| Скачать .docx | Скачать .pdf |
Реферат: Поэтический космос Ломоносова
1. Ломоносовский поэтический космос явился следствием его деистических воззрений. Сугубо научные представления о мироздании Ломоносова-астронома сопутствуют его "верующему я". Отсюда и проистекает глубина данной философской концепции о божественном происхождении мира и о возможности объяснения закономерностей этого мира.
Уже в "Утреннем размышлении о божием величестве" Ломоносов намечает данную тенденцию, когда проводит параллель между "прекрасным светилом" (солнцем) и "Зиждителем" (богом):
Уже прекрасное светило
Простёрло блеск свой по земли
И божия дела открыло:
Мой дух, с веселием внемли;
Чудяся ясным толь лучам,
Представь, каков Зиждитель сам! [1; с.117]
Во 2 и 3 строфах Ломоносов выдвигает научную гипотезу об огненной природе солнца, которая опередила своей прозорливостью научные достижения 18 века в этой области и подтвердилась с помощью более высоких технологий только в 20 в.:
Когда бы смертным толь высоко
Возможно было возлететь,
Чтоб к солнцу бренно наше око
Могло приблизившись воззреть,
Тогда б со всех открылся стран
Горящий вечно Океан.
Там огненны валы стремятся
И не находят берегов,
Там вихри пламенны крутятся,
Борющись множество веков;
Там камни, как вода, кипят,
Горящи там дожди шумят [1; с.117 -118].
Эпитетика темы-гипотезы об огненной природе солнца как космического объекта отображает неметафорический характер хоть и абстрактной теоретической части композиции "Утреннего размышления". Мало того, глагольная основа текста тоже неметафорична: она отражает конкретные объективные процессы солнечной материи. Иными словами, это собственно гипотеза учёного, но учёного, обладающего поэтическим даром, или же научная теория, написанная стихами. Если 3 строфа является непосредственно научно-теоретическим компонентом "Размышления" и выражает грань мировоззрения учёного-естествоиспытателя, то следующая 4 строфа представляет собой развёрнутую метафору , отражая типично религиозную идеологию, и имеет высокий понятийный смысл:
Сия ужасная громада -
Как искра пред тобой одна.
О коль пресветлая лампада
Тобою, Боже, возжена
Для наших повседневных дел,
Что ты творить нам повелел! [1; с.118]
Вопрос о соотношении образа солнца и образа Творца необходимо раскрывать в следующих ключах-антитезах:
1) большого и малого ("... Сия ужасная громада - / Как искра пред тобой одна…");
2) поверхностного и глубокого ("…Светило дневное блистает лишь только на поверхность тел, / Но взор твой в бездну проницает, / Не зная никаких предел…" [1; с.118]). В первой антитезе звучит мотив большого и малого, характерного также понятию макрокосмоса и микрокосмоса, составляющего вообще сам космос; во второй - мотив поверхностного и глубокого, выражающего взаимоотношения человека и бога, творений и творца и имеющего иерархический подтекст . Высокая символическая риторичность поэтики оды несёт в себе вненациональные, общечеловечески бытийные понятия жизни, что и составляет высшую лирическую эмоцию Ломоносова. Подобно торжественной оде, в которой Ломоносов предстаёт как собирательный россиянин, духовная лирика отражает так же более внеличностные аспекты (но всё же в рамках личной субъективной эмоции) человеческого бытия и бытования, учитывая также натуралистические мотивы оды. Как видно, мирообраз его поэтического космоса имеет лирическую мотивацию, непосредственно отражающую его мировоззренческие грани сознания, что в совокупности позволяет выделять универсальную всеохваченность его тематики, название которой поэтический космос. Вышеприведённые мотивы-антитезы - большого и малого, поверхностного и глубокого составляют концепцию этого космоса и как элемент "Утреннего размышления" являются как бы "квинтэссенцией" деистического мировоззрения личности Ломоносова. Внутри же "Утреннего размышления" как целостного произведения - это лейтмотивы , концентрирующие сами по себе весь характер изложения оды и составляющие её идейно-тематическую основу.
