дунайца до Нового Сандеца, далее Эперьеш, Кашау, Уйгель, Чоп, Хуст, Сигот, румынская граница. Линия эта имела почти одинаковое протяжение с линией, занимаемой тогда этими армиями, но она удаляла войска неприятеля от Перемышля на 125 верст, открывала возможность развить действия русской кавалерии на Венгерской равнине. Самое наступление должно было произвести благоприятное военное и политическое впечатление. Одновременно упрощалось и обеспечивалось дальнейшее наступление 3-й армии на Краков, так как сообщения этой армии не находились бы под угрозой флангового удара. Директива содержала просьбу к командующим армиями высказать заключение, когда состояние вверенных им войск и путей «позволило бы приступить к выполнению этой операции»[99] .

11(24) января Иванов телеграммой доложил Янушкевичу о принятом решении и просил об усилении его фронта четырьмя дивизиями, перебросив их с Северо-Западного фронта. Необходимость такой меры повелительно диктовалась, по его словам, изменением обстановки. Дела в Галиции принимали серьезный оборот. Противник, сосредоточив крупные силы, перешел в наступление в направлениях на Ужгород, Самбор, Мункач, Стрый и отчасти в Буковине. Он собирался произвести энергичную попытку освобождения Перемышля и захвата Львова. Иванов указывал, что усиление войск в Галиции за счет другого района являлось очень важным для достижения успеха, который имел бы существенное значение в улучшении общего положения на всем театре войны. Подкрепления рекомендовалось отправлять на участок Самбор, Стрый, Долина и одну бригаду – в Буковину. Это отвечало и оборонительным и наступательным действиям: оборонительным потому, что в Галиции находился наиболее опасный участок всего стратегического фронта, слабо обеспеченный войсками; наступательным потому, что нанесение удара на Сигот и Хуст в охват правого крыла австрийцев облегчает фронтальную атаку перевалов, обеспечивает проникновение русских войск в Венгрию вслед за пехотой также конницы. «Позволю себе высказать убеждение, – писал Иванов, – что значительное количество войск Северо-Западного фронта, пополненное укомплектованиями и усиленное частями, перевозимыми в Восточно-Прусский район, позволяет с верою и спокойствием смотреть на предстоящие бои и на возможность отправления в Галицию четырех просимых мною дивизий» [100] .

Ставке казалось, что в пределах Юго-Западного фронта не были исчерпаны полностью все средства, чтобы самим, не прибегая к подкреплениям извне, еще раз нанести поражение австрийцам[101] .

Однако сведения о начавшемся наступлении крупных сил противника в Карпатах, содержавшиеся в докладе Иванова от 11 (24) января, встревожили Ставку. 13 (26) января Данилов вызвал к аппарату Алексеева и просил уточнить обстановку[102] .

Алексеев подтвердил необходимость усиления Юго-Западного фронта для оперативных нужд Галицийской группы. Новым в его ответе было заявление о том, что постепенная подготовка к вторжению в Венгрию велась с 7 (20) декабря 1914 г. Не сообщалось Ставке об этом предварительно вследствие того, что, как подчеркивал Алексеев, приходилось произвести очень большую черновую работу по тылу и трудно еще было сказать, удастся ли собрать достаточное число транспортов для обеспечения всех нужд наступающих войск. «Такое движение, – продолжал Алексеев, – отвлекая внимание противника от Буковины, угрожая существенным интересам австрийцев, а главным образом венгров, имеет большое военное и политическое значение и не может остаться без влияния на общую обстановку и ход событий на Северо-Западном фронте. Подготовка к такой операции требует от 14 до 18 дней. Эти дни нам нужны и для подхода всех укомплектований»[103] .

Ставка первоначально согласилась с доводами Иванова и Алексеева. 13 (26) января верховный главнокомандующий отдал повеление Рузскому отправить на Юго-Западный фронт 22-й армейский корпус и 5–6 горных батарей. Но обстановка в Карпатах продолжала ухудшаться. Развернулись кровопролитные сражения. Русские войска героически отбивали атаки врага и в свою очередь наносили ему короткие, но чувствительные удары. Противник настойчиво стремился охватить левый фланг 8-й армии и освободить блокированный гарнизон крепости Перемышль. После тяжелых боев неприятелю удалось потеснить левофланговые войска армии Брусилова, которые под ударами Южной и 5-й армий вынуждены были оставить ряд перевалов через Карпатский хребет.

Главнокомандование Юго-Западного фронта принимало срочные меры, чтобы восстановить положение. 20 января, (2 февраля) Иванов отдал директиву, ставившую задачу 30-му корпусу, действовавшему в Буковине, упорно обороняться, в крайнем случае – отступить на линию Коломыя, Черновицы. 8-я армия, усиленная 22-м корпусом, должна была, сдерживая частью сил натиск противника восточнее Ужокского перевала, главными силами наступать на Эперьеш, Гуменное, Ужгород во фланг и тыл австро-венграм, продвигавшимся на Самбор, Стрый, Долина. 3-й армии предстояло обеспечить атаку 8-й армии путем нанесения удара своим левым флангом на Новый Сандец[104] .

Иванову удалось убедить верховного главнокомандующего в необходимости усиления его фронта, помимо 22-го корпуса, новыми подкреплениями. Предполагалось отправить 15-й армейский корпус. Иванов рассчитывал, что посадка его в эшелоны может начаться 1 (14) февраля, но в связи с ухудшением обстановки на Северо-Западном фронте о подкреплениях за его счет не могло быть и речи.

Иванов тогда же, 28 января (10 февраля), отдал директиву, которая ставила войскам такую ближайшую задачу: «Сдержать противника на фронте 4-й, 9-й и 3-й армий, опираясь на занимаемые позиции; 8-й армии, упорно сдерживая и замедляя наступление противника на ее левое крыло, разбить неприятельские войска и подходящие подкрепления на фронте Бартфельд, Ужок и сбросить их к югу от Карпат»[105] .

Ставка разгадала замысел германского командования. 31 января (13 февраля) Данилов отмечал, что новый план действий обоих противников, к осуществлению которого они приступили, заключался в нанесении решительных ударов на крайних флангах стратегического фронта: из Восточной Пруссии и из-за Карпат. Оценивая обстановку, Данилов приходил к заключению, что «если удар их из-за Карпат является для нас угрожающим в смысле владения Галицией, то глубокое развитие удара из Восточной Пруссии грозит еще большими потрясениями. Поэтому все наши усилия должны быть направлены к тому, чтобы разрушить планы наших противников и вырвать у них победу, как в районе Восточной Пруссии, так и на Карпатах, что требует сбора необходимых сил хотя бы путем ослабления нашего положения на левом берегу Вислы»[106] .

Обстановка вынудила Ставку не только отклонить просьбы об усилении Юго-Западного фронта, но и снять с него часть войск и перегруппировать их в пользу Северо-Западного фронта. 1 (14) февраля верховный главнокомандующий потребовал, чтобы Иванов отдал немедленное распоряжение о переброске на Северо-Западный фронт 3-го Кавказского корпуса. Лишь после окончания Августовской операции и улучшения положения на северном крыле фронта Ставка постепенно начинает переключать свое внимание в сторону Карпат. Иванову возвращается 3-й Кавказский корпус. Намечается усиление войск в Галиции.

К середине февраля обстановка в полосе Юго-Западного фронта была сложной. После тяжелых боев неприятелю удалось потеснить левофланговые войска армии Брусилова, которые вынуждены были под ударами Южной и 5-й армий противника очистить предгорья Карпат и отойти к рекам Прут и Днестр. Русское командование принимало срочные меры, чтобы восстановить положение. 16 февраля (1 марта) на участке Болехов, Черновицы была развернута вновь сформированная из частей правого крыла фронта 9-я армия, которая, хотя и не смогла резко изменить сложившуюся общую обстановку, тем неменее остановила продвижение австро-германских войск.

Ставка торопила Иванова, требуя от него скорейшего продвижения в Карпатах. 23 февраля (8 марта) Янушкевич запросил Алексеева: «Верховный главнокомандующий желал бы быть подробнее ориентирован о предположениях командующего 9-й армией на ближайшие дни и возможно ли ожидать в ближайшем занятия Надворной, Делатыня и Коломыи»[107] . Ответ Алексеева от 24 февраля (9 марта) гласил: «Углубление 9-й армии в Карпаты нельзя признать отвечающим общей современной обстановке. Главком смотрит в настоящее время на 9-ю армию, как на прочное, надежное обеспечение левого фланга всего фронта и как на резерв, которым можно оказать влияние на ход событий на путях к Стрыю». Одновременно он сообщал, что ослаблением «менее опасных участков приказано 3-й армии собрать резерв за своим левым флангом, дабы общими усилиями упрочить трудное положение 8-го корпуса и не допустить неприятелю подать помощь Перемышлю. В этом суть предстоящих ближайших дней»[108] .

И действительно, в ближайшие дни все усилия галицийских армий Юго-Западного фронта были направлены на противодействие наступлению на Санок, Лиско с целью деблокировать Перемышль. Директива Иванова от 22 февраля (7 марта) указывала, что целью сосредоточения превосходящих сил противника перед 8-м и отчасти 7-м корпусами 8-й армии «является прорыв нашего расположения для деблокады Перемышля и выручки гарнизона»[109] . Директивой предписывалось «3-й армии, удерживая противника возможно меньшим количеством сил между Вислою и Свидником, опираясь здесь на свои сильные укрепленные позиции, собрать возможно больше войск в районе Мезолаборч, Лупков, Санок и отсюда развить решительный удар на Гуменное, угрожая тылу противника, прорывающегося к Перемышлю»[110] .

Спустя три дня, 25 февраля (10 марта), Иванов подписал другую директиву, которая ставила войскам более широкие задачи. 9-й армии надлежало удержать перед собой возможно дольше противостоящие силы австро-германцев. 8-й армии предстояло прорвать центр неприятельского расположения и выйти на рубеж Чоп, Ужгород, Турка; отсюда ее войска должны были развить удар на Сатмар, Наметти, Хуст против левого фланга и тыла неприятельских сил, действующих против 9-й армии. 3-я армия содействовала наступлению 8-й армии, настойчиво развивая свой успех левым крылом на Гуменное, чтобы занять линию Варанно, Надь Михаль, Чоп [111] .

4(17) марта Янушкевич передал Иванову, что верховный главнокомандующий «с чувством полного удовлетворения» воспринял его намерение перейти уже в ближайшее время к более широким наступательным действиям, обещающим, по-видимому, решительный успех. «Вместе с тем, – продолжал Янушкевич, - его высочество поручил мне сообщить вашему высокопревосходительству, что политическая обстановка настоящего времени требовала бы развития возможно энергичных действий в Восточной Галиции и Буковине»[112] .

6 (19) марта Иванов обратился к Янушкевичу с пространным докладом, в котором изложил свои соображения относительно дальнейших действий русской армии. Центром событий, по его мнению, стал Перемышль. Ради освобождения его и попутно очищения Галиции противник сосредоточил значительные силы, развивает огромную энергию, продолжает увеличивать свою группировку в Карпатах путем переброски войск с других участков.

При таком взгляде на обстановку Иванов считал необходимым на ближайшее время поставить Юго-Западному фронту наступательную задачу, хотя бы и второстепенного значения, до решения участи Перемышля и оказать помощь этому фронту «в пределах возможного, чтобы обеспечить достижение задачи меньшими жертвами, меньшею потерею времени»[113] . На этот период Северо-Западный фронт ограничивается обороной, выжиданием, выполняя свою задачу наименьшим количеством войск, обеспечивая достижение цели, поставленной соседнему фронту. Сосредоточив войска западнее Варшавы, например в районе Гройцы, оставив на правом берегу Вислы лишь строго необходимые силы.

Верховное главнокомандование, оценив обстановку и приняв по внимание соображения генерала Иванова, решило отказаться от наступления в Восточную Пруссию и сосредоточить все свое внимание на развитии военных действий в Галиции. 6 (19) марта Ставка дала общую директиву. «Верховный главнокомандующий,– говорилось в ней, – имеет своей основной целью перейти всем Северо-Западным фронтом к чисто оборонительного характера действиям, а Юго-Западному фронту предназначает главнейшую задачу будущей части кампании. Общая при этом идея та, чтобы действовать активно, нажимая с левого фланга Юго-Западного фронта, продвигаясь в направлении, примерно, на Будапешт и далее в обход всей линии Краков, Познань, Торн... Это направление и этот характер действий избраны еще и потому, что они дают вам возможность войти в связь с румынской армией в случае ее присоединения к нам»[114] . В ночь на 9 (22) марта пал Перемышль. Это явилось крупной победой русских, которая существенным образом изменила обстановку. Удалось пленить 120-тысячный гарнизон, что означало тяжелый удар по вооруженным силам Австро-Венгрии. Одновременно высвобождалась 11-я армия, которую можно было двинуть на помощь русским войскам в Карпатах. Взятие Перемышля не изменило намерения верховного главнокомандующего наступать через Карпаты в Венгрию. 10 (23) марта Янушкевич подтвердил Иванову задачи его фронту, изложенные в директиве Ставки от 6 (18) марта 1915 г. 12 (25) марта Иванов доложил: «...Общая идея нашего маневра остается та же, что указана телеграммой 25 февраля» [115] .

Директивой Иванова от 23 марта (5 апреля) войскам фронта ставилась ближайшая задача: «переход через Карпатские горы и очищение Заднестровья от противника». Указывалось, что обе эти задачи находятся в тесной связи и формы их осуществления будут видоизменяться. «Идея нашей операции в настоящее время, – говорилось в директиве, – состоит в том, чтобы, удерживаясь на наших флангах, выйти остальными войсками на линию Зборо, Варанно, Чоп, Хальми и этим заставить противника очистить Заднестровье, ибо с выходом к Хуст прерывается лучшее железнодорожное сообщение Заднестровья с внутренними областями Австро-Венгрии. Этот план не исключает возможности активных действий против неприятеля в Заднестровье после усиления наших войск в Восточной Галиции» [116] .

Принимая во внимание количество войск в каждой армии предполагалось в результате наступления занять 3-й армией фронт от устья Дунаец до линии Туран, Ганушфалва (южнее Стропко); 8-й армией – район южнее до ст. Чоп; северной группой 9-й армии – еще южнее до Хальми; наконец, от Мармарош – Сигет и до румынской границы должна была расположиться южная группа 9-й армии, которой предварительно предстояло выполнить ряд задач по очищению Заднестровья. В директиве подчеркивалась мысль о необходимости окончательно сломить сопротивление противника в районе Гуменное, Синна, Мезолаборч [117] .

Директива главнокомандующего Юго-Западным фронтом расходилась с директивой Ставки. Она предусматривала нанесение главного удара в южном направлении с целью прорыва центра расположения австро-германских войск в Карпатах и выход в тыл противнику, скованному с фронта 9-й армией. Ставка же намечала удар левым крылом фронта на северо-запад и север. Главнокомандование фронта понимало это обстоятельство, и 23 марта (5 апреля) генерал Драгомиров разъяснил Янушкевичу смысл принятого решения [118] . Он писал, что непосредственные активные действия в широких размерах против австрийцев, расположенных за Днестром, представляются по соотношению сил преждевременными. Ставка не возражала. И когда в первых числах апреля войска 3-й и 8-й армий овладели Бескидским хребтом (в Карпатах), она сама стала настойчиво требовать развития успеха именно в полосах 3-й и 8-й армий, а не 9-й армии. Тем самым была фактически отменена ее первоначальная директива.

28 марта (10 апреля) Иванов докладывал в Ставку, что русские войска, доблестно продвигавшиеся через Карпаты и уже оттеснившие неприятеля во многих местах за главный хребет, встретились со свежими частями противника, вступив с ними в упорную борьбу. Противник перешел в контрнаступление и местами потеснил войска фронта, особенно 22-й корпус. «При таких обстоятельствах, – говорилось в докладе, – представляется необходимым временно задержать наше продвижение вперед, дабы привести войска в порядок, организовать их снабжение и дождаться прибытия подкреплений»[119] . Отданная Ивановым директива ставила войскам такие задачи: 3-й и 8-й армиям – перейти к обороне, 9-й армии – восстановить свое первоначальное положение.

Обстановка, сложившаяся в ходе операции, признавалась Ставкой крайне невыгодной ни в политическом, ни в военном отношениях. Это давало противнику возможность подтянуть подкрепления и усилить свои позиции, сделав их труднодоступными. В то же время русские армии, действовавшие в Галиции, нуждались в пополнении людьми и боеприпасами. Необходима была также перегруппировка новых войсковых соединений с других участков стратегического фронта. Так, 6 (19) апреля Драгомиров просил Янушкевича о выделении Юго-Западному фронту еще одной дивизии. Ставка приказала главнокомандующему Северо-Западным фронтом направить в распоряжение Иванова дивизию. Данилов телеграфировал Драгомирову: «Начальник штаба поручил мне уведомить вас, что дальнейшее усиление Юго-Западного фронта за счет Северо-Западного решительно не представляется возможным до полного укомплектования армий Северо-Западного фронта и выяснения положения на этом фронте»[120] .

С конца марта в районе Карпат шли бои местного значения. Главнокомандование фронта готовилось возобновить прерванное наступление. Анализируя ход операции, Ставка обратила внимание на то, что наиболее крупные события происходили в полосе 8-й и 3-й армий. Что касается левого крыла, где, по ее замыслу, должен был наноситься главный удар, то там в сущности не отмечалось продвижения. Верховный главнокомандующий выразил недоумение по поводу того, что основные усилия фронта были сосредоточены не на левом крыле, как было указано Ставкой, а в центре[121] .

14 (27) апреля Иванов донес, что бездействие 9-й армии объясняется настоятельной необходимостью пополнения ее частей. По той же причине приостановлено наступление 8-й армии. Частичное наступление, как он писал, «всегда будет иметь незаконченный результат» и лишь «общее наступление, если не обоими фронтами, то по крайней мере всеми войсками Галиции только и может повести к важным последствиям»[122] . Не последнюю роль в задержке общего наступления играл недостаток снарядов. Иванов полагал, что в конце двадцатых чисел апреля может начаться общее наступление по Галицийскому фронту. Точное время этого наступления зависело от восполнения потерь и доведения до нормы снарядов. Что касалось плана действий, то Иванов считал его таким, каким он был выражен в директиве от 23 марта (5 апреля) 1915 г. Янушкевич сообщал, что со стороны верховного главнокомандующего нет препятствий к постановке армиям, развернутым в Галиции, намеченных задач. Вместе с тем указывалось, что наступление 9-й армии должно быть согласовано с наступлением центральной группы, направляемой на фронт Зборо, Варанно, Чоп, Хальми. Это было важно для того, чтобы скорейшим утверждением в районе Коломыя, Делатынь прервать связь между неприятельской группировкой, действующей в Восточной Галиции и Буковине, и остальными его силами в Карпатах. Время начала наступления предоставлялось определить Иванову, но верховный главнокомандующий требовал «тщательной подготовки к операции по всем частям, дабы раз начатое наступление не могло замереть подобно тому, как это было в Карпатах в марте месяце, а непременно было бы доведено до конца, то есть до выхода центральной группы на Венгерскую равнину» [123] .

Таким образом, Карпатская операция не оправдала надежд обеих сторон. В ней потерпел крушение план австро-германского командования, намечавшего широкий охват левого крыла русских армий. Боевые действия вылились во фронтальное сражение в Карпатах. Планы австро-венгров были сорваны, но не оправдались ожидания и русского командования (выход русских войск на венгерскую равнину), по причине острого недостатка боеприпасов и обмундирования. Военные руководители стояли перед необходимостью поиска новых стратегических решений.

2.2 Горлицкая операция

Положение, сложившееся на южном крыле русского фронта в середине апреля 1915 г., серьезно беспокоило военное командование Центральных держав. Русские войска глубоко вклинились в пределы Австро-Венгрии. Они взяли Перемышль и Тарнов, захватили почти все важнейшие перевалы в Карпатах. Создалась угроза выхода русских на Венгерскую равнину. Ухудшилась международная обстановка для Центральных держав. Ожидалось выступление Италии и Румынии на стороне Антанты. Турция вела трудную борьбу с войсками стран Согласия и нуждалась в помощи. Большие опасения внушало состояние австро-венгерской армии. Она понесла большие потери в людском составе и материальной части. Ее боеспособность снизилась. Принимая во внимание все эти обстоятельства, начальник штаба австро-венгерской армии Ф. Конрад фон Гетцендорф просил германское командование о переброске новых немецких дивизий с Западного фронта.

Германское командование решило помочь своему союзнику. Обстановка на западноевропейском театре позволяла снять часть войск и направить их против русских. Но немцы понимали, что вливание в состав австро-венгерских армий их новых дивизий, как это уже неоднократно делалось ранее, не могло спасти положение. Было очевидно также, что, несмотря на все благоприятные условия, продолжение попытки осуществления «стратегических Канн» не приведет к желаемым результатам. Считалось необходимым найти такие формы оперативного маневра, которые обещали бы успех. По мнению генерала Э. Фалькенгайна, наилучшим решением должен был явиться фронтальный удар с целью прорыва русского фронта на одном из решающих его участков.

