Доклад: Вдоль торговых рядов…

Вдоль торговых рядов...

А.С. Морозов

В данной статье собраны и стилистически переработаны выдержки из московских журналов 1920-х годов. Это — своеобразная попытка взглянуть на рыночную торговлю тех лет глазами современника.

Конечно, здесь описаны не все рынки, а наиболее характерные и примечательные. Всего же в Москве тогда их было более двадцати. Одни появлялись, другие исчезали, перебирались с места на место: знаменитая Сухаревка, например, меняла свой адрес несколько раз, периодически распадаясь на несколько вполне самостоятельных «торговых точек». В 1929 году этому многообразию пришел конец: старые рынки исчезали один за другим. Наступала эпоха однотипных крытых колхозных рынков...

Если вам овощи-фрукты нужны —

Вы на Болото идти должны!

Болотный рынок — средоточие фруктово-овощной торговли Москвы. В огромных лабазах — горы фруктов и зелени, на грязной площади у Москвы-реки толпятся возы с яблоками и сливой. Торговцы на Болоте — самые солидные и степенные. В 1924 году «болотинцы» устроили в честь пятидесятилетия своего рынка торжественный спектакль в театре Корша и чинно восседали в партере, внимая славословиям в свой адрес коллег по профессии.

Болото именуют «брюхом Москвы» — ежедневно через него проходит свыше 100 тысяч тонн овощей и фруктов.По весне, как только подмосковный крестьянин обмоет в дождевой кадке первый пучок редиски, потянутся на Болото тысячи подвод. Наиболее оживленное время — разгар ягодного сезона. Со всех концов Подмосковья целыми обозами везут сюда клубнику, малину, вишню, смородину... Кто из московских хозяек не брал на Болоте ягод на варенье?

Ягодный сезон быстро сменяется фруктовым. Сначала вагонами, потом десятками вагонов и, наконец, целыми поездами везут в Москву дары знойного юга.

В июле Болото — сплошь красное от помидоров. Это — начало овощного сезона: огурцы, молодой картофель, морковь. Осенью здесь царствует капуста.Кооперация пришла на Болото недавно, да и то в очень скромной роли мелкого оптовика. Главная оптовая торговля продолжает оставаться в руках частника, и это москвичи чувствуют — ох как чувствуют! — переплачивая иной раз вдесятеро. Идешь на Болото — «гляди в оба, зри в три»! Повсюду вертятся юркие мальчишки. Зазевался покупатель — остался без сумочки или кошелька. Не проявил должной бдительности торговец — лишился изрядной доли своего товара.

Но вот кончается пора арбузов. Болото затихает и зимой едва дышит, кое-как перебивается мандаринами, лимонами, апельсинами, с нетерпением дожидаясь лета, когда «брюхо Москвы» опять загудит, как развороченный улей.

Нужен домашний зверь или птица?

Труба вам поможет найти любимца!

Рынок, что еще совсем недавно именовался Трубой, в 1925 году разделился на два: основная торговля была перенесена на Цветной бульвар и носит теперь название Центрального рынка, а экзотические отделы — охотничий, рыболовный, птичий, мелких животных, цветочный — начали обживать Миусскую площадь.

Центральный рынок банален. Ряды стандартных палаток наполнены готовым платьем, галантереей, мануфактурой, обувью, хозяйственными товарами — то есть всем тем, что можно приобрести в любом госмагазине. Однако москвичи охотно сюда идут. Почему? Если покупатель упрется, продавцу ничего не стоит сбавить цену хоть вполовину. Частник берет не мытьем, так катаньем и, уступивши на одном, тут же отыгрывается на другом.Собственно Трубой многие продолжают именовать Миусский рынок. По старой памяти на Миусскую площадь сходятся в воскресные дни охотники, рыболовы, голубятники — как знатоки, так и дилетанты. Весьма распространенный здесь тип — серенький невзрачный человек, за душой у которого — только регистрация на бирже труда. Живет он тускло, от воскресенья до воскресенья. Но зато в воскресенье, являясь на рынок, он преображается: знаток, авторитет, побывавший во всяческих переделках и могущий много чего порассказать и присоветовать. Иногда от таких не отвяжешься часами. Зато эти люди — весьма компетентные комиссионеры. Благодаря им можно избежать крупного надувательства при покупке. Основной предмет торговли на Трубе — собаки всевозможных пород и назначения. Около них — всегда толпа. Глядя на иного пса, думаешь, что очень скоро ему придется испытать на своих боках всю ярость нового хозяина, мстящего безвинной твари за людской обман и свою излишнюю доверчивость...

Там и тут томятся в ожидании покупателя лисы, белки, медвежата, волки, ежи, кролики. Большой отдел птиц. Любители голубей азартно продают, покупают и меняют турманов, египетских, почтовых — красных, белоснежных, голубых. Торгуют и домашней птицей, и аквариумными рыбками, а также цветами — полевыми, садовыми и комнатными. Последние особенно милы еще не до конца изжившему себя мещанству.

Нету на свете того барахла,

которого б Сухаревка не продала!

