Реферат: Объективная обусловленность восприятия звукосимволичных слов языка и связь фонетической формы слова с его семантическим содержанием и денотатом

Министерство образования Российской Федерации

КУБАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

УНИВЕРСИТЕТ (КубГУ)

ФИЛИАЛ В Г. НОВОРОССИЙСКЕ

Кафедра иностранной филологии

Допустить к защите в ГАК

_____________________2003 г.

И.о. зав. кафедрой

__________ О.С. Ильченко.

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

Объективная обусловленность восприятия звукосимволичных слов языка и связь фонетической формы слова с его семантическим содержанием и денотатом

Автор дипломной работы _________________ Ю.В. Липина

Группа 501, факультет РГФ,

спец. 021700 «Филология»

Научный руководитель,

д - р филол. наук, проф. __________________ Г.П. Немец

Рецензент,

канд. филол. наук, доцент _________________ В.В. Катермина

Нормоконтролер,

д – р филол. наук, проф. _________________ Г.П. Немец

Новороссийск 2003

Содержание

Введение ...............…………….3

1 Сущность явления звукового символизма. Теории

звукоизобразительности

1.1 Общие положения теории звукового символизма ...........…………..7

1.2 Исследование явления звукосимволизма в истории и теория звукоизобразительного праязыка …. ………………….8

1.3 Три теории порождения звукосимволизма …......................11

1.4 Характер звукосимволизма ………………………..18

1.5 Методика экспериментального изучения звукового символизма…20

2 Материальная основа явления звукового символизма и произвольность языкового знака

2.1 Физическая природа звука ……………...26

2.2 Интерференция звуков как основной фактор, объясняющий феномен звукосимволичных слов ……….….…27

2.3 Психофизиологические основы восприятия звукосимволического компонента слов ………………29

2.4 Звукосимволизм и мотивация …………….32

2.5 Супрафонема как звукосимволическая единица ………..35

2.6 Модель функционирования звукосимволизма и модель построения звукосимволического слова ……………………….39

3 Практическое исследование феномена звукового символизма на примере лексического материала трех языков ………………...42

Заключение …………….……54

Список использованных источников ……………….56

Приложение 1

Приложение 2

Приложение 3

Введение

Проблема объективного-субъективного характера явления звукового символизма, его природа и связь составляющих знаменитого треугольника: денотат – сигнификат – фонетическая форма всегда предоставляли обширный плацдарм для научных исследований. Единица-носитель звукосимволического компонента слова еще не была выделена, и ни один исследователь пока с уверенностью не указал истинную причину ассоциаций, порождаемых звукосимволичными словами, т.е. не дал объяснения физической природе данного явления. Интересен также вопрос о звукоизобразительном праязыке и природе первичного наименования вещей. Все это и побудило нас провести собственное исследование, опиравшееся на уже известные научные труды по данному вопросу, но имевшее своей целью подтвердить выдвинутую нами гипотезу о носителе звукосимволичного компонента слова, а также о природе этого явления на практике.

Актуальность данной работы видится нам в том, что противоречия, создаваемые разными взглядами на эту проблему, довольно остры в современной науке, и ни один известный нам исследователь пока не выделил со всей определенностью звукосимволическую единицу, как и не объяснил ее материальную природу.

Объектом данного исследования было явление звукового символизма, предметом – материальная основа данного явления, вызывающая устойчивые ассоциации у представителей разных языковых сообществ.

Теоретической основой данной работы стали труды В.В. Левицкого «Семантика и фонетика», С.В. Воронина «Основы фоносемантики», А.П. Журавлева «Фонетическое значение», А.М. Шахноровича и Н.М. Юрьева «Психолингвистический анализ семантики и грамматики: на материале онтогенеза речи», E. Sapir «Astudyinphoneticsymbolism», I. Taylor «Phoneticsymbolismre-examined» и другие.

Гипотеза , которая легла в основу данного исследования, может быть сформулирована следующим образом: при изучении явления звукового символизма необходимо обращаться не к отдельным звукам, а к сочетаниям звуков, так как, будучи звуковыми волнами разной длины и частоты, звуки в определенных сочетаниях интерферируют и, таким образом, создают некий акустический эффект, должным образом влияя на восприятие человека и вызывая определенные ассоциации. Эти устойчивые, специфические для каждого отдельного языка сочетания мы условно назвали супрафонемами, т.к. каждая такая единица состоит, в основном, из нескольких фонем.

Цели исследования :

1) доказать универсальность явления звукового символизма и его интернациональный характер;

2) проверить на практике выдвинутые apriori теоретические постулаты и подтвердить правильность выделения звукосимволической единицы – супрафонемы;

Задачи исследования делились на теоретические :

1) обобщить существующий на данный момент теоретический материал по данному вопросу;

2) проследить положения, наиболее отвечающие истине с точки зрения современной лингвистики;

3) сформулировать собственную теорию о материальной природе явления звукового символизма;

4) выделить теоретически единицу-носитель звукосимволического компонента слова, а затем проверить правильность этого выделения на практике;

и практические:

1) выделить наборы супрафонем для каждого из исследованных языков, используемые для обозначения сходных качеств предметов;

2) проверить сходство/различие таких наборов супрафонем в разных языках;

3) по возможности систематизировать имеющийся в распоряжении исследователей набор супрафонем и разделить их на классы;

4) на основе существующих методов исследования звукового символизма выработать свой собственный подход и методику исследования;

5) провести эксперимент на основе этой методики; результаты этого эксперимента использовать для подтверждения/коррекции теоретических предположений.

Методы исследования. Методы, использованные в моем исследовании, это прежде всего метод ограниченной выборки, сравнительно-сопоставительный и компонентный анализ звукосимволического материала языка для выявления соответствующих черт звукоизобразительности, статистический анализ и эксперимент, целью которого было доказать общность звукосимволических ассоциаций у носителей разных языков.

Структура работы следующая:

Введение. Даются основные положения данной работы, ее актуальность, направление, цели и задачи исследования, а также применяемые в исследовании методы.

Глава 1 освещает общие положения теории звукосимволизма и воззрения разных исследователей на это явление, теории порождения звукосимволизма. В первой главе рассматривается вопрос о звукоизобразительном праязыке, природе звукосимволизма, а также перечисляются методы, используемые для изучения данного явления.

Глава 2 посвящена вопросу о физической природе звука и его влиянии на восприятие человека. В этой главе выдвигается гипотеза о материальной единице-носителе звукосимволического компонента слова и создается модель функционирования звукового символизма.

Глава 3 представляет собой практическое исследование на конкретном фоносемантическом материале языка, имеющее своей целью доказать универсальность явления звукового символизма и правомерность выделения супрафонемы как новой звукосимволической частицы.

Заключение. Подводятся итоги исследования, делаются выводы и намечаются дальнейшие перспективы исследования, отмечаются достоинства и недостатки данной работы и предлагаются пути ее усовершенствования.

Теоретическая значимость исследования . Наиболее ценным представляется новый подход к изучению и систематизации звукосимволичных слов – не отдельные звуки представляют интерес для данного исследования, но определенные сочетания звуков, наиболее типичные комбинации которых, характерные для нескольких или всех языков, были отобраны и рассмотрены в данном исследовании. Новая единица - супрафонема, выделенная нами в ходе исследования представляет собой материальный носитель звукосимволического компонента слова, что позволяет разрешить многие спорные вопросы, традиционно ставящиеся перед исследователями данной области.

Практическая значимость данного исследования состоит в систематизации рабочего материала и создании банка данных звукосимволичных слов, разделенных на группы на основе семантического критерия и супрафонемы, включенной в их состав, а также в проведении лингвистического эксперимента, преследовавшего вышеупомянутые цели. Оригинальная методика, сочетающая достоинства и корректирующая недостатки более известных методик, применяемых для решения теоретических проблем исследований в данной области, является простой и достаточно эффективной.

Результаты данного исследования могут быть использованы в курсах фонетики, психолингвистики и практических курсах языка.

1 Сущность явления звукового символизма. Теории звукоизобразительности

1.1 Общие положения теории звукового символизма

Звукосимволизм (звуковой символизм, символика звука) – это закономерная, не произвольная фонетически мотивированная связь между фонемами слова и полагаемым в основу номинации незвуковым (неакустическим) признаком денотата (мотивом). Звукосимволичные слова (идеофоны, образные слова) особенно часто обозначают различные виды движения, световые явления, форму, величину, удаленность объектов, свойства их поверхности, походку, мимику, физиологическое и эмоциональное состояние человека и животных, общую оценку предметов или явлений («хороший – плохой»), например, англ. totter «идти неверной походкой; трястись шататься», кхмер. тотре:т-тотроут «ходить пошатываясь», лат. bulla «водяной пузырь», индонез. bulat «круглый». Разработаны методика опознавания звукосимволичных слов, критерии их выделения (вариативность, редупликация, экспрессивная геминация, типологическое сходство звукосимволических слов по языкам мира и др.).

Звукосимволическими словами являются не только те слова, которые ощущаются таковыми современными носителями языка, но и те, в которых эта связь в ходе развития языка оказалась ослабленной (и даже на первый взгляд утраченной), но в которых с помощью метода фоносемантического анализа данная связь выявляется (это верно и для слов звукоподражательных).

Некоторые ученные определяют звукосимволизм как такую связь между означаемым и означающим, которая носит непроизвольный, мотивированный характер. Однако это определение не позволяет отличить фонетически мотивированные слова, в которых действует звукосимволизм, ни от слов, вторично (морфологически, семантически) мотивированных, ни от первично (фонетически) мотивированных слов, в которых действует звукоподражание. Звукоподражательная подсистема наряду со звукосимволичной входит в звукоизобразительную систему языка. Однако звукоподражание, являясь закономерной непроизвольной фонетически мотивированной связью между фонемами слова и лежащим в основе номинации звуковым (акустическим) признаком денотата (мотива), составляет первый уровень системы звукоизобразительных средств языка. Звуковой символизм, как второй уровень этой системы, намного более сложное явление, материальная основа которого до сих пор остается неопределенной. Если сходство моделей построения звукоподражательных слов во всех языках мира можно объяснить попытками воспроизвести один определенный природный (или человеческий) звук при помощи несовершенного человеческого речевого аппарата на фонетико-фонологической базе соответствующего языка, так что один природный звук будет схоже воспроизводится носителями разных языков, то сходство звукосимволичных основ в разных языках мира не поддается такому простому логическому объяснению. Если бы сфера применения одинаковых звукоподражательных основ ограничивалась рамками той или иной языковой семьи, это явление можно было бы объяснить как распространение одной корневой основы в рамках этой семьи; но как уже было сказано, одинаковые звукосимволичные основы встречаются в самых разных языках мира, необязательно принадлежащих одной семье.

Звукосимволичные основы в языках мира обладают чрезвычайно высокой продуктивностью. Выделяясь семантически и структурно, многие звукосимволичные и звукоподражательные слова образуют особые разряды в составе глагола и других частей речи.

Звукосимволизм в современных языках носит статистический характер. Различают звукосимволизм субъективный (связь между звуком и значением в психике человека) и объективный (связь между звуком и значением в словах языка). Важнейшие компоненты психофизиологической основы звукосимволизма – синестезия – феномен восприятия, состоящий в том, что впечатление, соответствующее данному раздражителю и специфичное для данного органа чувств, сопровождается другим, дополнительным ощущением или образом, часто характерным для другой модальности - и кинемика – совокупность непроизвольных движений мышц, сопровождающих ощущения и эмоции.

1.2 Исследование явления звукосимволизма в истории и теория звукоизобразительного праязыка

Первые попытки осветить положение о «естественном праязыке» мы находим, как известно, у древнегреческой школы стоиков в форме так называемой теории «фюсей» («природа», «отприродность»); связь звука со смыслом объяснялась с точки зрения «подражания звукам» в широком смысле. Вопрос о связи между звуком и значением ставился многими ученными в различные периоды развития науки (Платон, Ж.-Ж.Руссо, Ломоносов и др.). В 18-19 веке изучение звукосимволизма шло, преимущественно, в плане звукоподражательной и междометной теорий языка (Г.В. Лейбниц, В. Гумбольдт и др.).

В отечественном языкознании работы по звуковому символизму длительное время рассматривались как «лежащие вне науки»; с 50-60 гг. 20 века наметилась тенденция к глубокому изучению этого явления. Звукосимволизм и звукоподражание исследуются в связи с проблемами мотивированности языкового знака, теории детской речи, стилистики и поэтики, лингвистической типологии, экспериментальной психологии, психолингвистики. В 70-80 гг. звукосимволизм стал рассматриваться также в рамках фоносемантики (изучающей звукоизобразительную систему языка с пространственных и временных позиций).

