Реферат: Зарубежная политическая мысль в новое и новейшее время

Ирхин Ю.В., Зотов В.Д., Зотова Л.В.

Для нас, европейцев, те века (1500–1800) – самые значительные, они составляют непреложный фундамент нашей культуры, самый богатый источник наших взглядов и представлений. На Западе произошел тот единственный, значимый, существенный для всего мира прорыв, чьи следствия привели к ситуации наших дней и чье окончательное значение все еще не проявилось полностью.

К. Ясперс

§ 1. Индивидуализм и демократизм в западных учениях XVII–XVIII вв.

Кризис Реформации и промышленная революция, по словам известного современного американского политолога Сеймура Липсета, создали современное общество. Процесс создания нового общества пришелся на Новое время (XVII–XIX вв.), а процесс развития – на Новейшее время и современность (XX в.). Большинство исследователей считают Новое время важнейшим для судеб мировой цивилизации. Именно в этот период складывается современная цивилизация, основанная на промышленном производстве, которая во многом противоположна традиционной цивилизации, основанной на аграрном производстве. Современная цивилизация родилась на Западе, а сегодня распространяется в тех странах, где проводится индустриализация и используются новые технологии. Вот почему ее называют индустриальной цивилизацией. Для обозначения современной цивилизации используется и такое понятие, как демократическое общество (А. де Токвиль), технотронное общество (Н. Моисеев), открытое общество (К. Поппер). В трудах К. Маркса, В. Зомбарта, М. Вебера современное общество было названо капиталистическим. Каждый из них дал свой анализ капитализма и его исторических судеб. [c.76]

Современный российский исследователь А.С. Ахиезер считает, что в Новое время на Западе родилась либеральная цивилизация, первым этапом развития которой является капитализм. Для либеральной цивилизации главной ценностью является свободная творческая личность. Для капитализма характерна личная свобода индивида, но вместе с тем отношение к человеку не как к самоценности, а как к ресурсу, средству экономического развития. Ограниченность этого этапа преодолевается развитием общества, где человек все больше начинает выступать как самоценность. В политической мысли Нового и Новейшего времени формулируются многообразные новые представления на судьбы человека и общества.

В XVII–XVIII вв. в Западной Европе происходило революционное ниспровержение сословно-феодального строя. Антифеодальные выступления в Голландии, Англии и других странах проходили под знаменами протестантизма. Голландия была первой страной, которая в длительной борьбе с феодальной Испанией отстояла свою независимость и принципы кальвинизма. В Голландии появились и первые в Новое время теоретики школы естественного права в лице Гуго Гроция (1583–1645).

В XVII в. религиозные войны, вызванные Реформацией, сотрясали Европу. Тридцатилетняя война (1618–1648), начавшись в Чехии, докатилась до Англии. Английская буржуазная революция, приведшая к гражданской войне, проходила в два этапа (“Великий мятеж” – 1642–1649, “Славная революция” – 1688–1689). В ходе революции решались три вопроса: о религиозной свободе, о принадлежности суверенной власти королю или парламенту, о степени допуска купцов, предпринимателей, финансистов к управлению страной. В результате революции Англия стала первой крупной страной, в которой установился конституционно-монархический политический строй, либеральные политические порядки.

Либерализм Дж. Локка. Дух либерализма лучше всего отразил Джон Локк (1632–1704). Его отец, пуританин, сражался в гражданской войне. Локк в молодые годы, спасаясь от преследований королевской власти, посетил Нидерланды, где был покорен царившей там свободой. Центральной идеей его политической философии стала теория естественного права. Идея естественного права имела к этому времени длительную историю. Как уже отмечалось, идея естественного права разрабатывалась в Новое время Г. Гроцием. В отличие от античных и средневековых авторов Гроций в своей теории государства исходил из положения о договорном возникновении государства. Все последующие теории, в том числе и теория Локка, основывались вслед за Гроцием на этой посылке. Гроций считал, что некогда существовало “естественное состояние”, при котором у людей не было не только государства, но и частной собственности. Убедившись на опыте в бессилии против насилия, люди добровольно объединились в государство. [c.77]

Идею угрожающего людям насилия в безгосударственном состоянии отстаивал соотечественник Локка Томас Гоббс (1588–1679). В произведении “Левиафан, или Материя, форма и власть государства” Гоббс характеризовал естественное состояние, где нет власти, держащей людей в страхе, как состояние “войны всех против всех”. Пагубность такого состояния побуждает людей искать путь к прекращению “естественного состояния”, к взаимному отказу от права на все. Люди отказываются от естественных прав (т.е. свободы делать все для самосохранения) и передают их государству, власть суверена в котором абсолютна. Подданные не имеют никаких прав в области политики, а поддержание справедливости в области частноправовых отношений, в том числе сохранение каждым того, что ему принадлежит, соблюдение незыблемости договоров, беспристрастная защита каждого в суде и т.д. также вменено в обязанности суверену. Поступать по своему усмотрению подданные имеют возможность лишь в тех случаях, для которых суверен не предписал никаких правил.

Как и его предшественники, Локк исходил из представления о “естественном состоянии”, но при этом считал, что уже в догосударственном состоянии существуют естественные права и свободы человека. Естественное состояние – это “состояние полной свободы в отношении действий и распоряжения своим имуществом и личностью”, “состояние равенства, при котором всякая власть и всякое право являются взаимными, никто не имеет больше другого”1. Согласно Локку, от природы, в естественном состоянии все люди рождаются свободными и равными в правах. Локк выделял такие естественные права, как жизнь, свобода и частная собственность. В объяснении того, почему частная собственность, в том числе и на землю, является естественным правом, Локк прибегал к некоторым аргументам трудовой теории стоимости.

Да, говорил Локк, основания для присвоения дал Бог, а условия человеческой жизни, которые требуют труда и материалов для работы, по необходимости ввели частную собственность. Ведь “каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности... Мы можем сказать, что труд его тела и работа его рук по самому строгому счету принадлежат ему”. Беря материал для работы у природы, человек “сочетает его со своим трудом и присоединяет к нему нечто принадлежащее лично ему и тем самым делает его своей собственностью”2. [c.78] Труд создает различие между общим и частным. Добывая себе средства для жизни, каждый вкладывает свой труд, что и приводит к существованию частной собственности. Не поленился, залез на дерево, собрал орехи, сказал: “это мое” – и никто не спорит. Рыбы в океане много для всех, поймал рыбу и она твоя. Так же и с самой землей – “когда Бог отдал мир всем людям вместе, он приказал человеку трудиться”. “Тот, кто, повинуясь этой заповеди Бога, покорял, вспахивал и засевал какую-либо часть ее, тем самым присоединял к ней то, что было его собственностью, на которую другой не имел права и которую не мог, не причиняя ущерба, взять от него”3.

В естественном состоянии все подчинено закону природы, и этот закон учит, что все равны и независимы, никто не смеет лишать другого жизни, свободы и имущества. Закон природы посредством разума определяет, что хорошо, а что плохо. Если закон нарушается, то виновника может наказать каждый. В то же время в естественном праве есть недостатки. Во-первых, оно не совсем ясно, у каждого свои интересы и не все придерживаются одного закона. Во-вторых, поскольку сам человек – судья в своем деле, нет третейского беспристрастного судьи, в-третьих, пострадавший нередко не в силах сам исполнить справедливый приговор. Таким образом, права человека не обеспечены Это обременительно. “Общественный договор” призван организовать закон и порядок, заменить неопределенность естественного права ясными законами и беспристрастными учреждениями.

После того как заключен общественный договор, учреждается государство. Высшая цель людей при установлении власти состоит в охране со стороны государства их жизни, свободы и частной собственности, негарантированных в естественном состоянии. Люди отказываются от своей естественной свободы и права самим защищать себя и свое достояние, наказывать насильников, и передают это право обществу в целом. Таким образом, переход от естественного состояния к гражданскому обществу, обществу с государством, вызван желанием обеспечить выполнение естественных прав. Но в отличие от Гоббса, полностью отказавшегося от естественных прав в пользу государства, триада прав Локка – на жизнь, свободу и частную собственность является неотчуждаемой.

В государстве существует три вида власти – законодательная (с правом издавать законы), исполнительная (наделенная правом проводить законы в жизнь) и федеративная (занимающаяся вопросами внешней политики). Судебная власть поглощается у Локка исполнительной. [c.79] Законодательная власть, представляющая волю народа или, по крайней мере, большинства избирателей, находится в руках особого органа – парламента. Законодательная власть является верховной, и “ни один указ кого бы ни было, в какой бы форме он ни был задуман и какая бы власть его ни поддерживала, не обладает силой и обязательностью закона, если он не получил санкцию законодательного органа, который избран и назначен народом”4. Законодательная власть не абсолютна. Требования к законодателям таковы: закон должен быть равным для всех; создаваться закон должен для блага людей, а не для их подавления; без согласия народа нельзя увеличивать налоги; законодатели никому не могут передоверять свои функции.

Согласно теории Локка, абсолютная монархия – вообще не государство, ибо там свободен лишь один король, увеличивающий свою свободу вместе с властью и превращающий ее в распущенность вследствие безнаказанности. Променять естественное состояние на абсолютную монархию, это то же, что во избежание вреда от хорьков или лис считать себя в безопасности в когтях у льва. По определению Локка, тирания – это осуществление власти помимо права. Тирания начинается там, где кончается закон.

Системы правления распадаются под действием внешних (завоевание извне) и внутренних причин. Если законодательный орган посягает на собственность подданных или пытается повергнуть народ в рабство деспотической власти, ставит себя в состояние войны с народом, то народ освобождается от необходимости дальнейшего повиновения. Если премьер-министр или государь пренебрегают своими обязанностями и не соблюдают их, навязывают парламенту свою волю, не дают ему собраться в должное время, препятствуют выборам или предают страну иностранной державе – во всех подобных случаях народ спасает себя, образуя новую законодательную власть, заменяя по своему усмотрению людей или формы власти, или и то и другое. На обвинение в том, что его теория неповиновения может послужить возбудителем восстаний, Локк отвечал: 1) если людей угнетать, то они восстанут при любой форме правления, 2) революции не происходят по пустякам, 3) право на восстание является лучшей гарантией от восстания. Чем больше свободы, тем меньше нужна революция.

Хотя локковскую теорию о естественных правах человека можно было истолковать как требование демократии, демократического равенства (позднее ее так и истолковывали), ни сам Локк, ни его современники не связывали высказанные им либеральные идеи о свободе личности и неотчуждаемых правах человека, о разделении властей, о народном суверенитете с демократическим требованием всеобщего избирательного права, а парламент в Англии еще длительное время оставался олигархическим институтом. [c.80]

Политический либерализм Шарля Луи де Монтескье. В то время как в Англии в XVII в. в борьбе короля с парламентом победу одержал парламент, во Франции победила монархия. С 1614 и по 1789 г. французский парламент – Генеральные штаты – вообще не созывался, а царствование Людовика XIV рассматривалось как апофеоз абсолютизма. Сильные позиции занимала во Франции и католическая церковь. В 1685 г. король изгнал из Франции более 250 тысяч протестантов-гугенотов. После их изгнания экономическая и финансовая ситуация в стране заметно осложнилась. В этих условиях опыт Англии XVII в., особенно периода “славной революции”, нашедший отражение в работах Локка, представлял для Франции значительный интерес.

Учение Локка о разделении властей, которое сам Локк рассматривал как частный случай английской буржуазной революции, получило широкую известность и стало составной частью идеи конституционализма благодаря работам французского либерала Шарля Луи де Монтескье (1689–1775).

Французский аристократ Монтескье много путешествовал, жил в Англии, восхищался английскими порядками и политической жизнью, в которых воплотился компромисс английской аристократии и буржуазии. В Англии его чрезвычайно заинтересовала система, сочетающая лучшие черты монархии (в исполнительной власти), аристократии (в палате лордов) и демократии (в законодательной власти в палате общин). Интерес Монтескье вызвал и компромисс, найденный англичанами в области законодательной власти, поделившими ее между палатой лордов, представлявшей интересы аристократии, и палатой общин, выражавшей интересы народа. Привлекательной для Монтескье английскую политическую систему делало не трлько сочетание буржуазного духа свободы и сохранение позиций аристократии, но и гарантии против деспотизма со стороны государства, которые он усматривал в столь четком разделении властей.

В своем главном политическом произведении “О духе законов” Монтескье выделял три рода власти: законодательную, исполнительную и судебную. Принцип разделения властей прежде всего состоит в том, чтобы они принадлежали разным государственным органам. “Все погибло бы, – писал Монтескье, – если бы в одном и том же лице или учреждении, составленном из сановников, из дворян или из простых людей, были соединены эти три власти: власть создавать законы, власть приводить в исполнение постановления общегосударственного характера и власть судить преступления или тяжбы частных лиц”5. [c.81] Если совмещать законодательную и исполнительную власти, а также если судебную власть не делить от власти законодательной и исполнительной, то в государстве будет свободы, у гражданина не будет того “душевного спокойствия, основанного на убеждении в своей безопасности”, которое дает политическая свобода. В то же время власти должны уравновешивать одна другую. Нельзя провести между ними границы, которые целиком исключили бы вмешательство одной в деятельность другой. Так, монарх (исполнительная власть) утверждает законы, а законодатель решает некоторые вопросы управления, финансов, организации армии.

Монтескье указывал на три различных способа правления: республика, где верховная власть находится в руках или всего народа (демократическая), или части его (аристократическая); монархия (“управляет один человек, но посредством установленных неизменных законов”) и деспотия (“все вне всяких законов и правил движется волей и произволом одного лица”). “Как для республики нужна добродетель, а для монархии честь, так для деспотического правления нужен страх”6.

Учение Монтескье о формах правления наполнено таким содержанием, которое позволило в дальнейшем перейти к понятию “политического режима”. Недаром известный современный французский социолог Р. Арон в своей книге “Демократия и тоталитаризм” при классификации политических режимов использовал переменные, взятые у Монтескье: а) число носителей верховной власти; б) умеренность или неумеренность ее реализации; в) психологический настрой, который господствует при том или ином режиме; г) нормы поведения, характерные для режима, при нарушении которых он разлагается7.

В работе “О духе законов” Монтескье различал три вида законов: закон наций (относящийся к международным делам), закон политический (регулирующий отношения правительства и граждан) и закон гражданский (регулирующий взаимоотношения граждан). Законы каждого народа, считал Монтескье, должны соответствовать географическим условиям, экономическому положению, религии народа, а особенно его политическим учреждениям.

