Курсовая работа: Экстремистская деятельность религиозных объединений на Северном Кавказе

Содержание

1. Северный Кавказ как полигон этнических конфликтов

2. Влияние экстремисткой деятельности религиозных объединений на безопасность в Северо-Кавказском регионе

2.1 Внешнеполитические аспекты национальной и региональной безопасности

2.2 Ислам и истоки политического экстремизма

3. О некоторых аспектах противостояния религиозному экстремизму в Северо-Кавказском регионе

3.1 Религиозно-политический этнонационализм и терроризм в полиэтноконфессиональном обществе на Северном Кавказе

3.2 Пути преодоления идеологии религиозно-политического экстремизма, терроризма и этнонационализма в условиях Северного Кавказа

Заключение

Список использованных источников

Приложение А

1. Северный Кавказ как полигон этнических конфликтов

Понятия Кавказ и конфликты оказались зарифмованными позднесоветской и постсоветской историей. Из семи вооруженных межэтнических конфликтов на постсоветском пространстве, пять произошли в Кавказском регионе. Это — армяно-азербайджанский конфликт из-за Нагорного Карабаха, грузино-осетинский и грузино-абхазский конфликты, осетино-ингушский и российско-чеченский конфликты (см. рисунок 1).

Таблица 1 - Горячие точки Кавказа

Постконфликтное урегулирование в Карабахе, Южной Осетии, Абхазии, Пригородном районе Республики Северная Осетия не стало необратимым процессом. Помимо актуализированных ("открытых") конфликтов в Кавказском регионе развиваются латентные ("скрытые") конфликты, временами переходящие в "открытую фазу". Именно Кавказ стал своеобразным «поставщиком» непризнанных государственных образований на постсоветском пространстве (Нагорный Карабах, Южная Осетия, Абхазия, Чеченская республика Ичкерия в 1991–1994 и в 1996–1999 гг.).

Из четырех ныне существующих непризнанных государств постсоветского пространства три расположены в Кавказском регионе. Помимо непризнанных государств на территории Кавказа существовали и существуют ныне неконтролируемые территории, не имеющие даже непризнанных государственных институтов. К таковым можно отнести так называемую Кадарскую зону в Республике Дагестан, существовавшую в 1998–1999 гг., западные области Грузии в начале 1990-х годов, Кодорское ущелье ("Абхазская Сванетия"). Кстати сказать, в Абхазской Сванетии грузинские беженцы из Абхазии в 1993 г. подвергались нападениям и грабежам со стороны «дружественных» и «кровнородственных» сванов в гораздо большей степени, чем со стороны абхазов.

В современной этнологии существует большое количество определений межэтнического конфликта. По справедливому замечанию российского этнополитолога М.В.Саввы, "именно для этноконфликтологии характерен наибольший разброс мнений по поводу основных понятий — этнического конфликта, его производных, к которым относится конфликтный потенциал и напряженность межэтнических отношений. Данный вопрос нельзя считать чисто академическим, поскольку от понимания этнического конфликта зависит его интерпретация практиками, в том числе сотрудниками правоохранительных органов, журналистами.

На сегодняшний день можно зафиксировать два подхода к определению феномена межэтнического (межконфессионального) конфликта.

В узком смысле межэтническим (межконфессиональным) конфликтом может считаться социальное противоборство, изначально мотивированное этническими (религиозными) причинами. В широком смысле, межэтнический (межконфессиональный) конфликт — это противостояние, в котором противоборствующие группы принадлежат к различным этническим (религиозным группам). При этом этническая (религиозная) принадлежность может конструироваться, пониматься и трактоваться по-разному, а этническая мотивация изначально может либо не присутствовать, либо быть слабо выраженной. Узкое понимание межэтнического конфликта, с одной стороны, позволяет избежать "инфляции" самого понятия, но с другой, оно выводит из аналитического поля большую часть латентных конфликтов.

В то же время массовые "воспоминания" о прошлых открытых, в том числе военных, конфликтах стали фактором формирования новых конфликтов. Правоту своих сегодняшних действий лидеры этнонациональных движений оправдывают ссылками на исторический опыт межэтнических столкновений прошлых веков. Современные межэтнические конфликты вписываются их идеологами в широкий исторический контекст. Армянские и азербайджанские этнонационалисты апеллируют к истории военного противостояния между Первой Республикой Армения и АДР (Азербайджанской Демократической Республикой), Турцией в 1918–1920 гг. Лидеры этнонациональных движений Абхазии и Южной Осетии говорят о многолетней борьбе с происками "малой империи". Идеологи чеченского сепаратизма выдвинули тезис о "четырехсотлетней борьбе" России с Чечней.

Целый ряд кавказских конфликтов остался на уровне латентных. Между кабардинцами и балкарцами в Кабардино-Балкарии, карачаевцами и черкесами в Карачаево-Черкесии, грузинами и азербайджанцами в Квемо-Картли, грузинами и армянами в Самцхе-Джавахети, русским населением Дона, Кубани, Ставрополья и мигрантами боевые действия не велись и не ведутся. Однако в последние 15 лет отношения между перечисленными этническими группами не единожды обострялись. Формы межэтнического противоборства в данных случаях носили менее радикальный характер (массовые акции, драки, кадровые преференции для "своих" и стеснения для чужаков). Целый ряд межэтнических и межконфессиональных конфликтов начала 1990-х годов в Дагестане (аварско-чеченский, кумыкско-аварский, лакско-кумыкский, противоборство русских и горских переселенцев в Кизлярском районе, конфликт между салафитами и тарикатистами) сопровождался насилием. Однако эти столкновения не переросли в военное противоборство и к концу 1990-х годов перешли в разряд латентных.

Применительно к Кавказскому региону можно констатировать, что грань между актуализированными и латентными конфликтами легко преодолима. В 1992 г. при посредничестве РФ был прекращен вооруженный грузино-осетинский конфликт, и начался этап постконфликтного урегулирования. Однако стремление к изменению сложившегося status quo привело в 2004 г. не только к деградации переговорного процесса, но и к возобновлению вооруженного противоборства. Конфликт, имевший тенденцию к превращению в "скрытый", снова стал актуализированным. В мае 2004 г. отмечался десятилетний юбилей прекращения огня в Нагорном Карабахе.

Однако представители противоборствующих сторон не раз декларировали готовность к возобновлению военных действий. Более того, подобные декларации получают определенную общественную поддержку. По данным социологического исследования в рамках проекта "Южнокавказская сеть за гражданское согласие" при содействии Европейской комиссии (2002 г.) 32 % опрошенных азербайджанцев и 16,6 % респондентов-армян не выступают против военного решения карабахской проблемы.

Другой тип классификации межэтнических конфликтов — по особенностям статуса противоборствующих сторон [1, C. 37]. По этому критерию различают внутригосударственные, межгосударственные конфликты, конфликты между различными этническими группами, между центральной властью и окраинами, стремящимися к сецессии. Все вооруженные столкновения на Кавказе изначально складывались и развивались как внутригосударственные. Все будущие независимые государства Юга Кавказа, северокавказские национально-территориальные образования в составе РФ, непризнанные государства и неконтролируемые территории до 1991 г. входили в состав СССР. Армяно-азербайджанский, грузино-абхазский, грузино-осетинский, российско-чеченский конфликты в позднесоветский период происходили между руководством союзных и автономных республик, развиваясь как противоборство принципов территориальной целостности и права на этнонациональное самоопределение.

Интересный подход к классификации конфликтов предложил американский политолог Д.Горовитц. Он основан на соотношении модернизированного и традиционного начал в конфликте центральной власти и окраины, стремящейся к сецессии. Согласно Горовитцу, существуют:

- сепаратизм отсталой этнической группы в отсталом регионе страны;

- сепаратизм отсталой группы в развитом регионе;

- сепаратизм развитой этнической группы в отсталом регионе страны;

- сепаратизм развитой группы в развитом регионе страны.

