Реферат: Москва в преддверии Смуты

Дмитрий Олегович Осипов, Сергей Юрьевич Шокарев

Возвышение Бориса Годунова.

Незадолго до смерти Иван Грозный, осознавая, что его сын Федор, неспособен к государственному управлению, назначил при нем регентский совет. В состав совета вошел глава Боярской думы князь И.Ф.Мстиславский (по матери – троюродный брат царя Федора), Н.Р.Юрьев, дядя царя Федора Ивановича с материнской стороны), герой обороны Пскова от Стефана Батория князь И.П.Шуйский, шурин царя Федора Б.Ф.Годунов, и, возможно, фаворит последних лет царствования Ивана Грозного оружничий и думный дворянин Б.Я.Бельский.

Сразу же после кончины Грозного между наиболее влиятельными группировками в Боярской Думе и приказном управлении началась борьба за власть. Первым пал в этой борьбе Б.Я.Бельский, который, опираясь на худородных любимцев Грозного, вознесенных волею тирана к вершинам власти, пытался достигнуть положения правителя при новом царе и убеждал царя, по словам польского дипломата Л.Сапеги, чтобы он «двор и опричнину соблюдал так, как его отец». События московского восстания, возможно, инспирированного умелой агитацией политических противников Бельского привели к его отставке и ссылке в Нижний Новгород.

Борьба развернулась между наиболее серьезными политическими противниками – Борисом Годуновым и боярской партией князей Шуйских. К Годунову примыкали Романовы, сыновья скончавшегося в 1586 г. Н.Р.Юрьева, а сторону Шуйских держал престарелый князь И.Ф.Мстиславский. Мстиславский вскоре был вынужден удалиться от дел и принять постриг, а его место в Думе занял его сын князь Федор Иванович – человек, лишенный честолюбивых устремлений и политических амбиций и потому не опасный для Годунова. Шуйские собирались нанести удар по основной опоре влияния Годунова: в 1586 г. Шуйские, заручившись поддержкой митрополита Дионисия и епископа крутицкого Варлаама обратились к царю с тем, чтобы он «чадородия ради», постриг свою жену Ирину Годунову в монахини, а сам вступил бы во второй брак. Это движение сопровождалось крупными волнениями в Москве. На стороне Шуйских выступили видные московские купцы. В инструкции к послам, отправлявшимся в Речь Посполитую было велено отвечать на возможный вопрос о московских волнениях – «в Кремле городе в осаде сидели и сторожи крепкие учинили... того не бывало: то нехто сказывал негораздо, бездельник: от кого – от мужиков в осаде сидеть?». Вероятно, московская дипломатия на этот раз проговорилась, наказав опровергать то, что было на самом деле. В любом случае, очевидно, что недовольство Годуновым вылилось в открытый протест «всенародного множества собрания московских людей».

Но Борису удалось одолеть своих противников. Вскоре, митрополит Дионисий был отстранен от престола, князь Иван Петрович Шуйский и его родственники братья князья Андрей, Василий, Александр, Дмитрий и Иван Ивановичи Шуйские сосланы, а московские купцы Нагай и Голуб «с товарищи» – казнены. Другие москвичи – служилые люди, приказные и гости были сосланы в Сибирь, Поморье, на Волгу, в Пермь. В ссылке И.П.Шуйский и А.И.Шуйский были убиты своими приставами.

С 1587 г. Борис Годунов занял первенствующее положение при московском дворе и фактически взял в свои руки все управление государством. Однако, еще в 1585 г. русский посланник Л.Новосильцев, на слова гнезднинского архиепископа, сравнивавшего Б.Годунова с А.Адашевым, стоявшим во главе Избранной рады в период реформ Ивана IV, отвечал: «Алексей был разумен, а тот не Алексеева верста: то великий человек – боярин и конюший, а се государю нашему шурин, а государыне нашей брат родной, а разумом его Бог исполнил и о земле великий печальник». Англичане именовали Бориса в своих грамотах «лордом-протектором», а королева называла Годунова «любимым кузеном». В правление Годунова были проведены крупные общегосударственные мероприятия. Многие из них непосредственно касались Москвы.

