Дипломная работа: Корпорация власти

Корпорация власти

Ильин Алексей Николаевич

Аннотация

Цель этой работы – критический анализ деятельности современной партии власти – «Единой России». В тексте рассматриваются различные аспекты политической деятельности данной партии, которые в совокупности характеризуют партию как авторитарную организацию: принуждение электората, его конформизация, нарушение конституционных прав, ложь и мифологизация, фальсификация выборов, жесткий контроль СМИ, нетерпимость к инакомыслию и уничтожение оппозиции. Основная идея настоящего исследования заключается в том, что «Единая Россия» – не партия, а корпорация, которая выражает не интересы какой-либо прослойки общества, а сугубо свои, узкокорпоративные, интересы. Автор приводит достаточно серьезную доказательную базу, которая состоит как из многочисленных литературных источников, так и из личного опыта наблюдения за явлениями, происходящими на политической арене современной России.

Предисловие к монографии А. Ильина «Корпорация власти»

В последнее время наш лексикон начинает обогащаться новыми словами, значение которых подчас может не представляться до конца понятным. Иллюзорность понимания, возникающая у тех, кто их употребляет, в принципе, достигается умышленно. Атомизация социальной структуры, её образований, выглядит вполне объективным результатом, получаемым на «выходе» от вполне конкретных усилий власти, заинтересованной в подобном процессе.

Концептуализация таких конструкций, как «корпоратив», «корпоративное мероприятие», «корпоративная вечеринка», «корпоративный отдых» или «яхта Абрамовича», несёт с собой зловещие смыслы. При этом возникают вполне устойчивые ассоциации в виде иллюстраций сытых и довольных, развлекающихся и танцующих. Холодный блеск драгоценностей и наклеенные улыбки. Причём подобное сложно назвать эпикурейством, торжеством высокого эстетического вкуса, справедливым вознаграждением. Это – пир сытых в условиях прозябания огромного количества нищих, голодных, алкающих элементарных гарантий. Это – типичная зарисовка современной России. Пиршество в русском доме Ванкувера – 2010. Обмывающей свои медали. Сильной России. Единой России…

Корпоратив предполагает отсутствие лишних. Правящие акторы не намерены терять собственную позицию, инкорпорировать в свои структуры потенциальную контрэлиту. Вместе с тем, налицо потрясающая циничность – фишка манипулятивных игр, суперидея мнимой российской успешности, российского единства. Создаётся иллюзия причастности к общему столу, к разговорам за ним, к совместным тостам и изливаниям души. Общество приучают к мысли о том, что все вместе. Вспоминается один из плакатов «Единой России», тиражируемый в информационном пространстве во время очередной венценосной и безальтернативной кампании. Ректор и тракторист, директор и врач, рабочий и сотрудник ДПС… Все вместе. Все – Единая Россия.

Ах, какая же это мнимая, выдуманная каким-то политтехнологом идентичность! Могут ли собраться за одним столом представители данных профессий? Можно ли примирить рабочего и сотрудника ДПС? Возникают сомнения в существовании неких идентичностей, помимо объективных потребностей и мерцающих огней неких метафор, выступающих своеобразными феноменами – смерть, жизнь, добро, радость, любовь. Сложно представить, что представителям данных профессий удастся собраться за одним столом! Вместе с тем, есть вероятность, что их всё-таки соберут. Раскинут скатерти, расставят фужеры и будет фуршет! Всё будет по-честному! И будет искренность! Напоминающая визиты первых лиц государства или губернаторов в гости к ветеранам и в детские дома, к известным учёным и артистической богеме. Журналисты-рабы осветят подробности события в СМИ. Вспоминается вопрос, заданный В. Путину во время встречи с журналистами несколько лет назад одной женщиной, представлявшей какое-то издание с Дальнего Востока. Она спросила что-то вроде того, как ему удаётся держать себя в такой прекрасной форме. Сам вопрос может уже многое сказать о том, что данный журналист не считает зазорным присутствовать на фуршетных корпоративных праздниках. Отправиться в командировку за 10000 километров для того, что задать подобный вопрос! По сути дела, здесь, на данном примере, продемонстрирована «клиническая смерть» журналиста, с выдохшейся гражданской позицией. Нет, скорее всего, её не было изначально…

Могут ли собраться вместе все эти люди? Думаю, что нет. Не могут быть вместе люди, зарплата которых отличается в десятки раз, а жилищные условия – приблизительно также как в начале XX века отличался быт рабочих Путиловского завода и министров Временного правительства. Сытый голодного не разумеет. И никогда такого не будет, когда их вербализованный диалог за утренним чаем будет похож на ахматовские стихи. Безобразный моральный облик корпорации власти, её низкий эстетический вкус делают её совершенно непривлекательной для элементарного человеческого общения. Кумовство и непотизм, «кристаллизованность» и строгая регламентация внутренней жизни правящего класса плотно закрывают его стальными рольставнями от любопытных взглядов. Политический дискурс узурпирован в интересах корпорации власти. Такое ощущение, что корпорация власти задерживается в России уже надолго. По крайней мере, у нас не возникает ощущения, что позиция власти будет постепенно ослабевать. Наоборот, царствование продолжается. Закрываются заводы, школы и больницы, но тело власти не испытывает симптомов физического голодания. Растёт репрессивное тело власти, происходит институционализация новых форм принуждения и контроля, повышается информационная зависимость общества от всемогущего и всезнающего рубильника власти. Тело власти развивается и за счёт переливания свежей крови. Маленькие холуи из молодёжный парламентов привыкают к процедуре легитимации в данный институт как к единственно возможной и честной. Отбор в молодёжные парламентарии происходит посредством собеседования с местной властью – корпорацией «Единая Россия».

Безусловно, сильным моментом исследования Алексея Ильина является достижение полифонии с теоретическими построениями французской структуралистской школы, отличающейся болезненным и гипертрофированным ощущением собственной свободы, притязанием на неё со стороны различных инстанций власти, действующих исподволь. Лёгкость и элегантность стиля, подобно эпикурейской, структуралистической манере, налёт фантазийности, чрезмерное увлечение дискурсом, расценивающиеся как отсутствие фундаментальности, на самом деле есть, безусловно, новые объяснительные схемы – оригинальные, интеллектуальные, живые. Причём, весьма убедительные и научные!!

Но, рассуждать Вам, уважаемый читатель. Если Вы держите в руках эту книгу, то, безусловно, это уже говорит о присутствии некоторого интереса, о стремлении разобраться, вступить с автором в полемику, поддержать его, передать ему на расстоянии заслуженную мысленную здравицу.

В принципе, политтехнолог, придумавший имя корпорации власти – «Единая Россия», – делал свою работу. Как тракторист и ректор, как директор и врач, как рабочий и сотрудник ДПС. Голосование за данную партию может быть объяснимо мотивами, срабатывающими при экономическом голосовании, когда кандидат-единоросс за считанные мгновения преобразует реальность, подключая к легитимации огромную ресурсную базу. Во многих субъектах РФ и муниципальных образованиях, в последнее время, выборов ждут приблизительно так же, как поколения, родившиеся до 1990-х гг., ждали Новый год. Выборы с участием «Единой России» в условиях стагнирующего государства, коррупционного и ненадёжного, сворачивающего социальные программы, но гарантирующего обществу какую-то мистическую, экзистенциальную старость, тем не менее, интересны. Но, интересны только в одном смысле – экономическом. Ключевая проблема российского общества – его потрясающая бедность – до сих пор не решена, и манифестации «Единой России», корреспондирующие с весенне-осенними электоральными циклами, рассматриваются обществом как бесплатная раздача хлеба, как некий момент истины.

Дорогой читатель, друг, уверен, что Вас ожидает интереснейшее интеллектуальное чтение. Уникальность работы Алексея Ильина, на наш взгляд, заключается в том, что наряду с достаточно качественными попытками объяснения феномена корпорации власти, её внутренних кодексов и регламентаций, нам предоставляется и реальная авторская позиция – очевидный, звонкий авторский голос – недвусмысленное гражданское «Я».

Введение

Трудно писать на злободневные темы. Трудно писать о том, что запрещено, о чем говорить в официальной прессе нельзя, о том, что касается нас всех в целом (граждан РФ) и каждого в отдельности, о том, что во многом определяет нашу жизнь. Иногда возникает вопрос: «какая же идеологическая пустота, слепота и немота заставляет нас игнорировать самый главный предмет нашего существования – систему, определяющую границы дозволенного и запрещенного?». Трудно найти однозначный ответ.

В этой работе пойдет речь о политике. И не просто о политике в ее абстрактном смысле, а о политической ситуации в современной России, игнорируя которую, мы игнорируем наше настоящее и будущее. Ведь вопрос о том, как и кто нами управляет, немаловажен как для общества, так и для каждого индивида. Не интересуясь политической жизнью страны, мы расписываемся не только в своем равнодушии, но также в невежестве и меркантилизме, которые – в свою очередь – ударяют по нам с большой силой. Просто зачастую этот удар ощущается довольно поздно…

Способно ли малое помочь многому? Заинтересовано ли многое в малом? Вероятно, каждый писатель, актуальность труда которого неоспорима, задавал себе подобные вопросы. Работа, которую Вы держите в руках, не манифест, не призыв к действию, не революционный план и не программа новой политической партии. Это в первую очередь научная работа, хотя… Ее в полной мере научной назвать сложно, учитывая хотя бы специфику языка, на котором она изложена. Но в то же время есть постановка проблемы, присутствует система доказательств, наличествует обоснование авторских взглядов, использован огромный пласт научной (и не только) литературы, освещающей междисциплинарную проблематику, которая затрагивает актуальные проблемы не только политологии, но также философии, психологии… и непосредственного опыта, практики. Но если сказать, что данная работа научна, значит посмотреть на нее только с одной стороны. Она отличается от любого строго научного, академического исследования тем, что в ней, наряду со сциентизмом, присутствует жизнь, эмоциональная искра, без которых невозможен полноценный анализ животрепещущей темы. Принято считать, что любое научное исследование исходит из чувств удивления или любопытства. Появлению этой работы послужило такое эмоциональное состояния, как возмущение. Возмущение тем, что есть, но чего не должно быть.

Автор признает, что нарушил один из основных принципов научности – субъективную беспристрастность, но невозможно говорить о сегодняшней власти, не обращаясь к болезненным проблемам современности и не давая нелицеприятных оценок тем, кто их заслуживает, будучи повиненным в этой болезненности. Поэтому, следуя беспристрастности, автор смог бы представить проблему в однобоком ракурсе, чего, естественно, делать не хотелось.

Специфика настоящего исследования заключается еще и в том, что сложно подобрать какой-либо один дискурс, строго определенную парадигмальную область, которая в полной мере отвечала бы целям данной работы. Если мы скажем, что это политика, тогда будем не совсем правы. Естественно, политика – основной вопрос, краеугольный камень, атомарное ядро, вокруг которого вертятся электроны других областей, затронутые в данном исследовании. И эти электроны здесь необходимы, потому что политика не в ее идеалистическом, а непосредственно практическом (видимом для глаз, а не только присутствующем в мыслительных конструкциях) истолковании не сводится только к политике (как ни парадоксально эта фраза звучит). Рассматривая ее суть, следует также обратиться к дисциплинарным областям, смежным с ней. Если мы скажем, что данный труд написан по философии (точнее, по политической философии), то истина снова скроется от наших глаз, так как философский аспект выполняет скорее методологическую роль, с помощью которого придается максимальная объективность и обоснованность высказываемым идеям. Если мы предположим, что настоящая работа касается в первую очередь проблематики социальной психологии, то снова не избежим ошибки, поскольку данные психологии и социологии здесь необходимы, но вместе с тем их функция носит вспомогательный характер; да и вообще, нельзя изучать явления, касающиеся как общества, так и индивида, не прибегая к помощи соответствующих наук. В общем, признаемся в том, что этот труд в первую очередь политичен, но не только политичен, равно как и не только научен. Обращаясь к текстам авторов из разных областей знания (в том числе и публицистов), я искал верный путь не только изложить свои идеи, но предоставить убедительную аргументационную базу и показать глубину анализируемой здесь проблематики. Насколько хорошо это удалось, пусть судит читатель. Сознательно не претендуя на роль глашатая истины в последней инстанции, автор предлагает читателю возможность сотворчества и соучастия в научном поиске, возможность взглянуть на факты под новым углом зрения и выработать свою, личную точку зрения на феномен современной власти и власти вообще.

Сразу скажу, что стиль моего письма наполнен категоризмом и местами в нем прослеживается бескомпромиссность, что, наверное, идет вразрез с только что сказанной фразой по отношению к читателю о возможности выработать личную позицию. Однако прошу эти недостатки интерпретировать скорее в стилевом, нежели в смысловом аспекте (не клеймя автора в том, что он предлагает два подхода к проблеме – свой и неправильный). Говоря о содержательных недостатках книги, отмечу то, что некоторые из них вызваны широтой охвата материала, в какой-то степени выходящего за пределы моей компетенции. Кроме того, недостатки по части содержания вполне могут быть следствием присущей мне предвзятости и погрешимости. Я буду чрезвычайно рад любому суждению научной критики, которая, возможно, заставит меня пересмотреть какие-то положения. А что касается предрассудков, исходящих из лона так называемого общественного мнения…, то я отнесусь к ним терпеливо, следуя либеральному принципу «пусть говорят, что хотят». За недостатки следует ругать меня, а за достоинства – хвалить тот самый дискурс, которому я обязан – дискурс несогласных.

Предвыборная кампания… И снова мы видим радостные улыбки на лицах избирателей, горящие глаза, активность как представителей электората, так и самих кандидатов. Проявление активности со стороны кандидатов, то есть избираемых, понятно – без нее невозможно проведение качественной агитации. А что касается электората, то есть избирателей, то с чего бы, спрашивается, им ее проявлять? Неужели массам так сильно промыли мозги, что не участвовать в выборах они просто не могут? Неужели из них сделали зомби, которые совершенно не понимают, что их голоса ровным счетом ничего не значат? Да, к сожалению, так оно и есть. Фиксация мнения электората – не более, чем пустая формальность в контексте выборов. Вместе с тем правительству важно понимать настроения общественности, чтобы знать, чего можно ожидать от народа. Ведь если люди по большей части пассивны, то возникает неизвестность в отношении их намерений и желаний, а если они, практически не задумываясь, ставят свой голос за какого-то конкретного кандидата, то автоматически правительству становится понятным их мнение. Провоцирование субъектности – вот как называли эту ситуацию Д.Г. Гусев и соавторы[1] , но об этом мы поговорим позже. Здесь можно провести прямую аналогию с психоаналитическими сеансами и с христианскими исповедями, посредством которых также фиксируются некогда потаенные мысли и желания реципиента, узнается то, чем он дышит и чего хочет[2] . А что такое выборы? «Выборы» – совещания в Кремле по вопросу о том, сколько партий и какие именно пустить в эту нотариальную контору «следующего созыва»»[3] – пишет Б. Суварин.

Но сейчас разговор пойдет не об анализе предвыборных кампаний, являющихся [в том числе] средством выуживания необходимой информации из человека. Речь пойдет о методах работы конкретной политической партии, о репрессивной деятельности организации, имя которой – «Единая Россия». То, каким образом «Единая Россия» проводит свою предвыборную кампанию, говорит само за себя. Их даже партией-то трудно назвать. Традиционно считается, что партия – это некая консолидация людей, объединенных одной идеологией и выражающих права какой-то конкретной категории населения. Какая же идеология у «Единой России»? Ее нет. Единственное, что можно назвать их идеологией, – это стремление быть у власти, находиться рядом с кормушкой путем отсечения широких масс от пирога. И чьи права она выражает? Только свои. Она решает лишь те вопросы, которые интересуют узкий круг лиц – партийных лидеров, и совершенно не учитывает интересов широкой общественности. И зачастую эти решения осуществляются за счет народа, а не во благо народа. То есть она имплозивна, замкнута на себя, на свою клановость, представлена как «вещь в себе». Поэтому наиболее приемлемый для нее эпитет – не партия, а корпорация. Само название «единая», возможно, специально придумано для создания иллюзорной видимости наличия идеологии, объединяющей всех под свое крыло, некоего объедин ения. Благодаря звучанию такого названия у обывателя создается мнение о существовании строгой идеологии, ментальная квазирепрезентация ее присутствия. Скорее стоит говорить не о идеологии и даже не об ее симулякре, а об ОТСУТСТВИИ.

Нет этой идеологии и у проправительственных организаций, которые формально отделены от «Единой России», но функционально от нее неотделимы. Сюда относятся всякие наиглупейшие и при этом социально одобряемые молодежные движения типа «Наши» (нашисты), «Молодая гвардия Единой России» или «Идущие вместе». И какая у них могла быть идеология, если основная цель сводилась к пресечению оппозиционной активности и к поддержке своего покровителя – «Единой России», – а не народа или хотя бы какой-то части населения? «Так, по инициативе Кремля было создано молодежное движение «Идущие вместе», – отмечает И.А. Свертков. – Однако отсутствие вразумительной идеологии, кроме поддержки президента и «антиоранжевого» принципа, а также явные просчеты в организации деятельности движения не позволили ему оставить значимый след в российской политике. Тем более движение было дискредитировано рядом непродуманных акций в стиле публичного сжигания «аморальных» книг»[4] . Кроме того, когда публично кого-то хают, когда публично сжигают книги, этой публичностью создают необходимую рекламу объекту ненависти; недаром страна узнала о петербургской тусовке (а после 11 сентября Коран и другие исламские тексты стали бестселлерами в США). Да и вообще, действо сжигания, во-первых, напоминает тупое цирковое представление, а во-вторых, в нем можно узреть подражание гитлеровской политике, сторонники которой тоже устраивали акты сожжения. А кому подражаем – хотя бы в малой степени, – тем и становимся. По поводу сожжения «Идущими вместе» декадентских книг сделал замечание даже С. Жижек. Ссылаясь на Г. Маркузе, он заметил, что в преддверии возникновения фашизма комедия (имеется в виду комедийность этих актов сожжения) предшествует трагедии, и последующий кошмар сначала воспринимается как комедия[5] . Насколько это демократично – уничтожать какие-либо созданные человеком произведения, даже если они действительно аморальны? Более гибкий и демократичный принцип в этой области был бы таков: кто хочет это читать – пусть читает, а кто не хочет – молодец. Аморально с точки зрения нынешнего правительства не то, что на самом деле аморально, а то, что не способствует процветанию административной верхушки. Да, движение «Идущие вместе», этот путинюгенд, дискредитировало себя, но, к сожалению, не привело к дискредитации партии власти в целом.

Государственная воля, – пишет В.В. Гопко, – «это стремление системы государственного управления, реализуемое через государственные институты, к осуществлению целей, обеспечивающих развитие государства»[6] . Наверное, это определение может быть применимо к любому государственному аппарату, но относительно этатистских политических объединений, в том числе и «Единой России», оно будет актуальным в наибольшей степени. Дело в том, что единороссы, действительно, стремятся через государственные институты обеспечить именно свое развитие, а совсем не развитие общества. А государственными институтами, в данном случае, являются все государственные учреждения (школы, больницы, реабилитационные центры и даже вузы), работников которых принуждают вступить в партию, и это принуждение, несомненно, выступает средством обеспечения развития государства и только государства. Воля народа, людские интересы и потребности стали неважными. Хотя они и раньше-то не особо учитывались. Многие говорят, что ситуация в сравнении с откровенным тоталитаризмом в корне изменилась, что современность характеризуется намного большей свободой и либерализмом. Но так ли это? Разве в тюрьмы не попадают невинные люди путем фабрикации дел, которые трещат по швам? Разве укорененные в Конституции права и свободы не нарушаются? Можно ли открыто заявить о своем несогласии с общепринятой догмой? Пожалуй, если в годы сталинского террора общество держалось на молчании и страхе, которые были общепринятыми, то теперь только на молчании. Но разве этого мало? Когда люди, чьи права нагло нарушаются, молчат и ничего не делают, создается плацдарм для наступления тоталитаризма. Собственно, данное исследование посвящено именно тоталитарной ситуации сегодняшнего дня, современной России, которую снова захлестнула политика наглого террора и насилия над человеком и над его сознанием. По меткому замечанию А. Барда и Я. Зондерквиста, буржуазия создала идею о том, что парламент выражает волю народа, и эта идея работала на установление баланса между угнетателями и угнетенными; аксиома зависимости между буржуазией и пролетариатом исполняла функцию укрепления власти буржуазии[7] . Данная аксиома продолжает существовать и ныне, прикрываясь которой, истеблишмент успешно удерживает власть. Но идея о том, что государственная дума представляет группу людей, поставленных народом, совершенно не выдерживает критики. Она трещит по швам, но представители народа это не видят или не хотят видеть. Заслужить себе место в высших эшелонах власти способны не выразители народной воли, а активные защитники антинародного государства.

Эта работа может показаться читателю чрезвычайно критической. На самом деле это не совсем так. Да, работа наполнена критикой, но моей задачей было не просто донести до читателя в истинном виде некоторые политические нравы современного общества путем демонстрации их ущербности и несостоятельности, а сделать эту демонстрацию конструктивной, для чего потребовалось описать собранные факты и прокомментировать их, а также привлечь на свою сторону (впрочем, они и были на моей стороне!) множество авторов из разных областей знания и с их помощью обосновать свои взгляды. Здесь имеет место не огульная критика, а описание фактов, позволяющих ей не быть огульной и вместо этого принимать форму конструктивности и обоснованности. Да, я подвергаю усиленной критике некоторые явления современной общественной жизни, и хотелось бы, чтобы это было сравнимо с работой хирурга, удаляющего злокачественное новообразование, действия которого вряд ли можно охарактеризовать как деструктивные. Основной метод настоящего исследования – не просто критический анализ, а скальпель и молот.