Очевидно, что понятия "отсталый" и "передовой" являются оценочными и субъективными, требуют уточняющих критериев. Вместе с тем столь же очевидно, что мотив "отсталости" и "развитости" является одним из ключевых в идеологии, как сепаратистов, так и их противников. Призыв превратить "отсталую" Чечню во "второй Кувейт" путем сецессии стал одним из главных в риторике Д.Дудаева и его команды. Мотив освобождения "передовой христианской армянской культуры" от "отсталого" Азербайджана не раз звучал из уст лидеров карабахского армянского движения.

Говоря о современном чеченском сепаратизме, нельзя не отметить в качестве одной из его причин отсутствие у чеченцев традиций собственной государственности, а, значит, и неукорененности в их обществе всего комплекса представлений о государственном праве. Однако значительная роль неформального неписаного права, его приоритет над формальным законом должна рассматриваться как важная предпосылка масштабного кавказского межэтнического конфликта.

Подход Горовитца позволяет также проанализировать такую проблему межэтнического противостояния и постконфликтного урегулирования, как полиюридизм (или правовой плюрализм), то есть сочетания в повседневной жизни народов Кавказа государственного, религиозного (шариат), обычного (адаты) права. Учет различных правовых традиций и практик может стать как фактором "разогрева" конфликтов, так и фактором их замораживания.

Межэтнические конфликты различаются также по целям, декларируемым противоборствующими сторонами. Выделяются статусные (этнополитические) и этнотерриториальные [10, С. 68]. Первая группа конфликтов возникает из-за стремления этнической группы (автономии, республики) повысить свой статус или добиться сецессии, реализовав право на самоопределение. Этнотерриториальные конфликты предполагают борьбу за ту или иную территорию, защиту "своей земли". Для Кавказского региона характерно то, что статусные и этнотерриториальные конфликты практически всегда совпадают. Важной особенностью Кавказского региона является также преобладание межэтнических конфликтов над межконфессиональными. Подобный феномен объясняется несколькими причинами:

— государственные образования Юга Кавказа и северокавказские республики в составе РФ в течение 70 лет входили в состав советского государства, с одной стороны, проводившего политику государственного атеизма, а, с другой, способствовавшего правовой институционализации этничности. Религиозность запрещалась, в то время как этничность культивировалась;

— ислам и православие в регионе имеют существенные особенности. Кавказское православие и кавказский ислам являются феноменами, весьма отличающимися от принятых стандартов;

— этническая консолидация на Кавказе развита сильнее, чем конфессиональная. Более того, между различными направлениями ислама на Кавказе (суфизм и "салафийа") существуют серьезные и подчас непримиримые противоречия.

Армяно-азербайджанский, российско-чеченский, осетино-ингушский конфликты нередко трактовались как конфликт христиан и мусульман. Наличие религиозной мотивации в этих конфликтах очевидно. Но очевидно также преобладание этнических лозунгов над целями борьбы за веру. Союзником христианской Армении, а не мусульманского Азербайджана, является Исламская Республика Иран, в то время как светская Турция, ориентированная на США и Западную Европу, поддерживает Баку. В ходе вторжения боевиков Ш.Басаева в мусульманский Дагестан на стороне российских войск (среди которых были и призывники-мусульмане) выступили мусульмане — жители Дагестана.

Даже наиболее известные теракты чеченских сепаратистов (Буденновск, Кизляр, Норд-Ост) проходили не столько под зеленым знаменем пророка, сколько под лозунгом независимости Ичкерии. В ходе периодического обострения латентных межэтнических конфликтов друг против друга выступали представители различных этносов, исповедующих ислам.

Мусульманами являются такие оппоненты, как кабардинцы и балкарцы, карачаевцы и черкесы, аварцы и чеченцы-аккинцы, лакцы и кумыки. Грузино-осетинский или грузино-абхазский конфликты проблематично рассматривать в рамках религиозного дискурса. Напротив наиболее жестокими конфликтами, сопровождавшимися насилием, были противостояния между представителями различных направлений ислама (тарикатисты и салафиты ("ваххабиты")). Наиболее острые формы такая борьба приняла в Дагестане и в Чечне (см. рисунок 2).

Таблица 2 - Хронология Чеченского конфликта.

2. Влияние экстремисткой деятельности религиозных объединений на безопасность в Северо-Кавказском регионе

Новая религиозная ситуация, складывающаяся сегодня в России и тенденции ее развития, требуют более пристального внимания власти ко всему комплексу воздействия религиозного фактора на внутриполитическую безопасность России. В этой связи особую важность принимает то обстоятельство, что у нашего государства в настоящее время отсутствует продуманная концепция политики по отношению ко всему сообществу религиозных организаций России и, особенно на Северном Кавказе (см. рисунок 2.1)

.

Рисунок 2.1 – Карта рассматриваемого Северного Кавказа

Природа проявления экстремизма носит протестный характер: неудовлетворенность политическим режимом, социальным неравенством, положением в обществе определенных социальных слоев, этнических, расовых и конфессиональных групп. В принципе эти мотивы предсказуемы, если внимательно отслеживать развитие ситуации в том или ином сообществе. В истории более чем достаточно прецедентов, когда несправедливость и неравенство в их политическом и социально-экономическом проявлениях, образование пропасти между богатыми и нищими всегда вызывали протест. Эта проблема поддается урегулированию, если государство целенаправленно занимается исправлением перекосов. Но если оно допускает образование критической массы, это неизбежно создает питательную почву для экстремизма.

Наиболее сложен и опасен экстремизм, в основе которого лежат идеологические, особенно религиозные убеждения и прикрываемые ими политические цели и установки. Этот вид экстремизма не всегда и необязательно связан с социально-экономическим положением его сторонников. Его формирует фанатическая преданность идее, догмам и установкам, независимо от того, является ли эта идея светской или религиозной. Убежденность в том, что эта идея божественна, а потому и безупречна, и справедлива, придает ей мощную и притягательную силу, а у ее последователей создает иллюзию, что, борясь за ее претворение в жизнь, они выполняют миссионерскую, даже мессианскую роль, оправдывающую их любые действия. Вот почему при всей ложности их предпосылок, к подобным экстремистским течениям примыкают самые разные люди. Некоторые непосредственно участвуют в реализации идей, другие способствуют их деятельности моральной поддержкой и щедрыми финансовыми пожертвованиями. А третьи, даже не разделяя эти идеи, цинично используют ее сторонников в своих политических целях. Следует отметить, что под влиянием религиозного фактора в деятельность некоторых политических движений нередко привносятся крайне реакционные политические установки. При этом закамуфлированный в ряде случаев в религиозную оболочку социально-политический контекст экстремистских действий гораздо легче воспринимается на эмоционально-психологическом уровне.

Результаты последних исследований показывают, что в комплексе причин и условий возникновения социально-политического экстремизма на наличие религиозного фактора указывает 37%, на проявление вместе с национализмом - 62%, а с другими экстремистскими силами - 1%.

Важно также подчеркнуть, что религиозный фактор имеет место в формировании субъективных, ценностно-мотивационных, эмоционально-психологических предпосылок экстремистского поведения. Здесь необходимо исходить из того, что религиозные понятия, образы, системы вероучений и мифологии обладают достаточным потенциалом для выражения и обслуживания любых, даже совершенно противоположных социально-политических целей, в том числе с применением различных экстремистских форм. Рассматривая религиозное сознание как одну из форм общественного сознания на его идеологическом и общественно-политическом уровнях, необходимо отметить, что в обоих случаях особую роль приобретают положения, доказывающие правомерность применения насилия в религиозных отношениях, либо способствующие формированию таких установок в сознании верующих. Религиозный фанатизм используется приверженцами идеологии и тактики экстремизма для искусственного разжигания вражды между верующими различных конфессий.