В 1585 г. был возведен еще один ряд московских укреплений – стены Царева или Белого города, окружившие территорию по линии современного Бульварного кольца. Руководил строительством русский зодчий «государевых дел мастер» Федор Савельевич Конь. Стена Белого города тянулась на протяжении девяти километров от устья Яузы до устья Черторыя. По описанию австрийского посла Н.Варкоча она была «бело-набело выкрашенная и украшенная множеством (27—30) башен и зубцов». Очевидно, из-за белого цвета стен это укрепление и получило свое название. Белый город имел 10 проездных ворот – Яузские, Покровские или Кулижские, Фроловские (Мясницкие), Сретенские, Петровские, Тверские, Никитские, Арбатские, Чертольские (Пречистенские) и Водяные. В Занеглименье новые стены прошли в основном по линии деревянноземляных укреплений более раннего времени существовавших еще в XIV веке и обновлявшихся при Иване Грозном. С запада их трасса определялась руслом ручья Черторыя, в северной части они были привязаны к цепочке монастырей – Высокопетровского, Рождественского и Сретенского. С востока стенами был обнесен значительный ремесленный район вплоть до устья Яузы. Стены Белого города прошли также и по берегу Москвы-реки примкнув с западной стороны к Кремлю, а с восточной – к Китай-городу. Строительство Белого города придало Москве монументальный столичный масштаб. Однако, несмотря на размеры новой крепости, за пределами Белого города по всему периметру крепостных стен оставалась значительная зона неукрепленной застройки. Именно эти районы подверглись разорению и сожжению во время набега на Москву крымского хана Казы-Гирея летом 1591 г.

В 1591 г. произошли бедственные события, имевшие значительное влияние на весь ход русской истории. Вскоре после кончины Ивана Грозного его младший сын царевич Дмитрий Иванович был отправлен вместе с матерью Марией Нагой и своими родственниками Нагими в Углич – город, данный ему в удел по завещанию отца. 15 мая 1591 г. царевич был найден мертвым на дворе, где играл со своими сверстниками. Горло восьмилетнего ребенка пересекала ножевая рана. Мать царевича Мария Федоровна и ее родственники бояре Нагие объявили, что Дмитрий был убит присланными от Годунова убийцами. Загудел набат, сбежавшиеся угличане бросились на людей, которых обвиняли Нагие и убили их. Среди убитых был глава городской администрации дьяк М.Битяговский и его родственники. Через несколько дней в Углич прибыла правительственная комиссия во главе с боярином кн. В.И.Шуйским и, проведя расследование, пришла к выводу, что царевич, играя в ножик, упал на землю в припадке эпилепсии, которой он был подвержен, и в судорогах напоролся на нож.

Это заключение не успокоило умы. Многие современники считали Годунова убийцей царевича, что окончательно подтвердил царь Василий Шуйский канонизацией царевича Дмитрия Угличского предпринятой им с тем, чтобы побороть призрак воскресшего самозванца. Единодушны в обвинении Годунова все летописцы и авторы исторических повестей XVII в. В угличских событиях они видели главнейшую причину Смуты. Этот взгляд перенял и «последний летописец» Н.М.Карамзин. Виновность Годунова в убийстве царевича считалась в исторической науке XIX в. несомненным фактом. В исторической науке последних десятилетий были аргументированы две точки зрения: о причастности Годунова к убийству царевича, и о естественной смерти царевича, его «самозаклании» в припадке эпилепсии. Было выдвинуто и третье предположение: Годунов способствовал смерти царевича, но не таким грубым и откровенным способом, как посылка убийц, а через мамку царевича Дмитрия Василису Волохову. Как было известно, приступы эпилепсии случались у царевича регулярно, и если обеспечить опасную ситуацию (например, нож в руке царевича), то смертельный исход был бы почти гарантирован.