К описанию фактов я решил прибавить огромное количество комментариев: как самих фактов, так и текстов привлеченных мною философов, психологов, культурологов и т.д. Критика оказывается противостоящей комментарию; критика – это анализ видимой формы, а комментарий – раскрытие скрытого содержания[8] . Когда мы раскрываем содержание какой-то проблемы и прибегаем при этом к помощи других авторов (вносим ссылки и цитаты), то используем, помимо своего текста, комментарий, направленный на анализ мыслей цитируемых нами авторов для наиболее полного раскрытия изначальной проблемы. «Критика может анализировать язык лишь в понятиях истины, точности, свойства или экспрессивной значимости»[9] . Но после этого раскрытия, когда истина становится пойманной за хвост, мы можем позволить себе использование критики, если, конечно, исходя из собственной позиции, видим в раскрытой проблеме какие-то элементы, достойные быть подверженными критическому анализу. Естественно, в момент, когда проблема недостаточно раскрыта, мы не должны приступать к критическому осмыслению, поскольку оно будет слишком преждевременным, а потому неконструктивным, малообъективным. Однако мы можем себе позволить подвергать критическому анализу некие заслуживающие этого элементы проблемы одновременно с раскрытием самой проблемы, но оцениваемый элемент должен подвергаться оценке не раньше своего раскрытия. Впрочем, на протяжении всего письма я пытался следовать этой схеме: сначала предоставить более или менее полное описание факта, а затем дать этому факту оценку.

1. Социальное неравенство, политкорректность, статус интеллектуала, принуждение, мифотворчество, конформизация

Единоросские деятели руководствуются методами, попирающими всякую законность, нравственность и демократичность. (Разумеется, демократия – не самая совершенная форма правления, так как ей может сопутствовать такой феномен, как «тирания большинства» (если демократия не основана на конституционном либерализме). Но здесь и далее в тексте я, используя этот термин, по умолчанию придаю ему значение, освобожденное от всяких явлений тирании, а наоборот, наделенное сугубо позитивным смыслом. Скажем, говоря о демократии, я имею в виду либеральную демократию). Очевиден произвол, учиненный властвующей верхушкой, которая не жалея средств рвется к еще большему господству. Интересно, насколько наглым и циничным нужно быть, чтобы обещать людям закон и справедливость, свободу слова, повышение зарплат и т.д., и при этом идти к своей цели абсолютно противоположными по отношению к своим обещаниям путями. Чем еще, если не произволом, можно объяснить огромную пропасть, настоящую бездну, проложенную между оплатой труда самого низкооплачиваемого работника в учреждении и оплатой руководителя? Бесспорно, начальник должен получать больше своих подчиненных, но во сколько? В пять, может быть, в десять, но уж явно не в пятьдесят раз! Чтобы не бегать далеко за примерами, достаточно обратить внимание на различие зарплат университетских сотрудников: ректоры получают как раз примерно в тридцать-сорок раз больше ассистентов, а зарплата последних – вообще не зарплата, а копейки, которых не всегда хватает даже на погашение коммунальных платежей. Важно подчеркнуть, что «вакантную» ассистентскую должность занимает человек с высшим образованием, а чаще всего – аспирант. Но уровень оплаты его труда как-то не коррелируется с уровнем его образованности. Вот она – интеллигенция наша, потенциальная интеллектуальная элита, особо «уважаемая» государством. Россия – одна из тех стран, где уровень образования не решает НИЧЕГО, а разрыв между зарплатами просто катастрофически огромен. Поляризация настолько сильна, что трудно даже сопоставить размер заработной платы какого-нибудь чиновника (его ранг не так уж важен) и какого-нибудь честного врача; любая попытка такого сопоставления вызовет только ироничный смех, абсурд выражается как раз в подобном принципиальном несопоставлении. Разница будет даже не десятикратной… Это есть узаконенное, легитимированное воровство у народа. При зарплате 80 т.р. госслужащему трудно понять проблемы человека, который получает 6 т.р. И не стоит удивляться тому, что люди плохо работают. Кому же захочется спину гнуть, идти на работу с радостью, а с работы с гордостью, осознавая, что некоторая часть итак небольшого результата его труда уходит в карман чиновникам, которые не знают уже, как беситься с жиру.

Самое смешное и трагичное-то, что чиновники периодически повышают зарплаты представителям самых нужных, но социально не защищенных профессий, в первую очередь врачам и учителям, и бьют себя в грудь за такой героический поступок, но почему-то не говорят о постоянно повышающемся уровне инфляции. И выходит, что повышение пенсий и зарплат полностью обессмысливается, как вклады в банках, процент которых съедается все той же инфляцией. Пожалуй, высшая форма подобного абсурда заключена в новостной фразе «в последнее время замедлился рост преступности». И это звучит как важное достижение! А по сути, что хотели сказать? То, что она все равно растет, но просто чуть медленнее.

Вообще, нынешние политикины-беспредельщики любят выпячивать свои заслуги. Так, на более или менее серьезных постройках, нужных обществу, висят баннеры с логотипом «Единой России». С помощью такого пиара, не ограниченного только контекстом строительства, корпорация пытается вызвать в массовом сознании своеобразную причинно-следственную зависимость между благом и самой корпорацией. Ставя на предметы производства свои знаки, истеблишмент означает это производство собой; одновременно он на своей деятельности ставит печать производства – производства блага. Как во времена Советского Союза вызывалась ментальная взаимосвязь между КПСС и всеобщей благодатью, так и сейчас Единая Россия и благодать – вещи нераздельные. Но так ли это?

Так что, говоря об управлении страной, невозможно обойти вниманием проблему абсурда, непосредственным образом связанную с политической темой, являющуюся оборотной стороной медали под названием «политика», а точнее – «современная политика». Также неполным будет раскрытие интересующей нас проблемы, если мы не коснемся темы соотношения тех целей, которые политики озвучивают, и тех, которым они следуют в действительности. Какие только обещания не сыплются на наши головы сверху! Россия станет правовым государством, зарплаты возрастут, все будут жить долго и счастливо. Вот только, оглядываясь на историю, едва ли мы найдем период, в котором народ не кормили бы подобными обещаниями, но и не получится обнаружить эпоху, когда они были реализованы. Народное право если и реализуется, то детерминантой его реализации выступают не страдания людей, а то, улучшает ли систему введение прав – желания угнетенных не служат регулятором системы. Если такая причинно-следственная связь прослеживается, если улучшение всех аспектов состояния народа приводит к укреплению системы, то есть все основания для помощи урезанным в правах слоям. Но счастья на всех не хватает, и поэтому в реальности трудно представить ситуацию, где таковая связь имела бы место. На самом деле, наоборот, упадок народа ведет к укреплению системы. Конечно, при условии, что упадническое состояние не вызовет революционные настроения и волну протестов, исходящих снизу; неудовлетворенность не должна выливаться в практические действия, дестабилизирующие систему.

Правительство не упускает возможности лишний раз сказать массам о том, что Россия должна быть (или даже есть) свободной страной с хорошо отлаженной системой защиты гражданских прав и со свободной прессой. Но действительно ли демократия выступает их целью? Конечно же, нет. Под демократией мы понимаем не только социально-политическую систему, основанную на узаконенных и реально защищаемых гражданских правах, но и систему, в которой реализуется информирование народа об истинных схемах управления, реализуемых правительством.

Как указывает А.А. Гусейнов, проблема противоречивости целей и средств имеет два аспекта: 1) для осуществления нравственных целей применяются безнравственные средства, 2) разделение общественности на два класса, один из которых является целью, а второй – средством[10] . В нынешней ситуации «Единая Россия» проявляет еще больший цинизм, чем субъекты реализации двух названных А.А. Гусейновым вариантов поведения, – она не стыдится пользоваться ими обоими. Она преследует безнравственные цели (только прикрываясь моралью и законностью), прибегая к таким же безнравственным средствам. В качестве инструмента используется народ – народ голосующий, народ, вступающий в корпорацию (чаще всего по принуждению). Целью же выступают они сами, эти зажравшиеся до боли свои и до наглости чужие морды, а точнее их благосостояние, нажитое путем принудительного изъятия результатов труда обычных смертных, путем их хищнического присвоения. Государственная элита не ест плоть и не пьет кровь подвластных, но питается их творческой, витальной, интеллектуальной, трудовой энергией, что можно квалифицировать как энергетический (идеологический) каннибализм, насилующий не тело, но сознание и дух. Культура интеллигенции, ставящая под сомнение тоталитарные и олигархические ценности, враждебна системе, и система направляет все усилия на самопроцветание за счет угнетения класса интеллигенции (и интеллектуалов), за счет его обыдления. Кремль склонен вкладывать деньги в собственные удовольствия, а не в высокие технологии; отсутствие последних приводит к отсутствию технической интеллигенции, которая первая протестует против диктатуры[11] . Таким образом, с особой успешностью убиваются два зайца: политики, купаясь в шампанском и осознавая низость интеллектуального и гражданского уровня среднего обывателя, чувствуют себя вполне спокойно. Конечно, инвестиции в собственные удовольствия в ущерб поддержке науки и техники нельзя рассматривать как сверхвесомый фактор, влияющий на сокращение интеллигенции, однако, свою лепту он тоже вносит. Во Франции, например, интеллектуалы не чувствуют себя какими-то маргиналами, как у нас; наоборот, они там являются определенными эталонами, авторитетами, к которым с почтением относятся не только народные массы, но и политики. Жаль, что Россия не Франция… Если интеллектуальная элита и существует в нашей стране, то, не без юмора отмечу, она существует не благодаря, а вопреки законам нынешнего российского мироздания и российской вселенной. Государственная элита (а по сути, в широкоупотребительном смысле термина «элита» она являет себя скорее псевдоэлитой) противопоставила себя интеллектуальной элите, чего в нормальном цивилизованном и культурно развитом обществе – в открытом обществе – быть не должно. Политический лифт поднимает наверх не элиту, а псевдоэлиту.

И чего мы добились? Добились того, что из России стали уезжать мозги. Читатель скажет, что утечка мозгов происходила и раньше, но, во-первых, при советском тоталитаризме они дальше Сибири не уезжали и их продолжали эксплуатировать как мозги уже не интеллигентов, а умных заключенных. Во-вторых, система Путина, если и не провоцирует совсем уж массовую миграцию интеллектуалов и интеллигенции, она делает все, чтобы эта миграция (пусть пока еще не массовая) росла. Чем больше мозгов подвергнется добровольной транспортировке, тем проще будет убедить оставшихся в величии России и святости ее правительства. Общество, лишенное интеллектуальной элиты, обречено. Политика, посредством которой осуществляется давление на интеллектуальный потенциал социума, по сути своей является антиполитикой (или антиобщественной политикой).

Особого внимания заслуживает проблема не только физического, но интеллектуального переезда ученых за рубеж: мозги, находясь на родине, продают свои способности иностранным корпорациям. Это явление получило название «аутсорсинг». Сейчас много российских НИИ работают на американские организации и на Евросоюз. Иностранному капиталу выгодней нанимать русских, чем своих, поскольку русские менее денежнозатратны[12] .

Современная молодежная политика (а точнее, ее отсутствие) стимулирует молодых людей бросать все и уезжать отсюда, а тем, кто не имеет возможности покинуть просторы родины, она предоставляет единственный выход – прогибаться под властью, не имея никаких шансов влиять на государственные решения. Молодежь – не активная, в политическом смысле, часть населения, а такой же пассивный объект, как и весь общественный организм в целом. Ей запрещено быть субъектом правительственных решений, но дозволено быть их объектом. Молодежь – часть общества, через которую социум воспроизводит самого себя, общественный потенциал, но властными политиканами это известное положение забывается. Думаю, нет необходимости перечислять все трудности, с которыми сталкивается молодежь в своей жизни. Во-первых, о них итак много написано, а во-вторых, их разительное многообразие и растущее количество, а также нежелание государства решать проблемы этой самой перспективной прослойки населения вполне очевидны.

Все вышеназванное свидетельствует о том, что благо одних людей достигается за счет жертв и страданий других, за счет махрового паразитизма. Как писал С. Жижек, при тоталитаризме один субъект заставляет других быть объектами – инструментами для его удовольствий[13] . То же самое наблюдается и сейчас в нашей стране. Кровь на улицах не льется, массовых расстрелов нет (хотя прецеденты имеются), прямое, то есть физическое, насилие нынче не в моде (но все равно применяется в дозированных, по сравнению с чистым тоталитаризмом, формах), но рабство остается. Рабство, создаваемое другими средствами – в том числе экономическими. Отсюда – колоссальное социальное неравенство, которое выражается в наличии огромной пропасти между богатыми и бедными слоями населения и в отсутствии среднего класса. Если простые граждане, в большинстве своем, занимаются действительно общественно полезным трудом (медицинские работники, школьные учителя, вузовские преподаватели и т.д.), то чиновники заняты не только общественно бесполезным, а социально вредным трудом. Они руководят эксплуатацией, повышают уровень коррупции, прикрывают преступную деятельность государства, создают искусственное потребление, кормят народ разного рода мифами. Их труд, по большей части, не производителен, а паразитарен: он расширяет сферу угнетения, а не производства. Меньшинство управляет большинством – это вполне нормально, так как любая форма власти пирамидальна (хотя нормально ли само явление власти как таковое – это вопрос), но когда меньшинство присваивает 80–90% богатства страны – это явно ненормально. В России полно природных ресурсов и много умных людей, способных найти эффективное общественное (именно общественное!) применение этим ресурсам, что позволило бы вернуть бесплатное образование, бесплатную медицину, доступность жилья и т.д. Природа России позволяет реализовать все это, а мораль позволяет каждому гражданину получить одинаковый доступ к природным богатствам. Только правительство этого не позволяет… С.А. Батчиков, сравнивая численность нынешнего госаппарата с госаппаратом СССР, пишет следующее: «В государственном аппарате управления СССР было занято 16 млн. человек. Около 80% его усилий было направлено на управление народным хозяйством . Сегодня в госаппарате России 17 млн. чиновников. Хозяйством они теперь не управляют (90% его приватизировано), а населения в РФ вдвое меньше, чем в СССР. В результате реформы произошло десятикратное (!) «разбухание» чиновничества относительно его функций. И процесс превращения государства во «внешнего управляющего» скрыт от постороннего глаза, но многие косвенные признаки говорят, что масштабы его весьма велики»[14] .

Или другой пример. На Круглом столе, посвященном проблемам современной элиты, Ю.В. Рубцов привел следующие данные: нынешняя армия, которая примерно в пять раз меньше советской, по количеству высшего командного состава, по числу генералов превышает советскую армию; раньше не было такого количества многозвездных военных в пропорциональном отношении к численности вооруженных сил[15] . От количества мишуры и звезд армейская боеспособность и сила не возрастает. Армия не финансируется, а кормится; и кормится не армия как таковая, а лишь командный состав. Если так дело будет продолжаться, то вскоре придется пожинать плоды бесплодной политики. Тот, кто не желает финансировать свою армию, рискует в скором будущем финансировать чужую. Жить только сегодняшним днем, набивая карманы сейчас, будучи уверенным в завтрашнем самопроцветании (а не процветании страны) – стратегия двоечника, недальновидного политика. Сиюминутность и меркантилизм в управлении страной убивают ее будущее. По-моему, данные С.А. Батчикова и Ю.В. Рубцова говорят о многом. Олигархическая бюрократизация достигла просто немыслимых размеров.

Причем проблема не-финансирования армии – всего лишь одна из проблем, выражающая количественный аспект. Вместе с тем, есть еще качественный аспект, указывающий на формы деятельности армейского персонала: дедовщина, плавно перерастающая в изнасилования и убийства солдат – и все это умело прикрывается министрами обороны, встающими грудью за армейских преступников. Недаром говорят; если виновен офицер, виновным все равно сделают солдата. Так что юношеское нежелание служить в ТАКОЙ армии вполне нормально, и не стоит драматизировать по поводу многочисленных «откосов» от военной службы, драматизировать стоит по поводу причин этих откосов.

«Вертикаль власти» – пика, на острие которой елозит «национальный лидер», а ниже – остальная гоп-компания. Изнутри пика абсолютно трухлява – в быстро разрастающиеся щели просовываются зубы, ляжки, иные прелести генералов тайной полиции, грызущихся внутри «вертикали»[16] . Отлично характеризует путинскую вертикаль Б. Суварин! Причем выходцам из низов строго-настрого запрещено лезть наверх и всякий путь для этого закрыт. Органы правопорядка и защиты защищают власть от этой интервенции, а не народ от антинародной власти. Они защищают те больные властные силы, который разрушают правопорядок, и противодействуют внегосударственным (по-настоящему оппозиционным) здоровым силам, направленным на установление порядка. Общественно-позитивное дезорганизуется, а общественно-негативное организуется, и эта [нелегальная и аморальная] организация находит свое воплощение во всех сферах жизни – экономической, социальной, культурной. «Попустительство и безнаказанность выдаются за демократический, взвешенный и гуманный юридический подход к правонарушителям в европейском стиле, а преследование тех, кто оказал преступникам сопротивление, преподносится как справедливый карающий меч демократии. В итоге вор, укравший миллионы, давится от икры и смеха, а порядочный человек, дерзнувший постоять за свою честь и честь своих близких, в худшем случае давится тюремной баландой, а в лучшем – страдает от унижения и сознания бессилия что-либо изменить в своей стране»[17] . Действительно, рожденный ползать летать не может.

Если раньше во время выборов соблюдалась хоть какая-то политкорректность, то теперь, судя по всему, она стала ненужной. Просто корпорация, обнаглев до недопустимого предела, поставила под сомнение необходимость обращения к этическим принципам, призывающим проявлять хотя бы минимальное уважение как к электорату, так и к другим политическим движениям и партиям. Притом, они требуют политкорректности по отношению к самим себе – не дай бог на каком-нибудь митинге сказать что-то плохо о них, – но забывают о ней, когда начинают говорить о других партиях. Призывы к политкорректности, возвеличивание ее ценности в массовом сознании – метод игры с двойными стандартами. Так же как, не называя современный режим тоталитарным, государство высоко ценит как почетное и законное действо неприятие массами абстрактного тоталитаризма, а вот к идеям о неприятии нынешней – совершенно конкретной – «демократии» относится как к немыслимой наглости и зловредности. Вообще, политкорректность, о которой трубят с высоких пьедесталов, никоим образом не связана с гражданской терпимостью, миролюбием, моральным благодушием и уважением прав человека. С ними связана та – исконная – политкорректность, которая не дает возможности для игры с двойными стандартами, и потому не используется. Произнося само слово, как бы апеллируют к его означаемому, но на самом деле это означаемое выхолащивается. Не от широты души она воспевается, а от ее скукоженности. И задача ее – называть вещи не своими именами, а заставить эти по-другому названные вещи (зачастую мерзкие) радовать глаз, то есть скрыть реальный смысл слов под красивой оболочкой. Государство наше вполне политкорректно, и эта корректность заключается не в гуманизме власть держащих, этих хозяев реальности, не в их трепетной любви к народу, а в незнании народа о репрессиях, проводимых по отношению к нему сверху. По меткому замечанию С.Г. Пилецкого, политкорректность предполагает не только неприемлемость пересчета украденных у нас денег в кармане умельца-жулика и удальца-мошенника, но даже неприемлемость наречь преуспевающих жулика и мошенника именно «жуликом» и «мошенником»[18] . Можно ли называть дурака дураком, еврея евреем, негра негром, инженера инженером, коррупционера коррупционером, а фашиста фашистом? Можно ли выразить в слове то, что знаю наверняка, что, в отличие от необоснованной клеветы, подтверждено данными увиденного и услышанного? Нет, нельзя, ибо запрещено, ибо неэтично, неприлично и неполиткорректно . Так что, будучи смиренными, закрытыми от реального положения вещей розовыми очками, мы, гордо подняв головы и засунув руки в пустые карманы, имеем право называть себя политкорректными. Вот только гордиться здесь нечем.

«А ведь Путин не просто встал в список партии люто ненавидимой народом бюрократии, не просто пополнил собой шеренгу персонажей, которые по той самой простоте, которая хуже воровства, считают, что «парламент не место для дискуссий», и не имеют личного мнения, пока Сам им его не сообщит, не просто сделал себя частью прогорклой идеологии былых секретарей сельских райкомов»[19] . Вот только далеко не вся общественность, доверяющая Путину и ненавидящая бюрократию, осознает, что Путин от бюрократии неотделим. Б. Немцов так характеризует три основных «достижения» Путина: 1) разгул коррупции на всех уровнях государственного управления, 2) укрепление бюрократии, которая выросла на 500 тысяч человек, 3) полное уничтожение свободной прессы и расцвет лживого телевидения[20] . Я полностью согласен с тем, что каждое из этих «достижений» – заслуга Путина. Хотя одними только ими его заслуги не ограничиваются…

Незадолго до выборов 2007 в учреждение, где работал автор данного текста, единороссы пришли с требованием вступить в партию всем сотрудникам без исключения. Разговор был коротким:

– Все вы должны отдать голос именно нашему кандидату. Кроме того, вам необходимо в срочном порядке вступить в нашу партию.