Теория звукоизобразительного праязыка также называется звукоподражательной или ономатопеической. Это одна из теорий происхождения языка, согласно которой язык возник в результате того, что человек подражал звуковым (и незвуковым) признакам называемых объектов. «Естественным», или звукоизобразительным, праязыком человечества можно назвать те первичные зачатки языка рода человеческого, которые были основаны на естественной, отприродной, единственно возможной связи звучания со смыслом, и, следовательно, были еще общи для существовавших тогда представителей человечества.

Сторонники звукоизобразительного праязыка обычно понимали звукоподражание широко – и как подражание звуком звуку (отражение в звучании слова звукового признака объекта-денотата), и как подражание звуком не-звуку (отражение в звучании слова какого-либо незвукового признака объекта-денотата), т.е. и как собственно звукоподражание («бац», «ква-ква»), и как звукосимволизм («бублик», «боб», «губа» - с губными звуками, характерными для обозначения чего-либо округлого, выпяченного).

Звукоподражательная теория была выдвинута стоиками (3 век до н. э.), получила развитие в трудах Г.В. Лейбница, И.Г. Гердера и др. Сильной стороной звукоподражательной теории было признание существования первоначальной связи между звуком и значением в словах языка и признание естественного, отприродного характера этой связи. Противники звукоподражательной теории, справедливо критикуя ее за недооценку социальных условий возникновения языка и за абсолютизация принципа звукоподражания, вместе с тем необоснованно принижали значение звукоподражания и отказывались признать существование звукосимволизма.

Исследования 50-80-х гг. дают веские доказательства в пользу того, что собственно звукоподражание и звукосимволизм играли, наряду с жестом, важнейшую роль при возникновении языка.

Тем не менее, в современном языкознании остается открытым вопрос о звукоизобразительной природе языка. А.М. Газов-Гинзберг [4; 3], например, выделяет 4 возможных истока звукоизобразительности: это воспроизведение естественных звуков, сопутствующих жизнедеятельности человеческого организма (междометий в узком смысле – «внутреннее звукоизображение»); подражание звукам внешней природы («внешнее звукоизображение»); озвучивание первоначально беззвучных «подражательных жестов рта и носа» (явление кинемики в современной психофизиологии); и, наконец, «лепетные детские слова», где наиболее легкие для ребенка звукосочетания становятся обозначениями различных предметов и явлений. Как замечает сам исследователь, последний исток, очевидно, имел наименьшее значение.

В последние столетия значительное распространение имели теории «звукоподражательная», «ономатопеическая», «междометий», «трудовых выкриков» и различные их варианты, в вопросе образования связи звука со смыслом более или менее широко привлекавшие изложенные звукоизобразительные истоки.

Эти теории, занимаясь вопросом о происхождении материала языка, механизма образования речи, но не занимались в сущности проблемой условий появления языка. В противоположность им, в трудах классиков марксизма, дающих определение условий появления речи, вопрос о происхождении материала языка, о механизме образования связи звука со смыслом непосредственно не затрагивался.

В своей знаменитой работе «Происхождение языка и его роль в формировании мышления» А.Г. Спиркин выделяет вопрос об «исходном материале» речи, о «механизме образования связи между звуками и образами». Главным источником звукового материала языка автор называет «унаследованные от животных предков звуки», которые и «послужили основным материалом, или биологической предпосылкой, формирования звуковой речи человека» [18; 26-33].

Иными словами, невозможно отрицать существование времени, когда каждый языковой знак был естественно обусловленным, непроизвольным.

Элементы изучения конкретно засвидетельствованных в человеческой речи звукоизобразительных слов заложены в трудах многих языковедов, начиная с античности. Однако специальные работы по этому вопросу стали появляться, видимо, лишь на грани прошлого века.

За границей этой теме посвятили специальные работы В. Эль (W. Oehl), В. Астон, М.Граммон, А. Лескин, X. Хильмер, К. Броккельманн, Я. Коржринек, Дж. Гонда, Г.Рамстедт, X. Марчанд, Ф. Бруни, Зд. Виттох и др.

В России целый ряд работ в этой области был создан тюркологами Н.И. Ашмариным и Н.К. Дмитриевым. После 1950 г. число работ, посвященных изобразительным словам в языках народов СССР, начинает быстро расти, что и продолжается до нашего времени. Правда, работы этого периода, как правило, затрагивают лишь фактический материал слов, наиболее «свежих» в своих подражательных качествах, наиболее отличающихся от «нормальных» слов языка. Ни развития таких изобразительных корней во времени, ни общих для разных языков законов происхождения подобных слов эти работы почти не касаются.

Таким образом, к настоящему времени собран большой фактический материал из области звукоизобразительных слов; что же касается его изучения, то по-прежнему справедливым остается утверждение о том, что никто никогда не пытался исчерпывающе и систематически исследовать этот материал.

1.3 Три теории порождения звукосимволизма

После ознакомления со всеми основными фактами, накопленными наукой в области изучения звукового символизма, можно приступить к рассмотрению одного из самых сложных и самых важных вопросов, связанных с этой проблемой, - вопросу о природе звукосимволизма.

В настоящее время существуют три основные точки зрения на причины, порождающие звукосимволизм.

1. Точка зрения С. Ньюмэна , М. Бентли и Е. Вейрон, М.С. Майрона и др. В основе звукосимволизма лежат физические (акустические и артикуляционные) свойства звуков. «Открытый рот, выдвинутые вперед челюсти, сжатые губы, производят… значения, характеризующие произносимые звуки» [22, 86]. «При произнесении высокого тона, - замечает Ф. Кайнц, в гортани появляется чувство напряжения и тесного контакта, в то время как при произнесении низкого тона голосовые органы оказываются в более расслабленном положении» [28, 205]. Таким образом, в данном случае мы имеем дело, пользуясь терминологией Ф. Кайнца, с транспозицией одних видов ощущений в другие (моторные в акустические, акустические в зрительные и т.д.), т.е. с синестезией.

К первой точке зрения примыкает так называемая «физиономическая» концепция Г.Вернера (1932, 1963), остро критикуемая в целом ряде работ.

Дети, животные, утомленные или больные люди воспринимают иногда объекты внешнего мира не такими, какие они есть на самом деле, а как бы наделенными душой, т.е. физиономически. Фары автомобиля представляются, например, как два страшных глаза какого-то животного. Это свойство предметов обладать «физиономическими качествами» и лежит, по мнению Г. Вернера, в основе всякой символизации, в том числе и звуковой [38, 87]. В вернеровской теории образования символов, тем не менее, все поставлено с ног на голову. Обычно человек находит два не связанных друг с другом природной связью объекта, условно сопоставляет их и делает один символом другого. У Г. Вернера все выглядит наоборот: существует один нерасчлененный, физиогномически цельный объект, из которого постепенно вычленяются два от природы связанных объекта, один из которых становится символом другого. Очевидно, теория Г. Вернера лежит за пределами науки. Тем не менее, по чисто внешним признакам ее следует отнести к «синестетической» теории.

2. Теория Р. Брауна (1958, 1959). С точки зрения Р. Брауна, в основе звукосимволизма лежит не что-то неуловимо-таинственное, а опыт, приобретенный человеком в процессе своей практической деятельности. Человек «научается» тому, что большие предметы (например, тяжелый шкаф) издают (например, при передвижении) низкие и грубые звуки, а маленькие предметы – приятные и высокие звуки. По этой причине испытуемые связывают в ходе эксперимента высокие звуки с чем-то маленьким, а низкие – с чем-то большим.

3. Концепция И. Тэйлор . В основе звукосимволизма лежит, с точки зрения И. Тэйлор(1967), языковая привычка, лингвистический «тренинг». В английском языке фонема [g] встречается в словах со значением «большой» (great, grand, gargantuan, grow), а поэтому испытуемые (разумеется подсознательно) оценивают сочетания с начальным [g] как нечто большое.

Эти три теории С.М. Эрвин-Трипп и Д.И. Слободин [26; 42]называют соответственно синестетической (концепция С. Ньюмана, М. Бентли, Э. Вэрон, Г. Вернера и др.), референтной (концепция Р. Брауна) и ассоциативной (концепция И. Тэйлор). Синестетическая и ассоциативная теория сходны тем, что они обе «предполагают» значения, а не референт. Синестетическая и референтная теории, с другой стороны, сходны тем, что обе предполагают существование универсальности звукосимволичных правил, в то время как ассоциативная теория исключает универсальность.

Все эти три теории можно свести к двум основным: а) в основе звукосимволизма лежит транспозиция (в широком смысле слова) одних ощущений в другие (независимо от того, переносим ли мы на произносимые звуки зрительные, акустические, моторные и т.п. ощущения с объекта внешней действительности или с собственного речевого аппарата, или после многократного, обоюдного и сложного переноса с объекта на движение частей тела – на движение речевого аппарата и т.д.); б) в основе звукосимволизма лежит языковая привычка.

Автор данной работы выдвигает свою концепцию материальной и психологической основы звукового символизма, о чем пойдет речь в последующей главе. Эта концепция, формально находясь в рамках первой теории, расширяет ее, задействуя теоретический и фактический материал смежных наук (психолингвистика, лингвистическая типология) и наук, не родственных языкознанию (физика, психофизиология и т.д.).

Что же касается правильности первой (основанной на транспозиции) и второй (основанной на языковой привычке) теории, то В.В. Левицкий (1973), исследовавший данную проблему, делает вывод о том, что первая концепция больше соответствует имеющимся в распоряжении сегодняшней науки фактам. В пользу своей теории И. Тэйлор выдвигает следующие доказательства:

1. Оценки фонем, измеряемых по одной и той же шкале, в разных языках не совпадают; в английском самой «маленькой» оказалась [i], в японском - [U].

2. В силу несовпадения оценок отсутствует корреляция (по одной и той же шкале) между разными языками. Такая корреляция должна, однако, возрастать пропорционально степени родства языков.

3. Звуки, связываемые в некоторых языках (например, в английском) с понятием «большой» или «маленький», встречаются в обозначениях этих понятий в данном языке: начальное [g] – в словах great, grand, grow и т.д.; [t] – в словах tiny, little и т.д.

Несмотря на стройность и логичность перечисленных аргументов, факты, приведенные И. Тэйлор, либо не соответствуют действительности, либо не обладают доказательной силой.

Первое. Инструкция Тэйлор поощряла испытуемых к формальному сравнению предлагаемых сочетаний со словами родного или английского языка. Это уже само по себе ставит под сомнение надежность полученных И. Тэйлор результатов. М. Майрон (1961) установил, в противоположность И. Тэйлор, что между оценками гласных [i], [e], [a], [o], [u] японцами и американцами существует статистически достоверное сходство. И в японском, и в английском языке передние (т.е. например [i]) ассоциируются с приятным и слабым, а задние (т.е. [u]) – с неприятным и сильным. Для индоевропейских языков существует неоспоримое сходство как на уровне фонемы, так и на уровне дифференциальных признаков; для языков разных семей существует статистически достоверное сходство на уровне дифференциальных признаков согласных.

Второе. Корреляция между языками различного строя на уровне фонемы, действительно, отсутствует. Однако эта корреляция зависит не от степени родства языков, а от физических свойств звуков .

Третье. Выдвигая гипотезу о том, что оценка звука зависит от встречаемости этого звука в обозначениях соответствующего понятия, сама И. Тэйлор никаких исследований лексического материала не проводила. Неиндоевропейские языки не затрагивались вообще.

С. Ньюман (1933) и Р. Браун (1959) указывают на тот факт, что фонема [i], имеющая значение большой, встречается в словах с противоположным значением (little, но и big), с другой стороны small «маленький» включает не [i], а [o] и т.д.

И все же между некоторыми группами антонимов в английском и русском языках наблюдаются близкие к достоверным различия по составу фонем. Так, в английском языке в группе синонимов со значением «маленький» чаще теоретически ожидаемого встречаются фонемы [i:], [i], [l], [m], а в группе синонимов со значением «большой» - фонемы [æ], [a], [b], [g], [d ]. Этот лингвистический факт можно интерпретировать двояко: а) перечисленные фонемы встречаются часто потому, что в силу своих физических свойств, по «мнению» говорящих, они больше подходят для обозначения соответствующего понятия (точка зрения С. Ньюмена); б) фонемы [i:], [i], [b], [g] и т.д. оцениваются испытуемыми как «маленькие» или «большие» потому, что они часто встречаются в обозначениях соответствующих понятий, а не в силу своих физических свойств (точка зрения И. Тэйлор).

Таким образом, перед нами еще один вариант порочного круга. Следующие рассуждения помогут выйти из него: если права Тэйлор, то тогда повышенной частотой встречаемости в разных языках будут обладать разные фонемы. Но, оказывается фонемы [i], [l], [m] являются «маленькими» не только в английском, но и в русском, и в немецком (по данным лингвистического анализа). Точно также по данным, которые дает в наше распоряжение психолингвистика, [g] является «большой» не только в английском, как утверждала И. Тэйлор, но и в русском, и в японском; [s] является «маленькой» в русском, украинском, молдаванском, японском; [d] оказалась «большой» в русском, украинском, молдаванском, японском (а по лингвистическим данным еще и в английском и немецком), а [b] оказалась «большой» во всех языках, кроме корейского.