КОМПОЗИЦИЯ "УТРЕННЕГО РАЗМЫШЛЕНИЯ"
Композиция "Утреннего размышления" основана на контрастах общеизвестного и гипотетического, поверхностного и глубокого, метафорического и конкретного , будь то мысль религиозная или же научная:
1) общеизвестная и обыденная картина солнца в параллели относительно его Зиждителя;
2) тезис о возможности "возлететь" к солнцу и увидеть там "горящий вечно Океан";
3) возврат к параллели творца и творения в контрастном ключе малого и большого;
4) соотношение творца и созданного им мира в иерархическом ключе-выводе "Велик Зиждитель наш, Господь!" [1; c.118] ;
5) контрастная параллель образа светила и творца (т.е. творения и творца) в ключе антитезы поверхностного и глубокого;
6) итоговый тезис об иерархическом космосе, организующий идею одического мирообраза.
"Утреннее размышление" отличается усиленным мотивом света, причём параллели материальная и идеальная в этом мотиве имеют особый гармонический акцент: восход солнца воспринимается Ломоносовым как отображение божественной доброты, разумного, жизнетворческого, благого начала в плане параллели идеальной, относящейся к высокой понятийной сфере; а в плане параллели материальной это космический объект, подлежащий научному изучению, что отражают строфы 2 и 3, содержащие научно-теоретический компонент и несущие непосредственно натуральную линию одического мирообраза. Кроме того, натуральная линия оды раскрывает идеальное начало ломоносовского космоса. Отсюда и непротиворечивость материального и идеального начал. Отсюда и восхваление "Божиего величества" лирическим героем Ломоносова. Причём образ Бога в оде непосредственно центральное, мотивирующее начало произведения, как, впрочем, и образ солнца. Но сам автор разделяет созданное творцом - солнце и Творца:
Светило дневное блистает
Лишь только на поверхность тел,
Но взор твой в бездну проницает,
Не зная никаких предел.
От светлости твоих очей
Лиется радость твари всей [1; с.119].
Таким образом, автор сознательно отдаляет бога от созданного им мира, подразумевая диалектику материи и духа, их непосредственно разделённое положение друг от друга. Антитеза поверхности и глубины ("…Светило дневное блистает / Лишь только на поверхность тел,/Но взор твой в бездну проницает, /Не зная никаких предел…"), имеющие у Ломоносова характер непреложности и категоричности, даже абсолютности в тоне поэтического слога, увлекают Ломоносова в область диалектики, в сферу контрастного отождествления объекта солнца и образа творца, причём мотивирует такое разделение тезисом "глубины", что равно бездне, соответственно мотиву бесконечности. Но мотив глубины здесь имеет высокий, идеальный, нематериальный оттенок в отличие от линии мотива бесконечности времени и пространства, как, например, это ярко выражено в его "Вечернем размышлении". В связи с чем также можно отметить, что изначальный мотив бесконечности уже в широком смысле, имея в виду и мотив глубины, не материальный по сути, а духовный, связанный непосредственно с мудростью образа Творца, имел непосредственно у Ломоносова идеально-духовный корень , определивший жанровое тяготение данных двух од - "Утреннего и Вечернего размышлений" к духовной лирике. Антитеза бога и человека также проистекает из антитезы поверхностного и глубокого, образуя единство диалектической системы образов одического космоса, имеющего иерархический контраст в мирообразной целостности произведения:
Творец! Покрытому мне тьмою
Простри премудрости лучи
И что угодно пред Тобою
Всегда творити научи.
И на Твою взирая тварь,
Хвалить тебя, бессмертный Царь [1; с.119].
7 строфа наглядно иллюстрирует такую иерархическую лестницу живых существ в мире, где лирический герой Ломоносова является таким же творением наряду с "тварью", так же созданной богом; но, будучи тем, кто может "взирать на тварь бога и хвалить его за это", он занимает положение "венца природы" в этом творческом мире Господа бога. Причём лирический герой воспринимает себя тем, кто может обрести мудрость, данную именно богом, соответственно определяя свой иерархический статус в мирообразе Вселенной "Утреннего размышления о божием величестве".
