Реферат: Иосиф Бродский

Детство. Отрочество. Юность. И.Бродского

Иосиф Александрович Бродский – единственный ребенок в семье ленинградских интеллигентов – родился 24 мая 1940 г. в Ленинграде. Отец, Александр Иванович Бродский (1903-1984), был фотографом-профессионалом, во время войны – военным корреспондентом на Ленинградском фронте, после войны служил на флоте (капитан 3-го ранга), мать, Мария Моисеевна Вольперт (1905-1983), во время войны в качестве переводчика помогала получать информацию от военнопленных, после войны работала бухгалтером. В 1955 семья Бродских переехала в большую коммунальную квартиру в Доме Мурузи на Литейном проспекте 24/27, и юный Иосиф постепенно отгородил шкафами в ней свое личное пространство, эти знаменитые "полторы комнаты", ставшие его кабинетом, спальней, местом приема гостей, значившие так много в становлении его характера и развитии самостоятельности и свободы мышления... О своем детстве Бродский вспоминал неохотно: «Русские не придают детству большого значения. Я, по крайней мере, не придаю. Обычное детство. Я не думаю, что детские впечатления играют важную роль в дальнейшем развитии».

Уже в отрочестве проявились его самостоятельность, решительность, твердый характер. В 1955 году, не доучившись в школе (ушел из 8 класса средней школы № 196 на Моховой), поступил работать на военный завод фрезеровщиком, выбрав для себя самообразование, главным образом, многочтение. Пожелав стать хирургом, начал работать помощником прозектора в морге госпиталя тюрьмы «Кресты»: «в шестнадцать лет я хотел стать хирургом, даже целый месяц ходил в морг анатомировать трупы» (И.Бродский). В 1956 г. впервые, как многие в его возрасте, попытался рифмовать. Л.Штерн вспоминает: «всерьез Бродский начал, по его словам, «баловаться стишками» с шестнадцати лет, случайно прочтя сборник Бориса Слуцкого». Первая публикация – в семнадцать лет, в 1957 г.

Часто менял места и виды работы (сочетания самые неожиданные – через восемь лет, в марте 1964 г. на суде (обвинение в тунеядстве) были озвучены 13 опробованных им профессий: фрезеровщик, техник-геофизик, санитар, кочегар, фотограф, переводчик и т.п.), пытаясь найти такой заработок, который оставлял бы больше времени на чтение и сочинительство.

Несчастная любовь к Марине Басмановой

Первые стихи Бродского с загадочным тогда еще посвящением «М.Б.» датированы июнем шестьдесят второго года. Инкогнито этих инициалов давно раскрыто. За ними — Марина Басманова, главная и, может быть, единственная любовь поэта. Первые строфы, обращенные к ней, совершенно не предвещают того накала страстей, который вскоре между ними возникнет.

Ни тоски, ни любви, ни печали,

ни тревоги, ни боли в груди,

будто целая жизнь за плечами

и всего полчаса впереди.

При всей своей проницательности Бродский на этот раз ошибся. С Мариной Басмановой будет у него все — и тоска, и любовь, и печаль, и боль — сердечная мука на целых три десятилетия вперед, практически на всю оставшуюся жизнь.

Большинство из тех, кто знал эту девушку, отмечают ее несомненную привлекательность. Стройная, высокая, с мягким овалом лица, темно-каштановыми волосами до плеч и зелеными глазами русалки, она буквально приворожила молодого поэта. Бродский восторгался ее талантом художника, ее музыкальной одаренностью.

Трудно со всей очевидностью предположить, что произошло в ту злополучную новогоднюю ночь с шестьдесят третьего на шестьдесят четвертый, когда на даче под Ленинградом собралась веселая молодая компания. Все собравшиеся — близкие друзья Бродского. Самого Иосифа в ту ночь среди них не было. Он находился в Москве. Поэт Дмитрий Бобышев привел Марину Басманову. Объяснил, что Бродский в свое отсутствие поручил ему заботу о девушке.