Монтескье анализировал влияние географических условий – климата, почвы, рельефа страны и т.д. – на учреждения и нравы народа, на законы, ибо законодатель должен считаться с ними. [c.82] Так, на жарком юге, чтобы заставить людей работать, необходим страх наказания, а поскольку жара изнуряет силы, ослабляет мужество людей, там чаще складывается деспотизм. Плодородная почва способствует подчинению, земледельцы не оберегают свою свободу. Бесплодные почвы, наоборот, благоприятствуют свободе, так как люди должны сами добывать себе все, в чем отказывает им почва. Люди, живущие в таких условиях, закалены, храбры и воинственны. Большие по размеру государства склонны к деспотизму. Горы и острова благоприятствуют свободе, так как преграждают в страну доступ завоевателям.

Помимо причин географического порядка на духе законов сказываются и моральные причины, к которым Монтескье относил религиозные верования, нравственные убеждения, обычаи и традиции, принципы политического строя и др. Так, он считал, что христианство, с его проповедью кротости и терпения, способствует умеренному правлению, тогда как мусульманство предрасположено к деспотизму. Католичество стремится к неограниченной монархии, а протестантство – к свободному государству. Монтескье особо подчеркивал, что законодательство зависит от формы правления. Одни законы пригодны для монархии, другие – для демократии, а при деспотии они вообще излишни.

Радикальный демократизм Жан Жака Руссо. Несколько особняком к французским просветителям, таким как Монтескье, Вольтер, Дидро, Гольбах, Гельвеций, стоит имя выдающегося представителя политической мысли XVIII в. Ж.Ж. Руссо (1712–1778). Если первые, придерживаясь в целом либеральных идей, пропагандировали свои взгляды в салонах и кружках, близких ко двору, и многими узами были связаны с привилегированными сословиями, то Руссо по своим политическим пристрастиям был самым убежденным выразителем не только интересов “третьего сословия”, куда входили и финансисты, и купцы, но и интересов задавленных нуждой и угнетением представителей “четвертого сословия”, включавшего беднейших крестьян, ремесленников, рабочих.

Руссо родился в семье часовщика в Женеве, в центре кальвинистского протестантизма. В молодые годы он переехал в Париж, где получил известность, участвуя в конкурсах, объявленных Дижонской академией. Если первый трактат Руссо “Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов” был отмечен премией, то второе сочинение “О Происхождении неравенства между людьми” ввиду его радикально плебейского духа было проигнорировано.

В трактате “О происхождении неравенства” Руссо настаивал на том, что в естественном состоянии все люди равны и свободны. Кроме естественного неравенства, обусловленного разницей в возрасте, силе, здоровье, им незнакомы иные его виды. На этапе гипотетически конструируемого “естественного состояния” люди еще ничем не владели и потому знали угнетения. [c.83] Первая ступень неравенства – имущественное неравенство вызвано появлением частной собственности. Возникновение государства знаменует собой вторую ступень неравенства. В отличие от многих других теорий, в которых переход из естественного состояния в гражданское характеризовался как переход от войны к миру, Руссо подчеркивал, что этот переход означал вступление общества в фазу ожесточенной борьбы и противоречий. Первоначально Руссо считал, что государство образовалось в результате сознательного обмана бедных богатыми, которые, воспользовавшись страданиями масс, предложили им составить союз, признать над всеми верховную власть, защищающую с помощью законов всех членов общества (позднее он отказался от этой точки зрения).

Возникновение абсолютной монархической власти, вырождающейся в деспотизм, означало третью ступень неравенства, и превращение правомерной власти во власть, основанную на произволе. Все люди стали равными, будучи в равной мере рабами деспота. Руссо задается вопросом, не следует ли вернуться к естественному состоянию, разрушить государство? И отвечает, что необходимо не уничтожать различия между “моим” и “твоим”, не разрушать государство, а создавать государственный строй, отвечающий условиям общественного договора, демократический строй, при котором человек, подчиняясь государственной власти” оставался бы свободным.

В 1762 г. вышло в свет одно из основных теоретических произведений Руссо “Общественный договор”. В этом произведении Руссо развил идею народоправства, суверенной власти народа. В основу он положил мысль, что насилие не может быть источником права.

В “Общественном договоре”, так же как и в “Рассуждении о происхождении неравенства”, Руссо показал неизбежность перехода из естественного состояния в гражданское. Но оценки этому процессу дал уже иные. Гражданское общество, возникшее на основе общественного договора, представляет собой высшую ступень в сравнении с обществом естественным. Теряя свою естественную свободу и “неограниченное право на то, что его прельщает”, человек приобретает “свободу гражданскую и право собственности на все то, чем обладает”8. В гражданском состоянии человек приобретает и моральную свободу.

Понятием Руссо об общественном договоре определяется и его понятие верховной власти в государстве. Согласно общественному договору, никакое право не законно, если оно не есть выражение общей воли всего общества. [c.84] Главными признаками общей воли являются ее неотчуждаемость и нераздельность. Если у Локка народ вручал органам управления законодательную, исполнительную и судебную власть, то Руссо выступал против Передачи высшей законодательной власти парламенту. Всякий закон, не утвержденный целым народом, – не закон, все законы должны приниматься на основе плебисцита. Исполнительная власть, напротив, не может принадлежать всей массе народа, но правительство должно быть полностью подотчетно общей воле. Собираясь и голосуя периодически на законодательных ассамблеях, каждый принимает на себя ответственность за выборы правительства.

Общая воля есть выражение общих интересов и потому она всегда стремится к общему благу. Общая воля не означает то же самое, что воля всех. Воля всех – это сумма отдельных воль, она сообщает о частном интересе, а общую “волю делает общею не столько число голосов, сколько общий интерес, объединяющий голосующих”9. Всех не согласных с общей волей можно “заставить быть свободными”.

Этим учением не предусмотрено существование партий, поскольку их воля – всегда частная воля, то ни одна партия не может заявлять притязания на главенство. Также для осуществления общей воли необходимо соблюдение социального равенства. Ни один гражданин не должен быть богат настолько, чтобы купить другого, и никто не должен быть настолько беден, чтобы продать себя. Это предполагает в отношении сильных ограничение богатства и влияния, а в отношении слабых – ограничение алчности и корыстолюбия. Если в демократическом государстве горстка людей владеет во много раз большими богатствами, чем средний гражданин, то либо это государство гибнет, либо перестает быть демократическим, считал Руссо.

“Безрассудные труды” Руссо указали низшим классам, веками принимавшим свою беспросветную нужду как нечто неизбежное, на возможность иного порядка. Они вызвали к жизни мощное движение, о котором ни один философ не мечтал. Если энциклопедисты считали Вольтера духовным отцом французской революции, то народ почитал Руссо. Вот как описывал Леон Фейхтвангер значение политических идей Руссо: блистательная логика Вольтера убеждала немногих избранных, но она никого не увлекала за собой. А Руссо был искрой, его безудержное чувство взорвало разум, привело в движение массы, смело старый порядок и создало 14 армий, которые боролись за освобождение мира. Он не был генералом или государственным деятелем, а был философом и писателем. Народ не знал толком, что это такое, и едва ли один из ста читал его книги. [c.85] Но несколько его слов, несколько лозунгов, которые они слышали на всех перекрестках и которые запали им в сердца, были такими, что, услышав их, нельзя было не двинуться в бой. И они двинулись в поход. И победили. Значит, книги Руссо стоили больше пушек генералов и перьев государственных деятелей10.

Влияние идей Руссо на своих современников было противоречивым, среди его горячих поклонников были и жирондисты (умеренные), и якобинцы (ярые демократы). Лидер демократического лагеря Робеспьер, страстный поклонник Руссо, получил неограниченную власть, послав на гильотину 21 лидера жирондистов, наиболее последовательных сторонников идей Руссо. Робеспьер считал, что “Декларацию прав человека и гражданина” в духе идей Руссо следует наполнить, ограничительными параграфами касательно собственности, иначе все права окажутся действительными только для богачей, спекулянтов и биржевых акул. Многие аристократы – последователи Руссо, посвятившие свою жизнь созданию новой Франции, считали, что произвол захватившей власть черни, покусившейся на основу всякого общества – частную собственность, не может сравниться ни с каким произволом попов и дворянства, а Робеспьер представляет собой деспота большего” чем все короли вместе взятые. Французская революция, представлявшая собой попытку установления нового справедливого демократического общества, в соответствии с самыми современными теориями, окончилась неудачей.

Политические взгляды А.. Гамильтона, Д. Мэдисона и Д. Джея. Успешный опыт строительства нового общества и государства связан с историей США и с политическими идеями его отцов-основателей. В 1783 г. 13 бывших английских колоний, поднявших в 1775 г. оружие против Англии, одержали победу в войне за независимость. Почти все штаты, как стали называть себя недавние колонии, приняли собственные конституции, провозгласили суверенитет и верховенство своих законов. Те, кто стремился создать единое сильное национальное государство, могли прослыть тайными поборниками британской короны. Однако руководители борьбы за независимость не расстались со своей мечтой. В 1787 г. в Филадельфии собрался конвент из 55 членов для выработки конституции. Более тридцати из них во время войны были офицерами, а теперь это были банкиры и землевладельцы, плантаторы и предприниматели. Работая в глубокой тайне, они за три месяца составили документ, Который более двухсот лет является основным законом США. [c.86]

В процессе его обсуждения и ратификации на уровне штатов выяснилось, что у предложенного текста много противников. Обвинения сводились главным образом к тому, что документ порывает с демократическими свободами и означает возрождение монархических и олигархических принципов управления. В этих условиях Александр Гамильтон (1757–1804). делегат конвента и видный политический мыслитель, решил объяснить жителям своего штата Нью-Йорк преимущества новой конституции. Он привлек к сотрудничеству Джеймса Мэдисона (1751–1836), считавшегося “отцом конституции”, и видного юриста Джона Джея (1745–1829). Под псевдонимом “Публий” в течение полугода с интервалом в один – три дня они опубликовали восемьдесят пять статей, известных как статьи “Федералиста”. По оценке американских политологов, это самое важное произведение американской политической мысли вплоть до сегодняшнего дня.

Конечная цель наших статей, писал Публий, “определить ясно и полно достоинства конституции и необходимость срочно ее принять”11. Главная трудность, вставшая перед конвентом, “состояла в том, чтобы совместить необходимость в устойчивом и сильном правительстве с должной заботой о свободе и республиканской форме правления”12. Очень трудно, соблюдая нужную пропорцию, соединить их воедино. “С одной стороны, – отмечал Публий, – дух республиканской свободы не только требует, чтобы вся власть исходила от народа, но и чтобы те, на кого она возлагается, оставались в зависимости от народа, получая от него полномочия на короткий срок, и, более того, чтобы даже на этот короткий срок полномочия передавались не в малое, а в большое число рук. Напротив, устойчивость в управлении нуждается в том, чтобы кормило подолгу держали одни и те же руки”, ведь, чтобы набрать силу, правительство должно долго пользоваться властью. Также непросто было “провести четкую линию раздела между властью союзного правительства и правительств штатов”13. Не только большие и малые штаты составляли оппозицию друг другу по разным пунктам, но и разные округа в штатах, и разные классы, на которые делятся граждане, высказывали соперничающие интересы и враждебность, которые необходимо было преодолеть творцам конституции.

Американцы, считал Публий, заложили основу власти, не имеющую образца ни в одной точке земного шара, они могут “притязать на честь открытия основ для создания подлинных, обнимающих большие территории республик”. [c.87] В “Федералисте” и предложено новое, современное понимание демократии, которое в терминологии Публия получило название “республика”. По убеждению Публия, те, кто считает, что республиканская форма правления возможна лишь на территории небольшого округа смешивают прямую демократию древних и республику. Это в древних демократиях народ собирался купно и осуществлял правление лично, а в республике съезжаются и управляют страной его представители. “Два главных пункта, составляющих отличие демократии от республики, таковы: первый состоит в том, что правление в республике передается небольшому числу граждан, которых остальные избирают своими полномочными представителями; второй – в большем числе граждан и большем пространстве, на которые республика простирает свое правление”. В другой статье “Федералиста” главное отличие было сформулировано резче и специально подчеркивалось, что дело не столько в представительстве, которого якобы не знала древность, сколько “в полном исключении народа, который представляется общенародным собранием, из участия в правлении в Америке”14. В этом различии, если придать ему верный смысл, заключено значительное преимущество, считал Публий.

Разумеется, не всякое представительное республиканское правление является демократическим. Как указывал Публий, термин “республика” в политических исследованиях используется с такой вопиющей неточностью, что республиками называют и Голландию, где даже толика верховной власти не исходит от народа, и Венецию, где горстка потомственной знати пользовалась неограниченной властью над огромной массой народа, и даже Польшу, государственное устройство которой состоит в сочетании монархии и аристократии. Поэтому он дает следующее определение республики как формы правления, избранной США: “Правление, при котором вся власть исходит, прямо или косвенно, от всей массы народа, а осуществляется отдельными лицами, исправляющими свои должности по согласию в течение определенного времени или пока отличаются безукоризненным поведением”15. Для республиканской формы крайне важно, чтобы она исходила от всего общества, а не от незначительной его части или привилегированного класса. Для такого правления достаточно, чтобы должностные лица назначались, либо прямо, либо косвенно, самим народом и отправляли свои должности на четко обозначенных им условиях.

Конституция, положения которой защищает Публий, совпадает с предложенным образцом. Палата представителей как одна из ветвей законодательной власти избирается непосредственно народом. Назначения в сенат, выборы президента и судей исходят от народа косвенно. [c.88] Продолжительность нахождения в должности также соответствует республиканской форме правления. Против президента в любое время может быть возбуждено преследование в форме импичмента. Судьи остаются в своих должностях, пока ведут себя безупречно, и т.д.

В прямых демократиях древности, по мысли авторов “Федералиста”, не было ничего, что могло помешать общему интересу, владевшему большинством, расправиться со слабой стороной или каким-нибудь неугодным лицом. Вот почему эти демократии всегда являли собой зрелище смут и раздоров, всегда оказывались неспособны обеспечить личную безопасность или права собственности, существовали очень недолго и кончали насильственной смертью. Сложная система разделения властей, при которой ни одна из них не могла бы выйти за пределы законных своих полномочий, не встретив действенного сдерживания и сопротивления со стороны остальных, разделение самой законодательной власти на сенат и палату представителей, требующееся для принятия любого законодательного акта согласие этих раздельных и непохожих друг на друга учреждений, прямые и косвенные выборы представителей власти, строго ограниченные как в объеме, так и в компетенции должностные лица, распределение власти между федерацией и штатами – эти и другие меры были предприняты специально для создания устойчивого правительства и предупреждения выборной тирании.

