Доклад: Михаил Ломоносов, его вклад в развитие русского литературного языка

Министерство образования и науки Российской Федерации

ГОУ ВПО «Магнитогорский государственный технический университет

им. Носова»

Кафедра механизации и электрификации горных производств

Реферат

По дисциплине: Русский язык и культура речи

На тему: Михаил Ломоносов, его вклад в развитие русского литературного языка

Выполнила студентка

Куяла Татьяна

Группы ГЭМ-10

Проверил преподаватель

Волкова В.Б.

Магнитогорск 2010

Содержание

1. Биография 2

2. Развитие русского языка 5

3. Грамматика и теория стиля 8

4. Риторика 14

5. Заключение 14

6. Список литературы 15

Михаил Васильевич Ломоносов

Михаи ́ л (Миха ́ йло) Васи ́ льевич Ломоно ́ сов (8 (19) ноября 1711,деревня Мишанинская,Россия — 4 (15) апреля 1765, Санкт-Петербург, Российская империя) — первый русский учёный-естествоиспытатель мирового значения, энциклопедист, химик и физик; он вошёл в науку как первый химик, который дал физической химии определение, весьма близкое к современному, и предначертал обширную программу физико-химических исследований ; его молекулярно-кинетическая теория тепла во многом предвосхитила современное представление о строении материи, — многие фундаментальные законы, в числе которых одно из начал термодинамики; заложил основы науки о стекле. Астроном, приборостроитель , географ, металлург, геолог, поэт, утвердил основания современного русского литературного языка, художник, историк, поборник развития отечественного просвещения, науки и экономики. Разработал проект Московского университета, впоследствии названного в его честь. Открыл наличие атмосферы у планеты Венера .

Работа неизвестного художника. Масло .

Семья

«В 1711 году, родился человек, который окончательно разделил науку и искусство, чудесным образом сочетая и объединив их в своём творчестве, «будущий славный русский учёный, вития и поэт» — произошло это 19 ноября в деревне Мишанинской Куростровской волости Двинского уезда Архангелогородской губернии в довольно зажиточной семье крестьянина-помора Василия Дорофеевича (1681 — 1741) и дочери просвирницы погоста Николаевских Матигор, Елены Ивановны (урождённой Сивковой) Ломоносовых. Отец, по отзыву сына, был по натуре человек добрый, но «в крайнем невежестве воспитанный». Мать М. В. Ломоносова умерла очень рано, когда ему было девять лет. В 1721 году отец женился на Феодоре Михайловне Усковой, дочери крестьянина соседней Ухтостровской волости. Летом 1724 года она умерла. Через несколько месяцев, возвратившись с промыслов, отец женился в третий раз — на вдове Ирине Семёновне (в девичестве Корельской). Для тринадцатилетнего Ломоносова третья жена отца оказалась «злой и завистливой мачехой».

Грамоте обучил Михайлу Ломоносова дьячок местной Дмитровской церкви С. Н. Сабельников. Он оказывал помощь односельчанам в составлении деловых бумаг и прошений, писал письма

Юношеский почерк М. В. Ломоносова. 1725

Петербургская академия

В 1735 году в Академии было создано Российское собрание для разработки основ русского языка. Ломоносов, получив в Славяно-греко-латинской академии достаточно хорошую подготовку в области грамматики и стихосложения, вероятно, интересовался занятиями Российского собрания.

Паспорт, выданный М. Ломоносову Марбургским университетом 13 мая 1741 года Труды в Академии наук

Диплом профессора химии Ломоносова. 1745. М. В. Ломоносов и В. К. Тредиаковский — первые русские академики.

Вклад Ломоносова в развитие русского языка

Ломоносов в сфере русской поэзии является, главным образом, формальным реформатором: преобразователем литературного языка и стиха, вводителем новых литературных форм. Он вполне сознает, что литература не может идти вперед без формальной правильности в языке и стихе, без литературных форм. Сюда направлены и ученые труды Ломоносова, относящиеся к области русского литературного языка и русского стихосложения. Важнейшими трудами этого рода Ломоносова были: «Российская Грамматика» (1755-7), «Рассуждение о пользе книги церковных в российском языке» (1757) и «Письмо о правилах российского стихотворства», или «Рассуждение о нашей версификации» (1739).

