Курсовая работа: Оренбургский Караван-сарай

ПРЕДИСЛОВИЕ

На рубеже 40-х годов прошлого столетия в Оренбурге был построен Караван-сарай. Это сооружение является значительным архитектурно-художественным произведением XIX в. Все, кому пришлось посетить Оренбург, в своих высказываниях о городе непременно упоминают о Караван-сарае, как об оригинальном и прекрасном сооружении, придающем городу особый колорит. «Солнце только что закатилось, когда я переправился через Сакмару, и первое, что я увидел вдали, это было розового цвета огромное здание с мечетью и прекраснейшим минаретом. Это здание называется здесь Караван-сарай, недавно оно воздвигнуто по рисунку Брюллова», — писал Т, Г. Шевченко, прибывший в Оренбург летом 1847 г. для отбытия ссылки. Доктор философии Федор Базинер, совершивший в 1842 г. поездку в Хиву через Оренбург, писал о Караван-сарае: «Отдельно стоящее грандиозное здание своей редкой и чудной постройкой приковывает глаз».

В наше время с восхищением отозвался о Караван-сарае А. В. Луначарский, посетивший Оренбург в 1929 г. при поездке в Среднюю Азию: «Очень интересен Караван-сарай. Это прекрасное здание с превосходным архитектурным памятником посредине...», - писал он.

Караван-сарай принадлежит к числу таких памятников, которые связаны с революционной борьбой местных рабочих и крестьян за установление Советской власти. Так, в 1917 г. в Караван-сарае помещался Военно-революционный комитет; в этом же-здании была провозглашена Советская власть в Оренбургской губернии.

ИСТОРИЯ ПРОЕКТИРОВАНИЯ И СТРОИТЕЛЬСТВА КАРАВАН-САРАЯ

Оренбургский генерал-губернатор В. Перовский в своем обращении от 20 апреля 1836 г. к начальникам башкирских и мещерякских кантонов отмечал, что «приезжающие в Оренбург по своей надобности и по службе башкиры и мишари не имеют никакоf1кого капитала, а также деньги, следовавшие в оплату башкирам за перевозку почты. В строительстве использовались и доходы поташных заводов.

Торжественное открытие Караван-сарая состоялось 30 августа 1846 г.

К концу строительства Караван-сарая Оренбургским - военным губернатором стал В. Обручев. Он показал себя противником всех мероприятий, направленных на подъем культуры башкирского народа. Караван-сарай был отобран у башкир и передан в ведение Министерства внутренних дел. В здании разместились квартира и канцелярия начальника Оренбургской губернии, губернские присутственные места, комиссия по размежеванию башкирских земель, губернская типография и редакция «Оренбургской газеты». Башкирам были оставлены лишь две небольшие квартиры для служителей мечети.

Это вызвало среди башкир повсеместное возмущение. Под жалобой о возвращении башкирскому народу незаконно отнятого Караван-сарая в 1865 г. подписалось около десяти тысяч башкир. Народ, построивший на свои средства и своими руками это сооружение, видел в нем историческую святыню.

Ссылаясь на недопустимость соседства губернских учреждений с мусульманскими культовыми зданиями, оренбургские правители хотели уничтожить мечеть и минарет — важнейшие компоненты ценного архитектурного памятника. 26 января 1867 г. генерал-губернатор Крыжановский обратился в Министерство внутренних дел с ходатайством о переносе мечети и минарета в другое место. Он обосновывал необходимость переноса тем, что якобы мечеть вызывает значительные неудобства для служащих и особенно начальствующих лиц и что во дворе здания, занятого русскими губернскими присутственныктября 1836 г. Во втором письме от 3 ноября того же года Перовский просил Брюллова подготовить проект ко времени его приезда в Петербург — к началу января 1937 г. Брюллов выполнил просьбу Перовского, и 19 января 1837 г. проект Караван-сарая был утвержден.

29 мая 1837 г. проектные материалы были направлены старшему корпусному инженеру.

Строительные работы были начаты летом 1837 г. Изготовление строительных материалов, их транспортировку и все остальные строительные работы выполняли башкиры. «Все почти постройки производились башкирами, нарочно назначаемыми сюда из полков и кантонов. Необходимый для строения лес сплавлялся из Башкортостана по реке Сакмаре башкирами же. Камень и известь также вырабатывались ими в 20 верстах от Оренбурга на Гребенской горе». В сооружении зданий и их оформлении участвовали строители и других национальностей, в первую очередь русские мастера, но сведения о числе рабочих, занятых в строительстве, не сохранились. Есть данные только об участии башкир и то лишь за отдельные летние месяцы 1838—1840 гг. Так, на строительстве Караван-сарая башкир всего работало :

Обнаружить какие-либо сведения о числе рабочих, занятых на строительстве в последующие годы, нам не удалось. Но судя даже по отрывочным данным, на строительстве Караван-сарая в отдельные месяцы работало более тысячи башкир.

Строительное дело, начиная с заготовки материалов и кончая производством строительных работ, было издавна знакомо башкирам. Некоторые здания Оренбурга того времени, украшенные башкирским орнаментом, являются свидетельством творческого труда башкирских строителей. Примером может служить соседнее с Караван-сараем одноэтажное здание; его фасад выложен из разноцветных глазурованных кирпичей, воссоздающих распространенный башкирский геометрический орнамент.

Завершение строительства основного корпуса Караван-сарая относится к 1842 г. Некоторые помещения верхнего этажа были закончены еще раньше, и в декабре 1841 г. в них уже разместилась канцелярия командующего Башкиро-мещерякским войском. Строительство мечети и минарета на основании одних документов было завершено в 1842 г., а по другим — в 1844 г. Много времени заняла внутренняя отделка мечети и наружная облицовка минарета изразцами.

Общая строительная стоимость Караван-сарая равнялась 804914 руб. Эту сумму составляли средства, собранные среди башкирского населения, часть так называемого башкирского капитала, а также деньги, следовавшие в оплату башкирам за перевозку почты. В строительстве использовались и доходы поташных заводов.

Торжественное открытие Караван-сарая состоялось 30 августа 1846 г.

К концу строительства Караван-сарая Оренбургским - военным губернатором стал В. Обручев. Он показал себя противником всех мероприятий, направленных на подъем культуры башкирского народа. Караван-сарай был отобран у башкир и передан в ведение Министерства внутренних дел. В здании разместились квартира и канцелярия начальника Оренбургской губернии, губернские присутственные места, комиссия по размежеванию башкирских земель, губернская типография и редакция «Оренбургской газеты». Башкирам были оставлены лишь две небольшие квартиры для служителей мечети.

Это вызвало среди башкир повсеместное возмущение. Под жалобой о возвращении башкирскому народу незаконно отнятого Караван-сарая в 1865 г. подписалось около десяти тысяч башкир. Народ, построивший на свои средства и своими руками это сооружение, видел в нем историческую святыню.

Ссылаясь на недопустимость соседства губернских учреждений с мусульманскими культовыми зданиями, оренбургские правители хотели уничтожить мечеть и минарет — важнейшие компоненты ценного архитектурного памятника. 26 января 1867 г. генерал-губернатор Крыжановский обратился в Министерство внутренних дел с ходатайством о переносе мечети и минарета в другое место. Он обосновывал необходимость переноса тем, что якобы мечеть вызывает значительные неудобства для служащих и особенно начальствующих лиц и что во дворе здания, занятого русскими губернскими присутственными местами, неблаговидно иметь магометанскую мечеть.

Министерство внутренних дел, зная настроения башкир и боясь народных волнений, 10 июля 1867 г. ответило Крыжановскому: «Перенос с давних пор существующей, изящно построенной мечети... должен дать новую пищу магометанскому фанатизму, следовательно, скорее будет способствовать его возбуждению, чем ослаблению». Крыжановский возбуждал ходатайство по этому поводу еще несколько раз, но министерство, опасаясь народного недовольства, разрешить перенос мечети не осмелилось.

Народное движение за возвращение башкирии Караван-сарая не прекращалось, но путем запугивания и судебной расправы над «зачинщиками» царскому правительству наконец удалось его приостановить. С новой силой это движение поднялось в революционные Дни 1917 г. Башкирский областной съезд Советов, проходивший в Оренбурге с 20 по 27 июля 1917 г., специально обсудил вопрос о возврате башкирам отнятого у них царским правительством: Караван-сарая и вынес постановление: «Караван-сарай как здание, построенное башкирами..., съезд объявляет национальной собственностью башкирского народа».

Председатель бывшего Башкирского областного бюро и член Комиссариата по делам мусульман при Наркомнаце Ш. Манатов в январе 1918 г. беседовал по этому вопросу с В. И. Лениным. В. И. Ленин Отнесся к проекту декрета о возврвщении караван-сарая башкирам с большим интересом. Владимир Ильич спросил: «Караван-сарай до сих пор еще не возвращен башкирам?». И тут же сказал: «Надо его скорее отдать». Прочитав подготовленный проект, он вставил между словами «Башкирский дом» слово «народный».