– С какой стати мы обязаны это делать?

– Вы работаете на государство, поэтому должны подчиняться ему во всем и поддерживать его политику. (По сути дела, подтекст следующий: государство – это мы!).

– Что случится, если мы за вас не проголосуем?

– Вы будете уволены.

Это явно нарушает конституционный пункт, в котором черным по белому написано: «Никто не может быть принужден к вступлению в какое-либо объединение или пребыванию в нем» (ст. 30)[21] .

Почти сразу я заявил нашему руководителю о том, что никуда вступать не буду даже под угрозой увольнения. И никто не уволил. Получается, запугивали. Однако сотрудников более высоких по уровню организаций не запугивали, а ставили перед реальным фактом. Один мой знакомый, работающий в администрации города Омска, вступил в «Единую Россию», потому что, в случае неповиновения, действительно был бы уволен. И это так. Значит, единороссы сосредоточили свое внимание сразу на организациях максимально высокого уровня. И правильно, зачем мелочиться. Низы можно просто припугнуть, а с верхами надо работать намного более серьезно.

Самое интересное заключатся в том, что в нашем учреждении все вступили в корпорацию, кроме двух-трех человек. Вот вам и статистика – двое-трое против тридцати. Действительно, как могут в подобной ситуации поступить люди, работающие в каком-то социально-реабилитационном центре? Да, большинство людей имеют высшее образование, но оно, к сожалению, не всегда предполагает наличие высокого интеллектуального уровня и устойчивой гражданской позиции. А вот с интеллектуалами посложнее. Даже не обладая прямыми доказательствами, я все равно уверен в том, что людей действительно интеллектуальных профессий значительно труднее привлечь в ряды подобного объединения. В качестве примера приведу преподавательский состав в университете. Если в других государственных учреждениях большинство сотрудников поверило в единоросские мифы, то в университетских кругах такого доверия не замечается; скорее наоборот, ученый состав, интеллект которого не позволяет «купиться» на дешевую пропаганду, вполне объективно понимает истинную ситуацию. Так что политикам будет труднее заставить ученых поверить в чистоту своих помыслов и в стремление к реализации своих партийных программ.

Хотя я нисколько не удивлюсь, если в один прекрасный день университет как средоточие научных истин работящими руками политиков превратится в очередную богадельню по промывке мозгов. А такие курьезы уже имели место в истории; достаточно вспомнить хотя бы учебные заведения Средних веков, где главной ценностью образования выступал совсем не поиск истин, а заколачивание в головы учащихся «нужных» знаний и мыслей. Такие университеты как «Центры промывки мозгов» создавали не самостоятельно мыслящего индивида, а необходимое для государства и церкви существо. А власти всегда выгодно лоббировать именно такую систему образования, которая укладывалась бы в рамки необходимой государству парадигмы и не выходила бы за ее пределы. Почему в послереволюционное время имела место ссылка философов? Не потому, что философия как наука обществу не нужна, а потому, что философ как критически мыслящий человек не нужен тоталитарному государству. В том числе поэтому при сталинизме высокой популярностью пользовались прежде всего технические науки, а не гуманитарные. В этих нехитрых рассуждениях мы с неизбежностью спотыкаемся о фукианскую концепцию взаимосвязи власти и знания, а если говорить точнее, власти и образования. Так, Т.В. Клюева отмечает, что в результате проведенного ею социологического опроса интеллигенции 52% считают, что интеллигент должен сотрудничать с властью, а не оппонировать ей, в то время как всего 10% настроены на несогласие. 55% – носители пассивного осознания ответственности за судьбу общества, активное осознание присуще менее 20%. 90% не выражают публично свою точку зрения[22] . Несмотря на то, что в исследовании Т.В. Клюевой выборка была довольно мала – всего 100 человек, – результаты тем не менее весьма показательны. Эти результаты говорят о неутешительном состоянии современной интеллигенции, которая утратила некоторые свои атрибутивные качества. Так, интеллигент должен не только иметь высшее образование, но и уметь критически осмыслять действительность. «…когда носитель духа и мысли, интеллигент, мыслит несвободно, то тогда никакой он не интеллигент, а скорее вольный или невольный агент влияния»[23] . Свободная мысль, если она действительно свободна, рождает свободное слово или даже свободное действие; интеллигент – соискатель правды и заступник за правду.

Учитывая низкий уровень современного образования, оно не дает необходимой широты кругозора и глубины знаний, что, в свою очередь, едва ли может актуализировать в человеке здоровый и зрелый критицизм. Определение же интеллигенции только по критериям уровня образования и профессиональной принадлежности не дает полной картины, поскольку таковой [формальный] подход обращен в наибольшей степени к количественному аспекту, а не к качественному. Интеллигенция – не та прослойка, каждый субъект которой обладает дипломом вуза, но та, которой не чужд высокий интеллект и широкий кругозор, свободомыслие, честность, чувство ответственности за общественный организм, смелость в высказывании собственного мнения, преданность гуманистическим идеалам, следование долгу, чувство справедливости. Среди атрибутивных характеристик интеллигенции нет места таким качествам, как конформизм, мещанство и лицемерие. «…русская интеллигенция всегда стремилась к абсолютной справедливости, а достичь ее на путях конформизма, увы, невозможно»[24] . Именно критерии нравственности и гражданской активности сокращают количественно ту социальную прослойку, которую именуем интеллигенцией. Интеллигент – более широкое понятие, чем интеллектуал, характеристики которого сводятся в основном к наличию высшего образования и широкого кругозора. Человек вполне может сочетать образованность и ученость с бескультурьем, хамством, аморализмом, мещанством, стремлением добиться карьеры любой ценой и с другими подобными «качествами»; его едва ли следует считать интеллигентным. Но при этом он может быть интеллектуалом – одомашненным и прирученным борцом за права корпоративной элиты, умным и послушным помощником, готовым подписаться под чем угодно. Такое сообщество людей скорее заслуживает название «интеллигентщина». Но эти максимы не означают, что интеллектуалам, в отличие от интеллигентов, чужды моральные, нравственные и этические качества.

Интеллигенция составляет необходимый потенциал для появления гражданского общества. Гражданское общество-то общество, где не только существует нормальная интеллигенция, где у нее есть жизненные перспективы, но и то, где она имеет право высказываться, не боясь ничего, где она проявляет социальную активность, где она чувствует свою ответственность за судьбу общества. У нас в стране не только отсутствует право голоса, но и крайне узка по численности та прослойка общества, которую следует именовать интеллигенцией. Она не является ключевой группой, формирующей общественное сознание. Причиной этому выступают разные факторы – как эсхатологическое и нигилистическое состояние самой интеллигенции, которая устала от баталий и, осознав свое бессилие, умыла руки в политической борьбе (внутренний аспект), так и явные барьеры для осуществления ею этой борьбы (внешний аспект). Основной барьер – это в первую очередь закрытость информационного пространства, ограничивающая свободу слова, что препятствует эффективной коммуникации как внутри сообществ интеллигенции, так и между интеллигенцией и обществом. Таким образом, критическая мысль становится замкнутой на самой себе; критика власти доходит в основном лишь до той аудитории, от которой она и исходит, до той аудитории, для которой в этой критике нет ничего нового. Противопоставляя себя власти, интеллигенция – «совесть общества» – априори не может искать поддержки от властных структур. «Традиционно уповать [интеллигенции – А.И.] на государственную поддержку бессмысленно, так как именно привязка к государству служит своеобразным родовым проклятием отечественной интеллигенции»[25] .

Выпускниками вузов должны быть люди, обладающие прежде всего хорошо отточенным методологическим мышлением , а не фактуальными знаниями, которые мало поддаются практическому использованию, быстро устаревают (особенно в эпоху стремительного роста знания) и едва ли создают плацдарм для независимости мышления. Сегодняшняя эпоха характеризуется не только лихорадочным ростом знания, но и быстрым устареванием прошлых истин. Пока студент обучается по одной технологии и парадигме, к моменту окончания вуза эта парадигма изнашивается, и ей на смену приходит новая система знаний – более совершенная и адаптированная к реалиям текущего дня. Выпускник оказывается неконкурентоспособным. И некоторые догматичные вузовские дисциплины, читаемые в течение нескольких десятков лет в первозданном виде, без нововведений, также неконкурентоспособны и отдалены от реальности. Так что в сегодняшнем образовании мы находим такие взаимосвязанные проблемы, как устаревание знания и его излишняя фактуальность в ущерб методологичности.

Настоящее образование должно не столько создавать узконаправленного специалиста (вспоминается шутка про двух специалистов – один по правой ноздре, а другой по левой), а способствовать формированию у учащегося всестороннего и глубокого мировоззрения, осмысления сущности фундаментальных процессов и их взаимосвязей, а не разрозненных и бессвязных фрагментов. Специалист узкого профиля создается обучением. Обучение просто нашпиговывает его знаниями и умениями осуществлять профессиональную деятельность. Образование же – более широкая категория, чем обучение. Оно не только способствует становлению высококлассного специалиста, но человека думающего и человека гуманного. А во всем мире, и в том числе в России, хороших специалистов много, достаточно людей обученных, но мало людей поистине образованных, умеющих думать, критически осмыслять действительность и руководствующихся не сиюминутными страстями и низкими помыслами, а высокими ценностями. А тех, кто таковыми является, почти не видно, поскольку мыслящий человек – это камень преткновения для корпоративных властных структур.

Я не говорю о том, что по-настоящему образованный человек должен обладать энциклопедическими знаниями. В информационную эпоху с присущими ей тенденциями стремительного накопления информации, роста научного знания и дифференциации наук интеллектуалов, по большому счету, не существует. Невозможно охватить необъятное, невозможно разбираться во всем и вся. Роль интеллектуала сегодня аморфна не только потому, что, по сути, вышла из почета, но и потому, что в век постмодернизма все являются интеллектуалами. Если раньше – например в эпоху Нового Времени – таким высоким словом можно было назвать человека, условно говоря, прочитавшего пару сотен книг – единственных существовавших тогда книг-то теперь не хватит жизни на то, чтобы проштудировать всю имеющуюся литературу хотя бы по каким-то узким вопросам. Но это не означает, что образованность человека измеряется сугубо количественными показателями. Равно как это не указывает на необходимость поставить крест на проблеме интеллектуального [и духовно-личностного, так как культура и нравственность есть неотъемлемые аспекты человеческой образованности] развития человека. Имеет смысл в образовательной сфере создавать плацдарм для усвоения студентами не просто знаний, а знания о знаниях – того самого методологического базиса, выраженного в принципе «учись учиться» [или, в более актуальном для современности варианте «учись дифференцировать знание и псевдознание»]. Сегодня качество образования зависит не от объема знаний, а от способности ориентироваться в глобальном информационном пространстве, от способности отделять зерна от плевел, от способности не тонуть в потоках информации и псевдоинформации, от способности целостно и систематично, а не мозаично-фрагментарно, осмыслять действительность. Не стоит забывать, с одной стороны, о ценности универсальных, широкомасштабных знаний, а с другой – об узкопрофессиональной квалификации. Перекос же в одну из сторон, при этом игнорирующий упомянутый выше методологический базис, рождает интеллектуально-кастрированного субъекта. Без фундаментальных знаний – он просто функциональный винтик, не отличающийся мыслительной гибкостью, самостоятельностью, творческим мышлением и кругозором. Без узкой квалификации – он теоретик, распыляющийся во все стороны и сферы, много знающий, но почти ничего не умеющий. Именно человека, вобравшего в себя таковую многосторонность, следует называть культурным, интеллектуально развитым, нравственным, творческим и компетентным.

Проблема знания, его накопления и прироста – далеко не самая актуальная для современности. Она была актуальна тогда, когда знаний было мало. Сейчас же, в век глобального знания (и, соответственно, глобального псевдознания, мифа) в большей степени актуализируется проблема понимания. Понимание – это надстройка над знанием, более высокий уровень, который достигается, в первую очередь, не путем простого накопления и прироста знаний, а путем методологического осмысления действительности, зачаток которого мы видим в декартовском императиве сомнения. И если Ф. Бэкон отождествлял знание с силой, то сегодня более справедливо отождествлять понимание с силой.

Оценивая качество современного высшего образования, несложно прийти к выводу о сомнительности этого качества. Что-то уж много среди выпускников узколобых схоластов, видя которых, трудно поверить в наличие у них диплома о высшем образовании. И «заслуга» в этом принадлежит не только некоторым преподавателям, слабо разбирающимся в своих предметах, и не только некоторым студентам, откровенно не желающим учиться, у кого на лбу написано «не знаю и знать не хочу», но и тем приближенным к власти фигурам, которые создают государственные образовательные стандарты, чем определяют содержание, методологию и вообще специфику вузовского обучения. Да и в среде ученых, как уже говорилось, все больше и больше появляется желающих уехать за границу, и процесс «утечки мозгов» идет полным ходом, так как нынешние зарплаты «умам» – это не зарплаты, а сплошное издевательство. А в это время иностранный (прежде всего американский) капитал наживается на русских мозгах, что ведет к разгрому России. Теперь наша страна перестала быть страной интеллектуалов. Этого и хотели власти, идеальным представителем народа для которых является человек работающий, человек потребляющий продукты низших уровней массовой культуры, человек согласно кивающий, человек конформный, человек, превращающий свою жизнь в бестолковый процесс воспроизводства и получения удовольствий. Не нужен только человек думающий. Человек должен быть эффективным, и эффективным именно для власти, а не для себя и, уж тем более, не для оппозиции этой власти. Еще в семидесятые М. Фуко говорил о маргинальном положении интеллектуала, о том, что вместо его речи существует речь власти, основанная на приказах и распоряжениях[26] . По сути, ситуация, в которой речь интеллектуала не слышна, а речь власти раздается повсюду, верна и на сегодняшний день.

Раньше мне казалось, что единороссы не дотянутся до вузов – побоятся встретиться с достойным противником. Действительно, они начали-то с представителей менее умственно загруженных профессий. Но я ошибся. И до вузов добрались. Первым шагом была попытка «накормить» студентов своими мифами. Так, сейчас повсеместна практика указаний привести в определенный день в определенное место студентов в количестве ста пятидесяти человек от факультета на промывку мозгов.

Накануне выборов президента 2 марта 2008 г. произошел следующий случай. Я читал в одном из омских вузов лекцию, как вдруг в аудиторию вошел господин проректор и, обращаясь к студентам, промолвил речь такую: «Абсолютно каждый из вас обязан прийти на выборы и проголосовать. В случае вашего неповиновения администрация ударит меня faceом в table, а я – вас». Вот так вот! Бедные-бедные господа студенты, равно как школьные учителя, равно как мелкие чиновнички администраций и управлений, равно как служащие любых государственных учреждений, – всех под одну гребенку, всех как стадо безмозглых баранов. Совсем не обязательно воздействовать на все население, если можно «убедить» лидеров этого населения – директоров и руководителей, за которыми пойдут все сотрудники. Охват небольшого количества людей, занимающих руководящие посты, означает охват всего населения. Пришел главный, сказал слово свое – и дело сделано.

Следующий шаг – попытка «накормить» уже не студентов, а преподавателей. И здесь также имеет место прямое принуждение с угрозами, а не россказни о светлом будущем – эти россказни давно уже малоэффективны, хотя время от времени все равно используются. Неугодных – на увольнение (например, за несоответствие должности). Угодных – на руководящие места. Будет просто до нелепой несправедливости смешно, если заслуженного профессора-оппозиционера уволят (за несоответствие должности), а какого-нибудь молодого ассистента-конформиста оставят.

Отдельного рассмотрения заслуживают милиция, военные и, конечно, ФСБэшники, сущность работы которых заключается, в первую очередь, в том, чтобы выслуживаться перед власть имущими, а уж во вторую – в служении народу. Но тяжелые будни сегодняшнего дня ставят службу власти и службу гражданам в антагонистические отношения. Примирить одно с другим невозможно по той причине, что интересы властителей почти противоположны потребностям и желаниям народа. Поэтому получается, что суть работы силовиков заключена в охране власти от народа, особенно от народа знающего, грамотного, интеллигентного, от которого трудно скрыть все противоправные махинации, исходящие от правительства, а значит, и от силовиков. Это совершенно не значит, что среди силовиков нет ни одного хорошего человека. Есть, и еще как есть. Вот только, к сожалению, нет им дороги к высоким постам, потому что сама нынешняя система противоречит честности, а потому не подпускает порядочных людей к управлению. Они не принимают решений, они не влияют на систему, поэтому их почти не видно и не слышно. Их голос не является решающим и сколько-нибудь важным. Честность и преданность стране (а не государству) в среде силовиков – совершенно не те качества, которые от них требует система. Требуемые качества – это в первую очередь преданность начальству (каким бы оно ни было) и наличие связей. Кроме того, нарушения силовиками законов говорит не только о моральном разложении структуры, но и ее дисквалификации; любой уважающий себя профессионал не пойдет на незаконные действия, если он действительно хороший профессионал. Суть профессионализма заключена не только в успешном исполнении своих должностных обязанностей, но и в следовании этике.

Вспоминается очень наглядный случай из совсем недавнего прошлого, который имел место в центре города Омска, где 10-го октября 2009-го года проходил пикет против разрушения армии. Небольшое число собравшихся людей раздавали листовки и держали плакаты с протестными надписями. Позади них стояло несколько людей в гражданском, которые предварительно записали имена-фамилии-отчества-адреса всех пикетирующих для отчетности в свое покрытое мраком учреждение. А спереди стоял ДПСник, которому, судя по его поведению, дали указание никого не пропускать к пикетирующим. И этот подобострастный и послушный человечишка разворачивал всех идущих в сторону пикета под предлогом того, что в этом месте запрещено переходить дорогу. И – что самое главное – до проводимого мероприятия его присутствие не было замечено, равно как после пикета он сразу же куда-то скрылся. Поэтому – вместе с его своевременным появлением и не менее своевременным исчезновением – рассеялись всякие сомнения на счет того, что он выполнял приказ кого-то заинтересованного в непроведении пикета.

Особо «интересно» в Омске проходят акции, посвященные защите 31-й статье Конституции. Власти во время и в месте проведения этих митингов организуют молодежные сборища с песнями и танцами. Угодная молодежь и сотрудники милиции окружают митингующих плотным широким кольцом (они всегда численностью превышают тех, кто пришел на митинг), тем самым закрывая их от широкой общественности. Проходящие мимо люди видят не акцию протеста, а веселый молодежный концерт, который, в свою очередь, глушит выступления митингующих. Неплохой ход борьбы со всякими акциями протеста – вполне эффективный, но явно аморальный. В день, когда следует скорбить о нереализуемой Конституции, толпы послушных празднуют непонятно что. Когда мы спросили этих тинейджеров, сколько им платят за реализацию оного действа, ответ был таким: «Нисколько. Хотя бы воды в такую жару принесли». Просто поразительно! Они работают на власть просто так, что, можно сказать, противоречит теориям мотивации. К сожалению, это противоречие на стороне власти…

Угодные… А ведь таких много. Образчики цинизма и двуличности. Занимающие относительно высокие посты, панически подобострастные при разговоре с начальством, высокомерно лицемерные при общении с обычными гражданами и не страдающие от острейшего дефицита совести, а упивающиеся им. Именно они, а не народ, – настоящее быдло, хамелеоны, для которых беспринципная мимикрия – обычное дело, просто дело чести. Перед простыми людьми они красуются, что есть силы, гордо выпячивая вперед грудь. Постоянно прикрываясь своей должностью, они, тем самым, компенсируют свою коленопреклонность перед вышестоящими. У нас в стране верхушку занимает самодержец Путин / Медведев, чуть ниже находится лестница маленьких угодливых холуев, а основание пирамиды, самое широкое по количественному признаку, составляет народ, большая часть которого раболепно преклоняется (бездумные массы), а другая часть понимает ситуацию, но, увы, ничего с этим поделать не может. И в целом весь народ превращен в рабов единственного самодержца Всея Руси. А почти в каждом учреждении, в каждом вузе, в каждой больнице, в каждой школе и в каждой администрации есть свои холуи, готовые продать все самое святое и писать доносы на самых лучших своих сотрудников – лишь бы карьеру сделать и деньгами разжиться. А в среде силовиков – милиция, армия, ФСБ – можно найти много пушечного мяса, готового идти на новые «подвиги» ради своих правителей. И вот из таких угодливо-заискивающих подлиз состоит репрессивный аппарат нынешней партии власти. Мало того, многие из них еще и гордятся статусом и родом деятельности, возомнив себя стоящими выше бога и ниже путин-бога, при этом, совершенно не ведая, что творят. Они лишены способности различать понятия добра и зла… Некоторые из них вправду думают, что работают во благо страны. Естественно, во благо, но не страны, а государства. И такие рабы, считая, что выполняют свой гражданский долг, ни в коей мере не осознают своего рабского положения. Репрессивный аппарат как раз и пытается путем закрытия СМИ и уничтожения какой-либо свободы слова создать иллюзию свободной страны – люди ничего не знают, они верят во всякие мифологические истины. А лучший раб – это тот, кто не понимает своего рабского положения и наслаждается своими цепями. Высшим проявлением гражданского долга является не собачья преданность по отношению к власти, а наоборот, стойкость перед ней. Нужно по капельке выдавливать из себя конформиста… Проблема России заключается в том, что власть специально культивирует конформизм, специально поощряет этот вид рабства, специально создает в массах отвращение к Реальности, нежелание и неготовность с ней встретиться лицом к лицу, выдержать ее пристальный взгляд.