До середины XVII века русская литературная речь представляла собой своеобразную двуязычную систему.

В распоряжении пишущих был не один, а два типа письменной речи, каждый из которых применялся от случая к случаю, в преимущественной зависимости от содержания и литературного характера излагаемого. Для всего, что сколько-нибудь возвышалось над непосредственными бытовыми надобностями, что заключало в себе научную и публицистическую мысль или же ту или иную попытку художественного изображения, - вообще для всего, что было адресовано к читателю как материал для чтения, применялась та разновидность письменной речи, которая представляла собой обрусевшую форму языка православных церковных книг, берущего свое начало от старославянского языка, созданного деятельностью Кирилла и Мефодия в IX веке.

Сейчас этот тип древнерусской письменной речи называют церковно-славянским языком. В старину его называли просто языком "славенским". Это был язык исключительно книжный, довольно сильно отличавшийся от древней русской бытовой речи как с грамматической, так и с лексической стороны.

В этом книжном языке были не только неизвестные живому языку слова, но также особые грамматические категории: двойственное число, форма звательного падежа, формы прошедшего времени (аорист и имперфект), синтаксические обороты - например, дательный самостоятельный и т. д. Но многое в этом книжном языке совпадало и с живой речью, представляло собой своеобразный вариант живого языка, то есть звучало в сравнении с обычной речью в несколько измененном виде, как, например, брада вместо борода, ношь вместо ночь, вижду вместо вижу, в руце вместо в руке, слепаго вместо слепова и т. д.

Этому книжному славянскому языку противостоял в письменном употреблении другой тип языка, который был гораздо ближе языку живого устного общения и применялся для чисто деловых надобностей - официальной и частной переписки, дипломатических сношений, составления юридических документов и правительственных распоряжений и т. д.

Этот государственно-канцелярский язык в разных областях России отличался местными особенностями, но к эпохе Петра I в значительной мере унифицировался уже по образцу языка московских царских канцелярий, так называемых Приказов, почему его и называют нередко московским приказным языком.

Однако ко времени этой унификации приказного языка, превращавшегося в язык общегосударственный, в русской письменности возникли многие новые потребности, которые трудно было удовлетворить очерченной системой письменного двуязычия.

Начиная со второй половины XVII века, и с особенной силой при Петре I, значительно расширилась самая область применения письменного слова. Это происходило в связи с появлением и развитием новых жанров художественной литературы (вирши, драма, бытовая и авантюрная повесть), в связи с возрастающей нуждой в литературе технической, научной, прикладной, в связи с распространением печатного слова в виде газеты.

Вся эта обширная светская письменность нового типа не могла быть обслужена ни одной из двух ранее употреблявшихся разновидностей письменной речи. Славянский язык был для нее непригоден вследствие своей тесной связи с церковной литературой, препятствовавшей его обновлению со стороны лексики и синтаксиса, а также вследствие явного противоречия между общей чуждой окраской этого языка и практическим характером новых видов письменности. С другой стороны, приказный язык, хотя и близкий по формам к живой речи, был очень однообразен и беден средствами для того, чтобы стать органом собственно литературного, обработанного и изящного изложения.

Для новой литературы нужен был новый книжный язык, то есть такой язык, который был бы пригоден для литературного письма и обладал бы соответствующей образностью, но и в то же время был бы лишен привкуса церковности и старины, отличался бы колоритом светскости и живой современности. Поисками такой новой книжной, но светской литературной речи и были заняты силы русских литераторов конца XVII и начала XVIII века.