Таким образом, гипотезу И. Тэйлор о языковой привычке следует отклонить как несоответствующую фактам лингвистического и психолингвистического анализа. Одновременно были продемонстрированы факты, свидетельствующие в пользу того, что в основе звукосимволизма лежит транспозиция одних видов ощущений в другие (иначе говоря, физические свойств звуков).

С другой стороны, отрицая языковую привычку как причину порождения звукосимволизма, нельзя отрицать ее влияние, по крайней мере, на результаты тестирования (особенно при неправильно сформулированной или нечетко усвоенной инструкции). В особенной степени это касается такой шкалы, как шкала оценки. А.П.Журавлев (1969) обнаружил, например, что русские оценивают звук [х'] как крайне неприятный, тогда как немцам он представлялся более приятным. Этот факт находит вполне удовлетворительное объяснение, если вспомнить, что близкая к русской немецкая фонема [Ç] входит в состав уменьшительно-ласкательного суффикса –chen и т.д. Небезынтересно в этой связи указать, что в полемике с И. Тэйлор Дж. Вайс (1967) указывал, что если бы в основе звукосимволизма лежала языковая привычка, то это в первую очередь проявлялось бы не на оценке начальных, а на оценке конечных согласных, поскольку в индоевропейских языках «уменьшительно-ласкательная» информация заложена в суффиксе. Таким образом, Вайс оказался, в целом, прав.

Соответственно, будет справедливо допустить, что результаты тестирования зависят не только от материальной природы исследуемых звуков, но и от других факторов. Вторым из подобного рода факторов (кроме языковой привычки) может быть влияние всей фонологической системы данного языка.

Языки отличаются друг от друга и числом и составом фонем. Системные отношения между фонемами не могут не оказывать своего влияния на оценку любой фонемы в ходе эксперимента. Например, оценка фонем [i] и [e] в языке, где нет соответствующих лабиализованных [y] и [œ], будут, очевидно, отличаться от оценки тех же [i] и [e] в языке, где существуют соответствующие лабиализованные. Вот почему нецелесообразно искать звукосимволические соответствия между языками на уровне фонемы: совпадение рангов фонем в различных языках невозможно в силу самих различий, присущих фонологическим системам этих языков. Признаки звукосимволических универсалий должны вестись поэтому, по мнению В.В. Левицкого [13; 86], на уровне дифференциальных (акустических или артикуляционных) признаков. Причем, как будет показано дальше, важным фактором является использование не отдельных звуков, а их сочетаний как материала для исследований звуковой символики.

Порядок следования звуков в исследуемых словах также должен влиять на восприятие испытуемых. Но есть еще один важный фактор, который, как считает В.В. Левицкий [13; 86-89], может оказать влияние на результаты экспериментов и о котором необходимо поговорить особо. Некоторые наблюдения заставляют предполагать, что «включение» в ход эксперимента «механизма транспозиции ощущений» или «механизма языковой привычки» может быть спровоцировано не только содержанием инструкции, но и самим измерением , в котором производится оценка звука. Действительно, как можно судить по результатам, опубликованным А.П. Журавлевым [7; 34], в русском языке гласный [а] ассоциируется с красным цветом, [и] – с синим, [о] – с желтым. Возникает вопрос: обусловлены ли эти ассоциации синестезией или языковой привычкой? Похоже, что языковой привычкой: во всех случаях прослеживается четкая связь между исследуемыми звуками и первой ударной гласной в названиях соответствующего цвета (а – красный, и – синий, о – желтый). Однако окончательно решить, так это или не так, можно только экспериментальным путем. Эксперимент, проведенный В.В. Левицким [13; 87-89], имел своей целью доказать или опровергнуть правомерность выделения языковой привычки как одной из причин возникновения звукосимволических ассоциаций (инструкция, данная испытуемым, имела соей целью выработку «механизма синестезии»). В целом, его эксперимент, проведенный на лексической базе украинского и молдавского языков подтверждает выводы А.П. Журавлева.

Все вместе взятое позволили ему выдвинуть следующую гипотезу. Очевидно, существуют такие измерения, где транспозиция ощущений происходит сравнительно легко (сюда относятся шкалы размера, силы, твердости и т.д.), и такие, где транспозиция осуществляется труднее (сюда относятся, по-видимому, шкалы цвета, вкусовых ощущений, температуры) [13; 88].

Когда испытуемый (при правильно сформулированной инструкции сталкивается с более «легкой» шкалой, срабатывает «механизм синестезии». Когда перед испытуемым стоит более сложная задача, поиски ее удовлетворительного решения приводят в действие «механизм языковой привычки». В некоторых случаях в ходе одного и того же эксперимента оба механизма действуют поочередно. Отсюда и неизбежность некоторого «разнобоя» результатов, получаемых даже одним исследователем. Меняя инструкцию, «запуская» в испытуемом либо механизм транспозиции ощущений, либо механизм «языковой привычки», мы будем получать различные результаты. При «нейтральной» инструкции в «легких» случаях у испытуемого будет срабатывать первый механизм, а в более трудных – второй.

Таким образом, автор данной работы считает нужным подчеркнуть важность правильной формулировки инструкции для испытуемых при проведении собственного эксперимента, т.е. инструкции, направленной на «запуск» механизма синестезии.

1.4 Характер звукосимволизма

Вопрос о характере звукосимволизма (носит ли он универсальный или национальный характер) и его природе (что лежит в основе звукосимволизма) тесно связаны между собой.

В настоящее время существуют две противоположные точки зрения на характер звукосимволизма: 1) звукосимволизм носит универсальный (межнациональный) характер; 2) звукосимволизм носит узконациональный характер.

Первая точка зрения представлена в работах С. Цуру, Г. Альпорта (1934-35), Р. Брауна и его коллег, М. Майорана, Дж. Вайса и др. Вторую точку зрения отстаивает И.Тэйлор. Почти все работы, представляющие первую точку зрения, построены на методике «подбора», между тем Тэйлор использовала более эффективную методику и исследовала с помощью этой методики наибольшее число языков. Это дало в ее руки неоспоримое преимущество (она исследовала 4 языка, 18 звуков).

Весьма острая полемика между И. Тэйлор и Дж. Вайсом зашла в тупик: Вайс, опираясь на факты, полученные в ходе экспериментов «подбора», Тэйлор эти факты опровергала; новыми же фактами ни та, ни другая сторона не располагали. Поэтому, по обоюдному согласию участников дискуссии, решение проблемы может быть продвинуто вперед только новыми фактическими данными. Это и предопределило цель и характер эксперимента, проведенного В.В. Левицким в его работе «Семантика и фоносемантика» [13; 22-32]. Языки для сравнения им были выбраны таким образом, чтобы два из них были близкородственными (это давало возможность проверить один из аргументов Тэйлор в пользу гипотезы о «языковой привычке»; корреляция между языками, по мнению И. Тэйлор должна быть пропорциональна степени их родства). Левицкий исследовал 6 гласных и 12 согласных молдавского, русского и украинского языка.

Полученные Левицким данные свидетельствуют, прежде всего о том, что в самых различных языках существуют довольно четко выраженные «правила» ассоциирования определенных артикуляций с определенными понятиями [13; 26]. Таким образом, само наличие каких-то «правил» носит универсальный характер, и в этом смысле уже сегодня можно с уверенностью говорить об универсальности звукосимволизма. Вопрос, однако, в настоящее время ставиться в науке иначе: носит ли универсальный характер и, если да, то в какой степени сами «звукосимволические правила»?

В самом деле, понятие «маленький» ассоциируется во всех четырех языках (английском, молдавском, русском и украинском) прежде всего с фонемами [и] и [е], а понятие «большой» ассоциируется чаще всего с гласными [о] и [у]. Начальные согласные [п], [с], [м], [н] ассоциируются в индоевропейских языках с понятием «маленький», [б], [р], [д] – с понятием «большой», [б] и [ш] – с понятием «неприятный». Передняя позиция и верхний подъем языка символизирует понятие «маленький», задние гласные – понятие «большой».

В.В. Левицкий далее попытался обнаружить звукосимволические универсалии на уровне фонемы, релевантные не только для индоевропейских, но и для неиндоевропейских языков [13; 28-29]. Несмотря на бесспорное наличие некоторых общих для всех языков закономерностей (например, [d], [b], [r], [g] во многих языках символизируют понятие «большой», а [n], [p], [m], [s] – понятие «маленький»), обнаружить статистически достоверное сходство между 7 исследованными языками на уровне фонемы ему не удалось. Отчасти такой результат объясняется тем, что число и состав фонем различных языков не совпадает.

Данные, представленные Левицким отлично согласуются с результатами, полученными С. Ньюманом [30; 62]. Ньюман установил, что гласные [I], [e], и [a] располагаются в английском языке (от «маленького» к «большому») в следующем порядке: i, e, ε, æ, a, т.е. символизация размера связана со степенью открытости полости рта и позицией языка. Найденные Левицким символические свойства согласных также удовлетворительно соответствуют данным Ньюмана, который расположил согласные по шкале размера в таком порядке: t, d, p, b, k, g (передние «меньше» задних, глухие «меньше» звонких). Ньюмэн установил также, что символизация большого размера коррелируется с символизацией понятия «темный», а символизация малого размера – с символизацией понятия «светлый». Все эти данные подтвердились также и в эксперименте, проведенном автором данной работы и представленным ниже.

Полученные Левицким данные согласуются также с результатами М.С. Майрона [29; 26], который установил, что для английского и японского языков характерна следующая закономерность: передние звуки (гласные и согласные) символизируют «слабое» и «приятное», а задние «сильное» и «неприятное».

Таким образом, выводы об универсальном характере связи некоторых акустико-артикуляционных и смысловых единиц, сделанные Левицким, подтверждаются данными других исследователей.

В.В. Левицкий делает выводы об интернациональном характере звукосимволизма и, что особенно важно, он утверждает, что поиски универсального звукосимволизма должны вестись не на уровне фонемы, а на уровне единиц меньше фонемы (акустических и артикуляционных признаков).

Автор данной работы на основе собранного теоретического материала и проведенных ею практических исследований делает сходный с В.В. Левицким вывод об интернациональном и универсальном характере звукового символизма, но расходится с Левицким в определении единицы, на уровне которой явление звукосимволизма проявляется с наибольшей силой (см. Глава 2).

1.5 Методика экспериментального изучения звукового символизма

В настоящее время существуют (в том или ином варианте) 3 основные методики экспериментального изучения звукосимволизма.

Методика №1. Предъявление испытуемому звукосочетания без предъявления смысла (эксперимент Мюллера). Эта методика наименее совершенна. Группировка данных носит здесь субъективный характер, что в свою очередь исключает эффективное использование статистики при обработке материала и установление соответствий между определенными звуками и определенными понятиями. В России методика № 1 применялась коллективом авторов (1966) под руководством М.В. Панова (результаты, по оценке авторов, положительные) и для решения теоретических вопросов В.В. Левицким (1967, 1969; результаты положительные).

Методика № 2. Предъявление двух звучаний и, как правило, двух смыслов. В своем «классическом» варианте эта методика носит название «эксперимент подбора» (matchingexperiment) и заключается в следующем. Испытуемым-монолингвам предъявляют пары антонимичных слов («большой – маленький», «теплый - холодный» и т.д.) на двух языках, один из которых является родным языком испытуемого (например, английский), а другой ему неизвестен (например, японский). На основании данных, полученных в результате такого рода экспериментов, С. Цуру (1933) пришел к выводу о существовании универсального звукового символизма, поскольку англоязычные испытуемые (студенты) в большинстве случаев правильно угадали значения не известных им японских слов. Однако методика С. Цуру имеет, кроме прочих, следующий серьезный изъян, на который обратил внимание Г. Альпорт [21; 46], а затем и другие: число фонем в каждом языке ограничено, а поэтому слова разных языков могут быть похожи друг на друга. Экспериментатор, который знает оба языка, сам того не подозревая, может интуитивно подобрать из множества синонимов одного языка те, которые фонетически больше похожи на слова второго языка, а испытуемые подбирают затем слова в соответствии с составом и последовательностью фонем, входящих в звучание этих слов: [а] подбирают к [а], [u] к [u], определенную последовательность фонем к подобной последовательности и т.д. Поэтому Г. Альпорт, а затем и Р. Браун поступили иначе: слова родного языка испытуемых они предложили перевести специалистам-филологам (на хинди, китайский, чешский и т.д.), после чего уже предъявляли соответствующие пары испытуемым. Поскольку значения более половины слов были угаданы испытуемыми правильно, Р. Браун вновь сделал вывод о существовании универсального звукосимволизма.

