| Скачать .docx |
Курсовая работа: Истоки императорского культа
План
Введение
Глава I. Истоки культа императора
1.1 Сакральное почитание правителей в древности вне пределов Рима
1.2 Римские традиции сакрализации власти и культа личности
Глава II. Становление культа императоров
2.1 Зарождение императорского культа в эпоху гражданских войн. Культ Цезаря
2.2 Становление императорского культа при Октавиане Августе
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Римский культ императоров вызывает немало вопросов, которым посвящена весьма значительная историография. Среди них проблема места культа в религиозной системе Империи, сочетания в нем персональных и властных факторов, соотношение культа императора с культами других богов. Важнейшим является также вопрос о том, в какой степени традиция чествования была укоренена в римском прошлом. В трудах отечественных и зарубежных исследователей представлен богатейший материал по различным вопросам истории римской религии и, в частности, освещаются проблемы возникновения императорского культа, хотя последним уделяется внимание в несколько меньшей степени. Из последних посвященных данной проблеме работ связанные с нею вопросы разбираются в сборнике «Римский императорский культ». Значительное внимание вопросу о происхождении апофеоза умерших и живых правителей уделяется в работе М. Хэммонда. Исследователь придерживается традиционной точки зрения связывающий этот обычай с эллинистическими культами. Из фундаментальных исследований последних десятилетий, посвященных проблеме императорского культа, следует назвать, по крайней мере, две работы: работа Х. Геше «Обоготворение Цезаря», и сборник Римский императорский культ» под редакцией Д. Власока. Первая работа посвящена кругу вопросов связанных с обожествлением Цезаря и его связи с римскими традициями. Вторая работа касается проблемы происхождения императорского культа и его связей с западными или восточными культами. В русской историографии римской религии исследованиям императорского культа одним из первых занялся М. Крашенинников, монография которого посвящена августалам и сакральному магистерству в Риме. Сравнительно небольшой по объему, но содержащий интереснейший материал труд В.А. Мелихова, который касается вопросов происхождения, эволюции императорского культа. В конце XIX – начало XX века в России появляются переводы ряда трудов Г. Буасье. В этих общих работах по римской религии автор уделяет внимание и императорскому культу и прослеживает попытки ряда императоров найти в нем религиозную, идеологическую и даже юридическую опору своей власти. В литературе первой половины XX в. Императорский культ рассматривается редко. В послевоенное время впервые появляется крупная монография о принципате Августа, написанная Н.А. Машкиным. Проблема возникновения и роли императорского культа в утверждении официальной идеологии принципата не обойдена вниманием. Глубокое исследование античного монетного дела представляет труд А.Н. Зографа «Античные монеты». Автор уделил внимание и коммеморативным выпускам в честь посмертно обожествленных императоров. Основные концепции императорского культа исследуются в специальной главе труда Е.М. Штаерман, сравнивающей точки зрения авторов последних работ, посвященных данной проблематике. Эти работы были написаны Э. Бикерманом, А. Иммишем, М. Чарлсвортом, А.Д. Ноком, Х. Хабихтом и другими исследователями и вошли в сборник изданный Д. Власоком. Одной из последних работ в отечественной историографии, в которой автор обращается к нумизматическому материалу при исследовании официальной политики властей Рима, является монография И.Ш. Шифмана «Цезарь Август». Наконец следует отметить работу И.С Свенцицкой, посвященную исследованию религиозной жизни римской Малой Азии во IIвв. Особое место в этой статье уделено роли императорского культа, который по мнению автора, никогда не мог стать главным культом Империи.
Целью данной работы является выявление истоков, а также проследить становление культа императора Римской империи.
Задачи работы следующие:
1. Рассмотреть проблему восточных и эллинистических истоков культа императора
2. Выявить возможные римские истоки культа императора
3. Рассмотреть процесс сложения культа Юлия Цезаря и полководцев эпохи, гражданских воин.
4. Проанализировать процесс становления культа Октавиана Августа
5. Определить характер культа Августа и его значение для последующей традиции почитания императоров.
Для достижения этих целей и задач мы рассмотрим почитание правителей в древности вне пределов Рима, римские традиции сакрализации власти и культа личности, зарождение императорского культа в эпоху гражданских войн, культ Цезаря, а также становление императорского культа при Октавиане Августе.
Таким образом, построена и структура работы. Работа состоит из: введения, двух глав, заключения и списка литературы.
1 глава посвящена почитанию правителей вне приделов Рима;
2 глава посвящена зарождению и становлению культа в Римской державе.
Глава I. Истоки культа императора
1.1 Сакральное почитание правителей в древности вне пределов Рима
Об императорском культе, его происхождении, его связи с культом эллинистических царей, его организации, значении существуют разные мнения. Традиция сакрализации царской власти была присуща практически всем древневосточным обществам, но конкретные формы этой сакрализации в разных государствах могли существенно отличаться друг от друга и далеко не всегда включали в себя “обожествление” монарха[1] . Согласно древнеиранским представлениям, царь считался носителем особой божественной благодати, “харизмы царства” – hvarnah, которая была дарована богами роду Ахеменидов. Ахурамазда “вручал” царю его державу, и все свои деяния персидский правитель совершал “по воле” этого божества. Персона монарха, как представителя богов на земле, окружалась особым почетом, и для обращения к нему был разработан специальный ритуал. Тем не менее, в персидских источниках ахеменидской эпохи не сохранилось свидетельств того, что цари получали от подданных божеские почести или в какой-либо форме приравнивались к богам - ни надписи, ни дворцовые рельефы, ни статуи монархов не содержат подобной информации. Иногда в подтверждение тезиса о “божественности” ахеменидского царя исследователи приводят также свидетельства греческих и римских источников. Так, Эсхил называет Дария и Ксеркса “богами персов”, об “обожествлении” персами своих царей говорят Страбон и Курций Руф.
Между тем, сообщения других античных авторов показывают, что в представлении эллинов главным и, по существу, единственным признаком “обожествления” персидского царя был обряд коленопреклонения (проскинезы), который персидские подданные совершали при обращении к монарху. В Греции проскинеза могла совершаться только перед статуей или алтарем божества, причем лишь в исключительных случаях. Однако в Персии коленопреклонение было лишь элементом придворного этикета, не имевшим никакого сакрального подтекста: на рельефах из персидских дворцов этот обряд изображен как чисто светская церемония, совершаемая не только перед царем, но и перед вышестоящими по положению людьми при подании прошения или мольбе о помиловании. Поэтому можно согласиться с теми учеными, которые утверждают, что все свидетельства античных авторов об “обожествлении” персами своих царей – результат ошибочного понимания греками обряда проскинезы, а не отражение реальной персидской практики почитания монарха. Таким образом, нет оснований полагать, что на формирование культа эллинистических правителей могли оказать влияние персидские представления, ибо в державе Ахеменидов, судя по всему, не существовало традиции культового почитания царей. Тот же факт, что греки воспринимали почет, оказываемый персидскому царю как символ его обожествления свидетельствует, скорее, о существовании подобных представлений в греческой среде.