Авторы “Федералиста” подчеркивали, что “свободе равно угрожает само злоупотребление свободой, как и злоупотребление властью”16 и что Соединенным Штатам скорее следует опасаться первого, нежели второго. Они указали на самых смертельных врагов республиканского образа правления -– заговоры, интриги и коррупцию, которым .следует возвести все практически возможные препятствия. С их точки зрения, главным источником этих зол могло быть желание иностранных держав достичь ничем не оправданного влияния в руководстве их страны. “Разве не наилучший для этого путь – протолкнуть своего собственного ставленника на пост высшего должностного лица Союза?” – спрашивали они. Чтобы такого не произошло, конвент озаботился принять меры предосторожности: назначение президента не зависит от групп, голоса которых могли быть куплены; при выборах президента предусмотрен отбор лиц для выполнения этой единственной и временной задачи; ни один сенатор, член палаты представителей или любой другой, занимающий ответственный или выгодный пост в правительстве, не может входить в число выборщиков. [c.89]

Противники конституции говорили, что в ней чрезвычайно монархические тенденции, поскольку исполнительная власть вверяется одному лицу. Публий возражал: президент – должностное лицо, избираемое народом на четыре года, тогда как король – постоянный и наследственный правитель. Президент подлежит суду в порядке импичмента за измену, получение взяток и другие тяжкие преступления. В случае осуждения большинством в две трети сената отстраняется от должности и подлежит еще суду и наказанию в обычном судебном порядке. Личность короля священна и неприкосновенна – нет конституционного суда, перед которым он ответствен, для него нет наказания, если нет национального революционного кризиса. Президент налагает ограниченное вето на акты законодательной власти, вето короля – абсолютно. Президент имеет право командовать армией и флотом нации, король в дополнение к этому может объявлять войну и многое другое.

Публий настаивал, что наличие дееспособного президента не противоречит республиканской форме правления. Нужен один президент и многочисленное законодательное собрание. Оно наиболее приспособлено для обсуждений, стремительность принятия решений здесь чаще зло, чем добро. Различия во мнениях и столкновение партий в этой ветви власти, хотя иногда и препятствует полезным планам, чаще способствует размышлениям и осмотрительности, пресечению крайностей большинства. Ни когда решение принято, надо действовать. Самые необходимые качества исполнительной власти – сила, быстрота и ответственность. Положение, когда исполнительная власть не несет никакой ответственности, недопустимо при свободной форме правления. В республике каждое должностное лицо лично ответственно за поведение на своем посту. Многолюдье в исполнительной власти ликвидирует ответственность и затрудняет поиски виновных. Оно лишает народ двух величайших мер безопасности, которые могут быть использованы для успешного применения делегированной власти. Во-первых, сдерживания со стороны общественного мнения, которое утрачивает свою эффективность, поскольку непонятно, кого следует осуждать за плохую политику, и во-вторых, возможности легко и ясно выявить проступки доверенных лиц, чтобы либо снять их с постов, либо наказать, если они того заслуживают.

Хорошее правительство, включающее все три ветви власти, согласно Публию, должно удовлетворять двум требованиям: быть верным цели, стоящей перед правлением, каковой является благосостояние народа, и знающим, какими средствами этой цели лучше всего достичь. Никакой пользы американцам от того, что законы для них издаются теми, кого они сами избрали, не будет, если этих законов столько, что их не перечтешь, если они столь нескладны. Что в них не разберешься, если их слишком часто отменяют или пересматривают. [c.90] Закон, согласно определению, должен быть правилом для поведения, но как может быть правилом то, что мало кому известно и еще менее постоянно.

Главная задача законодательства – урегулирование многообразных интересов различных социальных групп (землевладельцев и промышленников, торговцев и банкиров и многих других меньших по значению групп с различными чувствами и взглядами). Это множество интересов обеспечивает безопасность гражданских прав, что необходимо при республиканской форме правления. В гл. 51 “Федералиста” Д. Мэдисон, который впоследствии дважды избирался президентом США, изложил свое понимание принципа разделения властей (рассматривается в соответствующей главе учебного пособия), которое сохранило все свое значение до сегодняшнего дня. Точности ради, следует сказать, что большая часть статей “Федералиста” в той или иной мере касается этой тематики.

§ 2. Либеральные теории XIX в.

В XIX в. в передовых странах Западной Европы победили капиталистические отношения. Промышленная революция в Англии, произошедшая в последней четверти XVIII – начале XIX в., стала первым опытом массового производства и дала начало быстрому росту национальной экономики. Прялка “Дженни” в 16 раз увеличила производительность труда в текстильной промышленности. Ткацкий станок, паровая машина Уатта и другие технические изобретения обеспечивали высокие темпы роста производительности труда. Рост предпринимательской активности требовал квалифицированной рабочей силы и привел к формированию промышленного пролетариата. Но этот процесс сопровождался массовым разорением крестьян и ремесленников, бедственным было положение рабочих, не объединенных в профсоюзы, не добившихся еще никакой законодательной регламентации их труда. В XIX в. у капиталистов не было ни моральной, ни правовой ответственности по отношению к рабочим, труд и личность которых они безжалостно использовали. На создавшуюся ситуацию очень чутко отозвалась как либеральная, так и социалистическая политическая мысль. “Все искали новое общественное устройство, – пишет Г. Ласки. – У всех было ощущение, что невозможно выжить в этом чудовищном мире. Именно в этот период передовыми умами завладела философия социализма, ставившая целью найти путь к такой форме социального устройства, которое положит конец эксплуатации человека человеком”17. [c.91] Социалистические идеи в этот период еще не в такой степени, как поздний марксизм, и в особенности его большевистский вариант, порвали с принципами либерализма. Либерализм так же, как и социализм, искал ответы на вызовы времени. Причем он был озабочен, в первую очередь, сохранением индивидуальности, личности, ее свободы перед лицом тирании общественного мнения, возрастающего единообразия условий жизни, создаваемых развитием промышленности, наступлением государства на гражданское общество, усилением позиций бюрократии в государстве, возникновением новой аристократии промышленников.

Утилитаризм Иеремии Бентама. В условиях развития капиталистических отношений продолжали развиваться взгляды последователей либерализма. В Англии к числу ярких представителей либерализма относился Иеремия Бентам (1748–1832), теоретик морали и права, представитель утилитаризма (лат. – польза, выгода).

В работах “Деонтология, или Наука о морали”, “Фрагмент об управлении”, “Принципы законодательства” и др. Бентам развил представление о пользе как главном принципе, которым человек руководствуется в своей деятельности. “Природа подчинила человека власти удовольствия и страдания – писал Бентам. – Им мы обязаны всеми нашими идеями, ими обусловлены все наши суждения, все наши решения в жизни. Тот, кто утверждает, что он свободен от этой зависимости, тот не знает, что говорит: стремиться к удовольствию и избегать страдания составляет его единственную задачу даже в ту минуту, когда он отказывается от величайших удовольствий или берет на себя самые сильные страдания”18.

Полезность выступает у Бентама главным критерием оценки всех явлений. Польза есть то общее, что характеризует все поступки, приносящие удовольствие. Польза и благо – одно и то же (“благо есть удовольствие или причина удовольствия”). Оценивая мораль с точки зрения принципа полезности, Бентам указывал, что целью моральной деятельности является достижение наибольшего количества счастья для наибольшего числа людей.

Мораль и законодательство выступают у Бентама как наука и искусство “направлять действия людей таким образом, чтобы в результате получилось наибольшее возможное количество счастья”19. Общая польза и есть общественное благо. “Наука состоит в том, чтобы знать, в чем заключается благо данного общества, искусство – в том, чтобы найти средства для осуществления этого блага”20. Несмотря на то что “центр морали и законодательства один и тот же”, их “окружности не совпадают”. [c.92] Главное различие между ними, по мысли Бентама, состоит в том, что законодательство влияет на поведение людей исключительно при помощи наказаний, а каждое наказание есть вред, оправданный только в том случае, если из него вытекает большее количество пользы.

Исходя из этого, Бентам определял, что деятельность законодателя (правительства) подобна врачу, выбирающему лекарство (зло) против болезни (большего зла). Поскольку всякий закон как нарушение свободы есть зло, то “задача правительства заключается только в выборе зла”21. При этом действовать нужно так, чтобы (1) быть уверенным, что каждый случай, который законодатель хочет предупредить, есть действительно зло, и (2) это зло более значительно, чем то, которым хочет воспользоваться законодатель.

Бентама обвиняют за калькуляцию в вопросах морали и права, за “моральную арифметику” при решении вопросов добра и зла, преступления и наказания. Эта арифметика, когда моральное благо исчисляется “наиболее возможным счастьем наибольшего числа людей” (что само по себе – прекрасный лозунг, заимствованный у Бентама социалистом Р. Оуэном), основана на принципах индивидуализма и гуманизма, понимаемых в буржуазном духе. В основе общества при таком подходе оказываются интересы отдельного частного лица – индивида. Его потребности и интересы есть его частное дело. человек сам в состоянии определить свой интерес и свою пользу, за него это не должны делать никакие авторитеты, он должен заботиться о себе сам и не полагаться на чью-либо помощь. Но и общество при таком подходе – не какая-то органическая целостность со своими особыми интересами, навязываемыми индивиду, а всего лишь сумма индивидов, и потому общественный интерес – это совокупность личностных интересов.

Исходя из такой арифметики, из принципа пользы, которому, по Бентаму, всегда инстинктивно следовали в решении практических вопросов морали и права, оспаривая его рассудком, он отвергал “ложные” и “невразумительные” положения школы естественного права, различение права и закона, возможность возникновения общества и государства путем общественного договора. Что значит правильно или неправильно рассуждать о законе? – спрашивал Бентам. Правильно – это значит знать благо (удовольствие) и зло (страдание), которые должен повлечь за собой закон: чем больше благ, тем больше доводов в его пользу, чем больше зол, тем больше доводов против него. Рассуждать неправильно – это значит представлять в защиту или в опровержение закона не его хорошие или дурные последствия, а что-то еще. [c.93]

Либеральные идеи Бентам дополнил демократическими. Он стал сторонником республиканского государственного устройства, считал, что “состав законодательного собрания будет наилучшим при наибольшем количестве точек соприкосновения с народом”22, выступал за расширение избирательного права, за упрощение и совершенствование законодательного процесса, за демократизацию судебной процедуры, за эффективный контроль деятельности законодательной и исполнительной власти с помощью свободной прессы, общественных дискуссий и т.д.

Политические взгляды Джона Стюарта Милля. Д.С. Милль(1806–1873), сын философа Джеймса Милля, последователь и критик Бентама, известен как яркий представитель доктрины классического либерализма. Наиболее известные политические произведения Д.С. Милля – это трактат “О свободе”, принесший ему заслуженную славу, и “Представительное правление”.

Во введении к трактату “О свободе” Милль указывал, что его интересует не философский аспект свободы (freedom – свобода воли), а гражданская или общественная свобода человека (liberty). Согласно Миллю, угроза свободе индивида идет как от тирании правительства, на что уже давно было обращено внимание политических мыслителей, так и от тирании господствующего в обществе “общественного мнения”, или взглядов большинства. Обществу свойственно “тяготение, хотя и не уголовными мерами, но насильственно навязывать свои идеи и правила тем индивидуумам, которые с ним расходятся в своих понятиях”23. Поэтому важно установить границу, далее которой общественное мнение не может законно вмешиваться в индивидуальную независимость, важно ответить на практический вопрос о согласовании личной независимости и общественного, контроля.

Милль считал, что в обществе закон и общественное мнение должны обязывать людей к исполнению известных правил поведения. Но какие. же должны быть эти правила – вот в чем самый важный вопрос. В каждую эпоху, в каждой стране господствующие правила воспринимаются людьми как несомненные, само собой разумеющиеся. Между тем эта почти всеобщая иллюзия представляет собой один из примеров магического влияния привычки. Во всех обществах, писал Милль, есть несколько принципов, играющих важную роль в образовании правил поведения, которые налагаются законом или общественным мнением. [c.94] В первую очередь, это интерес господствующего класса. Там, где один класс господствует над другим, большая часть общественной нравственности обусловлена интересами господствующего класса. Второй принцип, играющий важную роль в образовании правил поведения, состоит в раболепстве, в желании угодить своим временным господам или богам. Кроме того, на нравственные понятия оказывает влияние общественный интерес.

Симпатии и антипатии общества или наиболее могущественной его части определяют, какие именно правила должны соблюдать индивиды. Мыслителей занимал вопрос, что должно быть предметом симпатии и антипатии, а не вопрос, должны ли общественные симпатии и антипатии быть законом для индивидуумов. Никто из них не вступался за еретиков, не действовал во имя свободы. Власть общества над индивидуумом вызывала против себя протест только в деле религии, и только в религиозной сфере права индивидуума по отношению к обществу были заявлены как принцип.

Посему Милль заявил: люди индивидуально или коллективно могут вмешиваться в действия индивидуума только в том случае, если тот причиняет кому-либо вред, но никто не имеет права принуждать индивидуума что-либо сделать или не сделать, ссылаясь на то, что, по их мнению, так ему будет лучше, так он будет счастливее, или потому, что так поступать похвальнее. Сфера жизни индивидуума, которая имеет непосредственное отношение только к нему самому и есть сфера его индивидуальной свободы. Она включает, во-первых, свободу совести в самом широком смысле, абсолютную свободу мысли, чувства, мнения касательно всех предметов, и практических, и спекулятивных, и научных, и нравственных, и теологических. Во-вторых, свободу выбора цели, устройства жизни по своему усмотрению. В-третьих, свободу действовать сообща с другими для достижения цели, которая не вредна другим людям.

“Несвободно то общество, какова бы ни была его форма правления, в котором индивидуум не имеет свободы мысли и слова, свободы жить, как хочет, свободы ассоциации, – и только то общество свободно, в котором все эти виды индивидуальной свободы существуют абсолютно и безразлично одинаково для всех его членов”24. Даже у всего рода человеческого, будь оно единого мнения, нет права заставить молчать одного индивидуума, думающего иначе.

Материальное благосостояние людей зависит от их умственного благосостояния, считал Милль. [c.95] Свобода мнений необходима по следующим причинам: 1) мнение, которое хотят насильственно уничтожить, может быть верным, отрицая это, мы претендуем на непогрешимость; 2) лишенное возможности быть высказанным, мнение обычно содержит часть истины, а господствующее мнение редко или почти никогда не представляет собой всей истины, поэтому только при столкновении мнений может быть открыта недостающая часть истины; 3) если даже общепризнанное мнение истинно, то без права на критику оно превращается в глазах людей в предрассудок; 4) делая себя недоступной для критики, доктрина утрачивает смысл, превращаясь в догму, она утрачивает влияние на характер поступки людей, препятствует зарождению искренние убеждений, исходящих из разума и опыта.

Милль высоко ценил доктрину немецкого либерала Вильгельма Гумбольдта (1767–1835) об индивидуальности как высшей ценности. Согласно этой доктрине, конечная цель человека, та цель, что предписана ему вечными, неизменными велениями разума, состоит в “наивозможно гармоническом развитии всех его способностей в одно полное и состоятельное целое”. Все свои усилия человек должен направлять на развитие своей индивидуальности. Для этого необходимы два условия – “свобода и разнообразие личных положений”25. Что касается второго условия, то Милль отмечал еще в начале XIX столетия движение в сторону массового общества, угрожающее свободной индивидуальности.