Декрет о возвращении Караван-сарая башкирам, был принят по указанию В. И. Ленина в феврале 1918 г. Народный Комиссариат по делам национальностей 6 февраля 1918 г. послал в адрес исполнительного комитета Оренбургского Совета рабочих ч солдатских депутатов, телеграмму: «Просим опубликовать во всеобщее сведение, что по решению Народного Комиссариата по делам национальностей Башкирский народный дом и мечеть под названием «Караван-сарай» в Оренбурге передается в полное распоряжение башкирского трудового народа в лице областного Совета башкир».

В тяжелом для нашей страны 1921г. усилиями Советского правительства в здании Караван-сарая был открыт Башкирский педагогический техникум, сыгравший большую роль в создании башкирской народной интеллигенции.

В 1924 г. в связи с территориальной отдаленностью Караван-сарая от Башкирии это здание было передано Оренбургской губернии, входившей тогда в Киргизскую республику. В августе 1960г. Караван-сарай взят на учет как ценный архитектурный памятник, подлежащий государственной охране и изучению.

АРХИТЕКТУРА КАРАВАН-САРАЯ

Караван-сарай был построен на свободном участке, в некотором отдалении от города. Со временем город разросся, и территория Караван-сарая оказалась окруженной жилой застройкой. В настоящее время Караван-сарай находится недалеко от центра города. Своим главным фасадом и полуоткрытым двором он ориентирован в сторону Паркового проспекта.

.Караван-сарай состоит из основного корпуса, мечети и минарета. В основу планировочной структуры основного корпуса положен распространенный в русской архитектуре прием планировки зданий с внутренним двором. Конфигурация плана с прямоугольным полуоткрытым в одну сторону двором напоминает, в частности, планы построенных в конце XVIII в. зданий Московского университета (арх. М. Казаков) и почтамта в Санкт-Петербурге (арх. Н. Львов). Два других здания Караван-сарая вписаны в контур основного корпуса и посажены на его главную ось симметрии; восьмиугольная в плане, покрытая куполом мечеть образует центр композиции, а устремленный ввысь минарет закрепляет пространственную ось ансамбля со стороны въезда во двор.

Все объекты Караван-сарая трактованы как части единого архитектурного организма. Объемно-пространственное решение комплекса основано на приеме художественного противопоставления энергичной вертикали минарета спокойной горизонтали основного корпуса.

Основной корпус состоит из пяти связанных воедино одновысотных объемов, образующих в плане П-образную форму. Центральный объем создает задний план, перпендикулярно к боковым крыльям примыкают два объема, которые составляют первый план композиции. Между ними находится, полураскрытый парадный двор (48X53 м) с двумя воротами с южной стороны. Корпус имеет значительную протяженность. Если вытянуть его периметр в одну линию, то его длина составила бы более четверти километра.

В основном корпусе, расположены различные по назначению помещения. Первоначально в здании было предусмотрено училище для башкирских детей с образцовыми мастерскими при нем — слесарной, кузнечной, столярной, малярной, шорно-седельной и др. Здесь же должны были находиться квартиры для командующего Башкирским войском, для временного проживания приезжающих из районов башкир и для обслуживающего персонала.

Планировка помещений проста, рациональна и соответствует их назначению. В связи с тем, что в здании размещались разнохарактерные по назначению учреждения, был предусмотрен изолированный вход в каждое их них. Таких входов тринадцать. Они расположены со стороны внутреннего парадного двора: по три на восточной и западной сторонах, пять — на северной и по одному на торцах, ориентированных в сторону въездов. Связь между этажами в корпусе осуществлялась пятью лестницами, заключенными в капитальные стены.

Для содержания верховых лошадей и других хозяйственных нужд (каретник, ледник и т. п.) имелись особые дворы, которые примыкали к главному корпусу с восточной и западной сторон. К ним можно было пройти через арочные проемы, устроенные во-первых этажах обеих сторон для связи с внешним миром был предусмотрен непосредственный въезд в каждый хозяйственный двор.

С большим мастерством запроектированы и выполнены дворовые и внешние фасады. Сохранив между ними единство, архитектор подчеркнул индивидуальный облик каждого из них. Фасады, выходящие во внутренний двор, решены простыми средствами. По высоте они разбиты на две почти равные части горизонтальными поясками, протянутыми на линии подоконников второго этажа и на уровне междуэтажного перекрытия. Пояски эти подчеркивают общую горизонтальную протяженность фасадов, вследствие чего здание зрительно кажется более низким, чем другие объекты комплекса.

По архитектурной обработке первому этажу придан подчиненный характер. Выше сильно рустованного цоколя, на глади стены, в неглубоких нишах, имеющих очертание шпоровидных арок, размещены квадратные окна и входы в здание. Фасады второго этажа обработаны несколько оживленнее. Прямоугольные окна размером 1.1Х2,2 м, так же как и окна первого этажа, заглублены в ниши, оформленные в своей верхней части в виде трехлепестковых арок. Учитывая, видимо, то обстоятельство, что невысокое здание при редком расположении оконных проемов и обилии гладких стен будет казаться слишком массивным, автор превратил широкие простенки в ложные окна, заключенные в точно такие же арочные ниши.

Трехлепестковые и стрельчатые по форме, арки придают зданию восточный колорит. Данный ряд арок с узкими промежутками-опорами разбивает плоскость фасадов, облегчает их и вносит в них оживление. Вместе с тем они роднит здание с другими объектами комплекса. По всему фасаду, немного выше арок, проходит широкая лента фриза, состоящая из прямоугольных отступов (ниш) и рамок. Здание венчает незначительно выступающий карниз простейшего профиля.

Внешние фасады решены иначе. В противоположность дворовым фасадам они не имеют горизонтальных тяг, а поверхность их стен с редкими оконными проемами оставлена гладкой. Особо следует остановиться на решении главного фасада. Его углы удачно акцентированы сужающимися кверху ризалитами, завершенными над крышей небольшими стройными башенками. Ризалиты композиционно завершают протяженные фасады главного корпуса, подчеркивают главную ось комплекса и дают переход к энергичной вертикали минарета. Верхняя часть ризалитов оформлена своеобразным сталактитовым фризом, а над карнизом поднимаются легкие, как бы парящие в воздухе четырехскатные островерхие крыши, подчеркивающие общую вертикальную устремленность сооружения. Благодаря вогнутым скатам кровли этих башен напоминают покрытия прямоугольных лубковых шалашей, которые использовались в то время в качестве временных переносных жилищ в летних аулах.

Другие внешние фасады решены идентично с главным, но по сравнению с ним более сдержанно. Каждый угол здания отмечен небольшими башенками.

Различный подход к решению внешних и внутренних фасадов одного и того же здания, на первый взгляд, может вызвать недоумение. Тем не менее это вполне объяснимо. В центре относительно небольшого двора расположено компактное купольное здание мечети — основной элемент композиции караван-сарайского комплекса. Желая подчеркнуть композиционное значение этого объекта, Брюллов применил в решении внутренних фасадов, окружающих мечеть, такие архитектурные приемы, которые придают им подчиненный характер. При создании внешних фасадов, выходящих в парк, автор имел иные условия. Здесь не было других зданий, с которыми можно было бы сопоставлять здание Караван-сарая. Вот почему, решая фасады, обозреваемые из парка, архитектор поставил перед собой лишь одну цель — сделать их более приподнятыми и выразительными.

В конструктивном отношении здание решено тоже просто. Наружные и внутренние стены сложены из хорошо обожженного красного кирпича на известковом растворе. Междуэтажные перекрытия в большей части выполнены из кирпичных сводов, опирающихся на наружные капитальные стены и внутренние столбы; остальная часть перекрытий — плоская по деревянным балкам. Капитальные стены снаружи и внутри оштукатурены и окрашены.

Многие помещения сделаны проходными, благодаря чему площадь коридоров сведена к минимуму. Всюду устроено печное отопление; печи прямоугольной формы расставлены в удобных местах. Все в здании выполнено очень скромно, с соблюдением экономии материальных и декоративных средств.

Такая композиция плана Караван-сарая, при которой все учреждения объединены в одном корпусе, а мечеть находится посреди внутреннего двора, не обусловлена ни назначением помещений, ни соображениями компактной планировки. По преданию башкиры, создавая Караван-сарай, хотели отразить в нем схему устройства своего летнего аула. Насколько правдоподобно такое предание и было ли предъявлено подобное требование автору проекта, не известно. Но исходя из анализа самой композиции Караван-сарая и архивных документов о ходе проектирования, можно предположить, что какое-то определенное задание, направляющее творческую мысль зодчего, было.