Кстати, угодливых немало наберется в среде известных людей. Яркий тому пример – Никита Михалков. Наш дорогой Никита Сергеевич упоенно писал раболепные письма Владимиру Владимировичу с просьбой остаться ему, то есть президенту, еще на один срок. Причем написано это было от имени не самого Михалкова, а всего художественного сообщества России. Откуда Никите Сергеевичу известно мнение всего сообщества и каждого ее члена? «Это – верный признак трусости, слабости и желания подстраховаться и перестраховаться: обращаться к Барину не от своего личного имени, а от имени какого-то абстрактного «всего художественного сообщества России»[27] , – пишет А. Девотченко, выражая свой протест против коленопреклонности Михалкова. Сам же Михалков в своем убого подхалимском письме работу Путина называет важной для всей страны. Опять генерализация. Откуда он знает мнение всей страны? Не стоит путать свою подхалимскую позицию с позицией всех – далеко не все умные и талантливые люди присоединятся к риторике Михалкова и прочих ему подобных. «В ходе работы приходится встречаться с людьми из всех частей России, и, уверяем Вас, они едины в желании, чтобы Вы остались главой нашего государства»[28] – не дрогнувшей рукой пишет господин Михалков. «Проводимая Вами мудрая государственная политика позволила российской культуре обрести новую жизнь» – еще одна раболепная фраза. Ну, это уже ни в какие ворота… Культура! Культура, основанная на зомбировании. Наверное, в понимании Михалкова культура и зомбирование – родственные понятия, друг без друга не существующие. А будущее России он просто не мыслит без президентской работы Путина. «Ну, а представим, что все вдруг в одночасье изменится, и неважно, кто именно будет во главе страны – Каспаров ли, Лимонов ли, Геращенко или, прости Господи, Шандыбин – и что же?! Вы первыми броситесь наперегонки, спотыкаясь и повизгивая, с букетами и заверениями в личной преданности сдувать пыль с новых барских сапог» – снова пишет Девотченко, справедливо называющий Михалкова и прочих холопами. И в конце своего письма Никита Сергеевич высказывает надежду о том, что Путин учтет мнение десятков тысяч художников и деятелей отечественной культуры и искусства о необходимости своего пребывания на посту главы России и в 2008 году. Ну и лицемер же Никита Сергеевич!!! Смею заверить, что это мнение Путин учтет, но не учтет мнения сотен тысяч, которые выступают против его правления. Вообще, в нашей стране правительство учитывает только самые худшие для народа мнения, но самые лучшие для себя и своего спасения, – такова у нас система управления.

Нетрудно убедиться в лицемерии Михалкова, обращая взор также на его кинематографическую деятельность. Если во времена Советского Союза он снимал просоветские фильмы, пропагандирующие социалистический режим («Свой среди чужих, чужой среди своих»), то его сравнительно поздние фильмы проникнуты духом циничной вседозволенности («Жмурки», к которому Никита Сергеевич охотно приложил руку). Противоречие налицо. Но противоречие легко разрешимое. Просто если раньше «заслуженный деятель» активно и без зазрения совести подлизывал коммунистов, то потом – демократов. Рука, ранее поглаживавшая партбилет атеистической партии, теперь спокойно крестится. Похвально, идет в ногу со временем, помня о правительственной кормушке, но забывая, правда, о том, что у человека должно быть не только стремление к наживе, но и собственные идеалы и ценности. Ну а сейчас снова стал лизать тоталитаристов, но уже не в лице совков, а в лице единороссов. Когда человек – неважно, чиновник ли это или заслуженный деятель культуры – всегда рядом с правительством, которое меняется; когда взлет его карьеры начался в годы Советского Союза, когда она успешно развивалась в ельцинский период и когда она не теряет себя во времена путинизма, тут нужно говорить не о гениальной приспособленности человека к реалиям дня, а о гениальной беспринципности.

В фильме перестроечного времени «Авария – дочь мента» школьной учительнице задали вопрос: «Вы одобряете политику нашей партии относительно гласности?». Учительница, считающая себя коммунисткой, уклончиво ответила: «Нравится – не нравится, но это курс партии». После такого ответа в ее адрес последовало обвинение: «Вы признаете, что не имеете собственного мнения на происходящие в стране события, то есть являетесь слепым проводником чужой воли». И учительница обиделась на эти слова, а зря… Слова ведь правильные. По сути, получается следующее – раньше партия боролась с гласностью, и человек это поддерживал, а потом партия стала узаконивать гласность, а человек и это поддержал, потому что он не отделяет себя от партии, его позиция изгибается вслед за линией партии. Так же происходит и со многими современными «борцами за идеалы», которые не гнушатся идти в ногу со временем, меняя собственные ценности вслед за переоценкой ценностей государством. Если раньше у власти были эти, то и мы за них, а если теперь структуру возглавили те, то и мы переметнулись на их сторону. Политическая проституция, за счет которой держатся всякого рода этатисты… И непосредственным образом связанные с ней подлизывание и мерзкая лесть.

Подлизывание, лесть – только так можно назвать поведение многих людей по отношению к современным политиканам. Особенно это касается тех, кто находится у кормушки. Они могут в глубине души быть не согласны с политикой своих кормчих, но внешне демонстрируют полное согласие и одобрение. «Люди вступают в сделку со своей совестью, и нравственная цена тем выше, чем больше общественные последствия нашего двуличия»[29] , – пишет А.А. Бодалев. Так что стоит обратить внимание на это самое двуличие, на эту неприкрытую лесть, и подумать, стоят ли свои личные и меркантильные желания того, чтобы ее проявлять ради них, попирая тем самым действительные, настоящие общечеловеческие ценности. Лесть нужна только тоталитарному государству, демократическое же в ней не нуждается. Античный философ Антисфен говорил: «Лучше достаться воронам, чем попасть к льстецам. Те пожирают мертвых, а эти – живых». А когда его хвалили плохие люди, он сказал: «Боюсь, не сделал ли я чего-нибудь дурного»[30] . Так лучше жить в миру с бедными и бесславными, но честными, чем с богатыми и властными, но бесчестными.

Вот она – «правовая» власть, окруженная толпами подхалимов. Власть, которая настолько глубоко прониклась своей властностью, что позабыла про всякие гражданские права, легким движением руки отодвинула их в сторону. И снова это власть меньшинства, всего лишь апеллирующая к большинству, которое якобы ее поддерживает. Говоря словами Г.К. Косикова, это «унифицирующая власть «всеобщности», «стадности», «безразличия» над единичностью, уникальностью и неповторимостью»[31] . Сплошная стандартификация и шаблонизация. Послушные приспешники системы живут в мире абсурда и, становясь еще большими «идейными» приспешниками, расширяют сферу абсурда. Они думают, что живут в реальности, а на самом деле только так думают; не существуя, они упорствуют, обрекая себя на еще большее не-существование и считая при этом, что борются за существование. Они продуцируют симулякры… Вообще, вся эта свора послушных людишек напоминает киплинговских бандерлогов, всей стаей кричащих о своем совершенстве. Лизоблюд ищет твердую опору, которую ему обеспечит лизоблюдство, и он ее находит – твердую опору симулякра. В то время как гражданин, не желающий мириться с властью, уничтожающей его свободы и права, находит зыбкую опору реальности, – пусть зыбкую и шаткую, но принадлежащую реальности, а не симулякрам.

Исходя из всего вышесказанного, сам собой напрашивается вывод о том, насколько можно верить «Единой России», если она, на словах выражая ценность свободы личности, на деле пользуется средствами, полностью ограничивающими любое проявление свободы. Это уже явное несоответствие между словами и действиями, неискренность, неконгруэнтность, если выражаться языком психологов. Единоросский дискурс одновременно работает на двух уровнях: уровень вербальных формулировок дополняется уровнем их изнанки. Такое несоответствие можно назвать политической мифологемой, выражающей себя в фальсификации реального положения дел в стране (через СМИ) и собственных политических целей (через мифотворческие обещания). И самое страшное – люди верят этим профессиональным бормотателям бреда! Впрочем, люди им верили всегда. Достаточно вспомнить религиозный бред, которым церковники вуалировали свои зверские деяния во времена средневековья (и не только) – инквизиция во имя бога, костры ради благоденствия всего человечества. Наглядны также и советские бредни, исходящие не только из уст генсека, но и простого агитатора заводской партийной организации – «союз нерушимых республик свободных », «к коммунизму идем» и прочее. А так как свято место пусто не бывает, теперь появился плацдарм для нового мифотворчества, для нового идеологического истеблишмента. Общественное мнение формируется посредством репрессивной инстанции авторов сообщений.

Понятие политического мифотворчества получило широкое распространение в философии постмодернизма. «Политические идеологии» наших обществ, как они сами себя обозначают, являются в точности мифами; их символическая действенность (доверие верующих, поддержка масс) совершенно не гарантирует их адекватность реальности, на объяснение которой они претендуют»[32] , – пишет В. Декомб. Конечно, мысль Декомба отличается высокой степенью абстрактности, когда он говорит о политических идеологиях вообще, а не о какой-то конкретной идеологии, но, тем не менее, она не лишена содержания. Миф – высказывание, не соответствующее фактам, действительности. А так как язык является частью действительности, миф в большей степени соблюдает ритуал поддерживания видимости действительности. Особенно этот ритуал ненарушения имплицитного кода лжи и поддержания идеологического гомеостаза имеет место в тоталитарных обществах, где почти нет фактов, отдельных от идеологии, где народ, видя голого короля, соглашаются в том, что его платье прекрасно.

В.В. Гопко рассматривает политический миф как метод коррекции сознания масс, конечная цель которого – оказание воздействия на индивидуальную и общественную воли. Миф – это камуфляж интересов государства, преследующего своекорыстные цели. Миф дезориентирует разум и снижает волевые устремления общества, которые могут помешать реализации меркантильных целей «верхушки»[33] . Политики вообще любят демонстрировать нашему вниманию некие факты (по крайней мере то, что они сами называют фактами), которые укрепляют веру масс в общественную полезность их помыслов. Однако «непререкаемых политических истин не существует, у каждой политической силы есть «свои» факты, а из любого события она «делает» тот или иной факт в соответствии со своими политическими интересами»[34] . Да и СМИ под давлением политиков теперь активно «порождают» эти факты. «Наличие свободной прессы – один из важнейших элементов гражданского общества», – говорил Путин, а также неоднократно гарантировал свободу слова и развитие демократического государства: «свобода слова была и останется незыблемой ценностью российской демократии. Это наша принципиальная позиция». Если его реальные действия, направленные в сторону «развития» демократии, являются действиями узурпатора, то его слова, противоречащие действиям, являются словами лицемера.

А массы, воспринимая всяческие политические бредни, свято начинают им верить, забывая о границе между свободой своего мнения и навязываемых с телеэкранов «истин». Собственно, эти «истины» и лишают нас идеологической свободы; косвенно и незаметно. Мифы становятся событием, скрывая отсутствие События. Причем люди верят не только потому, что в поле их зрения не попадают альтернативные источники – скрываемые и запрещаемые за то, что пишут правду. Чисто психологически рядовому обывателю намного проще создать вокруг себя атмосферу комфорта, которая будет опираться на миф о том, что в стране все хорошо, и жить спокойно в своей конуре. Это ведь проще, безопасней и уютней. В данном случае миф получает статус микрокосма, микроклимата, дома. В таком мифе привлекательной становится его красота, а не правдивость; о его истинности вопроса вообще не ставится. Главное, что он создает возможность принимать желаемое за действительное.

Идеология создается, идеология навязывается, но эта идеология не обладает смыслом, у нее нет референта. Идеология – это учение об идеях, с помощью которого можно установить твердые основы для политики, этики и т.д.; это универсальная наука об идеях[35] .И наверняка деятельность господствующей «партии» можно определить, обращаясь ко второму определению идеологии, где она выступает наукой, и к тому же универсальной. Теперь идеология может претендовать на статус сверхнаучной истинности и достоверности. Почему «сверхнаучной»? Направление постпозитивизма в лице преимущественно Карла Поппера обосновало невозможность приведения полного и исчерпывающего доказательства какой-либо научной теории; доказать нельзя ничего. Но истинность идеологии, особенно идеологии единороссов (не без сарказма сказано) обосновать можно (чем и занимаются СМИ), следовательно, она находится за рамками науки, в сфере более высокой, в области сверхнауки. Стало быть, все мы, будучи абсолютно уверенными в непогрешимости навязываемой нам сейчас идеологии, должны безо всякой критики, сомнений и плохих помыслов идти вперед, высоко держа над собой единоросские флаги. Остается только верить в непогрешимость государственной машины.

Г.Г. Почепцов[36] приводит следующую схему коммуникативного воздействия на массы: когнитивное поле – информационное поле – реальное поле. Когнитивное поле представляет собой воззрения и убеждения народа, которые начинают постепенно меняться под определенным воздействием (выдвижение доминирующей идеи ее лидерами). После трансформации когнитивного поля происходит изменение информационного поля (тиражирование этой идеи посредством СМИ). А на последнем этапе мы наблюдаем конкретную реализацию изменений этих двух полей в реальности (поведенческое воплощение идеи). Таким образом, сначала происходит выдвижение идеи, которой должен следовать народ, гласящей о позитивной политике «Единой России», чему сопутствует качественное сокрытие антиидей, способных дискредитировать данную идею – это достигается с помощью ограничения возможностей СМИ, которые должны выражать определенную точку зрения, воздерживаясь от других (противоположных данной) форм интерпретации. Затем идея начинает максимально широко тиражироваться, заполняя все информационное пространство. В итоге зачинатели всего хитроумного процесса пожинают плоды своей работы, глядя на народ, активно вступающий в их ряды и голосующий за «кого надо». И все кажется на первый взгляд законным и укладывающимся в рамки морали, кроме одного – сокрытия антиидей, которые по своему содержанию намного более объективны (и истинны), чем сама идея, представляющая замаскированную внутриличностную инъекцию, медиа-инъекцию.

Сейчас, когда правящая элита именует свою авторитарную политику высоким словом «демократия», она тем самым лишает данное слово высокого статуса, и термин перестает быть тем, чем он являлся ранее. У понятия трансформируется значение, и теперь оно, это значение, можно спокойно отождествить со значением понятия «тоталитаризм» или «авторитаризм». Стало быть, в контексте политики «Единой России» тоталитаризм и демократия – суть одно и то же. Только хитрость заключается в том, что масса об этом не знает. Она знает первоначальные значения данных понятий, но ей и невдомек, что когда «партия» пользуется методами первого, а называет свою политическую деятельность вторым, она эти значения отождествляет, проводит между ними знак равенства, превращает их в синонимичные понятия, но, самое главное, никогда не говорит об этом, никогда не обозначает данной деятельности в словах, а предпочитает пользоваться терминологией второго понятия. Это и есть политика молчания, точнее, сокрытия истины. Это политика замалчивания своей сущности, и эта сущность находится под щитом мнимого отстаивания справедливости и свободы (голоса, слова, печати и т.д.). Это политика лжи. «Каждому гарантируется свобода мысли и слова»[37] , – написано в Конституции (ст. 29), но эта гарантия есть лишь в теории; на практике же мы видим обратное. «Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них», – повествует та же статья основного закона РФ, но таковое принуждение не только активно практикуется, но и вполне легитимируется власть держащими. В данной статье Конституции также говорится о гарантии свободы массовой информации и запрещении цензуры, что в том числе выполняется во многих аспектах вплоть до наоборот. Да и вообще, конституционализм как система сдержек и противовесов надломлен…

А, собственно, что может быть важнее свободы? Древнегреческий философ, самый известный представитель кинической школы, Диоген Синопский, считал, что самым прекрасным у людей является свобода слова. Мы же, упомянув здесь Диогена, скажем, что не столько свобода слова как частный элемент свободы вообще, а сама свобода является наивысшей ценностью. Разве без нее человек не утрачивает самого себя? И разве нет необходимости в свободе на более глобальном уровне, нежели индивидуальный, – на общесоциальном? Уровень развития общества определяется количеством свобод, которыми обладают его члены. Эрих Фромм к путям так называемого бегства от свободы приписывает подчинение вождю и вынужденную конформизацию[38] . Д.А. Леонтьев вообще называет конформизм противоположностью свободы[39] . Кен Уилбер, ссылаясь на исследования, Кольберга, Болдуина, Дьюи и Пиаже, говорит, что индивид начинает свое развитие как аморальный и эгоцентричный («правильно то, чего хочу я»), затем переходит к социоцентризму («правильно то, чего хочет группа, вождь, страна»), после чего переходит к постконвенциональной стадии (собственно чувство справедливости); конформизм здесь присутствует именно на второй – социоцентрической – стадии, которая не является пределом развития (третья, кстати, тоже не предел)[40] . Значит, повальная конформизация – это всего лишь застревание на далеко не самом высшем этапе психического развития, это недостаток развития. И что мы видим сейчас? Как раз то самое подчинение и конформизм – вынужденный, надо добавить. Но вынужденный для кого? Естественно, не для большинства, не для представителей конформной серой массы, которых-то ее представителями трудно назвать; она, эта масса, нерасчленима на отдельные элементы, на личности, ее составляющие, она едина в своем безличии. Она состоит из утративших свое «Я» элементов, которые вместо сохранения своей уникальности предпочитают превратиться в часть большого и сильного целого, а на самом деле просто растворяются в нем, в этом аморфном тумане безличия. Мы, опираясь на слова Фромма, говорим о вынужденном конформизме не для нее, не для массы, совсем нет, хотя ее тоже вынуждают, но она этого не осознает и считает, что, прогибаясь перед декретами и уставами единоросских деятелей, поступает в соответствии со своей позицией. А на самом-то деле у нее нет никакой позиции; массовое явление беспозвоночных. Мы говорим о вынужденной конформизации для нас, отступников, не желающих мириться с жестокой авторитарной политикой «Единой России» и прочих выскочек, узурпирующих власть и самоутверждающихся посредством безличия массы.

М.Ю. Токарева и А.И. Донцов разделяют конформность на внешнюю и внутреннюю. Первая – это демонстративное подчинение навязываемому мнению с целью заслужить одобрения или избежать порицания. Вторая – действительная личностная идентификация с довлеющей группой, принятие ее позиции как своей[41] . В контексте нашего исследования имеет место как тот, так и другой тип конформности. Естественно, единороссы запугивают людей для того, чтобы выработать у них внешнюю конформность. Но запугивать приходится тех, кто не проявил внутреннего конформизма. Ну а насчет внутреннего… Еще можно понять человека, который вступил в корпорацию ради сохранения работы и дохода (хотя вряд ли такие достойны уважения) – он остается при своем мнении, но вместо его выражения отстаивает абсолютно противоположную позицию. Выгода, пресловутый меркантилизм, сугубо материальные потребности – все это заставляет человека поступиться личными убеждениями. Однако такие успехи оборачиваются личностными потерями. Хотя кого я напугаю такими фразами? В наше время мало кто руководствуется своими личными интересами, повальное большинство готово продаться куда угодно – лишь бы карман был полон. Когда две большие собаки дерутся, маленькая сидит себе в сторонке и посматривает. И вот побеждает одна собака, и эта маленькая перебегает на одну сторону, а когда начинает одерживать верх другой клыкастый гигант, она незамедлительно перебегает на другую сторону. И стоит только кому-то одному из этих двоих выйти победителем, и мелкая шавка сразу бежит на своих коротких лапах за поверженным, при этом гордо задравши голову вверх в попытке выдать себя за победителя. И таких беспринципных шавок, которым чужда любая идеология (заиметь сильного покровителя и набить брюхо – вся их идеология) полно как среди обычного люда, так и среди всяких чиновников. На них и держится описываемая система. Их благородство – в лицемерии, их благость – в коленопреклонении перед вышестоящим (таким же, как и они) идолом. Их «добродетели» не заслуживают почета и уважения; единственная им награда – удары молотом. Странно, что руководители властной корпорации не боятся того, что их конец может прийти не от рук оппозиции, а от рук своих же партийцев, которые воспитаны на лизоблюдстве и унизительном преклонении. Некоторые из партийцев отлично понимают суть происходящего и в глубине души ненавидят своих кормчих, но ничего не делают, боясь потерять последний кусок. И стоит только лидерам споткнуться, как их подопечные перестанут быть таковыми и, воспользовавшись моментом, ополчатся против них же.

«Чтобы сохранить в чистоте душу и совесть, лучше страдать от острого несогласия с несправедливостью, чем воспринимать ее равнодушно»[42] , – замечает С.М. Пеунова. Стремление к выгоде любой ценой, готовность идти на соглашения и компромиссы с бесчестными, но богатыми, людьми – ни что иное, как проституция. Только торгуют здесь не материальным телом, а идеальным. Голос, свобода выбора, совесть и честь перестали быть ценностями тогда, когда стали продаваться. Нечистоплотных людей, готовых пойти на что угодно ради власти и денег, в нашей стране хватает. Именно поэтому нам приходится терпеть унижения со стороны вышестоящих. Однако любой продавшийся начальник, каким бы счастливым от своего продажного положения он ни был, должен и обязан терпеть те же самые унижения со стороны того, кому подчиняется он сам. Игра с двойными правилами: перед нами – простыми гражданами – он высокомерно задирает нос, а перед своими благодетелями преклоняет колени. Это одновременно и трагично и смешно. Ожиревшие узники нечистой совести. Государственная репрессивность создает подавляемого человека (чиновника среднего звена), который, в свою очередь, продолжает конституировать отношения принуждения.