В Месопотамии, как и в Персии, царь считался вполне “земным” человеком, избранным богами “на царство”. Тем не менее, здесь известны случаи воздаяния монархам божеских почестей. Так, основатель царства Шумера и Аккада Саргон I и его сын Римуш, очевидно, удостаивались таких почестей неофициально. Внук Саргона – Нарам-Суэн, был официально провозглашен “богом города Аккада” и стал прибавлять к своему имени детерминатив божества (“дингир”). Таким образом, царский культ фактически прекратил свое развитие в Месопотамии в первой половине II тыс. до н. э., и ко времени македонского завоевания представлений о божественности царя здесь не существовало уже более тысячи лет.[2] Поэтому предполагать, что в становлении эллинистического культа правителей существенную роль могли сыграть месопотамские представления, нет основания. В отличие от Персии и Месопотамии, в древнем Египте традиция богоравного почитания царей на протяжении всей его истории была важнейшей частью религиозных и политических представлений. Этот факт легко может навести на мысль о том, что именно египетские воззрения составили основу культа эллинистических правителей, как это и предполагают некоторые ученые. Однако даже при поверхностном сравнении эллинистического царского культа с культом фараонов становится ясно, что между этими феноменами нет практически ничего общего. Культ фараона – это культ носителя сакральной царской власти, полубожественного посредника между миром богов и миром людей, почитание которого должно обеспечить благорасположение божеств всему Египту. Поэтому культ фараона в своем классическом варианте максимально деперсонифицирован и подчинен строгим религиозным канонам. Каждому фараону, независимо от его личных качеств и заслуг, присваивается сформировавшаяся еще при V династии сакральная титулатура, три из пяти членов которой отождествляют царя с богами и один называет его “сыном Ра”. На протяжении всей жизни фараон почитается согласно выработанному за многие века стандартному ритуалу, целью которого является не столько возвеличивание царя, сколько обеспечение реализации сакральной функции царской власти. Только отдельные фараоны XVIII-XX династий имели свои индивидуальные святилища и воздвигали собственные статуи в храмах египетских богов, причем и в этих случаях цари почитались лишь как носители “божественного Ра” и жертвы приносились не им самим, а их изображениям. Посмертный культ также обычно не зависит от личных заслуг фараона и призван лишь обеспечить ему достойное существование в загробном мире. Длительное посмертное почитание выдающихся фараонов – явление для древнего Египта исключительное и носящее локальный характер.
Что же касается культа эпохи эллинизма то, он, по мнению большинства ученых, был порождением греко-македонской идеологии. Какие-либо древневосточные традиции почитания царской власти, судя по всему, не оказали влияния на его формирование[3] . В основе культового почитания эллинистических монархов лежали греческие представления о возможности перенесения на человека божеских почестей в качестве наивысшей степени почета, воздаваемого за заслуги и благодеяния. Такое перенесение не приводило к обожествлению человека в прямом смысле слова, а лишь до некоторой степени уподобляло его древним героям, получившим божеские почести за заслуги или приобщившимся к богам после смерти. Богоравный почет в применении к человеку имел лишь символическое значение, показывая, что чествующие его люди признают за ним такое же превосходство, каким обладают боги над смертными, но отнюдь не считают его самого богом. Эллинистический правитель никогда не почитается только за то, что является царем. Культ эллинистического царя – это, прежде всего воздаяние почета за личные заслуги и благодеяния каждого конкретного монарха. Правитель получает почести не как сакральный объект, а как человек, свершивший деяния, превозносящие его над всеми смертными. Поэтому эллинистический культ всегда прочно “привязан” к личности и деятельности царя. Ни один правитель не удостаивался в этом культе почестей “автоматически”, с момента вступления на трон. Почитание всегда учреждается только после свершения соответствующих “богоравных” деяний, и эта традиция сохраняется даже в государственном династическом культе, где каждый монарх династии, в принципе, должен почитаться как бог. Что же касается конкретных почестей, то они в эллинистическом культе не имеют теологического обоснования и отражают только личные качества и заслуги царя. Вместе с тем, личность, заслужившая столь экстраординарные почести, получала потенциальную возможность претендовать на исключительный статус в социально-политической иерархии, ибо место человека в обществе, по греческим представлениям, едва ли не в первую очередь определялось оказываемым ему почетом. Божеские почести, как наивысшие из всех возможных, еще со времен Гомера считались прерогативой истинного царя, «басилевса героических времен», служа подтверждением его превосходства и царского достоинства со стороны подданных.[4] Поэтому в немногочисленных прецедентах воздаяния божеских почестей атлетам-олимпионикам и «мудрецам», имевшим место в архаической и раннеклассической Элладе, в той или иной степени уже прослеживались элементы культа правителя, а не только культа «богочеловека» или благодетеля полиса, как это обычно считают. С другой стороны, именно возможность возвышения до положения легитимного царя, противоречившая устоям полисной общины, тормозила распространение культового чествования в период расцвета греческой демократии. Когда же в конце V – первой половине IV вв. до н. э. полисная система пришла в состояние кризиса, открыв дорогу авторитарным режимам, божеские почести все чаще стали использоваться в политической практике для обоснования притязаний на легитимную единоличную власть. Именно в этот период в греческом мире и зарождается культ правителей как самостоятельный идеологический феномен. Начальный этап этого процесса связан, прежде всего, с именем спартанского наварха Лисандра, который, одержав победы в решающих сражениях Пелопонесской войны, заработал себе непререкаемый авторитет и сумел установить свой контроль над значительной частью греческого мира. После смерти Лисандра в Балканской Греции длительное время не появлялось политических деятелей, которые бы обладали таким же весомым авторитетом и также остро нуждались в обосновании своих властных амбиций. Поэтому культ правителя здесь в первой половине IV в. до н. э. практически не развивался.[5] В периферийных же районах греческого мира (в Сиракузах и Гераклее Понтийской) этот феномен, напротив, получил дальнейшее развитие в деятельности тиранов и политических лидеров, претендовавших на легитимное единоличное правление. Весомый вклад в становление культа правителя в античном мире внесли также Филипп II и Александр Македонский, которые опирались в своей политике в этой области не только на греческие, но и на македонские традиции чествования царей и героев. Власть Филиппа и, особенно, Александра, благодаря захвату значительной территории в Элладе и на Востоке, не укладывалась в рамки традиционной македонской монархии. Поэтому оба они стремились с помощью богоравного почета приравняться к древним царям-героям, представив себя в образе «новых основателей» Македонского царства. Особенно внушительные усилия к развитию собственного культа приложил Александр, остро нуждавшийся в обосновании права на личную неподконтрольную власть над завоеванными территориями. Однако, стремясь всеми силами к получению божеских почестей, он игнорировал настроения и интересы эллинов и македонян и не принимал во внимание их представления о взаимоотношениях между монархом и подданными. В результате, богоравное почитание Александра не получило широкого распространения ни в греческих полисах, ни в Македонии, и имело в конечном итоге дискредитирующий эффект, превратившись в символ деспотизма и угрозы, исходящей от столь могущественного монарха. В целом же, Александра нельзя считать создателем античного культа правителя, как это делают некоторые исследователи, ибо он лишь развил зародившиеся задолго до него тенденции в области почитания правителей, не внеся в них чего-либо кардинально нового. После смерти Александра диадохи столкнулись с еще более острой необходимостью обоснования своих властных притязаний, чем основатель Македонской мировой державы. Держава Александра продолжала восприниматься как единое целое, и вся полнота власти юридически могла принадлежать в ней только законным наследникам Александра из династии Аргеадов. Диадохам, таким образом, приходилось основывать свою власть только на личном авторитете и превосходстве, создавая тем самым не имевшую прецедентов в историческом прошлом форму монархии. Именно поэтому они вынуждены были использовать в своих интересах альтернативные формы легитимации власти, среди которых ведущее место вскоре занял культ правителя. В начальный период эпохи диадохов (323-315 гг. до н. э.), когда еще более или менее реально функционировало единое государство наследников Александра, получил развитие только посмертный культ македонского завоевателя. Учреждавшие его диадохи стремились предстать перед македонянами и эллинами в качестве наиболее выдающихся и достойных преемников Александра, которым покойный монарх оказывает сверхъестественное покровительство как полубожественный герой. Культ Александра помогал этим правителям получить харизматический статус в армии и в среде греко-македонских колонистов, обеспечив себе превосходство над соперниками и определенную независимость от центральной власти.[6]
После того, как в 315 г. до н. э. законный царь Александр IV был лишен реальной власти, в греко-македонском мире получает распространение культ Антигона Одноглазого, который, умело используя традиции греческого эвергетизма, первым среди эллинистических правителей сумел удостоиться массового почитания в греческих городах. После сокрушительного поражения Антигонидов в битве при Ипсе в 301 г. до н. э. ситуация в эллинистическом мире коренным образом изменилась. Деметрий Полиоркет, потеряв почти все свои владения, теперь стремился лишь отстоять свое царское достоинство перед лицом победителей – Селевка и Лисимаха, и с помощью активной нумизматической и архитектурно-культовой пропаганды напомнить греко-македонскому миру, что первым принял царский титул и достоин, по крайней мере, равного с другими диадохами положения.