В летних аулах жилища располагались таким образом, что образовывали близкую к кругу или овалу форму плана; в центре ставилось жилище старейшины или тирмэ» Аул представлял собой полузамкнутый двор с объединяющим смысловым центром (тирмэ), на который ориентировались все выходы из отдельных жилищ.

По проекту Брюллова архитектурный образ Караван-сарая — невысокого основного корпуса со множеством входов, обращенных к мечети — своеобразному большому тирмэ,—создавал впечатление традиционного башкирского аула. Подобную ассоциацию поддерживали и такие объемно-пространственные элементы здания, как возвышающиеся над крышей угловые башенки, напоминающие легкие летние юрты.

Мечеть представляет собой свободно стоящее, просматриваемое со всех сторон здание, размещенное в центре прямоугольного внутреннего двора Караван-сарая. По своему значению и занимаемому месту — это центральный элемент комплекса.

В плане мечеть имеет форму правильного восьмиугольника с поперечником 12,6 м. Вход в нее размещен с северной стороны.

Перед входом устроен легкий тамбур и небольшое прямоугольное помещение (3x3,5 м), где молящиеся оставляли свою обувь.

Перед входящим в мечеть внезапно открывается весь просторный объем зала. Отсутствие мебели и других предметов обстановки только усиливает впечатление, способствуя цельности восприятия. Гладкие, безоконные стены мечети внутри оштукатурены под мрамор, а в углах оформлены пилястрами, выступающими от плоскости стены на 15 см. В промежутке между пилястрами помещены таблицы с изречениями из Корана, выполненными вызолоченными буквами. Над ними проходит неширокая, с точеными балясинами галерея, охватывающая три стороны помещения. Окна, через которые проникает в мечеть дневной свет, находятся в нижней части купола.

Распределение и обработка основных элементов интерьера .(пилястры, арки, членение внутренней поверхности купола и т. д.) органически увязаны со структурной основой сооружения. Благодаря этому элементы интерьера дают отчетливое представление о конструктивной схеме сооружения, о логической взаимосвязи архитектуры и конструкции. Так, размещенные в углах пилястры удачно оформляют места стыка стен. В то же время они усиливают основную стену на тех участках, которые принимают на себя всю нагрузку и распорные усилия от купола.

Не доходя до пяты арок, пилястры (ширина 70 см) заканчиваются карнизом, составленным из ряда прямолинейных классических обломов. На нем находится расширяющаяся кверху плита, дающая естественный переход от пилястры к аркам. Пяты двух соседних арок в месте стыка объединены попарно и выполнены в виде капители; их лицевым сторонам придана форма неправильного пятигранника, напоминающая нагрудник башкирки. Поверхность капителей оформлена рельефной лепкой и старинным башкирским орнаментом.

Архивольты окон по ширине разделены на две полосы, из них внутренняя, непосредственно опоясывающая окно, оставлена гладкой, внешняя — обработана каннелюрами.

Просто и в то же время интересно сделан интерьер купола. Две горизонтальные линии, идущие кольцами, делят сферу купола по высоте на три части. Самая верхняя из них решена в виде неба: в центре на синем фоне расположено сияющее солнце, а вокруг него — восемь полумесяцев и множество шестиконечных звезд. Средняя часть, заключенная между двумя кольцевыми линиями, разделена на восемь равных долей тягами, идущими от оси пилястр ( в радиальном направлении). Поля украшены одинаковыми лепными узорами; в центре каждого поля помещена восьмиконечная звезда. По низу купола идут арочные окна. Поля между арками (тимпаны) заполнены выпуклыми арабесками и сложным башкирским орнаментом.

Композиция орнаментов, их место, размеры и детали говорят об умелой творческой переработке Брюлловым многовековых традиций башкирского орнаментального фольклора. В украшение капители, купола и тимпанов применены изображения в виде знаков интеграла и запятых, которые часто встречаются в резьбе по дереву, в аппликациях из сукон и вышивках башкир.

К середине купола мечети подвешена великолепная золоченая хрустальная люстра. Хрустальные подвески украшали и настенные осветительные приборы, размещенные по сторонам зала. Солнечные лучи, расцвечивая разноцветные стекла окон, преломляясь и отражаясь в хрустальных подвесках, обогащали интерьер мечети днем. Необычайно красиво выглядел интерьер и вечером, когда зажигали люстру. Яркие золотые узоры, сияние подвесок светящееся звездное небо производили сильное впечатление.

Зал был -просторен и пуст. Лишь у южной стены стояла небольшая дубовая кафедра с шатровым верхом, увенчанная шпилем и позолоченным полумесяцем. Кафедра заменяла молитвенную нишу — михраб; отсюда мулла давал наставления.

Высота мечети от фундамента до верха купола равна 18,9 м. На вершине купола установлен небольшой фигурный шпиль, увенчанный полумесяцем — эмблемой магометанской религии. Нижняя часть купола сферической формы, а верхняя — слегка конусообразная. Купольными опорами служат стрельчатые арки окон, которые передают давление от купола на стены в углах здания. Углы снаружи усилены контрфорсами прямоугольного сечения, составляющими со стенами единое целое. На фасаде они выглядят как приставленные столбы, покрытые сверху кровлей в один скат.

Окна, заполненные ажурными металлическими переплетами и разноцветными стеклами (витраж), выглядят очень эффектно. Прорезанные у самого основания купола, они создают впечатление необыкновенной его легкости. Эту невесомость купола подчеркивают и сверкающие на солнце, словно посеребренные, листы белой жести, которыми покрыто здание.

Композиционная схема фасадов, так же, как и плана в целом, отличается четкостью и простотой. Широкие архивольты, опоясывающие окна и спущенные до цоколя, использованы как единственный мотив архитектурного решения фасадов. Ниже окон плоскости стен по высоте разбиты на три части незначительно выступающими тянутыми филенками. Средние, большие из них, на каждом фасаде оформлены в виде пологой стрельчатой арки. Благодаря применению в обработке фасадов-приемов, зрительно облегчающих плоскости кирпичных стен, они не кажутся массивными.

По наружному виду мечеть воспринимается как простейшая композиция, составленная лишь из двух элементов: высоких стрельчатых арок с легкими заполнениями и объединяющего их купола. Эта классическая простота построения — одно из достоинств архитектуры мечети.

Восьмиугольная форма плана для мечети необычна. В странах Востока, в частности в Средней Азии, откуда мусульманский мир России заимствовал основные принципы планировки и строительства молитвенных зданий, мечети имеют прямоугольные планы (соборная мечеть

Бибиханым в Самарканде, Калян в Бухаре, Анау в Туркмении и др.). Городские и сельские мечети Башкортостана второй половины XIX — начала XX в. .в плане тоже были прямоугольными; об этом свидетельствуют дошедшие до нас образцы. Так почему же для караван-сарайской мечети была принята необычная форма плана?

В осуществленном варианте Брюллова здание мечети формой плана, лаконичностью архитектуры фасадов и силуэтом напоминает тирмэ. Стандартная сборно-разборная тирмэ имела простую структурную основу. Она состояла из двух основных элементов: каркаса стены и каркаса купола. После установки весь каркас обтягивался белым войлоком. Мечеть по внешнему виду также состоит из двух конструктивных элементов: восьми одинаковых стенок и купола. Кстати, кровля купола тоже четко разделена на восемь частей выступающими гранями. Но в конструкции .мечети есть еще третий элемент — контрфорсные столбы. Их нет в тирмэ, потому что там распорные усилия от купола погашаются нижним поясом купольного каркаса.

О стремлении архитектора придать мечети форму тирмэ говорит и такой серьезный факт, как исключение обязательной составной части мечети — молитвенной ниши — михраба.

Перенесение традиционной формы плана войлочных тирмэ на ч постройки из других материалов в прошлом встречалось довольно часто. В связи с тем, что придавать постройкам (особенно деревянным) круглый план с конструктивной точки зрения было неудобно и нелогично, их делали близкой к кругу восьми- или шестигранной формы. Восьмигранные формы придавались как бревенчатым жилым постройкам, так и культовым сооружениям XIX веке, например, на юговостоке Башкортостана наряду с круглыми войлочными тирмэ получили распространение дощатые, состоящие из шести и восьми одинаковых полотен. Такие тирмэ (кроме двери) имели одно или два окна.

Об одной мечети с восьмигранным планом, существовавшей в деревне Старо-Кайпаново Татышлинского района, упоминается в литературе XX в. Другая двухзальная мечеть, основной зал которой представляет восьмигранник, существует в Мечетлинском районе и поныне.

Минарет представляет собой высокую и стройную трехъярусную башню. Нижний ярус минарета трактован как пьедестал для вышележащей части. В плане по наружному абрису, он имеет квадратную форму с размером сторон 3,5X3,5 м. По углам кладка усилена контрфорсами метрового сечения.