Итак, поэтический космос Ломоносова - это мирообраз не просто естества, не просто натурфилософская категория, но и размах объёмного - диалектического мирообраза , включающего как высокие понятийные линии, так и натуралистические компоненты, которые отождествлены и в совокупности и в противоположности с иерархической системой живых существ Вселенной. Кроме того, композиционным завершением "Утреннего размышления" является тот же мотив бесконечности, выраженный лексическим наполнением эпитета "бессмертный", относящегося к Творцу, который перифразирован Ломоносовым с прописной буквы словом Царь, - опять-таки, композиционно завершающим иерархическую лестницу, где образ Творца является непосредственно организующим началом беспредельности одического космоса.
Высокая эмоция лирического героя Ломоносова насчёт взаимоотношений человека и бога пребывает в рамках общего и личного, причём без национального колорита, что идеализирует и абстрагирует созданный таким образом космический мирообраз, придавая ему возвышенный пафос свободного от ограничений одной нации лирического героя-космополита, но, правда, в сугубо утончённом , именно художественном смысле произведения.
"Вечернее размышление о божием величестве" отличается от "Утреннего" конкретностью впечатления и свежестью красок, причём оно отличается и проблематичностью тематики, содержащей в своей риторической форме научно-полемические вкрапления в целостную композицию оды. Познание мира и его закономерностей становится двигателем не только всего произведения, но и эмоции самого лирического героя Ломоносова. Категория познания в таком случае - взгляд в бесконечность Вселенной. Обе оды, что очевидно, являются единой композицией, как параллель друг к другу. Обе оды объединяет также и мотив света: утро как время пейзажной лирики и как его объект; северное сияние как явление вечера. Отсюда и логика рассмотрения их как параллели друг к другу.
Чтобы проиллюстрировать дальнейший анализ "Вечернего размышления", можно привести цитату из его прозаического труда под названием "Явление Венеры на солнце, наблюдённое в Санкт-Петербургской Императорской Академии Наук": "…Несказанная премудрость дел божиих хотя из размышления о всех тварях явствует, к чему предводительствует физическое учение, но величества и могущества его понятие больше всех подаёт Астрономия, показывая порядок течения светил небесных. Воображаем себе тем явственнее создателя, чем точнее сходствуют наблюдения с нашими предсказаниями; и чем больше постигаем новых откровений, тем громчае его прославляем…" [2; с.495 - 496] Из цитаты видно, что для Ломоносова естество, натура как материальные категории являются предпосылкой к восхвалению и почитанию бога. Таким образом, взгляд учёного мужа становится причиной созданного им мирообраза Вселенной - не просто абстрагированного полёта художественной фантазии, а попытки научной трактовки бытия, его научной интерпретации как космоса . Вследствие чего художественная оболочка оды содержит два плана:
1) линию натуральную , что отражает ярче всего строфа 2;
2) линию понятийно-абстрактную , отражённую по сути лишь в строфе 8. Такое разделение и выделение условно, оно относится лишь к художественному миру произведения и необходимо для того, чтобы чётко обозначить диалектику образа космоса .
"Вечернее размышление" начинается грандиозной и вдохновенной картиной наступления вечера, открывающего вслед за уходом утра беспредельность небесных светил:
Лице своё скрывает день,
Поля покрыла мрачна ночь,
Взошла на горы чёрна тень,
Лучи от нас склонились прочь.
Открылась бездна звёзд полна;
Звездам числа нет, бездне дна [1; с.120].