Культовое почитание Деметрия в 294-290 гг. до н. э. принимает невиданные ранее масштабы и формы, по существу, фиксируя собой высшую точку развития царского культа в античном мире.[7] После разгрома Деметрия в 286 г. до н. э. наиболее могущественным диадохом становиться Лисимах. Его культ сразу же получает распространение в греческих полисах. В начале 281 г. до н. э. он, однако, терпит поражение от Селевка в битве при Курупедионе и лишается жизни. Гегемония в греко-македонском мире переходит теперь к Селевку – последнему из оставшихся в живых соратников Александра. Как победитель в сорокалетней войне диадохов, он принимает культовый титул «Никатора». Вся символика этого культа призвана представить Селевка в роли «второго Александра», ибо он действительно к тому времени уже объединил под своей властью почти всю Македонскую мировую державу, и только гибель в конце 281 г. до н. э. не позволила ему сделать последний шаг на пути к «имперскому трону».
Таким образом, в раннеэллинистический период, во времена непосредственных преемников Александра Македонского – диадохов, сакральное почитание правителей приобрело характер массового явления, широко распространившись по всему греко-македонскому миру. Культ правителя эпохи диадохов заложил фундамент государственного царского культа в эллинистических монархиях ІІІ – І вв. до н. э. На первый взгляд царский культ, унаследованный от Александра, не соответствовал новым стремлениям и кажется ловкой махинацией правителей, которые были явно заинтересованы в провозглашении себя богами. Тем не менее, в период крушения полисов все надежды, естественно, обратилась к этим всемогущим владыкам, благосклонность которых столь высоко ценилась. Гимн, возносимый афинянами по наущению Стратокла в честь Деметрия Полиоркета (290 г. до н. в.), выражает, очевидно, чувства большинства: «Другие боги далеки, или у них нет ушей, или они не существуют, или не обращают никакого внимания на наши нужды; тебя, Деметрий, мы видим здесь во плоти, а не каменного или деревянного». Эта предрасположенность к почитанию властителя затем использовалась монархами, которые были счастливы найти в культе царя гарантию своего могущества и стабильности в государстве, а часто и средство духовного объединения разноплеменного населения своих владений. В греческих полисах также распространялась подобное поклонение. Так в Родосе с 305 г. до н.э. божественные почести воздавали Птолемею I. Но именно на Востоке теократические традиции государственности позволяли регулировать и предавать всеобщий характер изолированным, беспорядочным культам. Это требовало введения ряда новшеств, так как государственный культ сильно отличался от местного (городского). Заслуживает внимания пример царского культа в Египте. Там конечно существовала тысячелетняя традиция обожествления фараона, но было необходимо внушить эти верования грекам, представлявшим наиболее подвижную часть населения царства. Птолемею II удалось добиться этого[8] . В Александрии Александра почитали и как бога и как героя – основателя города. Птолемей IIФиладельф присоединил к этому культу культ своего отца Птолемея IСотера и даже его родителей под именами Сотеров («Спасителей»). Следующий шаг сделан Арсиноей II, его сестрой – супругой. При жизни она выступала как Афродита. После смерти муж обожествил ее. Ее культ быстро распространился по городам и, в частности в Арсиноитском номе названным ее именем. В то же время Птолемей II «присоединил» себя к умершей царице и создал культ богов Адельфов (братьев и сестер). Таким образом, Птолемей II смог обойти все трудности и еще при жизни получил божественные почести. Чтобы установить этот новый культ, Птолемей II предпринял целый ряд мер. Некоторые из них касались только греческого населения, как, например, создание в 279-278 годах Исолимпийских игр (некоего эквивалента олимпийским играм) в Александрии, которые получили название - Птолемейи, Проводимые каждые четыре года в честь Птолемея Сотера, эти игры состояли из атлетических состязаний, скачек, поэтических и музыкальных конкурсов, объединяющих представителей большинства греческих городов восточного бассейна Средиземноморья. Третьи Исолимпийские игры в 271-270 годах сопровождались необыкновенным триумфальным шествием, посвященным празднованию победы династии Лагидов в первой сирийской войне. Преемники Птолемея II шли уже проторенным путем, постепенно добавляя свои собственные культы к культам предшественников. Так, семья за семьей, династический пантеон регулярно обогащался, продолжая священную идеологию, которая все больше и больше укореняла род Птолемеев на египетской земле. Эпитеты, которыми наделялась каждая из семей, выявляют природу того почитания, на которое претендовали те или иные цари и царицы. Так, эпитет Сотер «Спаситель» был избран Птолемеем I и Птолемеем IX, Эвергет «Благотворитель» - Птолемеем III и Птолемеем VIII, а Эвхарист «Благодетель» - Птолемеем V. Эти имена свидетельствуют о защите и процветании, которые цари так хотели привнести в свое правление. Имя Эпифан (Птолемей V) недвусмысленно намекало на божественность царя, чье чудесное сошествие в мир смертных не устают прославлять его верноподданные. Другие эпитеты: Филадельф, Филопатор и Филометор - свидетельствовали о любовных связях или о мистическом почитании между различными членами одной династии.[9] Таким образом, царская фамилия становилась некой моделью отношений, земным воплощением божественного генеалогического древа. Можно заметить определенную чрезмерность в этой царской теологии, которая постепенно обесценивалась, доходя в конечном счете до простого обозначения священного происхождения того или иного правителя. Так Клеопатра IIIстала «Исидой - Великой Матерью богов», а Птолемей XII был назван «новым богом Дионисом».[10]
Известно, что цари Селевкидов также удостаивались божеских почестей. Среди прозвищ сувениров имеются такие эпитеты, как «Бог» или «Спаситель», которые говорят, что эти цари являлись объектом культа. Обзор известных нам эпитетов царей в целом показывает, что культ царя, свидетельством которого они являются, в каждом отдельном случае был институтом только для данного города. Если милетяне принимали решение воздавать сверх человеческие почести «Антиоху Теосу», они этим ни в коей мере не связывали вавилонян. Если вавилоняне обоготворили Деметрия как своего «Спасителя», можно с уверенностью предположить, что и другие города последуют этому примеру. Но он остается для них лишь моделью, и некогда не станет обязательным для всех величать царя заступником. Надписи относящиеся к царскому культу, подтверждают эту тезу.[11] Селевк I был обожествлен в Селевкии Пиерийской как «Селевк Зевс Никатор», в Антиохии Персидской – как «Селевк Никатор», в Дура-Европосе – как «царь Селевк Никатор», а в другом месте – как «Теос Селевк». Антиоха I почитали в Антиохии Персидской и Селевкии на Тигре под именем «Сотера», а в Селевкии Пиерийской его именовали «Аполлон Сотер». Селевка II в одном городе называли «Сотер», в другом – «Каллиник», в третьем – «Теос».[12]
Таким образом, не существовало государственного культа, оформленного по официальной модели. По крайней мере, это относится к городам и автономным народам. Каждый город сам определял, когда и в какой форме он будет обоготворять суверена. Трудно сказать, были ли города, которые отказывали селевкидским царям в божественных почестях. В легендах бронзовых монет, выпущенных в Тире и Сидоне, к имени царя никогда не присоединяется никакого эпитета. Бесспорно только, что почести воздававшиеся суверенам, не подчинялись руководящим указаниям и не были единообразными.[13] Каждый город по своему усмотрению чтил царя и членов его семьи, здравствующих или покойных.