Северный Кавказ представляет собой специфический регион, где сошлись ведущие мировые религии (христианство, ислам, буддизм), стороны света (Запад и Восток, Север и Юг), континенты (Европа и Азия). Здесь соприкасаются многие народы, культуры, конфессии, проживает множество народов и этнонациональных групп, имеющих друг к другу немало претензий территориального и иного характера. Можно сказать, что Северный Кавказ обладает своим особым обликом, своими специфическими особенностями, отличающими его от всех других регионов.

Религия, будучи специфической подсистемой общества, многообразными связями переплетена с другими компонентами общественной системы. Она является существенным и постоянно действующим фактором общественной жизни и проявляется посредством выполнения определенных социальных функций, через деятельность религиозных институтов, организаций, верующих масс. Для религий характерны как этносегрегирующая функция, ведущая к противопоставлению народов и последователей разных вероисповеданий, так и интегративная и регулятивная функции, которые позволяют устанавливать связи между единоверцами, поддерживать конфессиональную и этническую общность, регулировать поведение людней. Эти функции на протяжении веков эти функции использовались для обеспечения целостности общества, ослабления существующих противоречий, улаживания межэтнических и других конфликтов. Как показывает опыт истории, объединению людей самых различных национальностей, сближению народов, взаимовлиянию и взаимообогащению их культур, сглаживанию межнациональных противоречий способствовали такие мировые религии, как буддизм, христианство и ислам. Исторически усиление религиозного фактора совпадает с переломными этапами общественного развития, с периодами ломки старого уклада жизни и рождения нового, сопровождающимися социальными потрясениями, духовными кризисами, как общественного масштаба, так и на личностном уровне, вызванными утратой привычных ценностных ориентиров.

Именно такой период в своем развитии переживает сейчас российское, в том числе и северокавказское общество. Эта ситуация рождает общественный спрос на религию, усиливает социальные ожидания, обращенные к религиозным организациям.

Как считают исследователи З.С. Арухов и Р.Г. Гаджиев, «серьезную угрозу для национальной безопасности России, с учетом изменившейся в идеологическом и практическом плане геополитической ситуации стал представлять политизированный исламский фундаментализм, который в современных условиях опирается на мощную поддержку из-за рубежа и усиливается за счет использования исламского прикрытия сепаратистами. Особенно опасной становилась практика слияния национального самосознания народов с религиозным фанатизмом. В этой связи в условиях Северного Кавказа наибольшую угрозу целостности России представляли совместные Дагестано-чеченские экстремистские исламские организации ваххабитского толка».

По мнению политолога М.М. Садыки: «Сегодня Кавказ вообще и Северный Кавказ в частности стали одним из тех регионов, откуда исходит угроза безопасности России». Он считает: «Именно здесь завязаны узлы неразрешимых в обозримой перспективе этнонациональных и территориальных противоречий и конфликтов - Нагорный Карабах, Южная Осетия, Абхазия, Чечня, лезгинский народ, разделенный между Азербайджаном и Россией и др. Существуют также противоречия и конфликты между различными народами Северного Кавказа, такие, например, как между Чечней и Дагестаном, Чечней и казаками, Ингушетией и Северной Осетией и др. Острую неразрешимую проблему составляет вопрос о ногайских землях, которые в 1957 г. оказались разделенными между Дагестаном, Чечней и Ставропольским краем» [3, С.24-58].

В связи с этим в данном регионе с конца XX - начала XXI веков активно начали возрождаться опыт и традиции миротворчества и народной дипломатии по разрешению конфликтных ситуаций в различных областях общественной и личной жизни. Миротворческая деятельность реализуется на практике в форме многоуровневой системы. Одной их существенных сторон данного миротворческого процесса на Северном Кавказе является использование религиозного фактора.

Итак, религиозная ситуация в Северо-Кавказском регионе формируется в основном за счет процессов, происходящих в православном и мусульманском обществе. Взаимоотношения между последователями этих конфессий Северного Кавказа строятся преимущественно в традиционно доброжелательном, мирном, обоюдно терпимом мире. Однако, внутренние процессы, происходящие в глубинах православия и ислама, характеризуются крайне противоречивыми негативными тенденциями. В основе данных тенденций лежит расслоение, разделение и распад; возникновение противоположных взглядов на те или иные догмы религии, возникновение новых религиозных объединений; появление нетерпимости к противоположной точке зрения, что, в конце концов, выливается в конфликт с применением насилия или с использованием других экстремистских методов.

Практика показывает, что обращение к экстремистским методам зачастую происходит тогда, когда верующим отказывают в легитимной политической деятельности. Специфика внутри-мусульманского противостояния в мусульманских анклавах Северного Кавказа состоит в том, что она носит и прямой и опосредованный характер. Это и направление усилий противостоящих течений на формирование о своем оппоненте негативного общественного мнения, и апелляция к общественности, в которой подчеркивается имеющееся размывание коренных устоев мусульманских народов и их культурно-национальной самобытности.

Следует отметить немаловажный факт при оценке религиозной ситуации в регионе, который заключается в том, что в практику вошли попытки подавления своего оппонента с помощью государства, с привлечением известным образом ориентированного правительства. Автор придерживается позиции Г. Курбанова, который считает, что «формальное существо внутриисламского конфликта в Дагестане состоит в том, что фундаменталисты, или «ваххабиты», требуют возврата к «чистому» исламу, отказа от суфизма, от института шейхства и религиозных братств, традиционных для Дагестана. Фундаменталисты требуют также отказа от суфийской обрядности, культа святых, введение элементов шариата, основанных на ханбалитском мазхабе».

Указанный конфликт в мусульманском мире усугубился с принятием в республиках Северного Кавказа законов, направленных против деятельности тех или иных религиозных течений. Указанные противоречия переросли в некоторых регионах Северного Кавказа в открытое вооруженное противостояние. По сути, религиозная ситуация, сопровождающаяся внутрирелигиозными противоречиями, оказалась одним из факторов дезинтеграции и нестабильности в регионе (см. рисунок 2.2).

2.1 Внешнеполитические аспекты национальной и региональной безопасности

Безопасность и стабильность на Северном Кавказе во многих отношениях зависит от положения в соседних южных странах ближнего и дальнего зарубежья.

С точки зрения региональной и национальной безопасности важнейшими акторами во внешнеполитической стратегии России являются закавказские государства, которые соединяют в качестве промежуточного звена в единую дугу нестабильности два остальных источника конфликтов в этом регионе: ближневосточный и северокавказский, Эта дуга нестабильности стала серьезным фактором в дезинтеграционных процессах, происходящих на южных рубежах России. Сегодня на Северном Кавказе «проходят испытание на прочность базовые основы нашего конституционного строя» (В. Путин).

Национальным интересам России отвечает существование единых, целостных и стабильных соседних стран- Грузии, Азербайджана и Армении, проводящих дружественную или, по меньшей мере, нейтральную политику в отношении России. Закавказье могло бы образовать надежный буфер, который амортизировал бы угрозы безопасности на юге России, исходящей от нестабильных регионов мусульманского мира. Поэтому Россия прилагает немалые усилия для урегулирования существующих конфликтов и прекращения военных действий в южном поясе (включая участие в миротворческих миссиях, военное присутствие и др.

Юг России в силу своего геополитического положения неизбежно вовлечен в мировые политические процессы, более того является одним из невралгических узлов современной системы международных отношений.