В прежние времена различные классы общества, различные местности, промыслы, ремесла жили своей особой жизнью, составляли особые миры. Теперь отдельные миры сливаются в один мир: все читают, слышат, видят одно и то же, посещают одни и те же места, у всех одинаковые цели, надежды и опасения, все имеют одинаковые права, одинаковые средства для их охранения. Конечно, отмечал Милль, разнообразие положений еще значительно, но с каждым днем все более сглаживается. Этому способствуют политические перемены нашего времени, имеющие одно направление – привести всех к одному уровню, распространение просвещения, подчиняющее людей общим влияниям, улучшения в средствах сообщения, увеличивающие контакты жителей отдаленных местностей, наконец, само процветание торговли и промышленности. И над этим сглаживанием индивидуальных различий работает еще самая могущественная сила – общественное мнение. “Теперь, пока еще общая ассимиляция не совсем совершилась, – теперь более, чем когда-либо, своевременно заявить право индивидуальности”26, – писал Милль. [c.96]

Милль заметил еще одну закономерность политической жизни, имею щую большое значение вплоть до сегодняшнего дня: наступление государства на гражданское общество, расширение масштабов и влияния бюрократии при деградации институтов гражданского общества и индивидуальной инициативы, лежащей в его основе. Как быть, когда правительственное вмешательство продиктовано не тем, чтобы стеснить индивидов, а тем, чтобы помочь им? Милль поддерживал либеральный принцип невмешательства государства в дела гражданского общества. Во-первых, индивидуумы всегда сделают лучше, чем правительство, всякое дело, которое касается их самих. Во-вторых, предоставление частным лицам возможности быть присяжными, управления большими промышленными и филантропическими предприятиями посредством свободных ассоциаций и т.д. служит могущественным средством к умственному воспитанию индивидуумов и развитию их способностей, а потому способствует разнообразию. Правительственная же деятельность всегда и во всем имеет наклонность к однообразию. В-третьих, самый важный довод: всегда в высшей степени вредно увеличивать правительственную власть без крайней к тому необходимости. Если правительство возьмет на себя удовлетворение многообразных общественных потребностей и привлечет к себе на службу самых способных людей, “то тогда в государстве образуется многочисленная бюрократия, в которой сосредоточится... вся практическая интеллигенция страны”, а “вся остальная часть общества станет по отношению к этой бюрократии в положение опекаемого, будет ожидать от нее советов и указаний, как и что ей делать, – тогда честолюбие самых способных и деятельных членов общества обратится на то, чтобы вступить в ряды этой бюрократии”27. В результате – самая способная и дисциплинированная часть общества превратится в одну бюрократическую корпорацию, управляющую остальной частью, и наступит всеобщее порабощение, включая самих членов бюрократии.

В. Эбенстайн, профессор Принстонского университета, перу которого принадлежит большой труд по истории политической мысли, таким образом подытожил главные выводы Милля: ценность государства определяется ценностью его граждан. Спор капитализма и коммунизма (а Милль был хорошо знаком с работами социалистов-утопистов, но игнорировал К. Маркса) решается одним соображением: “в какой из двух систем больше свободы”. Он предвидел, что социализм зайдет в тупик, если откажется от либерального наследства, восприняв философию “всемогущего государства”. Национализация – кратчайший путь к политическому самоубийству. [c.97] Альтернативу частной собственности можно найти в кооперативах, муниципалитетах, профсоюзах и других ассоциациях, основанных на добровольном союзе, а не на суверенной власти государства. Частную собственность нужно не разрушать, а стремиться каждого сделать собственником. Необходима “ассоциация рабочих, коллективно владеющих капиталом и работающих под руководством избранных ими менеджеров. Нельзя подавлять личную свободу ради сильного государства28.

Политические взгляды Алексиса де Токвиля. Среди французских либералов XIX в. имя А. де Токвиля (1805–1859) пользуется широкой известностью, главным образом благодаря его книге “Демократия в Америке”, не устаревшей до сих пор.

Токвиль происходил из аристократии, члены его семьи были убежденными роялистами и пострадали во время революции. Сам он, однако еще будучи студентом факультета права в Париже, имел либеральные убеждения. Став чиновником министерства внутренних дел, Токвиль вместе с другом Бомоном получил разрешение в счет отпуска посетить Соединенные Штаты и изучить недавно происшедшие там изменения в управлении тюрьмами. Но Токвиль намеревался написать книгу об Америке, “по возможности наиболее полное и научное” описание того, как на деле функционируют американские учреждения, о “которых все говорят и которых никто не знает”. Пробыв в США всего девять месяцев, он написал произведение, которое принесло ему славу “естественного преемника Монтескье”. Из идей современников идеи Токвиля были наиболее близки взглядам Д.С. Милля, который отозвался об этой книге как о классическом произведении.

По оценке известного британского политолога XX в. Гарольда Ласки, книга Токвиля – плод не столько применения научного метода, сколько большой интуиции. Ему не удалось правильно оценить некоторые важные стороны американской действительности, в частности, роль политических партий, быстрый рост промышленности, ведущий к стремительному развитию городских агломераций. Более того, та Америка, которую описывал Токвиль, стремительно уходила в прошлое. Тем более удивительны те многочисленные прозрения и выводы, к которым пришел Токвиль. Г. Ласки отмечал, что значительное число тех людей, с которыми Токвиль общался в Америке и которые делились с ним своими суждениями, были настроены критически к американской действительности. И то, что Токвиль сумел преодолеть как их влияние, так и влияние среды и своего воспитания, отнесясь непредвзято к описываемому им режиму, который был ему самому малосимпатичен и на который он не мог возлагать больших надежд, – это настоящий подвиг29. [c.98]

К каким же выводам пришел Токвиль? Одним из первых он сказал “о близящемся неизбежном наступлении демократии во всем мире”. Общество, предупреждал Токвиль, “меняет свой облик, человечество преобразует условия своего существования и в недалеком будущем его ожидают перемены в судьбах. Этот процесс установления равенства носит неизбежный, всемирный и долговременный характер. Уничтожив феодальную систему и победив королей, демократия не отступит и перед буржуазией и богачами” 30. Под “демократией” Токвиль понимал движение общества к равенству, которое сметало все привилегии, особенно в области политики. Вместе с тем он понимал под демократией и стремление к уравниванию всех сторон жизни общества, и республиканскую форму правления, и “народ”, и всеобщее избирательное право.

Как человек либеральных убеждений, он больше всего ценил свободу, закон, уважение к правилам, но не демократию. По его словам, по натуре он был и остался аристократом, боящимся и презирающим чернь. Но после посещения Америки “интеллектуально он склонился к демократии”, не будучи демократом по убеждению. Как отмечал французский писатель XIX в. Сент-Бев, отношение Токвиля к демократии было “браком по расчету, по необходимости, а не по любви” 31. Токвиль понял, что американская и французская революции – не изолированные явления, а часть процесса демократизации, что подлинный выбор теперь надо будет делать не между аристократией и демократией, а между демократией, обладающей порядком и моралью, и демократией, не знающей дисциплины и порядка, способной установить тяжелейшее иго над личной свободой человека. В Америке его как раз и привлекло общественное устройство, сочетающее уважение к свободе при осуществлении равенства полнее, чем в какой-либо другой стране.

Токвиль отмечал гениальность американской политической системы, передавшей власть в руки большинства, во главе которого стояли самые просвещенные классы. Законы, принятые американской демократией, вызывали глубокое уважение. Люди были свободны, мыслили независимо, верили в свои силы ив возможность преуспеть, умели сотрудничать. Не существовало закрытых социальных групп, и люди легко поднимались по социальной лестнице. Благодаря огромным размерам и богатым ресурсам государства американцы направляют энергию на достижение богатства и ком форта, а не на борьбу за власть. [c.99] Более всего его удивляло, что американцы говорили о процветании государственных дел в то время, как президент и конгресс вели ожесточенную борьбу. Его поразило мнение американцев, что лучшим доказательством жизнестойкости их общественного строя является тот факт, что они легко обходятся без помощи правительства, а их общество развивается вопреки деятельности администрации.

Однако Токвиль предвидел и возникновение новых, возможно еще более жестоких противоречий, связанных с развитием капитализма. Он предрек образование новой аристократии – промышленной. Демократия поощряет рост промышленности, увеличение производства товаров, необходимых для благосостояния народа. Равенство возможностей расширяет круг предпринимателей, растет и численность рабочих. Но при производстве массовой продукции труд рабочего все больше концентрируется на отдельной детали, и его личность деградирует. А предприниматель, управляющий целым предприятием, совершенствует свой разум. Предприниматель походит на администратора огромной империи, а рабочий на тупого раба. Чем же это не новая аристократия? “Промышленная аристократия, набирающая силу на наших глазах, – одна из самых жестоких аристократий, когда-либо появлявшихся на земле... Именно в эту сторону друзья демократии должны постоянно обращать свои настороженные взоры, ибо если устойчивым привилегиям и власти аристократии когда-либо вновь суждено подчинить себе мир, то можно предсказать, что войдут они через эту дверь” 32.

§ 3. Социалистическая мысль XIX в.

Грубоуравнительный, “казарменный коммунизм” XVI-XVIII вв. (Мор, Кампанелла, Уинстенли, Мелье, Морелли, Бабеф) предлагал в качестве - идеала одинаковость жизни и “равное счастье” для всех, вытекающие отсюда принудительный характер труда и жесткую регламентацию потребления, аскетическую строгость нравов, возврат “к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека” 33. В отличие от него социалистические учения периода промышленного капитализма XIX в., принадлежащие перу Шарля Фурье и Роберта Оуэна, основывались на признании относительной прогрессивности капиталистического строя, содержали идеи о решающей роли науки и производства в переходе к обществу социального равенства, о возвышающихся потребностях свободно живущих в нем людей. [c.100]

Шарль Фурье (1772–1837) происходил из семьи торговца колониальными товарами. В юности он обучался в Париже точным и юридическим наукам, но после переехал в Лион, бывший в то время самым крупным торговым и промышленным Центром Франции. Его исследования в области общественных наук, как он сам признался, начались с яблока. Фурье заподозрил наличие фундаментальной неисправности в хозяйственном механизме индустриального общества, когда сравнил цены на яблоки в рамках одного климатического пояса (в Парижском ресторане одно яблоко стоило столько же, сколько сто таких же яблок, и даже лучшего качества, в той области, из которой приехал Фурье).

Исторические воззрения сформировались у Фурье под влиянием взглядов французского философа Кондорсе. Фурье рассматривал историю человечества как путь от социальной беспорядочности и дисгармонии к социальной гармонии, к справедливому общественному строю. “Общественные уклады: дикости, патриархата, варварства и цивилизации – это лишь тернистые тропы, ступени для того, чтобы подняться к лучшему общественному порядку – строю согласованности” 34. Фурье считал, что современный общественный уклад – цивилизация – пережил детство в период античности, а ныне находится в состоянии упадка. Фурье дал всестороннюю критику цивилизации (капитализма).

Фурье считал, что французская революция не привела к победе разума и свободы, что современная цивилизация – это “антипод провиденциальной судьбы, мир дыбом, социальный ад” 35. Главную роль в экономике играет торговый капитал, пожирающий все общество, в то время как “честный собственник”, который “силой опыта и утомительных трудов создает ценности и едва добивается легкого прироста своего небольшого дохода, находится в угнетенном положении” 36. Миллионы тружеников переживают страдания и лишения из-за анархии, производство ведется “беспорядочно, безо всякого метода по части пропорционального вознаграждения, безо всякой гарантии приобщения производителя, или рабочего, к растущему богатству” 37. Более того, при существующем строе, согласно Фурье, до двух третей населения ведут паразитический образ жизни. “Паразиты” состоят из четырех разрядов: домашние (большинство женщин, детей и слуг), общественные (вооруженные силы, большая часть государственных чиновников, половина промышленников, девять десятых торговцев), второстепенные (безработные, юристы, экономисты, бездельники и т.д.), из “стержневых классов” (биржевые игроки, Спекулянты и др.). [c.101]

Политический строй цивилизации служит интересам богатых классов. “На деле право является иллюзорным, когда не можешь осуществлять его. Свидетельство тому - конституционное право на суверенитет, которое имеет народ. Вопреки этой блещущей великолепием прерогативе, плебей не имеет даже возможности пообедать, если у него нет ни су в кармане” 38. Для бедняка нет ни правосудия (у него нет средств даже для вчинения иска), ни возможности освободиться от повинностей, от которых свободен богач, он или безработный, или трудится по 16 часов на фабрике, представляющей собой “смягченную каторгу”.

Особое внимание Фурье обращал на внутренний мир человека, который уродуется при этом строе. Люди труда, лишенные материального достатка, осуждены на удушение чувств. Вместе с тем он подчеркивал известную историческую прогрессивность института брака; “Буржуазный брак представляет собой этап на пути от “абсолютного рабства” женщины в эпоху варварства до любовной корпорации при строе гармонии” 39.

Переход к новому, справедливому обществу виделся Фурье в пропаганде передовых идей силой примера. Он выступал решительным противником насилия и террора. “Цель моя... вызвать желание изобрести лучший социальный механизм” 40. Разработке общественного идеала Фурье посвятил работы “Трактат об ассоциации” и “Новый хозяйственный и социетарный мир”. Целью здорового общества будущего он провозгласил не столько увеличение материального благосостояния, сколько осуществление нашей основной потребности – в братской любви.

В будущем обществе, представляющем собой свободные и добровольные объединения в сфере производства и потребления (фаланги), индивидуализм и коллективизм будут гармонично сочетаться. Вся производственная, культурная и бытовая жизнь будет регулироваться механизмом человеческих страстей. В производительный труд, который станет удовольствием, нужно вовлечь все население, при этом двух рабочих часов вполне достаточно. Стимулами к труду послужат его привлекательность, частая смена занятий, состязательность. Удовлетворение всем участникам фаланг принесет распределение доходов по капиталу, труду и таланту. Высший хозяйственный совет – ареопаг – будет властью, опирающейся на авторитет общественного мнения.

Роберт Оуэн (1771–1858) был в первую очередь практиком, руководителем и собственником одной из текстильных фабрик Шотландии, на которой он наилучшим образом организовал производство. Для Оуэна, как и для Фурье, целью нового общества было прежде всего улучшение главной ценности – человека. [c.102]

Главной идеей Оуэна было такое понимание человека, в соответствии с которым его характер определяется в первую очередь обстоятельствами, в которых он живет. Поэтому для изменения человека к лучшему нужно сначала изменить обстоятельства его жизни. Без снижения заработной платы Оуэн сократил рабочий день с 15 до 10,5 часа, благоустроил рабочий поселок, открыл фабричную лавку с более дешевыми товарами для рабочих, а также ясли, сад и школу, В результате не только улучшились нравы и взаимоотношения между людьми, но и повысилась производительность труда и прибыль. Опыт Оуэна получил широкую известность.