Вскоре новые несчастия заставили немного утихнуть слухи об убийстве царевича. Вскоре за убийством царевича в Москве вспыхнул пожар, охвативший территорию «от Чертольских ворот до Неглинной». Молва возвела обвинение в поджоге на Бориса Годунова, который, по словам очевидца событий немца К.Буссова, сделал это с тем, «чтобы одна беда перебила другую и каждый больше скорбел бы о собственном несчастье, нежели о смерти царевича». Борис проявил заботу о пострадавших, щедро раздавал милостыню, но это успокоило а только усилило враждебные правителю разговоры. Вслед за этим наступило новое испытание. Летом крымский хан Казы-Гирей подступил к Москве и расположился лагерем к югу от столицы. Татары попытались штурмовать стены Белого города, но были отражены артиллерией и после сожжения московских посадов внезапно отступили. Руководители обороны князь Ф.И.Мстиславский и Б.Ф.Годунов были щедро награждены, получили награды и другие воеводы и отличившиеся в боях ратники – их жаловали «золотыми» и «полузолотыми» – своеобразными золотыми монетами-медалями с государственной символикой. На месте сражения с татарами в благодарность за небесное заступничество иконы Пресвятой Богородицы Донской, написанной возможно Феофаном Греком в 1392 г., а в 1591 г. находившейся в русском стане, был основан монастырь, который получил название Донского. Между тем, отражение татар, которым руководил Годунов, не утихомирило ропота против правителя – к его преступлениям добавилось обвинение к том, что Годунов «навел» крымцев на Москву опять таки с тем, что люди скорее забыли об убийстве царевича.

Городская застройка к концу XVI в.

Стремление защитить посады, лежавшие за пределами Белого города вызвало распоряжение о строительстве новых укрепления – Скородома или Земляного города. Они были возведены в 1591—92 гг., имели 12 ворот и 57 башен и общая их протяженность достигала 15 км. После возведения округлого в плане Скородома город приобрел небывалую доселе целостность. В итоге Москва получила стройную систему четырех различных по своей социально-функциональной значимости градостроительных зон. Во главе этой иерархии стоял Кремль, за ним Китай-город, далее Белый город и, наконец, Скородом. При этом город, с его спирально-веерной планировкой, образовывал единую неделимую целостность, поскольку Белый город и Скородом не могли композиционно существовать без Кремля. Моноцентрическая структура Москвы четко прослеживается серии первых аксонометрических планов столицы, относящихся к концу XVI века.

Крепостные стены и ланшафтные границы делили город на ряд в той или иной степени обособленных территорий, каждая из которых воспринималась как самостоятельная структурная единица. Иностранцы посещавшие Москву в XVI веке обязательно отмечают в ней наличие Китай-города, Белого, Земляного города и Замоскворечья. Обращает на себя внимание и социальный характер застройки видимый на Петровом чертеже поскольку по состоятельности и богатству Земляной город конечно же уступал центральным районам.

Новые черты городской застройки проявляются и в связи со сменой форм государственного управления. В Москве появляется сеть учреждений административного аппарата: воеводские дворы, разнообразные приказы, на посаде возникают центры слободского управления – съезжие дворы. Столичным статусом города обусловлено сосредоточение здесь дворов феодальной знати и духовенства. Обилие таких дворов, занимавших большую площадь, не позволяла им размещаться в пределах Кремля, поэтому они были оттеснены в районы Китай-города и Белого-города, где они образовывали целые крупные районы.

В XVI веке значительно возрастает число каменных построек. Помимо вышеописанных укреплений возводятся каменные соборы, жилые и административные здания. При этом нужно отметить, что архитектура дворцов, деловых дворов и подворий по своим формам была близка к силуэтам храмов. Гражданские сооружения также обладали ярусностью, столпообразностью и «главоподобием» покрытий. Значительное превосходство над массовой жилой застройки, а также обладание узорными формами, позволяло храмам и дворцам заметно выделятся ее на фоне и формировать городскую композицию. Этому способствовало и расширение цветовой палитры проявившейся в покрасках церковных и гражданских зданий, золочении куполов.

Вместе с увеличением размеров города проводились попытки изменения его планировки. Они предусматривали запреты на строительство всяких сооружений на пространстве расположенном у крепостных стен. Такие мероприятия помимо пожарной безопасности сильно облагораживали общий вид города. В конце XVI в. время делаются попытки планирования московских улиц, линии которых выпрямляются, а сами улицы становятся несколько шире. Разветвленная уличная сеть и дорог Москвы начинавшихся в центре города, в Кремле возле великокняжеского дворца и Соборной площади, сложилась уже к концу XIV века. В описываемый период главное место занимают три улицы проходившие через Великий посад: Варварка, Ильинка и Никольская. Последняя из них выходила из Кремля через его северо-восточные Никольские ворота, шла по водоразделу бассейнов Неглинной и Яузы мимо Сретенского монастыря в направлении Троице-Сергиева монастыря, к Ростову Суздалю и Владимиру.