В СССР методика №2 применялась Г.Н. Ивановой-Лукьяновой и Е.В. Орловой, которые предъявляли испытуемым по два искусственных многосложных слова и по два смысла («светлый - темный», «хороший – плохой»), В.В. Левицким [14; 19], для выяснения фонетической мотивированности слов-синонимов, взятых из языков, неизвестных испытуемому, и И.Н. Гореловым, который предъявлял детям рисунки и звучания.

Методика № 2 имеет, по крайней мер, три существенных недостатка. Во-первых, испытуемые угадывают смысл предложенного звукосочетания, сравнивая его чисто формальным путем со словами родного или известного им какого-либо другого языка. Например, решая, какое из двух слов – parvus или pikkunen – означает нечто маленькое, испытуемый называет parvus, мотивируя свой выбор тем, что это слово похоже на русское «первый», а потому, следовательно, означает нечто маленькое. Понятно, что в этом случае в опыте моделируется не звукосимволизм, а какое-то иное явление. Во-вторых, как справедливо заметил М.С. Майрон [29; 64], не все слова в языке обладают символическим значением; испытуемый может не угадать смысла предложенного ему иностранного слова не потому, что звукосимволизма не существует, а потому, что предложенное слово не обладает никакими звукосимволическими «признаками». Наконец, в-третьих, методика № 2 (в тех случаях, когда предлагаются не искусственные, а иностранные слова), также как и методика № 1, не позволяет устанавливать соответствия между определенными артикуляционными и определенными смысловыми единицами. Методика «подбора» может, правда, применятся для решения некоторых специальных задач, например для выяснения степени фонетической мотивированности двух или более слов-синонимов. Два звучания (при одном или двух смыслах) целесообразно предъявлять испытуемому также и в тех случаях, когда необходимо сопоставить две фонемы, отличающиеся друг от друга одним-двумя дифференциальными признаками (например, испытуемому можно предъявить сочетания dan, tan, ban и pan для выяснения роли звонкости или din и dan, tin и tan для выяснения роли открытости - закрытости ротовой полости и т.д.). Однако, и в данном случае третий тип методики представляет исследователю гораздо больше возможностей.

Методика № 3. Предъявление одного звучания (в виде одной буквы, одного слова типа «согласный – гласный – согласный» или многосложного сочетания) и нескольких смыслов, представляющих собой градации двух полярных понятий (например, «очень маленький», «маленький», «нейтральный», «большой», «очень большой»). Образцом применения данной методики являются работы С. Майрона (1961), и И. Тэйлор (1967).

Из 5 гласных и 5 согласных звуков, являющихся фонемами в английском и японском языках, М. Майрон составил 50 бессмысленных сочетаний типа «СГС», которые предлагал американцам (говорящим по-английски) и японцам, незадолго до эксперимента приехавшим в США. Испытуемые (всего в обеих группах около 100 человек) оценивали предъявляемые сочетания по 16 шкалам. После статистической обработки материала М. Майрон пришел к следующим выводам [29; 82]: 1) оценки предъявленных звуков испытуемыми, говорящими на японском и английском языках, совпадают, и звукосимволизм носит, таким образом, международный (универсальный) характер; 2) передние звуки в обоих языках означают «слабое» и «приятное», а задние – «сильное» и «неприятное».

В России методику № 3 использовали В.В. Левицкий и А.П. Журавлев, предъявляя испытуемым не сочетания звуков (букв), и отдельные буквы, которые Журавлев назвал «графонами» («психический звуко-буквенный образ») [7; 74]. Некоторыми особенностями отличается и методика И. Тэйлор. Поэтому представляется важным рассмотреть подробнее вопросы, касающиеся инструкции и формы предъявляемого материала, чтобы в дальнейшем выработать собственную методику экспериментального изучения звукосимволизма.

Инструкция. Изучив в 1962 году символические свойства 12 согласных и 6 гласных в четырех неродственных языках (английском, японском, корейском, тамильском), И. Тэйлор пришла к выводу, что звукосимволизм носит не универсальный, а национальный характер, и что основой его функционирования является «языковая привычка» [32; 102] (фактор, который отрицал С. Ньюмэн). Например, в английском языке фонема [g] входит в состав слов, связанных с понятием «большой» (grand, great, grow и т.д.), а поэтому англоязычные испытуемые оценивают сочетания типа gan, ged и т.д. как «большие». В эксперименте И. Тэйлор, однако, обращают на себя внимание следующие обстоятельства. Во-первых, эксперимент проводился в (Индии, Корее и Японии) без участия экспериментатора, инструкция предъявлялась в письменном виде; во-вторых, испытуемыми были школьники, в той или иной степени знакомые с английским языком; в-третьих, в инструкции говорилось, что испытуемым предъявляются иностранные слова; необходимо было угадать, что эти слова означают («большой», «нейтральный» или «маленький»; в-четвертых, И. Тэйлор обнаружила, что каждый из исследуемых языков коррелировал с английским в большей степени, чем с другими языками. Все это вместе взятое заставляет полагать, что в принципе, эксперимент И. Тэйлор не отличался от экспериментов С. Цуру, Альпорта и др., использовавших методику «подбора». Испытуемые И. Тэйлор не оценивали символические свойства предъявляемых сочетаний, а сравнивали их со сходными словами родного, или иностранного (т.е. английского) языка.

Таким образом, на результаты, полученные И. Тэйлор в ходе эксперимента, могла оказать существенное влияние инструкция. Автор данной работы провела собственный эксперимент с целью доказать универсальность явления звукового символизма и усовершенствовать методику его изучения (см. Главу 3).

Звукосимволизм – непроизвольная, фонетически мотивированная связь между фонемами языка и незвуковым признаком денотата – в настоящее время признается большинством исследователей объективно существующим универсальным явлением. Наряду со звукоподражательной, звукосимволическая система входит в звукоизобразительную систему языка.

История исследования этой проблемы уходит корнями в глубокую древность (около 3 века до н. э.) и интерес к ней не угасает и в настоящее время. Многие исследователи полагают, что язык был изобразителен в своих истоках, хотя основой для возникновения звукоизобразительного праязыка разные исследователи называют разные явления.

В настоящее время существует три теории порождения звукосимволизма: синестетическая, референтная и ассоциативная. Референтную, однако, можно объединить с синестетической, а ассоциативная, утверждающая языковую привычку главной причиной явления звукового символизма, представляется несостоятельной в свете приведенных выше доводов и экспериментального материала, представленного ниже. В основе звукосимволизма лежит транспозиция одних видов ощущений в другие, однако механизм языковой привычки также может оказывать воздействие на восприятие звуков (особенно конечных звуков в суффиксах). На результаты тестирования могут оказать влияние, по крайней мере, три фактора: инструкция, шкала измерения и вся фонологическая система данного языка.

В настоящее время существуют две основные точки зрения на характер звукосимволизма: звукосимволизм носит универсальный либо узконациональный характер. Задавшись целью вывести исследователей из полемического тупика, в который их завела кардинальная разница во взглядах и недостаток эмпирического материала, В.В. Левицкий провел собственный опыт на материале нескольких языков, два из которых были близкородственными.

В результате ему удалось подтвердить положение об универсальном характере звукосимволизма (его данные подтверждались данными других исследователей), но поиски звукосимволических универсалий на уровне фонемы не увенчались успехом. Таким образом, Левицкий сделал вывод о том, что поиски универсального звукосимволизма должны вестись не на уровне фонемы, а на уровне единиц меньше фонемы (акустических и артикуляционных признаков).

На сегодняшний день существуют три методики, используемые для исследования проблем звукового символизма. Все они отличаются некоторым несовершенством, однако, методика №3, предоставляющая испытуемым возможные варианты, т.е. свободу выбора, является наиболее эффективной.

Как показали данные исследований, проведенных В.В. Левицким [13; 88-89], большое влияние на результаты исследования оказывает инструкция, использованная при тестировании. Отсюда необходимо подчеркнуть важность правильной формулировки инструкции и контроля процесса тестирования со стороны исследователя, какой бы методикой он не пользовался.

2 Материальная основа явления звукового символизма и произвольность языкового знака

2.1 Физическая природа звука

Итак, чтобы уяснить сами механизмы воздействия звуков и их сочетаний в звукосимволичных словах на психику человека, изучим физическую природу звука и физиологическую основу его восприятия человеком.

Понятие звука обычно ассоциируется у нас со слухом и, следовательно, с физиологическими процессами в ушах, а также с психологическими процессами в нашем мозгу (именно там происходит переработка ощущений, поступающих в органы слуха). Кроме того, под звуком мы понимаем физическое явление, вызывающее действие на наши уши, а именно продольные волны, т.к. звук с физической точки зрения есть ничто иное, как волна, созданная нашим артикуляционным аппаратом.

Три аспекта составляют основу звука – это, во-первых, источник звука (в данном случае это работа нашего артикуляционного аппарата); во-вторых, энергия, которая переносится от источника звука в виде продольных звуковых волн; в-третьих, то, как звук регистрируется (воспринимается) нашим ухом.

На последнем этапе звук воспринимается и расшифровывается мозгом, как нечто уже устоявшееся и не подверженное изменению. Следовательно, чтобы человеческое ухо (и, следовательно, мозг) восприняло какое-либо сочетание звуков слова как нечто большее, чем простой набор звуков, обозначающий тот или иной предмет или явление (а именно, уловило фонетически мотивированную связь с незвуковым признаком денотата), необходимо наличие какого-либо условия, как естественно предположить, на первом этапе (формирование и продуцирование звуков) и, частично, на втором (передача энергии звука посредством продольных волн).

В данном исследовании не принимаются во внимание такие существенные характеристики звука, как его интенсивность, высота, частота, скорость распространения, а также качественные характеристики, как то, тембр и тональная окраска. Все эти параметры, весьма существенные для физической характеристики звука, малозначительны для объяснения влияния звукосимволичных слов на восприятие человека с точки зрения лингвистики и психолингвистики. Так в дальнейшем мы будем уделять внимание лишь звукам со средними вышеперечисленными показателями, каковые и составляют основную часть употребляемых в повседневном общении слов и словосочетаний.

2.2 Интерференция звуков как основной фактор, объясняющий феномен звукосимволичных слов

До настоящего момента исследователи, изучавшие проблему звукосимволичных слов во всех языках мира, уделяли внимание лишь отдельным звукам, включенным в эти слова. Как будет показано ниже, многие исследователи подходили к этой проблеме однобоко, не принимая во внимание, тот факт, что слова, в том числе и звукосимволичные, это всегда сочетания определенных звуков. Несомненно, отдельные звуки также обладают некоторыми качествами, позволяющими исследователям распределять их по шкале «приятный - неприятный», «маленький - большой» и т.д. с точки зрения человеческого восприятия, но как не обособленные звуки, а звукосочетания, они обладают гораздо большей силой воздействия на человеческое воображение, порождая ассоциации. Далее мы приведем гипотезу, весьма удовлетворительно объясняющую эту закономерность.

Гипотеза. Звук, как и любая волна, обладает определенными качествами и подчиняется определенным физическим законам. Такой известный физический феномен как интерференция волн, тем не менее, еще ни разу не был исследован в области лингвистики, конкретно по отношения к звукосимволичным словам. Интерференция волн ,явление, имеющее место, когда две волны проходят через одну и ту же область пространства - это сложение в пространстве двух (или нескольких) волн, при котором в разных его точках получается усиление или ослабление амплитуды результирующей волны. Иначе говоря, после встречи обе волны проходят дальше, но при перекрывании происходит смещение либо направленное противоположно друг другу (гасящая (деструктивная) интерференция), либо друг к другу (усиливающая (конструктивная) интерференция).

Там, где гребни одной волны встречаются с гребнями другой (а впадины с впадинами), происходит усиливающая интерференция, частицы колеблются с большей амплитудой, чем в каждой из волн в отдельности. Там, где гребни одной волны встречаются с впадинами другой, частицы вообще не движутся, происходит гасящая интерференция. В первом случае интерферирующие волны находятся в фазе, при гасящей интерференции – в противофазе, т.е. различаются на половину длины волны, или на 180°. Разумеется, разность фаз в большинстве случаев оказывается где-то между этими двумя предельными случаями, и интерференция тогда называется интерференцией с частичным ослаблением.

При интерференции происходит также перераспределение потока энергии волны в пространстве. Характерное для интерференции распределение амплитуд с чередующимися максимумами и минимумами остается неподвижным в пространстве, и его можно наблюдать только в случае, если волны когерентны (от лат. cohaerens – «находящийся в связи» - это согласованное протекание во времени и пространстве нескольких волновых процессов, проявляющееся при их сложении). Если волны не когерентны, то разность фаз быстро и беспорядочно изменяется, принимая все возможные значения. В этом случае среднее значение амплитуды результирующей волны оказывается одинаковым в разных точках, максимумы и минимумы размазываются, и интерференционная картина исчезает.

