Курсовая работа: Жанровое своеобразие сказок М.Е. Салтыкова-Щедрина

ВВЕДЕНИЕ

Свою жизнь Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин посвятил родной литературе, и, прежде всего такой трудной ее области, как сатира.

Сатира - дело людей пытливых и мужественных. В том, что почти всем вокруг кажется еще разумным, она усматривает вызов здравому смыслу. В привычном и обыденном различает диковинное и безобразное. В укоренившемся зовет разглядеть отступления от норм человеческого общежития.

Сатира - испытанное веками оружие классовой борьбы в литературе. Сатирическое искусство беспощадным смехом казнит жизненное зло в наиболее вредных, социально опасных его проявлениях.

Сатирические жанры всегда были неотъемлемой составной частью фольклора.

Салтыков-Щедрин способен реально помочь формированию у школьника-подростка социальной активности, гражданской зрелости и ответственности, отвратить от политического легковерия, инфантильной беспечности и апатии.

Благородная цель Салтыкова-Щедрина - пробудить в безмятежно почивающем современнике пытливое, мужественное начало. И делает он это, как и подобает сатирику, словом отрицания. Но при всей резкой беспощадности щедринская сатира никогда не оставляет ощущения тупика, обезоруживающей горестной растерянности. Его произведения - постоянная, исполненная едкого сарказма и проникновенного лиризма беседа с читателем, честная и доверительная, остроумная и мудрая...

Сказки Салтыкова-Щедрина забавны, полны иронии и сарказма, создавались в расчете на массового читателя (подобно поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо?», отсюда их фольклорная сказочная форма). Но весь могучий арсенал сатирических приемов Салтыкова-Щедрина поставлен в них на службу революционной агитации и пропаганде.

Сказки Салтыкова-Щедрина, на первый взгляд, бесхитростнее, очевиднее его же сатирических очерковых и романных творений. Более определенным, зримым контуром очерчена в них заветная авторская идея. И если говорить о близости их к фольклору, то параллель эта возможна лишь по самому общему, большому и принципиальному счету.

Актуальность работы: сказки Салтыкова-Щедрина широко известны во всём мире. Исследованием и изучением творчествам Салтыкова-Щедрина занимались многие литературоведы, сколько исследователей, столько и мнений по поводу своеобразий сказок писателя. Поэтому нашим заданием является изучение опыта известных литературоведов, проанализировать его и сделать определённые выводы.

При написании данной курсовой работы мы ставили перед собой такую ЦЕЛЬ:

- изучение жанрового своеобразия сказок М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Данная цель предполагает решение следующих задач:

- дать определение понятиям «жанр», «сказка»;

- рассмотреть связь сказок Салтыкова-Щедрина с фольклорными традициями;

- выделить отличительные признаки сказок писателя.

НАУЧНАЯ НОВИЗНА заключается в изучении жанрового своеобразия сказок Салтыкова-Щедрина, в попытке представить собственную версию между народными сказками и сказками Салтыкова-Щедрина.

СТРУКТУРА РАБОТЫ: введение, 3 раздела, выводы, 15 источников в списке использованной литературы.

ОБЛАСТЬ ПРИМЕНЕНИЯ: школьное и вузовское преподавание литературы.

МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ: сопоставительный метод, метод системного анализа.

1. ПОНЯТИЯ «ЖАНР», «СКАЗКА» В ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ

Жанр литературный (от фр. Gеnrе - род, вид) -это определение, прежде всего, имеет общее значение, объединяя собой всю литературную систематику, классификацию литературных произведений за разными типами их поэтической структуры.

Литературные жанры, сформировавшись вследствие длинного исторического развития словесного искусства, с незначительными изменениями переходят с одной эпохи в другую. Традиционные одинаковые жанровые формы могут быть использованы для произведений разного содержания, разного идейного направления.

Таким образом, каждый писатель вносит в свои произведения какие – то индивидуальные особенности в разработке того или иного жанра. Более того, каждое известное произведение имеет какую – то жанровую особенность, которая должна быть определена в историко-литературном исследовании. Именно в оригинальных произведениях известных мастеров и начинаются изменения жанровых форм.

2. СКАЗОЧНЫЙ МИР САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

2.1 Связь сказок с фольклорными традициями

Щедринские сказки чаще всего создаются в расчете на читателя, который прошел уже известную школу эзоповского иносказания, знаком с периодическими журнальными беседами писателя, с миром его понятий и представлений.