При выборе направления главного удара германскому командованию представлялись три варианта. Оно могло нанести его из Восточной Пруссии против северного крыла русского фронта. Но такой удар вряд ли мог оказать существенное влияние на положение в Карпатах, и нависшая там угроза вторжения русских в Венгрию была бы реализована. Не достигал своей цели и удар из района Карпат против левого крыла русского фронта, ибо пересеченный характер местности крайне затруднял сосредоточенные действия крупных войсковых масс. Операции на флангах следовательно, исключались. Остановились на третьем варианте - произвести удар ближе к центру, между Вислой и Бескидами, мощной группировкой немецких войск. Считали, что это приведет не только к оттеснению русских от Карпат, но и вызовет «тяжелое потрясение также русского фронта в изгибе Вислы»[124] . Существенную роль при выборе этого направления сыграли и экономические соображения. В районе Горлице, Ясло, Дрогобыч располагались богатые месторождения нефти, которая в условиях блокады была очень нужна Германии. Основные стратегические усилия перемещались в Галицию, германским армиям, находившимся в Восточной Пруссии, отводилась вспомогательная роль.

Решение германского командования было правильным, ибо оно позволяло существенно облегчить положение Австро-Венгрии, устранив угрозу вторжения русских армий на Венгерскую равнину. Успех на этом направлении дал бы возможность оказать давление на Италию и Румынию, оттянув срок их вступления в войну на стороне Антанты, поддержать Турцию, обеспечить устойчивость австро-венгерских армий. Район, избранный для нанесения главного удара, был выгодным в оперативном отношении. Он надежно прикрывал фланги ударной группировки, так как Висла на севере и Бескиды на юге стесняли маневрирование русских войск. В полосе предстоящего наступления находилось всего два естественных препятствия – реки Вислока и Сан, которые немцы не считали труднопреодолимыми. Оборона русских была организована слабо, ибо они, сосредоточив в Карпатах большие силы, разредили плотность своих войск в Западной Галиции, где у них приходилось на дивизию 10 км и более. Продвижение на этом направлении выводило на пути сообщения русских армий, оборонявшихся в районе Карпатских гор, создавало угрозу окружения левого крыла Юго-Западного фронта.

Германское командование весьма тщательно и детально готовило операцию. К ее проведению привлекались отборные войска, снятые с французского фронта. Это были Сводный, Гвардейский, 41-й резервный и 10-й армейский корпуса. Они считались лучшими соединениями в германских вооруженных силах. Их объединили в 11-ю армию, командование которой вручили А. Макензену. В состав армии были включены также 6-й австро-венгерский корпус и 11-я кавалерийская дивизия. Командный состав подбирался из числа лиц, с большим боевым опытом, приобретенным в операциях на Западном фронте.

11-й армии ставилась задача прорвать оборону русских на участке Горлице, Громник протяжением в 35 км и наступать в восточном направлении. Обеспечение операции слева возлагалось на 4-ю, а справа – 3-ю армии австро-венгров. Армии правого крыла австрийского фронта предстояло сдерживать активными действиями противостоящие силы русских. Оперативное построение армии было в два эшелона: 4 армейских корпуса находились в первом эшелоне и один – во втором. На направлении предстоявшего наступления противника оборонялась 3-я русская армия генерала Радко-Дмитриева. Армия состояла из шести корпусов: 9-го, 10-го, 24-го, 12-го, 21-го и 29-го. В распоряжении командующего находилась одна бригада 81-й дивизии, 3-я Донская, 3-я Кавказская и 2-я Сводная казачьи дивизии, 16-я кавалерийская дивизия. В районе Биеч, Ясло располагался резерв главнокомандующего фронтом – 63-я дивизия, переданная вскоре в распоряжение Радко-Дмитриева. Оборона русских была организована слабо. После занятия Западной Галиции и Карпат русские приступили к созданию усовершенствованных позиций, усиленных искусственными препятствиями, и к использованию старых австрийских укреплений. Позиции возводились не только по линии расположения войск, но и в тылу, у пунктов, имевших важное значение. К 15 (28) февраля передний край обороны 3-й армии шел с севера на юг по правому берегу Дунайца. Затем он поворачивал в юго-восточном направлении и проходил через Горлице на Лупков. Далее на восток по Карпатскому хребту до Днестра (южнее Галаца) оборонялись 8-я, 11-я и 9-я армии.

В тылу правого фланга 3-й армии, примерно на линии Тарнов, Войтова (северо-восточнее Горлице), были оборудованы две позиции: одна вдоль нижнего течения Вялы, а другая – между Вялой и Войтова. Приступили также к подготовке позиций на р. Вислока. Тыловая позиция имелась за левым флангом 3-й армии и правым флангом 8-й армии. Были возведены позиции у Змигрода, Хырова, Стрыя.

Главнокомандование Юго-Западного фронта имело в виду, что общее положение дел могло заставить отойти из Западной Галиции и с Карпат. Необходимо было обеспечить спокойный отход армий под натиском превосходящих сил противника. Инженерная подготовка Галиции получила дальнейшее развитие. Она выразилась в следующем: 1) построена позиция Тарнобжег, Розвадов; 2) намечена к постройке позиция по линии Ярослав, Радымно, Мосциска; 3) оборудованы позиции у Жолкиева, Львова, Николаева; 4) разведана позиция между Рава-Русской и Жолкиевом.

Укрепленная передовая Горлицкая позиция, располагавшаяся на направлении главного удара противника, носила смешанный характер: в центре – шахматный, а на флангах – уступной; фланги окопов были закруглены, благодаря чему достигалось, как их обеспечение, так и взаимная огневая связь окопов. Вся позиция разделялась на три участка: правый, левый, Сокольский. Были созданы искусственные препятствия, заложены фугасы. Профили окопов – «для стрельбы стоя со дна рва». Высокий уровень почвенных вод не позволял довести окопы до полного профиля. Бруствер был одет мешками с землей и имел бойницы. Лессовый, мягкий грунт, разжижаемый почвенной водой, заставлял вести постоянную борьбу с оползанием окопов, особенно во время осадков. Начальником Горлицкого боевого участка являлся генерал-майор Л. В. Федяй[125] . Противник обеспечил себе общее превосходство в силах и средствах над 3-й русской армией. Оно было еще более значительным на участке прорыва в 35 км. Германо-австрийцы сосредоточили 126 тыс. штыков и сабель, 457 легких и 159 тяжелых орудий, 260 пулеметов, 96 минометов. Русские имели 60 тыс. штыков и сабель, 141 легкое и 4 тяжелых орудия, 100 пулеметов. Минометов у них вовсе не было. Следовательно, германо-австрийцы обеспечили себе превосходство в живой силе в 2 раза, в легкой артиллерии – в 4,5 раза, в тяжелой артиллерии – в 40 раз, в пулеметах – в 2,5 раза[126] . На 1 км фронта у германо-австрийцев приходилось: штыков и сабель –3 600, орудий – 17,6, пулеметов – 7,4, минометов – 2,7. Русские имели соответственно 1714, 4,1, 2,9, 0. Боеспособность германских войск была высокой. Этого нельзя сказать об австро-венгерской армии, которая не могла полностью привести себя в порядок после поражений, понесенных в 1914 г. и начале 1915 г. в Галиции и па Карпатах. Подготовка операции проводилась в глубокой тайне. Мероприятия по маскировке сосредоточения были тщательно продуманы. Чтобы дезориентировать русскую агентурную разведку, 11-я армия следовала с Западного фронта кружным путем: сначала в Северную Германию, а оттуда – в Галицию. Никто не знал о станциях назначения до момента выгрузки из эшелонов. Выход войск в район сосредоточения был произведен за несколько дней до начала наступления.

С той же целью было решено провести демонстративное наступление на Ипре, где немцы впервые применили отравляющие вещества. Наступление разрослось в большую операцию, причинившую союзникам значительные потери. Одновременно было задумано осуществить отвлекающий удар в Прибалтике. Германское командование создало группу войск в составе трех пехотных и трех кавалерийских дивизий, поставив ей задачу ударом на Лауэшнтейн уничтожить русские части севернее Немана. 27 апреля (10 мая) удар был перенесен в Литву и Курляндию, где 1-й кавалерийский корпус Рихтгофена действовал на Шавли, а одна кавалерийская дивизия – на Митаву. И это наступление имело успех. Оно отвлекло внимание Ставки от Галиции к северному крылу стратегического фронта. Немцам удалось захватить Либаву и оттеснить русских за реку Дубисса.

Несмотря на все принятые меры, германо-австрийскому командованию не удалось в полной мере достигнуть поставленной цели. Наступление противника не было внезапным и неожиданным, как об этом иногда говорится в литературе. Разведка русских своевременно обнаружила подготовку удара в районе Горлице. Анализ сведений о противнике, отраженных в сводках штаба Юго-Западного фронта и донесениях войсковых начальников^[127] , показывает, что о сосредоточении неприятельских войск было известно почти за две недели до начала операции. Так, генерал-квартирмейстер штаба фронта полковник Дитерихс и начальник разведывательного отдела полковник Носков в сводке за 24-30марта (6-12 апреля) указывали, что отсутствие у австро-германцев в Галиции ярко выраженных признаков, на каких участках фронта они намечали свои очередные удары, объясняется не законченностью новых формирований для проведения «решительных операций, наподобие того, как это было проделано германцами в Восточной Пруссии в период конца января и начала февраля»[128] . Намерение противника отвлечь внимание русских от района Горлице в сторону Карпат штаб разгадал довольно быстро. Так 31 марта поступили сведения о том, что на Карпатах ожидалось прибытие германских войск с французского фронта. 5 апреля отмечалось, что некоторые агентурные данные последнего времени указывали на «усиленную перевозку германских войск в Карпаты»[129] . Но в штабе фронта с известной осторожностью относились к сведениям «о значительном усилении германских сил на Карпатском фронте»[130] . В сводке 9-15 апреля полковник Дитерихс отметил: «Атаки противника на Стрыйском направлении, главным образом войсками второй ценности (ландштурмом), преследуют, видимо, цель отвлечь сюда наши войска с фронта предстоящих решительных действий»[131] . Столь же безуспешной была попытка германского командования убедить русских в том, что оно якобы готовит наступление в Буковине.

В начале апреля стали подтверждаться предположения штаба Юго-Западного фронта о том, где на самом деле противник готовил свой удар. 7 (20) апреля пленные австрийцы показывали, что в районе западнее Горлице «они видели отдельных германцев, слышали, будто бы сюда скоро прибудут германские части»[132] . 14 (27) апреля войсковая разведка отмечала начавшуюся перегруппировку войск под Горлице. Смена частей неприятеля происходила систематически по ночам. Было известно также, что австрийские части сменялись германскими. В сводке за 9 (22) –15 (28) апреля полковник Дитерихс записал, что агентура и войсковая разведка указывали на сосредоточение австро-германских сил с целью развития «в направлении Горлице решительных операций»[133] . В последующие дни продолжали поступать данные об усилении противника у Горлице. Пленные рассказывали о прибытии германских войск с французского фронта. Стала известной и дата перехода противника в наступление – в ночь на 19 апреля (2 мая) [134] .

Русское командование принимало меры с целью укрепления своего положения у Горлице. Так, 16 (29) апреля главнокомандующий фронтом отдал директиву, которая предписывала передвинуть в западном направлении ряд частей и соединений «ввиду обнаруженного сбора противника у Горлице»[135] . В тот же день он приказал «для полного упрочения нашего расположения между Карпатами и Вислой»[136] наметить вторую линию обороны: устье Ниды, Пильзно, Змигрод, Мезолаборч. Большая работа по отражению готовящегося удара германо-австрийцев, под Горлицей велась в частях и соединениях 3-й армии. Но все эти меры были несколько запоздалыми.

Наступление германо-австрийских войск началось в 10 часов утра 19 апреля (2 мая). Общей атаке предшествовала мощная артиллерийская подготовка, длившаяся около суток. Можно считать, что события Горлинкой операции прошли в своем развитии три этапа. Первый из них – с 19 апреля (2 мая) по 23 апреля (6 мая) – включал прорыв армией Макензена обороны 3-й армии в район Горлице и отход русских войск к р. Вислока. Второй этап – с 24 апреля (7 мая) по 30 апреля (13 мая) – охватывал оборонительные действия 3-й и 8-й русских армий в междуречье Вислоки и Сана. Третий этап – с 1 (14) по 9 (22) июня – составляли бои на рубеже р. Сая и отход русских войск за Львов.

В первый день операции на правом крыле 3-й армии, на участке 9-го корпуса, противник начал активные действия около часу ночи. Русские оказывали упорное сопротивление. Враг предпринял несколько атак и даже доходил до проволочных заграждений, но каждый раз с большими потерями отбрасывался назад огнем артиллерии. Наступление его замерло, не получив развития. Лишь на самом крайнем правом фланге, где оборонялись ополченские дружины, части австро-венгров сумели форсировать Дунаец.

Основные события развернулись на направлении главного удара германских и австро-венгерских войск в районе Горлице. Вся тяжесть боев выпала на левофланговую 70-ю дивизию 9-го корпуса и правофланговые 31-ю и 61-ю дивизии 10-го корпуса. После кровопролитной борьбы врагу удалось вклиниться на стыке 9-го и 10-го корпусов в оборону русских. Левый фланг 9-го корпуса (70-я дивизия) отошел. Командир 10-го корпуса приказал отвести на вторую позицию войска своего правого фланга (31-ю и 61-ю дивизии).

В сложившихся условиях было особенно важно обеспечить устойчивость 10-го корпуса. Радко-Дмитриев передал командиру корпуса свой резерв – 63-ю пехотную дивизию (четыре полка) и бригаду 81-й дивизии (два полка)[137] . На стык 9-го и 10-го корпусов, где обозначился прорыв, были двинуты крупные силы конницы – 3-я Кавказская, 3-я Донская и 2-я Сводная казачьи и 16-я кавалерийская дивизии. С целью более четкого управления войсками на смежных флангах 9-го и 10-го корпусов там был образован отряд генерала Н. Г. Володченко.

Эти меры Радко-Дмитриев, очевидно, не считал достаточными. Информируя о них Иванова, он высказывал предложение о целесообразности передачи ему 3-го Кавказского корпуса, находившегося в резерве фронта. «...Считаю крайне необходимым, - говорилось в телеграмме, – поддержать 10-й корпус частями 3-го Кавказского корпуса, а потому прошу разрешения о немедленном отправлении на линию Ясло, Змигрод этого корпуса с предоставлением его в мое распоряжение»[138] . Иванов удовлетворил эту просьбу, приказав 3-му Кавказскому корпусу поступить в состав 3-й армии. При этом он подтвердил «требование верховного главнокомандующего, чтобы Кавказский корпус действовал совместно, а не разбрасывался по разным участкам»[139] .

С передачей 3-го Кавказского корпуса в распоряжение Радко-Дмитриева генерал Иванов не имел больше свободных резервов. Он обратился в Ставку с просьбой направить к нему хотя бы одну дивизию Северо-Западного фронта. 20 апреля (3 мая) верховный главнокомандующий приказал Алексееву перевезти 13-ю Сибирскую дивизию в Мелец с назначением обеспечивать правый фланг 3-й армии. А впредь вел.кн. Николай Николаевич предлагал «изыскивать способы подкрепления угрожаемых участков собственными средствами Юго-Западного фронта» [140] .

Планируя военные действия на 21 апреля (4 мая), Радко-Дмитриев решил воспользоваться подходом 3-го Кавказского корпуса, чтобы решительным переходом в наступление отбросить противника на запад. Эта задача возлагалась на группу в составе 10-го и 3-го Кавказского корпусов под общим командованием командира 3-го Кавказского корпуса генерала В. А. Ирманова. Отряд Володченко должен был энергичными действиями на участке между смежными флангами 9-го и 10-го корпусов способствовать наступлению группы Ирманова. Задачи 9-го и правого фланга 24-го корпусов сводились к обеспечению контрудара. Левому флангу 24-го корпуса и корпусам, оборонявшимся в Карпатах (21-му и 12-му), предстояло прочно удерживаться на занимаемых позициях[141] . Отрицательным в решении командарма было то, что предусматривалось нанесение фронтального удара, выполнение которого для войск группы Ирманова было не под силу. Совершенно нереальным был переход к наступательным действиям частей 10-го корпуса, которые понесли большие потери и еле сдерживали натиск превосходящего врага.

События 21 апреля (4 мая) отличались большой напряженностью. Противник настойчиво стремился развить прорыв на стыке 9-го и 10-го корпусов. Макензен вводил в действие свои резервы. Контрудар группы Ирманова не состоялся. 10-й корпус, отряд Володченко и 70-я дивизия 9-го корпуса были настолько серьезно расстроены, что, по словам командарма, представляли собой «только слабые остатки»[142] . После упорного, мужественного сопротивления, стоившего противнику больших потерь, они вынуждены были оставить позиции. Подход 3-го Кавказского корпуса послужил только для прикрытия их отступления. Командование 3-й армии действовало нерешительно. Оно не сумело организовать мощного флангового контрудара. Войска бросались в лобовые контратаки для ликвидации отдельных прорывов.

Радко-Дмитриев не был уверен в благоприятном исходе боевых действий и впервые поставил вопрос об отходе на новые рубежи. В первой половине дня он докладывал Иванову, что обстановка на участке 10-го и левого фланга 9-го корпусов очень тяжелая и что, вероятно, «придется отойти на правый берег Вислоки»[143] . Вскоре, получив дополнительные сведения о том, что и левый фланг группы Ирманова оттеснен, он донес: «При таком положении нам нельзя будет удержаться и на линии Домброва, р. Вислока, Змигрод, Мезолаборч и надо видеть в этой линии лишь переходное положение на следующую линию, которая, по моему мнению, может быть значительно северо-восточнее, примерно Санок, Кросно, Пильзио, Домброва, устье Дунайца»[144] . Не дожидаясь ответа на свой доклад, Радко-Дмитриев отдал приказ центру армии (отряд Володченко, группа Ирманова и 24-й корпус) в ночь на 22 апреля (5 мая) отойти на рубеж р. Вислока от Пильзно до Мисцова (южнее Змигрод) [145] . Правый фланг (9-й корпус) пока оставался в прежнем положении, но днем 22 апреля предполагалось отвести и его. Командарм «поставил себе задачей вывести их из горного района, заняв линию Змигрод, Мезолаборч»[146] .

Главнокомандующий фронтом фактически согласился с решением Радко-Дмитриева. В телеграмме от 22 апреля (5 мая) он указывал на необходимость всемерно стремиться к прочному удержанию участка Щуцин, Пильзно и рубежа р. Вислоки от Пильзно до Мисцова, чтобы не потребовалось изменять положение 4-й и 8-й армий. Только в крайнем случае он допускал отход на линию, которая шла по нижнему течению р. Вислоки через Мелец примерно до Дембицы, затем поворачивала на юго-восток к Фриштаку и далее направлялась вдоль р. Вислоки к югу до Велеполе (район Мезолаборч). О намерениях командования Юго-Западного фронта было немедленно сообщено вел. кн. Николаю Николаевичу. Верховный главнокомандующий категорически указал, что не допускает возможности отхода 3-й армии восточнее линии реки Нижней Вислоки, в соответствии, с чем должны быть приняты решительные и настойчивые меры по закреплению этой линии и упрочению на ней названной армии. «Меры по подаче вам артиллерийских патронов, – сообщал Янушкевич в телеграмме, – в пределах возможности принимаются, равным образом усиливается высылка вам укомплектований»[147] .

На другой день Янушкевич дополнительно телеграфировал: «Указания верховного главнокомандующего изложены в телеграмме 66; к ним его высочество не имеет ничего добавить и повелел лишь повторить, что если дальнейший отход 3-й армии с ныне занимаемого ею фронта признается неизбежным по обстановке, то нижнее течение Вислоки должно считаться пределом допустимого отхода правого фланга этой армии. Его высочество полагает, что с отходом левофланговых корпусов 3-й армии явится полная возможность выделить из их числа один корпус в резерв, который послужит дальнейшему тему упрочению положения 3-й армии на колом фронте совместно с прибывающими частями Сводной, 13-й Сибирской и 62-й дивизий, причем необходимо, по соглашению с генералом Алексеевым, ускорить прибытие в Галицию последних двух дивизий»[148] . К 23 апреля (6 мая) 3-я армия своим центром отошла к р. Вислока. Противнику была оставлена территория, на которой располагались все подготовленные к обороне рубежи. Отход центральных корпусов создал угрозу флангам и тылу армии. Пришлось отводить и фланговые ее корпуса. Это, в свою очередь, вынуждало отводить и войска соседних 4-й и 8-й армий. Тактическая неудача 10-го корпуса отразилась на положении всего Юго-Западного фронта. Успех противника объяснялся не столько его превосходством в силах и средствах, сколько неумелым руководством войсками со стороны армейского командования. Еще 21 апреля (4 мая) Драгомиров говорил Данилову, что положение в 3-й армии было бы «много лучше при осмысленном распоряжении войсками; к сожалению, этого не было»[149] .