Города декретировала Селевкидам и другие почести, кроме тех, которые подходили только к богам. Двусмысленность царского культа, которая позволяла обращаться к богам молитвы о спасении обожествленного царя, делала возможным, например такое: в храме Афины в Илионе была воздвигнута конная статуя Антиоха I в знак благодарности за почитание им святилища. В то же время у царя в этом городе был жрец его собственного культа. Изображения, посвященные Селевкидам, насчитывались поэтому в огромном количестве. Другой особой и более редкой почестью царями и царицами было присвоение их имен месяцам календаря.[14] В честь царей городами учреждались празднества: в Баргилии, Эритрах, Илионе, Лаодикии на Лике, в Смирне. Наконец, отмечались дни рождения суверенов. Таким образом, существовала устойчивая традиция, почитания единоличной власти. Эта традиция распространилась и на римских магистратов и полководцев, деятельность которых была связана с греческими городами Востока. Но нет оснований полагать, что эта традиция была воспринята в Риме и непосредственно повлияла на становление культа в древней Италии. Культ римских магистратов и полководцев в греческих полисах воплощался в чисто греческих формах и был прямым продолжением почитания эллинистических царей.
1.2 Римские традиции сакрализации власти и культа личности
Первые трещины в системе римской религии стали появляться не в результате проникновения чужеземных культов, а в результате новой позиции той части знати, которая была известна как филэллины. Среди филэллинов значительно усилились аристократические тенденции и появились зачатки если не культа Героя, «сильной личности», то чрезвычайное к ней почтение, доходящее до признания ее богоизбранность. Подобные тенденции, явно противоречившие «римскому мифу», стали заметны после II Пунической войны, когда особенно горячие поклонники Сципиона Африканского стали намекать на его божественное происхождение и особую близость к богам (Aul. Gell., VII,1). В I в. до н. э. на особое покровительство богов, предназначивших им стать «спасителями Рима», уже открыто претендовали Марий, Сулла, Цезарь, Антоний, Октавиан.[15]
Первые ростки таких харизматических идей (например, в виде представлений о felicitas — особой "везучести", "счастливости" какого-либо полководца, оберегаемого самой Фортуной) появляются в Риме задолго до начала гражданских войн. Однако как постоянное явление римской жизни "харизматические генералы" выступают со времен Мария и Суллы. Именно Марию — первому из римлян — было дано прозвище "Новый Дионис", которое прежде носили многие эллинистические цари. После победы над Кимврами его стали называть третьим (очевидно, после Ромула и Камилла) основателем города связывая с ним образ "нового Ромула". Сам Марий, уверенный в покровительстве богов, которые предоставили ему семь консульств, постоянно обращался к оракулам и даже возил с собой "походную прорицательницу" — сириянку, изгнанную сенатом из Рима за предсказания будущего сенаторам. Взяв жену из рода Юлиев, возводивших свое происхождение к Венере, он, по мнению некоторых исследователей, использовал и это обстоятельство (во всяком случае, известно, что его сына называли сыном Венеры). В целом же судьба Мария убеждала, по словам Саллюстия, и союзников, и врагов, что либо ему дан божественный разум, либо он во всем следует воле богов. Еще смелее и последовательнее действовал в этом направлении Сулла. Весьма характерен следующий эпизод: во время Союзнической войны из земли вырвалось пламя и столпом уперлось в небо; когда же предсказатели пояснили, что доблестный муж с прекрасной и необычной внешностью придет к власти и прекратит раздоры в государстве, Сулла без колебаний отнес это знамение на свой счет, полагая, что именно он отличается от всех людей золотистыми волосами и доблестью, именно ему во всех делах сопутствует счастье. Эта уверенность в собственной божественной миссии по спасению республики и в собственной "везучести" дошла до того, что с конца 82 г. до н.э. Сулла официально стал носить в Риме прозвище "Счастливый" (Felix), а на греческом Востоке называться "Любимцем Афродиты". По свидетельству Аппиана, дельфийский оракул предсказал ему, что Афродита, давшая великую силу роду Энея, приведет его к власти. Эта богиня — прародительница римлян, как показывают источники, не считалась единственной покровительницей Суллы: в подобной же роли выступали, например, Аполлон, Диана, какая-то каппадокийская богиня, - другими словами многие божества участвовали в обеспечении его "счастья". Роль Афродиты интересна тем, что в ее почитании Суллой, судя по всему, преобладали не римские, а переднеазиатские мотивы, связанные с социально-утопическими мечтаниями о счастливой "солнечной" эпохе. Очень важное подтверждение этому дают монеты 82 г. до н.э., на аверсе которых изображена голова Венеры, а на реверсе - в подражание египетским образцам - два рога изобилия, символизирующие наступление благоденствия.[16] Заслуживает внимания, и то, что Сулла, носивший также cognomen "Благополучный" (Faustus), дал родившимся у него в 86 г. до н.э. близнецам - мальчику и девочке - подобные же praenomina, назвав их Faustus и Fausta (Plut., Sulla, 34). Сами эти имена, безусловно, должны были символизировать перешедшую к детям от отца "благодать"; именно в честь такого "благодатного счастья" — Fausta Felicitas - впоследствии собирался построить храм Юлий Цезарь, а во времена ранней Империи этот культ стал отправляться вместе с культом Венеры Победительницы. Следует отметить то, что во времена Суллы далеко не все граждане относились с одинаковым почтением к памяти первого римского царя: для многих он олицетворял беззаконие и тираническое единовластие, и его образ даже использовался в антисулланской пропаганде. Так, в приводимой Саллюстием речи консула Лепида к римскому народу Сулла обвиняется в том, что провозглашенные им мир и согласие есть ничто иное, как рабство при тирании: он лишил римлян права подчиняться одним только законам и стал как бы "горе-Ромулом" или "Ромулом навыворот". Тем не менее данная тенденция неуклонно продолжала развиваться, и следующая "сильная личность" — Помпей, принявший в подражание Александру Македонскому прозвище "Великий" (Magnus), не оставил ее без внимания. Уже в 67 г. до н.э., когда Помпей добивался экстраординарных полномочий для борьбы с пиратами, один из консулов заметил, что, если он хочет подражать Ромулу, ему не избежать участи последнего; за эти слова, впрочем, консул едва не был растерзан толпой прямо в народном собрании (Plut., Pomp., 25). Спустя пять лет, в год возвращения Помпея из победоносных восточных походов, были выпущены денарии с изображениями Ромула, кадуцея (жезла Меркурия, символизирующего наступление счастливой эпохи), а также Сивиллы, предсказавшей грядущие перемены в своих пророчествах. Многие источники указывают на то, что, несмотря на свой показной легитимизм, Помпей тоже выступал в роли "харизматического вождя", обладающего felicitas в сражениях (Cic., pro leg. Manil., 14,16; pro Balbo, 4,9 etc.), пользующегося благосклонностью многих божеств и почитаемого на греческом Востоке как новый Дионис, Благодетель, Основатель и даже Спаситель. Культ римского императора, возникший в конце первого века до н.э. имеет свою специфику и свою историю. Обожествление императоров на протяжении трех веков – от Августа до Диоклетиана – меняло свой смысл, менялось и его восприятие жителями различных областей Римской империи.[17]
На богоизбранность претендовали виднейшие политические деятели I века до н.э. Покоренные Римом народы Восточного Средиземноморья, испокон века привыкшие к требовавшим божественных почестей правителям, учреждали культы и игры в честь и не столь могущественных, как Сулла или Цезарь полководцев – Фламинина, Лукулла, Метелла. В Испании и в Галлии издавна существовал культ умерших вождей и царей.