Политическое безумие заключено в тотальной конформизации, в растворении себя, своей позиции, своей сущности во мнении масс. М. Фуко так говорил о человеке классической эпохи: «впадая в безумие, человек отделяется от собственной истины, изгоняется в окружающий его, непосредственно присутствующий рядом мир – и растворяется в нем»[43] . В этом утверждении лишение собственной истины равнозначно лишению своей позиции, своего мировоззрения. По мнению Фуко, безумец – это утративший твердую почву своей истины и утративший самого себя. Если говорить условно, существует два варианта смысла человеческого. Первый говорит о том, что человек должен отдавать себя обществу (и государству). Согласно второму, человеку следует быть «в себе», то есть развивать собственную субъектность в отрыве от общественно-политической жизни. Оба подхода выражают суть полюсные проявление, каждое из которых является ошибочным. Обращаясь к первому, мы видим тот самый конформизм, возвеличиваемый в долженствовании человека укреплять государственную власть. Обращая свой взгляд ко второму, мы вынуждены констатировать идею о том, что человек без общества, оторванный от социальной жизни, не развивается, а деградирует, и что если каждый будет следовать данному подходу, то принцип «человек человеку – волк» с неизбежностью обретет свое практическое воплощение. По мнению К.Н. Любутина и Д.В. Пивоварова, важно учитывать оба подхода, не распыляясь ни в одну из сторон[44] . Соглашаясь с их мнением, отметим, что такая срединная тенденция способствует укреплению не только здоровой личности, но и здорового общества, которое имеет здоровую государственность, не принуждающую человека вовлекаться в сеть конформизации ради сохранения и воплощения интересов государства, а не самого человека. Полностью здорового общества не бывает, всегда и на всех этажах социальной пирамиды есть извращенцы, предатели, приспособленцы и прочие; но есть общества, которые умеют избавляться от шлаков. Неспособность освобождаться от шлаков отравляет весь организм. Массы воспринимают фекалии за социально-полезные явления, а потому не усматривают в них настоящую сущность. Современный российский социум погряз в шлаках и не способен от них избавиться; они парализовали практически все. Единственное, чего нельзя парализовать – свободную волю [здорового] человека. Если человек остается здоровым, если он может объективно оценивать действительность, ему подвластно почти все. Вот только здоровых у нас маловато или их просто не видно и не слышно.

Но совершенно не поддается пониманию тот, кто не ради выгоды, а «по личным убеждениям» поддерживает «Единую Россию» – или он настолько глуп, чтобы не понимать, что эта корпорация не выражает ничьих интересов кроме своих собственных, или ему так эффективно «промыли мозги», что он выдает внешне навязанные убеждения за свои собственные, и даже не осознает этого простого факта. Оба вида конформности – это специфический способ «разрешения конфликта между личным и доминирующем в группе мнением в пользу последнего: зависимость человека от группы вынуждает искать подлинного или мнимого согласия с ней, подстраивать поведение под кажущиеся непривычными или ложными эталоны»[45] . Как нетрудно заметить, любая форма конформизма граничит с безликостью, стадностью и тупым подчинением авторитету. Причем авторитетом может выступать как конкретный человек – лидер, – так и целая группа. «Власть чьего-то авторитета над нашим сознанием обычно прямо пропорциональна нашей простоте и впечатлительности и обратно пропорциональна интеллекту, – пишет И.А. Шаповал. – Эмоциональность, склонность к сильным переживаниям и аффектам при отсутствии критического мышления обусловливает большую подверженность влиянию авторитета и подчиняемость ему практически без обдумывания и выбора. Индивидуальность здесь выражается лишь в выборе кумира, а его смена сопровождается и сменой моральных норм[46] ». Как правило, у интеллектуалов не бывает авторитетов, идолов, с которыми необходимо во всем соглашаться. Таковые создаются теми людьми, чьи интеллектуальные способности определяются уровнем ниже среднего. Под словом «авторитет» здесь понимается именно тот человек, мнение которого воспринимается как абсолютно беспрекословная истина в последней инстанции, а не просто как человек, достойный уважения и восхищения. Уважать можно многих, восхищаться можно многими людьми, но едва ли кто-нибудь из них – политиков, ученых, деятелей искусства – является таким универсалом, чье мировоззрение следует ставить на верховный престол. Человек массы необязательно в качестве авторитета воспринимает Путина или Медведева. Среди оппозиционеров также есть люди, чье мнение массы возводят в культ, поэтому если проблема культа личности единороссов глобальна, то проблема культа личности представителей оппозиции локальна, значительно менее широка, но тем не менее имеющая место в современном политическом дискурсе.

«Основная же цель и направленность тоталитарного режима заключается в минимизации инициативы и творчества, в обеспечении управляемости всеми субъектами социальной жизни; он нуждается в стандартизированной личности и унифицированном поведении»[47] . Деспотизм – термин, которым можно охарактеризовать многие аспекты деятельности «демократической» Единой России. Деспотизм С.Л. Франк определяет как неограниченное и руководимое лишь произволом самого господствующего господство человека над человеком. Для философа деспотизм предстает в виде неограниченного и произвольного господства, которое предполагает на другой стороне слепое повиновение и бесправность. Слепые вера и повиновение – только различные стороны и проявления одного общего начала – чувства авторитета, возведения человека, человеческого дела и учения, партии, религии на абсолютную и сверхчеловеческую высоту[48] . Именно эти интрапсихические особенности человека массы способствуют восстановлению диктатуры.

Д. Ольшанский, например, говорит о том, что у человека массы отсутствует индивидуальная психика. Он же наделяет индивида массы такими характеристиками, как анонимность и отсутствие сознательной личности, снижение рациональности и интеллектуальности, стремление к осуществлению внушенных идей, ориентация индивидуальных мыслей и чувств в направлении массовых, что уже есть гиперконформизм[49] . Ольшанский неспроста здесь пользуется такими терминами, как индивидуальность, индивид и личность. Советский психолог Б.Г. Ананьев считал индивидуальность высшим развитием трех подструктур: индивида, личности и субъекта. Индивидуальность, по Ананьеву, создает единую направленность развития как индивида, так личности и субъекта. К характеристикам индивида он приписывал только возрастно-половые и индивидуально-типические признаки, не говоря здесь ни о каком сознании и рефлексии. А вот личностными особенностями он называл общественный статус, ценности и роли. Сознание же – это основная характеристика субъекта деятельности – третьего, высшего уровня развития человека[50] . Как мы видим, ученый наделял индивида самими, если позволите, низменными, почти животными качествами, – только возрастными, половыми, телесно-конституциональными и т.д. Личность же и субъект – более высокие уровни развития, которые характеризуют человека именно как «полноценного» человека, и без развития которых формирование индивидуальности было бы невозможно. Значит, Ольшанский солидарен с Ананьевым в его рассмотрении данных подструктур. И если исходить из позиции обоих ученых, то действительно, человек массы – это безликий человек, индивид, лишенный индивидуальности (не нужно отождествлять понятия «индивид» и «индивидуальность»). И каким же такое существо должно быть, если не гиперконформным? В общем, если человек хочет вступить в организацию типа «Единой России», пусть он не забудет прежде всего проститься с самим собой, ибо вступление в их ряды – не что иное как метафизическое самоубийство. Следовать далее выбранному курсу, идти в фарватере существующей корпорационной государственной политики – не что иное как соглашаться с ней, помогать ее осуществлению, а значит, обрекать себя на смерть. Человек по-настоящему живет не тогда, когда упивается благосклонным расположением начальства, не тогда, когда получает зарплату, не тогда, когда уделяет внимание своим дорогим игрушкам и различным гаджетам – не в эти моменты избытка жизни. Человек живет тогда, когда не только думает по совести и долгу, но и поступает соответствующим образом. Человек живет в момент, знаменующий собой риск свободой, автономией, наконец – жизнью. Смелость, готовность взять на себя риск означает жизнь – полноценную и полнокровную. Наконец, человек живет в пограничных ситуациях, когда его бытие встречается с ничто, с чистой аннигиляцией. А конформисты, ницшеанские «последние люди», комфортно чувствующие себя в условиях своей конформизации, ощущают избыток жизни, что парадоксальным образом указывает на ее отсутствие. Они наслаждаются собственным уничтожением.

Ф. Ницше наделяет такого человека будничной душой, схожим «не с победителями на триумфальной колеснице, а с усталыми мулами, которых жизнь слишком уж часто стегала плетью»[51] . «Горе! Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя.… Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий все маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха; последний человек живет дольше всех. «Счастье найдено нами», – говорят последние люди, и моргают. Они покинули страны, где было холодно жить: ибо им необходимо тепло. Также любят они соседа и жмутся к нему: ибо им необходимо тепло. Захворать или быть недоверчивым считается у них грехом: ибо ходят они осмотрительно… От времени до времени немного яду: это вызывает приятные сны. А в конце побольше яду, чтобы приятно умереть. Они еще трудятся, ибо труд – развлечение. Но они заботятся, чтобы развлечение не утомляло их. Не будет более ни бедных, ни богатых: то и другое слишком хлопотно. И кто захотел бы еще управлять? И кто повиноваться? То и другое слишком хлопотно. Нет пастуха, одно лишь стадо! Каждый желает равенства, все равны: кто чувствует иначе, тот добровольно идет в сумасшедший дом. «Прежде весь мир был сумасшедшим», – говорят самые умные из них и моргают. Все умны и знают всё, что было; так что можно смеяться без конца. Они еще ссорятся, но скоро мирятся – иначе это расстраивало бы желудок. У них есть свое удовольствьице для дня и свое удовольствьице для ночи; но здоровье – выше всего. «Счастье найдено нами», – говорят последние люди и моргают»[52] .

Да, есть удовольствия, есть страстишки. Яд – средство ухода от гнетущей реальности, от свободы и ответственности, от полноценного существования… от жизни. И, самое главное, развлечения… Сегодня развлечения пронизывают многие сферы [недосуговой] социальной жизни. Эта диффузия наблюдается не только в дискурсе всяческих реалити-шоу, но и в дискурсе новостей, политических выступлений, научных передач и т.д. Развлечения, отвлекающие людей от серьезных мыслей, несут свой смысловой код по всей площади масс-медиа, осуществляя еще большую социальную массовизацию.

В другом месте знаменитого «Заратустры» мы находим следующие слова:

«Посмотрите же на этих лишних людей! Они крадут произведения изобретателей и сокровища мудрецов: культурой называют они свою кражу – и все обращается у них в болезнь и беду!

Посмотрите же на этих лишних людей! Они всегда больны, они выблевывают свою желчь и называют это газетой. Они проглатывают друг друга и никогда не могут переварить себя.

Посмотрите же на этих лишних людей! Богатства приобретают они и делаются от этого беднее. Власти хотят они, и прежде всего рычага власти, много денег, – эти немощные!

Посмотрите, как лезут они, эти проворные обезьяны! Они лезут друг на друга и потому срываются в грязь и в пропасть.

Все они хотят достичь трона: безумие их в том – будто счастье восседало бы на троне! Часто грязь восседает на троне – а часто и трон на грязи»[53] .

Разве не о культурном декадансе говорит здесь Ницше? Разве не о меркантилизме и утилитаризме человека массы, для которого высшими ценностями выступают деньги и власть? Их интересы сводятся до «желчных» (в современном варианте лучше использовать термин «желтые», от «желтая пресса») газет, материальному благосостоянию в ущерб духовному богатству. Воистину, человеческое, слишком человеческое…

Массовый человек не пытается стать выше себя, не веря в ценность личностного развития. Ему свойственно считать, что он достиг своего совершенства, а интеллектуально-духовный путь развития представляется им тупиковым и совершенно ненужным, так как он не облегчает достижения желаемых ценностей – власти и денег. И того, и другого можно достигнуть, не утруждая себя мыслительной деятельностью. Скорее даже наоборот, духовное совершенствование является антиподом тому пути, который ведет к овладению данными ценностями, так как силы, затрачиваемые на учение, могут быть направлены совершенно в другое русло, на присвоение и приобретение материальных ценностей взамен духовных. Поэтому массовый человек, нисколько не комплексующий по поводу своего статуса, высокомерно относится к интеллектуалам, так как считает их род деятельности глупым и бесполезным. В этом и заключается его вульгарность.

Но, с другой стороны, он может понимать свою косность и ограниченность, но это понимание не стимулирует его к самосовершенствованию, не придает ему мотивацию к этому благородному процессу. Единственное, к какому результату оно ведет, так это к пробуждению ненависти к «другим», отличающимся от масс (согласно Х. Ортеге-и-Гассету, масса ненавидит все отличное от нее). Представляется, что за этой ненавистью и озлобленностью зачастую скрывается обычная зависть к тому, кто лучше, благородней, умнее и утонченней. Если человек не такой, как все, то он достоин всеобщего порицания . Это легко заметить на примере школьного класса, состоящего из двоечников и одного отличника. С большей долей вероятности можно сказать, что именно он – «ботаник», как его презрительно называют одноклассники – будет являться козлом отпущения. Особенно сильно и наглядно будет проявляться эта тенденция в случае большого разрыва между интеллектуальными способностями отличника и таковыми способностями всех остальных. Хотя далеко не всегда отличнику свойственны высокий ум и сообразительность, равно как не всегда двоечник ими обделен.

В своем исследовании мы вычленяем такие бинарные оппозиции, как общество-масса и субъект-массовый человек. Первое звено в этих двоичных связках характеризует подлинность, а второе – неподлинность (говоря языком экзистенциализма). Если феномен массового человека становится широким и всепоглощающим, то закономерным образом общество массифицируется, а культура становится однообразной. Если же происходит демассификация индивидов, то на более масштабном уровне население тоже демассифицируется, что приводит к усложнению и многообразию культурного потенциала данной социальной среды. И лишь субъектные качества – осознанный характер жизнедеятельности, автономность и целостность мировоззренческой позиции, – степень их развития на данный момент (актуальный уровень) и стремление к саморазвитию в дальнейшем (потенциальный уровень) являются неким гарантом подлинности как отдельного субъекта, так и присущей ему общности, усиливающим возможность противостоять внешним давлениям и манипулятивным воздействиям. Человек, стремясь сохранить свою субъектность, всеми силами старается противостоять слиянию с массами, то есть реализует негэнтропийный механизм своего развития, который характеризуется в синергетике так: сложная нелинейная система эффективно противостоит разрушительному действию хаоса только в том случае, когда она находится вдали от равновесия по отношению к окружающей среде, то есть не сливается со внешней массой. А состояние равновесия со средой, по замечанию Н.М. Калининой, равнозначно смерти[54] . Конечно, в случае изучаемого нами явления – массы – смерть стоит понимать не в прямом (физическом) смысле, а скорее в психологическом, культурном и социальном.

Виктор Франкл называл конформизм и тоталитаризм двумя следствиями экзистенциального вакуума, следствиями утраты смысла жизни и осмысленности бытия[55] . Таким образом, в конформизме не усматривается ничего позитивного для развития личности, в нем имеет место лишь процесс слияния с мнением серой массы, молчаливого большинства. А наши люди по своему существу конформные, они, склонив головы чуть пониже земли и высказывая свое мнение чуть тише самого молчания, идут вслед за лидером, о котором ничего не знают. Они идут за тем, чьи ценности, идеалы и цели людям не ведомы. Наверное, если бы народ знал их, он бы не пошел за лидером: тогда этот лидер просто перестал бы выступать лидером в глазах народа. Парадокс – чем меньше они знают о вожде, тем больше они ему доверяют. А само знание ценностей вождя – это уже некая осмысленность.

Кого Путин выставит, тоги и изберем. Создается впечатление, что многие (конечно, не все) россияне проголосовали бы хоть за Чикатило, если б его рекомендовал лично Владимир Владимирович. Действительно, какая разница, за кого голосовать; главное, что этого кого-то поставил сам всея Руси, чей авторитет непоколебим. По замечанию Н.А. Дьяконовой и В.В. Юртайкина[56] , авторитарная личность проявляет себя в поддержке антидемократической власти, что мы сегодня и наблюдаем. Также она придерживается только сугубо своей системы ценностей и напрочь отрицает ценности других социальных групп (по принципу «кто не с нами, тот против нас»), что тоже не ускользает от нашего взгляда.

Масса несвободна, – люди, ее составляющие, только думают, что поступают в соответствии со своей субъектной позицией, а на самом-то деле у них нет никакой субъектной позиции; они детерминированы внешними обстоятельствами, а точнее, «капризами» лидеров корпорации. Причем детерминировано не только их поведение, но и мышление. Субъектная позиция, в отличие от конформной или объектной, представлена в активно-избирательном, инициативно-ответственном, преобразовательном отношении личности к самой себе, к действительности, к миру и жизни в целом[57] . «В обществах тоталитарного типа природно-генетические предпосылки субъектности не получают должного развития, поскольку блокируются социальными установками «быть как все», «от меня ничего не зависит – за меня все решат» и т.д.»[58] : человек, таким образом, становится объектом воздействий извне. Вот что пишет М.В. Ермолаева: «В развитие взрослого человека вторгается новая сила – духовная составляющая этого процесса, что делает человека более независимым в своей деятельности, избирательным в выборах, свободным в видении своего настоящего, прошлого и будущего, способным к действию по необходимости своей собственной природы, а не по принуждению[59] . Взрослым, здоровым и зрелым людям не требуются тираны – они нужны только массам!

Но мы наблюдаем повальную покладистость и отсутствие избирательности и ответственности. Сплошное принуждение, не поддающееся никакой критике и никакому сопротивлению. А. Назаретян с удивлением отмечает, что люди постсоветского времени, подвергшиеся принуждению проголосовать в поддержку какого-то кандидата, нисколько не возмущались сложившейся ситуацией, а скорее наоборот, радовались, что их избавили от ответственности выбирать и сделали все за них. Автор с сожалением говорит: «пока не только экономические, но и политические свободы не превратились у нас в самодовлеющую ценность»[60] . Б. Немцов приводит следующие данные, полученные американской организацией FreedomHouse: на вопросы «считаете ли вы, что материальное положение важнее личной свободы?», «считаете ли вы, что для наведения порядка необходимо передать власть одному человеку?», «считаете ли вы, что необходимы ограничения для печати, если того требуют интересы государства?» Россия по ответам оказалась худшей даже по сравнению с африканскими и латиноамериканскими странами[61] . Не совсем оправдана позиция Немцова, согласно которой наши люди свободу не ценят потому, что не проливали за нее кровь, не боролись. Скорее наоборот, мы за нее не боролись, потому что не ценим. Немцов считает, что если народу перекрыть кислород – да так, чтоб он начал задыхаться, – он станет ценить свободу. Это уже было при Сталине, это есть сейчас при нынешней номенклатуре (понятно, что теперь кислород перекрывается менее явно и более хитро, но все же перекрывается) – и реакция незначительная. Теперь плохо работает ленинский циничный принцип «чем хуже – тем лучше» [а также марксово диалектическое пророчество о том, что аккумуляция все больших богатств в руках все меньшего числа владельцев-эксплуататоров и связанная с ним капиталистическая тенденция возрастания как богатства, так и нищеты, приведет к социалистической революции]. По-моему, русские – один из немногих народов, кого можно давить и душить – как идеологически, так и экономически, – а они в своем большинстве если и пикнут что-то в ответ, все равно серьезного сопротивления не окажут. Пружина, если на нее сильно давить, обязательно разжимается, прикладывая максимально большую силу, но всегда ли это так? Если на нее давят не просто сильно, но и хитро, едва ли она разожмется, а за давлением не последует контрреакция – она просто упадет в зияющие пустоты небытия.

А ведь если бы эти люди не составляли безликую массу, они могли бы действовать не в соответствии с приказами извне, а в соответствии со своими внутренними интенциями, то есть делать сознательный свободный выбор и тем самым детерминировать самих себя. «Одним из основных проявлений субъектной детерминации является способность людей действовать не так, как это диктуют силы внешнего окружения, а в ситуациях принуждения – сопротивляться ему», – пишет Леонтьев, анализируя теорию самоэффективности А. Бандуры[62] . Но увы, им этого не дано, поскольку они сами пошли по пути наименьшего сопротивления и решили отказаться от ответственности за отстаивание собственной позиции и тем самым отреклись от личной свободы. «Внешняя свобода требует внутренней упорядоченности и определенности, а жизнь в условиях несвободы необходимо ведет к когнитивным нарушениям. С другой стороны, любые нарушения когнитивной иерархии должны быть компенсированы несвободой. Более конкретно: наша гипотеза состоит в том, что незрелость, деформации и распад когнитивной иерархии вызывают состояние неопределенности, которое может быть компенсировано опорой на внешние иерархические организованные структуры. Внутренний порядок может быть заменен только внешним порядком, идентичность – преданностью, когнитивная иерархия – социальной иерархией, вера в мудрость начальства и любовь к многоуровневым бюрократическим структурам компенсируют неопределенность, неуверенность и непонимание, которое вызывает во многих людях состояние свободы»[63] . Описанный в этой большой цитате феномен безответственности и свойственную ему ориентацию на внешние (партия), а не на внутренние (Я сам) инстанции, авторы называют деиндивидуацией. По моему мнению, сейчас деиндивидуализированы практически все – население в преобладающем большинстве – все те, кто поддался единоросскому промыванию мозгов, кто отождествляет свою жизненную позицию с позицией этой дьявольской корпорации. К сожалению, таких действительно много. Много тех, кто надевает на себя маски, кто боится показать свою подлинную субъектную сущность. Е.В. Улыбина утверждает, что лицо и маска не должны совпадать, и в месте этого «зазора» формируется собственное активное «Я». «Личность человека не совпадает с маской, с социальной ролью, но определяется возможностью выбирать и исполнять эту роль. Если маска сливается с носителем, то можно говорить о потере личности»[64] . Вот-вот, маска-то как раз и сливается с ее носителем… Как заметно по цитате, Улыбина в некотором роде отождествляет маску и социальную роль, чего я бы делать не стал. Все-таки маска – это не только социальная роль, но и любое интериоризированное предписание, не обязательно широкообщественное, которое человек склонен выдавать за «свое». Вот так у нас и происходит – избиратели называют «Единую Россию» «своей» партией, но откуда они это знают и с чего взяли, что политика этой корпорации действительно соответствует их личным взглядам и убеждениям?