23 апреля (6 мая) на просьбу начальника штаба 8-й армии генерала Ломновского ответить, не скрывая, что делается в 3-й армии, Драгомиров сказал: «Ничего не скрываю. Кроме Сводной дивизии, вам уже известной, с Северо-Западного фронта высылаются еще две дивизии; всех этих сил было бы достаточно, как было достаточно и раньше собранных сил для борьбы с противником; к сожалению, управление 3-й армией ведется ниже всякой критики, при полном отсутствии здравого смысла, это и есть самое опасное»[150] . Отрицательно сказывалась и нехватка боеприпасов. 21 апреля (4 мая) Иванов отмечал: «Недостаток боевых припасов отражается на действиях всех армий, связывая до крайности, совершенно до предела возможного, их активность и предприимчивость войск»[151] . Отход русских войск на р. Вислока был проведен организованно. Только 48-я пехотная дивизия, которой командовал Л. Г. Корнилов, была окружена в районе Дукла. 24 апреля (7 мая) она продолжала вести бои за выход из Карпатских гор в долину Яслиска. Один ее полк успел присоединиться к 49-й дивизии. Остальные три полка (Измайловский, Очаковский и Рымникский) в количестве 2 тыс. штыков подошли вечером 25 апреля (8 мая). Обстановка на Юго-Западном фронте требовала созыва совещания высших военных руководителей. 20 апреля (3 мая) Янушкевич просил Иванова подготовить все материалы для окончательного решения вопроса о помощи 3-й армии «ко времени приезда верховного главнокомандующего в Холм, назначенного на ближайшие после 22 апреля дни»[152] . В разговоре по прямому проводу с Даниловым 21 апреля (4 мая) Драгомиров сказал, что «главнокомандующий полагает крайне желательным устроить совещание относительно нашего стратегического положения и общих мер, которые нужно принять для борьбы с противником; равно необходимо согласовать действия по обоим фронтам»[153] .

24 апреля (7 мая) в Холме было проведено очередное совещание высших военных руководителей. На нем верховный главнокомандующий подтвердил свою «непреклонную волю, чтобы пределом допустимого отхода 3-й армии считать линию фронта, определяемую меридианом реки Нижней Вислоки»[154] . Участники совещания договорились относительно проведения конкретных мероприятий по отражению наступления австро-германских войск. 13 подкрепление армиям Юго-Западного фронта немедленно направлялось с Северо-Западного фронта управление 15-го корпуса с одной из его дивизий по назначению генерала Алексеева. Намечалось подготовить к отправке и вторую дивизию этого корпуса, если бы в ней появилась надобность. Независимо от того отдавалось распоряжение о выдвижении из Одессы на Львов 3-й Кавказской стрелковой дивизии. Генерал Алексеев обязывался переместить одну дивизию 5-й армии к Нове Място для оказания при первой необходимости поддержки 4-й армии. Это обстоятельство в связи с ослаблением противника между Верхней Вислой и Пилицей давало генералу Иванову возможность вывести из состава 4-й армии один корпус по своему усмотрению с целью переброски его в район действий 3-й армии. Одновременно верховный главнокомандующий потребовал принятия самых энергичных мер к выделению в резерв 3-й армии не менее корпуса из ее левофланговых корпусов, а также образованию по усмотрению главнокомандующего фронтом за счет войск 8-й армии резервов в интересах использования их на угрожаемых направлениях. На совещании было высказано пожелание привлечь, насколько то окажется возможным, в полосу 3-й армии 33-й корпус 9-й армии. Но генерал Иванов возражал, ссылаясь на сведения о появлении германских войск в Буковине, которые, впрочем, требовали «самой строгой проверки». Совещание предоставило Иванову право решить вопрос о наилучшем использовании указанного корпуса в соответствии с обстановкой, которая могла быть оценена им более детально. Никаких других полевых частей для поддержки 9-й армии в распоряжении Ставки не имелось.

На Юго-Западном фронте началась перегруппировка войск. 25 апреля (8 мая) были получены сведения о намерении крупных сил противника прорвать расположение 3-й армии ударом на Санок. Поздно вечером Радко-Дмитриев отдал приказ о подготовке контрудара, чтобы сорвать замысел германцев. Находившийся в резерве 21-й корпус должен был сосредоточиться в районе Санок и быть готовым перейти в решительное наступление в западном направлении на Риманув. Командарм возлагал большие надежды на этот маневр, как на единственное средство, которое, по его расчетам, могло бы поправить тяжелое положение 3-й армии. Иванов одобрил предположения Радко-Дмитриева и просил только ого обратить внимание, чтобы атака корпуса была дружной и войска не вводились в дело по частям.

25–26 апреля (8–9 мая) 21-й корпус был сосредоточен в указанном районе. 27 апреля (10 мая), развернувшись между 24-м и 12-м корпусами, он нанес фланговый удар по группировке противника, наступавшей против центральных корпусов 3-й армии. Удар оказался недостаточно сильным, чтобы повлиять на ход операции. Неприятель остановил наступление русских, продолжая теснить их в центре. В 16.00 27 апреля (10 мая) Радко-Дмитриев отдал приказ: «Ввиду неудавшегося маневра 21-го корпуса и сильного натиска на центр армии отойти на всем фронте»[155] . Это повлекло за собой дальнейший отход соседних 4-й и 8-й армий. 27 апреля (10 мая) начальник штаба Юго-Западного фронта В.М. Драгомиров докладывал начальнику штаба верховного главнокомандующего Н.Н. Янушкевичу: «Стратегическое положение наше совершенно безнадежное»[156] .

Дальнейший ход Горлицкой операции развивался так. В течение 27–30 апреля (10–13 мая) войска Юго-Западного фронта отошли на р. Сан. 1 (14)–7 (20) мая обе стороны вели упорные бои на этом рубеже. С 8 (21) мая русское командование приняло решение об отходе на восток. Противник медленно продвигался вслед за русскими. 10 (23) мая Италия объявила войну Австро-Венгрии. Это заставило германо-австрийцев приостановить наступление. 2 (15) июня оно возобновилось. 9 (22) июня неприятель занял Львов. Эта дата считается концом Горлицкой операции.

Горлицкая операция с новой силой выявила важность для успеха боевых действий обеспечения войск оружием и боеприпасами, особенно артиллерией тяжелых калибров. Германские войска применили в огромном количестве тяжелую артиллерию, что явилось одной из основных причин их успеха.

Русские войска не имели такого количества тяжелой артиллерии. Но самое главное – они были слабо снабжены снарядами и патронами. С самого начала операции это обстоятельство крайне отрицательно сказывалось на организации отпора противнику. Одного героизма и мужества было недостаточно. Почти каждое боевое донесение содержало ссылку па нехватку боеприпасов и просьбу об их доставке в войска[157] .

7 (20) мая Иванов докладывал Янушкевичу, что остающийся в его распоряжении запас легких снарядов и ружейных патронов не покрывает даже четверти некомплекта их в войсках и полевых парках. Половина, а в некоторых армиях и большая часть последних пуста. Он отмечал увеличение напора противника, который успел подвезти тяжелую артиллерию и, видимо, большое количество боевых припасов. Обстановка повелительно требовала пополнения армий фронта боеприпасами[158] .

Но Ставка не могла оказать сколько-нибудь существенной помощи. 21 апреля (4 мая) генерал Конзеревский по приказанию начальника штаба верховного главнокомандующего просил Драгомирова доложить Иванову, что все возможные меры принимаются и все изготовляемые патроны (орудийные и ружейные) немедленно отправляются в распоряжение фронтов. Одновременно было указано на необходимость резко ограничить расход ружейных патронов. Главнокомандующий фронтом в тот же день дал директиву командующим армиями: «Прошу беречь винтовочные патроны с особой тщательностью»[159] .

И все же основной причиной неудачи русских в Горлицкой операции следует считать не недостаток боеприпасов и превосходство противника в силах и средствах, тем более искусство германских полководцев. Главными были ошибки в руководстве войсками со стороны командования 3-й армией и главнокомандования Юго-Западного фронта. Располагая значительными резервами, они не сумели использовать их. Контрудары свежих корпусов, передаваемых им Ставкой, были организованы плохо и не достигли цели.

Во время Горлицкой операции русское командование впервые в широких масштабах проводило разрушение важных объектов на путях движения австро-германских войск, уничтожение различного имущества. 22 апреля (5 мая) начальник штаба верховного главнокомандующего дал указания на этот счет начальникам штабов всех армий Юго-Западного фронта. Начальник военных сообщений фронта генерал-майор И. В. Павский подробно докладывал В. М. Драгомирову, что на всех направлениях интендантские грузы вывезены, мосты уничтожены, железнодорожное полотно разрушено, станционные сооружения сожжены, паровозы и вагоны угнаны. Были эвакуированы больные и раненые. Имущество, которое нельзя было вывезти, уничтожалось на месте. «Разрушение сделано основательно, – говорилось в одном из донесений Павского. – Мосты сохранялись до последней минуты и взрывались под огнем противника»[160] . Это замедляло продвижение австро-германцев.

Горлицкая операция длилась 52 дня: с 19 апреля (2 мая) по 9 (22) июня 1915 г. Это была одна из наиболее крупных оборонительных операций первой мировой войны. Русские вынуждены были оставить Галицию. Стратегическое положение их армий, действовавших в Польше, серьезно ухудшилось. Но германо-австрийцы не смогли добиться крупного стратегического результата. Дело свелось фактически не к прорыву русского фронта, а к его «продавливанию». Успех противник стремился развить на одном, центральном направлении. Маневр силами и средствами во время операции отсутствовал. Это дало возможность русскому командованию осуществить глубокий стратегический отход. На флангах войска отводились не под влиянием действий противника, а по стратегическим соображениям. Наступление развивалось крайне медленно. «Фронтальное оттеснение русских в Галиции, – писал Людендорф, – как бы оно ни было для них чувствительно, не имело решающего значения для войны... К тому же при этих фронтальных боях наши потери являлись немаловажными»[161] .

Общим итогом операции было то, что Горлицкий прорыв и последующее за ним отступление русских войск из Польши и Галиции не было катастрофой, хотя русские войска и потеряли стратегическое преимущество, но цель австро-германского командования по окружению 3х армий не увенчалась успехом, а скорее наоборот в некоторых местах прорыва привела к тяжелым оборонительным боям австро-германских частей. Русское командование, находясь в тяжелейшей ситуации, борясь во много раз с превосходящим противником, осуществило четко спланированный и планомерный отход частей из уготовленного им галицийского и польского «мешка». Вражеский прорыв хоть и был осуществлен, но он не выполнил того разрушительного действия, на которое рассчитывали Гинденбург и Людендорф. Русский фронт лишь дисциплинированно отошел на ранее заготовленные позиции и ни сколько не пострадал, учитывая почти полное отсутствие артиллерийских снарядов, патронов и тяжелой боевой артиллерии. Данный тактический промах под Горлицей, несравним с промахами австро-венгерского командования в ходе Галицийской битвы в сентябре 1914 г. и в 1916 г. в ходе «Брусиловского прорыва. Горлицкий прорыв, и последующее за ним «Великое» отступление в большей степени ни просчет русского командования, а следствие политического хаоса в стране, что и привело к «снарядному голоду», а, следовательно, и сорвало все надежды на победоносное наступление весной 1915 года.

Глава 3. Военные действия против Австро-Венгрии в 1916-1917 гг.

3.1 Брусиловское наступление

К началу кампании 1916 г. обстановка складывалась не в пользу стран германского блока. В течение первых двух кампаний ими были затрачены огромные усилия, чтобы сломить сопротивление Антанты. Значительно истощив свои материальные и людские ресурсы, они так и не смогли добиться этой цели. Перспектива длительной борьбы на два фронта продолжала занимать умы стратегов государств Тройственного союза.

Страны Антанты находились в более выгодном положении, чем Центральные державы. Период затишья на Западном фронте в 1915 г. Англия и Франция использовали для наращивания своего военно-экономического потенциала. Было значительно увеличено производство вооружения и боеприпасов. Известных успехов в развертывании военной промышленности добилась и Россия. Это позволило повысить боевую мощь армии, улучшить снабжение ее оружием и боеприпасами.

После принятия Ставкой плана операций в кампании 1916 г. фронты приступили к подготовке предстоящего стратегического наступления. Наиболее активно она велась на Юго-Западном фронте. Проведенные здесь мероприятия особенно поучительны. На их анализе и будет сосредоточено внимание.

Накануне войны наилучшей формой маневра считался обход одного или обоих флангов противника с целью его последующего окружения. Фронтальный удар отвергался, ибо вследствие возросшей силы огня обороняющейся стороны он сопровождался огромными потерями наступавших войск, а зачастую делался совсем невозможным. Практика войны опрокинула эту теорию. Образование сплошных позиционных фронтов от моря до моря исключило возможность решения победы на флангах обороняющегося. Приходилось прорывать его сильно укрепленные позиции путем нанесения фронтальных ударов. Для этого сосредоточивали крупные силы и средства на избранных участках и после мощной артиллерийской подготовки переходили в наступление.

Иную оперативную идею выдвинул Брусилов. Она, по его словам, значительно отличалась от того порядка, который по примеру немцев «считался к этому моменту войны исключительно пригодным для прорыва фронта противника в позиционной войне». Полководец видел недостатки указанного способа действий, хорошо сознавал, что подготовку такой операции при наличии воздушной разведки нельзя скрыть. Противник всегда имел возможность безошибочно определить намеченный участок прорыва, собрать к назначенному месту свою артиллерию и свои резервы и принять все меры к тому, чтобы отразить удар. Учитывая эти обстоятельства, Брусилов приказал в каждой армии и некоторых корпусах выбрать по одному участку прорыва и немедленно приступить на них к земляным работам по сближению с противником. Подготовка атаки должна была начаться сразу в 20-30 местах. Неприятель лишался возможности определить направление главного удара.

Принятый метод прорыва позиционного фронта при всех своих достоинствах страдал и весьма существенным недостатком. Он состоял в том, что на направлении главного удара не представлялось возможным сосредоточить такое количество сил и средств, которое можно было бы туда направить, если бы прорыв осуществлялся только на одном участке. Брусилов хорошо понимал это. «Каждый образ действий, – писал он, – имеет свою обратную сторону, и я считал, что нужно выбрать тот план действий, который наиболее выгоден для данного случая, а не подражать слепо немцам». Брусилов разъяснял, что к вопросу о выборе направления главного удара нужно подходить творчески, учитывая изменение обстановки. «... Легко может статься, – говорил он, – что на месте главного удара мы можем получить небольшой успех или совсем его не иметь, но так как неприятель атакуется нами во многих местах, то большой успех может оказаться там, где мы в настоящее время его не ожидаем». В таком случае считалось необходимым направить свои резервы туда, где нужно будет развить наибольший успех[162] .

Свое решение на проведение фронтовой наступательной операции А.А. Брусилов письменно изложил в указаниях, которые были посланы командующим армиями 5(18) апреля. Более развернуто оно формулировалось в директиве №1048 от 7(20) апреля 1916 г. Директивой предусматривался переход армий Юго-Западного фронта в энергичное наступление с задачей оказать содействие войскам Западного фронта. Ближайшей целью действий ставился разгром живой силы противника и овладение занимаемыми им позициями. Атака должна была производиться всем фронтом в междуречье Стыри и Прута, причем нанесение главного удара возлагалось на 8-ю армию как ближайшую к Западному фронту. Остальные армии должны были атаковать находившегося перед ними противника, нанося удары на направлениях, избранных командующими армиями. Всю подготовку операции вести скрытно и закончить к 28 апреля (11 мая).

Предоставив командующим армиями широкую инициативу в выработке решений, А.А. Брусилов вместе с тем дал им конкретные указания, которыми следовало руководствоваться при составлении планов армейских операций. «Атака должна быть проведена по строго обдуманному и рассчитанному плану, – писал он, – причем намеченный план разрабатывать в деталях не в кабинете по карте, а на месте показом, совместно с исполнителями атаки от пехоты и артиллерии».

А.А. Брусилов особо подчеркивал мысль о том, чтобы планируемое наступление велось по возможности на всем фронте армии. Это означало, что в каждом корпусе надлежало наметить, подготовить и организовать атаку определенного участка неприятельской укрепленной позиции. «Только настойчивая атака всеми силами, на возможно более широком фронте, – писал Брусилов, – способна действительно сковать противника, не дать ему возможности перебрасывать свои резервы».

В каждом плане следовало указать, кому и что именно атаковать и какие для этого назначались силы. Вслед за тем нужно было поставить задачи пехоте и артиллерии, определить потребное количество орудий и снарядов, установить последовательность выполнения артиллерийской подготовки, уточнить подчиненность артиллерийских групп и руководство управлением огнем, тщательно организовать наблюдение и крепкую связь. «Задачи как пехоте, так и артиллерии, – требовал Брусилов, – указывать точно и определенно, не допуская общих выражений, как-то: «обстрелять высоту 362», «перенести огонь на соседние участки» и т. д.».

Пехота должна была вести атаку волнами цепей. Таких волн для главной атаки требовалось образовать не менее трех-четырех, имея за ними резервы. Сама картина наступления рисовалась Брусилову так. Атакующие волны следуют одна за другой на дистанциях в 150-200 шагов, причем вторая волна служит для пополнения потерь первой волны, третья волна подпирает передние две и является их ближайшей поддержкой, а четвертая составляет резерв командиров передовых полков. Резервы начальников и командиров корпусов продвигаются за передними четырьмя волнами и находятся всегда в готовности продолжить атаку, поддержать передовые части, закрепить захваченное пространство и в случае нужды противодействовать неприятельским контратакам во фланг. Ворвавшаяся в первую линию вражеских укреплений передовая пехотная волна не должна на ней останавливаться, а всемерно спешить захватить вторую линию окопов, где и закрепиться. «Нужно иметь в виду, – писал Брусилов, – что наш противник нормально основывает всю силу своей обороны на второй линии окопов, и задержка на первой линии подвергает войска сосредоточенному огню противника. Закрепление же на первой линии и приспособление к обороне должно быть возложено на резервы». Если окажется невозможным взять подряд на плечах противника всю полосу укреплений, то дальнейшее преследование противника и атаку следующей, третьей, линии надо было возлагать на третью и четвертую волны пехоты и одновременно приближать более глубокие резервы для поддержки и продолжения атаки. «Особое внимание, – указывал Брусилов, – обращать на закрепление флангов, на сосредоточение к ним пулеметов для противодействия контрударам противника с флангов. Вообще, как правило, необходимо стремиться захватить на плечах противника всю первую полосу укреплений, которая обыкновенно состоит из 2-3-4 линий».

Большое внимание обращалось на необходимость взаимодействия пехоты с артиллерией. В этих целях общее управление артиллерийским огнем на том или ином участке предлагалось организовать при начальнике, руководившем пехотной атакой в сфере непосредственного и личного наблюдения за полем боя. Если протяжение фронта атаки не допускало общего личного наблюдения за боем, то необходимо было образовать артиллерийские группы, по составу и силе соответствующие задачам пехоты на данном участке. Чтобы атакующие и ворвавшиеся на неприятельскую позицию передовые пехотные подразделения имели постоянную артиллерийскую поддержку, часть легких батарей надлежало своевременно подчинить командирам пехотных полков первой линии и расположить их не далее 2 км от позиции противника. Наблюдатели от этих батарей должны были находиться при командирах батальонов передовых линий, а общий руководитель их огнем – при командире полка первой линии.

При постановке задач артиллерии Брусилов требовал исходить из необходимости исключения бесцельного огня. Он обращал усиленное внимание на крепкую непрерывную связь и взаимодействие пехоты с артиллерией и на целесообразный с обстановкой огонь. Бесцельный огонь, в особенности ночной, безусловно запрещал. «Нужно помнить, что беспредельного количества огнестрельных припасов у нас нет, и, кроме того, нужно избегать чрезмерного изнашивания орудий. Дело не в ураганном огне, а в правильном и искусном управлении артиллерией и меткой ее стрельбе по точно и верно определенным задачам». Брусилов требовал, чтобы между первым актом атаки и дальнейшим развитием прорыва не было большого промежутка, в течение которого противник мог бы успеть организовать оборону па новых рубежах. «Вследствие этого необходимо, – указывал он, – чтобы тяжелая и мортирная артиллерия, как только начнется штурм первой и второй линий, приступила к артиллерийской атаке дальнейших оборонительных линий противника и районов возможного сосредоточения его резервов»[163] .