Ключевыми государствами в Средиземноморско-Черноморско-Каспийском и Кавказско-Ближневосточном регионах является Турция и Иран, также борющиеся за расширение сфер своего влияния в данном регионе,

В Концепции внешней политики Российской Федерации развитие добрососедских отношений и стратегического партнерства с государствами - участниками СНГ объявляется приоритетным направлением.

Приоритетное значение в Южном направлении имеет регулирование конфликтов на Кавказе и в Центральной Азии, развитие сотрудничества в военно-политической области и сфере безопасности, особенно в борьбе с международным терроризмом и экстремизмом. При этом главные угрозы связываются с деятельностью исламского экстремизма в Таджикистане, Афганистане и на Северном Кавказе. С точки зрения национальных интересов России на Южном направлении развитие ситуации в Афганистане имеет существенное значение. Вместе с тем на Северном Кавказе сосредоточены наиболее серьезные и прямые угрозы целостности Российской Федерации, ее стабильности по всему периметру российской границы.

Россия не может самоустраниться от конфликтов, разворачивающихся на ее южных рубежах. Нестабильность на Кавказе и в Центральной Азии оказывает прямое воздействие на этнополитическую ситуацию в северокавказских республиках России и прилегающих к ним Краснодарском, Ставропольском краях и Ростовской области.

Возникли серьезные проблемы, связанные с угрозой распространения религиозного экстремизма и терроризма с территорий Юга, охваченных войнами и беспорядками, недопущением переноса внешних для России конфликтов на внутреннюю почву. Этого добиться не удалось. На юго-западных рубежах России разгорелась русско-чеченская война, принявшая затем характер антитеррористической операции. Не урегулированы осетино-ингушский конфликт, межэтническое противостояние в Карачаево-Черкесской Республике и др.

К числу важных региональных приоритетов России относится сохранение в Кавказском, Каспийском и Центрально-Азиатском регионах своего экономического и военного присутствия. Огромные запасы обнаруженных здесь углеводородных ресурсов превратились в одну из стержневых проблем современной международной политики.

Для стратегических внешнеполитических и экономических интересов России немаловажным является вопрос: будет ли Россия контролировать нефтепотоки с открытых крупных месторождений нефти и газа на шельфе Каспия? Каспийский бассейн, как Черноморский и Балтийский, составлял значительную часть российского геостратегического потенциала. Юг России имеет перспективы стать составной частью комплексных трансконтинентальных транспортных систем. Однако возможная транспортировка энергоресурсов Касния в Турцию, а через нее — на Запад, в обход России по так называемому (транс)кавказскому коридору не отвечает задачам национальной и региональной безопасности. В случае реализации транскавказского коридора (в обход России) проблемы территориальной целостности России могут обостриться, поскольку, как считают эксперты, товарный поток, движущийся из Центральной Азии через Россию, скрепляет Урал, Поволжье, Западную Сибирь, Дальний Восток и европейскую часть России в единое целое [4, C.72].

Поэтому важный акцент делается на развитие экономического сотрудничества, включая создание зон свободной торговли. Региональным приоритетом в Южном направлении также является выработка такого статуса Каспийского моря, который позволил бы прибрежным государствам развернуть взаимовыгодное сотрудничество по эксплуатации ресурсов региона на справедливой основе с учетом законных интересов друг друга.

2.2 Ислам и истоки политического экстремизма

Как известно к родоначальникам терроризма в его современном понимании обычно относят итальянских карбонариев ХIХ века. Именно у них заимствовали русские боевики из “Народной воли”, а позже и эсеры организационную структуру построения тайной организации и методы борьбы с властью. В свою очередь “Народная воля” стала прообразом для последующих террористических организаций, причем не только российских. На смену террористам-одиночкам выдвинулись организации, сплоченные общей идеей, дисциплиной и религией, действующие на конспиративной основе, использующие широкий арсенал террористических методов, передовые достижения науки.

С течением времени акции террористов становились все более жестокими, менялась их направленность. Так, если в 70-х годах 80% акций было направлено против собственности и только 20% - против людей, то в 1986 году соотношение существенно изменилось - 50% против граждан и 50% - против собственности. С начала 80-х годов боевиками многочисленных террористических организаций активно используется тактика взрывов в людных местах, авторство которой приписывается алжирским исламским фундаменталистам.

Чтобы успешно бороться с явлением, следует разобраться, что лежит в его основе, чтобы попытаться устранить не следствие, а причину явления. Анализ причин терроризма показывает, что они кроются в возрастании кризисных явлений, неспособности общества регулировать сложные социально-политические процессы, быстрой смене систем человеческих и политических идеалов и ценностей, в подключении к активной политической деятельности широких масс населения, лишенных политического опыта. В результате активизируются стремления использовать слабости общественной и государственной системы и проложить кратчайший путь к поставленной цели, каким представляется путь насилия, путь террора.

Таким образом, в большинстве случаев, причиной террористических актов является неспособность государства или международного сообщества создать условия для реализации надежды того или иного народа на обретение государственности, разрешить давно существующие или возникающие общинные, национальные, расовые, социально-экономические, религиозные и др. проблемы.

Нездоровые, несправедливые политические, экономические, социальные, этнические, конфессиальные и другие отношения между личностью и обществом, личностью и личностью, личностью и международным сообществом могут порождать у лица или группы лиц желание с помощью насилия восстановить справедливость, право, веру. Следует отметить, что если государственные институты наработали определенный опыт борьбы с экстремистской и террористической деятельностью, обусловленной факторами политического, экономического, этнического и др. характера, то определение роли и места “религиозного фактора” в идеологическом обосновании политических и сепаратистских движений радикальной направленности представляет в теоретическом плане значительную сложность.

Анализ основных положений мировых религий показывает, что все они призывают к миру, справедливости, милосердию. Результаты социологических исследований также показывают, что верующие представляют собой более толерантную часть населения, чем неверующие: в представителе другой национальности видят “своего ближнего” 48, 2% верующих и лишь 12% неверующих. И несмотря на то, что отношение к некоторым конкретным национальностям в процентах (положительное/отрицательное) может изменяться, тем не менее, тенденция терпимости прослеживается достаточно четко (см. рисунок 3).

Таблица 3 – Вероисповедание и данные по национальностям (в процентах)

Установившиеся взаимоотношения конфессий и государства оцениваются гражданами тоже достаточно терпимо. Так, отделение церкви от государства одобряют 68, 6% неверующих и 44, 4% верующих (из которых 42, 8% православных и 32% мусульман). Не вызывают тревоги и результаты опросов по проблеме взаимоотношения конфессий. Так, положительно относятся к православию 60, 4% мусульман и лишь 2, 8% испытывают отрицательное отношение. Положительно относятся к исламу 29, 8% русских (отрицательно -13, 7%) и 31, 7% православных (при отрицательном отношении 17, 6%). Иными словами по результатам опросов мусульмане оказываются в среднем вдвое толерантнее православных. По данным Центра социологических исследований МГУ, религиозность ни к какой определенной политической ориентации, тем более радикальной, среднего гражданина не приводит.

Изложенное, несомненно, верно, если рассматривать данную проблему лишь через призму нравственной парадигмы мировых религий безотносительно к конкретным политическим ситуациям, движениям, конфликтам. В то же время в реальном мире политические, экономические, территориальные и другие конфликты приобретают особую остроту, если в них проявляется религиозная составляющая, наиболее часто возникающая в поликофессиальных государствах. Политические интересы начинают определять формы религиозных движений, характер истолкования тех или иных религиозных установок. Политические нормы в свою очередь получают религиозное обоснование, своеобразное “божественное” санкционирование. Особо наглядно это прослеживается в деятельности радикальных религиозных движений, в которых религиозная жизнь начинает рассматриваться как политическая деятельность, а политическое движение - как религиозно-доктринальное.