Внутренняя композиция строфы выражает естественную и математически точную метаморфозу смены дня на ночь и вращения планеты Земля вокруг своей оси. Это отличает Ломоносовский текст от обычной пейзажной картины лирического стихотворения. Лирический герой оды ставит себя как созерцателя космической панорамы, а не просто пейзажа, относящегося лишь к земному время-пространству, хотя исходная точка его наблюдений и размышлений - пространство земли:
Песчинка как в морских волнах,
Как мала искра в вечном льде,
Как в сильном вихре тонкой прах,
В свирепом как перо огне,
Так я в сей бездне углублён,
Теряюсь, мысльми утомлён! [1; c.120 - 121]
Уже в этих строках звучит мотив познания мира, звучит целая гамма представлений о бытие: мотив бесконечности, мотив-антитеза малого и большого; в конце концов, эмоция "утомлённого мыслями человека". Эта строфа представляет собой огромный сравнительный оборот, состоящий из ряда однородных частей и необходимый для отображения беспредельности космического пространства и являющийся натуралистической аллегорией . Как видно, каждый из однородных сравнительных оборотов в отдельности представляет собой антитезу малого и большого или, во всяком случае, имеет такой акцент в оттенке тропа. Окраска художественного слова в этой строфе характеризуется сосуществованием образно-аллегорического и конкретно-материального планов, что позволяет выделить в рамках мотива-антитезы большого и малого две параллели в идейно-смысловой структуре оды: макрокосмическую и микрокосмическую. Как учёный Ломоносов воплощает в художественном слове оды научные понятия малого и большого: если большое - это звёзды, светила, то малое - это понятия об атомах и молекулах. Метафоричность "песчинки", "малой искры", "тонкого праха" отражает эту идею, показывая различные формы проявления натуры. Композиционно они противополагаются звёздам из первой строфы, формируя такой структурой образ макрокосмической и микрокосмической Вселенной. Вообще натурализм, проникший в оттенок значения слов этой строфы, непосредственно и создаёт такой акцент художественного космоса, где понятие о материи имеет научную эстетику, отчего и поэтика оды специфична проникновением науки в мир художественной словесности. Отсюда налицо и натурфилософия оды: осознание лирическим героем беспредельности той материи, то есть "бездны", в которую он "погружён". Развертывая этот огромный сравнительный оборот, Ломоносов словно хочет объять необъятное мироздание Вселенной. Интересно отметить в отдельности сравнительный оборот "В свирепом как перо огне", тропообразующая база которого является метонимизированным сравнением, где перо параллельно с моментом творчества, моментом написания оды и является сиюминутной ассоциацией процесса творчества. Таким образом, этот троп является не только аллегорией, но и символом познания и творчества: перо символизирует процесс человеческого познания, творческую жизнь человека, его искания.
Итак, эти строфы отражают концепцию космоса, наделённого мыслями и понятиями Ломоносова-учёного, для которого астрономия является наукой, показывающей "порядок течения светил небесных" и говорящей о "могуществе и величестве бога".
Следующая 3 строфа с точки зрения внутренней содержательной композиции не только завершает эту композиционную часть (3 первые строфы оды), но и продолжает развитие мотива бесконечности посредством вкрапления научной гипотезы о множественности обитаемых миров:
Уста премудрых нам гласят:
"Там разных множество светов,
Несчётны солнца там горят,
Народы там и круг веков;
Для общей славы божества
Там равна сила естества" [1; c.121].
Ломоносов выдвигает смелую и передовую для своего времени гипотезу, принадлежащую знаменитому Джордано Бруно, которого за его научные убеждения предала сожжению церковь. Просветительские идеи Ломоносова очень характерно воплотились в "Вечернем размышлении", отчего художественность оды полностью подчинена миру науки и подспудна "верующему я" Ломоносова, объединяющего подчас антагонистские начала своего мировоззрения. В этой строфе звучит и мотив естественной закономерности , сосуществующий с мотивом бесконечности времени и пространства , которые в совокупности формируют абстрактную модель космического мирообраза . Мотив "естества" подан автором в религиозном ключе: "…Для общей славы божества/ Там равна сила естества…", что продолжает концепцию образа космоса "Утреннего размышления": закономерность здесь непосредственный синоним к мотивирующему образу творца; бесконечность же космоса - предпосылка к определению его величества.3 строфа, представляющая собой вкраплённую гипотезу, является завершающим элементом целостной композиционной части оды и дополняет её идеологически. Сверх того, эта часть оды (3 первые строфы), словно математически выверена: каждый мотив, каждый художественный элемент оды коротко и ясно формирует именно космический мирообраз; точность и лаконичность мысли только и способствует к его чёткой художественной выверенности; причём мужские рифмы придают динамику к его мирообразу. Последний тезис оды содержит мотив закономерности, который композиционно завершает предшествующие тезисы, заключающие в себе мотив бесконечности, познания и гипотетический план, как бы обрамляя всё вышестоящее, завершая бесконечность одического космоса и определяя его следственную закономерность в этом. Тем более что эта часть композиции является несущей, как основной развёрнутой космической панорамой, что и позволяет говорить о ней как об отдельной композиционной части целой оды.