На высоте 5,2 м квадратный план переходит в восьмигранник, а затем начинается средний ярус минарета. По наружному виду средний ярус напоминает многогранную каннелированную колонну, облицованную снаружи глазурованными изразцами белого цвета. Колонна полая (внешний ее диаметр равен 3,66 м, внутренний— 2,1 м); в ее центре сложена вторая колонна малого диаметра (68см).

На высоте 19 м минарет украшен великолепным сталактитовым карнизом; над ним идет третий ярус высотой 5,28 м. Здесь минарет уже принимает цилиндрическую форму. Поверхность этого яруса оштукатурена и побелена. Третий ярус закончен вторым, еле заметным карнизом.

Минарет имеет остроконечное завершение в виде конуса, покрытого покрашенным в зеленый цвет железом; над ним поднимается высокий шпиль с вызолоченным полумесяцем. Вся высота минарета равна 38,76 м.

Фасады пьедестала просты и мокументальны. Со всех четырех сторон на них размещены незначительно отступающие ниши, обрамленные стрельчатой аркой с выступающими клиньями и швами. С северной стороны нацедится вход в минарет.

Пропорции и характер архитектурной обработки пьедестала выявляют его конструктивную сущность и масштабность, помогая зрителю соразмерить высоту минарета с ростом человека.

Угловые контрфорсы, скошенные в своей верхней части в виде односкатных кровель, создают плавный переход от квадратного подножья к небольшому восьмигранному аттиковому поясу. Аттиковый пояс играет важную роль: он сглаживает переход от монументального основания к многогранному стволу минарета.

Верхняя кромка аттикового пояса оформлена в виде тяги, состоящей из прямолинейных обломов. Зрительно они выполняют роль обруча, стягивающего воедино отдельные грани минарета. На поверхности пояса помещены прямоугольные лежачие нишки, подчеркивающие контраст между горизонтальным поясом и вертикальными архитектурными элементами пьедестала и минарета.

Ствол минарета имеет 24 грани, оформленные в виде каннелюр, изгибы каннелюр при схождении образуют выступающие острые углы. Изящно выполненные каннелюры подчеркивают динамическую устремленность минарета и придают сооружению особую, стройность и выразительность.

Сталактитовый карниз, венчающий основной ствол минарета, имеет не только декоративное значение, но и служит основанием для устроенной над ним галереи.

Немного ниже сталактитового карниза ствол минарета охвачен поясом, составленным из двух обломов: валика и полочки. Поясок этот, туго стягивая все грани минарета, зрительно подготавливает переход к карнизу. Над карнизом минарет окружен легкой галереей, огражденной ажурной металлической решеткой.

Каннелированная колонна, изящный сталактитовый карниз, галерея с ажурной решеткой, верхний цилиндр с островерхим завершением и шпиль с полумесяцем — все это придает сооружению исключительную стройность и легкость. Немало способствует этому и то обстоятельство, что все элементы и детали минарета выполнены с чрезвычайной точностью.

По совершенству пропорций и красоте силуэта минарет — выдающееся архитектурное произведение среди всех капитальных сооружений на территории бывшей Оренбургской губернии. Значительно превышая высоту соседних зданий, он приобрел значение важнейшей доминанты в окружающем районе. Тонкий и изящный, стремительно взлетевший в небо, он видим с далеких расстояний и играет большую роль в общем архитектурно-пространственном облике Оренбурга.

При высоте минарета около 39 м и при его незначительном диаметре особенно важно было обеспечить сооружению устойчивость. Это достигнуто прекрасно продуманной структурой и безукоризненным выполнением строительных работ.

Кладка стен пьедестала сделана из точно отесанных каменных блоков правильной формы. Это крепкий песчаник с мягким сероватым оттенком, прекрасно сочетающимся с белой изразцовой облицовкой минарета. Стены толщиной 78 см и внутренняя колонна сложены из отборных красных кирпичей. Местами в кладке устроены каменные пояса из одного ряда точно отесанных блоков, скрепленных между собой железными связями. Для подъема внутри минарета сделана лестница, вьющаяся вокруг осевой колонны. Тщательно обработанные каменные ступени одним концом заделаны в кладку внутренней колонны, другим — в специальные борозды в наружной стене. Лестница ведет до галереи, охватывающей минарет на высоте 24.3 м. Внутренняя колонна круглого сечения переходит здесь в квадратный столб, который служит опорой для верхнего покрытия минарета.

Для освещения лестницы в стене с южной, северной, восточной и западной сторон на разных уровнях сделано по четыре прямоугольных узеньких окна. При подъеме по лестнице через эти окна открываются виды на лежащий внизу город и загородные дали. Размер окон с внутренней стороны — 50X30 см, снаружи — 40Х 18 см. Заметить их довольно трудно даже с близкого расстояния.

Минарет Караван-сарая — самостоятельное сооружение. Такое отделение минарета от мечетей было принято в ранний мусульманский период. В поздних примерах, в частности, на территории бывшей Оренбургской губернии, отделение, минарета от мечети встречается еще в одном случае — в г. Миассе. Во всех других случаях минареты непременно вкомпоновывались в архитектуру мечети и составляли ее неотъемлемую часть.

Ансамблевые качества Караван-сарая.

Каждое здание караван-сарайского комплекса, взятое в отдельности,— это оригинальное архитектурное произведение, простое и удобное по планировке, выразительное по внешней архитектуре. Но Караван-сарай привлекает внимание не только архитектурным совершенством отдельных сооружений. Самое главное и наиболее ценное в нем — это соразмерности отдельных частей комплекса, стройность общего силуэта, согласованность всей композиции. Караван-сарай обладает высокими ансамблевыми качествами. По своим архитектурным формам здания комплекса резко отличаются друг от друга, но вместе с тем все они решены по единому замыслу, Между ними существует взаимная соподчиненность, в силу которой они дополняют друг друга; средства, художественной выразительности, в них также целесообразны.

Все три здания — основной корпус, мечеть и минарет — посажены в плане на одну линию, которая является главной осью комплекса. Связав таким образом все объекты, Брюллов Подчеркнул их органическую связь и каждому из них отвел особую, роль в композиции. Распластанный по горизонтали основной, корпус служит своеобразным основанием для двух других зданий, вертикально устремленных ввысь. Мечеть занимает в комплексе центральное положение, выполняя роль композиционного центра Караван-сарая, а минарет логически завершает композицию, возвышаясь как венец ансамбля.

В распределении архитектурных средств Брюлловым была соблюдена определенная закономерность; при этом он учитывав, назначение каждого объекта в ансамбле. Сила архитектуры нарастает от основного корпуса к мечети, а от нее — к минарету. От одного здания к другому архитектура становится все богаче и выразительнее, формы определеннее, детали рельефнее.

Несмотря на неодинаковую степень насыщенности архитектуры, объекты не отрываются друг от друга, а связаны между собой общностью элементов и деталей. На фасадах всех трех зданий повторены стрельчатые арки; одинаково решены контрфорсные стенки мечети и минарета; оба эти здания имеют одинаковое венчание своих верхних частей и т. п. Основной корпус с минаретом связывают сталактитовые карнизы на ризалитах, полосы фризов и линии горизонтальных членений. Кроме того, основной корпус с двумя другими связывается возвышающимися над ним островерхими башенками, благодаря чему завершено художественное единство сооружения.

Достоинства каждого объекта в отдельности полнее раскрываются при рассмотрении с точки зрения его архитектурной значимости в составе композиции. Так, ясное и лаконичное решение фасадов мечети средствами повторения вытянутых стрельчатых арок, сообщающих зданию приподнятость, и применение подчеркнутых горизонтальных членений в решении дворовых фасадов; основного корпуса находят свое оправдание в их значении. Мечеть выполняет в композиции ведущую роль, а основной корпус — подчиненную: дворовые фасады его, огибая мечеть со всех сторон, создают ей спокойное обрамление. При приближении к минарету — венцу ансамбля — внешние фасады основного корпуса решены активнее, чем на остальном протяжении, а их ризалиты с башнями создают переход к уходящей ввысь вертикали минарета

Очень эффектно идет развитие композиции в высоту. С низких, горизонтально протяженных стен хозяйственных пристроек взгляд переходит к стенам основного здания, к угловым башенкам над крышей, следует выше к куполу мечети, затем поднимается к минарету, его конусному завершению, шпилю и, наконец, уходит в необъятный простор неба.

Парк. Караван-сарай со всех сторон был окружен прекрасным парком, площадь которого превышала 5 га. Создание парка было задумано одновременно с проектированием и строительством зданий и осуществлялось в начале 50-х годов прошлого столетия.

Устройство значительного по территории парка в степи потребовало от башкирского населения огромных усилий. Весь посадочный материал для парка был взят из лесов Стерлитамакского уезда и других мест Башкортостана. Многолетние деревья в громадных кадках доставлялись в Оренбург за сто и более километров.