Есть в щедринских сказках приметы, действительно подтверждающие поиски сатириком нового адресата, говорящие о сознательном желании художника расширить свою аудиторию, о намерении привлечь к себе внимание новых читательских кругов.

Щедринские сказки, по единодушному мнению читателей и исследователей, явились своеобразным итогом, синтезом идейных исканий сатирика. О связи их с устной народнопоэтической традицией существует немало работ. Отмечаются, в частности, все или почти все случаи употребления Салтыковым – Щедриным фольклорных элементов, традиционных зачинов («Жили да были»; «В некотором царстве, в некотором государстве»; «Жил-был газетчик, и жил-был читатель»), числительных с нечисловым значением («тридевятое царство», «из-за тридевять земель»), типичных присказок («ни пером описать, ни в сказке сказать», «по щучьему велению», «скоро сказка сказывается», «долго ли, коротко ли»), постоянных эпитетов и обычных фольклорных инверсий («сыта медовая», «пшено ярое», «храпы перекатистые», «звери лютые»), заимствованных из фольклора собственных имен (Милитриса Кирбитьевна, Иванушка-дурачок, царь Горох), свойственных народной поэзии синонимических сочетаний («путем-дорогою», «судили-рядили»), восходящих к фольклору идиоматических выражений («на бобах разводить», «ухом не ведешь», «бабушка надвое сказала»), устно-поэтической лексики, многочисленных пословиц и поговорок и т. д.

Устойчивые фольклорно-сказочные образы и детали сатирически осовремениваются Салтыковым-Щедриным не только в жанре сказки.

Не раз в щедринских очерках мелькают имена сказочных героев: Иванушки, Иванушки-дурачка, Ивана-царевича, Бабы-яги - костяной ноги. Имя одного из глуповских градоначальников Василиска Бородавкина означает сказочного «змия, взором убивающего». Многочисленные сказочные элементы встречаются в «Истории одного города», особенно в описании «происхождения глуповцев».

У Салтыкова-Щедрина раз найденные образы, детали, зарисовки часто не исчезали впоследствии, но использовались в других циклах. В исследовательской литературе систематизировано немало примеров подобной эволюции образов, в том числе и фольклорных, послуживших одним из первоимпульсов в создании сказок.

Сказки Салтыкова-Щедрина заметно отличаются от народных, и поиски параллелей, а тем более прямых сюжетных заимствований всякий раз оказывались несостоятельными.

Салтыков-Щедрин-сказочник использовал различные жанры народного творчества: сказки о животных, волшебные, сатирические, народный кукольный театр, лубочную картину, пословицы и поговорки. Очевидно, что сказочный мир писателя не растворяется в народнопоэтической стихии, что «щедринская сказка самостоятельно возникала по типу фольклорных сказок, а последние способствовали ее формированию» [2;75].

«В некотором царстве, в некотором государстве жил-был помещик, жил и на свет глядючи радовался» [4;143] - зачин, настраивающий на привычный сказочный лад, сразу же последующими строками нейтрализуется, и неопределенно-прошедшее фольклорное время переключается в щедринское настоящее: «И был тот помещик глупый, читал газету «Весть» и тело имел мягкое, белое и рассыпчатое»[4;145]. Помещичья тупость, выливающаяся в чтение махрово-крепостнической газеты «Весть», и помещичья дебелость- это и фарсово-комическое сближение в фольклорном духе, и социально-сатирическая характеристика. Дальше в комическом же ключе преподносится история совершено реальных отношений помещиков и крестьян после отмены крепостного права.

Глупый помещик полон страха, что мужики у него все добро «приедят». «Освобожденные» крестьяне «куда ни глянут - все нельзя, да не позволено, да не ваше!». Не стало житья мужику. Вконец отчаявшиеся крестьяне взмолились: «Господи! легче нам пропасть и с детьми малыми, нежели всю жизнь так маяться!» [4;149]. Следующая фраза очень важна в общем композиционном строе сказки: исполнилось желание мужиков, «услышал милостивый бог слезную молитву сиротскую, и не стало мужика на всем пространстве владений глупого помещика» [4;153]. С этих строк читатели становятся живыми свидетелями фантастического, сказочного «эксперимента», который предложен сатириком: что же могло бы статься с помещиком, если лишить его крестьян, оставить наедине с самим собой, на полном, так сказать, самообеспечений.