Культ императора имел два аспекта: обожествление личности правителя и его выдающихся деяний и обожествление статуса и власти, независимо от того, кто именно является их обладателем. Первое можно считать "культом героя", более характерным для греков, второе - "культом правителя", более типичным для восточного общества. Так, для Греции более характерно обожествление человека, не связанного с властью. Формально (философы, ученые, поэты). Примерами могут быть культовые представления, складывающиеся вокруг Гомера, Пифагора, Сократа, Платона, Аристотеля и многих других. Однако, как показывают современные исследования, монархов эллинистической эпохи в действительности никогда не приравнивали к богам в прямом смысле слова - им не возносили молитв, не давали обетов, за их благополучие приносили жертвы "настоящим" божествам. В представлении самих греков и македонян царский культ был не обожествлением правителя, а воздаянием ему высшей степени почета, "богоравных почестей", которые сами по себе отнюдь не превращали "земного" монарха в бога, а лишь отмечали исключительный характер его личных заслуг и благодеяний. С начала II века до н.э. в городах Греции и Малой Азии распространяется культ римской Фидес в сочетании иногда с культом Рима и культом римского наместника: так, Эфесе проконсул П. Сирвилий Исаврик имел культ как «спаситель» и «благодетель» вместе с богиней Ромой. Римская мощь чтилась вместе отдельными ее представителями. В самом Риме уже складывалось представление об апофеозе за большие заслуги. Культ императора также имел определенные римские предпосылки. Его можно найти как в культе царей (Ромул, Сервий Туллий), так и в культе героев или в культе ларов. Культовые элементы содержались и в республиканской власти, как во власти магистратов с империей, так и в sacrosanctitas трибунов.[18]
По мнению Э. Бикермана, император становился божественным лишь после смерти, при жизни обожествлялся лишь его Гений и его добродетели, ему же не учреждались ни храмы, ни жрецы, ни жертвоприношения. Он считает, что культ римских императоров не был связан ни с культом эллинистических царей, ни с древним культом маков[19] . Против отождествления культа эллинистических царей и римских императоров выступает и А. Иммиш, полагая, что в обожествлении последних не было никакой восточной мистики. По мнению М. Чарлсворта, культ царей у греков был частным культом «благодетелей». Философы и ораторы называли человека богом, желая отметить его заслуги. В Риме считалось нечестивым выдавать себя за бога, можно было лишь отождествлять себя с его орудием, помощником. Но к этому представлению примыкает греческая идея о воздаянии божеских почестей благодетелю, на чем и зиждилось обожествление Августа. Так же и Х. Хабихт считает, что культ человека в городе учреждался за его особые заслуги перед городом, за спасение города, когда человек действовал как бог-спаситель. Развитие культа людей обусловливалось упадком веры в богов, на которых ранее полагался коллектив граждан, а также выделением из коллектива отдельных «сильных личностей» А.Д. Нок доказывает, что культ эллинистических царей был выражением благодарности и почтения, но в отличие от богов ни живым, ни умершим правителям не давались обеты, не приносились дары за исцеление, избавление от опасности и т. п. Устанавливался культ по инициативе благодарных и лояльных подданных. В этом плане греки влияли на римлян. Титул «Август» был неким компромиссом между положением человека и бога, как титул «принцепс» был компромиссом между положением царя и гражданина. Культ Гения Августа был связан не только с ларами, но и с Фидес, и в 12 г. до н. э. был официально вставлен в формулу клятвы между Юпитером и пенатами.
Таким образом, сакрализация и культ личностей возникали, когда объем власти выходил за рамки традиции и заслуги велики. Подлинное создание римского императорского культа было связано с Цезарем и Августом.
Глава II. Становление культа императоров
2.1 Зарождение императорского культа в эпоху гражданских войн Культ Цезаря
В культе Цезаря доминировало героическое, и даже мессианское начало.
Уже в начале своей политической деятельности Цезарь говорил, что род Юлиев восходит к самой богине Венере. Он использовал распространенную в то время легенду о том, что основателем могущества в Лациуме был сын богини Венеры Эней, прибывший из горящей Трои. Сын же Энея – Юл считался родоначальником рода Юлиев. Другими словами, родословная возводила его к богам и героям-основателям, Венере, Энею, Асканию-Юллу, Ромулу. Подтверждением этому служат и нумизматические данные. На лицевой стороне денария, выпущенного Цезарем в Галлии, изображен был слон, попирающий дракона. Цезарь использовал «ученый» домысел о том, что cognomen его происходит от мавританского слова, обозначающего «слон», который присвоен был одним из Юлиев.[20] На оборотной стороне монеты изображены были предметы жреческого обихода: simpulum (ковш), кропило, жертвенный топор, шапка Фламина. Это указывало на жреческие звания Цезаря (топор был атрибутом великого понтифика). На других ранних монетах Цезаря изображается покровительница рода Юлиев Венера или богиня Pietas. Реверсы монет указывают на победы Цезаря в Галлии, а может быть, и в Испании (над помпеянцами). Прославлению рода Юлиев посвящена монета, на аверсе которой представлена богиня Венера, а на реверсе — Эней, несущий на левом плече отца своего Анхиза, а в правой руке Палладий. Изображение дано в традиционной форме, прототипом которой может служить найденная недавно этрусская статуарная группа VI V вв.