Последующие 4, 5, 6 и 7 строфы касаются непосредственно предмета северного сияния как явления природы. Кроме того, 4 строфа композиционно противопоставлена 3 строфе относительно выраженной в ней идеи о естестве, поскольку северное сияние, увиденное им, видимо, во время или перед написанием оды, показано лирическим героем в нарочито парадоксальном ключе, с наветом невероятности этого явления с точки зрения науки:
Но где ж, натура, твой закон?
С полночных стран встаёт заря!
Не солнце ставит там свой трон?
Не льдисты ль мечут огнь моря?
Се хладный пламень нас покрыл!
Се в ночь на землю день вступил! [1; c.121]
В рамки вопросительной и восклицательной риторики строфы включена общая для всего её тона оксюморонная семантика не только в тропах, но и в не имеющих характер троп предложениях. Конечно, общее впечатление северного сияния смешивается с его научной полемичностью, что относительно первого случая, таким образом, также и просто поэтизирует его в ключе оксюморона как прекрасное и достойное описания явление природы. Причём необходимо отметить, что обе оды, как уже было сказано, объединяет сквозной мотив света. В этой оде таким мотивом является северное сияние , которое так же параллельно к образу творца, как и в "Утреннем размышлении", только параллель эта основана не на сопоставлении, а на ассоциации этого явления как раскрывающего "Божие величество". Обе оды, по сути, основываются на параллели бога и природы и, наоборот, природы и бога.
Следующая 5 строфа представляет собой обращение к учёным с акцентом на объяснение этого природного явления:
О вы, которых быстрый зрак
Пронзает в книгу вечных прав,
Которым малый вещи знак
Являет естества устав,
Вам путь известен всех планет;
Скажите, что нас так мятет? [1; c.121 -122]
Как видно, учёные представлены Ломоносовым как категория возвышенная, они даже окрашены им, строго говоря, гиперболично, что, конечно, не лишает оду от предустановленного для её жанра нарочито-возвышенного пафоса. Следующая 6 строфа продолжает риторику предшествующей 5 строфы и имеет научно-полемический характер:
Что зыблет ясный ночью луч?
Что тонкий пламень в твердь разит?
Как молния без грозных туч
Стремится от земли в зенит?
Как может быть, чтоб мёрзлый пар
Среди зимы рождал пожар? [1; c.122]
Следующая 7 строфа отвечает на эти вопросы, давая возможные варианты ответов:
Там спорит жирна мгла с водой;
Иль солнечны лучи блестят,
Склоняясь сквозь воздух к нам густой;
Иль тучных гор верхи горят;
Иль в море дуть престал зефир
И гладки волны бьют в эфир [1; c.122 -123].
Частое употребление анафоры на "иль" создаёт атмосферу неопределённости относительно северного сияния, но последнее двустишие этой строфы является теорией самого Ломоносова, которое, как видно, композиционно завершает остальные варианты теорий и раскрывает электрическую природу этого явления. Этим и заканчивается 2 композиционная часть "Вечернего размышления".
Последняя 8 строфа опять возвращает наше внимание к прежним мотивам оды:
Сомнений полон ваш ответ
О том, что окрест ближних мест.
Скажите ж, коль пространен свет
И что малейших дале звезд?
Несведом тварей вам конец?
Скажите ж, коль велик Творец? [1; c.123]
Как последняя композиционная часть эта строфа завершает одический мотив беспредельности пространства, к чему добавляется риторичность поставленных автором вопросов и мотив познания. Частное в данном случае, то есть явление северного сияния, становится фокусом общего , порождая таким образом более глобальные , космогонические размышления и акценты на них. Как и в "Утреннем размышлении", всю композицию оды завершает мотивирующий образ Творца, который параллелен своему бесконечному миру.