Ильинка и Варварка были связаны с Фроловскими воротами Кремля. Первая из них, имевшая местное значение, шла к селам Елох, Стромынь и др. А вторая выходя из города за Яузой раздваивалась. Одна дорога вела во Владимир, а другая через Коломну в Рязань.

Другие улицы связанные с торгом у кремлевской стены образовывались в Замоскворечье (южное направление), и в Занеглименье (северное направление). Радиальные улицы Занеглименья переходившие в дороги связывали Москву с Дмитровом, Тверью Новгородом и Смоленском. Дороги к Высокопетровскому монастырю, Дмитровская, Тверская и Новгородская (Никитская) начинались от переправы через Неглинку вблизи северного угла Кремля, а новая Смоленская дорога (по Воздвиженке и Арбату) выходила из Ризположенских ворот Кремля. Старая Смоленская дорога (по линии Волхонки и Пречистенки) шла от Боровицких ворот в сторону Лужников к броду через Москву-реку в районе устья Сетуни у Новодевичьего монастыря.

От Боровицких ворот по линии Знаменки и Поварской к Пресненскому броду улицы шли в северо-западном направлении к Волоцко-Новгородской дороге. Другой брод через Москва-реку находился у самых Боровицких ворот у самого устья Неглинки. Отсюда шли две дороги Замоскворечья: одна по линии Якиманки в Боровск и Калугу, а другая по линии Полянки в обход татарской слободы в сторону Рязани и далее в сторону «Дикого поля».

Для борьбы с заболоченностью почвы городские улицы и проезды мостились. Первое упоминание о московских мостовых относится к XVI веку, когда все главнейшие московские улицы были уже замощены, тогда как археологические наблюдения зафиксировали остатки мостовых уже в XIV веке. Материалом для мостовых служило дерево, для приобретения которого Земский приказ собирал со всех жилых мест «мостовые деньги». Англичанин Д.Флетчер, побывавший в России в 1591 г. в своем сочинении «О государстве Русском» дал описание тогдашнего способа мощения. По его словам, мостовые устраивались из бревен, обтесанных с той стороны по которой следовало ездить. Иногда поперек улицы раскладывались просто неотесанные кругляки, но в таком случае поверх их вдоль улиц настилались барочные доски, а на важнейших царских проездах – брусья. После износа мостового покрытия и нарастания культурного слоя, поверх старого настила укладывали новый ярус. При раскопках в различных частях города находят следы деревянных мостовых уложенных в три-четыре ряда. В отдельных местах, как например на улице Ильинка, количество ярусов уложенных друг на друга достигало двадцати семи.

Основной структурной единицей посада являлся двор (городская усадьба). Подобное деление сложилось еще в более ранний период и оказалось весьма устойчивым, продержавшись в Москве вплоть до первой половины XIX в. На дворе размещались жилые и хозяйственные постройки, иногда торговые лавочки и мелкие производственные помещения (к примеру сапожные мастерские). Часть двора обязательно составлял огород и сад. Самые мелкие дворы имели площадь около 25—30 квадратных сажен, крупные беломестные дворы достигали размеров 500—700 квадратных сажен и более. Так усадьба стольника Петра Хитрово имела площадь около 378 квадратных сажен, а двор боярина Стрешнева на Смоленской улице в длину имел 54 сажени, а в поперечнике 50 саженей с одной стороны и 70,5 саженей с другой т.е. более 2500 квадратных саженей.

Численность жителей отдельных дворов по переписным книгам определить довольно сложно, поскольку учитывалось лишь взрослое, работоспособное население платящее государственные налоги и отбывающих слободское тягло. По различным косвенным данным можно определить среднюю численность двора порядка 8—12 человек. При этом нужно учитывать довольно пестрый социальный состав дворовых жителей. Самые маленькие дворы находились во владении одной небольшой семьи. Но уже средние и крупные дворы, которых в столичном городе было немало, имели достаточно сложный состав населения. Кроме главного владельца и его семьи здесь числились его слуги именуемые «дворниками», люди арендующие у хозяина часть построек (подсуседники, захребетники), а также владеющие имуществом на паях с хозяином – «сябры». Общая численность таких дворов конечно же была больше средней.