Разворачиваются комические сцены и диалоги, в которых исследуются все происходящие с глупым помещиком превращения: эпизоды с актером Садовским, с четырьмя генералами, с капитан-исправником. Каждый из этих отрывков представляет собой как бы завершенный анекдотический сюжет, весь комизм которого раскрывается в общем контексте сказки. Постепенно, от раза к разу, обнаруживаются все новые «готовности» помещика, которые в полной мере и силе проявляются в заключительной части (полное одичание, превращение в «человеко-медведя»).

Фантастические перемены случаются с щедринским героем: «Сморкаться уж он давно перестал, ходил же все больше на четвереньках и даже удивлялся, как он прежде не замечал, что такой способ прогулки есть самый приличный и самый удобный. Утратил даже способность произносить членораздельные звуки и усвоил себе какой-то особенный победный клич, среднее между свистом, шипеньем и рявканьем» [4;160].

Любопытно в этом отношении сравнение сказочных сюжетов «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил» и «Дикого помещика». В первом случае у глупых, беспомощных, но привыкших властвовать генералов, чудом оказавшихся на необитаемом острове, срабатывает инстинкт самосохранения, и они отыскивают неизвестно как попавшего на остров мужичину, который их поит и кормит, спасает от голодной смерти и переправляет на лодке через «океан-море» в Петербург. Во второй сказке глупый и самонадеянный помещик, наоборот, мечтает освободиться от мужиков («Одно только сердцу моему непереносно: очень уж много развелось в нашем царстве мужика!» [5;144]), а те в свою очередь молят бога, чтобы избавиться от притеснений помещика. И все дальнейшее течение сказки - как бы еще одно вероятное продолжение истории с генералами (это то, что случилось бы с ними, если бы не отыскался мужик; они бы вконец одичали, озверели). Салтыков-Щедрин в «Диком помещике» словно бы до логического завершения доводит свои сказочно-сатирические предположения.

Последующие ситуации, саркастически выписанные, яркие гротескные образы также неразлучны с элементами фольклора: постоянными эпитетами («тело белое», «пряник печатный», «звери дикие»), троекратиями (три человека «чествуют» помещика дураком), присказками («и начал он жить да поживать») и т. д. И за все тем проступает главный, уже не сказочный намек: мужиком живет Россия, трудом его и заботами; подневольный мужичий труд сохраняет помещичью дебелость.

Разумеется, можно говорить лишь об особом, близком к фольклору стилистическом ореоле щедринских сказок, продолжающих постоянные темы и образы его сатирико-публицистических циклов. Обильно используя типично фольклорные элементы, писатель стремился овладеть вниманием новой массовой аудитории, хорошо, не понаслышке, знакомой с народной поэзией.

Но несомненно и то, что с фольклором сказки Салтыкова-Щедрина связаны не только наличием в них определенных устно-поэтических деталей и образов, существенно влияющих на повествовательный слог. Зависимость от фольклорного опыта далеко не всегда буквальна, цитатна. В щедринских сказках есть и нечто более важное, сближающее их с народной поэзией: есть истинно народное миропонимание. Оно выражается в самом пафосе сказок для народа, в авторских представлениях о добре и зле, о нищете и богатстве, о суде правом и неправом, о решительном преобладании враждебных народу сил и вместе с тем о неминуемом торжестве разума и справедливости. Пускай отовсюду изгнана совесть, пускай отворачиваются от нее и жалкий пропойца, и кабатчик, и квартальный надзиратель, и финансист - уже явилось в мир «маленькое дитя, а вместе с ним растет в нем и совесть. И будет маленькое дитя большим человеком, и будет в нем большая совесть. И исчезнут тогда все неправды, коварства и насилия, потому что совесть будет не робкая и захочет распоряжаться всем сама» [ 4;23].

Даже там, где зло явно и недвусмысленно одерживает верх над беззащитностью, робостью, страхом, прекраснодушием, пассивностью (ср. сказки «Самоотверженный заяц», «Добродетели и пороки», «Обманщик-газетчик и легковерный читатель», «Карась-идеалист» и др.). автор вершит над ним суд, выносит суровый, обжалованью не подлежащий сатирический приговор, давая понять, что вместе со злом осуждает всех его вольных и бессознательных потатчиков.