Башкиры тщательно и любовно подбирали растения, продуманно и с большим вкусом размещая их на территории парка. Так был создан интересный пейзажный парк, где были высажены разные деревья (сосна, ель, уральская лиственница, дуб, вяз, остролистный клен, карагач, липа) и кустарники (сирень, крушина, акация, жимолость и др.). Парк был особенно великолепен весной, в период цветения кустарников, и в начале лета, когда зацветала липа.

В недавнем прошлом, когда Караван-сарай занимал в парке центральное положение, можно было обозревать издали фасады основного корпуса с ризалитами и башенками, а в створе полураскрытого двора — стройный минарет и сияющий купол мечети. После того, как через парк прошла улица, расчленившая его на две части, основное здание и минарет оказались в непосредственном соседстве с городской магистралью и условия осмотра их значительно ухудшились. Сейчас Караван-сарай окружен парком с трех сторон, с южной стороны проходит улица. В части парка, лежащей на противоположной стороне улицы, произведена перепланировка, и теперь оттуда можно увидеть только общий силуэт Караван-сарая.

Просматривая уцелевшие документы об истории возникновения Караван-сарая, изучая реестры с именами внесших денежный вклад в фонд его строительства, невольно проникаешься глубоким уважением и признательностью ко всем тем, кто в тяжелых условиях социального и национального гнета создавал это прекрасное сооружение — бесценный общенародный памятник.

Караван-сарай, возникший для определенных практических потребностей, хотя и утратил сейчас свое первоначальное назначение, однако как памятник эпохи, как архитектурно-художественное произведение занимает значительное место среди других ценностей, созданных башкирским народом.

ВОСТОЧНЫЕ МОТИВЫ В АРХИТЕКТУРЕ - КАРАВАН-САРАЯ

Комплекс Караван-сарая в Оренбурге занимает особое место в общем ряду памятников материальной культуры своего времени. В облике крупных построек этого периода в Оренбургской губернии еще сильны традиции классицизма. Проникновение эклектики в архитектуру провинциальных городов было не столь стремительным и могло, в сравнении со столицами, запаздывать на несколько десятилетий. Кроме того, становление нового стиля не носило здесь оттенка осознанного противопоставления канонам классицизма. Размывание устоев последнего происходило в провинции около 1840—1860-х гг. и было постепенным. Практически это могло выражаться в появлении в здешних местах вполне законченных построек в духе классицизма вплоть до 1850-х гг. Печать суховатой сдержанности лежит и на ранних образцах эклектики. Стилизаторство встречается в этот период лишь в виде немногих памятников, первенцем среди которых безусловно является оренбургский Караван-сарай.

Здание, спроектированное известным петербургским архитектором А. П. Брюлловым, стоит особняком и в его собственном творчестве. Александр Павлович Брюллов получил образование в императорской академии художеств и долгое время провел за границей. Предметом его пристального внимания стало изучение «архитектурных древностей». В частности, А. П. Брюлловым были произведены обмеры античных терм в Помпеях, выполнены многочисленные зарисовки в Сицилии и Риме, в Сорбонне Александр Павлович прослушал курс истории архитектуры профессора Гюона (Бюона). Все это сказалось на творческом почерке зодчего. В его проектах, наряду с приемами классической школы, возникают мотивы иных архитектурных стилей, преимущественно европейских — романского, готического, ренессансного.

Лишь однажды в своей биографии А. П. Брюллов обратился к наследию восточного зодчества, выполнив по просьбе Оренбургского губернатора В. А. Перовского проект Караван-сарая. Без сомнения, выбор стилистической ориентации определялся здесь спецификой самого объекта. Здание, не имеющее в наших широтах прямых прототипов, весьма оригинально по композиции. В его основу положен тип прямоугольной в плане постройки с закрытым внутренним двором. Подобные постройки — дворцы, рибаты, медресе и т. п. — известны во многих арабских странах, Средней Азии, Иране и Турции, начиная с раннего средневековья. С традициями караванной торговли связан и способ размещения комплекса (на свободном участке несколько в стороне от города), и устройство, помимо главного двора, двух внешних, предназначенных для приема верховых лошадей и других хозяйственных нужд.

Исторически караван-сараи могли располагаться на торговых путях весьма уединенно, поэтому в их функцию нередко входила и задача защиты путников от внешнего нападения. Отголоском форм подобных укрепленных сооружений являются расширяющиеся к низу парные угловые башенки-ризалиты, использованные А. П. Брюлловым для фланкирования фасадов. Правда, сообразуясь с местными климатическими условиями, архитектору пришлось разорвать каре главного корпуса, сделав внутренний двор полураскрытым в южном направлении.

Очень необычным (в сравнении с традиционными для Южного Урала композиционными схемами) бы-ло и решение мечети. По мнению исследователей, уже к XVIII в. мечети с вытянутым прямоугольным планом и восьмигранным минаретом на крыше были, по существу, единственным типом этих зданий, распространенных в Казанской и Оренбургской губерниях. Однако в силу каких-то соображений местный опыт исламского культового зодчества не был воспринят при проектировании Караван-сарая в Оренбурге. Восьмиугольная в плане купольная мечеть, поставленная в центре его двора, обнаруживает аналогии с так называемыми мечетями-киосками, существовавшими, например, в средневековых караван-сараях Турции. Похожие ортогональные постройки, оформляющие небольшие водоемы, расположенные во дворе арабских мечетей, встречаются в Каире. План-октогон практиковался и в ранних мусульманских постройках, и более поздних мавзолеях.

В период угасания классицизма интерес к восточной культуре в России заметно усилился. В 1829г. Строительной комиссией Министерства внутренних дел был подготовлен чертеж «образцовой» (типовой) мечети, рекомендованный к широкому использованию при строительстве мусульманских культовых зданий в различных регионах. Проект, основу которого составлял все тот же восьмиугольный центрический объем, по всей видимости, был знаком и А. П. Брюллову.

Необычным для наших мест является и тип отдельно стоящего минарета, избранный А. П. Брюлловым. Стройность его пропорций, характер конического - завершения и наличие внешней площадки для азанчи не оставляют сомнений в наличии у этой постройки османских прототипов. Вполне соответствуют такому выводу и каннелюры, которыми отделан ствол минарета и трехрядный сталактитовый карниз в его завершении.

Приемы декоративного убранства, использованные А. П. Брюлловым, также пронизаны восточными влияниями. Это и тема стрельчатых, трехлопастных и «шпоровидных» арок, присутствующая в оформлении фасадов, и три вида орнамента (эпиграфический, растительный и геометрический), особенно характерных для среднеазиатского зодчества, и колористическое решение молитвенного зала, основанное на сочетании синего и золотистого цветов.

Вместе с тем комплекс Караван-сарая не является простым собранием архитектурных «цитат» из восточных первоисточников. Исключительный дар стилизации, присущий А. П. Брюллову, способствовал возникновению памятника, обладающего и самостоятельной художественной значимостью. О тонком профессиональном чутье зодчего свидетельствуют, например, легкие шатровые покрытия угловых башенок основного корпуса. Их очертания, навеянные формами народной архитектуры стран юго-восточной Азии, органично вписываются в необычный для себя композиционный контекст. Авторский почерк чувствуется и в очертаниях оконных обрамлений первого этажа, названных Б. Г. Калимуллиным шпоровидными. Их форма, не имеющая точных исторических аналогий, по-видимому, образована соединением абрисов подковообразной и килевидной арок. Кстати, арки подковообразной формы, не вошедшие в окончательный вариант проекта, действительно использовались А. П. Брюлловым при эскизировании фасадов. Индивидуальную проработку получило и внутреннее убранство молитвенного зала мечети, и друзы сталактитов, оформляющие карниз минарета.

Ни один из исторических прототипов, приемов композиции или декора не был использован А.П.Брюлловым дословно, путем механического заимствования. Знакомство с архитектурой комплекса убеждает в том, что каждая деталь тщательно отбиралась, интерпретировалась и соотносилась с общим замыслом сооружения. Незаурядное мастерство зодчего ставит оренбургский Караван-сарай в ряд интереснейших построек своего времени. Оригинальный памятник, возникший на стыке двух архитектурных эпох на границе Европы и Азии, может по праву считаться достойным представителем как европейской, так и восточной художественной традиции.

К ИСТОРИИ ОРЕНБУРГСКОГО КАРАВАН-САРАЯ И КАРАВАН-САРАИСКОЙ МЕЧЕТИ

Каждый город имеет свои достопримечательности, имеет их и Оренбург. К числу таких достопримечательностей нужно отнести между прочим и бывшее помещение Оренбургского губернатора, сохранившего за собою довольно странное название Караван-сарая и имеющее на своем дворе магометанскую мечеть с минаретом... Как известно, ни один из Оренбургских губернаторов не принадлежал к поклонникам Магомета и потому небезынтересно проследить историческую судьбу того здания, какое они занимают теперь. Это мы сделаем сейчас.