Территорию усадебного двора, как и ранее, ограждал тын или замет из прясел в котором обязательно имелись ворота с калиткой. Археологические раскопки в Москве показали, что линия ограждавшая усадьбу нередко прерывалась постройками хозяйственного и производственного назначения – сараями, мастерскими. Кроме этого на усадьбе размещались амбары и погреба, в которых хранили продуктовые запасы, причем погреб или ледник мог представлять собой отдельное помещение. На отдельных усадьбах имелись бани. Сам жилой дом как правило располагался на некотором расстоянии от ограды, так что перед домом обычно оставался участок «чистого» двора иногда даже замощеный. За домом располагались помещения для скота образуя хозяйственный двор. Еще далее помещался сад с огородом.

«Градоподобный» образ крупных посадских дворов, с населением объединенным различными родственными и экономическими связями, усиливался при постройке высоких башнеобразных построек «повалуш» и наличии домовой церкви при главном жилом доме. Однако контраст богатых усадеб с мелкими дворами смягчался тем, что главный жилой дом располагался как правило внутри участка, а на улицу, даже в богатых усадьбах, выходили более мелкие постройки и службы либо жилые избы челяди близкие к рядовой посадской застройке.

Жилые дома средневековой Москвы носили четко выраженный характер севернорусской постройки. Основная часть домов по прежнему оставалась деревянной. Большинство из них представляли из себя наземную избу с деревянным полом и завалинкой или дом на подклете. Даже на богатой боярской усадьбе имевшей небольшой каменный дом остальные постройки были рублеными. Каменные жилые палаты, по сравнению с общем количеством жилых зданий, встречались достаточно редко поскольку при весьма несовершенном печном отоплении в каменном доме с толстыми стенами всегда было несколько сыровато. «Обычай жить в деревянных помещениях, как более здоровых и удобных сохранился в России долгое время, едва ли не до XX века – пишет М.Н.Тихомиров, – даже в XVIII столетии богатые вельможи предпочитали строить обширные деревянные дворцы».

Обычный городской дом этого времени имел двух (изба и сени), или трехчастную конструкцию включавшую белую или черную горницу, клеть и соединяющие их сени. Количество комнат как и этажность постройки зависела от достатка хозяина. У некоторых жителей горница и комната стояли на «жилых подклетах». Горницей же обычно именовалась изба на подклете являвшаяся по отношению к нему «горним», т.е. верхним помещением. Хотя однокамерные постройки несомненно сохранялись еще и в XVI веке. Посетивший Москву в 1564 году Рафаэль Берберини писал о жилищах рядового населения Москвы, что они «малы и неудобны. В них одна комната, где едят, работают и делают все; в комнате для тепла и печь, где обыкновенно спит вся семья; они дают дыму вылетать в дверь и окна».

По сравнению с избами XII—XIII веков в XVI столетия значительная часть изб зажиточного посадского населения топилась по белому, т.е. имела вытяжную трубу. В домах с «белой» печью обязательно имелся потолок нередко присыпанный сверху землей для лучшей теплоизоляции. Окна в такой избе, в отличие от «курной», были не волоковые, а косящатые (от слова косяк) или «красные» изготовленные с использованием слюды и дававшие больше света. Они обычно были расположены по торцевому фасаду выходившему на улицу. Крыши московских домов XVI века, как видно из планов-рисунков того времени, были в основном двухскатными. Предметы меблировки составляли полати с залавками, кутники и грядки относящиеся к неподвижной мебели, а также стол стоявший обычно «под образами» и скамьи.

Избрание Бориса Годунова на царство и первые годы его правления.

6 января 1598 г. скончался царь Федор Иванович. После его смерти не осталось ни наследников, ни завещания. Бразды правления перешли к вдове царя Ирине Федоровне, но она, вскоре, приняла монашество и удалилась в Новодевичий монастырь. Впрочем, первое время, новопостриженная царица-инокиня Александра продолжала считаться правительницей государства – от ее имени издавались указы, посылались грамоты, к ней шли воеводские отписки. За сестру царицу, надо полагать, распоряжался Борис Годунов. Между тем, на пути к трону у Бориса были весьма серьезные соперники – семья Романовых, сыновей Никиты Романовича Юрьева, двоюродных братьев царя Федора. О том, что царь Федор умирая, якобы завещал престол старшему из Романовых – Федору Никитичу, сообщает ряд источников, как русских, так и иностранных. Романовы пользовались большой популярностью, благодаря своему родству с почитаемой в народе царицей Анастасией, первой женой Ивана Грозного, да и их отец Никита Романович был любим москвичами. В то же время, на стороне Бориса был богатый опыт управления страной и значительное количество сторонников в различных слоях общества. Усердно ратовал за Годунова патриарх Иов.