«Позиция, предполагающая, что развитие таких личностных качеств, как рациональность, автономность и эффективность, саморегуляция, недостижимы для россиян, видимо, устроила бы сейчас многих – в первую очередь тех, кто якобы в силу отсутствия этих качеств у россиян отстаивает идею сильного внешнего управления, «сильной руки», – пишет А.П. Корнилов[65] . Да, господа правители могут оправдывать свою деятельность отсутствием в сознании народа качеств рациональности, ответственности и т.д., то есть выдумать оправдание, позволяющее им устанавливать диктат. Однако это не оправдание, а глупая отмазка. И если даже масса в своем большинстве не отличается развитостью подобных качеств, все-таки не стоит подвергать омассовлению все население нашей страны. Так что же делать с думающими несогласными? Ведь они создают помеху для реализации и оправдания такой власти. Остается лишь одно – ликвидировать этих «выскочек» дабы полностью санкционировать нынешнюю бесчеловечную командно-административную форму правления. Ведь без них остальному народу и промывать мозги становится как-то легче. Чем менее общество рационально, тем более это выгодно правителям. К. Поппер справедливо считает, что авторитаризм и рационализм непримиримы, так как основа рациональной деятельности – это процесс аргументации, предполагающий взаимную критику и способность прислушиваться к критике; развитие разума не должно контролироваться более высшим разумом, оно должно защищаться институтами, оберегающими свободу критики и свободу мысли[66] . Собственно, под этими институтами следует понимать [в том числе] средства массовой информации. Авторитаризм же скорее будет прибегать при своей аргументации к насилию, нежели к достойным рациональным ответам на критику, к битве мечей, а не слов – в этом одна из его основных особенностей, которая была свойственна не только прежним авторитарным и тоталитарным режимам, но и сегодняшнему. А.В. Юревич, обсуждая вопрос соотношения науки и паранауки, приписывает русскому народу иррационализм; «еще более иррациональны мы в своем поведении – как в политическом (устраивая революции, голосуя за личностей, за которых истинно рациональный человек не проголосовал бы ни при каких обстоятельствах и т.п.), так и в обыденном, совершая поступки, непонятные для представителей рациональных культур»[67] . И хотя автор не называет конкретные имена личностей, за которых рациональный человек никогда бы не проголосовал, наверняка единороссов можно отнести к категории политиков, успех которых зиждется на общественном иррационализме.

Этот общественный иррационализм выглядит примерно так. Народ в принципе понимает, что путинизм не отвечает его требованиям, но при этом люди говорят, мол, лучше уж пусть будет Путин, чем Жириновский, чем Баркашов, чем Лимонов и т.д. Я не знаю, Жириновский, Баркашов, Лимонов или кто-то другой как президенты были бы лучше Путина или хуже, но логика подобных фраз как понятна, так и непонятна одновременно. Сравнивать плохое с худшим – стратегия неудачника, привыкшего, довольствуясь малым, смиренно склонять голову. Да, Путин лучше Пиночета, лучше Муссолини, лучше Гитлера. Но ведь это не повод его оправдывать и уж тем более поддерживать. Если бы вместо него у власти стоял новый Пиночет, люди бы сказали, что пусть будет он, нежели Муссолини. А если бы делами заправлял Муссолини, они бы сравнили его с более демонической фигурой – с Гитлером. Так что пускай будет Путин – он лучше их всех. Широко распространена идея о том, что при Ельцине воровали больше, чем сейчас, поэтому лучше уж Путин, чем Ельцин; на самом деле сейчас воруют больше, чем при прошлом президенте, сейчас криминала больше, чем в «криминальные» девяностые – разница только в том, что раньше о криминале говорили, а теперь о нем говорить и писать запрещено, раньше воровали все кому не лень, а теперь воруют представители власти, которые растаскивают больше, чем те самые «все кому не лень» девяностых.

«Многие люди утратили способность к самоопределению, они готовы позволить другим манипулировать собой, согласились быть пешками в чужой игре»[68] , – замечает Маслоу. И далее психолог постулирует невозможность такого безволия в политике и экономике, так как там оно может вызвать «катастрофические результаты». «Члены демократического общества должны обладать способностью к самоопределению, к свободному волеизъявлению, они должны уметь взять на себя ответственность за принимаемые ими решения»[69] . Хорошо сказано, но, глядя на нашу ситуацию, трудно осуществимо. Какая демократия! Какое волеизъявление! Наоборот, наша «демократия» всеми своими силами борется с самоопределением и волеизъявлением, а также с прочим «инакомыслием». Парадокс. Но, с другой стороны, если она ведет с ними борьбу, то видит в них угрозу для себя.

Если раньше термин «субъект политической жизни» имел широкое распространение и находил себе место в действительной жизни, в реальности, то теперь это понятие исчерпало себя, так как такового субъекта нет. А.В. Бузгалин, характеризуя политического субъекта, называет его марионеткой, которая подвергается политико-технологическим манипуляциям[70] . Вся политическая жизнь жестко детерминирована, и благодаря этой детерминации не находится места для реализации субъектных качеств.

Тоталитарные объединения пытаются лишить человека субъектной позиции. Это их цель – сделать человека безпозиционным, безоценочным. Отношение – вот то ключевое, что пытаются у нас отобрать, искоренить. «Понятие отношений отражает важнейший для понимания психики факт – взаимосвязь личности и среды»[71] . Проанализировав взгляды С.Л. Рубинштейна, А.М. Трещев приходит к следующему определению личности: это человек, имеющий свою позицию, свое отношение к жизни. По мнению основоположника теории отношений В.Н. Мясищева, высший уровень отношений характеризуется их сознательностью, а сами отношения – это целостная система индивидуальных, избирательных, сознательных и активных связей личности со всей окружающей действительностью в целом и с ее отдельными элементами[72] . Где, ну где эти сознательность, индивидуальность, избирательность и активность? Где личность, наконец? Сознательности нет – ее давят прессингом красивой рекламной манипулятивности, действующей на бессознательное. Индивидуальности нет – ее давят прессингом повального коллективизма, используя термин «мы» вместо «я» и апелляцией к «грамотному и знающему» большинству. Избирательности нет – ее давят прессингом безвыходности и обязательности: нас не приглашают, а обязывают, мы не можем, а должны, нас везде встречают «богатой» перспективой «выбора без выборов». Ну и о какой активности может идти речь, когда господа единороссы приходят в государственное учреждение, только успевают заявить о себе, как все сотрудники оного учреждения моментально становятся на их сторону? Да, активность есть, но какая?! Безсубъектная, бессознательная и безизбирательная. А это уже не активность.

Они, эти мракобесы, пытаются забрать у нас самое ценное – нашу уникальность, состоящую из системы личных, индивидуальных отношений. А если человек не имеет никакой инаковости, уникальности, то он перестает быть собственно человеком и превращается в не имеющую возможность мыслить марионетку. «Послушная страна с послушными мольбами о третьем сроке, послушной партией власти, послушными политологами и телеканалами и послушными запредельными рейтингами президента нависла над пропастью неопределенности»[73] . Теперь все российское бытие – сплошная послушность. А именно послушность как следствие отсутствия самостоятельного критического мышления, по свидетельствам многих авторов[74] , – оплот тоталитаризма, его основание.

Информационный спам, которым единороссы бомбардируют общественность, незамедлительно съедается последней. Съедается безо всякой критики, безо всякого осмысления, безо всякой фильтрации, как нечто заданное априори, как не требующая доказательств аксиома. Этот спам просто интроецируется, представляя собой множественность внутриличностных инъекций, о существовании которых пациенты даже не подозревают. Но ведь мы не едим яйца вместе со скорлупой, не отправляем в свой желудок курицу вместе с костями. А вот спам охотно поглощаем вместе со всем несъедобным. Точнее, сам этот спам несъедобен – он и есть скорлупа и кости настоящей коммуникации, настоящей информации. Скорлупа и кости… и ничего более того.

Те требования к народу, которые предъявляют единороссы и представители других политических объединений, можно назвать некими конвенциями. Эти конвенции ограничивают поведение человека, и не только поведение, но и мышление, в угоду меркантильным интересам правящей верхушки. Причем эти требования, эти конвенции, как правило, не имеют ничего общего с моралью и этикой: более того, они даже идут вразрез с нормами морали и нравственности. А. Маслоу сравнивает в данном контексте нормального человека (обывателя) и человека самоактуализированного (находящегося на предельно высоком уровне своего развития). «Так называемое этическое поведение среднестатистического человека настолько конвенционально, что это скорее конвенциональное поведение, нежели по-настоящему этическое, такого рода поведение не основывается на внутренних убеждениях и принципах, это не более чем бездумное следование общепринятым нормам»[75] . Таким образом, весь этот гиперконформизм, это повально безоценочное следование за лидером-единороссом присуще именно обывателю, среднестатистическому человеку. Самоактуализированный человек, в отличие от него, способен восстать против условностей и невежества, не скрывая своего недовольства, и тем самым проявить свое Я, свою субъектную позицию. Его контакты с внешним миром, предъявляющим свои конвенции и правила игры, «определяются прежде всего желаниями и планами самореализующейся личности, а не давлением окружения»[76] . А «среднестатистический человек зачастую не имеет ни малейшего представления о том, что он представляет собой на самом деле, чего он хочет, что он думает, какова его точка зрения»[77] . Человек, которому такое значение придает Маслоу, способен отстоять свою автономность и независимость и никогда не стать пешкой в чужой игре: собственно, этим он и отличается от «нормального» человека, от бездумного конформиста, которыми мир полнится и благодаря численности которых безнравственные партии и политические объединения одерживают верх. А.А. Гусейнов говорит, что конформность, смирение и пассивность не оппонируют насилию, а только его дополняют и усиливают[78] . Вообще, смирение, стоицизм редко приводят к успеху; слава и власть всегда доставалась уж явно не покладистым индивидам, но покладистые индивиды всегда были им нужны для укрепления власти. Господин не может существовать отдельно от раба, также как и раб не существует независимо от господина – они взаимозависимы. Покорность раба делает господина тем, кем он является. Так что люди, смиренно голосующие за корпорацию «Единая Россия», усиливают ее власть, за что должны понести ответственность, и понесут, когда эта власть по-настоящему обернется против них. Впрочем, она уже настроила свои силы против своего электората – иначе зачем она так директивно подходила бы к склонению его на свою сторону. А электорат-то и недоумевает, что является всего лишь средством для своих глубокоуважаемых избираемых. Корпоративщики используют народ ради расширения своей корпорации и усиления своей власти, народ для них – лишь средство, но никак не цель.

Эрих Фромм считает, что для современного капиталистического общества характерно следующее понимание термина «равенство»: это равенство автоматов, то есть потерявших свою индивидуальность людей. У этих людей одинаковые интересы и развлечения, отношения, чувства и мысли. Так разве не таких безиндивидуальных болванов пытается воспитать «Единая Россия»? «Современное общество проповедует этот идеал равенства без индивидуальности, потому что нуждается в человеческих «атомах», неотличимых друг от друга, чтобы заставить их функционировать всех в совокупности как единый механизм, без сбоев и без трения; чтобы все подчинялись одним и тем же приказаниям, но при этом каждый был уверен, что руководствуется своими собственными желаниями» [79] . Стандартизация, стандартизация человека, – вот как называет Фромм это равенство.

Если использовать теорию Фромма, то взаимоотношения между правящей элитой и простым народом можно назвать как симбиотические, садо-мазохистские, где первая выступает садистом, а второй – мазохистом. А один без другого, как известно, жить не может. Но, естественно, мы не можем наделить термином «мазохист» представителей всего народа, на сознание которых оказывает влияние политическая пропаганда, но лишь тех, кто безоценочно и абсолютно покорно интериоризирует эту извне идущую пропаганду внутрь себя. «Мазохистская личность избавляется от невыносимого чувства одиночества и отчуждения, становясь неотъемлемой частью другого человека, который направляет его, руководит им, защищает его; частью того, который становится для него как бы его жизнью, его воздухом. Сила того, кому он покорился, будь это человек или божество, невероятно преувеличивается; он – все, а я – ничто, я значу что-то лишь постольку, поскольку я – его часть. И, будучи его частью, я тем самым становлюсь причастен к его величию, его силе, его уверенности»[80] . Это настоящее идолопоклонство, только в качестве идола здесь выступает не человек, не божество, а политическое объединение. Садист живет за счет того, что включает в себя как часть того, кто его боготворит.

В любом обществе есть социальный слой, который можно назвать субъектом мыслительной деятельности. Его представители, образующие этот субъект (или полисубъект), – это люди, занимающиеся умственным трудом, в результате которого посредством появления новых идей они способны оказывать влияние на развитие социума. Также выделяется субъект воления – государственные структуры, реально влияющие на общественное развитие. И если бы существовала единая система моральных ценностей, то с ее помощью можно было связать воедино интересы обоих субъектов. При отсутствии такой системы имеют место два варианта событий: «субъекты либо находятся в состоянии конфронтации друг с другом, либо субъект воления подчиняет субъект мышления и последний, в соответствии с инстинктом самосохранения, занимается мыслительной деятельностью, направленной на обслуживание первого»[81] . Естественно, у нас имеет место второй вариант развития событий, когда интеллектуалы в страхе за свою свободу, карьеру и благополучие в целом «работают» на правительство, хотя в глубине души в корне не согласны с его политикой: директора государственных учреждений, ректора и проректора университетов с тяжестью на сердце призывают своих подопечных вступать в корпорацию. И такое подавление направлено не только на поддержание молчания людей (внешний аспект), но и на активизацию у них страха это молчание нарушить (внутренний аспект). Хотя, если выбирать из двух зол меньшее, более предпочтительной, конечно, была бы реализация первого варианта, при котором интеллигенция все-таки представляла бы хоть какую-то оппозицию и могла проявлять себя в соответствии со своими принципами и ценностями.

Обращаясь к истории человечества вообще – в самом широком смысле, – мы обнаружим сравнительно малое количество режимов, основанных на личных и гражданских свободах, и, соответственно, найдем огромное количество систем, основа которых – насилие, рабство, подавление и т.д. В том числе эти системы опираются на философский фундамент, защищающий насилие и бунт против свободы и разума, вследствие чего их существование приобретает этакую научную обоснованность и оправданность. Так, антигуманность рабовладения и тоталитаризма в целом были санкционированы некоторыми великими философами; например, Платоном и Аристотелем, которые считали, что рабство – естественное и справедливое явление (некоторые люди рождаются рабами), что работающие классы не должны править [и быть допущены к правлению], а правящий класс не должен работать[82] . Но даже потуги великих античных мыслителей легитимировать рабовладение и делегитимировать демократию совершенно не указывают на действительную необходимость легитимации рабовладельческого строя и делегитимации демократических систем. Поэтому, упоминая Платона и Аристотеля, я, естественно, упоминаю идеологических противников, а не союзников. К. Поппер также – помимо античных мыслителей – в качестве философов, защищающих тоталитаризм и выступающих врагами открытого общества, называет Гегеля и Маркса. Первого он именует отцом современного историцизма и тоталитаризма за его идеи о том, что все личностные [и международные] отношения основываются на диалектике господина и раба, господства и подчинения, что индивид обязан государству всем; согласно Попперу, как крайне левые марксисты, так и крайне правые фашисты основывают свою политическую философию на гегельянстве. Второго он обвиняет в опустошающем воздействии историцистского (с перегибом в экономизм) метода мышления на людей, которые хотели защищать принципы открытого общества, в ошибочном понимании капитализма и несостоятельности прогнозов на будущее, а также в коллективизме, согласно которому общество превосходит индивидуума; вместе с тем Поппер называет Маркса освободителем человечества, гуманистом, что говорит о двойственности оценки. Однако, как и в случае с Платоном и Аристотелем, стремление великих философов (в первую очередь Гегеля) оправдать тоталитарные формы правления не должно определяться как действо достойное только потому, что они великие: безоглядное следование за авторитетом – не совсем разумное поведение. Кроме того, по моему глубокому убеждению, тоталитаризм ни при каких условиях не стоит оправдывать, и любая попытка его легитимации – интеллектуальное надувательство и пустозвонство.

Историческое существование тоталитарных обществ и их философское оправдание не могут убедительно показать гуманность этих обществ. Там, где пренебрегают человеческой свободой, где манипулируют сознанием целых народов, где льется кровь и скрипят тюремные засовы, скрывая политических «преступников», нет места человеку гуманному. Там есть место человеку естественному, человеку нормальному (если мы всегда так жили, то это естественно и нормально), но не человеку гуманному. То есть собственно ЧЕЛОВЕКУ.

2. Право на насилие, теракты, партия бездумной толпы, политическая игра, отсутствие социального, выборность

В один прекрасный солнечный день ко мне, прогуливающемуся по улице, подошла девушка, проводящая социологический опрос (по крайней мере она назвала это социологическим опросом). Первое, что она спросила, было следующее: «скажите пожалуйста, почему вам нравится политика партии «Единая Россия»?». Удивительная формулировка, не правда ли? Обратите внимание на то, как сформулирован вопрос – он просто изначально не предполагает критического ответа в адрес единороссов, и вместе с тем ответ подсказывается вопросом, пресуппозируется. На языке НЛП такая лингвистическая конструкция называется «выбор без выбора». С таким же успехом можно спросить: «за что вы любите шоколад AlpenGold?», где совсем неважен ответ, а важно постулирование факта того, что вы его любите (звучит как изначальная заданность, не подлежащая никакому сомнению, как априорное утверждение, как факт).

И что я должен был ответить на заданный мне вопрос? Конечно, я выразил свое недовольство политикой единороссов. Но интервьюерша сказала, что не может внести мой ответ в список, так как он, в сущности, является ответом, для которого там просто нет места. Под самим вопросом размещались три варианта ответа, но каждый из них представлял собой аргумент, рекламирующий деятельность «партии». Естественно, ни один из них я выбрать не мог, поскольку ни с одним не был согласен. Нетрудно догадаться, что инициатором этого опроса были представители «Единой России», а само это мероприятие носило совсем не исследовательский характер (оно не преследовало цели зафиксировать количество симпатизирующей этой корпорации лиц), а рекламный, где ответы предопределены, зарегистрированы и легитимированы определенным политическим кодом, любая декодировка которого неприемлема. Система «вопрос / ответ», провоцирование «мнения», стимулирование галочки, поставленной под «нужным» ответом – одна из репрессивных мер, которая на первый взгляд не представляется репрессивной. Просто радостная игра в обратную связь, в коммуникацию, во всеобщую вовлеченность…, но лишь игра. Игра, где ультиматум сменяется симуляцией заботы, где твердость предписаний и приказов сменяется мягкостью намеков на них. Ее репрессия заключена в не-репрессивности (как бы парадоксально это ни звучало), в добродушном стимулировании, в вызове улыбки, в нескрываемой вежливости, и вместе с тем в аннигиляции выбора, в предоставлении квазивыбора, предполагающего и предлагающего два-три-четыре… – N ответов, каждый из которых является «нужным», но при этом список не исчерпывает все возможные ответы на подобные вопросы. Другие ответы помещаются за пределами рациональности, они не «нужны», они маргинальны и не достойны артикуляции, они просто вычеркнуты из списка не только артикулируемых, но и мыслимых ответов; они не ответы, а фразы (или крики) антидискурса, бреда. Сказать, что мне не нравится политика единороссов – все равно что говорить бред.

«Скажите пожалуйста, почему вам нравится политика партии «Единая Россия»?» – разве такие нагло-манипуляционные формулировки вопросов могут присутствовать, например, в научных исследованиях? Конечно, нет. Они не призваны активировать в реципиенте механизмы ответа по стереотипу. «Исследования», проводимые СМИ, – в данном случае исследования мнения самих СМИ, ангажированных властью. А методы статистики, с помощью которых выявляется общественное мнение, служат инструментом формирования этого мнения. Потом – стоит добавить – люди из газет и телевидения с нескрываемым удивлением узнают о собственном мнении. Вот такое абсурдное шоу. В нашей авторитарной стране опросы общественного мнения не отражают общественное мнение, а формируют его. Проправительственные «социологи» выясняют общественное мнение, но этого мнения не было бы, если бы они его не выясняли. Сама процедура опроса, сам факт зондирования порождает мнение.