Салтыков-Щедрин не спешит изображать повергнутыми тех, кто сохранял командные высоты в жизни. Наоборот, он всячески подчеркивал нелепый, бесчеловечный характер разрешения подавляющего большинства жизненных конфликтов.

Аудитория у щедринской сказки, безусловно, более массовая, чем у многих других произведений Салтыкова-Щедрина, но характер этой массовости совершенно особенный, непостоянный, изменчивый в пределах всего сказочного цикла. То предполагаемая автором читательская аудитория заметно расширяется, свободно и непринужденно включая в свой вероятный состав крестьян, отходников, мастеровых, то она, казалось бы, вновь почти исключительно представлена прежним щедринским читателем-интеллигентом, хотя и понятым в широких рамках общедемократического движения в России. Внутренняя многожанровость щедринских сказок (разнообразие авторского определения жанра: «Ни-то сказка, ни-то быль», «Разговор», «Поучение», «Сказка-элегия», просто «Сказка»), обширный диапазон тем, идей, образов позволяют говорить о разновеликом, для каждой отдельно взятой сказки не совпадающем читателе-адресате.

В подавляющем большинстве случаев природа сатирической образности, особенности художественной речи прямо указывают на читателя-интеллигента, на горожанина, имеющего возможность и привычку следить ежедневно за газетами, различать их, живущего в курсе последних политических новостей, обладающего общекультурной подготовкой, сравнительно высоким образовательным цензом (многочисленны социально-исторические, общественно-политические, литературные и прочие реалии, канцеляризмы, латинизмы, часто встречающиеся в щедринских сказках).

Но иная щедринская сказка оказывается вполне доступной и до единого слова понятной самому массовому, крестьянскому, рабочему читателю.

Голос автора не контрастирует с речью его героев. Впрочем, сам автор предпосылает диалогу короткую экспозицию и затем обнаруживает себя лишь в немногочисленных ремарках к разговору. Любопытно, что собственно диалогического разведения, а тем более заметного противостояния персонажей в сказке нет. По сути это одна общемужицкая, общенародная речь, распределенная на реплики, розданные двум героям. Герои не спорят, они размышляют вслух, поправляя и дополняя друг друга, подыскивая более убедительные объяснения непонятным, запутанным вопросам, и приходят к общему финалу, много-значительно обрываемому автором:

«-Смотри, Федя, - молвил Иван, укладываясь и позевывая, - во все стороны сколько простору! Всем место есть, а нам...» [4;192].

Автор же - не наблюдатель, не демонстратор этой речи, он ни в малой степени не отделяет себя от нее, напротив, сливается, совпадает с ней, сближается с крестьянской точкой зрения на мир, на ход вещей.

В других сказках он намеренно адресуется ко всем: и к народу, и к неутратившей «душу живу» интеллигенции. Ориентированность на неоднородное читательское сознание дает себя знать не только в границах целого сказочного цикла, но в тексте каждой отдельной сказки.

Одна и та же щедринская сказка предполагает различные читательские уровни и подготовки. Это находит свое объяснение в эстетических взглядах Салтыкова-Щедрина, достаточно прозрачно обозначенных во многих суждениях сатирика об особенностях читательской психологии. Речь идет прежде всего о сложной для писателя категории «читатель-друг». При всей своей, на первый взгляд, ясности она чрезвычайно неопределенна и трудно уловима. Салтыков-Щедрин всю жизнь не теряет надежды, что «читатель-друг несомненно существует». Случаются минуты, когда читатель этот «внезапно открывается, и непосредственное общение с ним делается возможным. Такие минуты - самые счастливые, которые испытывает убежденный писатель на трудном пути своем» [4;154].

Но слишком слаб голос этого читателя, слишком мал его удельный вес в общей массе публики, невелик его социальный опыт, его практика, в которой бы идеи и слова литературные, сатирико-публицистические, поэтические переплавлялись в живое, конкретное, общественно значимое дело, находили бы прямое, без утаек и оглядок, сочувствие, пробуждали бы гражданскую честность и смелость.