В феврале 1598 г. в Москве открылся Земской собор. На одном из его заседаний – 17 февраля – состоялось избрание Бориса Годунова царем. Земской собор 1598 г. неоднократно воспринимали как видимость представительства, ширму, за которой действовали сторонники Годунова. Однако, тщательное изучение документов собора и обстоятельств его работы, проделанное В.О.Ключевским, убеждает в том, что собор 1598 г. был вполне правомочным, а его решение отвечало истинным настроениям участников, а не являлось подтасовкой. Согласно К.Буссову, участники собора склонились на сторону Годунова поскольку тот «до сего времени... вершил государственные дела так, как не вершил их никто с тех пор, как стоит их монархия...». В то же время, нельзя отрицать и умелую агитацию, и, даже, возможно, подкуп сторонниками Годунова московских стрельцов, купцов и посадских людей. В это время Годунов удалился в Новодевичий монастырь, притворно демонстрируя отказ от борьбы за трон. К Новодевичьему монастырю собрались толпы народа с иконами и святыми мощами, умолять правителя согласиться занять трон. После решительных отказов (Борис даже изображал жестами, что готов скорее удавиться, чем сесть на царство), Годунов внял мольбам и крикам народа и согласился принять царский венец.

Свое правление царь Борис Федорович начал со щедрых милостей. Летом 1598 г. нареченный царь возглавил поход «по крымским вестям» к Серпухову, во время которого подавал «ратным людям и всяким в Серпухове жалование и милость великую. Они же все видяше от него милость, возрадовались, чаяху и впредь себе от него такова жалования». Еще более щедрые раздачи сопровождали коронацию Годунова, состоявшуюся 3 сентября: «с этого числа целых 12 дней великий князь кормил обедами все звания от высшего до низшего. Всем служивым людям он пожаловал каждому годовое жалование, сколько кто получал по должности за свою службу», – сообщает австрийский посланник М.Шиль.

Начало царствования Бориса было безоблачным. Царю удалось добиться дипломатических успехов в отношениях с державами Запада и Востока. Годунов строил планы сближения с Западной Европой – для сватовства на его дочери Ксении в 1602 г. в Москву приехал шлезвиг-голштинский герцог Иоанн («королевич Яган Фридрикович»), сын датского короля Фредерика II. Королевич был торжественно встречен в Москве и щедро одарен Годуновым. Герцога и его свиту разместили на дворе думного дьяка Андрея Щелкалова на Ильинском крестце. На пирах, устроенных в честь Иоанна царь Борис показывал свое искреннее расположение к будущему зятю. Неожиданно, через месяц после приезда герцог тяжело заболел и вскоре скончался. Он был торжественно погребен в кирхе Иноземной слободы на Яузе.

Иноземные слободы в Москве.

Московская иноземная слобода берет свое начало в правление Василия III (1505—1533). Согласно сообщению С.Герберштейна, великий князь выделил служившим у него немцам-военным поселение на юге Москвы, которое получил название слободы Наливки. Герберштейн объяснял это происхождение этого названия от того, что русским, согласно государевым указам было запрещено пить хмельные напитки, а немцы же имели полную свободу пить и от постоянных призывов: «Налей!» и получила свое название слобода. Она располагалась в районе современной Шаболовки. Свидетельством существования первой иноземной колонии в Москве в XVI в. являются многочисленные находки в этой местности надгробий с надписями на латыни, немецком, голландском, английском и итальянском языках – остатки некрополя при слободе. Среди других надгробий в 1989 г. была обнаружена плита советника Ивана Грозного, лиценциата права Каспара фон Эльферфельдта (ум. ок. 1571). Эпитафии свидетельствуют, что среди жителей слободы были не только военные, но и купцы, переводчики, священнослужители.