Руководствуясь скорее инстинктом, чем ясным пониманием цели и сознательным к ней стремлением, литераторы, и в особенности переводчики этого времени, прибегали к крайне беспорядочной, неорганической и искусственной смеси из двух основных типов прежнего письменного языка, густо сдабривая ее к тому же обильными и некритическими заимствованиями из западноевропейских языков.

Возникали неуклюжие тексты, в которых церковно-славянские формы сочетались с модными западноевропейскими словами, а библейские слова и выражения оказывались в тесном сочетании с элементами бытовой фразеологии. Для примера несколько фраз из популярной повести начала XVIII века "История о российском матросе Василии Кориотском и о прекрасной королевне Ираклии Флоренской земли". Разбойники выбирают Василия своим атаманом, но берут с него обещание, что он не будет стараться проникнуть в одну из комнат их дома, находящуюся постоянно на запоре: ""Господин атаман, - говорят они, - изволь ключи принять, а без нас во оной чулан не ходить; а ежели без нас станешь ходить, а сведаем, то тебе живу не быть". Видев же Василей оной чулан устроен зело изрядными красками и златом украшен, - продолжает повествователь, - и окны сделаны в верху онаго чулана, и рече им: "Братцы молодцы, изволте верить, что без вас ходить не буду и в том даю свой пароль"". Впоследствии Василий обнаруживает в этом чулане прекрасную пленницу Ираклию, которая обращается к нему так: "Молю тя, мой государь, ваша фамилия како, сюда зайде из котораго государства, понеже я у них разбойников до сего часу вас не видала, и вижу вас, что не их команды, но признаю вас быть некотораго кавалера"

В этих отрывках "славенские" формы: рече, зайде, зело, како; русское просторечие: чулан, братцы-молодцы, окны и модные иностранные слова: пароль, фамилия, кавалер не представляют собой одного стилистического целого, а являются как бы цитатами, наудачно выдернутыми из трех разных языковых стихий, не приведенных к единому началу.

Но, начиная с 30-х годов XVIII века, в истории русского письменного слова возникает перелом, связанный больше всего с наметившимися к этому времени успехами новой русской литературы, которая взяла на себя трудное и почетное дело литературной нормализации русского языка. Самым удачливым из этих нормализаторов русского языка и был Ломоносов.

В этом движении к нормализации литературной речи на первых порах наметились два основных направления. Первое высказывалось за полный разрыв с церковно-славянской традицией и за исключительную ориентацию на обиходную русскую речь, но речь не народную, а избранного социального круга, на "лучшее употребление", как выражался Тредиаковский.

Но эта программа, на деле оказалась невыполненной. Она предполагала такую степень обработанности и такой литературный блеск обиходного языка образованных слоев общества, которые мерещились возможными молодому Тредиаковскому, только что вернувшемуся из Парижа и начитавшемуся там французских трактатов об изящной речи придворных и учено-литературных кругов, но каких не было и не могло быть в начале XVIII века в России.

Но нереальность программы Тредиаковского сказывалась еще и в том, что желание опереться исключительно на бытовой язык, не приспособленный еще вовсе к собственно литературным задачам, с неумолимой неизбежностью бросало русскую письменность в объятия западноевропейской стихии и приводило к тому дикому переполнению русского языка наспех усвоенными иноязычными элементами, образцы которого в таком изобилии сохранились до нас в памятниках XVIII века.

Грамматика и теория стиля

«Российская грамматика» — основы и нормы русского языка, в которой Ломоносов разработал понятия о частях речи, правописание и произношение того или иного слова. Орфоэпические рекомендации «Российской грамматики» опираются на специфику «московского наречия»: «Московское наречие не только для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается». Ломоносов ввёл понятие художественно-выразительных приёмов.

И вот появляется Ломоносов, который без всяких колебаний, твердо и уверенно, дает последовательно и строго национальное решение проблемы.

Разработал стилистическую систему русского языка — теорию трёх штилей (книга «Рассуждение о пользе книг церковных»).