Таким образом, Щедринские сказки, по единодушному мнению читателей и исследователей, явились своеобразным итогом, синтезом идейных исканий сатирика. О связи их с устной народнопоэтической традицией существует немало работ. Отмечаются, в частности, все или почти все случаи употребления Салтыковым-Щедриным фольклорных элементов:

- традиционных зачинов;

- числительных с нечисловым значением;

- типичных присказок;

- постоянных эпитетов и обычных фольклорных инверсий;

- заимствованных из фольклора собственных имен, свойственных народной поэзии синонимических сочетаний, восходящих к фольклору идиоматических выражений;

- устно-поэтической лексики;

- многочисленных пословиц и поговорок и т. д.

2.2 Общечеловеческое звучание сказок Салтыкова-Щедрина

Работая над сказками, Салтыков-Щедрин поэтически реализует свои излюбленные представления о литературе как действенной пропаганде, как о школе гражданского воспитания. И как всякая настоящая школа, щедринская

сказка («добрым молодцам урок!») имеет несколько восходящих «ступеней», ориентированных на различные уровни читательского понимания и стимулирующих читательский рост и переход из «класса» в «класс», со «ступени» на «ступень».

Прежде всего во многих сказках есть ряд внешнесюжетный:

- легендарный («Христова ночь»);

- бытовой («Деревенский пожар»);

- близкий к басенному (щедринские сказки о животных, «Добродетели и пороки», «Кисель»);

- фантастический («Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» и др.).

В принципе он понятен и доступен каждому: и мораль, и социально-психологические обобщения его без особого труда, самостоятельно выводятся читателем, которому не чужд мир народной сказки, притчи, пословицы и поговорки.

Щедринские сказки о животных - это словно бы развернутые поэтические басни в духе завещанной Крыловым народности, значительно более плотно населенные и обогащенные устойчивыми, но всегда у Салтыкова-Щедрина неожиданными, несущими в себе комический заряд фольклорными, народно-сказочными элементами. Каждому из действующих лиц, и традиционных, и новых, дан простор для полного самовыявления. Характерный для крыловской басни поединок, напряженный и сложный диалог, конфликт выписываются обстоятельно и дотошно, с присовокуплением подробностей, деталей, уточнений, вовсе чуждых поэтически как бы спрессованному басенному миру. И вместе с тем в сказках Салтыкова-Щедрина сохраняется присущая басне концептуальность, целеустремленность и многозначительность.

Щедринская сказка воспринимается в одном ряду с басней-уроком, моралью, сентенцией, и такой уровень житейского понимания писатель-сатирик безусловно и всерьез берет в расчет.

Автор ведёт читателя в глубь сюжета, заинтересовывая его развитием действия, акцентируя внимание на борьбе антагонистических жизненных начал. Сказки Салтыкова-Щедрина не столько рассчитаны на уже сложившееся миропонимание, сколько способны пробуждать рост гражданского, классового сознания. Они исподволь наталкивают на трудные вопросы, решить которые нельзя, руководствуясь просто прописными истинами.

Ум - одно из почитаемых человеческих достоинств, но в понятие это люди склонны вносить самое разнообразное, часто взаимоисключающее содержание. И Салтыков-Щедрин - просветитель, поборник разума, светлого, чуждого догматической инертности ума, выносит в заголовок сказки говорящий, недвусмысленно-оценочный эпитет: «Премудрый пискарь». Поначалу сохраняется вера в несомненность этого определения: и родители у пискаря «были умные», и его советом родительским не обошли, и у самого героя сказки, оказывается, «ума палата была» [4;30]. Но шаг за шагом прослеживая ход пискариных умозаключений, передаваемых в форме несобственно-прямой речи, автор возбуждает в читателе лукавую насмешку, ироническую реакцию, наконец, чувство брезгливости, а в финале даже сострадания к житейской философии тихого, безгласного, умеренно-аккуратного существа.

Живуча мораль сверчков, знающих свой шесток. Салтыков-Щедрин едва ли не каждой своей сказкой стремится ее разоблачить в глазах читательского большинства: «Но через четверть часа все было кончено. Вместо зайца остались только клочки шкуры да здравомысленные его слова: «Всякому зверю свое житье; льву - львиное, лисе - лисье, зайцу- заячье» [4;161].

В щедринских сказках проглядывает то, что Пушкин отметил в баснях Крылова как «отличительную черту в наших нравах»: «... какое-то веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться» [3;32].

Народная сказка всегда повествует о том, что было, басня - о том, что бывает. У Салтыкова-Щедрина сказка сознательно обращена в сегодня, в настоящее, в ней то и дело обнаруживают себя приметы «несказочного» времени.