2 . Взаимоотношения человека с окружающим его миром - природой, в том смысле, который вкладывает в него Ломоносов-учёный, являются, по сути, темой его натурфилософских од и некоторых переводов псалмов. Ломоносовский деизм сказывается и в переводах его псалмов, где автор - это и переводчик богословского текста и соавтор, оригинально дополняющий их художественный мирообраз натурфилософской мыслью. С точки зрения системы мотивов и узкотематического плана человек - природа "Ода, выбранная из Иова" продолжает их по отношению к традиции натурфилософских од. Отсюда вытекает и оттенок эстетики художественной интерпретации библейского текста, так или иначе отвечающего запросам Ломоносова-естествоиспытателя. Библейский текст выражает духовную жизнь человека, в чём отличается от натуралистичных "Размышлений". Поэтому мотив познания материи этих "Размышлений" в "Оде, выбранной из Иова" становится мотивом познания духовного, относящегося именно к внутреннему миру человека. Однако в "Оде, выбранной из Иова", как и в "Размышлениях", природные явления как аллегорические картины, иллюстрирующие закономерность материального и духовного начал, снова делают акцент на естестве и натуре, воплощая своей "картинностью" натуралистичный мирообраз космоса . Ломоносовский перевод отрывка из библейского текста композиционно представляет собой зачин рассказчика и монолог-обращение бога к человеку, где нагнетаются риторические вопросы, сами же содержащие ответы, а далее своего рода развязку - вывод рассказчика относительно человеческого понимания своей судьбы, что имеет сугубо богословское значение.
Система мотивов "Размышлений" накладывается и на "Оду, выбранную из Иова", что свидетельствует об их тематической взаимосвязи.
Рассматривая оду подробно, необходимо выделить следующую систему мотивов:
1) мотив естественной закономерности;
2) мотив бесконечности;
3) мотив света.
Тематика данной оды - это распря между человеком и богом , что у Ломоносова одновременно с этим равно теме человек - природа в силу преобладания натурфилософичности его взглядов.
Рассматривая отдельно эти мотивы, можно выстроить развитие и, следовательно, формирование идеи произведения.
Обращаясь к Иову, Бог недвусмысленно корит его:
…Где был ты, как я в стройном чине
Прекрасный сей устроил свет,
Когда я твердь земли поставил
И сонм небесных сил прославил,
Величество и власть мою?
Яви премудрость ты свою! [1; c.387 -388]
Здесь порицание богом человека мотивируется закономерностью-"стройным чином света", который человек не может осознать и, вследствие чего, ропщет на бога. Затем следует иллюстрация богом человеку независимого положения природы от человеческого сознания:
Где был ты, как передо мною
Бесчисленны тьмы новых звезд,
Моей возжжённых вдруг рукою
В обширности безмерных мест
Моё Величество вещали,
Когда от солнца воссияли
Повсюду новые лучи,
Когда взошла луна в ночи? [1; c.388]
В данном отрывке раскрываются мотивы бесконечности и света, ассоциирующиеся в контексте строфы с "Божием величеством". Здесь Ломоносовым проводится мысль о том, что человеческое существование имеет определённый временной отрезок и что человек, по сути, лишь какая-то часть огромного мироздания. Конечно, нельзя выпускать из внимания, что Ломоносов увидел в библейском тексте предпосылки и к естественнонаучному пониманию Библии, тем более что её авторы явно оперировали и своими эмпирическими представлениями человека. Вообще, если смотреть на этот художественный текст ещё на более высоком уровне его идейно-смыслового плана, то видно, как монолог Творца, обращённый к человеку, ёмок и имеет достаточно большой ряд смысловых оттенков; здесь не то что бы тот же мотив бесконечности и только материальная его сторона, но и иная точка зрения на ограниченное понимание человеком его настоящего. Как и в "Утреннем размышлении", где есть строка: "…Сия ужасная громада - / Как искра пред тобой одна…", здесь присутствует тот же мотив-антитеза малого и великого, который выражен и в тоне голоса Бога, и в его безграничной самоуверенности, которые Ломоносов и не старался как-то скрыть в своём вольном переводе. Бог предстаёт здесь независимым, бесконечно уверенным в себе творцом всего сущего. Но Ломоносов не был бы и учёным-материалистом, чтобы уже в аллегорическом образе бога не передать также и сущность природных явлений. Из этого следует, что мотив закономерности здесь двояк, он мыслится двояко:
1) с одной стороны, закономерность мира материального , его естественное течение;
2) с другой стороны, закономерность духовная , относящаяся к духовной сфере человека.
Деизм ломоносовских взглядов и библейский источник перевода создаёт своеобразное двоемирие, духовно-материальный космос .