После возвращения Бродского из Москвы Бобышев помчался к нему с объяснениями. Никто не знает, о чем говорили бывшие друзья. Известно одно — Бродский Дмитрия не простил, навсегда вычеркнул его из списка своих знакомых. Но Марину он ждал. Жаждал увидеть. Никуда поэтому из Питера не уезжал… 13 февраля его арестовали.

Объективно никаких показаний на счастливую совместность у Бродского и Марины Басмановой не было. Видимо, она трезво оценивала свои перспективы. Несмотря на то что стараниями таких корифеев отечественной культуры, как Чуковский, Маршак, Анна Ахматова, Бродского удалось досрочно освободить, несмотря даже на рождение сына, она все-таки опять от него уходит. Бродский снова один. Вернее, один на один со своей Поэзией. Вот здесь он — полновластный хозяин.

Спустя почти три десятилетия после первого посвящения Бродский адресует Марине последнее, прощальное стихотворение. Издатели отказывались его печатать — так о женщине, пусть даже любимой в прошлом, не говорят. Но Бродский настоял. Среди прочих убийственных строк там есть и такие:

«Четверть века назад ты питала

пристрастие к люля и к финикам,

рисовала тушью в блокноте,

немножко пела,

развлекалась со мной; но потом сошлась

с инженером-химиком

и, судя по письмам, чудовищно поглупела».

Разгромная статья в «Окололитературном трутне»

Не пытаясь угодить социальному заказу, напрочь отвергая всяческую банальность, но дерзая непрерывно искать новую тему, свежие интонацию и звук, неожиданную (часто смысловую) рифму, сильный запоминающийся образ. Быстро оброс огромным количеством разновозрастных друзей («полтысячи знакомых», Л.Штерн), на которых обкатывал все свои новые «стишки, стишата».

В машинописных и переписанных от руки списках, из рук в руки, в среде читающей поэзию интеллигенции быстро распространялись замечательные, ни на чьи не похожие, отличавшиеся ранней зрелостью, зоркостью, узнаваемой индивидуальностью и резкостью письма, исповедальной открытостью, лирической пронзительностью, удивительным тончайшим мастерством огранки стихи и поэмы неведомого большинству ленинградца Иосифа Бродского – «Рождественский романс», «Шествие», «Пилигримы», «Стихи под эпиграфом» («Каждый пред Богом наг...»), «Одиночество», «Элегия», «Теперь все чаще чувствую усталость...».

Друг поэта Я.Гордин так охарактеризовал молодого Бродского в те годы: «Определяющей чертой Иосифа в те времена была совершенная естественность, органичность поведения. Смею утверждать, что он был самым свободным человеком среди нас, – небольшого круга людей, связанных дружески и общественно, – людей далеко не рабской психологии. Ему был труден даже скромный бытовой конформизм. Он был – повторяю – естествен во всех своих проявлениях. К нему вполне применимы были известные слова Грибоедова: "Я пишу как живу – свободно и свободно".

Ранний период творчества Иосифа Бродского чрезвычайно продуктивен: активно осваивая и усваивая лучшие образцы отечественной и зарубежной поэзии, он отчетливо сформулировал для себя принцип необходимости своего постоянного духовного роста и рецепт лепки индивидуального, легко узнаваемого поэтического шедевра: сжатость, мощь, новизна, содержательность, эзоповская иносказательность, афористичность, мастерство, гармония.

В 1963 году обострились его отношения с властью в Ленинграде. «Несмотря на то что Бродский не писал прямых политических стихов против советской власти, независимость формы и содержания его стихов плюс независимость личного поведения приводили в раздражение идеологических надзирателей» (Е.Евтушенко). В том числе в газете «Окололитературный трутень» была напечатана ужасная статья, ставшая началом травли Бродского.

Ссылка в Архангельской области в деревне Норинской

Вскоре его ждала другая беда: вечером 13 февраля 1964 года на улице Иосиф Бродский был неожиданно арестован.

Ссылку поэт отбывал в Коношском районе Архангельской области, в деревне Норинской («В Норинской сначала я жил у добрейшей доярки, потом снял комнату в избе старого крестьянина. То немногое, что я зарабатывал, уходило на оплату жилья, а иногда я одалживал деньги хозяину, который заходил ко мне и просил три рубля на водку» – И.Б.).