«Солнце только что закатилось, — пишет малороссийский поэт Т. Г. Шевченко, сосланный в Оренбург летом 1847 года, — когда я переправился через Сакмару, и первое, что я увидел вдали, это было розового цвета здание с мечетью и прекраснейшим минаретом. Это здание называется здесь Караван-сарай, недавно оно воздвигнуто по рисунку Брюллова».

Фасад этого здания, говорит другой автор, д-р философии Федор Иванович Базинер, украшенного на каждом углу двумя башенками, прерывается широким промежутком, занятым круглою мечетью и минаретом, выложенным изразцами. Это здание —постройка Перовского и называется Караван-сараем, хотя здесь торговля и не производится, а находится Башкирское управление.

Почему здание, привлекшее к себе внимание Шевченко и Базинера, было названо Караван-сараем и почему при нем была построена мечеть с минаретом, достаточно подробно выясняет нам покойный оренбургский старожил генерал-майор Иван Васильевич Чернов. Он пишет в своих записках: «Караван-сарай был начат постройкой Перовским через оповещение башкирских кантонных начальников для объявления народу, что здание строится для приезжающих в Оренбург по своим делам башкир, останавливавшихся ранее в частных домах, а с постройкой Караван-сарая будут иметь более удобные помещения для себя и для своих лошадей. Здание вначале было построено с большими комнатами в виде казарм с нарами, а в нижнем этаже — конюшни. Все показывает, что Перовский думал перенести на русскую землю азиатские Караван-сараи для странствующих мусульман и торговцев. В этих видах он положил построить среди здания мечеть, чтобы живущие в Караван-сарае башкиры имели возможность исполнять по своему закону требы и молитвы. Этим желали показать народу, что правительство далеко от мысли насильственными мерами обращать магометан в христианство, каковые слухи тайно распространяли казанские татары, известные фанатики, а, напротив, правительство строит на свои средства мечеть и не простую, а превосходящую все известные в крае мечети. С этой целью приглашали башкир делать пожертвования для украшения, новой мечети. Для сбора последних был послан деревни Нижней Чебеньки ахун Абдулла Давлетшин, родом татарин, приписанный в Башкирское войско. Он собрал до 30 тысяч рублей ассигнациями.

Для освещения в здании подвешена дорогая люстра, купленная в Петербурге в английском магазине. К завершению всего построен каменный высокий минарет, облицованный снаружи белыми изразцами.

Вот что сообщает нам И. В. Чернов об обстоятельствах построения в Оренбурге здания, известного под названием Караван-сарая. Теперь нам становится вполне понятным, почему заним сохранилось такое странное название. Оно предназначалось ранее для временного помещения башкир, приезжающих в Оренбург по своим делам.

Но время все изменяет, изменило оно и первоначальное назначение Караван-сарая. Уже в конце 1841 г. в Караван-сарай «перевели канцелярию командующего Башкирским войском и дали квартиры чиновникам и команде башкир в 50 человек, посылаемых для несения службы». Самое же открытие Караван-сарайской мечети состоялось несколько позднее этого времени и уже не при Перовском, а при его преемнике Владимире Афанасьевиче Обручеве, который состоял Оренбургским военным губернаторам с 1842 г. по 1851 г.

В 1846 г., пишет коллежский советник Бекчурин, состоялось открытие как Караван-сарая для помещения башкирского управления, так и мечети, предназначенной для пятивременной молитпы приезжающих в Оренбург башкир.

Но башкирское управление сравнительно недолго пробыло в Караван-сарае. Наступила эпоха Александровских реформ, а вместе с нею и новая пора в жизни башкир: они были переведены из военного в гражданское управление, в основу которого были положены с необходимыми изменениями и сохранением вотчинных прав общие начала, данные для крестьян положением 1861 г. Тогда же было уничтожено Башкирское войско и совсем «упразднено», как говорится в документах, отдельное башкирское управление с передачей башкир из военного в гражданское управление (на основании высочайше утвержденного 2 июля 1865 г. мнения Государственного совета) и с открытием в Оренбурге губернского правления2 дом, известный под названием Караван-сарай, был обращен под помещение начальника Оренбургской губернии, губернских присутственных мест и комиссии для размежевания башкирских земель. Из прежних же обитателей Караван-сарая были оставлены в нем временно только ахун и казначей караван-сарайской мечети, которые прежде входили в штат башкирского управления и которым шло казенное содержание. Одновременно с этим, т. е. в том же году 1865, «по распоряжению Оренбургского начальства, все магометане, жительствующие в новой и старой слободках, были отделены от оренбургской соборной мечети и причислены к караван-сарайской, которая в 1871 г. насчитывала у себя уже до 3280 душ прихожан.

Все эти перемены очень не понравились башкирам, имевшим притязание считать Караван-сарай своей собственностью и поэтому они решили хлопотать об отдаче им этого здания. С этой целью они составили особое прошение, под которым вскоре же подписались около 10 тысяч башкир. Дело началось в Белебеевском и Стерлитамакском уездах, отошедших уже к Уфимской губернии и скоро сделалось известным, несмотря на то, Оренбургскому генерал-губернатору Н. А. Крыжановскому (с 1864 по 1881 год). Тогда последний 12 июля 1865 года обратился к Уфимскому губернатору с покорнейшей просьбой «немедленно предписать секретно уездным исправникам, чтобы они на всякий случай влиянием своим удерживали башкир от проявлений подобного рода». При этом Крыжановский добавлял, что «по просьбе их, как неосновательной, будет назначено строгое следствие для предания суду начавших это дело. Точно такие же «покорнейшие просьбы» разослал Крыжановский еще Оренбургскому губернатору, Заведывающему башкирами и башкирским кантонным начальникам. Само собой разумеется, что совокупные усилия всех означенных лиц достигли желанной цели и башкиры больше уже не заикались об отдаче им Караван-сарая...

Этого только и нужно было Крыжановскому, который, заняв Караван-сарай под свою квартиру и под губернские присутственные места, пришел к мысли перенести караван-сарайскую мечеть на другое место. Впервые он обнаружил это свое намерение после смерти муллы караван-сарайской мечети, когда Оренбургское магометанское Духовное собрание представило в 1866 году на утверждение подлежащих властей приходский приговор об избрании муллою этой мечети Сулеймана Даутова, состоявшего в то время имамом «меновинской» мечети. Приговор этот не был утвержден тогда, а «прихожанам предложено перенести мечеть из здания губернских мест на другое место». Хотя это обстоятельство вызвало неудовольствие среди прихожан караван-сарайской мечети и послужило поводом к производству дознания, но тем не менее скоро нашелся один киргизский бий, Чиклинского рода, Чуренева отделения, Баджан Джангильдин, который живо воспринял мысль Крыжановского и писал ему: «Находя, что мечеть, построенная при Караван-сарае, слишком отдалена от прихожан ее, проживающих в новой и старой слободках, и что она в то же время не может благоприятствовать здоровью прихожан в зимнее время — по неимению в ней печей, я, если угодно будет Вашему Превосходительству, мог бы взяться перенести ее на более центральное место в новой слободке и устроить ее в более обширных размерах, с употреблением недостающего на то количества денег и собственности».

Приобретя такого исполнителя своей мысли, как Баджан Джангильдин, Крыжановский обратился после этого с особым ходатайством о переносе караван-сарайской мечети на другое место к тогдашнему министру внутренних дел Петру Александровичу Валуеву.

«За подчинением башкир общему губернскому правлению, — писал ему Крыжановский 26 января 1867 года,— за помещением в здании Караван-сарая общих присутственных мест представляется неудобным оставлять магометанскую мечеть во дворе этого здания. Поддерживать ее существование и вместе с тем производить из казны содержание состоящим при ней лицам магометанского духовенства было бы не совместным с направлением совершившихся и совершающихся преобразований в устройстве башкирскою народа, цель которых состоит в водворении между башкирами общих начал гражданственности и в ослаблении парализующего оную влияния магометанского фанатизма.

Имея это в виду и принимая во внимание, что при настоящей численности магометанского населения в г. Оренбурге в мечети ощущается потребность, я считаю долгом покорнейше просить разрешения Вашего Высокопревосходительства на перенос существующей при здании Караван-сарая мечети с минаретом на другое место, с тем чтобы необходимые по сему предмету расходы отнести на состоящие в моем распоряжении суммы и затем исключить из сметы расходов казны содержание вышеозначенных духовных лиц. О последующем буду иметь честь ожидать отзыва Вашего Высокопревосходительства».

Однако отзыв Валуева был вовсе на таков, какого ждал от него Крыжановский. Вот что писал ему Валуев 10 июня 1867 года за № 1013,

«Вследствие отнесения Вашего Превосходительства от 26 января 1867 года за № 679 о переносе существующей при здании Караван-сарая мечети с минаретом на другое место в видах ослабления влияния магометанского фанатизма имею честь уведомить Вас, м. г., что «перенос с давних пор существующей, изящно построенной мечети», как изволили Вы выразиться во всеподданнейшим отчете, должен, по мнению моему, дать новую пищу магометанскому фанатизму, следовательно, скорее способствовать его возбуждению, чем ослаблению. Посему я со своей стороны полагал бы оставить означенную мечеть с минаретом на месте, ею ныне занимаемом».