Наиболее рельефно идеологическая роль религии прослеживается в различных исламских экстремистских движениях, сторонников которых часто называют “фундаменталистами” или “ваххабитами”. Следует отметить, что исламские теологи выражают несогласие с использованием понятия фундаментализм при характеристике радикальных течений в исламе, ибо идеологи фундаментализма, по собственному убеждению преследуют священную цель - возвращение к регулятивным нормам раннего классического ислама, причем в системе “политика - ислам” сакральное начало берет на себя роль источника человеческих законов, выражения духовных и политических ценностей, следовательно, понятия “экстремизм”, “терроризм” и др., не вписывающиеся в данный механизм, просто теряют смысл.

Употребление понятия “ваххабиты” в широком смысле слова представляется не совсем корректным, так как на Северном Кавказе ваххабитами называют все группы мусульман, выступающие с критикой региональных особенностей ислама, обычно дополняемого местными обычаями и светскими ритуалами. Как следствие, в ваххабиты зачисляют всех, исповедывающих ислам и выступающих с критикой официального духовенства. Более правильно называть северокавказских ваххабитов салафитами (мусульманские религиозные деятели, которые в различные периоды истории выступали с призывами ориентироваться на образ жизни и веру ранней мусульманской общины) или как указано выше - фундаменталистами.

Исламские экстремисты при обосновании своей радикальной позиции исходят из формулы, что сопротивление несправедливости - обязанность мусульманина и игнорирование этой обязанности - грех. Высшая справедливость наступит в обществе лишь тогда, когда мусульмане будут строго следовать шариату и эта принципиальная позиция принесет людям благоденствие и процветание.

При реализации своих идеологических установок исламские экстремисты игнорируют существующие политические и социально-экономические условия жизни общества, считая их производными от ислама. По их мнению, лишь религиозные идеалы определяют весь спектр социальных взаимоотношений людей. Отсюда следует вывод: позитивное развитие общества возможно исключительно на основе законов шариата. Чтобы обеспечить торжество законов шариата, необходимо призывать и выводить людей из неисламского общества (джахилийи), что возможно лишь при условии, если движение возрождения общества возглавят “истинные мусульмане (см. рисунок 2.3).

Под последними понимаются верующие в Аллаха, отказавшиеся от всех привязанностей, в том числе близких и родственников, не разделяющих их идеологических установок. По существу это фанатики, воспринимающие нераздельность политических и религиозных ориентиров, опирающиеся как в вере, так и в реальной жизни на раннюю исламскую идеологию, стремящиеся к установлению на земле власти Аллаха на основе шариата, убежденные в необходимости джихада, позволяющего применять насилие до полной победы ислама. Религиозные экстремисты отличаются исключительной преданностью своим руководителям, готовы выполнить их любой приказ, в том числе пожертвовать собственной жизнью во имя религиозных идеалов, не говоря уже о жизни так называемых “неверных”.

Борьба с терроризмом на религиозной основе сложнейшая, многоплановая и актуальная для Российской Федерации задача общегосударственного масштаба. Силовой вариант решения проблемы способен дать лишь кратковременные позитивные результаты. Для кардинального оздоровления ситуации нужна кропотливая и прицельная работа по выявлению и ликвидации факторов, детерминирующих терроризм на религиозной основе, а также той питательной среды, на которой он произрастает. Для уничтожения этого социального зла необходимо взаимодействие государственных институтов, общественных объединений, партий, исламских организаций и движений, средств массовой информации, всех законопослушных граждан.

3. О некоторых аспектах противостояния религиозному экстремизму в Северо-Кавказском регионе

Глубокий системный кризис российского общества наиболее остро проявляется в Северо-Кавказском регионе. Высокий уровень безработицы, межнациональная напряженность и вооруженные конфликты, общий спад экономики и кричащее расслоение по уровню жизни актуализировали интерес в обществе к религии. Проблема ваххабизма получила новое звучание после нападения боевиков Хаттаба и Басаева на Дагестан. Факт агрессии, наконец, заставил Москву взглянуть на деятельность ваххабитов глазами представителей традиционного ислама, осудить экстремистскую риторику и практику ваххабитов.

Поскольку теме религиозного экстремизма посвящено множество научных и публицистических работ, хотелось бы заострить внимание на тех аспектах кавказского ваххабизма, которые пока остаются вне фокуса внимания исследователей. В этом плане представляется продуктивным обобщение эмпирического материала по противодействию религиозному экстремизму в Республике Ингушетия. Начало активного внедрения ваххабизма в Ингушетии пришлось на 1993-94 гг. и вызвало обеспокоенность руководства, духовенства и простых мусульман республики. В отличие от соседней Чечни и Дагестана, в Ингушетии ваххабиты не проявляли себя явно и занимались чисто религиозной деятельностью, не афишируя свои политические цели. И только в ходе первой военной операции в Чечне стали проявляться попытки вербовки боевиков в лагеря Хаттаба, Фаттаха и других лидеров ваххабитов.

Анализ социально-политической и религиозной ситуации в республике в 99-2000 годах показывает, что, увлекшись чисто административными мерами, власти и муфтия Ингушетии упускают другие, в данной ситуации, может, и более важные аспекты проблемы [7, С. 76]. Очевидно, такое же положение и в других республиках региона. Рассмотрим эти аспекты:

1) Учет питательной среды, социальной базы ваххабизма. В литературе справедливо отмечается, что в основном в экстремистские религиозные организации попадают малообразованные люди, как правило, безработные, по сути маргиналы. Потребность в принадлежности к большому коллективу, его психологической защите и признании для несформировавшейся личности, безусловно, очень важна. Но и материальный аспект не менее привлекает молодежь из социально ущемленных слоев.

2) Казалось бы, всем ясно, что при социально-экономической напряженности в сочетании с психологическими фрустрациями в условиях размывания этнокультурных норм и кризиса идентичности, обновленческие религиозные течения выступают как источник различий, основание для самоидентификации индивидов и общностей, попавших в ситуацию идеологического и духовного вакуума. Можно утверждать, что индивиды, в которых более или менее развито национальное чувство, обладают большим иммунитетом против пропаганды экстремистских религиозных сект. Для северокавказских обществ характерно гармоничное сочетание религиозных норм и национальных традиций. Поэтому требование отречения от национальных обычаев, формы одежды, языка как препятствующих образованию т.н. “исламской нации” воспринимаются в основном национал - нигилистами, вызывают раздражение людей, приверженных в равной мере своей культуре и религии.

3) Ваххабиты достаточно умело пользуются семейными и родовыми традициями взаимопомощи и поддержки. Анализ ситуации в Чечне показывает, что современный чеченский тайп находится в таком состоянии, что уже не способен контролировать своих отдельных членов - ваххабитов, но в то же время продолжает оказывать им защиту и покровительство перед лицом представителей иных тайпов. Поэтому можно наблюдать любопытную картину: ревностный приверженец одного из суфийских братств готов бороться с “ваххабизмом” вообще, но при этом закрывают глаза на членов своих семей и родственников-ваххабитов, чем последние и пользуются, при этом, продолжая считать своих родных кафирами!

4) Среди мер противостояния ваххабизму, предусмотренных рядом съездов, конференций, совещаний, практически нет касающихся деятельности самого духовенства и мусульманских общин. Нет необходимости доказывать, что не всё в их деятельности идеально. Ясно также, что в критике ваххабитами деятельности “традиционного” духовенства не все без исключения безосновательно – в противном случае их пропаганда не привлекала бы новых сторонников и сочувствующих. Отсюда отстраненность от борьбы с проявлениями религиозного экстремизма, расценивание такой борьбы как борьбы за власть и влияние на общину между прежним духовенством и новыми искателями духовной и политической власти.