После примирения, в Норинскую к Бродскому приезжала М.Басманова, родившая в 1967 г. от него сына Андрея

Публикации ссыльного поэта в местной газете «Призыв»

4 сентября 1965 г. поселковая коношская газета «Призыв» опубликовала стихотворение Бродского «Осеннее» (напечатано внизу четвертой страницы, в разделе «Из редакционной почты»; гонорар ссыльного поэта составил два рубля с мелочью). Во время ссылки его навестили друзья – Е.Рейн и А.Найман, привезшие письмо от Ахматовой и сделавшие снимки опального поэта.

В период ссылки им были написаны такие известные стихотворения, как «Одной поэтессе, «Два часа в резервуаре», «Новые стансы к Августе, «Северная почта», «Письмо в бутылке», «Орфей и Артемида», «Гвоздика», «Пророчество», «24.5.65 КПЗ», «В канаве гусь, как стереотруба...», «В деревне бог живет не по углам...», «Чаша со змейкой», «В деревне, затерявшейся в лесах...»

В ссылке он гораздо лучше осознал свои поэтические задачи и свое поэтическое кредо, не зная только, позволят ли ему реализовать свои возможности до конца:

В ссылке, в глухой деревушке Норинское, Бродский во всей полноте познакомился с творчеством английского поэта и проповедника Джона Донна в подлиннике, оказавшим огромное влияние на все его последующее творчество.

В 1965 г., под давлением мировой общественности, решением Верховного суда РСФСР срок высылки сокращен до фактически отбытого (1 год, 5 месяцев).

Самообразование

Что мы знаем о его самообразовании? Вот первое его воспоминание об этом: «Мне тогда было 16 лет. Я в те времена занимался самообразованием, ходил в библиотеки. Началось это как накопление знаний, а превратилось в самое настоящее увлечение, ради которого можно пожертвовать всем». Он быстро осознал простую истину: кипучую энергию молодости нельзя расходовать просто так, ее нужно использовать для саморазвития. В ссылке у него было время на чтение. Друзья привозили ему много книг, он сам составлял списки. И чем книга была содержательнее, тем большее удовольствие от ее прочтения он получал, тем большее пространство для исследований ему предоставлялось. С каждой прочитанной книгой, он совершенствовал себя, он умел работать с книгой, умел подчеркивать самое важное. Многие думали. Что в ссылке он опустится что деревня навсегда сломает его, что он превратится в пьяницу, но произошло обратное. Из ссылки он вернулся развитой личностью, художником. В то время как его сверстники спустили огромное количество времени на ненужную суету. Годы, проведенные в ссылке, помогли Бродскому в становлении его как личности, воспитав не только стойкость духа, но и умение самосовершенствоваться.

Вернувшийся досрочно из ссылки (сентябрь 1965 г.), Бродский попытался активно включиться в литературный процесс. Он упорно и напряженно учился на образцах, анализировал удачи и неудачи других поэтов, осваивал новые ритмы и строфику, чрезвычайно продуктивно работал творчески, писал оригинальные стихи, переводил, читал стихи и переводы на литературных вечерах. Оказии и творческие командировки вели его из Ленинграда в Москву, Палангу, Ялту, Гурзуф...

Так, в 1966 г. его заинтересовали утерянные современной поэтикой языковые и ритмические корни поэзии XVIII века и он написал весьма любопытное, плотное по манере письма «Подражание сатирам, сочиненным Кантемиром».

Его интерес к поэтическому пограничью – стыку белого стиха и ритмической прозы – привел к созданию знаменитого стихотворения «Остановка в пустыне», давшему позднее название его первому поэтическому сборнику, вышедшему в 1972 г. за рубежом.

Но его освоенным и закрепленным жанром становится легко узнаваемая длинная элегия, своего рода полупоэма – афористичная, печально-грустящая, иронически рефлексивная, с ломкими, как слюда, языком и синтаксисом, несущими (не в меньшей мере, чем содержание) функцию освежения и столь желанной новизны. В качестве примера можно привести «Прощайте, мадемуазель Вероника», «Фонтан»

За каких-то десять с небольшим лет Бродский чрезвычайно быстро вырос в виртуознейшего мастера русского стиха и труд по созданию очередного шедевра приносил ему, очевидно, колоссальное творческое удовлетворение

4 июня 1972 год

При попытках публикации стихов Бродский сталкивался с жестким давлением цензуры, уничтожавшим все своеобразие его стихов и всю проделанную титаническую работу; все попытки цензурного вмешательства поэт не принимал ни в каких формах.