В 60—70-е годы слобода переместилась на Таганку, в местность впоследствии получившую название Болвановки. Д.Горсей пишет, что по его совету царь создал из лифляндцев, французов, голландцев, шотландцев и англичан, взятых в плен в Ливонской войне отряд в 1200 человек, которые «сражались с татарами успешнее, чем двенадцать тысяч русских с их короткими луками и стрелами». Вероятнее всего, ливонские пленники, служившие царю и составили основное ядро населения слободы. В 1578 г. после разгрома русского войска под Кесью слобода подверглась разгрому, но уцелела. В следующем, 1579 г. разряды упоминают «на Москве немец 400 человек». При болвановской слободе было и кладбище, плиты с которого обнаружены в кладке церкви Николы на Болвановке. Это надгробия – Варвары дочери Э.Гротхузена (ум. 8.6.1593), уроженца (уроженки) г. Магденбурга (кон. XVI—нач. XVII вв.) и другие. По-видимому, одновременно с болвановской слободой возникла Иноземная слобода за Яузой, называвшаяся еще Кукуем, по названию ручья, протекавшего в той местности. Борис Годунов при своем вступлении на престол пожаловал иноземцам право совершать богослужение на дому, предоставил право купцам-жителям слободы вести торговлю на других городах и приказал давать им большие ссуды из казны. Яузская слобода ожила и расширилась. В 1600 г. доктора, выписанные Годуновым из Германии, добились разрешения построить в слободе кирху, в которой и было похоронено тело герцога Иоанна.

Во главе торжественной похоронной процессии вели восемь коней, один из которых был покрыт черным бархатом. Затем шли трое дворян герцога с тремя его гербами, за ними еще один с короной и скипетром. Далее следовали двадцать дворян герцога, каждый из которых нес герб и зажженную свечу. После них верхом ехали трое придворных со знаменами, далее музыканты с трубами и барабанами. Затем следовала траурная колесница, запряженная вороными конями, на которой везли набальзамированное тело Иоанна в дубовом гробу, обитом крепкими обручами и кольцами черного цвета. За колесницей шествовал «адмирал» с большим гербом Дании и Норвегии, а за ним свита герцога и все иноземцы, жившие в Москве.

Сам царь Борис с сыном сопровождали тело герцога по улицам Москвы, а до слободы царь приказал идти в процессии боярам, дворянам и дьякам. Эти похороны произвели большое впечатление на москвичей, никогда ранее не видевшие подобного зрелища. Надо полагать, потрясло их и участие царя и русского двора в церемонии похорон иноверца.

Гонения на бояр.

За год до этого, осенью 1601 г. в Москве произошли не менее примечательные события. Борис Годунов обладал слабым здоровьем, и испытывал опасения за судьбу своей династии. Стремясь укрепить трон, он решил разделаться с наиболее выдающимися боярскими родами. Ночью 26 октября 1600 г. по приказу Бориса был разгромлен двор бояр Романовых на Варварке. Согласно свидетельству польского посла Л.Сапеги, ночью несколько сотен стрельцов с зажженными факелами вышли из Кремля с горящими факелами и штурмом взяли двор Романовых. Бояр обвиняли в том, что они хотели колдовством погубить царя. Поводом для следствия стал извет казначея Александра Романова Второго Бартенева, который донес, что его господин хранит у себя волшебные коренья. Специальная комиссия во главе с приспешником Годунова окольничим Михаилом Глебовичем Салтыковым произвела обыск в доме Романовых и обнаружила мешок с кореньями, вероятнее всего, оказавшийся там не без участия Второго Бартенева. Романовы были осуждены на ссылки, а глава рода старший из братьев Федор Никитич насильно пострижен в монахи с именем Филарета и сослан в Антоньев-Сийский монастырь. Впоследствии, в ссылке умерли Михаил и Василий Романовы, Александр Никитич был убит своим приставом, а Иван Никитич от болезней и истощения находился при смерти, но выжил. Среди москвичей многие сожалели о судьбе Романовых, пользовавшихся большой популярностью. Особенно выделялся среди братьев Федор Никитич – красавец и щеголь. По свидетельству голландского купца И.Массы Федор Романов был для москвичей своего рода образцом красоты и изящества – «старшим из братьев был Федор Никитич, красивый мужчина, очень ласковый ко всем и такой статный, что в Москве вошло в пословицу у портных говорить, когда платье сидело на ком-нибудь хорошо: «второй Федор Никитич». Вместе с Романовыми подверглись опале их родственники – члены влиятельной романовской придворной партии – князья Черкасские и Сицкие, дворяне Карповы, Пушкины. Обширный двор Романовых был распущен. Борис запретил принимать кому-либо к себе на службу бывших холопов опальных господ.