Так как физиологическое восприятие звука (а, следовательно, его психологическая дешифровка) является отражением соответствующих физических его характеристик, то логично предположить, что определенные звуки, поставленные в звукосимволичных словах рядом, производят звуковые волны, которые при интерференции (наложении друг на друга), если они когерентны, производят волну с большей амплитудой колебаний, которая и фиксируется ухом человека, как «нечто выходящее за рамки обычных звуков и звукосочетаний», «нечто, имеющее смысл». Проще говоря, «подходящие» друг другу звуки, поставленные рядом, совместно и производят тот эффект, который современные исследователи называют звукосимволичным.

Несколько одновременно происходящих звуковых колебаний, частоты которых находятся в определенном соответствии, создают впечатление созвучия, приятного (консонанс) или неприятного (диссонанс). Этот эффект зачастую используется поэтами и прозаиками, как стилистический прием для создания определенной атмосферы, «ощущения» предмета или явления. В основе таких фонетических стилистических приемов, как аллитерация, консонанс или диссонанс лежит интерференция звуков, производящая звукосимволичные слова.

В большинстве же слов обычных, незвукосимволичных, интерференция, происходящая при наложении звуков, гасящая, деструктивная, и поэтому, соответственно, никакого звукосимволического эффекта такие слова не производят.

Другой вопрос как люди добились максимальной мотивированной связи между акустическим аспектом слова и денотатом в процессе номинации. Этот вопрос будет рассмотрен в данном исследовании ниже.

2.3 Психофизиологические основы восприятия звукосимволического компонента слов

Человек обладает довольно сложным аппаратом для восприятия звуков. Звуковые колебания собираются ушной раковиной и через слуховой канал воздействуют на барабанную перепонку. Колебания последней через систему маленьких косточек передаются второй упругой мембране, так называемому овальному окну, закрывающему небольшую полость улитки, заполненной жидкостью (лимфой). Внутри улитки расположено большое число специальных волокон, имеющих различную длину и натяжение, а, следовательно, различные собственные частоты колебаний. При действии сложного звука каждое из этих волокон резонирует на тот составляющий тон, частота которого совпадает с собственной частотой волокна, и раздражает соответственное окончание слухового нерва.

Сенсорные сигналы несут в мозг внешнюю информацию, необходимую для ориентации во внешней среде. Эти сигналы возникают в воспринимающих элементах (рецепторах) и передаются в мозг через цепи нейронов и связывающих их волокон сенсорной системы. Процесс передачи сенсорных сигналов сопровождается их многократным преобразованием и перекодированием на всех уровнях сенсорной системы и завершается опознаванием сенсорного образа.

Столь сложное объяснение процесса восприятия и декодировки звуковых сигналов было использовано нами для более яркой иллюстрации этого процесса, а также чтобы облегчить определение этапа этого процесса, на котором звукосимволический компонент какого-либо слова начинает играть активную роль.

Исследователи в области психофизиологии выделяют следующие функции нервной системы: обнаружение сигналов и их различение, передача, преобразование и кодирование, а также детекция признаков сенсорного образа и его опознавание. Сообразно этим функциям можно выделить и соответствующие этапы процесса восприятия-дешифровки звука.

Понятно, что первые три этапа: обнаружение сигналов их различение и передача – носят чисто психофизиологический, физический характер, где звуковые волны фиксируются слуховым аппаратом человека и различаются как звуки, имеющие соответствующие физические характеристики.

На последнем этапе (опознавание образов) – конечной и наиболее сложной операции сенсорной системы, которая представляет собой отнесение образа к тому или иному классу объектов, с которыми ранее встречался организм, т.е. классификацию образов – образ уже представляется «завершенным», «цельным» со всеми возникшими звукосимволическими или иными ассоциациями. Синтезируя сигналы от нейронов-детекторов, высший отдел сенсорной системы формирует «образ» раздражителя и сравнивает его с множеством образов, хранящихся в памяти. При этом, хотя образ еще не идентифицирован, звукосимволические ассоциации (если слово звукосимволическое) уже возникли, и, таким образом, процесс идентификации проходит легче, быстрее и эффективнее на базе уже имеющейся «подсказки» - звукосимволической ассоциации.

Следовательно, звукосимволическая ассоциация возникает где-то на промежуточных этапах – преобразования, или кодирования, и декодирования сигнала.

Кодирование – это совершаемое по определенным правилам преобразование информации в условную форму – код. Особенностью этого процесса является то, что, в отличие от телефонных и телевизионных кодов, декодирование восстанавливает сигнал не в исходном виде, а в несколько измененном. Декодирование сигналов – это избирательное выделение сенсорными нейронами того или иного признака раздражителя, имеющего поведенческое значение. Осуществляют этот анализ нейроны-детекторы, избирательно реагирующие лишь на определенные свойства стимула (детекторы первого порядка). В высших отделах сенсорной системы сконцентрированы детекторы высших порядков, ответственные за выделение сложных признаков и целых образов. Можно предположить, соответственно, что звукосимволический компонент в соответствующих словах сохраняется при кодировании, восстанавливается при декодировании и выделяется как соответствующий признак детекторами первого порядка (именно на данном этапе порождает определенные ассоциации, создавая «предчувствие» образа) «помогая», соответственно, детекторам высшего порядка легче и эффективнее выделить целый образ или его сложный признак. (Интересно также в связи с этим упомянуть следующее наблюдение: при проведении экспериментов автор данной работы обнаружила, что ассоциации, даже к незнакомым иностранным словам возникали у испытуемых быстрее, если слова содержали звукосимволический компонент, что является подтверждением выдвинутой выше гипотезы).

Интересная особенность процесса декодировки и опознания – это то, что при опознании сенсорных образов возможны ошибки. Особая группа их называется «сенсорными иллюзиями». Они основаны на некоторых побочных эффектах взаимодействия нейронов, участвующих в обработке сигналов, и приводят к искаженной оценке образа в целом или отдельных его характеристик. Можно, следовательно, сделать следующее предположение: звукосимволические слова, обладающие соответствующим звукосимволичным компонентом, менее подвержены возникновению ошибок при декодировке и распознавании, т.к. соответствующий фонетико-семантический компонент является «усилителем», посредством которого легче восстановить первоначальную форму слова, даже если часть его была утеряна в процессе распознавания из-за внешних или иных помех.

Важнейшие компоненты психофизиологической основы звукосимволизма – это синестезия и кинемика. Синестезия – это феномен восприятия, состоящий в том, что впечатление, соответствующее данному раздражителю и специфическое для данного органа чувств, сопровождается дополнительным ощущением или образом, часто характерным для другой модальности. Именно это явление, как считают многие исследователи, лежит в основе феномена звукового символизма (теория транспозиции ощущений). Кинемика – это совокупность непроизвольных движений мышц, сопровождающих ощущения и эмоции. Как полагают исследователи данного вопроса, это явление послужило одним из источников образования звукоизобразительного праязыка.Таким образом, эти явления можно считать основой продуцирования звукосимволичных слов и их восприятия человеком.

2.4 Звукосимволизм и мотивация

Итак, в основе звукосимволизма лежат физические свойства звуков. Во всех языках (это уже не подлежит никакому сомнению) существуют статистически достоверные звукосимволические правила. Другими словами звуки речи имеют звукосимволические значения. Совместимы ли в таком случае звукосимволические правила и произвольность, условность языкового знака? Иначе говоря, каким образом возможно сосуществование «отприродной» (по выражению А.П. Журавлева [7; 12]) связи звука и смысла, с одной стороны, и изменчивости фонетических систем в синхронии (от языка к языку) и диахронии (в процессе исторического развития языка), с другой?

Этот вопрос даже не ставился в американской психолингвистике. Между тем вопрос о совместимости звукосимволизма с произвольностью языкового знака является кардинальным вопросом теории звукосимволизма.

В результате серии экспериментов было обнаружено, что при предъявлении испытуемому звучания без предъявления смысла наблюдается либо «расплывчатая», нечеткая, фактически недостоверная корреляция между именем и смыслом, либо отсутствие таковой вообще. Наоборот, при предъявлении того же звучания и двух или более смыслов обнаруживается четкая, статистически достоверная корреляция между определенными звуковыми комплексами и определенными смысловыми единицами. Таким образом, как справедливо заметил Р. Браун и Р. Наттэл (решая вопросы, связанные с методикой экспериментального изучения звукосимволизма), испытуемому должно быть предъявлено ограниченное число возможных решений. Все это позволяет сделать следующие выводы. В принципе звучание слова не имеет и не может иметь ничего общего с природой обозначаемого словом предмета или явления, ибо в противном случае, действительно, не было бы возможным ни существование различных названий одного и того же предмета в различных языках, ни, тем более, изменение звуковой оболочки слова в процессе исторического развития языка. Все это не препятствует и не может препятствовать существованию так называемого вторичного звукосимволизма, когда говорящий стремится обнаружить корреляцию между звучанием слова, развивающегося в соответствии с фонетическими законами данного языка и значением этого слова.В данном случае мы имеем дело с явлением, функционально сходным с так называемой «народной этимологией». И там, и здесь говорящий стремится найти какой-либо «бросающийся в глаза признак» предмета, чтобы сделать его представителем данного предмета и тем самым хоты бы частично устранить произвольность связи между звучанием и значением слова. Экспериментальные данные показывают, что говорящий далек от того, чтобы искать определенные соответствия в каждом слове родного языка; звукосимволическое чутье «как бы дремлет» в сознании человека и проявляется лишь тогда, когда слово, развиваясь в полном соответствии с фонетическими и морфологическими законами данного языка, случайно приобретает форму, соответствующую с точки зрения говорящего смыслу этого слова (при экспериментальном изучении звукосимволизма и моделируется как раз «случайное» сближение ограниченного числа имен и ограниченного числа смыслов).

В процессе звуковой символизации происходит приписывание одному из двух структурно сходных, но не связанных от природы явлений определенного условного значения. В основе возникшей таким путем вторичной (т.е. условной) связи между звучанием и значением лежит транспозиция одних видов ощущений в другие или, если угодно, физические свойства звуков. Отсюда ясно, что несмотря на противоположную направленность действия фонетических законов и звукосимволических «правил», действие первых не препятствует действию вторых: символические значения приписываются звуковому комплексу уже после того, как его «новая» (изменившаяся) звуковая оболочка случайно приблизилась к «новому» (изменившемуся) лексическому значению. Когда мы говорим о «символических значениях звуков», то, разумеется, мы имеем дело с плодом научной абстракции. Сами по себе, без приписанного каким-либо путем смысла, как замечает В.В. Левицкий [13; 91], звуки не имеют никакого значения ни в опыте (при предъявлении звучания без предъявления смысла результаты отрицательны), ни в языке (сами по себе фонемы [а], [б], [в] и т.д. никаким значением в языке не обладают). Звуки приобретают значение лишь в соответствии с определенным смыслом: в опыте при искусственном приписывании двух или более смыслов, а в языке – в составе слов и морфем с определенным лексическим или деривационным (например уменьшительно-ласкательным) значением, считает В.В. Левицкий [13; 91].

Соглашаясь с выводами данной работы, мы, тем не менее, выдвинули гипотезу о том, что сочетания определенных звуков в отрыве от цельного слова сами по себе могут обладать звукосимволическим значением. В приложениях к данной работе представлен перечень таких сочетаний и их классификация, на основании которой мы выделили новую единицу – носитель звукосимволического компонента слова.

При изучении символических свойств гласных и согласных видно, что одни и те же акустико-артикуляционные единицы символизируют сходные «цепочки» понятий, (например, мягкие согласные символизируют нечто мягкое, маленькое, приятное, теплое и т.д., а твердые – нечто неприятное, твердое, сильное, большое и т.д.; звонкие – нечто большое, холодное, быстрое, глухие, наоборот, - нечто маленькое, теплое и т.д.), однако одни и те же понятия символизируются различными акустико-артикуляционными единицами: например, понятие «большой» может символизироваться и задними, и твердыми, и звонкими, и смычными; понятие «маленький» - глухими, фрикативными, мягкими и т.д. Таким образом, несмотря на наличие четких соответствий между определенными артикуляционно-акустическими и семантическими единицами, между первыми и вторыми нет жесткой связи. Это свойство - свойство, присущее всякому символу – и обеспечивает возможность сосуществования разнообразных фонетических систем и определенных звукосимволических правил. В самом деле, если понятие «большой» может символизироваться либо звонкостью, либо твердостью, либо дрожанием, то тот язык, где существуют фонологические различия между всеми этими признаками (как, например, русский или украинский), может использовать для символизации понятия «большой» все признаки сразу; тот язык, где фонологические различия более ограничены, выбирает из множества возможных инвариантных звукосимволических правил определенные варианты. Так, например, если в языке нет противопоставления по мягкости – твердости, то понятие «большой» может символизироваться с помощью противопоставления «звонкость – глухость» или «смычность – фрикативность».