Для постижения прямых и едва скрытых намеков на «самодовольную современность» нужны уже и известный опыт общения с газетно-журнальным словом, и осведомленность в текущих событиях внутрироссийской и международной жизни, и определенная политическая чуткость. Попал щедринский Иванушка-Дурак по воле родителей «в заведение», учился, «но по мере того, как объем предполагаемого знания увеличивался, дело Иванушки усложнялось. Большинства наук он совсем не понимал. Не понимал истории, юриспруденции, науки о накоплении и распределении богатств. Не потому, что не хотел понимать, а воистину не понимал. И на все усовещивания учителей отвечал одно: «Не может этого быть!» [4;144]. Предполагалось, что читатель уловит насмешку над филистерской благонамеренностью официальных «наук», обслуживающих интересы господствующих классов.

Художественная речь в щедринских сказках строится так, что следящий за внешнесобытийным конфликтом одновременно посвящается в некоторые существенные и часто от него в жизни ускользающие «тайности современности». Большинство героев щедринских сказок имеют свою социально-классовую «прописку»: богатые и бедные, мужики и господа, «судари» и «Ивашки».

Автор то и дело как бы наталкивает читателя на внезапные сравнения, непривычные аналогии. Читатель стоит перед необходимостью соотносить изображаемое с реальной действительностью, ему открывается мир едких сатирических иносказаний, злободневных реминисценций. Этот тип восприятия, к которому ведут многие сказки Салтыкова-Щедрина, условно можно назвать сравнительным. То, о чем сообщается в сказке, непроизвольно переносится на круг близких, знакомых, самим читателем испытанных переживаний, впечатлений. Таков, вероятно, один из неизбежных этапов на пути совершенствования читательских навыков и вкусов. Салтыков-Щедрин,

безусловно, рассчитывал на задевающий читателя за живое интерес к реальным, конкретно-политическим сторонам быта и бытия.

Но художественная речь своей смысловой и эмоциональной глубиной и рельефностью уводит от чрезмерно выпрямленных буквальных приурочиваний. В противном случае текст превращается в особого рода шифр, а задача читателя сводится к его отгадыванию.

Памфлетность Салтыкову-Щедрину всегда была чужда, и сквозь басенно- или легендарно-сюжетный ряд, сквозь цепь аллюзионных примет явственно просвечивает непрерывающаяся у сатирика большая общечеловеческая тема, поднимающая читательское сознание на новую и высшую ступень, когда, по удачному определению А. С. Бушмина, злоба дня достигает злобы века. Не к однозначно очерченному выводу, итогу ведет писатель своего мудрого, тонко чувствующего читателя, а к состоянию беспокойства, к исканию истины. Щедринская сказка становится для настоящего читателя-друга, каким в идеале представлял его себе писатель, нравственной поддержкой, сообщает перспективу мысли и чувству, заражает жаждой борьбы за переустройство этого безумного, жестокого, несправедливого мира, за возрождение Человека.

Через все сказки Салтыкова-Щедрина проходят слова-лейтмотивы, значащие для него нечто большее, чем просто слова: ум, совесть, правда, история...

Свои надежды на непременное грядущее торжество правды Салтыков-Щедрин связывает с историей, «позывные» которой то и дело прорезают необычные, сказочные повествования. История в щедринских сказках - это и непрерывная цепь времен, и справедливое возмездие, настигающее злодейства, «бурбонов стоеросовых», майоров Топтыгиных. История сберегает самые заветные и мудрые человеческие предания: «Что зло никогда не было зиждущей силой - об этом и история свидетельствует» [5; 81]. История - «это повесть освобождения, это рассказ о торжестве добра и разума над злом и безумием» [5;82].

В щедринских сказках История может ускорить свое течение [5;79], но она его не прерывает, не прекращает. Автор сказок убежден, что История - это настоящее, хранящее память о прошлом и обретающее в этом немалые силы для прозревания будущего: «Но придет время, когда всякому дыханию сделаются ясными пределы, в которых жизнь его совершаться должна, - тогда сами собой исчезнут распри, а вместе с ними рассеются как дым и все мелкие «личные правды». Объявится настоящая, единая и для всех обязательная Правда; придет и весь мир осияет» [5;218].