На рассвете 22 мая (4 июня) мощная артиллерийская канонада возвестила начало наступления Юго-Западного фронта. Огонь русской артиллерии был исключительно эффективным. Это явилось результатом тщательной подготовки операции. В проволочных заграждениях противника были проделаны проходы, а окопы первой и частично второй линий оказались разрушенными. Наибольший успех был достигнут на направлении действий 8-й армии. Корпуса ее ударной группировки к исходу 23 мая (5 июня) прорвали первую полосу обороны противника. В течение следующих двух дней они вели преследование. 25 мая (7 июня) 15-я дивизия 8-го корпуса захватила Луцк. Характеризуя обстановку того времени, генерал-квартирмейстер 8-й армии генерал-майор Н. Н. Стогов писал: «... Разгром австрийцев на ковельском и владимир-волынском направлениях выявился во всей своей полноте. Массовые показания пленных рисуют безнадежную картину австрийского отступления: толпа безоружных австрийцев различных частей бежала в панике через Луцк, бросая все на своем пути. Многие пленные показывали, что им приказано было для облегчения отступления бросать все, кроме оружия, но фактически они нередко бросали именно оружие раньше всего другого... Деморализация захватила и офицерский состав разгромленных австрийских полков: многие пленные уверяли, что офицеры чуть ли не первыми уходили в тыл, бросая солдат на попечение унтер-офицеров. Обычная при отходе картина недоедания и утомления войск развернулась во всю ширь»[164] .

Если на направлении действий ударной группировки 8-й армии дело шло хорошо, то положение на ее правом крыле внушало тревогу. Здесь части 46-го армейского и 4-го кавалерийского корпусов не смогли выполнить своих задач. Несмотря на категорические требования Брусилова, обращенные к командующему армией и лично к командиру 4-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанту Я. Ф. Гилленшмидту, новые попытки прорвать оборону противника также не имели успеха.

В полосе наступления 11-й армии атака 6-го корпуса, наносившего главный удар, была отражена неприятелем. Зато соединениям 17-го корпуса неожиданно удалось в районе Сананова прорвать позиции австрийцев, захватить три линии окопов, пленить несколько десятков офицеров и свыше 2 тыс. рядовых. На этот участок была переброшена Заамурская кавалерийская дивизия – резерв командующего армией. Однако с 24 мая (6 июня) противник, подтянув сюда резервы, начал контратаки.

На направлении главного удара 7-й армии 2-й корпус совместно с Туркестанской дивизией в первый же день занял две-три линии окопов противника, а 25 мая (7 июня) на плечах неприятеля ворвался в Язловец. С утра 26 мая (8 июня) в прорыв был введен армейский резерв – 2-й кавалерийский корпус. Австрийские войска, потеряв много убитыми и пленными, в беспорядке отступили за реку Стрыпу. Столь же хорошо обстояло дело па левом крыле фронта, где войска 9-й армии в первый же день заняли всю передовую укрепленную полосу противника. Развивая достигнутый успех, они быстро продвигались на запад.

Таким образом, в течение первых трех дней наступления войска Юго-Западного фронта добились крупного успеха. Особенно значительным он был в полосе 8-й армии. Хотя ее левофланговые корпуса (46-й и 4-й кавалерийский) не выполнили своих задач, зато на направлении главного удара неприятельские позиции оказались прорванными на фронте 70–80 км и в глубину на 25–35 км. Противник понес большие потери.

26 мая (8 июня) Брусилов отдал директиву, согласно которой 8-я армия должна была, прочно утвердившись на рубеже реки Стырь, развивать наступление па флангах ударной группировки. Всей кавалерии надлежало прорваться в тыл противника. 11-я, 7-я и 9-я армии обязаны были продолжать выполнение прежних задач [165] .

Брусилов предполагал 28 мая (10 июня) с подходом 5-го Сибирского корпуса начать наступление на рубеж Ковель, Владимир-Волынский, Сокаль. Пока же нужно было расширять прорыв в сторону флангов, главным образом па юго-запад, чтобы облегчить положение 11-й армии, против которой неприятель сосредоточил крупные силы[166] .

А. А. Брусилов требовал от войск не снижать темпов наступления. На просьбу командующего 8-й армией Каледина приостановить наступление до 29 или 30 мая[167] Клембовский 27 мая (9 июня) телеграфировал: «Для действий 29 мая получите новую директиву. Главкоюз не считает возможным откладывать дальнейшее наступление, чтобы не дать противнику опомниться и возвести новые укрепления... Кроме того, в войсках наших огромный порыв, который может остыть от приостановки наступления. Напряжение всех сил окупится достижением дальнейших крупных успехов с меньшими потерями»[168] .

Обстановка настоятельно требовала переноса направления главного удара с Западного фронта на Юго-Западный, но Ставка не сделала этого. 27 мая (9 июня) за подписью Алексеева была отдана директива, которая ставила Юго-Западному фронту задачу, продолжая сковывать противника на Стрыке демонстративными боями, все усилия сосредоточить на своем правом фланге, завершить поражение левого крыла австрийцев, отрезать их армию от Сана и путей сообщения на запад. С этой целью надлежало правофланговые соединения фронта выдвинуть первоначально к северу от Луцка и, прикрывшись сильным конным отрядом с северо-запада, развивать дальнейший удар в общем направлении Луцк, Рава-Русская. Западному фронту разрешалось отложить начало главного удара до 4 (17) июня, но на него возлагалась обязанность обеспечить справа вышеуказанный маневр Юго-Западного фронта путем нанесения вспомогательного удара 31-м корпусом 3-й армии, который оборонялся на левом фланге Западного фронта. Задачей корпуса ставилось овладение Пинском и накопление сил для развития дальнейшего удара на Кобрин, Брест. По мнению Алексеева, успех 31-го корпуса должен был не только наилучшим образом обеспечить наступление Юго-Западного фронта, но и облегчить развитие главного удара Западного фронта. Атака этого корпуса намечалась 31 мая. Северному фронту было приказано подготовить еще корпус для отправки на Юго-Западный фронт[169] . Имелось в виду, что такое ослабление сил фронта не опасно, поскольку развитие успеха в направлении Равы-Русской, а также на Пинск, Кобрин не дало бы возможности противнику усиливать себя перед Северным фронтом. Однако в случае необходимости на этот фронт могла быть двинута часть войск гвардии[170] .

Решение Ставки встретило большие возражения со стороны генерала Брусилова. 28 мая (10 июня) он направил Алексееву телеграмму, где писал, что выдвигать вперед правый фланг 8-й армии рискованно, так как произойдет разрыв между Западным и Юго-Западным фронтами, и противник может воспользоваться этим для действий в тыл русским армиям. Если же только немного выдвинуть правофланговые соединения, то и в этом случае, по его мнению, наступление 8-й армии на Раву-Русскую неизбежно повлечет за собой значительную растяжку ее, и она не будет достаточно устойчивой для противодействия удару противника в свой фланг. Что такой удар вероятен, продолжал далее Брусилов, доказывалось начавшейся переброской немецких соединений на помощь австрийцам. Нельзя было рассчитывать на прекращение такого подвоза и в дальнейшем [171] .

Какой же выход из создавшегося положения предлагал Брусилов? На этот счет в его телеграмме говорилось: «Сознавая, что каждый потерянный момент дает противнику возможность оправиться и укрепиться на новых позициях, я, тем не менее, на основании вышеизложенных соображений полагал бы до 31 мая, т. е. до перехода в наступление 3-й армии, войскам 8-й армии продолжать развивать свой успех правым флангом на Кашовку и левым флангом в направлении на Демидовку, чтобы облегчить положение 11-й армии, заставив противника очистить Дубненские Сады, в центре же впереди Луцка оставаться на месте, выслав вперед конные массы. 9-й, 7-й и 11-й армиям продолжать выполнение ранее поставленных задач»[172] . Следовательно, Брусилов отстаивал свое решение от 26 мая, по которому его войска вели наступательные действия. Относительно дальнейших планов он писал: «4 июня одновременно с переходом в наступление Западного фронта и с прибытием 23-го корпуса в состав вверенного мне фронта приступить к развитию решительных активных действий в направлении на Раву-Русскую всей 8-й армией» [173] .

Ставка согласилась с предложением Брусилова. Алексеев сообщал ему, что директива от 27 мая давала лишь общую идею предстоящих действий, начало выполнения которых, естественно, требовало решения ряда промежуточных задач и согласования их по времени с операцией Западного фронта. Следовательно, она никак не нарушала, по его мнению, ближайших предположений Брусилова о развитии частных ударов на Кашовку и Демидовку. Он писал: «Общее операционное направление Луцк, Рава-Русская при осуществлении потребует предварительного занятия линии Ковель, Владимир-Волынский. Задержка в несколько дней в развитии вашей операции не окажет неблагоприятного влияния в общем ходе нашей большой операции» от войск выполнения ранее отданных указаний. Наступление Юго-Западного фронта продолжалось. На правом фланге 8-й армии атаки 46-го армейского и 4-го кавалерийского корпусов, предпринятые 26, 27 и 28 мая, вновь не увенчались успехом. Было решено дальнейшие попытки прорвать укрепленную полосу противника па этом направлении прекратить. В центре отмечалось некоторое продвижение русских войск. Наибольшие результаты были достигнуты на левом фланге, где действовал 32-й корпус. Ударом на юго-запад он прорвал оборону противника. Неприятель начал отход. Между 4-й и 1-й австрийскими армиями образовался разрыв до 35–40 км.

Левый фланг 1-й армии Пухкалло в составе 46-й ландверной и частей 25-й пехотной дивизии прочно стоял фронтом на северо-восток, прикрываясь Иквой. Все увеличивавшийся разрыв между флангами 4-й и 1-й армий обеспечивался 7-й пехотной дивизией, которая понесла крупные потери в предыдущих боях и отходила на Стоянов. Совершенно неожиданно для противника русские красивым и быстрым маневром, отбросив 7-ю дивизию, обошли левый фланг 46-й дивизии, и австрийцам не оставалось ничего другого, как быстро отходить на юго-запад. «Поспешное, почти паническое отступление по бездорожным ДубненскимСадам, – сказано в оперативной сводке 8-й армии, – заставило австрийцев бросить все, что задерживало их отход. Пленные всех частей показывали, что растерянность командования не поддается никакому описанию, многие части прямо бежали...»[174] Прорыв на левом фланге 8-й армии облегчил положение Сапановской группировки 11-й армии (17-й корпус и Заамурская конная дивизия). Она получила возможность отразить контратаки превосходящих сил австрийцев.

В полосе 7-й армии части 2-го корпуса прорвали вторую оборонительную полосу противника, овладели городом Бучач и вели энергичное преследование отходящих австро-венгерских войск. 9-я армия с 25 по 28 мая закреплялась на достигнутом рубеже и отражала контратаки неприятеля. 28 мая она возобновила наступление и нанесла повое крупное поражение 7-й австрийской армии Пфлянцер-Балтина. Захватив большое количество пленных и различного военного имущества, войска Лечицкого отбросили врага за р. Прут.

Итак, к концу мая войска Юго-Западного фронта добились новых значительных успехов. В бой был введен 5-й Сибирский корпус, переброшенный с Северного фронта. Подошел и 23-й армейский корпус. 31 мая (13 июня) Брусилов отдал директиву, согласно которой армии фронта должны были 1(14) июня продолжать наступление с целью довершить поражение противостоящих австро-германских войск[175] . Главная роль в нем, как и раньше, отводилась 8-й армии. Ей ставилась задача выйти на рубеж Ковель, Владимир-Волынский, Порицк, Милятин. Это должно было создать условия для последующего наступления в направлении Равы-Русской. Еще 29 мая (11 июня) Клембовский указал Каледину: «Дальнейшее общее направление нашего наступления будет на Рава-Русская»[176] .

Намеченное Брусиловым наступление должно было означать начало осуществления задачи, предусмотренной директивой Ставки от 27 мая (9 июня). Его успех во многом зависел не только от действий войск этого фронта, но и от того, насколько своевременной и реальной будет помощь им со стороны Западного фронта. Это хорошо понимали в Ставке. 29 мая (11 июня) Алексеев телеграммой сообщал Брусилову, Эверту и Куропаткину о том, что для более прочного обеспечения операции Юго-Западного фронта справа и более надежного нанесения удара противнику в районе Пинска решено немедленно перебросить в этот район из состава Северного фронта один дивизион тяжелой артиллерии и один армейский корпус. «Операцию у Пинска начать – говорилось в телеграмме, – не ожидая подвоза корпуса, лишь по прибытии 27-й дивизии, что вызывается положением дел на Юго-Западном фронте»[177] . Брусилов считал очень важной поддержку, которую должен был оказать его войскам Западный фронт. Предвидя возможное нарушение Эвертом установленного срока начала общего наступления, он 30 мая (12 июня) направил телеграмму непосредственно командующему 3-й армией генералу от инфантерии Л. П. Лешу: «Обращаюсь к вам с совершенно частной личной просьбой в качестве вашего старого боевого сослуживца: помощь вашей армии крайне энергичным наступлением, особенно 31-го корпуса, по обстановке чрезвычайно необходима, чтобы продвинуть правый фланг 8-й армии вперед. Убедительно, сердечно прошу быстрей и сильней выполнить эту задачу»[178] .

Однако и на этот раз согласованные действия Юго-Западного и Западного фронтов были сорваны по вине Эверта. Ссылаясь на возможность дождливой погоды в ближайшие два дня и незаконченность сосредоточения 27-й дивизии с тяжелой батареей, он приказал командующему 3-й армией отсрочить наступление на пинском направлении до 4 (17) июня. Телеграфируя 1 (14) июня о принятом решении Алексееву, Эверт указывал, что вообще будто бы исчезла «острота необходимости немедленного наступления войск Юго-Западного фронта»[179] . Алексеев согласился с отсрочкой атаки на Западном фронте[180] .

Только в начале июня Ставка убедилась в необходимости использовать благоприятную обстановку, созданную успехами Юго-Западного фронта. 3 (16) июня она отдала новую директиву. Наступление на виленском направлеиии, которое должно было состояться 4 (17) июня, отменялось. Вместо этого Западному фронту ставилась задача не позднее, чем через 12–16 дней, начиная с вечера 3 (16) июня, главный удар нанести из района Барановичи на участке Новогрудок, Слоним с целью выхода на рубеж Лида, Гродно. Одновременно частью войск фронт должен был не позже 6 (19) июня начать атаку для овладения Пинским районом и развития дальнейшего наступления на Кобрин, Пружаны. Северному фронту было приказано улучшать свои позиции и привлекать к себе подкрепления противника.

Ближайшей задачей Юго-Западного фронта являлось нанесение удара на Ковель. В то же время фронту было приказано обеспечить от атак противника войска своего левого крыла и подготавливать дальнейшую операцию для овладения линий рек Сана и Днестра. В этой новой операции главный удар должен был наноситься также правым крылом, чтобы по возможности отрезать противника от Сана и разъединить германскую и австрийскую армии. Директивой предусматривалась немедленная перевозка двух армейских корпусов[181] и двух тяжелых артиллерийских дивизионов с Северного и Западного фронтов на ковельское направление[182] .

Ознакомившись с директивой, Брусилов в разговоре с Алексеевым по прямому проводу 4 (17) июня, а затем в письме от 5 (18) июня изложил свой взгляд на обстановку. Он сообщал, что отказ Эверта атаковать противника 4 (17) июня поставил Юго-Западный фронт в чрезвычайно опасное положение, ибо в районе Ковеля сосредоточивалась крупная вражеская группировка, а со стороны Владимир-Волынского уже действовала другая группировка неприятельских войск. По мнению Брусилова, противодействовать натиску этих сил ему будет трудно, так как силы недостаточны, а обещанные два корпуса прибудут слишком поздно. Кроме того, как писал он, отсрочка наступления Западного фронта подрывала моральное состояние его войск. Стали поговаривать об измене. Это могло отрицательно сказаться на настроениях в тылу, где, как выразился Брусилов, «также начнут указывать на измену»[183] .

А.А. Брусилов выражал тревогу по поводу тяжелого положения со снарядами. Он отмечал, что огнестрельные припасы, подготовленные для наступления, за две недели боев израсходованы, и во фронте, кроме легких снарядов, ничего не осталось. Поэтому в его письме содержалась настоятельная просьба в связи с началом трудной борьбы с подошедшими резервами противника прислать боеприпасы с Северного и отчасти Западного фронта. «Во всяком случае, – писал он, – было бы жестоко остаться без ружейных патронов, и это грозило бы уже катастрофой. Пока припасы в изобилии, есть все-таки надежда, что отобьемся, а тогда о такой надежде и мечтать нельзя будет»[184] .

О своих настроениях в тот период Брусилов писал так: «Я не о себе забочусь, ничего не ищу и для себя никогда ничего не просил и не прошу, но мне горестно, что такими разрозненными усилиями компрометируется выигрыш войны, что весьма чревато последствиями, и жаль воинов, которые с таким самоотвержением дерутся, да и жаль, просто академически, возможности проигрыша операции, которая была, как мне кажется, хорошо продумана, подготовлена и выполнена и не докончена по вине Западного фронта ни за что, ни про что»[185] .

Беспокойство Брусилова было вполне обоснованным, ибо обстановка на Юго-Западном фронте действительно складывалась неблагоприятно для русских. Австро-германское командование сначала не придавало особого значения наступлению этого фронта, считая его демонстративным и полагая, что к серьезным последствиям оно не приведет. Однако прорыв русских в районе Луцка заставил изменить это мнение. Особую тревогу вызвала опасность потери Ковеля – крупного узла железных дорог. Выход войск Брусилова в этот район отразился бы на устойчивости всего германского фронта к северу от Припяти. Авторы труда Рейхсархива сравнивали брусиловское наступление со сверканием молнии. «То, что, но образу мыслей генерала Фалькенгайна, считалось почти невозможным, свершилось с неожиданностью и очевидностью опустошительного явления природы. Русское войско явило столь развительное доказательство живущей в нем наступательной мощи, что внезапно и непосредственно все тяжелые, казалось бы, давно уже преодоленные опасности войны на нескольких фронтах всплыли во всей их прежней силе и остроте»[186] .

26 мая (8 июня) в Берлине состоялось совещание начальников генеральных штабов Центральных держав. На нем было решено срочно сосредоточить у Ковеля ударную группировку под общим командованием генерала Линзингена с задачей вырвать инициативу действий у русских. В указанный район перебрасывались с Западного фронта 10-й армейский корпус в составе 19-й и 20-й пехотных дивизий, с итальянского фронта – 29-я и 61-я пехотные дивизии, а также соединения с различных направлений восточноевропейского театра. «Ковельская дыра, – писал генерал-квартирмейстер 8-й армии Н. Н. Стогов, – стала постепенно заполняться свежими германскими войсками, собранными чуть ли не побатальонно с разных мест русского фронта»[187] .

3(16) июня австро-германцы нанесли контрудар. Они намеревались путем концентрического наступления в общем направлении на Луцк ликвидировать успех русских и отбросить их в исходное положение. Войска 8-й армии и часть сил правого фланга 11-й армии вынуждены были отражать атаки врага. Контрудар не получил развития. Упорным сопротивлением русские сорвали замысел вражеского командования.

В то время как на правом крыле фронта русские войска отражали контрудар австро-венгров, левофланговая 9-я армия успешно развивала наступление. Ее войска 4(17) июня форсировали Прут, а 5(18) июня овладели Черновицами. Преследуя отступавшего противника, они 6(19) июня вышли на реку Серет.

К 12 (25) июня на Юго-Западном фронте наступило некоторое затишье. Лишь на отдельных его участках велись боевые действия местного значения. Командование на основе директивы Ставки от 3(16) июня приступило к подготовке нового общего наступления. В телеграмме начальника штаба фронта В. Н. Клембовского командующим армиям от 12(25) июня говорилось: «...Настоящий перерыв в наступлении надлежит использовать для пополнения частей людьми, накопления огнестрельных припасов, перегруппировок и для подготовки атаки. Эту подготовку надлежит вести на тех же основаниях, как подготавливалось наступление 22 мая, в точности выполняя указания, данные командованием»; в предписании 5 апреля... Хотя противник расстроен и позиции его слабее уже взятых нами, однако тщательность и продуманность подготовки атаки настоятельно необходимы для успеха и уменьшения жертв с нашей стороны»[188] .