Голод

Расправа с боярскими родами произвела большое впечатление на общество. Впоследствии, многие видели в ней одну из причин постигших Годунова несчастий. Так считал, например, автор сочинения о Смуте келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын. Он писал: «И яко сих ради Никитичем, паче же всего мира за премногиа и тмочисленные грехи наши и беззкония вскоре того лета 7109 (1601) излияние гневобыстрое бысть от Бога». В 1601—1603 годы на Россию обрушился недород и страшный голод. Смертность достигала огромных размеров, начиналось людоедство. Другой современник Смуты немец К.Буссов пишет: «...Я собственными глазами видел, как люди лежали на улицах, и подобно скоту пожирали летом траву, а зимой сено. Некоторые были уже мертвы, у них изо рта торчали сено и навоз, а некоторые пожирали человеческий кал и сено. Не сосчитать сколько детей было убито, зарезано, сварено родителями, родителей – детьми, гостей хозяевами. Человеческое мясо, мелко-мелко нарубленное и запеченое в пирогах, т.е. паштетах, продавалось на рынке за мясо животных и пожиралось, так что путешественник в то время должен был остерегаться того, у кого он останавливался на ночлег... Ежедневно повсюду на улицах по приказу царя подбирали сотни мертвецов и увозили их в таком множестве телег, что смотреть было страшно и жутко». Авраамий Палицын пишет, что под Москвой в трех скудельницах (братских могилах) было похоронено 127 тысяч человек.

Царь Борис как мог боролся с бедствием. Он повелел раздавать деньги и хлеб нуждающимся, организовал масштабные строительные работы в Москве с тем чтобы прокормить население. Именно в это время был возведен верхний ярус колокольни Иван Великий, увенчанный торжественной надписью, повествующей о том, что колокольня надстроена «Изволениемъ Святыя Троицы, повелениемъ Великаго Государя Царя и Великаго Кнзя Бориса Феодоровича всея Руссии Самодержца и сына его, благовернаго Великаго Государ# Царевича Князя Феодора Борисовича всея Руссии сий храмъ совершенъ и позлащенъ во второе лето царства их: РИ». Борисом был задуман, но не воплощен и другой грандиозный проект – церковь Святая Святых, который должен был явиться, вероятнее всего, копией иерусалимского храма Гроба Господня. Согласно сочинению голландца Э.Геркмана царь собирался не только воздвигнуть столь необычный храм, но и украсить его невиданной ранее скульптурой – изображением ангела из чистого золота: «Когда оно было сделано немецким мастером, царь пришел посмотреть на его работу. Некоторые формы в изваянии не понравились царю и он указал на них мастеру. Последний пострался исправить их насколько это было возможно... Так это продолжалось несколько раз. Наконец Борис... дал довольно ясно понять, что лицо ангела должно походить на лицо царя».

Энергичные меры царя по оказанию помощи голодающим не давали своего результата – приток голодающих, устремившийся в столицу, привел к быстрому истощению казенных запасов. В то же время, монастыри, бояре, и даже сам патриарх предпочитали придерживать свои запасы зерна, наживаясь на бедствии. Результатом голода стало широкое распространение разбойничьих шаек, в которые собирались боярские холопы, из опальных дворов а также распущенные господами, которые не могли их кормить, и обнищавшие крестьяне. Сражение между отрядом воеводы И.Ф.Басманова и целой армией мятежников, под началом атамана Хлопка, произошло под самой столицей. Басманов был убит, но разбойники потерпели поражение, а их атаман был взят в плен и повешен. Остатки армии Хлопка бежали на русско-литовское пограничье – Северскую украйну и Кромскую волость. Воеводы Годунова ловили и вешали мятежников, но волнение улеглось лишь ненадолго. Надвигались грозные события…