В деятельности экстремистских религиозных сект можно выделить признаки общественно-политической организации и признаки идейной общности. Как общественно-политическая организация ваххабитская секта на Кавказе есть организация экстремистская, в связи, с чем к ней могут и должны применяться административные, правовые, силовые меры, и ведущая роль здесь, естественно, принадлежит государству. С другой стороны, эта организация основывается на идее, а против идеи можно бороться идеей большей духовной силы, и здесь важнейшую роль играет духовные лидеры и их авторитет. С учетом того, что традиционный суфийский ислам отдает приоритет духовной сфере, не отрицая, а, позволяя органично включать самые разные национально-культурные и государственно-политические идентичности, он обладает большой нравственной силой и политической гибкостью при сохранении главной идеи ислама – служения единому богу. В этом плане идейная сила традиционного ислама остается мало востребованной в силу увлечения духовенства административными и формальными методами. Именно на уровне борьбы идей возможно не просто сдерживание роста религиозного экстремизма в регионе, но и снижение уровня его радикальности, чему, к сожалению, уделяется мало внимания. Можно сказать, что обозначенные некоторые аспекты борьбы с религиозным экстремизмом в регионе как теоретической и общественно - политической проблемы требуют своей дальнейшей проработки и конкретизации. Полагаю, что обозначенные аспекты теоретического и прикладного характера могут придать определенный импульс в исследовании этой актуальной для Северо-Кавказского региона проблемы.

3.1 Религиозно-политический этнонационализм и терроризм в полиэтноконфессиональном обществе на Северном Кавказе

В России особая активность исламских радикалов стала отмечаться в конца 80-начала 90-х годов ХХ в. в республиках Северного Кавказа, где ими проповедовались идеи всеобщей исламизации населения. В эти годы наблюдался рост числа приверженцев исламского радикализма в форме ваххабизма, особенно в Чечне и Дагестане, их стремление подчинить своему влиянию официальные культовые учреждения, а также противопоставить верующих органам власти, создание ими религиозно-политических структур и вооруженных формирований, укрепление контактов с руководителями некоторых экстремистских движений как внутри страны, так и за ее пределами. Последователи «чистого ислама» в Дагестане, а затем и в Чечне, заявляли, что на земле должен действовать только закон Аллаха, а все другие законы, написанные людьми, не подлежат исполнению. И для установления всеобъемлющего божественного закона необходимо объявить джихад.

Таким образом, на Северном Кавказе наряду с возрождением и заметной политической активизацией традиционного ислама появляется и постепенно утверждается ранее мало известное здесь течение ислама - ваххабизм, представляющий собой ярко выраженное религиозно-политическое движение в суннитском исламе. Как показывает анализ деятельности сторонников религиозно-политического экстремизма на постсоветском пространстве, они стремятся путем демагогии, организации беспорядков, актов гражданского неповиновения дестабилизировать и разрушить существующие общественные структуры для достижения своих целей. При этом, как правильно замечают специалисты, «широко используют силовые методы - террористические акты, партизанскую войну и т. д.; в принципе отрицают переговоры, соглашения, компромиссы, основанные на взаимных уступках».

Для обоснования возможности насилия над всеми, кто не подчиняется воле Аллаха, ваххабитами используется известная концепция, согласно которой мусульманин обязан побуждать всех следовать предписанному шариатом и предотвращать совершение запрещенного им. Этот принцип закреплен в ряде стихов Корана, который, например, гласит: «И образуется из вас община, которая будет призывать к добру, побуждать к предписанному и отвращать от запретного» (3:104). Порядок выполнения этой обязанности усматривают в следующих словах Пророка: «Если кто-нибудь из вас увидит нечто запрещенное шариатом, то пусть изменит его своей рукой, а если не сможет сделать этого рукой, то пусть остановит грех своим языком, а если и так не сможет, то - хотя бы своим сердцем, и это будет самым слабым проявлением веры!». Для обоснования своих действий ваххабиты же делают акцент на первой части данного высказывания - предотвращении отклонений от шариата «рукой», то есть насильственным путем. Главная угроза общественной безопасности РФ со стороны религиозно-политического экстремизма заключается в его стремлении навязать обществу модель «исламского государства» на основе жесткого, вплоть до вооруженного подавления инакомыслия.

Как пишет известный российский исламовед А.А. Игнатенко, «внедрение ваххабизма обязательно приводит (об этом свидетельствует 30-летний опыт его распространения в мире) к следующим сугубо негативным для общественной стабильности и государственной безопасности последствиям: раскол национального мусульманского сообщества в той или иной стране; создание из части расколотого национального мусульманского сообщества (она может быть небольшой) активной антисистемной (антиобщественной и антигосударственной) группы или групп; включение этой группы (групп) во всемирную сеть ваххабитских организаций с единой идеологией, централизованным руководством, внешним финансированием и, естественно, идущим извне, из ваххабитского центра (центров) политическим целеполаганием; распространение идеологии религиозной и национальной нетерпимости и вражды, реальное осуществление религиозной дискриминации и сегрегации в тех зонах, где ваххабизм сумел закрепиться; теоретическое оправдание насилия, экстремизма и терроризма в отношении всех тех, кто провозглашается «неверными»; активное ведение вооруженной борьбы или осуществление террористических актов против «неверных».

Исламские радикальные структуры в Южном федеральном округе, в том числе и Дагестана, тесно связаны с радикальными исламистскими организациями за рубежом, за которыми просматриваются геополитические интересы, как государств исламского мира, так и ряда западных держав. Специальные службы и неправительственные организации этих стран стремятся обеспечить благоприятные условия для оказания выгодного им воздействия на развитие политической, экономической и религиозной ситуации в Дагестане и регионе в целом. Они рассматривают Дагестан в качестве плацдарма для утверждения своего духовного и политического влияния на Северном Кавказе и других мусульманских регионах России. Об участии зарубежных исламистов в экстремистской и террористической деятельности на территории Северного Кавказа, Дагестана свидетельствуют некоторые факты. 16 декабря 2005 года ФСБ РФ официально подтвердила факт уничтожения в ноябре в Дагестане международного террориста Абу Омара Ас-Сейфа. Директор ФСБ России Николай Патрушев сообщил, что спецслужбы в Дагестане уничтожили представителя международной террористической сети «Аль-Каида» на Северном Кавказе Абу Омара. Абу Омар «получал и распределял поступавшие из-за рубежа финансовые средства на ведение диверсионно-террористической деятельности в России», сказал представитель ЦОС ФСБ. Абу Омар периодически встречался с Масхадовым, Басаевым, Хаттабом, Садулаевым, другими главарями бандформирований и финансировал их террористическую деятельность. «Уничтоженный представитель «Аль-Каиды» принимал непосредственное участие в планировании и подготовке террористических актов, занимался религиозно-политической пропагандой экстремистской направленности», – сказал представитель ФСБ. До 2005 года Абу Омар, по данным российских спецслужб, находился на территории Ингушетии, а в 2005 году перебрался в Дагестан «для решения стратегической задачи – переноса диверсионно-террористической деятельности в эту республику», заявляет ФСБ России.

Для создания и функционирования исламских радикальных организаций необходимы в первую очередь деньги, оружие и надежное убежище (ДОУ). Финансовые средства используются на следующие цели: создание материально-технической базы (компьютерное обеспечение, современные средства связи, транспорт, современное оружие); вербовка новых членов; боевая подготовка ударных отрядов и наемников; подготовка и проведение акций; обеспечение поддержки членов организации на местах и за границей (подготовлены «спящие», т.е. скрытые агенты, они ждут команду, но не знают, какое им дадут задание, и находятся в постоянной готовности); проведение социальных кампаний с целью переманить на свою сторону сочувствующих (строительство больниц, школ, приютов; материальная помощь остро нуждающимся людям); PR акции в СМИ для придания своим организациям имиджа борцов за свободу, справедливость и защиту интересов широких слоев населения.