В предстоявшем наступлении должны были участвовать все четыре армии фронта. Кроме того, с 11 (24) июня Брусилову передавались 3-я армия и 78-я пехотная дивизия Западного фронта[189] . 3-ю армию он усилил 4-м кавалерийским и 46-м армейским корпусами 8-й армии. На нее возлагалась задача овладеть районом Галузия, Городок и одновременно нанести вспомогательный удар на Озаричи (35 км северо-западнее Пинска) для оказания содействия войскам 4-й армии Западного фронта, которые должны были наступать на барановичском направлении. 8-я армия наносила два удара: главный, на Ковелъ, а вспомогательный, на Владимир-Волынский. 11-я армия наступала на Броды и частью сил – на Порицк. 7-й армии было приказано выйти на рубеж Брезжаны, Подгайцы, Монастержиска, а 9-й армии – на рубеж Галич, Станислав[190] . Во фронтовом резерве находились 5-й армейский корпус и 78-я пехотная дивизия,

По замыслу Брусилова Юго-Западный фронт, как и прежде, свои основные усилия сосредоточивал на ковельском направлении. Нанесение главного удара вновь возлагалось на 8-ю армию. Поэтому поступавшие подкрепления шли на ее усиление. Помимо ранее прибывших 5-го Сибирского и 23-го корпусов, в нее вошли 1-й Туркестанский и 1-й армейский корпуса. Исключая войска, переданные в 3-ю армию, и два корпуса (8-й и 32-й) - в 11-ю армию, армия Каледина накануне наступления имела 5-й кавалерийский, 5-й Сибирский, 1-й Туркестанский, 30-й, 1-й, 39-й, 23-й и 40-й армейские корпуса, а всего – восемь корпусов. Она продолжала оставаться самой мощной армией фронта. Ее командующий решил главную атаку вести силами 1-го Туркестанского корпуса совместно с частями 5-го кавалерийского корпуса, а вспомогательную – 30-м корпусом. В своем резерве он имел 5-й Сибирский корпус. Остальным войскам (1-й, 39-й, 23-й и 40-й корпуса) было приказано с начала операции, не ввязываясь в серьезные бои, сковать противника на своих участках и быть готовыми перейти в энергичное наступление[191] .

Подготовка наступления проходила в обстановке лишь относительного затишья. С 9 (22) июня австро-германцы еще продолжали атаки на ковельском и владимир-волынском направлениях, но их действия не были настойчивыми и велись разрозненно. В Буковине противник поспешно отступал к горным проходам. На остальных участках фронта войска стояли в обороне. Но вот 16 (29) июня неприятель усилил свой нажим со стороны Ковеля, а 17 (30) июня – от Владимира-Волынского. Войска 8-й армии отразили новые атаки врага. Сложнее обстояло дело в полосе 11-й армии, где австрийцы возобновили атаки также 16 (29) июня. Их цель состояла в том, чтобы прорвать оборону, заставить русские войска отойти к реке Стырь, создать угрозу левому флангу 8-й армии и тем сорвать готовившееся наступление Юго-Западного фронта. Многодневные атаки противника не увенчались успехом. Они были отражены с большим уроном для неприятеля. К 21 июня (4 июля) войска 11-й армии остановили наступление австрийцев и вынудили их перейти к обороне. Но и силы русских были истощены. Вследствие этого Брусилов разрешил командующему 11-й армией держаться пока оборонительных действий и не участвовать в запланированном наступлении войск фронта.

Если на Юго-Западном фронте в трудных условиях шла энергичная подготовка к наступлению, предусмотренному директивой Ставки от 3 (16) июня, то иная картина наблюдалась на Северном и Западном фронтах. В разговоре по прямому проводу с Алексеевым 9 (22) июня А. Н. Куропаткин выражал недовольство тем, что из состава войск Северного фронта предполагалось две дивизии перебросить на фронт Брусилова. Он опасался возможного усиления противника перед его фронтом примерно на четыре дивизии с целью последующего наступления. «... Вот почему, – сказал Куропаткин, – продолжаю признавать, что наиболее надежный способ защиты линии Двины – это переход с этой линии в наступление. Дайте нам еще один корпус, и вероятность успеха очень увеличится. Если же возьмете еще две дивизии, то не только лишите весь фронт активности, но и сделаете сомнительным даже успех оборонительных действий»[192] . Куропаткин особо подчеркивал: «Очень прошу в ваших соображениях не придавать превосходству в числе штыков преувеличенного значения»[193] .

Позиция Куропаткина столь не соответствовала общему замыслу Ставки, что вызвала крайнее раздражение Алексеева, который в довольно резкой форме ответил Куропаткину, что тот не понимает обстановки, смотрит на нее с точки зрения личных интересов. Охарактеризовав положение на Юго-Западном фронте, Алексеев подчеркнул насущную необходимость сосредоточения всех усилий именно на этом фронте, поскольку там решалась участь кампании. «Нужно забывать все частные интересы ради общего успеха, – сказал он. – Как же можно не принимать в расчет количество штыков? На чем же тогда базировать свои соображения? В данную минуту у вас 420 000 штыков против 192000. Ведь эти цифры что-нибудь говорят! Нельзя же мне не руководствоваться ими и оставить Юго-Западный фронт погибать, утрачивать достигнутое ценою трудов, тяжких жертв только в предположении, весьма гадательном, о возможности сбора противником где-то четырех дивизий на вашем фронте, с которыми он может произвести прорыв» [194] . После таких слов начальника штаба верховного главнокомандующего Куропаткину ничего не оставалось, как согласиться с ними. Неохотно, но он вынужден был заявить, что исполнит приказание[195] .

Аналогичную позицию занял и Эверт. От него стали поступать жалобы на трудности, которые возникали в связи с необходимостью переброски войск из состава его фронта на фронт Брусилова. Эти жалобы порой вызывали недовольство в Ставке, о чем можно судить, например, по следующей телеграмме ему Алексеева от 6(19) июня: «Общая обстановка и положение Юго-Западного фронта не допускают, чтобы фронт этот до 20 июня был предоставлен своим силам; равно недопустимо отсутствие поддержки удару в районе Пинска, при успешном выполнении его в течение двух недель. Этим могут быть разрушены результаты, достигнутые ныне. Поэтому главный ваш удар должен последовать не позже 16 или 17 июня... Этого требуют общие интересы, и к ним должны быть приурочены расчеты и выполнение»[196] . Вынужденный подчиниться, Эверт отдал распоряжение готовить наступление. Противник хорошо знал об этом и сосредоточил на направлении запланированной русскими атаки крупные резервы. При таких условиях Барановичская операция Западного фронта не обещала успеха. 19 июня (2 июля) началась артиллерийская подготовка. На рассвете следующего дня ударная группа 4-й армии пошла в атаку, которая, как и следовало ожидать, окончилась неудачей.

Тем временем подготовка операции на Юго-Западном фронте завершилась. Еще 15(28) июня телеграммой Клембовского командующие армиями были извещены, что Брусилов приказал общее наступление начать 21 июня (3 июля). Накануне этого срока последовала телеграмма главнокомандующего такого содержания: «Завтра, 21 июня, с рассветом армиям фронта атаковать противника согласно представленным и мной утвержденным планам»[197] .

Наступление Юго-Западного фронта возобновилось в назначенный срок. Оно велось всеми армиями, кроме 11-й. Наиболее значительные события, как и раньше, произошли на правом крыле фронта. В результате трехдневных боев соединения 3-й и 8-й армий прорвали оборону противника и нанесли ему поражение. Австро-германские войска в беспорядке стали отступать. 24 июня (7 июля) Брусилов отдал директиву, которая предусматривала овладение Ковелем совместными усилиями войск 3-й и 8-й армий. Директива гласила:

«1. 3-й армии, неотступно преследуя разбитого противника, прочно утвердиться на Стоходе и для содействия 8-й армии в овладении Ковелем атаковать этот пункт с севера и востока. Обеспечить правый фланг своих наступающих частей заслоном в северном направлении...

2. Правому флангу и центру 8-й армии, по утверждении на
Стоходе, овладеть Ковелем. На владимир-волынском направлении
держаться оборонительно.

3. Прочим армиям – выполнять ранее указанные им задачи»[198] .

Новое наступление русских крайне осложнило положение австрийских войск. Австро-германское командование находилось в большой тревоге. «...Это был, – писал Людендорф, – один из наисильнейших кризисов на Восточном фронте. Надежды на то, что австро-венгерские войска удержат неукрепленную линию Стохода, было мало. Протекали очень тревожные дни. Мы отдавали все, что могли, и знали, что если противник нас атакует, то нам неоткуда ждать помощи»[199] . Однако попытка форсировать реку Стоход на плечах отступавшего противника успеха не имела. Австро-германцы сумели заблаговременно разрушить переправы и своими контратаками мешали русским переправиться на западный берег реки. Преодоление Стохода требовало подготовки атаки сильным артиллерийским огнем и сосредоточения свежих резервов.

26 июня (9 июля) последовала директива Ставки, которая ближайшей задачей правофланговых армий Юго-Западного фронта ставила форсирование Стохода и овладение Ковельским районом. Одновременно они должны были действовать в тыл пинской группировке неприятеля, чтобы принудить ее к отступлению. Русское верховное командование решило немедленно начать перевозку войск гвардии в район Луцка с целью образовать уступом за левым флангом 3-й армии новую армию для совместного с ней глубокого обхода германских войск в направлении на Брест, Кобрин, Пружаны. Западный фронт получил задачу удерживать находившиеся перед ним силы противника путем угрозы энергичной атаки или продолжения операции на барановичском направлении. Выбор способа решения этой задачи предоставлялся на усмотрение главнокомандующего фронтом. Ему же вменялось в обязанность с началом маневра на Брест, Кобрин, Пружаны усилить за счет других армии войска гвардии и 3-й армии, дабы придать решительность, силу и энергию намоченному удару. Северному фронту было приказано также перейти в наступление[200] .

В начале июля войска гвардии вместе с 5-м кавалерийским,1-м и 30-м армейским корпусами составили Особую армию под начальством генерала В. М. Безобразова. Она получила полосу для наступления между 3-й и 8-й армиями. Ее задача заключалась в том, чтобы атаковать Ковель с юга. С севера и востока атаку этого города должна была вести 3-я армия, которой одновременно ставилась задача наступать в тыл пинской группиропке противника. На 8-ю армию возлагалось овладение Владимир-Волынским, на 11-ю армию – наступление на Броды, Львов, на 7-ю и 9-ю армии – овладение рубежом Галич, Станислав.

Общее наступление Юго-Западного фронта возобновилось 15 (28) июля. Войскам 3-й, Особой и 8-й армий удалось добиться лишь частичных успехов. Противник сосредоточил крупные резервы и оказывал русским ожесточенное сопротивление. К этому времени Брусилов окончательно потерял надежду на активные боевые действия Северного и Западного фронтов. Рассчитывать же одним своим фронтом достигнуть ощутимых стратегических результатов было бесполезно. «Поэтому, – писал он, – я продолжал бои на фронте уже не с прежней интенсивностью, стараясь возможно более сберегать людей, а лишь в той мере, которая оказывалась необходимой для сковывания возможно большего количества войск противника, косвенно помогая этим нашим союзникам – итальянцам и французам»[201] .

Боевые действия приняли затяжной характер на рубеже реки Стоход. Некоторый успех имел место лишь в центре и на левом крыле, где были освобождены города Броды, Галич, Станислав. Австро-венгерские войска оставили Буковину. К началу сентября фронт стабилизировался на линии река Стоход, Киселин, Злочев, Брезжаны, Галич, Станислав, Делатынь, Ворохта, Селетин. Операция русских войск закончилась.

Наступательная операция Юго-Западного фронта летом 1916г. имела большое военно-политическое значение. Она привела к поражению австро-венгерских войск в Галиции и Буковине. Противник потерял убитыми, ранеными и пленными до 1,5 млн. человек, 581 орудие, 1795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов[202] . Потери русских составили около 500 тыс. человек[203] .

Чтобы ликвидировать прорыв, военное командование Центральных держав вынуждено было снять с Западного и итальянского фронтов 30,5 пехотных и 3,5 кавалерийских дивизий [204] . Это облегчило положение французов под Верденом. Легко вздохнула и Италия, так как австрийские войска вынуждены были прекратить свои атаки в Трентино. «Россия пожертвовала собой ради своих союзников, – пишет английский военный историк, – и несправедливо забывать, что союзники являются за это неоплатными должниками России»[205] . Итак, в 1916 г. русская армия вновь пришла на помощь союзным войскам, но уже в более грандиозном масштабе, развернув крупное наступление на юго-западном стратегическом направлении.

Важным последствием Брусиловского прорыва было и то, что он оказал решающее влияние на изменение позиции Румынии в войне. До того времени правящие круги этой страны проводили политику нейтралитета. Они колебались, выжидая наиболее подходящего момента, который позволил бы им выгоднее примкнуть к той или иной коалиции. Победы русского Юго-Западного фронта летом 1916 г. положили конец этим колебаниям. 4 (17) августа между державами Антанты и Румынией были подписаны политическая и военная конвенции. 14 (27) августа Румыния объявила войну Австро-Венгрии. На следующий день ей объявили войну Германия и Турция, а 19 августа (1 сентября) – Болгария.

Ставка направила в помощь румынам 35 пехотных и 11 кавалерийских дивизий и удлинила боевой фронт своих армий на 500 км. Левее Юго-Западного фронта вплоть до побережья Черного моря было развернуто новое оперативное объединение – Румынский фронт, в состав которого вошли войска русских и румын. Главнокомандующим фронтом номинально считался румынский король Карл. Фактически руководство войсками было сосредоточено в руках его заместителя – русского генерала Д. Г. Щербачева.

Таким образом, наступление русского Юго-Западного фронта летом 1916 г. принадлежит к числу наиболее ярких и поучительных операций Первой мировой войны. Ее огромного значения в истории военного искусства не отрицают и иностранные авторы. Они воздают должное полководческому таланту Брусилова. Высоко оцениваются и боевые качества русского солдата, который показал себя способным, при крайней бедности в технических средствах борьбы, прорвать на нескольких участках германо-австрийский фронт, отбросить противника на десятки километров. И это произошло в то время, когда на Западном фронте войска, обильно снабженные многочисленной военной техникой, в ходе своих наступательных операций продвигались буквально метрами, так и не сумев решить проблемы прорыва.

Несмотря на свою незавершенность, наступательная операция Юго-Западного фронта летом 1916 г. представляет собой выдающееся достижение военного искусства. Она открыла новую форму прорыва укрепленного фронта, которая для того времени была одной из наилучших и тем самым поставила Австро-Венгрию на грань катастрофы. Опыт операции широко использовался советской военной наукой при разработке теории прорыва укрепленных полос[206] . Брусиловские идеи нашли свое конкретное воплощение и дальнейшее развитие в крупнейших стратегических операциях Советских Вооруженных Сил периода второй мировой войны.

Но все же кампания 1916 г. не оправдала в полной мере стратегических предположений, заложенных в едином плане союзного командования. Одновременного наступления не получилось, по вине командующих Северным и Западным фронтами Куропаткина и Эверта, которые так и не начали наступление на ранее запланированные позиции противника. Союзники так же нарушили свои обязательства, принятые в Шантильи, и своевременно не поддержали наступление на русском фронте. Лишь в конце июня они начали операцию на р. Сомме. Как писал Эрих фон Фалькенгайн, «в Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит, когда раздался первый выстрел на Сомме»[207] . Империалистические противоречия между странами Антанты серьезно препятствовали единству действий в военной области. Тем не менее общий итог кампании был в пользу союзников. Они вырвали стратегическую инициативу из рук австро-германского командования. Решающую роль в этом сыграло Брусиловское наступление.

3.2 Летнее наступление 1917 года

14 февраля 1917 года на собрании Думы было решено, что правительство необходимо сменить. Начинались демонстрации и забастовки (лозунг – «Хлеба!»). К 25 февраля бастовало уже 75% рабочих (лозунг – «Долой правительство!»). К столице стягивались дополнительные вооруженные части. 26-го царь распускает Думу. 27 февраля были захвачены склады с оружием и боеприпасами, разгромлен главный арсенал. Петроградский гарнизон поддержал восставших (большая часть солдат поддержала их из-за того, что просто не хотели идти на фронт). Солдаты захватили почту, телеграф, телефон, заняли Государственную Думу. 28 февраля создаются отряды народной милиции, к восставшим присоединился гарнизон Петропавловской крепости. Люди открывают тюрьмы, выпуская на свободу политических заключенных, а вместе с ними и уголовников.

В тот же день Николай II попытался выехать из Ставки в Царское Село для лучшего руководства событиями, хотя Царское Село было лишь загородной резиденцией, а все нити управления сходились к Ставке. Поезд императора был остановлен под Псковом и царь подписал отречение от престола за себя и за сына в пользу великого князя Михаила Александровича. 3 марта Михаил Александрович заявил, что примет престол только в том случае, если власть будет на него возложена Учредительным собранием, а всех граждан призывал подчиниться Временному правительству. В войсках высказывались различные мнения, но среди них можно выделить общее:

1. Возврат к прежнему невозможен.

2. Страна должна получить государственное устройство, достойное великого народа (часто говорили о конституционной монархии ).

3. Победное продолжение войны.

В столице возникает двоевластие - с одной стороны власть Временного правительства, а с другой - Петроградского Совета рабочих депутатов.

2 марта было создано Временное правительство. Его председателем стал Князь Львов - видный земский деятель. Основные посты распределились так: министр иностранных дел - Милюков, военный морской министр - Гучков, министр юстиции - Керенский. На посты министров часто назначались люди не хорошей подготовки, имеющие опыт управления, а те, кто был более политически «благонадежен», кто до революции больше всех «кричал» о ней. Притом у этого правительства не было определенной программы действий, столь необходимой в такой обстановке, грозящей новым революционным взрывом и среди так быстро развивающихся событий. Власть просто «свалилась» в руки Временному правительству и никто не знал что с ней делать. Нужно было, чтобы министры согласованно проводили единую политическую линию, действовали решительно. На самом же деле каждый министр говорил и делал то, что сам считал нужным, а порой просто «метался» и не знал что делать[208] .

Гучков взял под свой контроль назначение и увольнение высшего командного состава. В течение нескольких недель после февральской революции было уволено в запас более 150 генералов. При увольнении он пользовался списком, составленным группой доверенных лиц из его окружения. При составлении списка учитывалось личное отношение, политические мотивы, и очень редко - профессиональные качества.

Гучковым была образована специальная комиссия для разработки реформ в военном ведомстве. Было одобрено образование выборных комитетов во всех частях, введен институт комиссаров, провозглашена «Декларация прав солдата». В ней солдаты и офицеры уравнивались в правах. Офицеры могли выбираться рядовыми. Была отменена смертная казнь даже за шпионаж и предательство. Эта декларация в корне ломала все военные традиции и устои, разваливала армию. Германское командование было тоже заинтересовано в разложении армии в России. Вот выдержки из воспоминаний генерала Людендорфа: «Посредством пропаганды нужно было развить в русской армии тяготение к миру в непосредственной и резкой форме. На всем протяжении фронта постепенно установились оживленные отношения между неприятельскими и нашими окопами. Мы продолжали укреплять в русской армии жажду мира»[209] .

Верховным главнокомандующим был назначен генерал Алексеев. Ставка пыталась активно противодействовать демократизации армии, поскольку она вела к полному ее развалу. Но Ставка потеряла власть и перешла под управление военного министерства, поэтому было трудно что-либо сделать. К мнению высшего командования в вопросах реорганизации армии просто не прислушивались.

Временное правительство за очень короткий срок успело стать чрезвычайно непопулярным. Его заявление о продолжении войны до победного конца приблизило конец правительства. Кабинет министров стал «рассыпаться». Было сформировано второе Временное правительство. Одним из его лозунгов стал лозунг о начале мирных переговоров с Германией. Новым военным и морским министром был назначен Керенский. Верховным главнокомандующим был назначен генерал Брусилов.

Февральская революция нарушила все военные планы. Первоначально общефронтовое наступление намечалось на май. Планировалось нанести мощный удар одновременно с союзниками и окончательно разгромить Германию. Но из-за полной неготовности армии и расстройства тыла выполнить обязательства по отношению к союзникам не удалось. Командование отдало инициативу в наступлении фронтам, чтобы они начали его по мере своей готовности. Это было грубейшим нарушением военной стратегии.

Вопрос о проведении крупного наступления на русском фронте, запланированного еще до Февральской революции, встал перед Временным правительством сразу же после прихода его к власти. 9 (22) марта военный и морской министр А.И. Гучков направил и. д. верховного главнокомандующего М.В. Алексееву письмо, в котором говорилось: «Нам необходимо установить одинаковое понимание современного положения дел, считаясь в оценке последнего лишь с жестокой действительностью, отбросив всякие иллюзии. Только установив это единомыслие, нам, быть может, удастся принять какие-либо осуществимые меры для спасения армии и государства. Точно так же и во всех намечаемых вами, совместно с союзными нам армиями, оперативных планах необходимо исходить только из реальных условий современной обстановки»[210] .