Опровергая пошлую житейскую мораль, возбуждая интерес к «нашей общественной жизни», щедринские сказки помогают читателю обрести свободное, непредвзятое отношение к жизни, чуткий исторический подход к ней. В сказках - надежда на молодого читателя с «незахлопнутой» душой, с неистребленной совестью, на «дитя», взрослеющее не по дням, а по часам.

Таким образом, народная сказка всегда повествует о том, что было, басня - о том, что бывает. У Салтыкова-Щедрина сказка сознательно обращена в сегодня, в настоящее, в ней то и дело обнаруживают себя приметы «несказочного» времени.

ВЫВОДЫ

Таким образом можно сделать такие выводы:

· Как жанр - щедринская сказка постепенно вызревала в творчестве писателя из фантастических и образных элементов его сатиры. Немало в них и фольклорных заставок, начиная от использования формы давно прошедшего времени («Жил-был») и заканчивая обильным количеством пословиц и поговорок, которыми они пересыпаны. В своих сказках писатель затрагивает множество проблем:

- социальных;

- политических;

- идеологических.

Так, жизнь русского общества запечатлена в них в длинном ряду миниатюрных по объему картин. В сказках представлена социальная анатомия общества в виде целой галереи зооморфных, сказочных образов.

· Свой сказочный цикл Щедрин начал в 1869г. Сказки явились своеобразным итогом, синтезом идейно-творческих исканий сатирика. В ту пору из-за существования строгой цензуры автор не мог до конца обнажить пороки общества, показать всю несостоятельность российского управленческого аппарата. И все же с помощью сказок «для детей изрядного возраста» Щедрин смог донести до людей резкую критику существующего порядка.

· Для написания сказок автор использовал гротеск, гиперболу и антитезу. Также для автора был немаловажен эзопов язык. Стараясь скрыть от цензуры истинный смысл написанного, приходилось пользоваться и этим приемом.

· Щедринские сказки, по единодушному мнению читателей и исследователей, явились своеобразным итогом, синтезом идейных исканий сатирика. О связи их с устной народнопоэтической традицией существует немало работ. Отмечаются, в частности, все или почти все случаи употребления Салтыковым-Щедриным фольклорных элементов:

- традиционных зачинов;

- числительных с нечисловым значением;

- типичных присказок;

- постоянных эпитетов и обычных фольклорных инверсий;

- устно-поэтической лексики;

- многочисленных пословиц и поговорок и т. д.

· Народная сказка всегда повествует о том, что было, басня - о том, что бывает. У Салтыкова-Щедрина сказка сознательно обращена в сегодня, в настоящее, в ней то и дело обнаруживают себя приметы «несказочного» времени.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. В.В. Прозоров. Салтыков – Щедрин. – М., 1988. – 170 с.

2. А. Бушмин. Сказки Салтыкова – Щедрина. – Л., 1976. – 290 с.

3. А.С. Пушкин. Полн. собр. соч.: В 10 т. – М., 1964. – Т. 7. – 379 с.

4. М.Е.Салтыков – Щедрин. собр. соч: В 20 т. – М., 1965- 1977. – Т. 10.–320 с.

5. М. Е.Салтыков–Щедрин. собр. соч: В 20 т. – М., 1965 –1977. – Т. 16.–370 с.

6. М.Е. Салтыков – Щедрин в русской критике. – М., 1959. – 270 с.

7. М.Е.Салтыков–Щедрин в воспоминаниях современников. –М., 1975.–430 с.

8. В. Базанова. Сказки М.Е. Салтыкова – Щедрина. – М., 1966. – 347 с.

9. А.С. Бушмин. Сатира Салтыкова – Щедрина. – М., 1959. – 280 с.

10. А.С. Бушмин. Сказки М.Е. Салтыкова – Щедрина. – М., 1976. – 340 с.

11. В. А. Мысляков. Искусство сатирического повествования: Проблема рассказчика у Салтыкова – Щедрина. – Саратов, 1966. – 298 с.

12. Д. Николаев. М.Е. Салтыков – Щедрин: Жизнь и творчество: Очерк. – М., 1985. – 175 с.

13. Е.И. Покусаев, В.В. Прозоров.М.Е. Салтыков – Щедрин: Биография писателя. – Л., 1977. – 200 с.

14. М.С. Ольминский. Статьи о Салтыкове – Щедрине. – М., 1959. – 210 с.

15. С. Макашин. Салтыков – Щедрин. Биография. – М., 1951. – Т.1. – 340 с.