"О пользе книг церковных в российском языке" - так называется основополагающий, небольшой по объему труд Ломоносова, в котором он уже позднее, в 1755 году, с редкостной ясностью суждений подвел итог созданному им и победившему направлению в обработке русского литературного языка.

От степени влияния на русский литературный язык элемента церковно-славянского получается, по взгляду Ломоносова, тот или другой оттенок в языке, так называемой «слог» или «штиль».

Ломоносов намечает три таких оттенка или «штиля»: «высокий», «средний» и «низкий». Введение «штилей» отчасти было практически необходимо. Прямо перейти к живому языку было невозможно не только потому, что это было бы слишком резким нововведением, слишком большой «ересью», но и потому, - и это главное, - что тогдашний живой русский язык еще не был настолько развит, чтобы стать достаточным орудием для выражения новых понятий. Исход из затруднения Ломоносов нашел в средней мере: в простом соединении славянского и русского элементов, в введении штилей, а также в прямых заимствованиях из иностранных языков. Видимое предпочтение Ломоносов отдал церковно-славянскому языку, как языку уже выработанному, приспособленному и к «высокому» стилю, между тем как в живом русском языке не находилось «средств для передачи отвлеченно научных понятий, какие были необходимы для новой литературы».

Языки русский и церковно-славянский Ломоносов поставил в слишком близкую связь, русский язык даже как бы подчинялся церковно-славянскому; этим была обусловлена реформа в языке, произведенная Карамзиным. Наша новейшая орфография в наиболее существенных чертах создана Ломоносовым. Развивая, совершенно самостоятельно, мысль Тредьяковского о тоническом стихосложении, Ломоносов внес в это дело поэтическое дарование, которого совершенно был лишен Тредьяковский. «Русская Грамматика» Ломоносова, его «Рассуждение о пользе книг церковных», «Письмо о правилах российского стихотворства», вместе с практическим осуществлением этих правил в собственном «стихотворстве» Ломоносова, раз навсегда решили важнейший для нашей литературы вопрос, вопрос, можно сказать, самого ее существования - о средствах к широкому и свободному развитию, тот вопрос, который в итальянской литературе был решен еще в XIV веке, во французской в XV-XVI веках, в английской и немецкой в XVI веке.

Начало, которое должно объединять различные русские говоры, Ломоносов видит в языке церковно-славянском. Язык церковных книг должен служить главнейшим средством очищения русского литературного языка от наплыва слов иностранных, иноземных терминов и выражений, чуждых русскому языку, этих «диких и странных слова нелепостей, входящих к нам из чужих языков».

Совершенно неверно было бы думать, говоря о пользе церковных книг для русского языка, что Ломоносов полностью восстанавливал отжившую систему древнерусской книжной речи. Он сумел отличить в предании старой книжной речи живое от мертвого, полезное и продуктивное от окостеневшего и неподвижного.

Ломоносов - первый из деятелей русской культуры, который отчетливо увидел то, что за время многовекового воздействия церковно-славянской стихии на русскую письменную речь множество церковно-славянских слов и выражений прочно осело в устной речи грамотных русских людей, став, неотъемлемым достоянием повседневного языка носителей и строителей русской культуры. Например, в нашем современном языке враг, храбрый вместо древних ворог, хоробрый; нужда вместо древнего нужа; мощно вместо древнего мочно и др.

Взаимноя дифференциация народных русских и церковно-славянских элементов, как страна при сторона, невежда при невежа, горящий при горячий, истина при правда, изгнать при выгнать и др. Ясное понимание того, что язык русской образованности постепенно возникает на почве этого плотного сращения обеих исторических стихий русского письменного слова, сквозит в каждом положении филологических работ Ломоносова, в каждой строке его собственных литературных произведений. Именно на этом взгляде и строится все знаменитое учение Ломоносова о составе русской лексики и ее употреблении.

Сущность этого учения (теория трех штилей) вкратце состоит в следующем:

Все слова, какими может располагать русский язык, Ломоносов делит на три основных разряда:

К первому он относит слова, общие для языка церковных книг и для простого русского языка (например, слава, рука, почитаю ).