А.И. Гучков информировал генерала Алексеева о крайне трудном положении, в котором находилось правительство. «Временное правительство, – писал он, – не располагает какой-либо реальной властью и его распоряжения осуществляются лишь в тех размерах, кои допускает Совет рабочих и солдатских депутатов, который владеет важнейшими элементами реальной власти, так как войска, железные дороги, почта и телеграф в его руках. Можно прямо сказать, что Временное правительство существует лишь, пока это допускается Советом рабочих и солдатских депутатов. В частности, по военному ведомству ныне представляется возможным давать лишь те распоряжения, которые не идут коренным образом вразрез с постановлениями вышеназванного Совета»[211] . Одновременно Гучков сообщал, что обстановка в тылу не позволяла в ближайшие месяцы выслать в армию сколько-нибудь значительные людские пополнения.

М.В. Алексеев 9 (22) и 12 (25) марта представил Гучкову два доклада, в которых изложил тяжелое положение вооруженных сил[212] . События последних дней, по его словам, резко изменили стратегическую обстановку. Балтийский флот небоеспособен. Такой же развал при существующих условиях мог начаться и в сухопутных войсках. «...Нет никакой надежды, – писал Алексеев, – что мы успешно и уверенно, как раньше, будем сдерживать волну германского нашествия»[213] .

С целью коренного улучшения положения и закрепления уже достигнутых результатов Алексеев считал важным успокоить армию, сделать ее боеспособной, привести в порядок расстроенный Восточный фронт. «В этом направлении, – продолжал он, – необходимо принятие неотложных и решительных мер, не медля ни одного дня, так как в противном случае с гибелью армии гибнет и Россия. Петроград в опасности, а с ним в опасности и вся Россия, и германское ярмо близко, если только мы будем потакать Совету рабочих депутатов и идти дальше по пути разложения армии вместо энергичного водворения дисциплины не только в войсках, но и в народных массах»[214] .

Нарисовав безрадостную картину состояния вооруженных сил и высказав соображения о мерах по их оздоровлению, Алексеев делал заключение о невозможности в ближайшее время вести наступательные действия, предусмотренные решениями конференций в Шантильи и Петрограде. Он писал, что на этих конференциях были приняты известные обязательства, и теперь дело сводилось к тому, чтобы с меньшей потерей своего достоинства перед союзниками или отсрочить принятые обязательства, или совсем уклониться от исполнения их. Сила обстоятельств приводила к выводу, что в ближайшие 4 месяца русские армии должны бы «сидеть спокойно, не предпринимая решительной, широкого масштаба операции»[215] .

18(31) марта в Ставке было проведено совещание представителей центральных управлений Военного министерства. Его участники пришли к выводу, что русская армия не сможет начать наступление в намеченный срок, т. е. во второй половине апреля. Они отмечали упадок дисциплины в войсках, расстройство железнодорожного транспорта и связанные с этим нарушения дела снабжения армии всем необходимым, нехватку продовольствия, невозможность отправки на фронт пополнений в ближайшее время вследствие неблагонадежности запасных частей. Было высказано мнение об отказе от весеннего наступления и переходе к обороне. В постановлении совещания было сказано: «Приводить ныне в исполнение намеченные весной активные операции недопустимо... Надо, чтобы правительство все это совершенно определенно и ясно сообщило нашим союзникам, указав па то, что мы теперь не можем выполнить обязательства, принятые на конференциях в Шантильи и Петрограде»[216] .

Ставка решила запросить мнение руководителей фронтов по данному вопросу. Главнокомандующие Западным и Юго-Западным фронтами были сторонниками перехода в наступление, ибо чем быстрее войска будут втянуты в боевую работу, «тем они скорее отвлекутся от политических увлечений» [217] . В ответе главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта А. А. Брусилова говорилось: «...На военном совете всех командиров фронта под моим председательством единогласно решено: 1) армии желают и могут наступать, 2) наступление вполне возможно. Это наша обязанность перед союзниками, перед Россией и перед всем миром»[218] . Только главнокомандующий Северным фронтом Н. В. Рузский считал необходимым «отказаться в ближайшие месяцы от выполнения наступательных операций и сосредоточить все усилия на подготовке к упорной обороне»[219] .

Под влиянием соображений большинства главнокомандующих фронтами пересмотрел свои взгляды и Алексеев. 30 марта (12 апреля) он подписал директиву №2647 о подготовке наступления на русском фронте. В ней говорилось: «Учитывая настоящую обстановку и наши обязательства перед союзниками, принимая во внимание общее состояние армии и ее снабжений, я решил сохранить общую идею плана и при благоприятных условиях, по возможности, в первых числах мая произвести ряд наступательных действий» [220] . Направления главных ударов назначались примерно: для Юго-Западного фронта – прежние, для Западного фронта – на Вильно и для Северного фронта, если обстоятельства позволят ему перейти в наступление, – на Митаву. Кавказскому фронту ставилась задача удерживать свое положение. Черноморский флот должен был быть готовым оказать полное содействие возможным операциям Румынского фронта на Нижнем Дунае и в Добрудже, а Балтийский флот – скорее восстановить свою боеспособность. Директива особо подчеркивала, что при выполнении задач главнокомандующие обязаны были рассчитывать только на те силы, которыми они располагали^[221] .

В письме Гучкову, мотивируя принятое решение, Алексеев отмечал: «Как бы ни были мы бедны в настоящее время средствами, все же выгоднее наступать, даже без полной уверенности в успехе, чем перейти к опасной обороне и обречь себя на необходимость подчиняться решениям противника. Расстройство армии и ее снабжений окажет свое вредное влияние нисколько не в меньшей мере при обороне, чем при активной операции»[222] . Он утверждал, что рассчитывать на успех обороны нельзя, ибо растянутый на 1650 верст русский стратегический фронт не допускал везде иметь сильные резервы. Противник всегда мог собрать более крупную ударную группировку и добиться победы раньше, чем подоспели бы резервы для оказания ему сопротивления. «Отсюда вывод: как ни тяжело наше положение, нам нужно начать весеннюю кампанию наступлением, что отвечает и настойчивым желаниям союзников»[223] .

Таким образом, план летнего наступления 1917 г. покоился примерно на тех же основаниях, что и план кампании 1916 г. на русском фронте. Разница заключалась лишь в том, что на этот раз главный удар наносился не севернее Полесья, как было в 1916 г., а южнее его силами Юго-Западного фронта. Если подходить к оценке общего замысла Ставки с чисто военной точки зрения, то в нем вряд ли можно усмотреть какие-либо существенные погрешности. «План русского наступления, – писал Людендорф, – был задуман широко. Атаки должны были развиться у Рижского предмостного укрепления, на оз. Нарочь, у Сморгони и южнее и на всем фронте Восточной Галиции, от железной дороги Тарнополь, Зборов, Львов вплоть до Карпат. Центр тяясести лежал на юге»[224] .

Ставка, принимая в марте решение о переходе в наступление на русском фронте, еще руководствовалась стратегическими соображениями. В апреле-мае положение круто изменилось. На первое место стали выдвигаться мотивы политического порядка, задачи борьбы с нараставшим в стране революционным движением. Об этом красноречиво говорят материалы совещания главнокомандующих фронтами, которое состоялось 1 (14) мая в Ставке верховного главнокомандующего[225] . На нем было подробно обсуждено положение в армии. Участники совещания отмечали падение дисциплины, рост революционных настроений, стремление солдатских масс к миру во что бы то ни стало. Они пришли к выводу о необходимости перехода в наступление на русском фронте, видя в этом единственное средство спасения армии в России, восстановления пошатнувшегося авторитета у союзников. Считалось, что наступление лучше всего провести в июне, поскольку в мае, как было намечено ранее, его осуществить нельзя ввиду неготовности армии.

Смысл намеченного наступления раскрыл В.И. Ленин. «Вопрос о наступлении, – писал он, – вовсе не как стратегический вопрос поставлен жизнью сейчас, а как политический, как вопрос перелома всей русской революции»[226] . И далее: «Наступление, при всех возможных исходах его с военной точки зрения, означает политически укрепление духа империализма, настроений империализма, увлечения империализмом, укрепление старого, не смененного, командного состава армии... укрепление основных позиций контрреволюции»[227] .

Наступление на русском фронте было выгодно, прежде всего, буржуазии. Член ЦК партии кадетов В.А. Маклаков говорил: «Судьба России в ее руках, и эта судьба решится очень скоро. Если нам действительно удастся наступать и вести войну не только резолюциями, не только речами па митингах и знаменами, которые носят по городу, а вести войну так же серьезно, как мы ее вели раньше, тогда быстро наступит полное оздоровление России. Тогда оправдается и укрепится наша власть»[228] .

Наступления требовали высшие офицеры армии и флота, видя в нем единственное средство укрепления боеспособности войск. Так, командующий Черноморским флотом адмирал Колчак заявлял: «...Наступление, к чему бы оно ни привело, будет «водой на нашу мельницу». Если победа будет на нашей стороне, авторитет командного состава поднимется в результате успешно проведенной операции. Если будет поражение, все впадут в панику и обвинят в поражении большевиков, а нам дадут в руки власть, чтобы остановить катастрофу»[229] .

Большую заинтересованность в наступлении на русском фронте проявляли и союзные державы. Оно должно было отвлечь главные силы противника с Западного фронта. Особый интерес к наступлению русской армии стал проявляться после провала апрельского наступления Нивеля. Союзники опасались германского контрнаступления, хотя это и не входило в намерение немцев[230] . Главное, что заставляло союзников настаивать на переходе русской армии в наступление, была опять-таки боязнь революции.

Временное правительство и не думало уклоняться от требований союзников, поскольку это целиком совпадало с его собственными интересами. Наступление находилось в тесной связи не только с внутренней, но и внешней политикой[231] . В. И. Ленин, раскрывая суть наступления с точки зрения внешней политики, писал: «Удовлетворить аппетиты империалистов России, Англии и проч., затянуть империалистскую, захватную войну, пойти по дороге не мира без аннексий (эта дорога возможна только при продолжении революции), а войны ради аннексий»[232] .

Началась усиленная подготовка к наступлению. Важно было морально подготовить к нему войска. Агитаторы Временного правительства разъезжали по фронтам, призывая солдат идти в наступление. Массовыми тиражами выпускались брошюры, листовки, воззвания. В них доказывалась необходимость наступления в интересах защиты российской революции. На фронт выехал сам министр – председатель Временного правительства А.Ф. Керенский, являвшийся одновременно военным и морским министром. Он выступал с речами на митингах, которые проводились преимущественно в районах намеченных ударов. Эти места «усердно и точно отмечались на разведывательных картах германского генерального штаба»[233] . Следовательно, проводимые мероприятия по поднятию морального духа войск приносили больше вреда, чем пользы.

Согласно директиве Алексеева от 21 мая (3 июня) Ставка рассчитывала приступить к активным операциям около 20 июня (2 июля). Надеялись, что к этому сроку удастся оздоровить армию. Сменивший Алексеева на посту верховного главнокомандующего Брусилов назначил начало намеченных операций: 10(23) июня – для Юго-Западного фронта и 15(28) июня – для остальных фронтов. Но уже 2(15) июня переход в наступление Юго-Западного фронта был отложен до 12(25) июня, а затем еще на четыре дня. Это было сделано для того, чтобы Керенский успел посетить войска, которым предстояло наносить главный удар, и провести в них митинги с целью поднять наступательный дух[234] .

Сроки начала наступления переносились и на других фронтах. Но это вызывалось более глубокими причинами, чем на Юго-Западном фронте, а именно – отказом войск воевать. Солдаты открыто выражали свой протест против задуманного наступления. Особенно сильно он проявлялся на Западном фронте. Командование вынуждено было снять с передовых позиций и отправить в тыл ряд частей общей численностью до 30 тыс. человек[235] . Верховный главнокомандующий Брусилов, получая информацию о тревожном положении в войсках, вынужден был откладывать наступление. 25 июня (8 июля) он телеграфировал Керенскому об отсрочке наступления: на Северном фронте – на 5(18) июля, на Западном фронте – не позднее 3(16) июля, на Румынском фронте – не позднее 9(22) июля. Основанием для принятия такого решения, как говорилось в телеграмме, «является нежелание войск наступать»[236] . Но и эти сроки не были выдержаны на Северном и Западном фронтах.

Временное правительство сумело начать наступление. Меньшевики и эсеры помогли буржуазии внушить войскам, будто это наступление диктовалось интересами революции. В.И. Ленин писал, что «свою задачу правительство могло выполнить лишь потому, что ему поверила, за ним пошла армия. Пошла на смерть, веря, что жертвы ее приносятся во имя свободы, во имя революции, во имя скорейшего мира»[237] . В случае успеха наступления буржуазия получала возможность серьезно укрепить свою власть. Если бы наступление окончилось неудачей, она могла обвинить большевиков, запретить их деятельность и перейти «к насилию над массами, к преследованию интернационалистов, к отмене свободы агитации, к арестам и расстрелам тех, кто против войны»[238] .

Юго-Западный фронт, которым командовал генерал А.Е. Гутор, имел в своем составе четыре армии: Особую, 11-ю, 7-ю и 8-ю. Войскам фронта было приказано разбить противника, стоявшего на путях ко Львову. Главный удар наносился силами 11-й и 7-й армий на участке Поморжаны, Брезжаны в общем направлении на Львов. 8-я армия, обеспечивая операцию со стороны Карпат, наносила вспомогательный удар своим правым флангом на Калуга, Болехов. Особая армия должна была сковать противника, не допуская переброски его сил на львовское направление. Атаку намечалось начать в 9.00 18 июня (1 июля)[239] .

В период подготовки наступательной операции Юго-Западного фронта в полосе протяженностью в 100 км было сосредоточено вместе с армейскими и фронтовыми резервами 52 пехотных и 8 кавалерийских дивизий, поддерживаемых 1114 орудиями^[240] . Такое массирование сил и средств позволяло довести плотность наступающих до 2-2,5 дивизий и 30-35 орудий на 1 км фронта. На участке прорыва 7-й армии артиллерийская плотность достигала 44 орудий на 1 км фронта, включая тяжелую артиллерию особого назначения (ТАОН), впервые принявшую участие в боевых операциях. Управление артиллерией было полностью централизовано. В целях обеспечения большей действенности ее огня применялись новейшие для того времени органы звуковой, световой и топографической разведки, а также авиация. В целом русские войска превосходили противника на участке прорыва: по людям – в три раза, в артиллерии – в два раза.

16(29) июня артиллерия Юго-Западного фронта открыла огонь по позициям австро-германских войск. 18 июня (1 июля) в атаку была брошена пехота 11-й и 7-й армий. Первые два дня принесли наступающим некоторый тактический успех. На отдельных участках были захвачены 2–3 линии неприятельских окопов. Но затем продвижение остановилось. Войска стали обсуждать приказы и митинговать. Командующий 11-й армией генерал И. Г. Эрдели доносил в штаб фронта: «...Несмотря на победу 18 и 19 июня, которая должна была бы укрепить дух частей и наступательный порыв, этого в большинстве полков не замечается, и в некоторых частях господствует определенное убеждение, что они свое дело сделали и вести непрерывное дальнейшее наступление не должны»[241] . Попытки возобновить активные действия не дали положительных результатов.

Неожиданный успех выпал на долю 8-й армии Л. Г. Корнилова. 23 июня (6 июля) ее войска прорвали оборону противника южнее Станислава, а 25 июня (7 июля) – севернее этого города. Русские захватили 48 орудий и свыше 7 тыс. пленных^[242] . Корпуса 8-й армии стали быстро продвигаться вперед. 27 июня (10 июля) был занят Галич, а 28 июня (И июля) – Калуш. Ставка и штаб Юго-Западного фронта предприняли попытку использовать победу 8-й армии путем ее усиления за счет 7-й армии. Однако достаточно боеспособных частей для продолжения наступления не было. Из-за отказов войск выходить на позиции перегруппировка задерживалась.

Прорыв русских на Калуш поставил австро-венгерские войска в трудное положение. Под угрозой оказались важные промышленные районы Стрыя и Дрогобыча. Но германское командование Восточным фронтом, зная о предстоящем русском наступлении, заблаговременно усилило австрийские войска немецкими соединениями и, в свою очередь, подготовило контрудар в правый фланг Юго-Западного фронта[243] . К участку прорыва было переброшено с Западного фронта 11 дивизий и до 5 дивизий снято с разных участков Восточного фронта. Целью контрудара ставилось нанести русской армии возможно большие потери и возвратить территорию, потерянную летом 1916 г. Основную задачу выполнял так называемый Злочевский отряд под командованием генерала Винклера. Он должен был прорвать фронт 11-й русской армии и развивать успех на Тарнополь.

С рассветом 6(19) июля после мощной артиллерийской подготовки, длившейся пять часов, германцы силами четырех дивизий атаковали русские позиции. К исходу дня фронт 11-й армии был прорван на участке в 20 км шириной и 15 км глубиной. В открытый промежуток устремились войска противника. Они стали быстро продвигаться в юго-восточном направлении.

Контрудар вызвал большую тревогу Ставки. 7(20) июля Брусилов направил Гутору телеграмму: «Приказываю не только принять все меры к тому, чтобы остановить наступление противника, но энергично перейти в контратаку и восстановить положение. Отхода 7-й армии не допускаю. Не допускаю и мысли, что развитие успеха противника может угрожать Тарнополю»[244] . В телеграмме выражалась надежда, что между сосредоточенными в районе прорыва частями найдутся «доблестные и верные долгу» полки, которые сумеют задержать продвижение германцев.

На следующий день, 8(21) июля, Гутор был отстранен от должности и заменен Корниловым. Новый главнокомандующий армиями фронта решил посредством жестоких мер спасти положение. Он отдал ряд приказов, в которых требовал, учитывая серьезность обстановки, запретить в районе боевых действий всякого рода митинги. Надлежало разгонять участников с применением оружия. Но и такой способ руководства оказался бессильным предотвратить катастрофу. Обсуждение боевых приказов па митингах и в комитетах продолжалось. Многие части отказывались их выполнять.

Наступление противника развивалось. 12(25) июля германцы заняли Тарнополь. Это создало угрозу флангу и тылу 7-й и 8-й армий. Обе армии вынуждены были начать отход. Германский контрудар привел к полному расстройству всего Юго-Западного фронта. Русские войска, почти не оказывая никакого сопротивления, снимались с позиций и уходили на восток. Германскому командованию предоставлялась возможность развивать и дальше свой успех. Но оно не приняло никаких мер в этом направлении. Общее отступление русских фактически прекратилось к 15(28) июля. Только на отдельных участках противник еще продвигался. В ночь на 21 июля (3 августа) были оставлены Черновицы. После этого на Юго-Западном фронте наступило затишье. Военные действия не велись. Армии закрепились на рубеже Броды, Збараж, Гржималов, Боян, восточнее Кимполунга.

Таким образом, менее чем за полмесяца русские войска вынуждены были осуществить глубокий отход, оставить почти всю Галицию. Авантюра Временного правительства стоила больших людских жертв. За время наступления Юго-Западный фронт потерял убитыми, ранеными и дленными 1968 офицеров и 56 361 солдата[245] .

Северный фронт включал в свой состав три армии: 12-ю, 1-ю и 5-ю. Главнокомандующий фронтом В.Н. Клембовский решил наступление вести силами одной 5-й армии из района Двинска в направлении на Вильно. Обстановка складывалась крайне неблагоприятно для проведения намеченной операции. 6(18) июля командующий 5-й армией Ю. Н. Данилов телеграфировал Лукомскому, что его войска к 8(21) июля будут готовы, насколько возможно при сложившихся обстоятельствах, к наступлению. Он не терял также надежды на возможность добиться частичного успеха. Но перед ним невольно вставал вопрос, насколько предстоящее наступление стратегически и политически целесообразно. Данилов рассуждал так: «Наши союзники смолкли на всех фронтах и недвижимы. Наступление на Юго-Западном фронте захлебнулось; на нашем Западном фронте дела, видимо, не клеются. Наконец, очередным и самым насущным вопросом является оздоровление Петрограда и тыла, откуда к нам льются и будут литься укомплектования, хотя нас численно усиливающие, но нравственно и качественно расслабляющие. Без этого оздоровления продолжение войны немыслимо и это должно быть осознано власть имущими»[246] .

В этих условиях, писал Данилов, наступление 5-й армии не имело смысла. Он ставил вопрос так: «Не наступит ли вслед за ним, даже при частичном успехе, реакция духа и не лучше ли перемена задачи и пересмотр общей директивы?»[247] .

Но ставка и слышать не хотела об отмене наступления. Наоборот, неудачное развитие событий на Юго-Западном фронте заставляло ее торопиться с началом активных боевых действий на Северном фронте. 5-я армия перешла в наступление 10(23) июля. Заняв первую линию окопов противника, солдаты отказались продвигаться далее и вернулись на исходные позиции. Операцию пришлось отложить.