Современные религиозно-политические экстремистские и террористические организации на Северном Кавказе, в Дагестане финансируются за счет внешних и собственных (внутренних) средств путем создания сетевой инфраструктуры источников. Самофинансирование достигается именно за счет внутренних источников - доходов от легальной деятельности, а также денег, поступающих от полулегальных и криминальных структур. Немалую долю составляют и внешние источники: денежные инъекции религиозных, гуманитарных, благотворительных и иных организаций, состоятельных частных лиц; целевой сбор пожертвований, которые в основном осуществляются через определенные религиозные и социальные группы стран Запада и Ближнего Востока.

На основе анализа научных публикаций и материалов периодической печати и собственных наблюдений относительно движения ваххабизма на Северном Кавказе можно сделать некоторые обобщающие выводы.

Во-первых, движение ваххабизма можно квалифицировать как имеющую двойственную природу религиозно-политическую организацию. С одной стороны, налицо признаки секты, с другой стороны - политической организации.

Во-вторых, движение имеет неадекватное своей численности политическое влияние в силу своей идеологической специфики, финансовых возможностей, режиму благоприятствования некоторых чиновников в центре и на местах.

В-третьих, ваххабизм в ближайшей перспективе будет оставаться одним из самых активных движений в силу названного нами ряда объективных причин.

В-четвертых, на Северном Кавказе имеются объективные и субъективные условия для дальнейшего распространения идеологии ваххабизма.

В-пятых, ваххабизм, в частности, его северокавказский вариант, имеет много общего с суданским его вариантом в силу того, что наложение ваххабизма на местные религиозные традиции привело к его относительной трансформации и, следовательно, изучать северокавказский ваххабизм необходимо с учетом этих факторов.

Северокавказский вариант ваххабизма проявил себя как деструктивная религиозно-политическая сила, связанная с международным терроризмом и сепаратистскими группировками в регионе. Деятельность религиозно-политических экстремистов и террористов привела также к росту этноконфессиональной нетерпимости и обострению социально-политической и религиозной ситуации в регионе.

Терроризм – многомерное социально-политическое явление, в основе которого находятся социально-экономические, политические, конфессиональные и этнические факторы. Особенно серьезную угрозу вызывают террористические и экстремистские проявления на Северном Кавказе при активном влиянии из-за рубежа. Зарубежные исламистские экстремистские центры ставят целью побуждение элит и населения Северного Кавказа к выходу из состава Российской Федерации, и ориентировать их на страны исламского мира [12, С. 81].

В своем обращении к населению республики террористы предупреждают о том, чтобы они не находились «вблизи сотрудников МВД, ФСБ, Прокуратуры, судов, чиновников марионеточного правительства, их зданий и транспорта. Все они являются легитимными военными целями моджахедов и в любое время могут быть атакованы». В обращении от 10 сентября 2006 года дагестанского джамаата «Шариат» говорится: «по шариату тот, кто носит милицейскую или иную форму армии шайтана, даже если он называет себя «мусульманином»…, является врагом, с которым предписано воевать».

Роль ислама в общественно-политической жизни республик Северного Кавказа с каждым годом усиливается, соответственно увеличивается политическое влияние традиционных исламских институтов. Вместе с тем ислам не стал консолидирующим фактором для северокавказцев, среди которых по-прежнему преобладающим является фактор этнической и общинной принадлежности, что также сыграло свою роль в развитии и эскалации религиозно-политического конфликта. Взаимосвязь этнического и религиозного факторов способствовала тому, что в ходе многочисленных конфликтов ислам на Северном Кавказе используется для упрочения своих позиций и усиления политического влияния различными политическими, в том числе сепаратистскими и другими деструктивными силами.

В первую очередь мы должны создать благоприятные условия для обеспечения занятости, для того, чтобы каждый дагестанец мог заработать честным трудом, имел возможность приобрести или построить жилье, получить качественное образование и медицинское обслуживание, другие социальные услуги, гарантированные государством. Если не сосредоточить внимание на этих и других жизненно важных вопросах, которые больше всего волнуют людей, все наши усилия, направленные на борьбу с экстремизмом, оздоровление общественно-политической обстановки, не дадут ожидаемого результата. В полную силу необходимо задействовать потенциал средств массовой информации, наших высших и средних учебных заведений, научной и творческой интеллигенции, институтов гражданского общества, религиозных организаций, опыт старшего поколения дагестанцев, участников Великой Отечественной войны, ветеранов труда.

Требуется комплексный подход к осуществлению противодействия религиозно-политическому экстремизму и терроризму, который включал бы в себя меры регулирующего, запретительного и профилактического характера. Как показывает анализ международного и национального опыта по противодействию религиозно-политическому экстремизму и терроризму, наиболее эффективными в этой области мерами являются совершенствование правовой базы, укрепление и совершенствование деятельности спецслужб, усиление борьбы с финансированием религиозно-политического экстремизма и терроризма, а также активизация разъяснительной и пропагандистско-идеологической работы.

3.2 Пути преодоления идеологии религиозно-политического экстремизма, терроризма и этнонационализма в условиях Северного Кавказа

Сегодня в деле противодействия религиозно-политическому экстремизму и терроризму настоятельно требуется комплексный подход, который включал бы в себя меры регулирующего, запретительного и профилактического характера. Как показывает анализ соответствующего международного и национального опыта, наиболее эффективными в этой области мерами являются совершенствование правовой базы, укрепление и совершенствование деятельности спецслужб, усиление борьбы с финансированием религиозно-политического экстремизма и терроризма, а также активизация разъяснительной и пропагандистско-идеологической работы. На мой взгляд, в условиях Северного Кавказа к числу таких наиболее эффективных мер относятся:

1) Органы государственной власти РФ и северокавказских субъектов Федерации должны расширить взаимодействие государственных органов и религиозных объединений по всем направлениям сотрудничества, в первую очередь в активизации борьбы с проявлениями религиозно-политического экстремизма и терроризма, борьбе с преступностью, в духовно-нравственном оздоровлении Северокавказского общества;

2) Муниципальные органы власти должны уделять особое внимание воспитанию населения в духе национальной и религиозной терпимости, непринятия идеологии религиозно-политического экстремизма и терроризма;

3) Главный упор в стратегии противодействия религиозно-политическому экстремизму и терроризму следует делать на улучшении социально-экономической ситуации в регионе, так как это способствует урегулированию социально-политических конфликтов и существенно сужает социальную базу религиозно-политических экстремистов и террористов;

4) Одновременно следует принимать решительные меры по перекрытию каналов финансирования экстремистов и террористов из-за рубежа и из местных источников;

5) В плане блокирования терроризма, как уголовного проявления, следует совершенствовать правовую базу, укреплять и совершенствовать деятельность специальных служб, а также активизировать идеологическую работу;

6) Укрепить международные аспекты этноконфессиональной политики РФ на Кавказе, предпринять энергичные меры, препятствующие использованию Северного Кавказа в качестве «перевалочной базы» для распространения различных экстремистских течений ислама, питающих сепаратизм, терроризм;

7) В связи с тем, что усилия, предпринимаемые государственными и общественными институтами по борьбе религиозно-политическим экстремизмом и терроризмом, не оказались адекватными остроте проблемы и бесчеловечные теракты продолжаются, требуется комплексный подход к осуществлению противодействия религиозно-политическому экстремизму и терроризму, при котором предусматривались бы меры не только регулирующего и запретительного, но и профилактического характера.

В исламе на Северном Кавказе, Дагестане существует серьезный потенциал клерикализма, понимаемого как тенденция к достижению политических и иных нерелигиозных целей религиозными средствами.