Ко второму относятся такие слова церковных книг, которые в простом русском языке не употребляются, но все же понятны грамотным людям ( например, отверзаю, взываю, насажденный ).

Есть в церковном языке также слова непонятные и представляющиеся устарелыми ( например, овогда - некогда, свене – прежде ) . Но их Ломоносов вообще не считает возможным употреблять в русском литературном языке.

И третий разряд составляют слова, совсем неизвестные языку церковных книг ( например, говорю, ручей, пока ).

В числе этого рода слов Ломоносов особо выделяет слова "презренные", то есть грубые и вульгарные, которые он также не советует употреблять, разве только в "подлых комедиях".

Посредством различной комбинации слов этих трех разрядов, согласно учению Ломоносова, в русском литературном языке создаются три разных стиля:

Высокий (Высокий стиль составляется из слов первого и второго разрядов, то есть из слов "славенороссийских", общих для обоих языков, и собственно "славенских", однако, как специально оговаривается Ломоносов, "вразумительных и не весьма обветшалых") ,

Посредственный , или средний (Средний стиль составляется преимущественно из слов первого разряда ("славенороссийских"), но к ним, как говорит Ломоносов, "с великою осторожностию" можно присоединять как чисто церковно-славянские, так и чисто русские слова)

Низкий , или простой (состоит из слов третьего и первого разрядов (то есть из комбинации чисто русских и "славенороссийских" слов)).

Возникающая, таким образом, стройная стилистическая система покоится на двух главных основаниях:

Во-первых, она вытесняет за рамки литературного употребления как церковно-славянские, так и русские лексические крайности, то есть те элементы обоих языков, которые стоят на конечных границах общей цепи словарных средств русской литературной речи.

Во-вторых, самое важное, в основу всей системы кладется "славенороссийское" начало русского языка, то есть такие средства, которые у русского и церковно-славянского языка являются совпадающими, общими.

В самом деле, "славенороссийские" слова, в той или иной комбинации, встречаются в каждом из трех стилей, устанавливаемых Ломоносовым. Но в высоком они сочетаются с чисто "славенскими", в низком - с чисто русскими, а в среднем - с теми и другими.

Следовательно, Ломоносов объявляет как бы генеральной линией развития нового русского литературного языка ту линию скрещения обеих языковых стихий, которая наметилась уже на предшествующих стадиях истории русского языка и с изумительной зоркостью была им угадана. Именно таким путем удалось Ломоносову вывести русский литературный язык на тот путь развития, который в будущем привел к такому яркому и мощному расцвету русское слово.

Указанное скрещение обоих исторических начал русского языка практически означало последовательное вовлечение в его структуру известных церковно-славянских элементов, постепенно переходивших из разряда собственно "славенских" в разряд "славенороссийских".

Русский язык этим путем как бы отвоевывал у церковного языка форму за формой, слово за словом, лишая их специфически церковного привкуса и превращая их в свое собственное достояние.

Этот синтез осуществлялся легче всего на почве среднего стиля, в котором могли участвовать слова всех трех разрядов, с скрещенными "славенороссийскими" в центре.

Таким образом, Ломоносов не только отдавал себе отчет в том, что такой фонд скрещенных славянских слов существует, но гениально предвидел также, что этот фонд будет со временем все более расширяться, что процесс отвоевания русским языком слов и форм из языка церковного будет продолжаться и впредь. В этих дальнейших завоеваниях русского языка Ломоносов справедливо видел также основное противоядие против засорения русского литературного языка ненужными заимствованиями из чужих языков.

По этому поводу Ломоносов говорит: "Таким старательным и осторожным употреблением сродного нам коренного Славенского языка купно с Российским отвратятся дикие и странные слова нелепости, входящие к нам из чужих языков... и Российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку неподвержен утвердится..."

Это не исключало возможности введения в русский научный язык международных научных терминов, составленных из греческих и латинских корней, например, встречающиеся в собственных сочинениях Ломоносова барометр, горизонт, инструмент, пропорция, фигура и т. п.