Пусть господа (не сказать что уважаемые) единороссы хоть немножко считаются с населением, с интеллектом граждан. Понятно, что большинство этого населения – бездумная толпа (в наличии которой адепты «Единой России» заинтересованы), но все же… Нельзя ведь таким низким манипуляционным средством искать сторонников. Ведь это до глупости пошло и до пошлости глупо – использовать такие формулировки в надежде на их эффективность при зомбировании масс. Методы, подобные описанному, рассчитаны на дебилов и прочих богом обиженных в умственном смысле. Так что корпорацию можно поздравить в многочисленности, где количество недоразвитых во много раз превышает число развитых – и этот вывод я делаю, естественно, не исходя из приведенного метода рекламы корпорации, а исходя из общения со многими единороссами, которые, мягко говоря, не блещут. Партия глупого большинства – такое название им подходит. Партия серой массы, лишенной хоть какой-то свободы выбора. Партия, нагло приносящая человека в жертву своим корыстным целям. Если коммунисты жертвовали одним человеком ради всего общества (что, конечно, крайне негуманно), то нынешние политиканы – только ради самих себя. «Принесение человека в жертву организационным механизмам является основным злом современного мира»[83] , – пишет Б. Рассел.

В философской научной мысли сформировалась целая традиция рассмотрения насилия как категории. А. Гжегорчик, помимо прямого насилия (убийство, кража и т.д.) выделяет «непрямое», которое пронизывает интеллектуальную и психологическую силу и имеет свойство незаметного навязывания[84] . Автор отождествляет понятия насилия и принуждения, принуждения к принятию каких-то условий или поведения под угрозой. А.А. Гусейнов также связывает между собой эти понятия, рассматривая принуждение как узурпацию свободной воли индивидов, а власть как насилие, основанное на внешнем принуждении; насилие достойно осуждения[85] . Власть – это принятие решение за другого, а насилие – способ обеспечения власти одного человека над другим[86] . Единороссы же активно принуждают народ вступать в их партию и угрожают увольнением с работы в случае неповиновения; они принимают решение за нас. Разве это не насилие? Используя такие методы, они заведомо противопоставляют свои интересы и интересы граждан, рассматривая их не как партнеров, сообщников и контролирующих власть субъектов, а именно как противников, которых следует подавить. Теперь государство обладает исключительным правом на насилие, оно его приватизировало и монополизировало, равно как истина и знание теперь тоже принадлежат государству. Их действия санкционированы ими же, их действия правильны и истинны; ведь такое государство присваивает само себе все права, кроме одного – права на ошибки (оно не ошибается априори). Для осуществления ненасильственной акции ее сторонникам необходимо отказаться от монополии на истину[87] , чего власть держащие никогда не сделают по собственной воле. Раньше было широко распространено мнение, согласно которому знание должно принадлежать лишь посвященным, и, проникая в невежественную толпу, оно становилось орудием разрушения. Не являлась ли такая позиция всего лишь моральным оправданием «посвященных»? Тех самых «посвященных», которые как раз благодаря своим знаниям и безграничному самолюбию актуализировали деструктивные силы против «непосвященных». А благодаря монополизации знания они делали «непосвященных» «непосвященными», то есть стимулировали процесс омассовления и одновременно спекулировали на невежестве толп, лоббируя «нужные» массовые настроения и создавая определенные «полезные» идеи. Эти же процессы происходят и сейчас. Знание должно быть доступно всем, и это аксиома!

Журналистики в стране нет, «объективность» судебной систему под каблуком власти. Кто может судить саму власть? Никто! Абсолютно никто. Когда в 2003-м году Путин заявил, что в результате операции в «Норд-Осте» ни один заложник не пострадал, что газ был безвредным, возмущенные бывшие заложники и их родственники подали на Путина в суд, но российские суды не приняли иска. О чем это говорит? Несмотря на то, что представители власти призывают подавать иски в суд в случае уличения какого-либо высокопоставленного лица в преступлениях, суды открещиваются от этих исков. Уличать чиновников в преступности – все равно что уличать власть в преступности. И как можно ее судить, если суды парализованы этой властью? В 30-е годы абсурдно было подавать иск на Сталина или Берию, а сейчас абсурдно судить единороссов. В Интернете есть множество страниц, где опубликованы материалы о преступлениях чиновников или сотрудников милиции – преступлениях, санкционированных режимом[88] . Иногда авторы подобных материалов адресуют просьбы разобраться президенту и премьер-министру, не подозревая, что последние не только не заинтересованы в проведении следствия, а скорее наоборот, заинтересованы в его отсутствии. Авторы не понимают, что резонанса не будет. В лучшем случае он будет нулевым, а в худшим он обернется против них же. В modernRussia честный человек, жалующийся на нечестного, рискует навлечь обвинения на самого себя. Наша власть столько совершила преступлений, что ей уже никогда не отмыться и ни стоит от нее ничего хорошего ожидать. Если мы уберем из списка ее античеловеческих деяний самые известные и самые тяжелые (например, приказ об уничтожении террористов вместе с заложниками в Беслане), этот список не особо укоротится. Вот такой получается парадокс: тех, кто ворует вагонами и убивает штабелями, не судят, поскольку они принадлежат к клану, которым позволено творить все что угодно. А голодный, укравший в магазине булку хлеба, может несколько лет в тюрьме провести.

Суды, будучи управляемыми, не принимают иски на единороссов. Однако они с радостью заводят дела на всяческих неугодных и несогласных. Я знаю случай, когда молодому человеку, который в одной из своих статей не совсем лестно отозвался о власти, пытались пришить кражу сотовых телефонов. Нигде не прописано, что критика господствующей власти карается расстрелом, но, несмотря на отсутствие такой статьи, существует огромное множество других статей – от мелких краж до убийств. Так почему бы не пришить или хотя бы не попытаться (в целях просто помотать нервы и деморализовать) пришить любую из них. Выбор широк. А на самом деле судят по несуществующей статье, также как многих предпринимателей судят за то, что они отказываются платить дань единоросским генералам. Независимая судебная власть, как и журналистская власть, именуемая четвертой, видна лишь на бумаге.

В Омске суд удовлетворил иск губернатора Л. Полежаева к матери погибшего солдата А. Бухарбаевой за плакат с надписью «Путин и Полежаев – убийцы наших детей. Будьте прокляты! Убейте и нас, матерей!», который Бухарбаева держала на митинге, прошедшем 3-го июня 2010 года. Полежаев требовал признать первую часть надписи недействительной и порочащей его честь и достоинство. Присутствующие на суде граждане проклинали судью и губернатора[89] . Может быть, надпись на плакате действительно выглядит слишком «далеко идущей», но косвенное отношение к убийствам солдат – особенно погибшими насильственной смертью от «своих же» – номенклатура уж точно имеет. Я считаю, что суды достойны проклятий, равно как – в еще большей степени – их достойна нынешняя власть. Да и вообще, насколько колкими и болезненными выступают смелые фразы, написанные на плакатах отчаявшихся граждан, по сравнению с огромным массивом антинародных действий власти, которые и вызывают негодование, отчаяние и ненависть.

Самое расхожее обвинение, которое любят нынче «лепить» оппозиционерам, основано на статье об экстремизме. Юридически считается, что экстремизм (политический) – это в первую очередь попытка свержения конституционного строя. А властный строй и конституционный – в наше время вещи во многом отличные друг от друга, если не прямо одно другому противоречащие. Но власть, не признающая эту противоречивость, попирающая Конституцию, обвиняет в экстремизме и в попрании Конституции тех, кто попирает власть. Экстремистом в наше тяжелое время скорее назовут законопослушного гражданина, которому свойственна активная гражданская позиция. Экстремист и провокатор в современной учиняемой властью терроросреде – это смелый гражданин, публично отстаивающий Конституционные права. Здесь проявляются такие же двойные стандарты, как и при толковании термина «политкорректность». Термины трактуются по-разному – в основном в угоду трактующему субъекту. Политики специально запутывают или вовсе выхолащивают значение терминов, создают терминологические двусмысленности, что впоследствии формирует легитимную основу для преследования тех, кто якобы не вписывается в дискурсивный порядок – «экстремистов» и всяких «неполиткорректных»… Так что давление, учиняемое властью, в качестве своего орудия использует не столько боевые инструменты, сколько идеологические, юридические и судебные. Хотя боевым тоже находится место.

Бытует мнение, что теракты, которые называют «чеченскими», на самом деле осуществлялись ФСБ ради оправдания продолжения войны в Чечне, отворота страны от демократического развития, отвлечения внимания от кремлевских махинаций и повышения рейтинга Путина как освободителя российского народа от внешнего терроризма. Российские власти никак не могли допустить независимости Чечни, но и войну надо было оправдать перед общественностью. А лучший способ ее легализации – организация «чеченских» взрывов[90] .

Но некоторые теракты все-таки не удалось окончательно завуалировать. Самый яркий случай – попытка взрыва жилого дома в Рязани, когда все подозрения пали именно на офицеров ФСБ. Неизвестные были замечены закладывающими странные мешки в один из домов жителем этого же дома, который незамедлительно позвонил в РОВД. Прибывшая милиция обнаружила мешки из-под сахара, в которых находилось электронное устройство, состоящее из часов и обмотанных изолентой проводов. Экспресс-анализ содержимого мешков показал, что это был гексоген, взрыв которого должен был произойти в 5:30 утра; никаких сомнений на этот счет не было. Сразу объявили план «Перехват», который не дал результатов. Сначала ФСБ молчали, но как поняли, что запахло жареным, начали утверждать, будто в мешках находился… сахар. По их словам, ситуация представляла собой не попытку теракта, а обычные учения. Однако они не сделали заявлений об учениях сразу, что указывает на серьезный прокол. Если бы действительно проводились учения, мировые СМИ (и в том числе Путин) не кричали о предотвращенном теракте. Если бы Путин элементарно не знал об учениях, ему пришлось бы уволить директора ФСБ Н. Патрушева, не доложившего вовремя, однако этого не произошло, значит, версия о незнании Путина несостоятельна. Наоборот, Патрушев вскоре получил Героя России, и ни один сотрудник ФСБ не был уволен из-за ситуации в Рязани! Удивительно то, что об «учениях» в Рязани не был осведомлен В. Рушайло, который возглавлял комиссию по борьбе с терроризмом. Учения так не проводятся – о них обязательно должно заранее извещаться местное начальство, они должны проходить с привлечением наблюдателей, они не могут проводиться на угнанной машине, они не должны нарушать общественный порядок (а эти все нарушения имели место в данной истории), учения не требуют создания сложного механизма взрывчатки и использования такого большого количества взрывчатого вещества [расфасованного по трем 50-килограммовым мешкам]. Собственно, действия Патрушева в любом случае противозаконны и преступны, но, поскольку он директор ФСБ, а значит, возвышенный над всеми простыми смертными, он получает награды, а не обвинения. И где же грань между органами защиты и террористами? Предположив, что спецслужбы не хотели взрывать дом, а стремились, например, припугнуть общественность угрозой терроризма, мы все равно убеждаемся в лицемерии, лживости и наглости этой организации, которая устраивает совершенно незаконные мероприятия и при этом не берет на себя никакой ответственности.

Как только улики – мешки со взрывчаткой – доставили в Москву в руки Патрушева (и тем самым лишили рязанских оперативников вещественных доказательств), он объявил происшедшее в Рязани учениями, а несоответствие объяснил тем, что местная экспертиза дала неправильное заключение. Позже телефонистка АО «Электросвязь» зарегистрировала подозрительный звонок в Москву («Выезжайте по одному, везде перехваты», – ответил голос). На удивление местных оперативников, московский номер, на который звонили террористы, принадлежал одному из служебных помещений столичной ФСБ. Когда готовилось задержание террористов, из златоглавой пришел приказ их не задерживать, так как никаких террористов при учениях нет. Однако их все равно задержали, после чего передали в Москву, и дальше расследование зашло в тупик, а возбужденное в УФСБ РФ по Рязанской области засекречено.

Московские фсбэшники не только оказывали давление на своих рязанских коллег (и особенно на журналистов) после возбуждения ими уголовного дела, не только конфисковали результаты экспертизы, но имели наглость грозиться возбудить уголовное дело на сотрудников рязанской милиции за «халатность» при проведении экспертизы. Согласно статье 7 закона РФ «О государственной тайне», оказание давления на следствие и засекречивание дела незаконны. Концы в воду… Позже из пресс-службы московского ФСБ поступило сообщение, что мешки вывезли на полигон и попытались взорвать, но взрыва не произошло. Так если проводились учения, зачем же пытаться взрывать эти мешки? Это уже не признак наглости, а признак дебильности.

На этом история злополучных мешков не закончилась. Осенью 1999-го года солдат А. Пиняев с товарищами на рязанском складу с оружием и боеприпасами нашли мешки с надписью «Сахар» и попробовали чайку с их содержимым. Вкус им не понравился, и они доложили начальству о находке. В результате после многочисленных допросов фээсбэшники заставили Пиняева отказаться от своих слов, после чего на него завели уголовное дело за кражу со склада с боеприпасами кулька с сахаром. Однако, ФСБ – настолько многофункциональная организация, что имеет отношение даже к мелким кражам продуктов питания! Судя по всему, именно с этого склада были получены те самые мешки, заложенные в подвале дома.

Позже по НТВ показали передачу Николаева, где проходили открытые дебаты сотрудников ФСБ, военных, адвокатов и жильцов дома, который пытались взорвать. Присутствующие специалисты, то есть военные, высмеивали версию об учениях, в то время как фсбэшники в открытой «схватке» ничего толкового в свою защиту сказать не смогли. Сотрудники ФСБ путались в показаниях и говорили совершенно неубедительные истории. И хотя собравшиеся люди были совсем не на стороне силовиков, последние, ввергаясь в бред и путаницы, до конца отнекивались от всех обвинений. В общем, федералы позорно провалились, после чего отказались выступать в открытых дебатах с населением. Лишь те, кому есть что скрывать, боятся открытости… И над НТВ как независимом каналом нависла серьезная угроза. А генеральная прокуратура России просто отказала рязанцам в возбуждении уголовного дела против сотрудников ФСБ.

А. Литвиненко и Ю. Фельштинский в своей книге пишут о том, что незадолго до взрывов в других городах, вследствие некоторой утечки информации, в ФСБ поступали сигналы о готовящихся терактах, но служба их просто игнорировала. Также авторы приводят многочисленные показания журналистов и даже сотрудников спецслужб, которые оспаривают версию чеченского следа в терактах. До проведения терактов с Невинномысского химкомбината было похищено шесть тонн гексогена,… но никакого расследования по факту такого крупного хищения не проводилось. Все это, несомненно, наводит на мысль…

21 августа 1999 года был произведен теракт в торговом комплексе на Манежной площади, который официально списали на чеченцев, несмотря на то, что генеральным директором этого комплекса был чеченец. Вообще, взрывы начались до предвыборной компании Путина и закончились [на время] после избрания Путина президентом и начала полномасштабной войны с Чечней (как раз тогда чеченским боевикам было выгодно мстить). Все это тоже наводит на мысли…

Бизнесмен А. Гочияев снял несколько складов для коммерческой деятельности. Его крупно подставили, заложив в них взрывчатку. После взрыва на двух складах Гочияев сам позвонил в милицию, скорую помощь и службу спасения, предположив, что на других арендованных им помещениях также может находиться взрывчатка. Когда правоохранительные органы по его наводке обнаружили склад со взрывчаткой на Борисовских Прудах, вместо того, чтобы устроить там засаду и задержать преступников, которые явились бы за таймерами, они объявили по телевизору о находке, то есть предупредили преступников. Такое поведение органов как минимум странно. Самого же Гочияева просто выставили крайним, обвинив в организации терактов; в его отношении была команда не задерживать, а уничтожить. Сестру Гочияева пытали спецслужбы, прибегая к недозволенным методам дознания в надежде выбить из нее показания против брата.

13-го сентября 1999 года Геннадий Селезнев выступил с заявлением о взрыве в Волгодонске. Взрыв на самом деле произошел, но тремя днями позже выступления Селезнева. Как это можно объяснить? И когда Селезневу задали вопрос о том, как он в понедельник узнал о взрыве, случившемся в четверг, спросившему – В.В. Жириновскому – в ответ просто выключили микрофон. Однако…, самим Нострадамусу и Ванге далеко до спикера по части предсказаний…

На адвоката семьи жертв московских терактов М. Трепашкина было сфабриковано уголовное дело, согласно которому он уличается в связи со спецслужбами Великобритании по компрометации ФСБ путем обвинений спецслужб в организации взрывов домов в российских городах. Трепашкин планировал собрать пресс-конференцию, на которой он хотел представить доказательства причастности спецслужб к терактам, но непосредственно перед ней он был арестован. Странное совпадение, которое указывает на вполне разумную стратегию силовиков не столько посадить «преступника», сколько помешать ему публично выступить против «защитников российского народа», поскольку подобные выступления представляют собой угрозу не только высокопоставленным лицам из спецслужб, но и Путину.

Когда официальные органы отказались расследовать обстоятельства взрывов, заинтересованными лицами была создана Общественная комиссия, занимавшаяся расследованием терактов. Основной ее движущей силой были С. Юшенков и Ю. Щекочихин. 17 апреля 2003 года был убит Юшенков, а 3 июля – Щекочихин. После их смертей деятельность комиссии фактически прекратилась.

В запрещенном к показу на телевидении (что совершенно неудивительно) фильме «Покушение на Россию» (и в выступлениях некотрых ученых) данная концепция – идея связи терактов с деятельностью спецслужб – хорошо раскручивается. В фильме «Система Путина» также говорится о причастности спецслужб к взрывам. Конечно, я не стану заходить так далеко, чтобы утверждать ее бесспорность, но интересным выступает тот факт, что фильм «Покушение на Россию» и некоторые другие, близкие к нему своим содержанием, запретили для показа на российском телевидении. Не является ли этот запрет (как и многие другие) символом сокрытия чего-то? Этот запрет, возможно, стоит принимать как косвенное доказательство состоятельности идеи об ответственности спецслужб за взрывы. Косвенным доказательством также выступает нежелание правительства расследовать эти дела; если спецслужбы невиновны, они наоборот должны бросить силы на [открытое] расследование – подозрение ведь падает на них. А вместо этого дела просто закрываются, ФСБ не только не подвергается никаким проверкам, но ее полномочия стремятся с инициативы правительства к еще большему расширению. Так, в июне 2010 г. Партия «Яблоко» собирала подписи против принятия нового антинародного закона, согласно которому ФСБ наделяется правом арестовывать любого из нас на 15 суток[91] . Основание этого закона – все та же борьба с экстремизмом и терроризмом, хотя совершенно непонятно, каким образом такой закон может способствовать этой борьбе. Вот борьбе против несогласного народа он очень даже способствует. Государство с сильными службами безопасности необязательно бывает сильным в хорошем смысле этого слова. Скорее наоборот, чем больше полномочий у служб безопасности, тем меньше прав у народа. В этом смысле наибольшая опасность исходит не от беспорядка, а от чрезмерного порядка[92] . Чрезмерный, избыточный порядок – враг справедливости и либерализма. И возникает вопрос: борется ли власть с терроризмом или сама, путем продвижения антинародных законов, учиняет террор?

Версия «внутренних» терактов близка к идее о том, что американское правительство (или мафия, называемая мировым правительством) само устроило взрывы 11 сентября для того, чтобы, в свою очередь, оправдать ввод американских войск в Ирак; сама же «Аль-Каида», равно как и широко распиаренный бедуин Бен-Ладен, вполне возможно, не имеют отношения к данному теракту. В некоторых источниках мы находим предположение о том, что «Аль-Каида» – порождение американских (!) спецслужб[93] . В других работах говорится о внезапности сокрытия улик от независимых экспертов, о запоздалости проведения расследования по делу крушения зданий Всемирного торгового центра и вообще о слабых местах официальной версии[94] , что неизбежно наталкивает на мысль о ее несостоятельности. Вообще, ряд независимых экспертов [которым все-таки, несмотря на серьезные препоны, удалось провести экспертизу] решительным образом опровергают официальную версию. Однако идеи о мусульманской агрессии намертво крепко засели в головах западоидов, а реальные факты, по законам информационной войны, менее важны, чем содержание массового сознания. И даже, поверив версии о мусульманском вторжении, мы с неизбежностью – вслед за некоторыми аналитиками постмодернизма – придем к мнению, согласно которому Америка сама [пусть даже не осознанно] породила эту угрозу; учитывая ее агрессию в странах третьего мира, ее бескомпромиссную империалистическую экспансионистскую политику, ислам просто не может не ответить такой же агрессией – и вполне оправданной. То, что Голливуд снимал в своих фильмах-катастрофах, США получили в реальности; кинематографический фантазм сбылся.

Может быть, и у нас и в Америке решили указать общественности на внешнего врага (не мнимого ли?), переложить ответственность с себя на него и тем самым попытаться сплотить народ вокруг того правительства, которое он имеет, а уж совсем не против него. К тому же, как в нашей стране, так и в США, запрещается лоббировать контрверсии, связывающие с терроризмом не указанного правительством внешнего врага, а само правительство. Так, многим американским журналистам, выдвигавшим альтернативные версии событий 11 сентября, пришлось искать новую работу. А некоторым русским писателям типа А. Литвиненко пришлось уйти в мир иной.