Оуэн предлагал создавать трудовые общины, состоящие из людей, занятых по 8 часов в сутки попеременно промышленным и сельскохозяйственным трудом, организовать в общинах систему общественного питания и службы быта, построить вокруг промышленных предприятий поселки, сочетая “все преимущества большого города... с преимуществами деревни” 41. В каждой общине предполагалось самоуправление через комитет, составленный из жителей. Функции центральной власти, связанные с изданием законов и сбором налогов, должны были постепенно отмирать.

Переход к новому строю виделся Оуэну через реформы правительства. “Теперешние правительства Европы и Америки, – писал Оуэн, – в сущности не враждебны реальному улучшению общественных условий; они желают их совершенствования, и когда они вполне поймут, как этого можно достичь, то они не откажут в своем активном содействии” 42.

Воплотить свои мечты в жизнь Оуэн взялся на американском континенте. В 1825 г. в штате Индиана, заплатив больше половины своего состояния, он купил участок земли для организации общины “Новая гармония”. Община просуществовала недолго, и Оуэн вернулся в Англию.

На следующем этапе своей жизни Оуэн обратил свое внимание на рабочий класс. Еще в 20-е гг. в Англии были узаконены тред-юнионы, возникало много кооперативных обществ. Идеологией сотен тысяч рабочих становились взгляды Оуэна. В 30-е гг. Оуэн пришел к выводу, что “рабочие классы одни в состоянии осуществить преобразования, ибо помощи от господствующих классов ждать не приходится” 43. Однако он отрицательно относился к чартизму как к рабочему движению, носившему преимущественно политический характер. В 30–40 гг. возникло много оуэнистских общин по всей Англии, а в 1839 г. – “Всеобщее общинное общество сторонников рациональной религии”, объединявшее 50 тысяч квалифицированных рабочих из 350 городов. [c.103] “Все общественные движения, которые происходили в Англии в интересах рабочего класса, - отмечал Ф. Энгельс, – и все их действительные достижения связаны с именем Оуэна” 44.

Политические взгляды Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Карл Маркс (1818–1883) и Фридрих Энгельс (1820–1895) являются создателями марксизма – революционного учения, рождение которого относится ко второй половине 40-х гг., а дальнейшее развитие занимает почти всю вторую половину XIX в. Единство взглядов Маркса и Энгельса было столь полным, что ряд произведений (“Немецкая идеология”, “Манифест коммунистической партии” и др.) они написали совместно. А третий том “Капитала” – главного труда Маркса – был дописан и издан Энгельсом уже после смерти Маркса по оставшимся рукописям и фрагментам.

Марксизм возник в русле европейских рационалистических традиций и учений. Марксистское направление социализма стало доминирующей формой, воспринятой мировым социалистическим мышлением. Как и у других социалистов, таких как Фурье и Оуэн, основной заботой Маркса являлся человек. Мировая история есть история производства самого человека, но она же есть и история отчуждения человека от самого себя: этот процесс происходит как в сфере экономики, где над человеком господствуют “вещные” отношения, так и в политике, где он попадает под власть собственных отчужденных сил в лице государства. Чтобы стать подлинно свободным, из объекта обстоятельств стать их субъектом, человеку необходимо освободиться не только от политического угнетения со стороны государственной власти, но и подчинить своему контролю процесс производства материальных благ, освободившись от господства вещей и обстоятельств.

Главной целью развития человека, по мысли Маркса, является гармония между человеком и человеком, человеком и природой, что отвечает его наиболее важным потребностям. Для Маркса главной характеристикой будущего Общества, его главной ценностью было “полное и свободное развитие каждого индивидуума”, в свою очередь являющееся условием свободного развития всех.

Как должно произойти освобождение человека? При капитализме процесс самоотчуждения человека достиг своей высшей точки, поскольку его физические силы стали товаром и сам он таким образом превратился в вещь. [c.104] Рабочий класс как самый отчужденный класс и должен осуществить процесс человеческой эмансипации вообще. Освобождая себя” он освободит все общество. Освобождение должно произойти в экономической сфере, выразиться в социализации средств производства, что приведет к отмене “наемного” характера труда и его превращению в потребность здорового организма. Тяжелый физический труд будет передан автоматам, а функцией человека в производстве станет контроль и регулирование.

Значительно более сложными и противоречивыми были представления Маркса об освобождении человека в сфере политики, или учение о государстве. Маркс и Энгельс придерживались той точки зрения, что целью социализма должно быть не только бесклассовое, но и безгосударственное общество. Но достижение этой цели возможно только после того, как рабочий класс завоюет политическую власть и преобразует государство. Захват государственной власти был для Маркса необходимым средством для достижения цели отмирания государства в дальнейшем. За “государственный социализм” Маркса критиковали сторонники полного уничтожения государства – анархисты.

С “государственным социализмом” Маркса тесно связана его установка на революцию. Несмотря на то что “поздний” Энгельс в условиях мирного и эффективного развития капитализма конца XIX в. кое в чем изменил марксистский подход к государству и революции, в целом все же марксизм придерживался положения о революционном захвате власти. Эрих Фромм по этому поводу отмечал: когда Маркса обвиняют прежде всего в том, что он выступал за насилие и революцию, то это искажение фактов. Идея политической революции не является специфически марксистской или социалистической, это традиционная идея буржуазного общества трех последних столетий. Трагической ошибкой Маркса, ошибкой, которая внесла свой вклад в развитие сталинизма, было то, что он не освободился от традиционной переоценки политической власти и насилия 45.

С другой стороны, последователи революционного западного марксизма в XX в. именно в провозглашении курса на революционный захват власти видели отличие марксизма от социал-реформизма. С этой точки зрения, они критиковали Маркса за недооценку репрессивного характера “пацифистских” государств – Англии, Дании и Соединенных Штатов: временами у него проскальзывала мысль, что именно в этих государствах к социализму можно прийти мирным, парламентским, путем. [c.105] С точки зрения П. Андерсона, вся история XX в. показывает, что правительства буржуазных государств никогда бы не согласились с приходом к власти таких социалистов, которые пожелали бы отнять у капиталистов частную собственность: “Во всех без исключения странах, от России до Китая, Вьетнама до Кубы, от Чили до Никарагуа, где возникала угроза существованию капитала, он отвечал яростной интервенцией, блокадой, гражданской войной” 46.

Как видим, можно по-разному оценивать политическую теорию Маркса, но нельзя не согласиться с мнением Андерсона, что многие проблемы как теоретического, так и практического плана, возникшие у его последователей в XX столетии, связаны с неразработанностью самой марксистской политической теории. Андерсон в этой связи отмечал как наиболее уязвимые следующие проблемы. Во-первых, отношение Маркса к капиталистическому государству. В ранних работах он предпринял попытку теоретического исследования (пусть на весьма абстрактном философском уровне) структуры буржуазной демократии. Затем, в 1848–1850 гг. провел единственное конкретное историческое исследование диктаторского государства, созданного Лун Наполеоном, после чего уничижительный ярлык “бонапартизм” использовал применительно к любому буржуазному государству вообще. Никогда не анализировал английское парламентское государство, в условиях которого он прожил до конца своих дней. В результате Марксу не удалось создать учение о структурах классовой власти буржуазии. Во-вторых, поражение 1848 г. привело к возникновению у Маркса ошибочного представления о невозможности в будущем буржуазных революций из-за повсеместного страха капитала перед рабочим классом. На самом деле весь оставшийся период жизни Маркса совпал с триумфальным шествием буржуазных революций в Германии, Италии, Японии и др. Все эти революции происходили под знаменем национализма, а не демократии. Маркс предполагал, что развитие капитализма ослабит национальные различия, фактически же оно вызвало и усилило национализм. Таким образом, следующим поколениям социалистов были оставлены пустоты в исследовании сущности наций и национализма. (Андерсен назвал эти и некоторые другие неудачи Маркса в области экономической теории потому, что считал Маркса слишком большим ученым, заплатившим ошибками и упущениями за свое гениальное предвидение будущего.)

Как уже отмечалось, взгляды на государство и революцию в марксизме претерпели определенное изменение, что связано, в первую очередь, с именем Энгельса. [c.106] Можно сказать, что до середины 80-х гг. в марксизме главенствовало представление о государстве как организации “исключительно господствующего класса”, которая “во всех случаях остается по существу машиной для подавления угнетенного, эксплуатируемого класса”, (Так представлял себе суть дела Энгельс в работе “Происхождение семьи, частной собственности и государства”.) Однако “поздний” Энгельс сумел увидеть в политических структурах капитализма конца XIX в. то, чего не было в нем в революционный период европейской истории 40–70-х гг. XIX в., когда и сформировались взгляды марксизма на революцию. Речь идет не только о таких важных мероприятиях, как введение всеобщего начального образования и всеобщего социального страхования, что свидетельствовало о начале перехода буржуазного государства от традиционных эксплуататорских функций к функциям социальной поддержки и социальной политики. Речь идет также о расширении избирательных прав, о переходе ко всеобщему избирательному праву, пользуясь которым рабочие впервые получили возможность направить своих представителей в структуры государственной власти.

Не случайно в это время Энгельс сказал о возможности “поворотного пункта” в истории капитализма, после которого буржуазия “теряет способность к исключительному политическому господству; ищет себе союзников, с которыми, смотря по обстоятельствам, она или делит свое господство, или уступает его целиком” 47. Как видно, Энгельс говорил о возможности совершенно немыслимого ранее политического процесса – о частичной уступке буржуазией своего политического господства своим союзникам. И хотя Энгельс не назвал “по имени” этих союзников буржуазии, которым она может уступить политическую власть частично или даже целиком, – идея такой возможности объективно открывала перед рабочим классом новые перспективы в борьбе за власть. Эту идею в дальнейшем развили теоретики социал-демократии.

В 1895 г., незадолго до своей смерти, Энгельс говорил об “иронии всемирной истории”, которая “ставит все вверх ногами”: “История совершенно изменила те условия, при которых приходится вести борьбу пролетариату. Способ борьбы, применявшийся в 1848 г., теперь во всех отношениях устарел... Мы, “революционеры”, “ниспровергатели”, гораздо больше преуспеваем с помощью легальных средств, чем с помощью нелегальных или с помощью переворота” 48, т.е. насильственной революции.

Совершенно естественно, что эти идеи потребовали пересмотра положения о необходимости “слома старого государства”, высказанного Марксом в работе “18 брюмера Луи Бонапарта” и в письмах к Л. Кугелвману: “Если ты заглянешь в последнюю главу “18 брюмера”, ты увидишь, что следующей попыткой французской революции я объявляю: не передать из одних рук в другие бюрократически-военную машину, как бывало сих пор, а сломать ее, и именно таково предварительное условие действительно народной революции на континенте” 49. [c.107]

Спустя 12 лет, в 1883 г. Энгельс заявил иначе. Он исключил марксистов из числа “сломщиков” буржуазного государства, ограничивая их анархистами и подвергая последних критике: “Анархисты ставят все на голову. Они заявляют, что пролетарская революция должна начаться упразднения политической организации государства. Но единственная организация, которую рабочий класс застает в готовом виде после своей победы, – это именно государство. Правда, это государство требует значительных изменений, прежде чем оно станет выполнять свои функции. Но разрушить его в такой момент – значило бы разрушить то единственное орудие, посредством которого победоносный рабочий класс может осуществлять только что завоеванную им власть.” 50. Таким образом, марксизм оставлял возможность как революционной, так и социал-демократической стратегии в отношении к буржуазному государству.

§ 4. Политическая мысль в XX в.

Капитализм на раннем этапе своего развития основывался на принципах индивидуализма, частной собственности, свободных рыночных отношений и конкуренции. В XX в. он все больше изменяет свой первоначальный характер, “социализируя” общество. Этому способствовало укрупнение производства, создание индустриальных империй Карнеги, Рокфеллера, Форда. Обладая огромной властью над служащими и всеми работниками, крупный капитал не нес за свои решения никакой ответственности. Если учесть, что к началу XX в. в развитых капиталистических странах вводилось всеобщее избирательное право, то будет понято нараставшее противоречие между политической свободой, завоеванной широкими народными массами, и их экономической зависимостью и беззащитностью. С этим противоречием и связано повышение роли государства в регулировании экономических отношений, в разрешении социальных конфликтов, в разработке экономической и социальной политики, способной спасти политическую свободу.

Политическая мысль в XX в. развивалась по трем основным направлениям: академическое направление, социально-философские теории, а также идеологические концепции, имеющие ярко выраженную практическую направленность. [c.108] Академическое направление возникло в США в начале XX в. в университетской среде и связано с утверждением политической науки в качестве самостоятельной академической дисциплины. В Европе исходные предпосылки этого направления формулировались М Вебером, В. Парето и др. Для многих представителей академической мысли характерна отстраненность от идеологических споров по актуальным вопросам политики и сосредоточенность на изучении закономерностей политического поведения, функционировании политических институтов, создание моделей политических систем, общих теорий конфликтов и т.д. Тем не менее это направление критикуется за служебную роль в системе властных и управленческих структур буржуазного общества.

Социально-философские теории представлены теориями индустриального, постиндустриального, информационного общества, “критической теорией” неомарксистов и др. В этих теориях, в отличие от “позитивного” знания академической мысли, предлагаются различные умозрительные модели происхождения и природы современных “развитых обществ”. Их многообразие, в частности, наличие леворадикально ориентированных версий теории “индустриального общества”, критика “новыми левыми” теории “постиндустриального общества как идеализированного варианта капитализма, удерживает это направление в поле идеологического дискурса.

Собственно идеологическое направление политической мысли (либеральные, консервативные, социалистические, радикалистские и др. теории), в отличие от двух предыдущих, стремится не только быть в гуще текущих событий, но и своевременно разрабатывать стратегию и тактику общественных преобразований, задействуя для этого и теоретические наработки первых двух направлений (это направление рассмотрено в гл. 14).

Политическое учение Макса Вебера. Макс Вебер (1864–1920) является крупнейшим немецким социологом, социальным философом, историком. В современной политической науке его авторитет высок главным образом благодаря разработанной им (1) теории политической власти, рассмотревшей вопрос о принципах ее легитимности, (2) теории господства рациональной бюрократии в современном сложноорганизованном обществе, (3) теории “плебисцитарной” демократии, снимающей издержки господства формального права в современных демократиях, чреватого неизбежной бюрократизацией и обезличенностьго процессов руководства, (4) наконец, благодаря его анализу современного капитализма как воплощения принципа рациональности.