2.5 Супрафонема как звукосимволическая единица

Единица, выступающая в качестве эталона в процессах смыслового восприятия речи – это, как считает большинство исследователей, звуковой облик слова. В пользу «пословного» восприятия речи говорит множество экспериментальных данных. Этот тезис разделял Р.О. Якобсон, Г. Моль и Э. Уленбек. Как справедливо подметил Уленбек, «слушающий не воспринимает в речи фонему одну за другой, но идентифицирует и детерминирует значащие единства, т.е. слова» [35; 169].

Идея пословного восприятия хорошо сочетается с идеей интегральных звуковых признаков, выдвинутой Н.Ф. Яковлевым в 1923г. и идеей приоритета смыслоотождествительной функции фонемы перед смыслоразличительной, четко сформулированной лингвистами Женевской школы, особенно Э. Бейсаном. В.В. Левицкий, исследуя явление звукового символизма, также приходит к выводу о том, что фонема – не та единица, на уровне которой необходимо вести поиски звукосимволичного компонента, и предлагает изучать единицы меньше фонемы – акустические и артикуляционные признаки [13; 32].

Мы, в свою очередь признаем, что звукосимволический компонент слова явно заключен не в отдельной фонеме, т.к., как было сказано выше, сами звуки в отрыве от смысла ничего не означают. Более того, при предъявлении испытуемым отдельных звуков (гласных) и названий цветов, с которыми эти гласные необходимо было соотнести (см. выше), исследователи «включали» в испытуемых механизм языковой привычки, что отнюдь не способствовало достижению цели их эксперимента. Не можем мы также утверждать, что звукосимволический компонент несет в себе все слово, которое, как было сказано выше, изменяется фонетически в ходе истории, а также может иметь множество синонимов со сходным значением, но другой фонетической формой, где звукосимволический компонент либо вообще отсутствует, либо представлен другим сочетанием звуков. До сих пор это представляло затруднение для исследователей, которые пытались четко определить ту единицу (по шкале от фонемы до целого слова), звукосимволические свойства которой проявлялись бы особенно заметно.

Согласно выдвинутой выше гипотезе о влиянии такого физического явления, как интерференция волн на восприятие звукосимволичных слов, мы выделили новую единицу – супрафонему – носитель звукосимволического компонента соответствующих слов, которую мы определили как устойчивое звуковое сочетание, структурно состоящее, как правило, из нескольких фонем, специфическое для определенного языка и вызывающее объективное ассоциирование фонетического звучания слова с качествами предмета, им обозначаемого, у представителей всех языковых сообществ.

По своей структуре она состоит, как правило, из 2-4 фонем, набор и последовательность которых отнюдь не произвольны. Такие четко зафиксированные структуры в более или менее сходном виде (разумеется, это зависит от фонетической системы конкретного языка) встречаются в большинстве естественных языков мира, таким образом подтверждая постулат об универсальности звукового символизма.

Супрафонема, сама по себе не являясь законченным словом, тем не менее, несет в себе ту частицу лексического значения («хороший – плохой», «круглый», «гладкий»), которую обычно приписывают лишь цельному слову. Естественно, морфологически супрафонема не является словом, она не «оформлена» флексиями, окончаниями, да и корень из отдельной супрафонемы получается не всегда; зачастую она представляет собой лишь часть корня; тем не менее, звукосимволический компонент «работающий» в ней посредством интерференции рядом стоящих звуков, обеспечивает ей то специфическое лексическое значение, которое мы называем звукосимволическим. Как будет видно далее, в эксперименте, построенном на основе нашей гипотезы, мы использовали такие супрафонемы, включенные в состав звукосимволичных слов, и в большинстве случает испытуемые правильно улавливали этот смысловой компонент.

Наконец-то представилось возможным свести две несовместимые ранее точки зрения на данный вопрос, существовавшие в науке со времен античных философов и представленные в диалоге «Кротил» Платона. Здесь Сократ спорит с Гериогеном о правильности имен; Сократ говорит о том, что «имя есть подражание с помощью голоса тому, чему подражают» и что истинное имя сообразно природе названного предмета, тогда как Гериоген отстаивает произвольность, случайность наименования вещей, из чего впоследствии выросла теория договора (согласно которой люди, собравшись, коллективно и абсолютно произвольно определили названия для той или иной вещи). Принимая же во внимание все вышесказанное, мы можем заключить, что «имена вещам давались» сообразно с их природой, но произвольным путем. Если предмет или явление обладало каким-нибудь признаком, выраженным в глазах первобытных людей наиболее ярко, они пытались посредством своего несовершенного артикуляционного аппарата и ограниченного фонетического набора дать имя «подходящее» этому предмету. Таких попыток, в принципе, могло быть великое множество, отсюда и наличие многочисленных синонимов с разной акустической формой, и огромное множество незвукосимволических слов. Вероятнее всего, определенный набор супрафонематических единиц был сформирован у примитивного человека на довольно ранней стадии формирования речи, еще в дофонематическую эпоху, и уже на его основе формировалась фонематическая система языка. Но в силу ограниченности набора супрафонем и невозможности всегда выделить яркий признак, характеризующий данный предмет или явление, звукосимволические слова в настоящий момент составляют относительно небольшой процент от общего лексического запаса языка.

Можно предположить, что первичный звукоизобразительный язык состоял исключительно или большей частью из звукосимволических слов, в которых действовало звукоподражание либо звуковой символизм. Со временем в силу ограниченности набора звукосимволичных основ – супрафонем – новые обозначения создавались и развивались в большинстве своем уже без звукосимволичного компонента.

Как уже упоминалось выше, многие исследователи находят причину звукосимволического воздействия аффиксальных морфем (например, в уменьшительно-ласкательных суффиксах) в языковой привычке. Мы, однако, склоняемся к обратному: большинство исследователей путало причину со следствием – именно звукосимволический компонент в виде супрафонемы, прибавляемый к слову для придания ему уменьшительно-ласкательного значения, в силу своего частого употребления «примелькался» носителям языка и «запустил» механизм языковой привычки. Таким образом, причина (частое употребление служебного слова, т.е. суффикса со звукосимволическим компонентом) приводит к следствию – утере его самостоятельности и превращению в чисто грамматическую единицу, так что большинство исследователей стали объяснять звукосимволические ассоциации, связанные с подобными супрафонемами, языковой привычкой.

Принимая во внимание вышесказанное, мы считаем целесообразным для формальной систематизации и ясности выделить следующие два класса супрафонем: корневые и аффиксальные супрафонемы ; причем, как мы уже подчеркивали выше, корневая супрафонема в большинстве случаев не представляет собой корень как таковой, а является его частью в морфологическом плане, принимая на себя часть специфического лексического значения. Аффиксальные супрафонемы вероятно представляли собой отдельные не совсем самостоятельные слова с добавочным лексическим значением, несущие в себе тот же звукосимволический компонент и присоединяемы к слову для «добавления», например, уменьшительно-ласкательного либо иного значения.

Аффиксальные супрафонемы практически не затрагивались в данном исследовании, целью которого было изучение корневых супрафонем. Тем не менее, аффиксальные супрафонемы представляют собой интересный материал для исследования и экспериментов, которые автор планирует провести в дальнейшем.

2.6 Модель функционирования звукосимволизма и модель построения звукосимволического слова

На основе всего сказанного можно предложить следующую принципиальную модель функционирования звукосимволизма: из инвариантного артикуляционно-акустического набора каждый язык выделяет определенный ограниченный набор супрафонем, которые, по мнению говорящих, наиболее точно отражают характерные признаки комплекса сходных предметов или явлений (например, «округлость», «гладкость», и использует их соответственно при номинации. Так как зачастую один и тот же признак может обозначаться разным набором звуков, т.е. разными супрафонемами, в языке могут существовать многочисленные слова-синонимы, которые говорящий использует по своему усмотрению. В силу ограниченности набора супрафонем и частого отсутствия единственного «яркого» признака предмета, могущего лечь в основу номинации, в большинстве слов языка звукосимволический компонент отсутствует.

Рассмотрим следующую модель звукосимволического слова от его создания до восприятия его слушающим на примере слова glimpse (англ. «мелькание», «проблеск», «мимолетное впечатление; быстрый взгляд»). Это слово содержит сразу две супрафонемы, характерные для английского языка – [gl] + краткий [i] – фонетически передающую яркие блики, вспышки света (в силу краткости [i] такого же краткого характера) и [ps] где сочетание взрывного [p] с фрикативным [s] создает ощущение краткости действия во времени, его законченности. Вероятно, проформа слова возникла еще в глубокой древности, о чем свидетельствует многообразие слов со сходной основой [gl] + гласный в английском языке, которые обозначают явления одного порядка - свет, световые блики, сияние, блеск и т.д. Данное слово, тем не менее, отличается от своих «родственников» включенностью в его состав еще одной супрафонемы [ps], что позволяет сочетать два специфических лексических (звукосимволических) «полузначения» в рамках одного слова.

С течением времени в английском языке развилось еще много слов на сходной основе, но частота употребления слова glimpse уменьшилась незначительно в силу его специфического двусупрафонемного состава. Современными людьми, носителями других языков, незнакомыми с английским это слово воспринимается несущим сильный звукосимволический компонент, а его значение «легко определяемым по звучанию».

В этой главе мы рассмотрели физическую природу звука и явление интерференции звуковых волн, которое, согласно выдвинутой нами гипотезе, является материальной основой явления звукового символизма, изучаемого современными исследователями. Следует также еще раз подчеркнуть необходимость рассмотрения сочетаний звуков в звукосимволичных словах, а не отдельных звуков самих по себе, так как только сочетания звуков, посредством явлений волновой интерференции способны достигнуть звукосимволического эффекта, воспринимаемого ухом (и соответственно мозгом) отдельного человека.

Далее была исследована психофизическая природа восприятия звука, а также выдвинуто предположение о том, что звукосимволический компонент слова порождает определенную ассоциацию на этапе кодирования/декодирования звука, служа «подсказкой» для облегчения процесса распознавания образов и их характеристик.

Также было выдвинуто предположение о том, что звукосимволические слова распознаются легче и эффективнее, чем прочие слова, что обусловлено наличием звукосимволического компонента, усиливающего сигнал и помогающего избежать возможных ошибок при их декодировке.

Существование «отприродной» связи звука со смыслом и диахронического и синхронического развития системы языка объясняется существованием вторичного символизма, когда говорящий стремится придать значению слова соответствующее звучание, когда фонетическая форма слова в результате правильного подбора соответствующих фонем начинает совпадать с полнотой его значения. Сами по себе отдельные звуки не имеют никакого значения ни в опыте, ни в языке, а отдельные слова, в том числе и звукосимволические, меняют свою фонетическую форму со временем в соответствии с развитием фонетической системы языка. На основе проведенных экспериментов (см. Глава 3) была выделена единица-носитель звукосимволического компонента слова, которую мы определили как супрафонему, представляющую собой устойчивое сочетание нескольких фонем, специфическое для определенного языка и вызывающее объективное ассоциирование фонетического звучания слова с качествами предмета, им обозначаемого, у представителей всех языковых сообществ.Она несет в себе часть лексического значения слова, которое принято называть звукосимволическим.

Для удобства мы разделил все супрафонемы на корневые и аффиксальные, но наше исследование в основном касалось лишь корневых супрафонем. Соответственно, можно сделать вывод о том, что поиски звукосимволической единицы увенчались успехом – выделенная нами единица – супрафонема – дает ответ на спорные вопросы, которые до сих пор не позволяли исследователям придти к общему мнению.

3 Практическое исследование феномена звукового символизма на примере лексического материала трех языков

Совершенно очевидным представляется необходимость выработки новой методики изучения звукосимволизма на основе выдвинутой выше гипотезы об интерференции звуковых волн в звукосимволичных словах как причины порождения синестезических ассоциаций и, соответственно, необходимости изучать данное явление на уровне единицы больше фонемы, но меньше отдельной лексемы – супрафонемы.

Все этот побудило нас провести собственный эксперимент, по собственной методике, учитывая, тем не менее, опыт предыдущих исследователей.

Цели эксперимента. Эксперимент, имел своей целью еще раз доказать универсальность психо-эмоциональных ассоциаций, вызванных определенными сочетаниями звуков, у носителей разных языков, подвергающуюся сомнению некоторыми исследователями даже на данный момент. Другой целью эксперимента было подтверждение практикой теоретического постулата о существовании единицы-носителя звукосимволического компонента – супрафонемы (материальной основой явления звукосимволизма мы считаем, как было сказано выше, интерференцию звуковых волн в пределах одной супрафонемы).