Важным здесь является то, что материальный мир раскрывает духовный, а именно: такая особенность текста перечислять природные факты и явления, неся в себе конкретный и образный смыслы, аллегорически раскрывает духовную предпосылку человеческого несчастья, а именно: закономерность материи в формальном отношении равна здесь закономерности душевных страданий человека, его судьбы:
Возмог ли ты хотя однажды
Велеть ранее утру быть
И нивы в день томящей жажды
Дождём прохладным напоить,
Пловцу способный ветр направить,
Чтоб в пристани его поставить,
И тяготу земли тряхнуть,
Дабы безбожных с ней сопхнуть? [1; c.388 - 389]
Учитывая историко-культурную ситуацию 18 века, произведение Ломоносова противополагается сомнениям в благости бога - идеи, принадлежащей эпохе Ренессанса. Как представитель Просвещения, мало того, как учёный с энциклопедическим складом ума Ломоносов, по сути, сформировал мирообраз с космической концепцией преобладания светлого, рационального начала в нём. Это касается также конкретной линии зоологизированных образов - Бегемота и Левиафана, как утверждает Лотман, обращённых к западной идеологической ситуации, что объясняется отсутствием данных библейских образов в восточной традиции, где вместо них фигурируют "зверь" и "змий" [3; c.33 - 35]. Образы Левиафана и Бегемота в идеологическом контексте Библии являются существами демонического ряда. У Ломоносова же при интерпретации этих образов отсутствует какая бы то ни было образная демонизация: наоборот, нарочито гиперболизированные образы Бегемота и, что более заметно, Левиафана в сопоставлении с первоисточником обыгрывают подобную художественную окраску:
Воззри в леса на Бегемота,
Что мною сотворён с тобой;
Колючий тёрн его охота
Безвредно попирать ногой.
Как верви сплетены в нём жилы.
Отведай ты своей с ним силы!
В нём рёбра как литая медь;
Кто может рог его сотреть? [1; c.390]
Здесь образ Бегемота предстаёт не как демонический, а как обычное естественное существо, причём по тону гласящего из тучи Бога - это существо, подчинённое богу, а не сатане, которое не имеет признаков сатанической похоти, полностью убранных Ломоносовым.
Общий замысел религиозно-аллегорического ключа оды становится изображением картин Вселенной с подтекстом причинно-следственных связей мироздания:
Обширного громаду света
Когда устроить я хотел,
Просил ли твоего совета
Для множества толиких дел?
Как персть я взял в начале века,
Дабы создати человека,
Зачем тогда ты не сказал,
Чтоб вид иной тебе я дал? [1; c.391 -392]
И как итог ко всему течению композиции - вывод рассказчика:
Сиё, о смертный, рассуждая,
Представь Зиждителеву власть,
Святую волю почитая,
Имей свою в терпеньи часть.
Он всё на пользу нашу строит,
Казнит кого или покоит.
В надежде тяготу сноси
И без роптания проси [1; c.392].
Здесь необходимо отметить, что Ломоносов был гениальным человеком, о чём можно даже не упоминать. Поэтому мысль о том, что материя обладает "стройным чином", что она имеет свою непосредственную закономерность, что мироздание подчинено своим скрытым законам, совершенно гармонично соседствует с понятиями духовно-нравственного ряда. Конечно, сюда примешиваются и индивидуальные мысли Ломоносова, не принадлежащие непосредственно к религии, как, например, в этих его строках:
Я долго размышлял и долго был в сомненье,
Что есть ли на землю от высоты смотренье;
Или по слепоте без ряду всё течет,
И промыслу с небес во всей вселенной нет.
Однако посмотрев светил небесных стройность,
Земли, морей и рек доброту и пристойность,
Перемену дней, ночей, явления луны,
Признал, что божеской мы силой созданы [2; c.498].
Таким образом, является очевидным, что взгляд учёного-материалиста на натуру, которая, как он понимает, имеет "доброту и пристойность", и есть доказательство существования божественной силы, создавшей человека и окружающий его мир. Ломоносов словно лишь через научно-материалистическое познание мира определяет духовную ипостась человеческого индивидуума, определяет его иерархический статус и наличие "на землю от высоты смотренья". Этой концепцией и определяется специфика художественного метода Ломоносова, который даже на основе далекого от науки культурного достояния - Библии - создаёт произведение, сочетающее в себе контрастные положения двух антагонистов - религии и науки.