Веберовский анализ капитализма представляет большой интерес для граждан современной РОССИИ. Не только потому, что о капитализме большинство из нас знает главным образом благодаря марксистской трактовке, в которой он представлен как весьма сомнительная ценность. [c.109] Но потому, что под видом капитализма гражданам России могут преподнести все, что угодно, только не современный его вариант, позволяющий на основе роста производительности труда и строгой законности улучшить материальное положение народа и решить, наконец, больную для России проблему бедности.

Главной идеей веберовского анализа капиталистического общества, в отличие от анализа, предпринимавшегося К. Марксом или В. Зомбартом (один из основоположников теории “организованного капитализма”), является последовательно проведенная идея рациональности. Для Вебера, последователя теории организационной структуры, капитализм как строй формируется только тогда, когда при помощи организации становится возможным обуздать стремление к леткой наживе, которое присутствует в поведении чиновников-взяточников и кокоток, посетителей игорных домов и нищих, разбойников и крестоносцев. Капитал существовал и в древности, а капитализм – нет. Капиталы, сделанные на военных поставках, ростовщичестве, собранные откупщиками должностей и налогов, благодаря крупным торговым и финансовым махинациям, были и в Китае, и в Индии, и Вавилоне, и в Древней Греции и Древнем Риме. Флоренции – в течение трех тысячелетий древней и средневековой истории. Но капитализм западного типа получил развитие только в условиях западной цивилизации в Новое время. Полноценное капиталистическое общество основано на принципах полезности и рентабельности, которые определяют поведение настоящего буржуа. Вебер писал: “...несомненной фундаментальной особенностью капиталистического частного хозяйства является то, что оно рационализировано на основе строгого расчета, планомерно и трезво направлено на реализацию поставленной перед ним цели; этим оно отличается от хозяйства живущих сегодняшним днем крестьян, от привилегий и рутины старых цеховых мастеров и от “авантюристического капитализма”, ориентированного на политическую удачу и иррациональную спекуляцию” 51.

По М. Веберу, особенность современного западного капитализма, существующего на промышленной основе, состоит в том, что это рационально организованное общество: в экономике – рациональное ведение хозяйства, рациональное денежное обращение, позволяющее добиться предельной экономической эффективности; в политике – это общество с рациональным правом и государственным управлением (рациональная бюрократия); с рациональной религией (протестантизмом); с рациональной деятельностью в сфере культуры (наука). [c.110]

Теории политических элит Г. Моски, В. Парето, Р. Михельса . Концепция элит, развивающая тему политической власти, входит составной частью в современную политическую науку. Основоположниками теории являются представители итальянской школы итальянцы В. Парето (1848–1923). Г. Моска (1858–1941) и немец Р. Михельс (1876–1936), переехавший из Германии в Италию. Их взгляды относят к “макиавеллистской” школе, поскольку считается, что впервые элита как правящая группировка в обществе рассматривалась в работах их соотечественника Макиавелли.

Г. Моска – итальянский исследователь, генерал, один из основателей политологии. Основные произведения Гаэтано Моски “Теория правления и парламентское правление”, “Основы политической науки”, “История политических доктрин”. Первую часть своей жизни Моска посвятил критике представительных демократических режимов, которые он называл плутодемократиями. Но во вторую половину жизни, когда он имел возможность познакомиться с жесткими тоталитарными режимами, Моска доказывал, что несмотря на свои изъяны, плутодемократические олигархии – демократические элиты – наименее опасны для индивидуальной свободы.

Теории элит – это теории о разделении людей в любом обществе на элиты и массы. Моска развивал представление о том, что “во всех обществах (начиная со слаборазвитых или с трудом достигших основ цивилизации до наиболее развитых и могущественных) существует два класса людей – класс правящих и класс управляемых. Первый, всегда менее многочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть и наслаждается теми преимуществами, которые дает власть, в то время как второй, более многочисленный класс управляется и контролируется первым...” 52. Развивая свою теорию, Моска разработал “закон социальной дихотомии”, дал понятие политического класса, определил два типа организации политического управления, качества политического класса и условия доступа к нему, способы закрепления власти политического класса и его обновления, выделил две тенденции развития политического класса и др.

Независимо от Моски концепция элит разрабатывалась Вильфредо Парето – основоположником эмпирической социологии и экономистом, женатым на Александре Бакуниной. Парето интересовался теорией анархизма, изучал русский язык. В области политической науки Парето прославился благодаря своей теории идеологии (рассматривается в соответствующей главе учебного пособия) и теории политических элит. [c.111] В работах “Подъем и падение элит”. “Трактат по общей социологии” он сформулировал основные положения своей теории.

Согласно Парето, элита – это лишенный ценностного смысла термин, включающий всех тех, кто занимает самое высокое место на шкале, измеряющей любую социальную ценность: будь то власть, богатство, знание, престиж. Элита делится на правящую и неправящую (контрэлиту). Существует два типа элит – “львы” (жесткие, решительные руководители, опирающиеся на силу в управлении) и “лисы” (гибкие руководители, использующие методы переговоров, уступок, убеждения). Развитие общества происходит путем циркуляции или круговорота элит: “История человечества – это история постоянной смены элит; одни возвышаются, другие приходят в упадок”. Парето рассмотрел вопрос о “массовой циркуляции элит” или революции: вытеснении и замене старой элиты контрэлитой с помощью масс. В этом процессе революционной смены элит многих представителей старой элиты (пришедшей в упадок) убивают, сажают в тюрьмы, высылают или же низводят до самого низкого социального уровня. Однако некоторые из них спасаются, предавая свой класс, причем они часто занимают ведущие позиции в революционном движении. Вывод Парето состоит в том, что главным результатом революционных перемен становится появление новой элиты с некоторой примесью старой.

Р. Михельс является одним из основателей политической социологии. Его перу принадлежит работа под названием “Социология политических, партий в условиях демократии”. Роберт Михельс открыл закон, управляющий всеми социальными организациями, и назвал его “железным законом олигархии”. Согласно этому закону, человеческая общественная жизнь невозможна без наличия крупных организаций, руководство которыми не может осуществляться всеми их членами. В государственной организации, а также в партиях, профсоюзных и иных общественных организациях, церкви и пр. власть концентрируется в руках тех, кто способен к управлению, в высших структурах, которые выходят из-под контроля рядовых членов. Даже в партиях рядовые массы, неспособные к управлению, выдвигают вождей, которые со временем отрываются от рядовых членов и превращаются в партийную элиту. “Историческая эволюция смеется над всеми профилактическими мерами, которые применяются для предотвращения олигархии. Если принимаются законы для контроля над господством вождей, то от этого слабеют законы, а не вожди” 53. [c.112]

Теории макиавеллистской школы были распространены в Италии, Германии, Франции между Первой и Второй мировыми войнами. Но широкая известность пришла к ним на американском континенте. В 30-е гг. в Гарвардском университете состоялся семинар по изучению Парето (его теория социального действия была в дальнейшем переработана структурным функционализмом). Идеи Г. Моски об эмпирическом подходе к познанию политических явлений, о том, что объектом исследования является живая реальность, также способствовали становлению Чикагской школы политической науки. Всемирный конгресс политологов (Мюнхен. 1970) отметил особую роль итальянской школы, послужившей отправным пунктом многочисленных исследований политических элит.

Чарлз Мерриам как основоположник чикагской школы политических исследований. Ч. Мерриам (1874–1953) является одним из создателей современной политической науки. В течение 17 лет он возглавлял отделение политической науки в Чикагском университете, в рамках которого сформировалась чикагская школа политических исследований. С именем Мерриама связывают представление о политической науке как науке о политическом поведении. Его работа “Новые аспекты политики” послужила началом развития поведенческого (бихевиористского) направления в исследованиях политических процессов.

Мерриам проанализировал достижения в области политических исследований за предшествующие сто лет, содержащие большой научный потенциал. Согласно Мерриаму, их научность выразилась в стремлении к сравнительному изучению политических идей, институтов, процессов; к анализу географической среды, фактов этнического и биологического характера, экономических и социальных сил в связи с политическими процессами; к изучению происхождения политических институтов и идей в связи с открытием в биологии эволюционной теории; к использованию количественного измерения политических явлений в форме статистики или математического анализа политических процессов (количественные методы с успехом применялись главным образом в области антропологии и психологии, а политическая психология пока не получила развития). Все эти тенденции должны быть развиты, к ним должны подключиться значительные научные силы. “Думается, – отмечал он, – мы стоим на пороге весьма важных изменений в масштабах и методах исследования политики, а возможно, общественных наук в целом” 54.

На пути развития политической науки, или научного изучения управления, стоят следующие трудности, которые необходимо преодолеть. [c.113] Во-первых, недостает данных о политических явлениях с соответствующей их классификацией и анализом. Во-вторых, при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что политическое теоретизирование – это завуалированная пропаганда определенных интересов. “В теории возможны элементы истины или науки, однако истина так расцвечена интересами тех, кто выдвигает данную теорию, что не отличается подлинной неизменной ценностью” 55. В-третьих, не хватает четких стандартов измерения политических феноменов. В-четвертых, нет точного знания о последовательное политических процессов, трудно установить каузальные связи между политическими явлениями. В-пятых, отсутствует возможность проведения контролируемого эксперимента. Физик-исследователь, выдвигая гипотезу старается по возможности ее проверить с помощью эксперимента, проводимого под его руководством и контролем. Эти эксперименты он может повторять до тех пор, пока не удостоверится в истинности или ложности своей гипотезы. Такие эксперименты недоступны политологам. Но реальные политические процессы воспроизводятся в различных точках мирза. Нужно возобновить наблюдения и проверить сделанные заключения, отработав при этом более точный механизм изучения типов общения и поведения (с помощью психологии или социальной психологии) или статистического измерения тех процессов, которые постоянно повторяются.

Мерриам призывал к проведению междисциплинарных исследований в области общественных наук, к широкому использованию данных естественных наук при анализе политических явлений. “Для исследователя политики еще важнее интеграция социальной науки с достижениями того, что называется естественной наукой, – воссоединение естественных “неестественных” наук” 56. “Биология, психология, антропология, психопатология, медицина, наука о Земле движутся по пути использования результатов своих исследований в социальных ситуациях. Их представители повсюду – в Конгрессе, в центрах, в суде и т.д. Политологи не должны их игнорировать, хотя у ученых-естественников много претензий и социальных предрассудков. Важно то, что политология и другие общественные науки ориентируются друг на друга, что обществознание и естествознание идут рука об руку, объединяя свои усилия и решая величайшую задачу когда-либо стоящую перед человечеством, – рациональное познание и контроль за поведением людей” 57. [c.114]

Помимо решения методологических вопросов новой науки, Мерриам изучал вопросы политической власти и теории демократии (“Политическая власть: ее структура и сфера действия”, “Новая демократия и новый деспотизм” и др.), исследовал с помощью новых методов американскую партийную систему и политическое лидерство (“Американская партийная система”, “Четыре американских партийных лидера” и др.).

Политическая психология Гарольда Аассуэлла. Г. Лассуэлл (1902–1978) является еще одним виднейшим представителем чикагской школы, учеником Ч. Мерриама, сторонником бихевиористского подхода к политической науке. Он был почетным профессором права Иельского университета, одним из директоров Центра политических наук в Нью-Йорке, возглавлял Американскую ассоциацию политических наук. Лассуэлл стремился к созданию такого интегрированного политического знания в рамках политической науки, которое было бы ориентировано на полевые исследования, широко использовало методы социальной психологии и психоанализа при изучении политического поведения. В работе “Психопатология и политика” им исследовалось влияние скрытых, подсознательных побуждений на политическую активность личности.

Лассуэлл разработал типологию политических личностей, определил типы политиков. При изучении вопросов власти, которые согласно бихевиористскому подходу, рассматривались как определенный тип поведения, когда одни индивиды командуют, а другие подчиняются, он высказал гипотезу о “воле к власти” политиков как субъективной компенсации физической или духовной неполноценности. Рассматривая власть на любом уровне как производную от индивидуальных отношений, Лассуэлл пересмотрел свои ранние представления об элитах как главных субъектах политики и пришел к выводу, что главная фигура в политике – политические личности, и межличностные отношения между ними изучать важнее, чем абстрактные институты и организации. В работе “Политика: кто получает, что, когда и как” Лассуэлл видит главную задачу политической науки в том, чтобы исследовать вопрос ю распределении ценностей в обществе, ибо к этому вопросу сводится специфика политической деятельности. Если в экономической сфере общества производятся материальные ценности, а в сфере культуры – духовные, то в политической сфере ценности не производятся, а распределяются. Тот, кто распределяет ценности, тот и обладает властью. “Кто, что, когда и как получает” – это, согласно Лассуэллу, коренной вопрос при анализе политических действий и политического процесса.

Концепция власти, разработанная Лассуэллом, нашла много сторонников и была развита в 50–60 гг. в системном направлении в политологии в работах Д. Истона “Политическая система”, “Системный анализ политической жизни”. [c.115] Истон, как и Лассуэлл, считал, что политика заключается в авторитарном распределении ценностей, а политическая система и есть совокупность взаимодействий по поводу волевого распределения ценностей, тот организм, который предотвращает конфликты, возникающие по поводу их распределения.

Лассуэлл рассмотрел вопросы пропаганды и роли средств массовой коммуникации в оформлении, распространении и воспроизводстве политической власти. Он одним из первых исследовал проблему количественного контентанализа политической коммуникации, предложил рассматривать “акт коммуникации” как ответ на вопрос "кто – сообщает что - по какому каналу – кому – с каким эффектом". Пропаганду Лассуэлл трактовал как продуманный отбор символов, распространяемых с целью оказать влияние на поведение масс.

Теории авторитаризма и тоталитаризма X. Арендт, К. Фридриха, 3. Бжезинского, Л. Шапиро, Р. Арона. Теории авторитаризма как ультраконсервативные течения политической мысли, направленные против демократических идей великой французской революции и социалистического движения, появились еще в XIX в. (Ж. де Местр). В дальнейшем с развитием индустриального общества авторитаризм стал рассматриваться как мощное средство модернизации общества “сверху” силами авторитарной власти, при определенных условиях способный как к демократизации режима, так и к ужесточению политики и переходу к диктатуре.