Такое положение дел является питательной средой для политического экстремизма и радикализма, внешне принимающего мусульманские религиозные формы и, возможно, антироссийскую направленность.

Исламский радикализм на Северном Кавказе неоднороден: имеются как экстремистское течение, не идущее ни на какой компромисс, так и умеренный, бытовой радикализм. Если с первым надо вести бескомпромиссную борьбу, в том числе и насильственными методами, то со вторым надо пойти на диалог, найти общие точки соприкосновения.

Возможная легитимизация умеренного исламского радикализма в республике и перевод решения противоречий между сторонниками исламского радикализма и традиционного ислама, в том числе и суфизма, из военно-политической в религиозно-теологическую плоскость может способствовать снятию накопившегося потенциала радикализации всего спектра исламистских движений и предотвращению их выхода на ультрарадикальные позиции.

Заключение

Итак, Северный Кавказ - самый сложный регион с точки зрения социально-экономической ситуации, государственного управления и обеспечения национальной безопасности России. Здесь присутствует реальная угроза национальной безопасности Российской Федерации, ее целостности и суверенитету. Именно здесь радикальный этнический национализм и экстремизм в религиозной сфере обрели насильственные и варварские формы, бросив вызов не только государству, но и общественным устоям местного населения.

Материалы исследования курсовой работы дают основания сделать мне следующие выводы.

Во-первых, являясь одной из важных категорий политологии, экстремизм представляет собой общественное явление, сущность которого состоит в радикальной деятельности субъектов социальной деятельности, субъектов социальных отношений, основанной на приверженности к гипертрофированию, крайним оценкам условий, в которых эта деятельность происходит. Как правило, такой экстремизм не идет на уступки противной стороне, не применяет тактику диалога. Следовательно, говорить об экстремизме применительно к религиозным объединениям можно тогда, когда их деятельность проявляется в форме противоправных экстремистских действий, а именно направлена на: насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации; подрыв безопасности Российской Федерации; захват или присвоение властных полномочий; создание незаконных вооруженных формирований; осуществление террористической деятельности; возбуждение расовой, национальной или религиозной розни., и т.д.

Во-вторых, экстремистская деятельность религиозных объединений представляет собой единство и противоречивость общего и особенного, сущностного и несущностного, главного и второстепенного, устойчивого и изменчивого, внутреннего и внешнего. Поэтому возникает важная методологическая проблема структуризации экстремизма в религиозной сфере и, прежде всего на основе их классификации.

В-третьих, экстремизм в религиозной сфере проявляется, прежде всего, в странах с исторически сложившейся религиозной традицией и практикой как ответная реакция на нововведения. Источником экстремизма в религиозной сфере часто выступает проблема, порожденная фанатичным религиозным обществом, - это ложное представление о том, что там, где есть религия, человеку не нужен разум.

В-четвертых, религиозное сознание все активнее участвует в формировании субъективных, ценностно-мотивационных, эмоционально-психологических предпосылок экстремистского поведения, что предполагает изучение религиозной ситуации.

В-пятых, экстремистская деятельность религиозных объединений на Северном Кавказе угрожает конституционному строю, территориальной целостности, всей системе безопасности региона и страны [11, C. 178].

Кавказ должен рассматриваться как приоритетное направление внешней и внутренней политики России. Предпосылки этого заключаются в том, что он является ключевой стратегической территорией для обеспечения национальной безопасности России на южных рубежах, а для проведения последовательной международной политики в Ближневосточном и Среднеазиатском ареалах. Поэтому геополитически Кавказ является не только южным рубежом России (оборонный полюс), но и самостоятельным поясом распространения российского влияния в мире (полюс влияния). В качестве одного из приоритетных направлений геополитических исследований для современной России является создание глобального междисциплинарного Геополитического Атласа Кавказа, который бы учитывал существующие тенденции, исторические прецеденты, потенциальные модели развития этноконфессиональных структур Кавказа. Для этого необходимо на основе геополитической методологии проанализировать разнообразную информацию этнополитического, конфликтологического, религиоведческого толка, проанализировать органическую, социальную, культурную, этконфессиональную и криминальную связь народностей, населяющих Кавказа, с жизнью и функционированием диаспор, находящихся как на территории России, так и за ее пределами. В этой перспективе необходимо разработать карту диаспор, которые этнически принадлежат к символическому пространству кавказской геополитики. Особое значение следует уделить изучению структуры религиозного опыта кавказских народов, диалектики соотношения экзотерических догм и эзотерических культов (тарикаты, вирды, духовные школы), а также изучению родоплеменной структуризации с учетом клановых, тайповых и иных особенностей.

Сегодня следует оказать экстремизму в религиозной сфере общегосударственное противодействие, разработать и практически реализовать единую наступательную политику, включающую комплекс правовых, политических, экономических, социальных, организационных и других мер, нацеленных на устранение причин и условий, способствующих возникновению и осуществлению экстремистской деятельности религиозных объединений, снижению его активности и локализации последствий его проявлений.

Список использованных источников

1. Авксентьев В.А. Этнические проблемы Северного Кавказа в контексте общероссийских и мировых этнических процессов // Известия ВУЗов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. - 2007. - №2. - С.9- 12

2. Актуальные проблемы всеобщей истории. «Кавказ в геополитике великих держав». Каф. сб. №1. – Махачкала, 2008

3. Военно-политическая обстановка в зоне Южного Федерального округа России // Журнал теории и практики евразийства. -2009. - №12. -С.24-58.

4. Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа. М., «Международные отношения», 2008, C 462.

5. Геополитика современности и геостратегия России. - М: Росспен, 2007.

6. Ислам и политика на Северном Кавказе. Сборник научных статей / Северо-Кавказское обозрение Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК при РГУ. Вып. 1. Отв. ред. В.В. Черноус. – Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2009.

7. Ляхов Е.Г., Попов А.В. Терроризм: национальный, региональный и международный контроль: Монография. - Ростов - н/Д. - 2009. - С. 81.

8. Малышева Д.Б. Конфликты в развивающемся мире, России и СНГ. – М., 2006

9. Мацнев А.А. Этнополитические конфликты и проблемы геополитики // Вопросы национальных и федеративных отношений. - М.: РАГС, 2007.-С. 158-173.

10. Межэтническое взаимодействие на Юге России: проблемы и пути решения в условиях социальной трансформации: Сборник статей по материалам третьей региональной научно-практической конференции. Ставрополь, 20 июня 2008 г. // Под ред. Б.Д.Иванникова, А.В.Панкратова, Г.А.Копылова. - Москва- Ставрополь: ИСПИ РАН, 2009 – C.194.

11. Османов Г.Г. Современный Дагестан: Геополитическое положение и международные отношения. – Махачкала, 2009

12. Цымбурский В.Л. Геополитика как мировидение и род занятий. //ПОЛИС. 2007. - № 4.

13. Черноус В.В., Цихоцкий С.Э. Кавказский вопрос как геополитическая проблема: история и современность. //Кавказ: проблемы геополитики и национально-государственные интересы России. Ростов н/Д., 2007. С.16.

Приложение А

Обобщенная статистика нападений связанных с этнонационализмом и неонацизмом за 2007-2009 гг. в Южном Федеральном Округе (с разбивкой по времени года)

Рисунок А.1 – Статистика нападений за 2007-2009 гг. в ЮФО

2007 – Кроме того, известно о 13 убийствах бездомных, в которых правоохранительными органами подозревается идеологическая (неонацистская) составляющая.

2008 – Кроме того, известно о 5 убийствах и 4 избиениях бездомных детей, в которых правоохранительными органами подозревается идеологическая (неонацистская) составляющая.

2009 – Не считая пострадавших от скинхедов преследователей секс меньшинств 27 мая 2009 года.