Е.Евтушенко вспоминал: «Аксенов и я добились у редактора «Юности» Полевого визы на опубликование восьми стихотворений Бродского. Его судьба могла измениться. Но люди выбирают судьбу сами. Когда Полевой перед самым выходом номера попросил исправить лишь одну строчку «мой веселый, мой пьющий народ» или снять одно из восьми стихотворений, Бродский отказался».

Тем временем российские спецорганы ускоренно готовили высылку неудобного, несломленного, бескомпромиссного поэта Иосифа Бродского за рубеж.

Для ОВИРА была представлена характеристика

Рано утром 4 июня 1972 года, покидая страну, как казалось и оказалось, навсегда, собираясь в аэропорт "Пулково", Иосиф Бродский написал письмо Генеральному секретарю КПСС Леониду Брежневу, в котором выразил надежду, что ему разрешат публиковаться в русских журналах и книгах:

"Уважаемый Леонид Ильич, покидая Россию не по собственной воле, о чем Вам, может быть, известно, я решаюсь обратиться к Вам с просьбой, право на которую мне дает твердое сознание того, что все, что сделано мною за 15 лет литературной работы, служит и еще послужит только к славе русской культуры, ничему другому. Я хочу просить Вас дать возможность сохранить мое существование, мое присутствие в литературном процессе. Хотя бы в качестве переводчика – в том качестве, в котором я до сих пор и выступал.

Смею думать, что работа моя была хорошей работой, и я мог бы и дальше приносить пользу. В конце концов, сто лет назад такое практиковалось. Я принадлежу к русской культуре, я сознаю себя ее частью, слагаемым, и никакая перемена места на конечный результат повлиять не сможет. Язык – вещь более древняя и более неизбежная, чем государство. Я принадлежу русскому языку, а что касается государства, то, с моей точки зрения, мерой патриотизма писателя является то, как он пишет на языке народа, среди которого живет, а не клятвы с трибуны.

Мне горько уезжать из России. Я здесь родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей. Все плохое, что выпадало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. Не чувствую и сейчас. Ибо, переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь; поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге.

Я хочу верить и в то, и в другое. Люди вышли из того возраста, когда прав был сильный. Для этого на свете слишком много слабых. Единственная правота – доброта. От зла, от гнева, от ненависти – пусть именуемых праведными – никто не выигрывает. Мы все приговорены к одному и тому же: к смерти. Умру я, пишущий эти строки, умрете Вы, их читающий. Останутся наши дела, но и они подвергнутся разрушению. Поэтому никто не должен мешать друг другу делать его дело. Условия существования слишком тяжелы, чтобы их еще усложнять. Я надеюсь, Вы поймете меня правильно, поймете, о чем я прошу.

Я прошу дать мне возможность и дальше существовать в русской литературе, на русской земле. Я думаю, что ни в чем не виноват перед своей Родиной. Напротив, я думаю, что во многом прав. Я не знаю, каков будет Ваш ответ на мою просьбу, будет ли он иметь место вообще. Жаль, что не написал Вам раньше, а теперь уже и времени не осталось. Но скажу Вам, что в любом случае, даже если моему народу не нужно мое тело, душа моя ему еще пригодится".

Годы, проведенные в иммиграции

О своем пребывании в Вене Бродский вспоминал: «Я очень ясно помню первые дни в Вене. Я бродил по улицам, разглядывал магазины. В России выставленные в витринах вещи разделены зияющими провалами: одна пара туфель отстоит от другой почти на метр, и так далее... Когда идешь по улице здесь, поражает теснота, царящая в витринах, изобилие выставленных в них вещей. И меня поразила вовсе не свобода, которой лишены русские, хотя и это тоже, но реальная материя жизни, ее вещность. Я сразу подумал о наших женщинах, представив, как бы они растерялись при виде всех этих шмоток. И еще одно: как-то я плыл из Англии в Голландию и увидел на корабле группу детей, ехавших на экскурсию. Какая бы это была радость для наших детей, подумалось тогда мне, и ее украли у них навсегда. Поколения росли, старели, умирали, ничего так и не увидев...»