Итак, божественное происхождение рода, его благочестие жреческое свое достоинство — вот черты, которые Цезаря стремится подчеркнуть наряду с указанием на свои военные заслуги. Его притязания на происхождение от Венеры и ее особое покровительство характерно для него как для солдатского вождя. Цезарь был необычайно популярен в массах, в армии, среди своего окружения. Видимо, еще при жизни его считали самым выдающимся полководцем и политиком, выведшим Рим из кризиса и создавшим сверхдержаву. В основе культа Цезаря было общее поклонение его личности с явным сотериологическим оттенком. Восприятие было, несомненно, прежде всего, восприятием человека, но человека, стоящего, безусловно, выше других в личностном плане. Наряду с этим отношением возникает и формальное обожествление, идущее как "сверху", так и "снизу". Аппиан упоминает о жертвоприношениях в его честь во всех храмах и святилищах, Светоний - о посвящении Цезарю храмов, жертвенников и изваяний рядом с богами, Дион Кассий пишет о надписях на храмах и храме Юлиев. Согласно Плутарху, Цезарю посвятили храм Clementia. Аппиан упоминает о жертвеннике, воздвигнутом Лже-Марием. В греческих полисах его культ опирался на давние эллинистические традиции. В надписях в честь Юлия Цезаря, поставленных городами Малой Азии и островов Эгейского моря, он назван «евергетом (благодетелем) эллинов», «спасителем эллинов» и даже «непобедимым богом». В «Гражданской войне» упоминается, что Цезарь спас от разграбления храм Дианы в Эфесе, и поэтому поводу существовало слухи о разных знамениях. Например: в Элиде статуя Победы в храме Минервы повернулась лицом к дверям; в Антиохии и Птолемаиде слышались воинственные звуки труб; в Тралах у храма Виктории, где жители поставили статую Цезаря, сама собою выросла пальма. Именно в период гражданских войн зарождается почитание удачливых полководцев, инициаторами которого были как они сами, так и народные массы, прежде всего в провинциях, особенно пострадавших в период войн.[21] По существу в это время и в Риме были разрушены республиканские традиции сакрализации власти, восходившие к глубокой древности. Некогда власть магистратов в Римской республике имела сакральный характер; полномочия вручались на основании «священного закона», который ставил носителя власти под защиту религии. Консулы обладали империей, также имевшим сакральный смысл; они могли совершать гадания – ауспиции. Характерно было представление о священной и неприкосновенной личности народного трибуна, независимо от его человеческих качеств[22] . Но социальная ненависть и борьба за власть в II – I вв. до н.э. оказались сильнее этих представлений. В 133 г. до н.э. был зверски убит вместе со своими сторонниками толпой сенаторов народный трибун Тиберий Гракх, выступавший за наделение бедняков землей. Его тело было брошено в Тибр. Рим оказался запятнанным кровью – как пишет Плутарх – народного трибуна, лица священного и неприкосновенного. Но убийства и насилия, в том числе и над трибунами, не прекращались, их постановления силой уничтожались. Сакральность власти фактически уже не имела значения. Установление единоличной постоянной (что противоречило римской политической традиции) диктатуры Юлия Цезаря было естественным следствием этого хаоса. Цезарь не провозгласил себя божеством, а насаждал культ Венеры Прародительницы (от нее вели свой род Юлии), что придавало оттенок традиционности, связанной с важным для римлян культом предков. Однако в массовом сознании преобладали надежды на могущество отдельного предводителя, наделенного сверхъестественной силой и находившегося под персональным божественным покровительством. Таков в свое время был и характер поклонения Александру Македонскому, в чьем культе переплелись самообожествление с поклонением, идущим снизу: необычные в глазах современников военные удачи, изменившие не только карту Восточного Средиземноморья, но и традиционные формы жизни, придали ему ореол божественности. Похожую ситуацию можно проследить и в отношении Юлия Цезаря, прежде всего на Востоке; в надписях в честь Юлия Цезаря, поставленных городами Малой Азии и островов Эгейского моря, он назван «евергетом (благодетелем) эллинов», «спасителем эллинов» и даже «непобедимым богом». Идея «спасителя» видна в этих посвящениях, но она еще связана с представлениями о благодеяниях, оказанных конкретно эллинам – культ этот еще не стал общеимперским. Официальная же пропаганда, идущая из Рима, стремилась подчеркнуть в его культе роль Рима, олицетворением которого была богиня Рома. В самом Риме Цезарю посвящался ряд храмов, в том числе и общий Цезарю и Милосердию[23] . Как писал С.Л. Утченко, фактическое обожествление Цезаря не вызывает сомнений, однако, возможно, собственно римское – в отличие от восточного – обожествление это было рассчитано не на прижизненное почитание, а на посмертный апофеоз.
После похорон Цезаря появилась комета, которую считали вознесшейся на небо душой диктатора, на всех статуях стали теперь изображать звезду. На всех статуях бога – Цезаря Август велел изображать звезду, и сам носил звезду на шлеме. По замечанию Светония, он был причислен к богам "не только словами указов, но и убеждением толпы». Официальное обожествление Цезаря состоялось 1 января 42 г. до н.э.
Попытка Цезаря шире распространить почести своей собственной личности привели к его гибели. По мнению Карла Криста введение культа божественного Юлия, а также причисления себя (Цезарь) к богам превзошли все границы.[24]
Культ Марка Антония
После смерти Цезаря идею божественности выдающегося полководца и правителя пытался использовать Антоний. Стремясь укрепить свою власть на Востоке, он требовал, чтобы греческие города и ему оказывали такие же почести, как некогда эллинистическим царям: в надписи из Эфеса он назван «явленным божеством» (наподобие сирийского царя Антиоха IV Эпифана – т.е. «Явленного»), «спасителем человечества». При этом он не просто провозглашал себя богом, но и изображал его: Плутарх в биографии Антония описывает его въезд в Эфес в виде Диониса в сопровождении вакханок, мальчиков в облике панов и сатиров. Попытка Антония установить свой культ не привела по существу даже к временному успеху, ибо она основана была на произволе римского полководца и не имела поддержки в глубинном восприятии населения восточных провинций. Надежды уставшего от бесконечных войн и грабежей населения сосредоточились на личности победившего своих соперников Октавиана Августа
Таким образом, складывался культ носителей единоличной власти как на греческой (на Востоке), так и на римской основе – но не просто культ выдающихся людей.
2.2 Становление императорского культа при Октавиане Августе
В результате победы при мысе Акций над Антонием и Клеопатрой в 31 г. до н. э. Октавиан становится единовластным правителем Римского государства. Сенат преподнес ему почетное прозвище Август. Затем ему было присвоено наименование «отца отечества», а почетное звание «император» которым награждали в период республики, одержавших победы полководцев, превратилось в его постоянный титул. Он получил право первым выступать в сенате (т.е. стал принцепсом сената)[25] . В противоположность своему приемному отцу Цезарю он не стремился, по крайней мере, открыто, к установлению монархии эллинистического типа и не принял ни царского титула, возбуждавшего отвращение у римлян, ни чрезвычайной неограниченной диктаторской власти, как Луций Корнелий Сулла. С правления императора Августа начинается становление культа императора, причем этот культ воспринимался по-разному в Риме и в восточных провинциях. Ничего принципиально нового он не внес: обожествление римских государственных деятелей уже намечалось, в восточных провинциях культ царей был обычен, и обожествление вождей и царей было хорошо известно в ряде западных провинций (памятники такого культа известны в доримской Испании, доримской Галлии, в Нумидии и Мавритании, где были обожествлены цари Масинисса, Миципса, Юба, Гулусса, Гиемпсал. Очень древними были, как мы видели, культ Гения главы фамилии и его превращение после смерти в бога.