Но это помогало создавать и собственные новые термины из "славенороссийского" материала, соответствующие западноевропейским, например, встречающиеся в собственных научных сочинениях Ломоносова преломление, истолкование, плоскость, явление и т. п.

М. В. Ломоносов. Русская грамматика на немецком. Санкт-Петербург. 1764

К изучению русской грамматики Ломоносов впервые применил строгие научные приёмы, впервые определенно и точно наметив отношения русского литературного языка к языку церковно-славянскому, с одной стороны, и к языку живой, устной речи, с другой. Этим он положил прочное начало тому преобразованию русского литературного языка, которое круто повернуло его на новую дорогу и обеспечило его дальнейшее развитие. Ломоносов вполне сознает значение так называемой фонетики, необходимость идти в изучении языка от живой речи. Приемы научного исследования, которым следует в своих филологических изучениях русского языка Ломоносов — приемы естествоиспытателя. Выводы свои он основывает на ближайшем, непосредственном обследовании самых фактов языка: он дает длинные списки слов и отдельных выражений русского языка, сравнивает, сопоставляет группы фактов между собой, и лишь на основании таких сличений делает выводы.Лингвистические приемы Ломоносова те же, которых наука держится и в настоящее время.

Изучая живой русский язык, Ломоносов все разнообразие русских наречий и говоров сводит к трем группам или наречиям, «диалектам»:

1) московское,

2) северное (поморское, родное для Ломоносова) и

3) украинское (малороссийское).

Решительное предпочтение Ломоносов отдает московскому, «не токмо для важности столичного говора, но и для своей отменной красоты».

Вклад в развитие риторики

Нельзя сказать, что до Ломоносова в России совершенно никто не интересовался риторикой. Были и учебники по этому предмету. Но все они составлялись либо на церковнославянском языке, либо на латыни, а Ломоносов в 1743 написал «Краткое руководство к риторике» на русском языке. Основной труд Ломоносова по риторике — «Риторика» 1748 года, которая стала, по сути, первой в России хрестоматией мировой литературы, включавшей также лучшие произведения отечественной словесности. Пособия Ломоносова были первыми общедоступными руководствами по красноречию. Само определение риторики у него традиционно: Риторика есть наука о всякой предложенной материи красно говорить и писать, то есть оную избранными речами представлять и пристойными словами изображать на такой конец, чтобы слушателей и читателей о справедливости её удостоверить.

В «Риторике» выделены три традиционных раздела: об изобретении, украшении, расположении. В своем труде он выделяет собственно риторику — учение о красноречии; ораторию — наставление к сочинению речей в прозе; поэзию — наставление к сочинению поэтических произведений. Первая попытка Ломоносова создать учебник риторики — событие большого исторического значения. На основе «Риторики» впоследствии были написаны учебники по русскому красноречию.

Заключение

Основная заслуга Ломоносова заключается в том, что он создал прочную почву для развития нового книжного, но уже светского, общегражданского русского литературного языка. С разработкой этого языка связано и самое крупное из филологических сочинений Ломоносова - его "Российская грамматика", появившаяся в 1755 году. Написание этой грамматики есть поистине величайший из подвигов Ломоносова. Ведь надо помнить, что грамматика Ломоносова - это первая русская грамматика, потому что все более ранние грамматики были посвящены исключительно церковно-славянскому языку. Ломоносов умело воспользовался предшествующей грамматической традицией, но сделал гигантский шаг вперед, впервые в русской истории избрав предметом грамматического изучения новый, светский русский литературный язык и тем самым, положив начало дальнейшему его грамматическому совершенствованию.

Список литературы

1. http://www.ref.by/refs/32/31532/1.html

2. http://urokirus.com/online/lomonosovrussyaz.html

3. .

4 . Безменова Н.А. Очерки по теории и истории риторики. М., 1991.

5 . Волков А.А. Основы русской риторики. М., 1997.