Творчество Бродского в иммиграции

В США Бродский в полной мере реализовал все те возможности творческого и карьерного роста, а также издательской активности, которые ему предложили двухсотлетняя демократия, сверхразвитые рыночные отношения и чрезвычайно мощная система поддержки университетского образования. Его исключительный творческий потенциал и эффективная система постоянного самообразования привели к быстрому освоению письма на языке новой родины – английском, при этом стихи и проза Бродского на английском языке явились таким же общепризнанным выдающимся вкладом в мировую культуру, как и его сочинения на русском языке. Свою задачу как писателя в 1972 г. он видел в безраздельном служении своему призванию: «Но мне все таки кажется, что чем сильнее писатель сосредоточивается на своей собственной работе, чем глубже в нее погружается, тем большего он достигает с точки зрения литературы, эстетики и, конечно, политики».

В 1983 году издательство «Ардис» в Анн-Арборе опубликовала «Новые стансы к Августе» Бродского. Это стихи Бродского к Марине Басмановой. В 1984 в том же издательстве опубликована пьеса Бродского «Мрамор». Сборник стихов Урания был впервые издан тем же «Ардис» при участии Бродского. В сборник вошли стихи 1970 – 1980 годов.

В ходе жизни в Америке Бродского беспокоили постоянные проблемы с сердцем. К маю 1987 г. поэт перенес три сердечных приступа. Инфаркты залечивались в Пресвитерианской больнице (штат Нью-Джерси).

В 1987 г. поэт так оценивал свое изгнание: «Те пятнадцать лет, что я провел в США, были для меня необыкновенными, поскольку все оставили меня в покое. Я вел такую жизнь, какую, полагаю, и должен вести поэт – не уступая публичным соблазнам, живя в уединении. Может быть, изгнание и есть естественное условие существования поэта, в отличие от романиста, который должен находиться внутри структур описываемого им общества. Я чувствовал некое преимущество в этом совпадении моих условий существования и моих занятий. А теперь из-за всех этих «изменений к лучшему» возникает ощущение, что кто-то силой хочет вторгнуться в мою жизнь. <...> Как если бы ты на рынке, к тебе подходит цыганка, хватает за руку, пристально смотрит в глаза и говорит: «А теперь я тебе скажу, что будет...» Я привык жить в стороне и не хочу это менять. Я так давно живу вдали от родины, мой взгляд – это взгляд извне, и только; то, что там происходит, я кожей не чувствую... Напечатают меня – хорошо, не напечатают – тоже неплохо. Прочтет следующее поколение. Мне это совершенно все равно... Почти все равно».

В декабре 1987 г., в возрасте сорока семи лет, награжден Нобелевской премией по литературе (вслед за Буниным и Пастернаком он стал третьим русским поэтом, получившим Нобелевскую премию): «за всеохватное авторство, исполненное ясности мысли и поэтической глубины» (Бродский – один из самых молодых лауреатов Нобелевской премии за все годы ее присуждения).

После получения Нобелевской премии Бродский чрезвычайно много времени и сил посвятил трудоустройству и просто устройству в Америке многочисленных иммигрантов из России - писателей, ученых, знакомых, и т.п. Писание рекомендательных писем, телефонные звонки, визиты к нужным людям... Он, как локомотив, ввел в новое культурное, экономическое и социальное пространство большой массив людей, но, к сожалению, далеко не все из них оказались достойны его усилий и хлопот, далеко не все оказались даже элементарно благодарны...