Нетрудно догадаться, что такое решение Валуевым вопроса о караван-сарайской мечети вовсе не было в интересах Крыжановского и поэтому 6 июля того же 1867 года он посылает отношение министру внутренних дел, в котором старается усилить свои доводы за перенос мечети. Это отношение Крыжановского было таково:

«Ваше Превосходительство, вследствие ходатайства моего о переносе существующей в Оренбурге при здании Караван-сарая, мечети с минаретом на другое место, 10 июня за № 1013 изволили уведомить меня, что перенос с давних пор существующей изящно построенной мечети, по мнению Вашему, должен дать новую пищу магометанскому фанатизму и, следовательно, может способствовать его возбуждению, а потому полагается оставить мечеть с минаретом на месте, ныне ею занимаемом. В ответ на это долгом считаю объяснить Вашему Высокопревосходительству, что до упразднения башкирского управления существование мечети в здании, принадлежавшем оному, оправдывалось потребностью удовлетворения религиозного чувства значительного числа магометан, находившихся в службе при том управлении, почему и расход на содержание духовных лиц, состоящих при мечети, был отнесен на суммы башкирские, ныне же, с упразднением башкирского управления и освобождения башкир от обязательной службы, потребность эта утратила всякое значение, так как сословия, принадлежащего прежде к приходу мечети, не существует. Кроме сего, было бы неудобно оставлять мечеть при здании, занятом губернскими присутственными местами и продолжать на счет казны содержать как самую мечеть, так и состоящих при ней духовных лиц; неудобство это еще более будет очевидно, когда с введением в Оренбургском крае судебной реформы здание Караван-сарая будет уступлено, как предполагается, под помещение судебной палаты и окружного суда.

Для устранения сего мною предложено не уничтожить вовсе мечеть, но лишь перенести ее на другое место и на средства правительства. Таковая мера, по мнению моему, не может послужить поводом к возбуждению фанатизма магометан. Ввиду таких соображений я вновь имею честь обратиться к Вашему Высокопревосходительству с покорнейшей просьбой не отказать в Вашем благосклонном разрешении на перенос существующей при здании Оренбургских губернских мест мечети на другое место...»

Лишь только Крыжановский отослал это официальное отношение Валуеву, как надумал вскоре же обратиться к нему с полуофициальным письмом, в котором можно было откровеннее высказать причины, вызвавшие его ходатайствовать о переносе караван-сарайской мечети на другое место. Это он сделал 12 июля того же 1867 года, когда написал следующее:

«Входя вместе с ним к Вашему Высокопревосходительству с новым ходатайством о разрешении перенести существующую при здании Оренбургских присутственных мест мечеть с минаретом на другое место, я, независимо от изложенных мною в том представлении причин, вызвавших меня к такому ходатайству, долгом считаю откровенно объяснить Вам, м. г., что дальнейшее оставление мечети в здании, занятом губернскими учреждениями и начальником губернии, представляет значительные неудобства для служащих и особенно начальствующих лиц. Как-то неблаговидно посреди двора здания, занятого русскими губернскими присутственными местами, иметь магометанскую мечеть. Вместе с тем такие же неудобства испытывает и магометанский причт при столкновениях с прислугою губернских мест. Вследствие всего этого дальнейшее существование в настоящем месте мечети является, по местным условиям, невозможным. Кроме того, перенесение ее на другое приличное место в городе крайне необходимо и для удовлетворения религиозного чувства магометанскому населению. Поэтому я обращаюсь к Вашему Высокопревосходительству с убедительнейшей просьбою не отказать в испрашиваемом мною разрешении на перенос упомянутой мечети на другое место на денежные средства, состоящие в моем распоряжении».

Читатель ждет теперь, вероятно, что министр внутренних дел Валуев благосклонно отнесется к ходатайству Оренбурского губернатора Крыжановского, а последний вот-вот приступит к перенесению караван-сарайской мечети или, что то же, к ее разрушению. Однако этого не случилось, не случилось по той простой причине, что Валуев совсем не нашел нужным ответить ни на новое отношение Крыжановского, ни на его полуофициальное письмо. Ввиду этого осталось в полной силе то распоряжение, какое сделал Валуев в своем отношении от 10 июня 1867 года, т. е. оставить означенную мечеть с минаретом на месте, ею занимаемом.

Узнав о таком положении дела, поспешил отказаться от своего предложения и киргизский бий Баджан Джангильдин, который. 19 февраля следующего, 1868 года, доложил Крыжановскому через коллежского советника Бекчурина, что тревожить с места караван-сарайскую мечеть он не решается.

Так как теперь окончательно выяснилось, что караван-сарайская мечеть останется на старом месте, в конце 1873 года состоялось и утверждение муллой этой мечети Сулеймана Даутова, об определении которого прихожане караван-сарайской мечети, как мы упоминали уже, составили приговор еще в 1866 году. До его определения обязанности муллы еще все время исполнял малоопытный и недостаточно знающий «религиозные правила», как утверждали сами мусульмане, азанчей караван-сарайской мечети».

Утверждением Сулеймана Даутова в должности муллы и закончилось весьма характерное дело «о переносе мечети с минаретом, находящихся при Караван-сарае, на другое место». Этим последним актом было как бы официально признано за караван-сарайской мечетью право на дальнейшее ее существование при Караван-сарае и с тех пор никто уже более не поднимал вопроса о переносе ее на другое место.

Вот почему мы и ныне видим в Оренбурге рядом с губернаторской квартирой и губернскими присутственными местами мусульманскую мечеть с минаретом, с высоты которого-слышится по временам непонятное для нас выкрикивание азанчея, призывающего своих прихожан на молитву.

ТОРЖЕСТВО ПО СЛУЧАЮ ОТКРЫТИЯ КАРАВАН-САРАЯ

30-е августа 18-го года, торжественный день тезоименитства Его Императорского Высочества наследника цесаревича Александра Николаевича, ознаменовано в Оренбурге особого рода празднеством, бывшем по случаю открытия и богослужения в устроенной при башкирском Караван-сарае магометанской мечети.

Празднество это, данное собственно магометанам, по отличительному характеру своему от обыкновенных праздников в России заслуживает внимание тем более, что цельно его было не одно всенародное увеселение, но, во-первых, чтобы показать магометанам, что правительство, пекущееся о благосостоянии народа всех вер, исповедуемых в империи, заботится и о благосостоянии храмов их, желая, чтобы каждый подвизался в правилах своей религии, как источнике добрых дел, а, во-вторых, чтобы, доставя магометанам приятное для них зрелище конной скачки, произвести вместе с тем соревнование между кочующими инородцами, обладающими огромными табунами, могущее иметь полезное следствие — умножение скаковых лошадей.

Здесь нелишним будет сказать прежде несколько слов о самом Караван-сарае и мечети.

Начальство Оренбургского края в постоянной заботливости об устройстве Башкиро-мещерякского войска во всех отношениях, зная, что башкиры, приезжающие в Оренбург по своим надобностям, нуждаются иногда в приискании для себя пристанища, и желая отвратить это неудобство, в 1836 году предприняло построить здесь общественный башкирский Караван-сарай, а при нем воздвигнуть, в числе других общеполезных заведений, войсковую соборную мечеть, дабы с удобством бесплатного помещения приезжающим сюда мусульманам дать средство и к исполнению обрядов их веры, так как одна приходская мечеть не в состоянии вмещать в себя всех живущих в Оренбурге и прибывающих магометан.

По объявлении об этом в войске многие из поселян изъявили добровольное желание на пожертвования, составляя довольно значительную сумму, усилили для сооружения мечети и приглашения их средств к приведению в исполнение предприятия, которое, впрочем, и без того не могло быть отменено при способах, какие имело начальство. Постройка Караван-сарая начата в 1838 году и окончена в 1841 году, так что в конце этого года помещено уже здесь войсковое управление. Одно из замечательнейших, можно сказать, зданий в Оренбургском крае — башкирский Караван-сарай построен правильным квадратом по плану, составленному знаменитым архитектором Брюлловым, и находясь на открытом месте вне города, служит украшением предместий города Оренбурга, со многими помещениями для различных предназначений. Прекрасный легкий минарет в виде колонны высотою до 50 аршин, из белых изразцов на гранитном пьедестале, разделяет фасад здания, обращенной к крепости, по обеим сторонам его двое ворот на довольно обширный двор, посредине коего каменная восьмиугольная мечеть простой, но величественной архитектуры в одинаковом стиле с главным корпусом, окружающим ее, могла достойным образом занять место между мечетями Константинопольскими и отделана особенно изящно под мрамор внутри.