Еще совсем недавно Сухаревка славилась как «всероссийская торговка». По воскресеньям к ее развалам тянулись любители редких книг, собиратели гравюр, нумизматы, коллекционеры экзотических вещичек. Здесь можно было найти все — от старинной монеты до паровой машины.Сегодня слава Сухаревки ушла безвозвратно и живет лишь в воспоминаниях «бывших». В настоящее время это — ряды серых палаток, где, надрываясь до хрипоты, частник затаскивает к себе покупателя, для которого весьма велик риск «влипнуть». И все же Сухаревка продолжает иметь постоянный покупательский контингент. В силу вековых традиций сюда идет крестьянин. Уездному рабочему, располагающему в неделю только одним выходным, некогда бегать по госмагазинам, и он тоже вынужден покупать на Сухаревке, у частника. Последний это учитывает. В переулочках Мещанских (Гражданских) улиц и на Сретенке живут портные и сапожники, которых Сухаревка кормит и поит. Они наперебой зазывают, хватая даже за полу:— Тут же рядом, два шага... Зато уж вещь, вещь — я вам скажу! Мы ведь только из-за правов (то есть патента) и не торгуем на Сухаревке — дорого-с. А ведь раньше магазин имели... Сюда, сюда пожалуйте!

И доверчивый покупатель идет, переплачивая вдвое за внешне приличную вещь, на деле чаще всего оказывающуюся попросту рухлядью.

На толкучку Устьинскую нэпман не идет, —

Там бедняк для бедняка дырки продает

Сухаревка и Труба — рынки крупные, солидные. Там почти всякий спекулянт имеет палатку. На Устьинской толкучке торговля идет исключительно с рук. Товар — в основном из расположенного поблизости Зарядья, где в путаных переулочках густо осел кустарь. Целую неделю шьет он кепки, картузы, шапки, брюки, а в субботу вечером выбирается «отдохнуть» в пивную. Начав с пива, желает «продолжить». На следующий день, «жаждая» еще сильнее, чем вчера, собирает продукцию недельной выработки и чуть свет бредет к толкучке. Та еще заперта. Сонные сторожа лениво метут узкие проходы. Продавцы и покупатели покорно ждут заветных девяти часов, когда откроются ворота.

Напротив — чайная, где вершатся «крупные» дела. Здесь орудуют скупщики. С тяжкого похмелья кустарь норовит поскорее сбыть свои две-три сотни кепок и спешит «поправляться» в пивную. И если не отыщет и не заберет его жена — не видать семье недельной выручки.

Диваны и этажерки,

комоды и шифоньерки.

Всю эту мебель можно вполне

купить на Зацепе по сходной цене!

Зацепа — один из самых крупных окраинных рынков. Близость Павелецкого вокзала делает удобным для пригородных кустарей подвоз сюда своей мебели. По виду она не хуже, чем в Мосдреве, а по цене — много дешевле. Но при покупке ее нужна сугубая осторожность. Покупателя должно насторожить элементарное соображение: откуда взять кустарю сухого материала — ведь помещений для выдержки доски и бруса у него нет... У кустарной мебели за все отвечает гвоздь. Поэтому на Зацепе не редкость зрелище разгневанного городского рабочего, у которого купленные на Зацепе стулья или шкаф рассыпались через неделю после приобретения.

Нужны вам предметы мещанского быта?

Вы их на Смоленке у «бывших» купите!

«Смоляга», по шутливому прозванию москвичей, доживает последние дни. И, как на Сухаревке, здесь вот-вот исчезнут развалы, которыми Смоленский рынок славился наряду с «всероссийской торговкой». Однако между ними есть существенное различие. На Сухаревке торговал мещанин. На «Смоляге» же торгуют в развал исключительно «бывшие». Стоит к ним внимательно присмотреться, и перед вами тут же воскреснут типы недавнего прошлого: бравый гвардеец-полковник, важный чиновный человек, помещик, в чьей усадьбе теперь сельсовет или детский приют.Пытаясь сбыть саксонский фарфор и не сойдясь с покупателем в цене, такой продавец жалуется соседу — бывает, что и по-французски:— Ну и народ пошел — ничего не понимает и цену дает смехотворную. Не торговля, а ужас!

А кому сейчас, спрашивается, так уж нужны, например, фарфоровые подставки для яиц стиля рококо или правилка из пальмового дерева для лайковых перчаток? Их владельцы же все стоят, ждут. Вечером, укладывая свои ренессансы, ампиры, рококо до будущего воскресенья, вздыхают:— Плохо нынче стало, ох как плохо...И увозят жалобно звякающие осколки старины на саночках, чтобы через неделю они вновь засияли здесь никому не нужной красотой.

Спеши, библиофил,

к стене Китай-города!

Книг здесь — масса,

и совсем недорого!

Внешний проезд Китай-города от Ильинских до Никольских ворот — сплошной базар: непрерывным рядом тянутся палатки, снуют сотни лоточных торговцев, которые на разные голоса уговаривают прохожих купить точильные камни, мыло, портфели, жареный миндаль, подтяжки, какую-то мазь, предохраняющую кожу лица от солнца, ветра, дождя и снега.Только здесь в одной из палаток имеются настоящие старомосковские расстегайчики, плавающие в подливке, густо сдобренной перцем.

Китайгородский проезд облюбовали и книжники: по меньшей мере два десятка книжных развалов располагаются прямо на тротуаре. Товар сезонный — прошлым годом продавали Гоголя в одном томе и разрозненные тома романов Мережковского, а нынче — издания «Вестника иностранной литературы» (Золя, Флобер, Лоти) и романы Стивенсона. У Китайгородской стены нередко можно наткнуться и на редкие, ценные книги, сбываемые, как правило, за бесценок.Там и тут слышатся зазывные выкрики:— Кто счастливый номер вынимает, тот коньяк получает и в то же время беспризорным детям помогает!