Задачи нашего эксперимента, прежде всего:

1) собрать звукосимволический материал трех исследуемых языков по выделенным шкалам оценки;

2) систематизировать выбранный материал в зависимости от супрафонемы, включенной в состав слов;

3) составить таблицы звукосимволических слов для тестирования испытуемых;

4) провести экспериментальное тестирование испытуемых с целью сбора материала для исследования;

5) проанализировать собранный эмпирический материал согласно выработанной нами методике;

6) и, наконец, а) сделать соответствующие выводы об универсальном – не универсальном характере звукового символизма; б) подтвердить – не подтвердить правомерность выделения супрафонемы как новой частицы – носителя звукосимволического компонента слова.

Методика. В соответствии с поставленными выше целями мы выработали следующую методику, являющуюся преобразованием методики №3 (см. Глава 1):

1) Для проведения эксперимента отбирается определенное количество слов со звукосимволическим компонентом (D. Crystal, TheCambridgeencyclopediaoftheEnglishlanguage, 2000, стр. 251; словари-билингвы) из нескольких, по возможности, неродственных языков по шкалам оценки (см. далее). Эти слова распределяются произвольно, независимо от языка и супрафонем, включенных в их состав, в таблице (см. Приложение 1-2) по вертикали, тогда как по горизонтали представлены разнообразные пары качеств типа «приятный – неприятный» и т.д., дающие наиболее очевидные характеристики выбранных слов.

2) Данные таблицы предъявляются испытуемым-монолингвам или испытуемым с минимальными знаниями иностранных языков, использованных в эксперименте. Испытуемым необходимо отметить свои синестезические ассоциации после прочтения исследователем слова вслух напротив соответствующей клетки. Испытуемым разрешается делать любое число пометок, но рекомендуется ограничиться тремя, выделив одно качество как наиболее полно характеризующее зачитанное слово, и два несущих дополнительные характеристики, если необходимо.

3) Все результаты обрабатываются согласно правильности-неправильности формирования ассоциаций и выводится процент правильных ответов. Естественно, чем выше этот процент, тем с большей уверенностью можно делать утверждение об универсальном характере звукового символизма и о правомерности выбора супрафонемы как наименьшей единицы-носителя звукосимволического компонента.

Положительной чертой нашего эксперимента следует признать тот факт, что все звукосимволичные слова, использованные в эксперименте, являлись реально существующими и зафиксированными во всех словарях английского, французского и испанского языков; к тому же многие исследователи реально признают их звукосимволичными. Отказавшись от сочетаний звуков составленных методом случайного подбора и представляющих слова, никогда на самом деле не существовавшие, мы тем самым обратились к тому действительному фоносемантическому материалу, с которым должен иметь дело каждый исследователь языка.

Другие положительные черты нашего эксперимента, некоторые их которых уже были упомянуты выше это:

1) Подбор испытуемых так, чтобы их знание соответствующих иностранных языков было минимальным или, в идеале, чтобы они не знали их вообще. По крайней мере, все слова, подобранные нами для эксперимента, выходили за пределы изучения школьной программы.

2) Автор данной работы сама, как исследователь, присутствовала при эксперименте и зачитывала слова, стараясь по возможности избежать их эмотивной и оценочной окраски посредством интонации и других языковых средств. Испытуемые были предварительно снабжены соответствующими устными инструкциями.

3) Что наиболее важно, мы уделили внимание в своем эксперименте оценке не отдельных согласных или гласных звуков, но целым сочетаниям звуков, которые, согласно нашей рабочей гипотезе, формируют единицу-носитель звукосимволического компонента слова – супрафонему. Данный подход, по нашему убеждению, существенно повлияло на результаты эксперимента.

Теория. При создании рабочей гипотезы влияния звукосимволичных слов на восприятие человека нами были отброшены устаревшие теории о «качестве» отдельных звуков (например, участие звука [l] в образовании названий мягких и приятных предметов и явлений и обратной роли [r]) на основании того, что ни для одного языка мира не характерно наличие отдельно стоящих звуков в потоке речи. Речь состоит из сочетаний звуков и воспринимается человеком точно так же, как состоящая из сочетаний звуков различного характера и качества.

Как было подробно описано в Главе 2, мы считаем интерференцию звуковых волн основной причиной и материальной основой возникновения у испытуемых соответствующих синестезических ассоциаций. Там же мы выделили новую единицу, содержащую в себе звукосимволический компонент слова – супрафонему, представляющую собой сочетание как минимум двух определенных звуков. Поэтому в своем исследовании мы использовали лишь звукосимволичные слова, включающие в себя такие супрафонемы, а не отдельные звуки сами по себе.

Материал. Для нашего исследования мы выделили двенадцатьсупрафонем, представляющих собой сочетания звуков, используемых для обозначения определенных качеств предметов в английском, французском и испанском языках (см. список в Приложении3). Соответственным образом нами был отобран лексический материал: всего исследовалось 50 слов английского, французского и испанского языка, разделенных на 12 групп, в зависимости от сочетания звуков (супрафонем), которое они представляют. Слова зачитывались автором данной работы по порядку вслух перед группой испытуемых, громко и четко, как можно менее эмоционально во избежание субъективности в результатах исследования. Испытуемым были предоставлены следующие таблицы (см. Приложение 1), где по вертикали были расположены исследуемые слова, а по горизонтали - разнообразные оценки их качеств. После зачитывания слова испытуемым предлагалось сделать отметки против этого слова в тех колонках, которые, по их мнению, лучше всего характеризовали данное слово.

Шкалы. Все слова оценивались испытуемыми по следующим 6 шкалам: приятный - неприятный, большой – маленький, светлый – темный, быстрый – медленный и дополнительные шкалы – круглый и гладкий. Разрешено было делать неограниченное число отметок в разных колонках, при условии, что пометки для одного слова не будут находиться одновременно в парных колонках с противоположными качествами (например «большой – маленький»), таким образом, максимальное число отметок против одного слова у испытуемых могло достигать шести (по одной от парных шкал и две дополнительные); впрочем, при зачитывании инструкции испытуемым посоветовали ограничиться тремя отметками и постараться выделить одно качество, наиболее полно описывающее предложенное им звучание. Данный прием был использован нами для достижения чистоты эксперимента (сравните методику №2 в 6 главе, представляющую классический «эксперимент подбора», где испытуемым не предоставляется право выбора (два звучания – два смысла)), т.к. предложенная испытуемым свобода предоставляла альтернативу и явно затрудняла конечный выбор. Это, в свою очередь, делало ценность и достоверность результатов данного эксперимента намного выше, нежели результатов экспериментов, проведенных по второй методике.

Испытуемые. В качестве испытуемых в эксперименте участвовали 32человека возрастом от 14 до 47 лет, разного социального положения и образования - от высшего до основного общего. Единственным условием было незнание исследуемых языков (для чистоты эксперимента) или знакомство с ними на уровне средней школы. Соответственно и звукосимволическая лексика эксперимента выходила за пределы изучаемого в средней школе. Для избежания неточностей при анализе результатов эксперимента испытуемых попросили не делать никаких отметок против слов, значение которых было им каким-либо образом известно ранее.

Инструкция. Вы будете принимать участие в научном эксперименте, целью которого является изучение звуков речи. Перед вами таблица, в которой по вертикали представлены английские слова, а по горизонтали несколько колонок с обозначениями различных качеств предметов или явлений. Четыре из них парные, например, «большой - маленький», и две непарные. Я буду медленно зачитывать вслух слова одно за другим. Постарайтесь отключиться от посторонних раздражителей, можете даже закрыть глаза и расслабиться. Не пытайтесь вспомнить значение слова – оно, скорее всего вам неизвестно - постарайтесь «прочувствовать» звучание слова, обратите внимание на то, какие ассоциации оно у вас вызывает, определите, какое из приведенных по горизонтали качеств его лучше всего характеризует, и сделайте отметку в соответствующей колонке. Вы можете сделать отметки в нескольких колонках, если вам кажется, что ни одна из них не характеризует слово полностью, но постарайтесь сделать не больше трех отметок. Естественно, нельзя делать одновременно отметки в парных колонках с противоположными значениями. Например, нельзя сделать отметки одновременно в колонках «приятный» и «неприятный». Если какое либо слово из указанных в таблице по вертикали окажется вам знакомым, пропустите эту линию или сделайте прочерк, так как это важно для чистоты эксперимента.

Обработка материала. В результате выводилось среднестатистическое количество «правильных» ассоциаций по анализу анкет всех испытуемых. У испытуемых, ранее не знакомым со значение того или иного слова, возникло 64% правильных ассоциаций и представлений о качестве предмета или явления им обозначаемого.

Далее мы приведем несколько сугубо практических выводов эксперимента и, соответственно, рекомендаций, направленных на улучшение методов исследования и на повышение его эффективности.

1. Одна из трудностей, с которыми столкнулась автор работы по проведении эксперимента, была изначальная недооценка различий фонетических систем разных языков. Несмотря на генетическую близость английского, французского и испанского языков, задействованных в эксперименте, не все супрафонемы являются универсальными для этих трех языков. В частности, супрафонема/gl-/, обозначающая свет, сияние, либо гладкие, отражающие свет предметы, является наиболее универсальной – она легко «распознается» испытуемыми в английских, французских и испанских словах (в русском ей соответствует супрафонема /гл-/); тогда как супрафонема /sn-/, обозначающая нечто неприятное, отталкивающее, оказалась характерной только для английского языка. Соответственно, необходимо проводить поиски супрафонемы, обозначающей данные качества, непосредственно на лексическом материале французского и испанского языков.

2. В целом, нами наблюдалось явление, сходное с замеченными исследователями в своих экспериментах явлением «оценки» отдельного гласного, например, гласные звуки [о], [а] чаще оценивались испытуемыми как «большие», тогда как [е], [i] как «маленькие». Несмотря на подобную почти единодушную оценку отдельных гласных звуков как «больших» или «маленьких», испытуемые оценивали предложенные им слова, в которых эти гласные входили в состав супрафонем ( например, [gl-] – glisten, glide и т.д.), прежде всего по качеству этими супрафонемами выражаемому (например, glisten – «светлый, гладкий», а не «маленький», как можно бы было ожидать). Соответственно, наше предположение о соотнесенности звукосимволического компонента слова с сочетанием звуков, а не с отдельным звуком еще один раз подтвердилось.

3. Во время проведения данного эксперимента, нами была замечена также нежелательная ассоциация зачитываемых слов со сходно звучащими словами родного языка, несмотря на то, что испытуемым была дана изначальная установка не делать этого, а попытаться «прочувствовать» слово. Автор работы считает, что данная нежелательная ассоциация возникала, прежде всего, из-за того, что испытуемые могли видеть написание исследуемых слов в бланке теста, соответственно «предвосхищая» звучание слова и «связывая» его с фонетически сходным словом родного русского языка. При проведении дальнейших экспериментов мы порекомендовали бы воздержаться от приведения письменной формы исследуемых слов в бланках, заменив их номерами, так чтобы ничто не отвлекало испытуемых от звучания, т.е. фонетической формы слова.

4. Интересная закономерность, также замеченная нами при анализе результатов эксперимента – это зависимость между правильностью ассоциаций и количеством отметок, сделанным испытуемым напротив соответствующего слова. Так испытуемые, у которых возникало по 2-3 ассоциации к одному слову, чаще были ближе к действительности, чем испытуемые, ограничивающиеся 1 отметкой. Отсюда можно сделать соответствующий вывод: ассоциации не бывают единичны (многие испытуемые зачастую сами делали отметки на полях напротив слов, когда им казалось, что ни одна из предложенных шкал не дает полной характеристики слова, например, у некоторых помимо отметки в шкале «гладкий» была пометка «скользкий» на полях, «скрученный» помимо отметки в шкале «круглый»), каждая супрафонема вызывает целый комплекс ассоциаций, которые, тем не менее, не противоречат друг другу («светлый» чаще всего сопровождается «гладким» и «приятным», «большой» чаще всего «темный» и «неприятный», «маленький» часто «приятный» - эти ассоциации объясняются универсальностью психологии человека).

5. Тем не менее, не у всех испытуемых наборы ассоциаций были схожи (для некоторых «темный» обычно «приятный», а «светлый» - «неприятный»). Это объясняется индивидуальными особенностями восприятия человека, влияющими на возникающие у него ассоциации. Соответственно, необходимо делать «скидку» на индивидуальные особенности испытуемых, принимающих участие в эксперименте.

6. Еще одна интересная особенность – зависимость между возрастом испытуемого и количеством правильных ассоциаций: чем старше испытуемый, тем больше он давал правильных ответов. В среднем, испытуемые 25-35 лет давали в 1,5 раз больше правильных ассоциаций, чем испытуемые 15-24 лет. Пока что эта особенность не нашла объяснения.