Овальный купол с лепными фантастическими фигурами, сиянием и звездами под золотом на голубом поле, прорезан восемью стрельчатыми окнами, в которые через разноцветные стекла, вставленные в узорчатые рамы, падает на белые стены и отражается удивительно приятный свет.

В нишах по стенам изображены на арабском языке золотыми литерами тексты из Алкорана, избранные оренбургским муфтием.

В одном углу поставлена кафедра, возвышающаяся на 12 ступеней от пола.

Но всех блистательнее люстра с 72 бронзовыми подсвечниками, кроме которой по стенам укреплены еще восемь меньших — хрустальных же в бронзе подсвечников.

Чтобы дать полное понятие о богатстве этой люстры и сколько она придает эффекта прекраснейшей мечети, довольно сказать, что за нее заплачено в С.-Петербурге 6000 рублей ассигнациями. Так как совершенная отделка мечети окончена в нынешнем только году, то военному губернатору угодно было открыть в ней давно ожидаемое мусульманами богослужение с приличной церемонией.

К назначенному для этого дню приглашен был командующим Башкиро-мещерякским войском из Уфы высокостепенный муфтий и вызваны начальники ближайших к Оренбургу башкирских и мещерякских кантонов с некоторыми из чиновников их ведомства и народом. Вместе с тем объявлено было о предположенной начальством в тот же день конной скачке — любимейшем увеселении кочевых народов и приглашены через представителя оренбургской пограничной комиссии обитатели Киргизской степи

Приглашение не было отвергнуто, несмотря на дождливую и холодную погоду, продолжавшуюся несколько дней подряд, и на то, что в этом месяце магометяне держали уразу (пост), башкиры, мещеряки и киргизы из весьма дальних мест приехали в Оренбург: некоторые собственно для богомолия, а другие вместе с тем и для участия в скачке, приведя с собой лучших скакунов своих. 30-го числа с самого утра погода, перед тем ненастная, совершенно переменилась и, как будто нарочно, только на один день, в продолжение которого хоть не совсем было тепло, но солнце не помрачилось ни одним облачком.

В девять часов утра перед разводом на плац-парадном месте представлены были г. корпусному командиру все прибывшие в Оренбург кантонные начальники и другие чиновники Башкиро-мещерякского войска — некоторые из султанов и почетные из киргизов.

В числе назначенных к корпусному командиру ординарцев явились конные из башкир — офицеров, урядников и казаков, в национальном костюме: в кафтанах красного сукна, обшитых у первых двоих золотым позументом и сверху в медных кольчугах и таких же на головах касках, из коих офицерская отличалась красным пером.

По окончании развода, когда корпусной командир и парад отправились в церковь к литургии, муфтий с магометанским духовенством и кантонные начальники с чиновниками возвратились в

Караван-сарай, куда вскоре собрались и все магометане в ожидании начала молитвы их.

После молебна г. корпусной командир в сопровождении штаба, генералов, штаб- и обер-офицеров, составляющих многочисленную свиту, изволил прибыть в Караван-сарай в 12 часов и в это время, после приветствия духовенству и народу, муэдзин провозгласил с минарета часть молитвы. С благоговейным видом, в «тройном порядке сотни магометан, разумеется, одних мужчин, встали или, лучше сказать, сели по своему обыкновению, на колени перед дверьми мечети, между тем как муфтий и окружающиего ахуны, имамы и азанчеи, остановись на крыльце мечети несколько минут, продолжали пение молитвы. Потом дверь отворилась и вслед за муфтием вошли в мечеть все духовенство, чиновники, как из башкир и мещеряков, так и из киргизов, равным образом почетнейшее купечество из татар и бухарцев.

Молебствие происходило в присутствии г. корпусного командира и других особ и продолжалось не менее часа, после чего муфтий сказал народу приличествующее в настоящем случае слово. Тем кончилась церемония открытия меЧети.

В это время приготовленные для скачки лошади отправлены лод надзором одного из башкирских чиновников на назначенный .пункт за 25 верст по почтовой дороге к Сакмарской станице, от которого должны были пуститься скакать.

В четыре часа пополудни около того места, где оканчивалось расстояние, определенное для скачки, и было приготовлено угощение народу, не говоря о магометанах низкого класса, которые в множестве заранее находились уже там, собралось большое число зрителей всякого звания, а потом посетили как г. военный губернатор, так и многие из гг. генералов и других особ с семействами.

В ожидании появления скакунов составилось общее гуляние при звуках батальонной музыки.

Между тем расставлены были назначенные в награду лучшим из скаковых лошадей, число которых доходило до 200, призы, заключавшие предметы: а) приготовленные на счет суммы, присланной для того от г. военного губернатора к командующему войском, три суконных кафтана разных цветов, обшитые два золотые и один серебряным галуном и два бухарских халата; б) доставленные от председателя пограничной комиссии генерал-майора Лазыжинского серебряный кубок, золотой перстень с эмалью, рожок серебряный, тюбетейка алого бархата с серебряным галуном и кусок шелковой материи и в) пожертвованный 1-й гильдии купцом Деевым- верблюд.

Все эти предметы розданы в числе шести призов. Остальное время вечера до заката солнца употреблено между простолюдинами на борьбу, сопровождающую всегда подобные гулянки между магометанами.

Отмечавшиеся особенной ловкостью в этом искусстве получили: также приличные награды.

Затем предложено было магометанам обильное угощение, свойственное азиатам и, надобно думать, что они остались довольными.

МАНИФЕСТАЦИЯ БАШКИР

27 июля, по случаю окончания Башкирского областного съезда», была устроена манифестация. В 12 часов дня все делегаты, участвовавшие в съезде, собрались на площади около номеров «Урал»-со знаменами. Были знамена Башкирского областного съезда с надписями: «Да здравствует Башкирия», «Караван-сарай — наше достояние», «Башкирское достояние, отобранное насильственно, — обратно» и знамена Оренбургского мусульманского общества коммерческих служащих «Наша сила — в единении» и Оренбургского-мусульманского бюро «Да здравствует культурно-национальная автономия». Появление солдат мусульман с музыкой, доказывающее степень их национального самосознания, вызвало у собравшихся энтузиазм.

Всего манифестантов было около 300 человек, и они со знаменами направились к зданию Оренбургского мусульманского бюро, где их встречал представитель бюро Бурган Шараф, который в своей приветственной речи сообщил им о полученных из Казани телеграммах об аресте Крымского муфтия и командира Крымского мусульманского полка и призывал к сплочению сил для противодействия все усиливающейся реакции. Представитель Оренбургского мусульманского военного комитета, приветствуя манифестантов, заявил, что солдаты-мусульмане, преодолевая всякие препятствия, защищающие Родину, сумеют славно выполнить и свой долг перед своей нацией. Заявление это вызвало бурное одобрение манифестантов. С приветствием выступил и представитель Оренбургского мусульманского общества коммерческих служащих.

Затем началось шествие, и оно взяло направление к Николаевской ул. по Гостиннодворской. Произносились «такбиры», сопровождающиеся музыкой и единодушным «ура» и привлекающие по дороге массу участников — солдат и женщин, на приветливых лицах которых сияло выражение: мы с вами и вы будете с нами. Да здравствует Башкирия. Потом шествие повернуло обратно на Кириловский пер., а оттуда прошло мимо Епархиального училища на Неплюевскую. Перед войсковым хозяйственным управлением манифестантов встречал с приветственной речью наказной атаман Мальцев со своими товарищами. Манифестанты поблагодарили его.

Шествие опять повернуло на Николаевскую, а затем на Телеграфную и по последней направились к Караван-сараю. Дружные возгласы у входа в Караван-сарай, что Караван-сарай — наше достояние, ярко показывали сплоченную воедино силу. По окончании азана, которым призывал муэдзин с минарета к молитве, манифестанты произнесли три раза «такбир» и со словами «Караван-сарай — наше достояние», «Башкирское, насильственно отобранное, — обратно», вошли во двор Караван-сарая. Там, во дворе, их встречал Нигматулла-хазрет, который после приветствия манифестантов познакомил с историей Караван-сарая.

Затем была совершена молитва в мечети, после чего представители-башкиры выражали благодарность прихожанам, затратившим в разное время на ремонт мечети 7000 рублей. Тариф Камалов тут же обещал пожертвовать в пользу Караван-сарая по переходе его к башкирам 10000 рублей. Манифестанты, глубоко затронутые обещанием, поблагодарили его.

По выходе из мечети манифестантов приветствовал товарищ Оренбургского губернского комиссара Еникеев. Такие приветствия были произнесены и другими.

Все совершавшееся показало стремление башкир: «Да здравствует Башкирия», «Караван-сарай — наше достояние», «Да изойдет солнце свободы национальности», «Будем сплоченными» и «Долой предателей!».

Да здравствует свобода. Да здравствует национальное самоопределение!