Теории тоталитаризма сложились в 50-е гг. XX в. путем анализа и обобщения опыта трех политических режимов – фашистской Италии, нацистской Германии и СССР периода сталинизма. Наиболее извествый автор теории тоталитаризма –- это X. Арендт (1902–1975), немецко-американский политолог, ученица К. Ясперса, М. Хайдеггера, Э. Гуссерля. Ее модель тоталитаризма (по существу, X. Арендт давала характеристику авторитаризму) вырабатывалась на основе анализа буржуазно-авторитарных режимов 20–30-х гг., и прежде всего в нацистской Германии. “Тоталитарный синдром, – отмечала X. Арендт в работе “Начала тоталитаризма”, – это присущая европейцам с XVIII века реакция на индивидуализм, побочный эффект западноевропейской системы ценностей. Разработку теории тоталитаризма продолжили К. Фридрих и 3. Бжезинский; В исследовании "Тоталитарная диктатура и автократия" они выделяли 6 признаков этого явления (главные из них – огосударствление политической жизни, тотальный контроль со стороны государства за политикой и идеологией, использование мощного репрессивного аппарата и др.). Позднее предметом изучения стал опыт Китая, восточноевропейских стран в 70-е гг. О тоталитаризме писал и Л. Шапиро в книге “Тоталитаризм”.

Теории политических режимов посвящена работа выдающегося французского социолога Реймона Арона (1905–1983) “Демократия и тогалитаризм”. [c116] Р. Арон является одним из авторов концепции “деидеологизации”, теории единого индустриального общества имеет работы в области истории политической социологии 58.

Общая теория конфликтов К. Боулдинга. А. Раппопорта, Д. Эптера. После Второй мировой войны в англосаксонской общественной науке началось активное исследование конфликтов, прежде всего в области психологии. Почти параллельно Такие исследования начали проводиться в социологии, экономической науке и в области политической науки. Вскоре сложилась модернистско-сциентистская общая теория конфликтов. Задачей К. Боулдинга, одного из создателей общей теории, была разработка модели, пригодной для каждого отдельного случая.

Известный английский социолог Антони Гидденс рассмотрел вопрос о связи противоречий и конфликтов. Согласно Гидденсу, противоречия – это объективно существующие различия в системе отношений. Но противоречия не всегда влекут за собой конфликты. Для превращения противоречий в конфликт необходимо осознание этих противоречий, соответствующая мотивация поведения. Боулдинг понимал соотношение противоречия и конфликта так же, как и А. Гидденс. По Боулдингу, конфликт – это осознанное и созревшее противоречие и столкновение интересов. В соответствии с уровнем организации сторон, конфликты рассматривались на уровне индивидуума, группы и организации. Типология конфликтов, предложенная общей теорией (конфликты между индивидуумами, между изолированными в пространстве группами, между пересекающимися группами, между гомогенными организациями, между гетерогенными организациями и др.) была формальна и не многим помогала содержательному исследованию. Этим же качеством отличалась теория конфликтов Раппопорта, получившая название “социальной физики”. Тем не менее теория Раппопорта позволила систематизировать многообразные конфликты и свести их к трем типам: “война”, “игра” и “спор”. Эти типы конфликтов отличаются разной степенью напряженности, разными средствами и возможностями в плане регулирования. Д. Эптер добавил к этой классификации еще и “повод” конфликта. Согласно добавлению Эптера, конфликты типа “война” возникают по поводу ценностей, типа “игра” – по поводу интересов, типа “спор” – по поводу предпочтений. Эптер считал, что главный вопрос теории конфликтов состоит в том, как трансформировать ценностный конфликт в конфликт интересов, т.е. в конкуренцию или даже в кооперацию. Решение этого теоретического вопроса очень важно для практики. [c.117] Эптер развивал солидаристскую, интегративную теорию конфликтов, считал, что в американской политической системме с ее двумя крупными политическими партиями, декларирующими одни и те же ценности, нет почвы для конфликтов типа “война”, в самом худшем случае возможны конфликты второго типа – “игра”, предполагающие конкуренцию, а в некоторых вопросах и кооперацию. Он противопоставлял американские функционалистские и интегративные теории урегулировования конфликтов-европейским теориям поляризации конфликтов.

Европейская школа в изучении конфликтов: М. Дюверже, Д. Дойч, Р. Дарендорф, И. Галтунг. В отличие от сциентистской теории конфликтов американской школы политического анализа, европейский подход к конфликтам опирался на длительную традицию, был очень широко представлен и отличался содержательностью и конкретностью.

Р. Дарендорф (род. в 1929) – немецкий социолог и политический деятель, создатель теории социального конфликта. Согласно Дарендорфу наличие господства и подчинения в современном обществе ведет к конфликтам. Дарендорф считал, что конфликты в обществе представляют собой вполне нормальное, закономерное явление и критиковал теорию структурного функционализма Т. Парсонса, представителя Гарвардской школы политического анализа, за функционалистские и интегративные теории, согласно которым конфликт – это социальная аномалия, своего рода болезнь, которую надо преодолеть. Еще в 1959 г. Дарендорф сформулировал, в чем состоят основные расхождения американского подхода и в частности, структурного функционализма, и европейского подхода, где конфликт со времен Маркса и Зиммеля трактовался как мотивационная основа политической жизни. Согласно последнему подходу, любое общество демонстрирует признаки несогласия и конфликтов, насилие одной части по отношению к другой.

М. Дюверже (род. в 1917) – французский социолог, политолог, создатель юридической социологии, профессор политической социологии в Сорбонне, руководил Центром сравнительного анализа политических систем при президенте Французской Республики. В работах “Политические партии”, “Социология политики: элементы политической науки”, “Янус. Два лика Запада” и др. он сформулировал концепцию двуличия власти, которая выводилась из теории механической и органической солидарности. Власть изначально двулична, так как политика представляет собой борьбу между индивидами и группами за власть, в которой победители пользуются привилегиями в ущерб побежденным и одновременно обращают все ресурсы государства на построение социального порядка, выгодного им. Исходя из такого понимания власти, М. Дюверже, как и Д. Дойч, стремились к объединению функционального, интегративного подхода, к конфликтам и противоположной ему теории, к переходу от противопоставления “согласия” и “конфликта” к признанию их взаимозависимости. [c.118] Дюверже и Дойч заявили, что взаимозависимые понятия конфликта и интеграции (согласия) являются фундаментальными понятиями любой теории политики. Следует добавить, что с аналогичными предложениями выступил и известный американский политолог функционалистскрго направления Сеймур Липсет (род. в 1922), президент американской ассоциации политических наук. В статье “Политическая социология”, переведенной еще в 60-е гг. на русский язык, Липсет указывал, что нерешенным остается вопрос о равновесии между конфликтом и согласием. Сторонники государства (политической науки), проводят исследования государственных институтов и настаивают на согласии, а сторонники общества (социологии), исследующие социальные конфликты, – на расколе. Дело, однако, по Липсету, состоит в том, что согласие и раскол существуют одновременно 59.

И. Галтунг (род. в 1930) – норвежский социолог, основатель и первый директор Международного института исследований проблем мира – работает в области социологии конфликта, развития стран “третьего мира”, международных отношений и футурологии- (наиболее известные работы Галтунга “Эссе по методологии”, “Эссе в области международных исследований”, “Третий мир”, “Альтернатива есть! Четыре дороги к миру и безопасности”). Галтунг предложил различать проблемные ситуации и конфликты. Проблемные ситуации – это технические задачи, требующие для своего решения мастерства, а конфликты – это политические задачи, и для их решения нужна сила.

Исследования в области международных отношений. Исследования в области международных отношений и конфликтов представляют одно из направлений в развитии политической научной мысли XX в. Классиком американской политической мысли в этой области является Ганс Моргентау (1904–1982). Его научная карьера связана с Чикагским университетом, где он в течение 20 лет возглавлял Центр по изучению внешней и военной политики. Он является одним из отцов-основателей школы “политического реализма”. Главная концепция, разработанная Моргентау, – концепция “интереса”, определяемого в терминах силы (влияния). Эта концепция “вносит рациональность в политическую науку, делая возможным теоретическое осмысление политики. Она выявляет во внешней политике удивительную целостность; таким образом, американская, британская или российская политика, последовательная сама по себе, предстает как рациональная, понятная цепь событий, независимо от различных мотивов, предпочтений, интеллектуальных и моральных качеств сменяющих друг друга государственных деятелей” 60. [c.119]

Международная политика, как и любая политика, считал Моргентау, есть борьба за влияние. Эта борьба универсальна во времени и пространстве, что неопровержимо вытекает из опыта. Любая политика стремится либо к сохранению мощи, либо к усилению мощи, либо к демонстрации мощи. Этим трем образцам политики соответствуют и три типа международного поведения (сохранение статус-кво, политика империализма и политика поддержания престижа).

Элементом мощи нации является дипломатия. Дипломатия должна быть в состоянии обеспечить национальные интересы мирными средствами. Четыре основных правила дипломатии таковы: 1) нужно быть свободным от доктрин, способных вызвать дух войны, от одержимости абстрактными идеями; 2) внешнеполитические цели должны формулироваться через призму национального интереса и быть поддержаны адекватно мощью; 3) дипломатия должна видеть политическую ситуацию с точка зрения других стран, 4) страны должны быть готовы к компромиссу по всем вопросам, которые не являются для них жизненно необходимыми 61.

Моргентау разработал классификацию национальных интересов – с основополагающих до мелких, локальных. Он назвал систему факторов, определяющих мощь государства. К их числу он отнес в первую очередь качество дипломатии, а также географическое положение, природные ресурсы, военный и промышленный потенциал, численность населения, национальный характер и мораль. В 50-е гг. в США проводилась дискуссия между “политическими реалистами”, выступавшими с позиций первенства в политике национальных интересов, и “политическими идеалистами”, выступавшими с позиций общечеловеческих интересов. В 80-е гг. дискуссии были возобновлены. Несмотря на сближение позиции двух сторон, в дискуссии отмечалось, что при несовпадении подходов, базирующихся на общечеловеческих ценностях, с национальными интересами долг руководства – поставить национальные интересы на первое место.

Американская школа “политического развития” о динамике власти в незападном мире. Согласно взглядам теоретиков авторитаризма, современный послевоенный авторитаризм представлен новыми технократическими или военными режимами “передовых” развитых обществ и разнообразными формами авторитаризма стран “третьего мира”. [c.120] В 60–80-е гг. изучение современного авторитаризма было продолжено американской школой “политического развития”, занимающейся вопросами динамики власти в незападном мире. В этом направлении работали Г. Алмонд, Д. Коулмен, Д. Эптер, С. Хантингтон, Р. Даль, Б. Моор и др.

Г. Алмондом и Д. Коулменом была выдвинута теория перехода от авторитаризма к демократии через развертывание процессов социальной диверсификации (разнообразия) и секуляризации (освобождения сознания общества и индивидов от влияния религии) Впоследствии точка зрения о возможности такого перехода была подвергнута сомнению Другие представители школы, такие как Эптер и Хантингтон, считали более правильным по отношению к развивающимся странам говорить не в категориях демократии и авторитаризма, а использовать понятия “политического развития” (когда прослеживается динамика власти) и “политической модернизации” (при имитации этими обществами западной модели развития). Главное различие между режимами проходит не по линии авторитаризма и демократии, считал Хантингтон, а между “гражданскими обществами” и “преторианскими обществами” (режимами с частыми военными переворотами, как в Древнем Риме, где преторианская гвардия возводила на престол и свергала с него кого хотела). Хантингтон считал, что формы правления в странах менее важны, чем (1) наличие или отсутствие процессов нарастания социального многообразия и (2) автономизации государства, или разделения частнопредпринимательской и политической деятельности. Только благодаря этим процессам возможно появление не декоративных, а влиятельных представительных институтов (в гражданском обществе). В их отсутствие неизбежен захват власти клановыми группами (в “преторианском обществе”). При анализе политических режимов Р. Даль также стремился обходиться без понятия “авторитаризм”, считая необходимым различать “полиархические системы” (допускающие оппозицию) и “гегемонистские системы” (исключающие оппозицию).

Элитарные и плюралистские теории политической власти . В 60-е гг. в США приобрела известность концепция единой властвующей элиты Р. Миллса (1916–1962), идеолога “новых левых”. В книге “Властвующая элита” Миллс утверждал, что американское общество представляет собой трехслойную структуру. На высшем уровне пирамиды власти располагается властвующая элита, которую образуют те, кто командует важнейшими институтами общества – руководители корпораций, политические лидеры, высшие государственные служащие и армейские чины, интеллектуалы. Они принимают главные решения в интересах своей группы, правда, при этом говорят об интересах США. Это обеспеченные, получившие престижное образование и работу белые американцы, выходцы из англосаксонских и протестантских слоев. [c.121] На среднем уровне – уровне Конгресса представлены интересы множества организованных групп. Что же касается основной массы населения, которая думает, что управляет в демократической стране, то она фактически безвластна и управляется властвующей элитой с помощью СМИ. Реальных шансов попасть в элиту у выходцев из народа мало. Книга Миллса взорвала американское общество, он подвергся травле в печати. Умер Миллс довольно рано.

Однако большинство политологов в 60-е гг. были плюралистами. Они отрицали существование элиты как единой привилегированной сплоченной группы. С их точки зрения, в демократическом обществе власть распылена. Так, например, Д. Рисмен в работе “Толпа одиноких” утверждал, что элиты не существует, что существуют только заинтересованные групп или группы по интересам, что массы представлены в Конгрессе, который и защищает их интересы.

В 70–90-е гг борьба элитистов и плюралистов продолжалась. До 90-х гг. наибольшее распространение имели концепции элитного плюлизма, совмещавшие элиту и демократию. Существуют различные элиты которые конфликтуют и сотрудничают друг с другом. Элитный плюрализм – это синоним современной демократии.

Системные исследования в политологии: Т. Пирсоне, Д. Истон, Г. Алмонд. Понятие “система” пришло в политологию из социологии. Разработка понятия “политическая система” связано с именами американских представителей структурно-функционального и системного анализа. Так, согласно Т. Парсонсу, политическая система – это подсистема общества, назначение которой состоит в определении коллективных целей, мобилизации ресурсов и принятии решений, необходимых для их достижения.

Д. Истон стремился с помощью понятия “политическая система” сделать политологию “точной наукой”. При помощи ограниченного количества констант и переменных он намеревался описать политическую сторону общественной жизни любой страны, используя для этого компьютерное моделирование и многочисленные конкретные фактические данные о политическом поведении индивидов, предоставляемые социологией и психологией. Д. Истон намеревался найти универсальные закономерности сохранения политической системой устойчивости и легитимности в условиях постоянных изменений и давления окружающей среды. В своей модели Истон учитывал все внешние по отношению к системе явления, тем или иным образом воздействующие на нее.