7. По сравнению с результатами предыдущего эксперимента (см. Приложение 2), построенного на той же теоретической базе, но использовавшего только английские слова (76% правильных ассоциаций), результаты данного эксперимента несколько ниже. Мы объясняем это, прежде всего, как было сказано в Пункте 1, недооценкой различий в фонетических системах разных языков. Фактически второй эксперимент был построен целиком на наборе супрафонем, выделенном в первом эксперименте, характерном для английского языка. Естественно, что данные супрафонемы не всегда находили себе соответствия в романских языках.

Общие закономерности .

1. Супрафонемы, передающие значение «быстрый», часто вызывают еще и ассоциацию «маленький».

2. Супрафонемы, включающие «глубокую» гласную [з:], вызывают ощущение «неприятного». Также они часто были «темными».

3. Супрафонема [sw-] очень часто помимо «гладкой», была «скользкой» в дополнительных отметках испытуемых.

4. Супрафонемы с [r], [ ] часто бывают «неприятными».

5. Слово «brat» очень часто вызывало ассоциацию с чем-то темным, редко с большим и лишь иногда правильную ассоциацию – «неприятный». Возможно, это происходило по цепочке ассоциаций «неприятный» - «большой» - «темный».

6. Супрафонемы с задними гласными [о], [а], часто «большие», с передними [е], [i] – «маленькие» и «приятные».

7. Супрафонема [gl-] является наиболее универсальной для всех исследуемых языков, она чаще всего вызывает ассоциации «гладкого», «светлого» и «приятного».

8. Супрафонемы с [о/u-l] является второй по количеству правильных ассоциаций. Она чаще всего «круглая», иногда «большая».

9. Легко угадываются супрафонемы на [-b], [-p], передающие значение «быстрый».

По подведении итогов эксперимента, мы считаем правомерным выделение новой частицы-носителя звукосимволического компонента слова, единицы, большей отдельной фонемы, но меньшей целого слова. Мы назвали данную единицу супрафонемой, т.к. со структурной точки зрения она представляет собой сочетание нескольких фонем, но сочетание вполне определенное и неделимое, являя собой пример единства и целостности, свойственный всем единицам всех уровней языка от фонетического до синтаксического. Но, в отличие от всех прочих структурных единиц, супрафонема является абстракцией в наименьшей степени, т. к. она обращается непосредственно к человеческому сознанию и подсознанию через восприятие ее как сочетание звуков, имеющее смысл, порождая ассоциации и способствуя более легкому и эффективному созданию «образа» называемого предмета или явления.

Выводы:

1. Явление звукового символизма универсально и интернационально. Определенные сочетания звуков, выделенные нами как супрафонемы, воздействуют на мозг людей - носителей разных языков одинаковым образом и вызывают схожие ассоциации.

2. Материальной основой явления звукового символизма мы считаем нужным признать интерференцию звуковых волн в пределах одной супрафонемы: именно в сочетаниях звуков звуковые волны имеют возможность накладываться друг на друга (интерферировать), создавая абсолютно новый, не свойственный для отдельных звуков эффект.

3. Таким образом, необходимо признать мотивированным и объективно обусловленным наименование предметов и явлений, по крайней мере, в словах, принадлежащих звукосимволической системе языка, а так же существование древнего звукоизобразительного праязыка.

4. Сравнительное небольшое (в процентном отношении) количество звукосимволичных слов в современных языках мира можно объяснить ограниченностью возможных наборов супрафонем, т.е. ограниченностью возможных для того или иного языка звуковых цепочек, используемых при построении новых слов. Тем не менее, высокая продуктивность звукосимволичных основ, их эмотивная окрашенность, а зачастую и эстетическая ценность, позволяющая использовать их как стилистический прием для создания нужного эффекта в поэзии и прозе, говорит об общем лингвистическом и культурном значении слов со звукосимволическим компонентом. Можно с уверенностью утверждать, что такие слова всегда будут существовать в любом естественном человеческом языке и играть немаловажную роль как в повседневном общении, так и в сфере литературы и искусства.

Достоинства эксперимента. Впервые звукосимволичные слова были рассмотрены в свете новой гипотезы и была предпринята попытка доказать универсальность психо-эмоцональных ассоциаций, вызываемых сочетаниями определенных звуков, у носителей разных языков.

Несомненным достоинством данного эксперимента является попытка доказать на фактическом материале правомерность выделения супрафонемы как единицы, содержащей в себе звукосимволический компонент.

Следует отметить также эффективность новой методики, достигнутой благодаря как теоретическому постулату о необходимости изучения сочетаний звуков, а не отдельных звуков, так и соответствующей инструкции, настраивающей испытуемых на механизм «транспозиции ощущений» (по В.В. Левицкому) и предоставляющей им свободу выбора.

Эксперимент продолжает вышеупомянутое исследование Левицкого и, подтверждая сделанный им вывод о необходимости проведения исследования звукосимволизма не на уровне фонемы, ведет исследование на уровне единицы больше фонемы - супрафонемы.

Достоинством эксперимента также является отказ от рассмотрения «бессмысленных» слов, составленных методом случайного подбора и обращение к рассмотрению не отдельных звуков, а целых звуковых сочетаний, что не использовалось в вышеупомянутых экспериментах.

Недостатки эксперимента. В эксперименте был использован всего три языка (английский, французский, испанский), к тому же принадлежащих к одной языковой семье и имеющих большое сходство в словообразовательных основах (до 75% лексики английского языка образованы от романских основ). К тому же для всех испытуемых родным языком был русский, тогда как в случае проведения эксперимента на испытуемых – носителях разных, неродственных языков, результаты эксперимента были бы достовернее, а общая картина шире. Это несколько сужает масштаб исследования и делает конечные процентные выводы эксперимента менее точными.

К недостаткам эксперимента следует также отнести уже упомянутую выше недооценку различия фонетических систем в исследуемых языках, что несколько снизило конечные результаты эксперимента.

В дальнейшем автор данной работы планирует продолжить исследование, увеличить количество исследуемых языков и набор исследуемых супрафонем. Возможно также привлечение разноязычных испытуемых к участию в эксперименте.

Заключение

Проблема явления звукосимволизма, его природа и вопрос о его универсальном характере всегда привлекали внимание ученых. После подведения результатов данного исследования и анализа результатов вышеупомянутого эксперимента, подтвердившего выдвинутые нами теоретические постулаты, мы считаем себя вправе сделать следующие выводы:

1. Результаты проведенного лингвистического эксперимента позволяют подтвердить выводы других исследователей об универсальном характере звукосимволизма.

2. Единицей-носителем звукосимволического компонента слова является супрафонема, состоящая из нескольких фонем и являющая собой устойчивое сочетание, специфического для данного конкретного языка.

3. Материальной основой явления звукового символизма является физическое явление интерференции звуковых волн в пределах одной единицы – супрафонемы.

4. Набор супрафонем специфичен для каждого отдельного языка. Тем не менее, в языках родственных существуют сходные супрафонемы передающие одни и те же качества обозначаемых предметов, различные по фонетической форме лишь в силу различия характеристик отдельных фонем в разных языках.

5. Ассоциации, вызываемые супрафонемами, всегда комплексные и объясняются спецификой человеческого восприятия.

6. Праязык был звукоизобразителен в своих истоках. Первичный набор супрафонем появился еще в дофонематическую эпоху и оказал влияние на становление фонематической системы языка. Из этих супрафонем складывался первые слова. Таким образом, вначале было не «слово», а супрафонема.

Все эти выводы вытекают из результатов лингвистического эксперимента, проведенного нами по оригинальной методике и опиравшегося на опыт других исследователей, в частности В.В. Левицкого, при изучении данной проблемы.

Таким образом, проблему звукового символизма и его материальной природы можно считать решенной на данном этапе исследований. Тем не менее, мы признаем наличие широкой перспективы для дальнейших исследований этой проблемы в области стилистики (использование звукосимволичной инструментовки в поэзии и прозе), а также психо- и нейролингвистики, где существует возможность обратиться непосредственно к сочетаниям звуком, их физическому воздействию на мозг человека и психической природе ассоциаций, порождаемых сочетаниями этих звуков.

Автор данной работы оставляет за другими исследователями возможность научных изысканий во второй области и планирует в своих дельнейших работах обратиться к проблеме использования звукосимволической лексики как стилистическому приему.

Список использованных источников

1 Белянин В.П. Введение в психолингвистику. М., 2001.

2 Воронин С.В. Основы фоносемантики. Л., 1982.

3 Воронин С.В. Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании. Л., 1990.

4 Газов-Гинзберг А.М. Был ли язык изобразителен в своих истоках? М., 1965.

5 Джанкин Д. Физика, в 2 т. М., 1974.

6 Журавлев А.П. Результаты экспериментальных исследований на материале звукосимволических слов русского языка/Знание сила, №2, 1972.

7 Журавлев А.П. Фонетическое значение. М., 1974.

8 Журавлев А.П. Звук и смысл. М., 1991.

9 Ильин М. Две ипостаси слова//Человек, №5, 2001.

10 Комиссаров В.Н. Коммуникативная функция языка и осмысленность слова. М., 1985.

11 Лебедев Л.В. Референциальные критерии в типологии высказываний//Вопросы языкознания, №6, 1991.

12 Левицкий В.В. К проблеме звукосимволизма/Психологические и психолингвистические проблемы владения и овладения языком. М., 1969.

13 Левицкий В.В. Семантика и фоносемантика. Черновцы, 1973.

14 Левицкий В.В. Экспериментальные методы в семасиологии. М., 1975.

15 Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. М., 1999.

16 Основы психофизиологии/под редакцией Ю.И. Александрова. М., 1997.

17 Психолингвистика. Сборник статей. М., 1984.

18 Спиркин А.Г. Происхождение языка и его роль в формировании мышления/Мышление и язык. М., 1957.

19 Фонетика и психология речи: Межвузовское собрание научных трудов. М., 1967.

20 Шахнарович А.М., Н.М. Юрьева. Психолингвистический анализ семантики и грамматики: на материале онтогенеза речи. М., 1972.

21 Allport G.W. Phon. symb. in Hungarian words. Harvard university, 1935.

22 Bently M., Varon E. An accessory study of phonetic symbolism/Amer. J. Psychol., 59, 1959.

23 Brown R. Words and things. Glencoe, 1958.

24 R. Brown. R. Nuttal. Methods in phon. symb. Experiments/J. abnorm. soc. Psychol., 59, 1959.

25 Crystal D. The Cambridge encyclopedia of the English language. Cambridge, 2000.

26 S.M. Ervin-Tripp, D.I. Slobodin. Psycholinguistics/Annual review of Psychology, vol. 17, 1966.

27 Jacobson R.,. Waugh L. The sound shape of English. Bloomington, 1979.

28 F. Kainz. Psychologie der Sprache. Berlin, 1960.

29 M.S. Miron. A cross-linguistic investigation of phon. symb./J. abnorm. soc. Psychol., 62, 1961.

30 Newman S.S. Further experiments in phon. symb./Amer. J. Psychol., 45, 1933.

31 Sapir E. A study in phonetic symbolism/J. Experim. Psychol., vol. 12, №3, 1929.

32 Taylor I. Phon. symb. re-examined/Psychol. Ball, 60, N 2, 1966.

33 Taylor I. An atonomy of words used in a word-matching phon. symb. Experiments/J. general Psychol., 76, 1967.

34 Tsuru S. Sound and meaning. Unpublished manuscript (см. Brown, 1958).

35 Uhlenbeck C.C.Agens und Patiens im Kasussystem der indogermanischen Sprachen.Cambridge, 1994

36Weiss J.H. Role of meaningful versus meaning dimensions in guessing the meanings of foreign words/J. abnorm. soc. Psychol., 66, 1963.

37 Weiss J.H. Phon. symb. re-examined/Psych. Bull., vol. 61, N6, 1964.

38 Werner H., Kaplan B. Symbol formation: an organismic-developmental approach to language and the expression of thought. New York, 1963.

Списоклексикографическихисточников

1 Большой энциклопедический словарь. Языкознание. М., 1998.

2 Гак В.Г., Ганшина К.А. Новый французско-русский словарь. М., 2001.

3 Новый англо-русский словарь/под ред. В.К. Мюллера, В.Л. Дашевской, В.А. Каплана и др. М., 1998.

4 Раевская О.В. Новый французско-русский и русско-французский словарь. М., 2000.

5 Русско-английский словарь/под ред. А.И. Смирницкого, О.С. Ахмановой. М., 1998.

6 Садиков. А.В., Нарумов Б.П. Испанско-русский словарь современного употребления. М., 1998.

7 Туровер Г.Я., Ногейра Х. Большой русско-испанский словарь. М., 2000.