Размах изображения природных явлений в "Оде, выбранной из Иова" продолжает традицию натурфилософских од Ломоносова, имея с ними взаимосвязь и образуя с точки зрения системы мотивов и тематики похожий мирообраз, как и в его "Размышлениях". Только мирообраз "Оды, выбранной из Иова" более многосложен; в нём параллельно утверждаются противоположные начала мотива закономерности - материальной и духовной; в нём представлена вся полнота понятия космоса: в нём показано взаимоотношение человека и Бога и их причинно-следственные связи. То есть мотивы библейского текста позволяют Ломоносову раскрыть не только натуру космоса, но и его метафизические предустановки, от чего мирообраз оды резко расширяется на фоне других, имеющих не такую богатую гамму идеологии и представлении о мироздании. Ведь лицом, раскрывающим одический мирообраз, является сам Бог, сам Творец всего сущего, а в "Размышлениях" таким открывателем одического мирообраза является лишь человек, лирический герой Ломоносова.
Заключение
Посредством поэзии Ломоносов отразил космические мотивы в этих 3 произведениях; соотнёс научную и религиозную идеологии в непротиворечивом ключе материальной и духовной закономерностей; мотивом познания раскрыл диалектические предустановки понятия космоса. Понятие об иерархических взаимоотношениях человека и бога, творца и творения стали характерной иллюстрацией к научному и религиозному началам этих произведений, раскрыв более высокие общечеловеческие понятия бытия. Духовная лирика Ломоносова говорит о широте его мировоззренческого качества, где гармонично сосуществуют идеи религиозного и научного познаний. С одной стороны, натурализм научного взгляда Ломоносова напрямую воздействует на художественное своеобразие языка од, на реализм натурфилософских картин бытия, с другой - отражает понятийную атмосферу естественной природы и человеческого существования. Если "Размышления" явились продуктом в большей степени научных изысканий Ломоносова, то "Ода, выбранная из Иова" стала теодицей к религиозным предрассудкам людей церкви. Но образ бога в этом отношении только усилил своё художественное качество. Ломоносов словно реабилитировал бога, вновь доказал справедливое отношение бога к людям; благость и справедливость бога стала у Ломоносова мерилом естественной закономерности - мотивом, пронизывающим все три произведения. Если "Размышления" являются индивидуальным выражением космического понятия жизни, то "Ода, выбранная из Иова" это мнение о нём самого бога. В "Размышлениях" Ломоносов показал закономерность материи как учёный-естествоиспытатель; в "Оде, выбранной из Иова" же, наоборот, сам бог, а не человек, раскрыл закономерность духовную, естественность человеческой судьбы. Этим Ломоносов показал двойственное соотношение мотива познания. В "Размышлениях" таким познавателем является сам Ломоносов, отягчённый беспредельностью материи. В " Оде, выбранной из Иова" сам бог является источником познания, он непосредственно является знающим в отличие от "покрытого тьмою" лирического героя Ломоносова. Таким образом, переводом библейского текста Ломоносов дополняет художественное пространство данной его тематической линии, где бог является тем замыкающим началом, которое имеет непосредственную способность обнаруживать истоки обширных космических явлений созданного им мира. Мотивом познания раскрыл диалектические предустановки понятия космоса.
Список использованных источников
1) Ломоносов, М.В. Поэзия. Ораторская проза. Надписи / М.В. Ломоносов // Полное собрание соч.: в 10т. Т.8. - М.; Л., 1959. - 1279 с.
2) Ломоносов, М.В. Сочинения / Вступ. ст., сост., примеч.А. А. Морозова. - Л., 1986. - 590 с.
3) Лотман, Ю.М. Статьи по истории русской литературы 18 - первой половины 19 в. / М.В. Лотман // Избранные статьи: в 3т. Т.2. - Таллинн: Александра, 1992. - 480 с.
4) Минералов, Ю.И. История русской литературы 18 века / Ю.И. Минералов. - М., 2007. - 383 с.