И. Бродский и Мария Соццани. Счастье Бродского

В январе 1990 г. на лекции в Сорбонне Бродский увидел среди своих студентов Марию Соццани. Юная красавица-итальянка русского происхождения, она словно сошла с полотен великих мастеров Возрождения. Сошла, чтобы войти в его, Иосифа Бродского, одинокую жизнь… Немыслимое счастье осуществилось — 1 сентября Иосиф Бродский и Мария Соццани поженились. Через два года у них родилась дочь — ангельское создание Анна Александра Мария, по-домашнему просто Нюха… Близкие друзья Бродского утверждают, что пять лет с Марией были для него счастливее, нежели предыдущие пятьдесят. И вот в это самое благословенное время из-под пера поэта появляется стихотворение с прежним, казалось бы, уже давно канувшим в прошлое, посвящением — все той же М. Б. Стихотворение явно знаковое — оно написано в день Рождества Христова 25 декабря 1993 года.

Что нужно для чуда? Кожух овчара,

щепотка сегодня, крупица вчера,

и к пригоршне завтра добавь на глазок

огрызок пространства и неба кусок.

И чудо свершится…

Неужели чувство к Марине Басмановой до сих пор не изжито? Или, может быть, стихотворение имеет совсем другого адресата? Обратим внимание на инициалы жены Бродского — Марии. Поразительное совпадение! У нее те же инициалы, что и у Марины Басмановой. Значит, можно предположить, что стихотворение посвящено жене, а не бывшей подруге? Ведь ничего подобного в посвящениях Марине Басмановой никогда не было. Там — почти всегда трагическое предвестье грядущих утрат, а тут — безоглядная вера в Чудо, в его непременную доступность…

Дружба с Анной Ахматовой

Два друга - Иосиф Бродский и Анна Ахматова «Самое интересное, что начало этих встреч я помню не очень отчетливо. До меня как-то не доходило, с кем я имею дело, тем более, что Ахматова хвалила мои стихи, а похвалы меня не интересовали. Однажды, когда мы завтракали на веранде, произошла любопытная беседа. Ахматова вдруг говорит: «Вообще, Иосиф, я не понимаю, что происходит; вам же не могут нравиться мои произведения». Я, конечно, взвился, заверещал, что все наоборот. Но, до известной степени, задним числом, она была права. То есть в те первые разы меня в основном привлекало чисто человеческое, а не поэтическое общение. В конце концов, я был нормальный молодой советский человек. «Сероглазый король» был решительно не для меня, как и «перчатка с левой руки». Все эти вирши не представлялись мне шедеврами. Так я думал, пока не наткнулся на другие ее стихи, более поздние». Своей дочери Иосиф Бродский дал первое имя - Анна - в честь Анны Ахматовой. Чем глубже он размышлял о ее судьбе, тем больше преклонялся перед великой стойкостью ее духа в страшных испытаниях, творческим и нравственным величием, умением прощать, скромностью и добротой.

Венеция Бродского «Набережная неисцелимых»

Знаменитое эссе Иосифа Бродского о Венеции называется "Набережная Неисцелимых". Впервые опубликованное, оно носило название "Водяной знак", но потом он счел необходимым изменить заголовок. Эта набережная единожды появляется в тексте эссе, скорее даже мелькает. "От дома мы пошли налево и через две минуты очутились на Fondamenta degli Incurabili". Фондамента Инкурабили - так звучит на итальянском название этого странного места. Странного, потому что этого места в Венеции не существует.

Да! Не существует, но только на современных картах города. На старых же можно найти ту самую Фондамента Инкурабили и даже посетить ее. Теперь эта набережная носит имя Дзаттере, с этой набережной открывается замечательный вид на пролив. Простояв минут пять, можно осознать, насколько пролив напоминает Неву, а линия фасадов зданий мало чем отличается от питерских.

Именно поэтому он предпочел назвать это место "Набережной Неисцелимых": оно слишком напоминало ему родной город. Этот зазор между двумя берегами, разделенными то ли лагуной, то ли рекой, то ли временем, - скорее всего создавал именно в этом месте невероятное поле нежности и любви, ностальгии и светлого страдания, которые человеку не дано исцелить при жизни.

Памятники И. Бродскому

1) З. Церетели В данный момент времени стоит в Москве, во дворе Музея Современного Искусства.

2) это одна из табличек памятника узникам политических репрессий в Питере, на набережной через дорогу от памятника Анне Ахматовой