Не лучше шли дела на Западном фронте, которым командовал А. И. Деникин. Фронт состоял из трех армий: 3-й, 10-й и 2-й. Главный удар должна была наносить 10-я армия из района Молодечно на Вильно. Соседним справа и слева 3-й и 2-й армиям было приказано всеми средствами содействовать 10-й армии и по мере развития ею успеха перейти в наступление в общих направлениях на Вильно и Слоним. Избранное для нанесения главного удара виленское направление было выгодно для русских, ибо наступление на нем угрожало тылу всего германского фронта и давало войскам Западного фронта возможность быстро выйти в случае успеха на рубеж р. Неман, Брест.

Подготовка наступления в оперативно-тактическом отношении, как и на другихфронтах, была проведена достаточно полно. На направлении главного удара удалось обеспечить необходимое превосходство в силах и средствах. Оно было трехкратным в артиллерии и шестикратным в людях. Никогда раньше на русском фронте на участке прорыва не вводилось в действие таких мощных и многочисленных средств подавления, как в операции 10-й армии. Все позиции противника были сфотографированы, и снимки разосланы командирам корпусов, дивизий, полков. Казалось, что все обещало несомненный успех.

С утра 6(19) июля началась артиллерийская подготовка, которая продолжалась трое суток. Только в ночные часы огонь временно затихал. Артподготовка во всех отношениях была проведена образцово. Она дала исключительный эффект, вызвав огромные разрушения в укрепленной позиции противника. Отчетливо наблюдались прямые попадания в окопы, блиндажи, ходы сообщения. В проволочных заграждениях образовались проходы. Было подавлено и уничтожено немало артиллерийских батарей, пулеметных гнезд. Нарушилась вся огневая система обороны противника. Этот успех явился результатом обстоятельного, продуманного до мелочей артиллерийского плана операции и безупречного, методического, спокойного выполнения его.

9(22) июля русская пехота перешла в атаку, которая проводилась под прикрытием огневого вала. Артиллерия последовательно сдвигала огонь перед наступавшей пехотой. Русские летчики оказывали большую помощь артиллеристам в указании им целей и корректировке стрельбы. Однако, несмотря на блестящую артподготовку и артиллерийскую поддержку атаки, операция успеха не имела. Двинувшись в наступление, войска почти не встретили сопротивления противника, прошли две-три линии окопов, побывали на неприятельских батареях, сняли прицелы с орудий и вернулись назад[248] . На следующий день боевые действия не велись. Ставка своей директивой от 10(23) июля поставила Западному фронту задачу перейти к обороне. Такое решение мотивировалось печальным развитием событий на Юго-Западном фронте и развалом частей 10-й армии.

Наступление Румынского фронта началось 7(20) июля силами 4-й и 6-й русских, 1-й и 2-й румынских армий. Оно преследовало цель разгромить противника в районе Фокшан и занять Добруджу. Наступление протекало успешно, но уже 12(25) июля ввиду неблагоприятной обстановки на Юго-Западном фронте было прекращено по приказу Керенского[249] . 24 июля (6 августа) армии фельдмаршала Макензена контратаковали русские и румынские войска. Ожесточенные бои, стоившие германцам 47 тыс. убитыми и ранеными, закончились 30 июля (13 августа) их незначительным продвижением.

Таким образом, летнее наступление 1917 г. на русском фронте потерпело неудачу. К нему готовились шесть месяцев. Оно обсуждалось на многочисленных собраниях и митингах. Неудивительно, что внезапности – одного из важнейших факторов успеха – достигнуть не удалось. Как отмечал Людендорф, предстоящее наступление «не являлось тайной для главнокомандующего Востоком. Он принял все меры для отражения наступления»[250] . Но главной причиной провала наступательных операций являлось нежелание солдат воевать. Командование и эсеро-меньшевистские комитеты провели большую работу по политической обработке солдатской массы. Однако именно в политическом отношении наступление оказалось менее всего подготовленным. Солдаты хорошо понимали его истинный смысл и не хотели больше проливать кровь за чуждые им интересы буржуазии. Разрозненные действия отдельных частей и соединений, несмотря на хорошую поддержку артиллерии, не могли иметь необходимого результата[251] . 3-летнее противостояние на австро-венгерском фронте завершилось крахом замыслов русского верховного командования и анархическим бегством на всех фронтах, начиная с Северного и заканчивая Юго-Западным. Летнее наступление 1917 года на австро-венгерском фронте не увенчалось успехом русских войск. Несмотря, на то, что кампания 1916 года полностью деморализовала австро-венгерские силы, все же революционная зараза и политический произвол Временного правительства, которое само не понимало, что необходимо предпринимать в столь сложной ситуации, не дали русскому верховному командованию осуществить блестяще спланированную Летнюю кампанию на австро-венгерском фронте, а также загубило все блестящие начинания 1916 года. К осени 1917 года австро-венгерский фронт, как и другие направления боевых действий, таял на глазах, солдаты превратились в дезертиров и мародеров, грабя и убивая мирное население, заботясь о своем обогащении больше чем о судьбе Родины. Большевистская агитация полностью парализовала, когда-то столь великую русскую военную машину. Всего за полгода Временное правительство и большевики полностью свели на нет грандиозные военные успехи Верховного командования и русского солдата, заплатившего за каждый метр галицийской, польской, белорусской земли своей жизнью.

Заключение

Военные кампании 1914-1917 гг., на австро-венгерском направлении Русского фронта являются одними из самых славных военных операций в истории русской императорской армии. Именно они решили судьбу Франции и войны в целом, и все эти кампании не были случайным стечением обстоятельств, приводивших к бессмысленной «бойне» по вине «бездарного» Верховного командования. Все эти операции тщательно планировались и проводились в действие искусно и последовательно русским командованием, в особенности это проявилось в кампаниях 1914 и 1916 гг. Но наряду с талантом следует отметить и просчеты русского Верховного командования, выявленные в ходе изучения проблемы великого противостояния на австро-венгерском фронте. К ним можно отнести: плохие коммуникации, халатность в организации телеграфной связи между корпусами, дивизиями и генералитетом, повлекшие за собой, на некоторое время, беспорядочное перемещение русских войск на германской и австро-венгерских территориях, некомпетентность и попустительство высшего генералитета[252] . Так же налицо проявилось наглое тыловое воровство, по вине которого солдаты, нередко, прибывали на фронт без сапог и винтовок. Самой разрушительной силой явилось предательство собственной интеллигенции и либерало-большевистских сил, которые саботировали снабжение армии снарядами и тяжелой артиллерией, что стоило русскому народу сотен тысяч убитыми и искалеченными на полях «Второй Отечественной войны» 1914-1918 гг.

Стоит отметить, что именно блистательно выполненные командованием и русским солдатом кампании 1914-1917 г., не только коренным образом изменившие соотношение сил на Русском фронте, но и перекроили ход Великой войны, начисто сорвав план германского командования, и спасли от неминуемого поражения наших союзников по Антанте. Таким образам можно сказать, что именно австро-венгерский фронт с самого начала войны на Русском фронте становился главным театром военных действий Первой мировой войны. Полученные в результате исследования сведения дают полное право считать военные кампании русских войск на австро-венгерском театре военных действий в 1914-1917 гг., величайшим проявлением стойкости, мужества и самопожертвования русского солдата и офицера.

Несмотря на позорное бегство русских солдат с фронта в 1917 году и заключенный позже большевиками «похабный мир», стоящий огромных, исконно русских территорий и тысячи убитых солдат все же именно в ходе этой «бойни» русская армия показала всему миру пример доблести, самоотверженности, беспримерной храбрости и конечно же взаимопомощи, чего не скажешь о наших союзниках по Антанте, бросивших Россию в самый тяжелый момент. Именно в этой войне Россия показала, как она может воевать, даже почти при полном отсутствии боеприпасов и тяжелой артиллерии. Такие операции как Галицийская, Варшаво-Ивангородская, Карпатская, величайшая по своим масштабам «Брусиловская» операция, навсегда останутся славнейшими страницами в истории русской императорской армии. Во всех вышеперечисленных операциях главным и по стратегическим, и по политическим расчетам оставалось именно австро-венгерское направление, так как оно с наименьшими потерями позволяло достичь наиважнейшей задачи – вывода Австро-Венгрии, основного союзника Германской империи, из Великой войны. К чести русского солдата можно сказать, что запланированный крах «лоскутной» империи осуществился, хотя и не при полном участии России, но без таких блистательно проведенных кампаний как Галицийская (1914) и «Брусиловская» (1916), крах союзника Германии был немыслим. Именно в этих операциях войска Австро-Венгрии теряли до полумиллиона человек убитыми и пленными, причем русские потери были существенно ниже, даже при не полном укомплектовании и скоротечности развертывания, как например в Галицийской и Карпатской операциях.

«Брусиловский прорыв», вообще самое уникальное и беспримерное проявление гениальности командования и мужества солдата. Только в этой грандиозной операции количество потерь наступающих было существенно ниже потерь обороняющихся, цифры свидетельствуют о 500 000 погибших и раненых русских против 1,5 убитых и раненых австро-венгров. И не смотря на свою незавершенность, наступательная операция Юго-Западного фронта представляет собой выдающееся достижения военного искусства, что не отрицают и иностранные авторы. Они отдают должное таланту российского генерала. «Брусиловский прорыв» - одно из немногих сражений Первой мировой войны, в названии которого фигурирует имя полководца. Наряду с боями на Сомме наступление на Юго-Западном фронте положило начало общему перелому хода Первой мировой войны в пользу стран Антанты.

Список источников и литературы

1. Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. / М. Бонч-Бруевич. – М.: Воениздат, 1921. – 346с.

2. Брусилов А.А. Мои воспоминания / А.А. Брусилов. - М.: Дрофа, 2003. – 375с.

3. Варшавско-Ивангородская операция. Сборник документов. – М.: Воениздат, 1934. – 230с.

4. Верховский А. И. На трудном перевале / А.И. Верховский. - М.: Наука, 1959. – 345с.

5. Восточно-Прусская операция. Сборник документов. – М.: Воениздат, 1925. - 200с.

6. Галицийская операция. Сборник документов. – М.: Воениздат, 1923. – 248с.

7. Гинденбург П. Воспоминания / П. Гинденбург. – М.: Дрофа, 2005. – 386с.

8. Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат,1941. - 484с.

9. Гофман М. Записки и дневники 1914-1918 гг. / М. Гофман. – М.: Дрофа, 2003. – 485с.

10. Данилов Ю.Н. Россия в мировой войне. 1914-1915 гг. / Ю.Н. Данилов. – М.: Наука, 1998. – 376с.

11. История первой мировой войны 1914-1918, т. 2. – М.: Центрполиграф, 1975. – 405с.

12. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918 гг. / Э. Людендорф. – М.: Наука, 2008. – 367с.

13. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – Сборник документов – М.: Воениздат, 1929. – 358с.

14. Палеолог М. Царская Россия накануне революции / М. Палеолог. – М.: Известия, 2002. – 402с.

15. Сазонов С.Д. Воспоминания / С.Д. Сазонов. – М.: Дрофа, 2000. – 349с.

16. Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. - М.: Воениздат, 1922. - 286с.

17. Сухомлинов В.А. Воспоминания / В.А. Сухомлинов. – М.: Наука, 2003. – 332с.

18. Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914-1916 гг. / Э. Фалькенгайн. - М.: Дрофа, 2006. – 272с.

19. Шапошников Б.М. Воспоминания. Военно-научные труды / Б.М. Шапошников. – М.: Известия, 1974. – 345с.

20. Яхонтов А.Н. Тяжелые дни / А.Н. Яхонтов. – М.: Вестник, 1929. – 432с.

21. Алексеева И.В. Агония сердечного согласия: царизм, буржуазия и их союзники по Антанте / И.В. Алексеева. – М.: Известия, 1979. – 402с.

22. Айрапетян М.Э. Первая мировая война / М.Э. Айрапетян. – М.: Наука, 1964. – 272с.

23. Аннинский Л. Неизвестная война / Л. Аннинский // Родина. 1993. №8-9. - С.182.

24. Асташов А.Б. Русский крестьянин на фронтах Первой мировой войны / А.Б. Асташов // Отечественная история, 2003. - № 3. - С. 86.

25. Барсуков Е. Русская артиллерия в мировую войну, т. 1-2. / Е. Барсуков. – М.: Наука, 1938-1940. – 378с.

26. Бадак А. Первая мировая война / А. Бадак. – М.: АСТ, 2002. – 345с.

27. Белой А. Галицийская битва / А. Белой. – М. – Л.: Воениздат, 1929. – 234с.

28. Гарт Б.Л. 1914. Правда о Первой мировой / Б.Л. Гарт. – М.: Эксмо, 2009. – 480с.

29. Бобышев С.В. Первая мировая война и перспективы общественного развития России / С.В. Бобышев. - М.: Дрофа, 1995. – 395с.

30. Валентинов Н. Военные соглашения России с иностранными государствами до войны / Н. Валентинов. – М.: Наука, 1932. – 395с.

31. Вержховский Д.В. Первая мировая война 1914-1918 гг. / Д.В. Вержховский. - М.: Известия, 1954. - 355с.

32. Ветошников Л. В. Брусиловский прорыв. Оперативно-стратегический очерк / Л.В. Ветошников. – М.: Наука, 1940. – 408с.

33. Виноградов В.Н. Румыния в годы первой мировой войны / В.Н. Виноградов. – М.: Наука, 1969. – 392с.

34. Войтоловский Л. По следам войны / Л. Войтоловский. – М.: Воениздат 1938. – 543с.

35. Вольпе А. Фронтальный удар. Эволюция форм оперативного маневра в позиционный период мировой войны / А. Вольпе. – М.: Воениздат, 1931. - 456с.

36. Гарт Л. Правда о войне 1914-1918 гг. / Л. Гарт. – М.: Наука, 1935. – 408с.

37. Головин Н.Н. Россия в первой мировой войне / Н.Н. Головин. – М.: Вече, 2006. - 524с.

38. Емец В.А. Очерки внешней политики России в период первой мировой войны / В.А. Емец. - М.: Наука, 1974. – 395с.

39. Зайончковский А.М. Мировая война. Маневренный период 1914-1918 гг. на русском театре / А.М. Зайончковский. - М.: Воениздат, 1929. – 347с.

40. Зайончковский А.М. Подготовка России к империалистической войне. Очерки военной подготовки и первоначальных планов / А.М. Зайончковский. – М.: Воениздат, 1926. – 376с.

41. Игнатьев А.В. Россия и происхождение Великой войны: [Первая мировая война] / А.В. Игнатьев // Первая мировая война, 1999. – С. 92-106.

42. Игнатьев А.В. Россия в империалистических войнах начала XX века. Россия, СССР и международные конфликты первой половины XX века / А.В. Игнатьев. - М.: Эксмо, 1996. – 402с.

43. Кабанов П.Ф. Первая мировая война 1914-1918 гг. / П.Ф. Кабанов. - М.: Наука, 1964. – 351с.

44. Кавтарадзе А. Июньское наступление русской армии в 1917 году / А. Кавтарадзе // Военно-исторический журнал. – 1967. - № 2. – С. 115.

45. Каширин В.Б. Разведчики военного шпионства / В.Б. Каширин // Родина. – 2008. –№12. - С. 135.

46. Козлов Н. Очерк снабжения русской армии военно – техническим имуществом в мировую войну, ч. 1. / Н. Козлов. – М.: Известия, 1926. – 403с.

47. Козлов А. Проданные за снаряды / А. Козлов. – М.: Известия, 1938. – 292с.

48. Коленковский А. Маневренный период первой мировой империалистической войны 1914 -1918гг. / А. Коленковский. – М.: Воениздат, 1923. – 238с.

49. Корольков Г.К. Лодзинская операция / Г.К. Корольков. – М.: Воениздат, 1934. - 296с.

50. Корольков Г.К. Несбывшиеся Канны / Г.К. Корольков. – М.: Воениздат, 1936. – 348с.

51. Кудрина Ю.В. Обращаясь к истокам Первой мировой войны. Пути к безопасности / Ю.В. Кудрина. - М., 1994. – 405с.

52. Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в войну1914-1918гг., ч. 1-3. / А.А. Маниковский. – М-Л.: Воениздат, 1930. - 390с.

53. Майсурян А.Г. Россия в первой мировой войне / А.Г. Масуйрян. - М.: Дрофа, 1993. – 489с.

54. Мальков В.Л. Первая мировая война. Пролог XX века / В.Л. Мальков. – М.: Алгоритм, 1998. – 492с.

55. Меликов А.В. Стратегическое развертывание / А.В. Меликов. – М.: Воениздат, 1929. – 261с.

56. Писарев Ю.А. Тайны Первой мировой войны. Россия и Сербия в 1914–1915 гг., / Ю.А. Писарев. - М.: Наука, 1990. – 356с.

57. Ростунов И.И. Генерал Брусилов / И.И. Ростунов. - М.: Известия, 1976. – 435с.

58. Ростунов И.И. История первой мировой войны 1914-1918 гг. / И.И. Ростунов. - М.: Наука, 1975. – 385с.

59. Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны / И.И. Ростунов. - М.: Наука, 1976. – 456с.

60. Рявкин А.В. Первая мировая война / А.В. Рявкин. - М.: Дрофа, 1995. – 344с.

61. Савченко П.А. Россия в Первой мировой войне / П.А. Савченко. – М.: Эксмо, 1995. – 456с.

62. Семанов С.Н. Генерал Брусилов / С.Н. Семанов. - М.: Известия, 1982. – 386с.

63. Семанов С.Н. Первая мировая война / С.Н. Семанов. - М.: Известия, 1986. – 409с.

64. Сидоров А.Л. Первая мировая война 1914-1918 гг. / А.Л. Сидоров. - М.: Наука, 1985. – 350с.

65. Солнцева С.А. Ударные формирования русской армии в 1917 году / С.А. Солнцева // Отечественная история. 2007. - №2. С. 95-176.

66. Строков А.А. История военного искусства. Военное искусство периода империализма / А.А. Строков. – М.: Наука, 1967. – 534с.

67. Такман Б.Ф. Августовские пушки / Б.Ф. Такман. - М.: Известия, 1972. – 420с.

68. Уткин А.И. Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне / А.И. Уткин. – Смоленск.: Русич, 2000. – 640с.

69. Уткин А. И. Первая Мировая война / А.И. Уткин. – М.: Алгоритм, 2001. – 592с.

70. Фей С. Происхождение мировой войны / С. Фей. - М.: Воениздат, 1934. – 310с.

71. Федоров В.Г. В поисках оружия / В.Г. Федоров. – М.: Известия, 1964. – 431с.

72. Храмов Ф. Восточно-Прусская операция / Ф. Храмов. - М.: Воениздат, 1929. – 252с.

73. Шаевский Д. Русские солдаты на Балканах / Д. Шаевский // Военно-исторический журнал № 10, 1964. – 102с.

74. Шамбаров В.Е. За Веру, Царя и Отечество / В.Е. Шамбаров. – М.: Эксмо, 2003. – 768с.

75. Шацилло В.К. Первая мировая война. 1914-1919. Факты. Документы / В.К. Шацилло. – М.: Олма-Пресс, 2003. – 323с.

76. Шигалин Г.И. Военная экономика в годы Первой мировой войны / Г.И. Шигалин. – М.: Воениздат, 1956. – 332с.

77. Ширяев В.Н. Россия в Первой мировой войне / В.Н. Ширяев. – М.: Яуза, 1996.- 483с.

78. Шишов С.Н. Голгофа Российской империи / С.Н. Шишов. - М.: Эксмо, 2002. – 484с.

79. Шунков В.Н. Русская императорская армия / В.Н. Шунков. – М.: Хранитель, 2008. – 315с.

80. Яковлев Н.Н. 1 августа 1914 / Н.Н. Яковлев. М.: Молодая гвардия, 1982. – 380с.

81. Яковлев Н.Н. Последняя война Старой России / Н.Н. Яковлев. - М.: Наука, 1986. – 387с.

[1] Белой А. Галицийская битва / А. Белой. – М. – Л.: Воениздат, 1929. – 234с.

[2] Стратегический очерк войны 1914-1918 гг., ч. I. – М.: Воениздат, 1928. - 286с.

[3] Зайончковскиий А.М. Мировая война 1914-1918гг. Общий стратегический очерк/ А.М. Зайончковский. - М.-Л.: Воениздат, 1924. – 356с.

[4] Зайончковскиий А.М. Мировая война. 1914-1918гг. изд. 2-е. / А.М. Зайончковский. - М.-Л.: Воениздат, 1931. - 376с.

[5] Зайончковскиий А.М. Мировая война. 1914-1918гг. т. 1-3, изд. 3-е. / А.М. Зайончковский. - М.-Л.: Воениздат, 1938-1939. - 348с.

[6] Зайончковский А.М. Мировая война. Маневренный период 1914-1915 годов на русском театре /А.М. Зайончковский. – М.: Воениздат, 1929. – 354с.

[7] Зайончковский А.М. Подготовка России к империалистической войне. Очерки военной подготовки и первоначальных планов / А.М. Зайончковский. – М.: Воениздат, 1926. – 358с.