Придя к власти, Август способствовал причислению своего покойного приемного отца к богам: Цезарь получил эпитет divus (лат. «божественный»). Август стал сыном божественного Юлия. Но этого оказалось недостаточным для укрепления авторитета императора. Как было уже выше сказано, что обожествление живого конкретного человека, а не самой власти было чуждо собственно римским традициям, поэтому был установлен культ Гения Августа: гениями назывались личные духи-покровители каждого римлянина, но Гений Августа был объявлен равным божествам. Во время клятв Гений Августа упоминался сразу после Юпитера Всеблагого Величайшего, в Риме по кварталам были основаны святилища Гения. Культ Гения Августа был связан не только с ларами, но и с Фидес. Культ этот особенно был распространен в Италии и на Западе. В других провинциях культ Августа возникал спонтанно, но нуждался в официальной санкции.[26] Появляются объединения (коллегии) людей, организующих отправление культа Гения императора – на Западе они назывались августалы, среди них большую роль играли вольноотпущенники и вообще выходцы из социальных низов[27] . Рим был поделен на районы и кварталы и в каждом квартале имелось святилище, где отправлялся культ богов-хранителей, и среди них свое место занимал и Гений Августа. Эти обстоятельства показывают, что культ Гения Августа должен был глубоко укорениться в сознании именно широких народных масс, объединить их вокруг Августа и стать идеологическим фундаментом его власти. Подобные коллегии давали возможность почувствовать себя приобщенными к императору наряду с представителями высших слоев общества. На Востоке также употреблялись клятвы аналогичные клятвам Гением императора – там клялись его Судьбой, правда таких клятв дошло очень мало. Но помимо официального почитания его Гения, вокруг самого Августа складывались легенды, подчеркивающие сверхъестественные свойства самого императора. Эти легенды прямо или косвенно оказались связанными с личностью Александра Македонского. По легенде, передаваемой Асклепиадом Мендетским, Октавиан родился через девять месяцев после того, как Атию, уснувшую в храме Аполлона, посетил сам бог в образе змея. Узнав о часе рождения Октавиана, Нигидий Фигул объявил о рождении повелителя всего круга земель, и это предсказание, наряду с многочисленными знамениями, получило подтверждение в устах астролога Феогена. Впоследствии Октавиан, уверовав в свою судьбу, обнародовал гороскоп; на монетах и геммах вместе с изображениями Фортуны и рога изобилия помещался счастливый знак созвездия Козерога, под которым, как считалось, он появился на свет. Так, Светоний пишет, что, согласно рассказам, мать Октавиана Атия зачала его от змея (как в свое время мать Александра Олимпиада), явившегося к ней, когда она ночевала в храме Аполлона (Божественный Август, 94.2). В связи с этой версией можно отметить, что происхождение рода Юлиев от потомков Венеры оказалось недостаточным в процессе обожествления Августа: существовала потребность веры в личную, а не династическую связь его с богами. Прямая аналогия между Августом и Александром проведена и в другой легенде, также переданной Светонием (Божественный Август, 94, 6): родной отец Октавиана, будучи во Фракии, совершал гадания о судьбе своего сына. Когда он плеснул вино на алтарь, пламя взметнулось выше кровли. Подобное знамение было получено у этого алтаря только Александром. Сам Август по свидетельству того же Светония, запечатывал свои письма печатью с изображением Александра.
Вокруг личности первого императора создается религиозный ореол. Еще в 30 г. до н.э. сенат постановил, чтобы за Августа молились как за спасителя государства, а на банкетах совершались возлияния в его честь. Имя его было включено в литанию салиев, в его честь совершали жертвоприношения и давали обеты. Сам Октавиан получил право пополнять коллегии жрецов. Как считает Межерицкий - первые проявления императорского культа обнаруживается в восточных провинциях, а также то, что культ Августа стал продолжением тысячелетних древневосточных и эллинистических традиций. Уже во времена Республики в Греции и ряде городов Ближнего Востока учреждались культы победоносных римских полководцев совместно с богиней Ромой.[28] Настоящее же восприятие Августа как бога началось сразу же после победы над Антонием в городах Малой Азии, которые пострадали от действий Антония. Первые святилища Августа с его разрешения были воздвигнуты уже в 27 г. до н.э. в Пергаме и Никомедии. Характерно, что римляне, жившие в провинции Азия, построили примерно в то же время храм не Августу, а в соответствии с официальной позицией римского правительства – божественному Юлию и Роме. Прижизненное поклонение Августу как божеству (правда, вместе с богиней Ромой) имело место и в ряде западных провинций: так, в Галлии, в Лугудуне (Лионе) был воздвигнут алтарь Роме и Августу, который окружали статуи богов-покровителей галльских племен; особый жрец совершал там жертвоприношения. Хотя государственная пропаганда не называла Августа богом, прославлению Августа и внедрению своего рода «визуального» представления о нем как о правителе и в то же время божестве служили его изображения: в знаменитой статуе из Прима Порта (Италия) Август изображен в виде полководца, обращающегося к войскам, а на его щите – изображения «космические»: уходящая Луна и восходящее Солнце, знаменующее собой начало светлого будущего. У ног Августа – Амур, напоминающий о связи дома Августа с Венерой. И еще одна символическая деталь – Август изображен босым, а не в военной обуви, так обычно изображали большинство греческих божеств[29] . Еще одна статуя из города Кум (хранится в Эрмитаже) показывает сидящего Августа в виде Юпитера (подражание знаменитой статуе Зевса работы Фидия). Идея о связи Августа с миром богов пронизывала всю литературу и изобразительное искусство времени принципата. Достаточно назвать два примера: статую из Кум, изображающую Августа в виде Юпитера с его атрибутами, и поставленный в 13—9 гг. Алтарь Мира (Ara Pacis), где принцепс изображен в окружении не только ликторов, семьи, сената и народа, но и Энея, Ромула и Рема и богинь Ромы и Матери-Земли. Итак, при жизни статус Августа приближался к статусу божества, но окончательное официальное его обожествление произошло только после смерти императора. Когда Август умер и был причислен к богам, его культ приобрел еще более широкое распространение. Помимо официальных храмов и коллегий, среди высшей знати создавались частные товарищества для отправления его культа. Инициаторами в этом плане выступали и города. Так, в декрете, принятом в городе Форум Кледия в 18 г., устанавливался порядок жертвоприношений и угощения народа у алтаря Августа в дни рождения его, Ливии Августы и Тиберия, в годовщину избрания Тиберия великим понтификом. Сооружение алтаря, статуй и устройство трапез для народа совершались за счет декурионов (CIL, XI, 3303). Число храмов Августа умножалось и в провинциях, где они по особому, испрошенному дозволению сооружались и при его жизни.[30] Клятва Юпитером и Августом или его Гением стала официально считаться самой священной, ее нарушение приравнивалось к оскорблению величества и святотатству, два преступления, вскоре слившиеся в одно, жестоко каравшееся. После смерти Ливии культ стал воздаваться и ей. При преемниках Августа одни (те, кого сенатская оппозиция считала «тиранами») уже при жизни претендовали на божеские почести, другие довольствовались культом своего Гения и Рима в ожидании посмертного апофеоза. Последний, однако, был уделом лишь тех, кто заслуживал одобрения своего преемника и сената, утверждавших апофеоз. Но пока император правил, он считался если и не богом, то существом божественным, избранником богов. Дион Хрисостом в своих речах о царской власти утверждал, что хороший царь посылается на землю Зевсом, дабы править людьми и о них заботиться (I, 12). Сам Зевс избирает его как своего сына и учит искусству управления (IV, 18; 31). Сравнивал он положение царя и с положением Солнца, прекраснейшего из всех богов (III, 81—82). Впоследствии отождествление императора с Солнцем стало одним из элементов официальной идеологии. Императоры III в. изображались в короне из лучей, солярные культы пользовались их особым покровительством, а Аврелиан пытался сделать культ Солнца Непобедимого главным культом государства: на монетах чеканились изображения этого бога как «спутника» и «хранителя» императора, «как господина Римской империи» (dominusimperiiromani). Соответственно приобрела популярность версия (особенно полно представленная в «Сатурналиях» Макробия) о тождестве всех богов с Солнцем.
Таким образом, культ Августа рождается как культ носителя единоличной власти. Сакрализация его как личности необходима для обоснования новой формы правления – принципата, – который харизматичен в своей основе.