Подход Г. Алмонда был несколько иным. Его модель политической системы учитывала не только внешние импульсы, но и внутренние, поступающие от самих политических структур. [c.122] Алмонду необходимо был перейти от нормативно-институционального (юридического) к функциональному подходу в анализе политических институтов, что сказалось и на ином их обозначении. Так, если правовая наука говорит о государстве, ветвях власти, общественном мнении и воспитании граждан, то политическая наука – о политической системе, функциях, политической культуре и социализации соответственно. Если юристы говорят о законодательной ветви власти, то на языке функционалистов речь идет об “определении правил”, если юристы имеют в виду исполнительную власть, то политологи – “применение правил”, если юристы говорят о судебных органах, то политологи – о “контроле за соблюдением правил” и т.д. С точки зрения Алмонда, основные понятия в системном анализе власти – это “роль” и “взаимодействие”. Они в большей степени отвечают задаче исследования политических отношений, чем соответствующие им понятия института и группы.

Г. Алмонд плодотворно занимался вопросами типологии политических систем. В основу их различения он положил социокультурные факторы, а именно системы ценностей. Алмонд предложил разделять их на политические системы англоамериканского типа, континентально-европейского типа, традиционные, развивающиеся и коммунистические.

В 60-е гг. в США начало развиваться такое важное направление политологии, как эмпирическое исследование политической культуры. У истоков этого направления стоял Г. Алмонд. В 1963 г. он в соавторстве с С. Вербой выпустил книгу “Гражданская культура”, в которой было изложено их понимание самого феномена политической культуры как “субъективного измерения политики”, а также одна из первых ее типологий. При использовании институционального подхода к политике остается непонятно, почему в одних странах эти институты функционируют эффективно, а в других не приносят того результата, на который рассчитывали. Эти институты погружены в разную культурную среду, с различным типом политической культуры общества и групп его граждан, что и может быть прояснено с помощью анкетных опросов населения, анализа электорального поведения, политических документов, материалов прессы и т.д. В разработке этого направления наряду с Алмондом и Вербой принимали участие У. Розенбаум, Б. Берельсон, Ф. Конверс, Л. Пай и др.

В заключение остановимся на западном марксизме как важной составляющей в политической мысли XX в.

Западный марксизм существует с 20-х гг. XX в. Его родоначальниками являются Дьердь Лукач (1885–1971) и Антонио Грамши (1891–1937). В 20-е гг. в Германии во Франкфурте возник Институт социальных исследований, директор которого М. Хоркхаймер сумел сплотить вокруг Института (в 30-е гг.) группу талантливых молодых интеллектуалов – Г. Маркузе (1898–1979). Т. Адорно (1903–1969) и др. [c.123] Приход к власти нацистов в 1933 г. вынудил Институт выехать из страны, но не уничтожил его как центр теоретической мысли. В 1934 г. Институт присоединился к Колумбийскому университету в Нью-Йорке в качестве ассоциированного учреждения. В 49–50-е гг. Институт вернулся во Франкфурт, где под руководством Т. Адорно (директор Института с 1958 г.) были созданы их самые значительные работы в послевоенный период. Г. Маркузе остался в США, где в 50–60-е гг. он теоретически осмысливал структурную интеграцию рабочего класса в развитый капитализм. Одним из самых видных послевоенных представителей Франфуртской школы является Ю. Хабермас, идеолог западногерманских “новых левых”.

После войны на позиции западного марксизма во Франции встали Ж.П. Сартр, Мерло-Понти и Л. Альтюссер. В Италии формирование и развитие марксистской школы в послевоенное время связано с именами Г.Д. Вольпе (1897–1968) и Л. Колетта (р. в 1924).

Исследователь западного марксизма Перри Андерсон в работе “Размышления о западном марксизме” отметил такие его черты, как разрыв с практикой рабочего движения, смещение интереса от традиционно марксистских экономических и политических проблем к философии. Западые марксисты обходили молчанием политическую систему буржуазного общества и сосредоточили свой анализ на вопросах идеологии и культуры. (Исключение составляют “Тюремные тетради” Грамши.) Они “открыл ранние работы Маркса, широко заимствовали немарксистские и домарксистские философские системы (Гегеля, Спинозы, Руссо) для новой интерпретации марксизма, стремились объединить концепции Маркса Фрейда в рамках созданного ими фрейдомарксизма 62.

К новым социально-политическим идеям западного марксизма, рассмотренным главным образом на философском уровне, можно отнести в первую очередь, понятие “гегемонии”, предложенное Грамши. Приняв сам термин от Плеханова и Аксельрода, Грамши вложил в него новый для марксистского дискурса смысл. Отталкиваясь от мыслей Макиавелли о силе и обмане как главных ресурсах власти, Грамши сформулировал концепцию “гегемонии” для описания огромной силы и сложной организации буржуазного классового правления в Западной Европе, не позволившие совершиться революциям типа Октябрьской в развитых странах капитала. Грамши последовательно описал составные части или переменные (системы власти, основанной на гегемонии. [c.124]

Западный марксизм предложил новую, отличную от марксовой, трактовку взаимоотношений человека и природы. В то время как Маркс считал, что господство человека над природой возрастает по мере развития производительных сил, что в коммунистическом обществе будет достигнуто всеобщее изобилие и “царство свободы”, Адорно и Хоркхаймер эту позитивную концепцию превратили в негативную. С их точки зрения, господство над природой было достигнуто ценой социального и психического разделения труда, подчинение природы происходило одновременно с формированием классов, развитие техники только совершенствовало механизм тирании. Вместе с тем. разум как предпосылка развития цивилизации по самой своей структуре предусматривал подавление природы в самом человеке, что привело человека к разрыву между его сознанием и подсознанием. Но благодаря этому стал возможен контроль разума за спонтанными импульсами и т.д.

Эта тема была развита Маркузе, из нее он выводил такие политические следствия, как “изначальное подавление” желаний как предпосылка развития цивилизации, “прибавочное подавление” желаний как следствие неравенства и господства в эксплуататорских обществах, эмансипация человека и природы в социалистическом обществе, при технологическом богатстве, созданном капитализмом. При капитализме, по мысли Маркузе, достигнутое изобилие позволяет интегрировать пролетариат в социальный порядок конформизма, при котором он перестает сознавать себя отдельным и эксплуатируемым классом.

Альтюссер заимствовал идеи Фрейда для создания еще одной теории идеологии 63. Сартр разработал категорию “нехватка” (бедность, недостаточность, нищета). Борьба с нуждой вызвала к жизни разделение труда и борьбу классов, а сам человек стал отрицанием человека. Насилие, угнетение и эксплуатация во всех существовавших обществах есть интернационализированная нужда. Сартр разработал оригинальное учение о серийных коллективах как формах социального существования во всех способах производства, о “спаянных группах” – массовых движениях в апокалиптический момент успешного революционного восстания, о социальных классах и государстве, дал характеристику марксистскому учению о “диктатуре пролетариата” как неосуществимому, объяснил бюрократизацию социалистических режимов как неизбежный результат “нужды”.

Ю. Хабермас разработал теорию “социального взаимодействия”, которое всегда символически опосредованно, составляя специфическую область коммуникативной деятельности – в противоположность инструментальной деятельности в материальном производстве. [c.125] Коммуникация в работах Хабермаса отождествлялась с языком. В работе “Знание и человеческие интересы” он писал о языке как о единственном, что возвышает нас над природой. В исследовании Т. Маккарти “Критическая теория Юргена Хабермаса” указывалось: “Поскольку речь является отличительным признаком и всепроникающим посредником в жизни на уровне человека, теория коммуникации является основополагающим исследованием наук о человеке: она раскрывает универсальную инфраструктуру сощ культурной жизни” 64.

В 70–80-е гг. западный марксизм успешно развивался главным образом в Великобритании и США. Здесь появился новый тип марксистих исследований, ориентированных на экономические и социально-политические темы. Это работы Э. Манделя “Поздний капитализм” (Лондон, 1975), “Длинные волны в истории капитализма. Марксистская ннтерпретация” (Кембридж, 1978), М. Моришима “Марксистская экономика"(Кембридж, 1973), И. Ремера “Общая теория эксплуатации и класс" (Кембридж, 1982) и др. Что касается собственно политических исследований, то главными работами в этой области является пятитомное исследование Никоса Пулантзаса, в котором рассматривается весь диапазон парламентских, фашистских и военных режимов современного капиталистического общества: "Политическая власть и социальные классы", "Фашизм и диктатура", "Современный капитализм", "Кризис диктатуры", "Государство, власть, социализм".

Политическая мысль XX в. характеризуется большим диапазоном правлений, научных школ и политических позиций, которые в значительной степени по-новому решают старые вопросы о том, что такое политака, власть, демократия, государство и т.д. Рассмотренные через категории “роли”, “взаимодействия”, “политического поведения” и др. вопросы государства и права предстают не как особые метафизические сущности, отчужденные от человека, развивающиеся по своим особым законам, а как условие и одновременно результат человеческих усилий, воли, интересов. В таком подходе есть большой гуманистический смысл. Пока человек будет активно выражать свою волю и действовать разумно, он будет в состоянии изменять к лучшему свое политическое бытие. Большая часть политических мыслителей XX в. являются не только представителями научного подхода, но и занимают ту или иную общественную позицию. [c.126] В этом отношении современная политическая наука остается лишь особым подходом в истории развития политических идей.

Вся история развития политической мысли являет собой поиск рациональных ответов на вызовы времени. Ее изучение помогает современному человеку избегать догматизма и крайностей в оценке мира политики. Если явления общественной и политической жизни сложны, то и попытка их осмысления должна быть разносторонней, а оценка не черно-белой. Как говорил Ортега-и-Гассет, мир политики не терпит упрощения. Нет ничего абсурднее, чем надеяться, что в спектре цветов нам удастся точно указать, где кончается оранжевый и начинается желтый, ведь для чистых цветов существенно то, что они сливаются друг с другом в нежнейших полутонах, а не заканчиваются здесь или там. История политической и правовой мысли свидетельствует о попытке человека увидеть мир во всей его сложности.

1. Какие основные этапы принято выделять в истории мировой политической мысли?

2. Охарактеризуйте ведущих представителей либеральной политической мысли периода Нового времени.

3. Какие долговременные политические прогнозы К. Маркса не сбылись и почему?

4. Охарактеризуйте чикагскую школу политических исследований.

5. Что характерно для научной школы системного анализа в политике?

6. Охарактеризуйте элитарные и плюралистические теории политической власти.

7. Проанализируйте основные школы в изучении теории конфликтов. [c.127]

Список литературы

1 Локк Дж. Два трактата о правлении. // Локк Дж. Собр. соч.: В 3 т. М., 1988. Т. 3. С. 263.

2 Локк Дж. Два трактата о правлении. С. 277.

3 Локк Дж. Два трактата о правлении. С. 280

4 Локк Дж. Два трактата о правлении. С. 339

5 Монтескье Ш. О духе законов // Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 78.

6 Монтескье Ш. О духе законов. С. 118.

7 Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993. С. 51.

8 Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре // Антология мировой политической мысли: В 5 т. М., 1997. Т. С. 427–428

9 Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. С. 429

10 Фейхтвангер Л. Мудрость чудака, или Смерть и преображение Жан-Жака Руссо // Фейхтвангер Л. Собр. соч.: В.12 т. М., 1968. Т. 12. С. 407.

11 Федералист: Политические эссе Александра Гамильтона, Джеймса Мэдисона и Джона Джея. М., 1993. С. 237.

12 Федералист. С. 239.

13 Федералист. С. 240.

14 Федералист. С. 83.

15 Федералист. С. 254.

16 Федералист. С. 421.

17 Ласки Г. Предисловие к работе А. де Токвиля “Демократия в Америке”. // Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 1992. С. 22.

18 Бентам И. Принципы законодательства // Антология мировой политической мысли. М , 1997. Т. 1. С. 556-557.

19 Бентам И. Принципы законодательства. С. 559.

20 Бентам И. Принципы законодательства. С. 556.

21 Бентам И. Принципы законодательства. С. 559.

22 Бентам И. Принципы законодательства С. 564.

23 Милль Дж. С. О свободе // О свободе: Антология западно-европейской классической либеральной мысли. М., 1995. С. 291.

24 Милль Дж. С. О свободе. С. 299.

25 Цит. по: Милль Дж. С. О свободе С. 337.

26 Цит. по: Милль Дж. С. О свободе С. 352-353.

27 Милль Дж. С. О свободе. С. 389-390.

28 Эбенстайн В. Дилемма демократии: свобода и равенство // Знание – сила. 1990. № 6. С. 53.

29 Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 1992. С. 20.

30 Токвиль А. де. Демократия в Америке. С. 23.

31 Nouveau lundy. Paris, 1868. Р. 318

32 Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 1992. С. 408.

33 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 42. С. 115.

34 Фурье Ш. Избр. соч. М.; Л„ 1951. Т. 1. С. 117.

35 Фурье Ш. Новый промышленный и общественный мир. М., 1939. С. 240.

36 Фурье Ш. Избр. соч. М.; Л.. 1951. Т. 1. С. 250.

37 Фурье Ш. Новый промышленный и общественный мир. М., 1939. С. 37–38.

38 Фурье Ш. Изб. соч. М.; Л., 1951. Т. 1. С. 255.

39 Фурье Ш. Новый промышленный и общественный мир. С. 37–38.

40 Фурье Ш. Новый промышленный и общественный мир. С. 37–38.

41 Оуэн Р. Избранные сочинения. М.; Л., 1950. Т. 1. С. 167.

42 Оуэн Р. Избранные сочинения. М.; Л., 1950. Т. 1. С. 149.

43 Оуэн Р. Избранные сочинения. М.; Л., 1950. Т. 1. С. 341.

44 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 274.

45 Фромм Э. Социализм // Коммунист. 1991. № 11. С. 34.

46 Андерсон П. Размышления о западном марксизме. М., 1991. С. 253.

47 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 16. С. 416.

48 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 22. С. 533, 546.

49 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 33. С. 172.

50 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 36. С. 9.

51 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. С. 94.

52 Моска Г. Правящий класс // Антология мировой политической мысли. В 5 т. М., 1997. Т. 2 С. 118.

53 Михельс Р. Социология политических партий в условиях демократии // Антология мировой политической мысли. Т. 2. С. 196

54 Мерриам Ч. Новые аспекты политики // Антология мировой политической мысли. Т 2. С. 179.

55 Мерриам Ч. Новые аспекты политики. С. 179.

56 Мерриам Ч. Новые аспекты политики. С. 180.

57 Мерриам Ч. Новые аспекты политики. С. 183.

58 См.: Арон Р. Демократия и тоталитаризм / Пер, с фр. М., 1993; Арон Р. Этапы развития социологической мысли / Пер. с фр. М., 1993.

59 Липсет С. Политическая социология // Беккер Г., Бесков А. Современная социологическая теория. М.,1961.

60 Моргентау Г. Международная политика // Антология мировой политической мысли. Т. 2. С. 501.

61 Моргентау Г. Международная политика. С. 504–507.

62 Андерсон П. Размышления о западном марксизме. М., 1991.

63 См. гл. 13.

64 McCarthy. The Critical Theory of Jurgen Habermas. Boston, 1978. Р. 282.