[8] Меликов В.А. Стратегическое развертывание, т. I / В.А. Меликов. – М.: Воениздат, 1929. – 261с.

[9] Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в войну1914-1918гг., ч. 1-3. / А.А. Маниковский. – М-Л.: Воениздат, 1920. - 348с.

[10] Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в войну1914-1918гг., ч. 1-2. / А.А. Маниковский. – М-Л.: Воениздат, 1930. – 390с.

[11] Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в войну1914-1918гг., изд. 3-е. / А.А. Маниковский. – М-Л.: Воениздат, 1937. – 392с.

[12] Барсуков Е. Русская артиллерия в мировую войну, т. 1-2. / Е. Барсуков. – М.: Наука, 1938-1940. – 378с.

[13] Козлов Н. Очерк снабжения русской армии военно – техническим имуществом в мировую войну, ч. 1. / Н. Козлов. – М.: Известия, 1926. – 378с.

[14] Валентинов Н. Военные соглашения России с иностранными государствами до войны / Н. Валентинов. – М.: Наука, 1932. – 395с.

[15] Корольков Г.К. Несбывшиеся Канны / Г.К. Корольков. – М.: Воениздат, 1936. – 296с.; Корольков Г.К. Лодзинская операция / Г.К. Корольков. – М.: Воениздат, 1934. – 296с.

[16] Строков А.А. История военного искусства. Военное искусство периода империализма / А.А. Строков. – М.: Наука, 1967. – 534с.

[17] Кабанов П.Ф. Первая мировая война 1914-1918гг. / П.Ф. Кабанов. М.: Наука, 1964. – 351с.

[18] Федоров В.Г. В поисках оружия / В.Г. Федоров. М.: Известия, 1964. – 43с.

[19] Такман Б.Ф. Августовские пушки / Б.Ф. Такман. - М.: Известия, 1972. – 420с.

[20] Яковлев Н.Н. 1 августа 1914 / Н.Н. Яковлев. М.: Молодая гвардия, 1982. – 380с.

[21] Семанов С.Н. Генерал Брусилов / С.Н. Семанов. – М.: Известия, 1982. – 386с.

[22] Семанов С.Н. Первая мировая война / С.Н. Семанов. - М.: Известия, 1986. – 409с.

[23] Емец В.А. Очерки внешней политики России в период первой мировой войны / В.А. Емец. - М.: Наука, 1974. – 395с.

[24] Сидоров А.Л. Первая мировая война 1914-1918 гг. / А.Л. Сидоров. - М.: Наука, 1985. – 350с.

[25] Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны / И.И. Ростунов. – М.: Наука, 1986. – 380с.

[26] Яковлев Н.Н. Последняя война Старой России / Н.Н. Яковлев. – М.: Наука, 1986. – 387с.

[27] Яковлев Н.Н. Последняя война Старой России / Н.Н. Яковлев. – М.: Наука, 1986. – 387с.

[28] Семанов С.И. Генерал Брусилов / С.И. Семанов. – М.: Наука, 1982.

[29] Майсурян А.Г. Россия в первой мировой войне / А.Г. Масуйрян. - М.: Дрофа, 1993. – 289с.

[30] Рявкин А.В. Первая мировая война / А.В. Рявкин. - М.: Дрофа, 1995. – 344с.

[31] ШишовА.В. Голгофа Российской империи / А.В. Шишов. - М.: Эксмо, 2002. – 484с.

[32] Уткин А.И. Забытая трагедия. Первая мировая война / А.И. Уткин. – Смоленск.: Русич, 2000. – 640с.; Уткин А.И. Первая мировая война / А.И. Уткин. – М.: Алгоритм, 2001. – 592с.

[33] Шацило В.К. Первая мировая война. 1914-1919. Факты. Документы / В.К. Шацило. – М.: Олма-Пресс, 2003. – 323с.

[34] Шунков В.Н. Русская императорская армия / В.Н. Шунков. – М.: Хранитель, 2008. – 315с.

[35] Уткин А.И. Первая мировая война / А.И. Уткин. – М.: Алгоритм, 2001. – 592с.

[36] Аннинский Л. Неизвестная война / Л. Аннинский // Родина. 1993. №8-9. - С.182.

[37] Каширин В.Б. Разведчики военного шпионства / В.Б. Каширин // Родина. 2008. №12. - С. 135.

[38] Игнатьев А.В. Россия и происхождение Великой войны:[Первая мировая война] / А.В. Игнатьев // Первая мировая война., 1999. – С. 92-106.

[39]Козенко Б.Д. «Несостоявшееся сближение: США и Россия в 1914-1917 г. / Б.Д. Козенко // Первая мировая война., 1999. – С. 140-158.

[40] Алексеев А. Россия в 1914-1915 годах. Война на два фронта. Ч.1 / А. Алексеев // Наука и жизнь. 2007. - №8. - С. 92-106.

[41] Солнцева С.А. Ударные формирования русской армии в 1917 году / С.А. Солнцева // Отечественная история. 2007. - №2. С. 95-176.

[42] Варшавско-Ивангородская операция. Сборник документов. – М.: Воениздат, 1934. – 230с.

[43] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – 484с.

[44] Галицийская операция. Сборник документов. – М.: Воениздат, 1923. – 248с.

[45] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – 358с.

[46] Брусилов А.А. Мои воспоминания / А.А. Брусилов. – М.: Дрофа, 2003. – 375с.

[47] Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. / М. Бонч-Бруевич. – М.: Воениздат, 1921. – 346с.

[48] Верховский А.И. На трудном перевале / А.И. Верховский. – М.: Наука, 1959. – 345с.

[49] Шапошников Б.М. Воспоминания. Военно-научные труды / Б.М. Шапошников. – М.: Известия, 1974. – 345с.

[50] Сазонов С.Д. Воспоминания / С.Д. Сазонов. – М.: Дрофа, 2000. – 349с.

[51] Сухомлинов В.А. Воспоминания / В.А. Сухомлинов. – М.: Наука, 2003. – 332с.

[52] Данилов Ю.Н. Россия в мировой войне. 1914-1915 гг. / Ю.Н. Данилов. – М.: Наука, 1998. – 376с.

[53] Яхонтов А.Н. Тяжелые дни / А.Н. Яхонтов. – М.: Вестник, 1929. – 432с.

[54] Гинденбург П. Воспоминания / П. Гинденбург. – М.: Дрофа, 2005. – 386с.

[55] Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918 гг. / Э. Людендорф. – М.: Наука, 2008. – 367с.

[56] Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914-1916 гг. / Э. Фалькенгайн. – М.: Дрофа, 2006. – 272с.

[57] Гетцендорф К. Воспоминания / К. Гетцендорф – М.: Наука, 2000. – 358с.

[58] Гинденбург П. Воспоминания / П. Гинденбург. – М.: Дрофа, 2005. – 386с.

[59] Гетцендорф К. Воспоминания / К. Гетцендорф – М.: Наука, 2000. – 358с.

[60] Брусилов А.А. Мои воспоминания/ А.А. Брусилов. - М.: Дрофа, 2003. – 375с.

[61] Брусилов А.А. Мои воспоминания / А.А. Брусилов. - М.: Дрофа, 2003 – 375с.

[62] Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. / М. Бонч-Бруевич. – М.: Воениздат, 1921. – 346с.

[63] Стратегический очерк войны 1914-1918 гг., ч.1. – М.: Воениздат, 1922. - С.133.

[64] Меликов В.А. Стратегическое развертывание, т. I / В.А. Меликов. – М.: Воениздат, 1929. – С. 261.

[65] Меликов В.А. Стратегическое развертывание, т. I, изд. 2-е. / В.А. Меликов. - М.: Воениздат, 1939. - С. 261.

[66] Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. – М.: Воениздат, 1926. – С. 134.

[67] Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны / И.И. Ростунов. – М.: Наука, 1976. - С. 158.

[68] Зайончковскиий А.М. Мировая война. Маневренный период 1914-1915гг. на русском театре / А.М. Зайончковский. - М.-Л.: Воениздат, 1929. - С. 98.

[69] Белой А. Галицийская битва / А. Белой. - М.-Л.: Воениздат, 1929. - С. 80-81.

[70] Стратегический очерк войны 1914-1918 гг., ч. 1. – М.: Воениздат, 1926. - С. 146-147.

[71] Там же. С. 149-150.

[72] Там же. С. 150.

[73] Белой А. Галицийская битва / А. Белой. - М.-Л.: Воениздат, 1929. - С. 85.

[74] Белой А. Галицийская битва / А. Белой. - М.-Л.: Воениздат, 1929. - С.87.

[75] Там же. – С. 90.

[76] Белой А. Галицийская битва / А. Белой. - М.-Л.: Воениздат, 1929. - С.112.

[77] Там же. С.156.

[78] Там же.

[79] Коленковский А. Маневренный период первой мировой империалистической войны войны 1914 / А. Коленковский. – М.: Воениздат, 1928. – С. 233.

[80] Коленковский А. Маневренный период первой мировой империалистической войны войны 1914 / А. Коленковский. – М.: Воениздат, 1928. – С. 235.

[81] Коленковский А. Маневренный период первой мировой империалистической войны 1914г. / А. Коленковский. – М.: Воениздат, 1923. - С. 238.

[82] Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны / И.И. Ростунов. – М.: Наука, 1976. - С. 169.

[83] Стратегический очерк войны 1914-1918 гг., ч. 1. – М.: Воениздат, 1922. - С. 165-166.

[84] Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны. – М.: Наука, 1976. - С. 74.

[85] Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны. – М.: Наука, 1976. - С. 215.

[86] Брусилов А.А. Мои воспоминания. - М.: Дрофа, 2003. - С. 90.

[87] Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны. – М.: Наука, 1976. - С. 219.

[88] Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны. – М.: Наука, 1976. - С. 225.

[89] Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны / ИИ. Ростунов. – М.: Наука, 1976. - С. 265.

[90] Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны / И.И. Ростунов. – М.: Наука, 1976. - С. 278.

[91] Там же, С. 331.

[92] Брусилов А.А. Мои воспоминания. - М.: Дрофа, 2003. - С. 148.

[93] Стратегический очерк войны 1914-1918 гг., ч. I. – М.: Воениздат, 1928. - С. 207.

[94] Коленковский А. Маневренный период первой мировой войны 1914 г. / А. Коленковский. - М.: Воениздат, 1967. - С. 263-264.

[95] Лодзинская операция. Сборник документов. - М.-Л.: Воениздат 1936. - С.484.

[96] Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны / И.И. Ростунов. – М.: Наука, 1976. - С. 334.

[97] Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914-1916 гг. в его важнейших решениях. Пер. с нем. – М.:Воениздат, 1923. - С. 31.

[98] Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны / И.И. Ростунов. – М.: Наука, 1976. - С. 334.

[99] Брусилов. А.А. Мои воспоминания / А.А. Брусилов. – М.: Дрофа, 2003. – С.158.

[100] Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. / М. Бонч-Бруевич. – М.: Воениздат, 1923. - С. 30-31.

[101] Там же. С. 34.

[102] Там же.

[103] Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. / М. Бонч-Бруевич. – М.: Воениздат, 1923. - С. 35.

[104] Зайончковский А.М. Мировая война. Маневренный период 1914-1915 годов на русском театре /А.М. Зайончковский. – М.: Воениздат, 1929. – С. 247.

[105] Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. / М. Бонч-Бруевич. – М: Воениздат, 1923. - С. 41.

[106] Там же. С. 44.

[107] Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. / М.Бонч-Бруевич. – М: Воениздат, 1923. - С. 72.

[108] Цит. по: Ростунов И.И. Русский фронт Первой мировой войны / И.И. Ростунов. – М.: Наука, 1976. - С. 338.

[109] Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. / М. Бонч-Бруевич. – М: Воениздат, 1923. - С. 71.

[110] Там же. С. 72.

[111] Там же. С. 80-81.

[112] Там же. С. 85.

[113] Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. / М.Бонч-Бруевич. – М: Воениздат, 1923. - С. 86.

[114] Там же. С. 78-79.

[115] Там же. С. 80.

[116] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 27.

[117] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 27-28.

[118] Там же. С. 27.

[119] Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. / М. Бонч-Бруевич. – М: Воениздат, 1923. - С. 90.

[120] Там же. С. 98.

[121] Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. / М. Бонч-Бруевич. – М: Воениздат, 1923. - С. 104.

[122] Бонч-Бруевич М. Потеря нами Галиции в 1915 г. / М. Бонч-Бруевич. – М: Воениздат, 1923. - С. 105.

[123] Там же. С. 105-106.

[124] Фалькенгайн. Э. Верховное командование 1914-1916 гг. / Э. Фалькенгайн. – М.: Воениздат, 1934. – С. 82.

[125] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 84-85.

[126] Там же. С. 12.

[127] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 45-64.

[128] Там же. С. 46.

[129] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 48 – 49.

[130] Там же. С. 50.

[131] Там же. С. 61.

[132] Там же. С. 52.

[133] Там же. С. 60.

[134] Там же. С. 63-64.

[135] Горлицкая операция. Сборник документов.- М.: Воениздат, 1941. – С. 68.

[136] Там же. С. 91-92.

[137] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 100.

[138] Там же. С. 102.

[139] Там же. С. 106.

[140] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 120.

[141] Там же. С. 122-123.

[142] Там же. С. 134.

[143] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 133.

[144] Там же. С. 137.

[145] Там же. С. 133.

[146] Там же. С. 152.

[147] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 150-151.

[148] Там же. С. 172.

[149] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 129.

[150] Там же. С 165.

[151] Там же. С. 129.

[152] Там же. С. 121.

[153] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 128.

[154] Там же. С. 201.

[155] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 235-236.

[156] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 323-324.

[157] Там же. С. 372-380.

[158] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 384-386.

[159] Там же. С. 375.

[160] Горлицкая операция. Сборник документов. - М.: Воениздат, 1941. – С. 365.

[161] Людендорф. Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918 гг. / Э. Людендорф. – М.:Наука, 2008. – С. 118-119.

[162] Уткин А.И. Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне / А.И. Уткин. – Смоленск.: Русич, 2000. – 640с.

[163] Рявкин А.В. Первая мировая война / А.В. Рявкин. - М.: Дрофа, 1995. – С. 248.

[164] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 290.

[165] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 242.

[166] Рявкин А.В. Первая мировая война / А.В. Рявкин. - М.: Дрофа, 1995. – С. 250.

[167] Там же. С. 246.

[168] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 254.

[169] На основе этой директивы на Юго-Западный фронт был отправлен 23-й армейский корпус.

[170] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 252-253.

[171] Там же. С. 260.

[172] Там же.

[173] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 260.

[174] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 290.

[175] Там же. С. 285.

[176] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 269.

[177] Уткин А. И. Первая Мировая война / А.И. Уткин. — М.: Алгоритм, 2001. — С. 275.

[178] Там же. С. 275-276.

[179] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 300.

[180] Там же. С. 316.

[181] Речь шла о 1-м армейском и 1-м Туркестанских корпусах.

[182] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 329-331.

[183] Брусилов. А.А. Мои воспоминания / А.А. Брусилов. – М.: Дрофа, 2003. – С. 345.

[184] Там же.

[185] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 345.

[186] Яковлев Н.Н. 1августа 1914. / Н.Н. Яковлев. – М.: Молодая гвардия, 1982. – С. 138.

[187] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г.– М.: Воениздат, 1929. – С. 291.

[188] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 406.

[189] Там же.

[190] Там же. С. 395.

[191] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 436-437.

[192] Уткин А. И. Первая Мировая война / А.И. Уткин. — М.: Алгоритм, 2001. — С. 388.

[193] Там же.

[194] Там же. С. 388-389.

[195] Там же. С. 390.

[196] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. – М.: Воениздат, 1929. – С. 356.

[197] Там же. С. 461.

[198] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г.– М.: Воениздат, 1929. – С. 485.

[199] Людендорф. Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918 гг., т. I /Э. Людендорф. - М.: Воениздат, 1926. – С. 182.

[200] Сборник документов. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г.– М.: Воениздат, 1929. – С. 496.

[201] Брусилов. А.А. Мои воспоминания / А.А. Брусилов. – М.: Дрофа, 2003. – С. 241.

[202] Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны / И.И. Ростунов. - М.: Наука, 1976. – С. 287.

[203] Там же. С. 288.

[204] Там же. С. 305-309.

[205] Гарт Л. Правда о войне 1914-1918 гг. / Л. Гарт. – М.: Наука, 1935. – С.187.

[206] Вольпе. А. Фронтальный удар. Эвалюция форм оперативного маневра в позиционный период мировой войны / Ф. Вольпе. – М.: Наука, 1931. – С. 90-98.

[207] Фалькенгайн Э. Верховное командование 1914-1916 гг. в его важнейших решениях / Э. Фалькенгайн. – М.: Воениздат, 1923. – С. 243.

[208] Майсурян А.Г. Россия в первой мировой войне / А.Г. Масуйрян. - М.: Дрофа, 1993. С. 408.

[209] Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918гг., т. I. / Э. Людендорф. – М.: Воениздат, 1926. С. 434.

[210] Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны / И.И. Ростунов. - М.: Наука, 1976. – С. 320.

[211] Там же. С. 322.

[212] Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны / И.И. Ростунов. - М.: Наука, 1976. – С. 328.

[213] Там же. С. 330-332.

[214] Там же.

[215] Там же. С. 335.

[216] Яковлев Н.Н. 1 августа 1914 / Н.Н. Яковлев. – М.: Наука, 1986. – С. 245.

[217] Сидоров А.Л. Первая мировая война 1914-1918 гг. / А.Л. Сидоров. - М.: Наука, 1969. – С. 322.

[218] Яковлев Н.Н. 1 августа 1914 / Н.Н. Яковлев. – М.: Наука, 1986. – С. 248.

[219] Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны / И.И. Ростунов. - М.: Наука, 1976. – С. 339.

[220] Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны / И.И. Ростунов. - М.: Наука, 1976. – С. 342.

[221] Там же. С. 343-344.

[222] Там же. С. 346.

[223] Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны / И.И. Ростунов. - М.: Наука, 1976. – С. 347.

[224] Людендорф. Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918 гг., т. I /Э. Людендорф. - М.: Воениздат, 1926. – С. 246.

[225] Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. // Протокол совещания главнокомандующих фронтами. – М.: Воениздат, 1929. – С. 133-151.

[226] Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т. 32 / В.И. Ленин. – М.: Наука, 1976. – С. 300-301.

[227] Там же. С. 302.

[228] Цитируется по: Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны / И.И. Ростунов. - М.: Наука, 1976. – С. 355-356.

[229] Верховский А.И. На трудном перевале / А.И. Верховский. – М.: Наука, 1959. – С. 275.

[230] Гинденбург П. Воспоминания / П. Гинденбург. – М.: Воениздат, 1922. – С. 45.

[231] Васюков В.О. Внешняя политика Временного правительства / В.О. Васюков. – М.: Наука, 1966. – С.182-183.

[232] Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т.32. / В.И. Ленин. – М.: Наука, 1976. – С. 301-302.

[233] Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. – М.: Воениздат, 1926. – С. 66.

[234] Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. – М.: Воениздат, 1926. – С. 66.

[235] Там же. С. 154.

[236] Солнцева С.А. Ударные формирования русской армии в 1917 году // Отечественная история. 2007. - №2. С. 47-59.

[237] Ленин В.И. Полное собрание сочинений т. 32. / В.И. Ленин. – М.: Наука, 1976. – С. 366.

[238] Там же.

[239] Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. – М.: Воениздат, 1926. – С. 67-68.

[240] Вольпе А. Фронтальный удар. Эволюция форм оперативного маневра в позиционный период мировой войны / А. Вольпе. – М.: Воениздат, 1931. – С. 362.

[241] Кавтарадзе А. Июньское наступление русской армии в 1917 году //А. Кавтарадзе. - М.: Военно-исторический журнал, 1967. – С. 115.

[242] Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. – М.: Воениздат, 1926. – С. 71.

[243] Гофман М. Записки и дневники 1914-1918 гг. / М. Гофман. – М.: Воениздат, 1929. – С. 230.

[244] Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. – М.: Воениздат, 1926. – С. 80.

[245] Верховский А.И. На трудном перевале / А.И. Верховский. – М.: Наука, 1959. – С. 285.

[246] Солнцева С.А. Ударные формирования русской армии в 1917 году // Отечественная история. 2007. - №2. С.176.

[247] Там же.

[248] Аннинский Л. Неизвестная война // Родина. 1993. №8-9. - С.282.

[249] Стратегический очерк войны 1914-1918. Румынский фронт. – М.: Воениздат, 1969. С. 216-217.

[250] Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914-1918гг., т. I. / Э. Людендорф. – М.: Дрофа, 2008. – С. 343.

[251] Виноградов В.Н. Румыния в годы первой мировой войны / В.Н. Виноградов. – М.: Наука, 1969. - С. 216-217.

[252] Имеются в виду генералы А.Е. Эверт, Н.В. Рузский, А.Н. Куропаткин.