Заключение
Императорский культ прошел долгий путь становления и отразил те политические и идеологические изменения, которые происходили в той или иной державе. Что же касается римской религии то римская религия, с ее четким разделением божеского и человеческого права, с представлением о возможности общаться с богами только через священнодействия ауспиции, знамения, была чужда идея богочеловека как воплотившегося божества или сына бога. Попытки некоторых императоров и их жен отождествить себя с богами и богинями не находили отклика. Императорский культ был политическим культом сверх мощи принцепсов, влиявшей на жизнь людей, как влияют на них силы природы. Он исходил скорее от низов, чем от «верхов», и как полагают большинство ученных, неправильно считать его пришедшим с Востока. Императоры, как некогда Герои, должны были заслужить апофеоз как награду за свою деятельность; так сливались политическая и этическая тенденции. В целом императорский культ можно считать результатом преломления в сознании жителей Империи новой социальной системы. В императорском культе сочетались культ героя и культ правителя, культ личности и культ власти, однако в нем было и нечто большее. Появившись как героический и мессианский культ Цезаря (здесь можно найти подчас поразительные параллели с христианством), он был превращен Августом в культ римской сверхдержавы, став воплощением имперской идеи. До конца II в.н.э. этот синтез идеологии и религии, сосуществуя с официальным олимпийским пантеоном, был вполне самодостаточен. Новый этап развития начался в III веке н.э. в эпоху кризиса и воссоздания имперской государственности.
Список использованной литературы
1. Байбаков Е.И. Происхождение эллинистического культа царей. – Харьков, 1914. – 315 с.
2. Буасье Г. Римская религия от Августа до Антонинов. – Пг., 1914. – 325 с.
3. Грималь П. Цицерон. – М., 1991. – 544 с.
4. Дементьева В.В. Магистратура диктатора в ранней римской республике. – Ярославль, 1991. – 129 с.
5. Егоров А.Б. Рим на грани эпох. Проблемы зарождения м формирования принципата. – Л., 1985. – 224 с.
6. Истрия Древнего Рима/ Под. ред. В.И. Кузищина. – М., 2001. – 383 с.
7. Кнабе Г.С. Древний Рим - история и повседневность. – М., 1986. – 354 с.
8. Ливий Тит. История Рима от основания города / Пер. В.М. Смирина, Н. А. Поздняковой, Г.Ч. Гусейнова, С.А. Ивановой, Н.Н. Казанского, Н.В. Брагинской, Ф.Ф. Зелинского, М.Е. Сергеенко под общ. ред. М.Л. Гаспарова, Г.С. Кнабе, В.М. Смирина. – М., 1989 – 1993. – Т.1-3.
9. Лукиан. Избранное / Пер. И. Нахова. – М., 1962; 1991.
10. Машкин Н. Эсхатология и мессианизм в последний период Римской республики // Известия АН СССР, Серия и история философии, 1946, № 5. – С. 441- 460.
11. Межерицкий Я.Ю. «Республиканская монархия»: Метаморфозы идеологии и политики императора Августа. – М., 1994.
12. Нетушин И.В. Очерк римских государственных древностей. В 2-х т. Т.2. – Харьков, 1908. – 686 с.
13. Парфенов В.Н. Император цезарь Август. – Спб., 2001. – 279 с.
14. Парфенов В.Н. – Рим от Цезаря до Августа: Очерки социально - политической истории. – Саратов, 1987.
15. Ранович А.Б. Восточные провинции Римской империи в I-III в. н.э. – М..,1949.
16. Светоний Транквилл Гай. Жизнь двенадцати цезарей / Пер. М.Л. Гаспарова.
17. Свенцицкая И.С. Культ императоров в греческих городах Малой Азии // Культура и искусство античного мира. – М., 1980.
18. Тацит Корнелий Публий. Сочинения / Пер. А.С. Бобовича, Я.М. Воровского, М.Б. Сергеенко. – М., 1969; 1993. – Т. 1-2.
19. Токарев С.А. Религия в истории народов мира. – М., 1986.
20. Чернышев Ю.Г. Социально – утопические идеи и миф о «золотом веке» в Древнем Риме. Т. 1-2. – Новосибирск, 1994.
21. Штаерман Е.М. Кризис античной культуры.- М., 1975.
22. Штаерман Е.М. От религии общины к мировой религии // Культура древнего Рима. – М., 1985. – Т.1.
23. Штаерман Е.М. социальные основы религии Древнего Рима. – М., 1988.
[1] Нефедов К.Ю. Культ правителя в епоху раннього еллінізму (323- 281 рр. до н.е.). - Диссертация на соиск. уч. степ. канд. наук/рукопис
[2] Нефедов К.Ю. Культ правителя в епоху раннього еллінізму (323- 281 рр. до н.е.). – Диссертация на соиск. уч. степ. канд. наук/рукопис
[3] Нефедов К.Ю. Культ правителя в епоху раннього еллінізму (323- 281 рр. до н.е.). – Диссертация на соиск. уч. степ. канд. наук/рукопись
[4] Байбаков Е.И. Происхождение эллинистического культа царей. - Харьков, 1914. - с 20
[5] Байбаков Е.И. Происхождение эллинистического культа царей. - Харьков, 1914. - с 24
[6] Нефедов К.Ю. Культ правителя в епоху раннього еллінізму (323- 281 рр. до н.е.). – Диссертация на соиск. уч. степ. канд. наук/рукопись
[7] Байбаков Е.И. Происхождение эллинистического культа царей. - Харьков, 1914. - с 24
[8] Шово М. Повседневная жизнь египтян в эпоху Клеопатры. – М., 2008. – с. 45
[9] Шово М. Повседневная жизнь египтян в эпоху Клеопатры. – М., 2008. – с. 45
[10] Шово М. Повседневная жизнь египтян в эпоху Клеопатры. – М., 2008. – с. 46
[11] Бикерман Э. Государство Селевкидов. – М.,1985. – с. 227
[12] Бикерман Э. Государство Селевкидов. – М.,1985. – с. 227
[13] Бикерман Э. Государство Селевкидов. – М.,1985. – с. 228
[14] Бикерман Э. Государство Селевкидов. – М.,1985. – с. 228
[15] Крист Карл. История времен римских императоров. – Ростов–на-Дону, 1997. – с. 120
[16] Штаерман Е.М. Социальные основы религии Древнего Рима. – М., 1987. – с.162
[17] Штаерман Е.М. Социальные основы религии Древнего Рима. – М., 1987. – с.162
[18] Крист Карл. История времен римских императоров. – Ростов–на-Дону, 1997. – с. 111
[19] Бикерман Э. Государство Селивкидов. – М., 1986. – с. 67
[20] Крист Карл. История времен римских императоров. – Ростов–на-Дону, 1997. – с. 150
[21] Егоров А.Б. Рим на грани эпох. – Ленинград, 1985. – с. 66
[22] Егоров А.Б. Рим на грани эпох. – Ленинград, 1985. – с. 69
[23] Егоров А.Б. Рим на грани эпох. – Ленинград, 1985. – с. 75
[24] Крист Карл. История времен римских императоров. – Ростов–на-Дону, 1997. – с. 213
[25] Машкин Н.А. Принципат Августа.- М., 1949. – с.588
[26] Штаерман Е.М. Социальные основы религии Древнего Рима. – М., 1987. – с.173
[27] Шифман И.Ш. Цезарь Август. - М.,1990. - с.146 – 148.
[28] Межерицкий Я.Ю. Республиканская монархия. – М., 1994. – с. 215
[29] Михайловский Ф.А.Власть Октавиана Августа.- М., 2000. - С. 120 – 126
[30] Парфенов В. Н. Император Цезарь Август. – СПб., 2001. – с.127