Вполне возможно, Путину нужно было найти контрверсию, и он использовал подозрительность населения к чеченцам, продолжив войну с Чечней. Конечно, данные концепции не подтверждены исчерпывающими доказательствами, и это не удивительно – вряд ли им дадут возможность стать «доказательными». Но далеко не все идейные оппозиционеры путинского режима указывают на состоятельность версии причастности ФСБ к терактам. Среди них Ю. Латынина, утверждающая, что война с Басаевым началась еще до взрывов, и это говорит об отсутствии необходимости Путину в поиске предлога для вторжения в Чечню, и что слух о причастности Путина ко взрывам был распространен Березовским, затаившим злость на Путина (олигарх помог Путину прийти к власти, а тот его выгнал)[95] . Однако эти слова, по моему убеждению, не оправдывают премьера и силовые структуры, поскольку другие авторы – А. Литвиненко и Ю. Фельштинский – приводят свидетельства того, что ФСБ было вовлечено в преступную деятельность задолго до прихода к власти Путина, еще в начале первой чеченской войны. Кроме того, они весьма подробно описывают случаи конца 90-х замешанности федералов не только в «политически необходимых» взрывах, но и в обычном махровом разбое, похищениях и мокрухе, которые спокойно с них списывались (в случае их разоблачения честными сотрудниками милиции) или же вообще ход расследованию не давался, а его инициаторов ждали увольнение или даже физическая расправа.

Я же, естественно, не претендую на знание истины в последней инстанции, поэтому указываю сейчас лишь на версии – вполне распространенные и во многих местах оправданные. Для окончательного вывода насчет терактов данных явно не хватает. Нельзя приписывать своему недругу все возможные и невозможные преступления только потому, что он недруг. Истина и объективность – дороже всего. Если существуют две [или несколько] противоречащие друг другу версии относительно одного события, каждая из которых не подкреплена достаточной доказательной базой, я могу только представить их на суд читателя, не навязывая ему строгих выводов в поддержку одной и, соответственно, в убыток другой. Хотя читатель может заметить, что я все-таки предпочитаю придерживаться неофициальной версии – слишком уж много черных пятен на полотне представленных правительством концепций и одновременно слишком уж явно проявляется запрет на альтернативы, что не может не заставить задуматься. К тому же, как я думаю, А. Литвиненко и Ю. Фельштинский в книге «ФСБ взрывают Россию» дали если и не совсем полную и свободную от дискуссий доказательную базу в поддержку своей концепции (многие сведения трудно или почти невозможно проверить), по части обоснованности официальная версия ей значительно уступает. Как практики так называемых террористов покрыты пеленой таинственности, так и государственные «антитеррористические» меры держатся в строжайшей секретности…

Иногда кажется, что власть, погрязшая в клевете, заслуживает очернения любыми способами, но это не так. Поступать подобным образом – значит сознательно принимать и использовать грязную методологию врага, против которой как раз мы и выступаем. И далеко не всегда получается, что если одна сторона конфликта обманывает (сторонники власти), то другая (оппозиция) с неизбежностью говорит правду. Обе стороны могут врать, и уж не все враги диктатуры отличаются честностью и духовной непогрешимостью. Но если мы считаем себя противниками черного пиара, то не имеем никакого морального права брать его же на вооружение. Вообще, даже если бы мы были не противниками, а сторонниками обмана любой ценой, такая идеологическая позиция все равно не давала бы нам права его использовать. Только не все это понимают и не все этому категорическому императиву следуют. И как это ни парадоксально, к власти приходят не герои, а антигерои, использующие весь арсенал тяжелой артиллерии – черный пиар, подкупы, убийства, теракты. Именно они – коррупционеры, хамелеоны-подлизы, лицемеры-перевертыши и откровенные преступники – получают «заслуженный» respect. Герои современности – не «верхи» спецслужб типа генералов Здановича и Патрушева, не Путин и Медведев, не толпы послушных и угодливых рабов, готовых ради своего счастья и успеха пойти по головам. Герои – как раз те, у кого находятся силы и смелость противостоять им.

Если на время отсечем идею о причастности силовиков к взрывам в России и признаем общепринятую версию, согласно которой виноваты служители Аллаха, то все равно отчасти упремся в вину не только шахидов, но и силовиков. Так, Ю. Латынина утверждает, что в России самые дешевые теракты потому, что террористам (выходцам из исламского мира) помогают сотрудники милиции за мешок сахара. В Америке, например, спецслужбы в этом смысле не настолько коррумпированы, а потому там устроить теракт будет значительно сложнее[96] . Следовательно, если власть напрямую непричастна к взрывам, она прилагает к ним руку косвенным путем. Не искореняя, а только множа коррупцию как в своих верхних, так и нижних эшелонах, она неспособна бороться с внешней угрозой. Повторимся, что взрывы вполне могут быть результатом не внешней, а внутренней угрозы. И не просто внутренней, а локализованной в самой власти.

Человеку, привыкшему черпать информацию из экрана телевизора и газетных страниц, дико не просто принимать на веру описанную выше концепцию терактов, но даже думать о ней как возможной. Действительно, предположить, что спецслужбы, призванные охранять гражданский покой, способны не только не обеспечивать его безопасность, а объявлять ему войну, обывателю непомерно трудно. Убеждение «этого не может быть» оказывает очень хорошее психологическое давление на сознание «простого человека», хотя кроме субъективизма в нем по сути ничего нет. Наконец, чисто психологически почти любой человек, будучи привязанным к какой-то референтной группе или этносу, будет кривиться при каждом услышанном обвинении в адрес этой группы или этноса и искать повод оспорить подобные обвинения, затронувшие СВОЕ – сослуживцев, приятелей, друзей, родственников и т.д. Свое – оно всегда свое, и поэтому оно и предстает в более хорошем свете. Приятней и комфортней «увидеть» неточности и ошибки в идеях, критикующих меня и мое окружение, чем согласиться с критикой. Приятней и комфортней отрицать критику, направленную на мое близкое или дальнее окружение, но все равно МОЕ. Такая вполне нормальная и понятная позиция является барьером для объективности[97] . Другое дело – оправдано ли воспринимать то правительство, которое мы имеем сейчас, в качестве референтной группы? Я уверен, что нет. Разве есть какие-то доводы, опровергающие известный факт войны НКВД или КГБ против собственного народа? Разве можем ли мы найти достоверные сведения, ставящие крест на многочисленных репрессиях, имевших места в не столь уж далеком прошлом? Так почему же следует современность рассматривать через призму этого пресловутого «не может быть», когда есть много доказательств (пусть не совсем полных) для поддержки концепта «это вполне возможно»?

Если взрывы организовали они, то есть спецслужбы, то чудовищность этого преступления не имеет никаких мыслимых границ. Кто-то погиб под обломками зданий, а кто-то положил себя в Чечне, война в которой легитимировалась якобы чеченскими терактами. И к чему эти смерти? Ради чего? Ради величия России или ради величия тех, кто у ее руля? Скорее всего именно второе. Обвинения в адрес спецслужб были обнародованы – и почти никаких гражданских возмущений не последовало! Почему? Не только потому, что основной массе все равно, кто за этим стоит. А еще и потому, что массы в обмен за безопасность потребовали фашизма, то есть дали внегласное разрешение властям творить все что угодно, ввергая Россию в пучину бесправия. Однако наведение порядка в стране и борьба с преступностью не должны ограничивать гражданских прав, так как в ином случае это противоречит самой идее порядка и борьбы с преступлениями.

К. Уилбер, рассуждая о различиях между естественной и патологической иерархиях, говорит о холоархии, согласно которой то, что является целым (холон) на одном этапе эволюционного процесса, становится частью (субхолон) целого на следующем этапе. Так, атомы – части молекул, молекулы – части клеток, клетки – части организма. Но когда какой-то холон, какой-то элемент вместо нормального превосходства и осознания себя частью чего-то большего оказывает подавление и нежелание становиться частью, хочет господствовать над своими собратьями по иерархическому уровню, «власть заменяет общность, господство заменяет общение, угнетение заменяет взаимность»[98] . И когда люди объединяются в многочисленные группы для достижения каких-то целей, эти группы людей находятся на одном уровне социальной иерархии, пока одна из них не начинает диктовать свои условия и правила, нисколько не учитывая интересов других групп и объединений. Она разрастается, как раковая опухоль, и в меру своих возможностей поражает все остальное, не желающее вступать в нее как часть в целое. В истории было множество случаев, когда какая-либо часть политической арены, забыв о том, что она – всего лишь часть, – начинала диктовать правила игры, и, ввязываясь в борьбу и побеждая, праздновала свое господство над всеми остальными, жестко ею подавленными, политическими силами. Тогда понятие законности утрачивало для нее всякий смысл, она ставила себя над законом, в качестве единственного субъекта (автосубъекта, чья воля сводилась к саморазвитию и самообеспечению) политического воления. Иначе говоря, она не только диктовала нормы и правила, но и обеспечивала [при помощи насильственных методов, в основном] выполнение этих норм другими политическими силами [при условии, если они остались], фактически находясь не под законом, а над ним. Именно так рождаются новые тоталитаризмы, у которых нет никакой законной легитимности. Именно такое положение у «Единой России», стоящей выше закона, выше Конституции, а потому позволяющей себе навязывать своим конкурентам и всему народу правила, выполнение которых обеспечат рост и процветание только корпорации – этого моносубъекта (или сверхсубъекта) политического воления – и только его.

М. Фуко, анализируя понятия безумия, монструозности и преступления, связывает воедино властителей и преступников, считая, что преступник – это тот человек, который пытается навязать общественному телу свой собственный интерес, противоречащий общесоциальным законам, тем самым разрывая общественный договор, под которым когда-то подписывался. «И преступление, являясь своеобразным расторжением договора, то есть утверждением, предпочтением личного интереса наперекор всем остальным, по сути своей попадает в разряд злоупотребления властью. Преступник – в известном смысле всегда маленький деспот, на собственном уровне деспотически навязывающий свой интерес»[99] . А значит, «преступник и деспот оказываются родственниками, идут, так сказать, рука об руку, как два индивида, которые, отвергая, не признавая или разрывая фундаментальный договор, превращают свой интерес в своевольный закон, навязываемый ими другим»[100] . И далее Фуко отмечает, что «своеволие тирана является примером для возможных преступников или, в своем фундаментальном беззаконии, разрешением на преступление»[101] . Так что современная политическая система практически не отличается от антиобщественных структур и индивидуумов, – они все преступны в равной степени. И ее преступность заключена в стремлении любыми средствами установить собственную политическую гегемонию, «убрав в сторону» любые другие политические дискурсы и идеологии, которые представляются неугодными.

Власть инвестирует себя в общественное тело, в массовое сознание. Оно воздействует посредством приказов, распоряжений и т.д. Но – что важно отметить – стоит только власти усилить свое воздействие, как внутри объекта воздействия «неизбежно появляется притязание на свое тело против власти <…> И сразу же то, чем была сильна власть, превращается в средство нападения на нее… Власть проникла в тело, но оказалась «подставленной» в самом теле…»[102] . В продолжение этой мысли скажем, не без тени иронии, что исследования, подобные данному, созданы той властью, которое критикуется в настоящей работе. Да и все акции протеста, митинги и вообще дискурс несогласия возникли благодаря той инстанции, против которой они направлены. Таким образом, заигравшаяся с террором власть столкнулась с создаваемыми ей же антителами, что и требовалось доказать. Проводя некую параллель с психоанализом, отметим, что концепт «бессознательное» в науке появился не сам собой, возникнув из ниоткуда, а в том числе благодаря следующему наблюдению: несмотря на приказы, строгие моральные, этические и прочие нормы, предписания и всякого рода императивы, люди во многих случаях ведут себя по-другому, не в соответствии с ними. Коммунизм как целостное течение оформился не сам по себе, путем просто кумулятивного прироста идей, в результате которого появилось цельное и внутренне непротиворечивое (парадигмальное) мировоззрение; его появление обязано набиравшему обороты капитализму. Таким же образом оппозиция появляется не только благодаря мягкости власти, когда ничто не подавляется, а значит, цвести позволено всему, что угодно. Как это ни парадоксально звучит, в некоторых случаях оппозиция возникает, наоборот, как ответ на предельную жесткость эксплуататоров, как бунтарь, восставший против тирана; тирания сама (бессознательно) создает бунтарей против себя же – такая вот диалектика. Тезис рождает антитезис. Поэтому какой бы избыточной и жестокой власть ни была, все равно она не сможет контролировать все – и в любом случае за пределами пространства контроля останется внеконтрольная оппозиционная дискурсивность.

Однако хитрость власти заключена в том, что она ради своего самосохранения и ликвидации очагов несогласия стала не только подавлять, но и стимулировать, заигрывать, поощрять, использовать вместо кнута пряник. Если бы власть действовала только по образцу подавления, то ее хрупкость была бы налицо. Отсутствие поведенческой и мыслительной гибкости приводит к саморазрушению. Как можно любить власть, которая только подавляет и цензурирует? Только мазохист может хорошо к такой власти относиться[103] . Ее сила заключена в том, что она производит влияние посредством рождения у масс желания, желания этой власти. На производство желания работает все – от имиджмейкеров, придающих Медведеву и Путину облик компетентных, добрых, серьезных, рассудительных людей до разного рода телевизионных ток-шоу и рекламы (песни о Путине, кириешки под названием «Путинки», лозунги типа «все путем!» и многое другое). Но от этого заигрывания с массами сущность власти не изменилась, власть не стала более гуманной, а просто расширила свою методологию. Насилие осталось, но в мимикрированном виде.

К. Шлегель дает нам прогноз развития ситуации насилия. «Тоталитарное насилие заканчивается только поражением или внутренним разложением. Лишь когда это происходит, наступает делегитимация культа насилия. Цена демистификации культа насилия в Европе в этом веке была высока: она была оплачена ценой полного истощения ее народов и их культуры. Это загадка истории, что после крушения тоталитарных режимов его носители и сообщники оказываются «невинными» и «соблазненными»[104] . Да, они останутся невинными – возможно, виновным будет народ, совокупность людей, не обладающих правом выбирать свою судьбу.

И кто же выбирает за нас нашу судьбу? Вопрос не требует ответа. Когда американцы спрашивали Путина об отсутствии гражданских прав у населения России, он по сути отвечал вопросом на вопрос, апеллируя к тому, что в США ущемляются права негров – мол, кто бы говорил, на себя посмотрите. И вот тебе раз! В Америке появился черный президент. Так американцы утерли нос Путину и прочим нашим «борцам за народные права»… Нос-то утерли, понимающие люди посмеялись, однако в России ситуация остается прежней.

Только выбирающего человека – В. Мухина и О. Дембицкая называют личностью и гражданином[105] . Исследователям выбор представляется в образе результата рефлексии и проявления своей внутренней позиции по отношению к жизненным и социальным явлениям. Выбор – это деятельность, совершаемая по личной воле, требующая знаний и сформированной субъектной позиции. Однако часто выбор человека толпы происходит помимо его сознательной воли. Исследователи считают, что личность – это одновременно носитель социальных отношений и индивидуальной свободы. Но «партия элиты» совсем не учитывает никакой свободы личности, никакой позиции и воли. Поэтому электорат, отдающий свой голос за авторитарную «Единую Россию», можно без всякого преувеличения назвать толпой, бездумной массой. Человек не имеет выбора, и даже этого не замечает. Он действительно думает, что волен выбирать, в то время как перед ним стоит всего лишь иллюзия выбора. У него просто есть примитивное понимание того, что делать можно, а чего – нельзя, но это понимание принадлежит не ему (как он сам думает), а тому, кто ему его навязал. То есть, благодаря корпорациям типа «Единой России» исконно человеческая сознательная деятельность заменяется на бессознательную. Еще Г. Лебон описал основные характеристики толпы: исчезновение личности, преобладание бессознательного, прекращение деятельности мозговых полушарий и т.д. Сознательная личность исчезает, а чувства и идеи единиц, образующих целое, именуемое толпой, принимают одно и то же направление. Формируется коллективная душа, имеющая временный характер и определенные черты[106] . В общем, толпа, масса, представляет собой «человеческое, слишком человеческое» явление в его бездумии и невежестве.

Недаром говорят, что в толпо-элитарном обществе каждый в силу своего понимания работает на себя, а в силу своего непонимания – на человека, который понимает больше. Массы понимают минимум, интеллигенция понимает значительно больше, но, естественно, далеко не все, так как власть умело скрывает огромную часть знания. В обществе, где есть только два класса – толпа (масса) и элита, – нет принципиального различия между интеллигенцией и массой; это различие кроется только в сфере интеллектуального, но не более того. В сфере социально-экономического, статусного едва ли можно нащупать какие-либо различия: сантехник может зарабатывать больше преподавателя вуза (я не хочу сказать, что сантехников всегда и везде стоит высокомерно причислять к категории масс, а преподавателей – к категории интеллектуалов), тот и другой находятся примерно на одинаково удаленном расстоянии от власти, оба в равнозначной степени не имеют возможности влиять на властные решения, обоим закрыт путь в элитарное сообщество. Так что социально-экономический и политический статус интеллектуала массирован.

Ж. Делез вслед за Ф. Ницше критикует так называемого философа-послушника, хранителя общепринятых ценностей, «публичного профессора», прислушивающегося к неразумным требованиям разума – государству, религии и расхожим ценностям[107] . То есть, государство выступает неразумной силой, к которой не следует прислушиваться. Сказать бы это тем, кто со знанием дела и с пеной у рта, стоя за университетскими кафедрами, просто брызжит сантиментами в адрес «избранных народом», а на самом деле избранных в первую очередь собой же.

Ф. Ницше крайне критически подходит к утверждению ценности государства как высшей цели человечества и к утверждению служения государству как самой высокой обязанности человека. Это утверждение, по Ницше, есть возврат к глупости. «Может быть человек, который видит в государственной службе свой высший долг, действительно не знает никаких более высоких обязанностей, но из этого не следует, чтобы не существовало еще иных людей и обязанностей; и одна из этих обязанностей, которую я по крайней мере считаю более высокой, чем государственная служба, состоит в том, чтобы разрушать глупость во всех ее видах, и в том числе, стало быть, и эту глупость»[108] . Как отмечает С.Л. Фокин в работе «Делез и Ницше», сила философа заключена в сопротивлении всякой власти[109] .

Античный мыслитель Аристипп сказал: «если все законы отменятся, то только философы будут жить по-прежнему…». Философами он называл тех людей, которые живут не по данным свыше императивам, зачастую абсолютно безнравственным, а по совести, в соответствии с личной моралью и этикой. И в случае совершенно противоположной наступлению беззакония ситуации – в случае наделения «философов» властью – они не потеряют свое человеческое лицо и либо отрекутся от властных полномочий (самодостаточный человек не испытывает вожделения к власти), либо будут ими пользоваться так, чтобы воплотить в жизнь принципы либерализма, а не навязать свой волюнтаризм подвластным. Не зря ведь говорят: хочешь проверить человека – дай ему власть. Это отличный тест на проверку нравственности, который наши политики явно не прошли. Парадокс власти заключен в том, что те, кто ее достоин, к ней не стремятся, а те, кого к ней подпускать вообще нельзя, вполне успешно ее получают, не гнушаясь ради достижения этой самоцели использовать весь арсенал тяжелой артиллерии в виде доносов, интриг, лжи и даже убийств. Г.Е. Васильев называет этот парадокс основным управленческим противоречием[110] .

Политики часто бросаются говорить об обязанностях, основанных на какой-то нравственной философии. Из уст безнравственных людей исходит моральный дискурс, по сути являющийся ханжеством и фарисейством. Но всегда находятся те, кто желает усвоить это фарисейство и последовать его «светлой» лучине. И тот, кто желает быть орудием какой-либо партии, без стыда подчиняется всяким патетическим принципам безусловного долженствования[111] . Ах, эти принципы, все эти категорические императивы, которые на руку лишь политическим корпорациям и больше никому. Хотя нет, если вы хотите быть не подлинным человеком, субъектом своего жизненного пути, а лишь средством, способствующим достижению корпоративной цели, – чтите эти нормы, чтите эти принципы и склоняйте головы. Но вряд ли те, кому вы отдаете свою душу и тело, ответят взаимностью. Но ведь они, активные приверженцы корпорации, даже не задумываются об этом, о такой несправедливости. А зачем им об этом задумываться? Зачем вообще думать? Надо делать. Надо жить во благо партии родной. И чувствовать себя вечным по отношению к ней должником.

Люди, наделенные безмерной властью, по преимуществу нерефлексивны. Многие из них действительно верят в гуманизм творимых ими дел, многие уверены в том, что работают на благо нации. Поэтому они однозначно не согласятся со некоторыми изложенными положениями, даже с теми, против которых, как говорится, не попрешь. Но эта личная уверенность в свою народно-спасительную функцию, неспособность дать себе и своей деятельности объективную оценку, не освобождает от ответственности и не дает возможности пересмотреть их деяния под более позитивным углом. По замечанию Г.Е. Васильева, если бы властный человек был рефлексивен, он бы сошел с ума от осознания чудовищности своих поступков. Оппонируя этой позиции, скажем следующее: если у этого человека совершенно нет внутреннего морального императива (а такое часто бывает с представителями «элитарной» прослойки, что мы замечаем и сейчас), то способность к рефлексии и самосознанию не приведет к такому саморазрушительному результату. Любой внутриличностный конфликт – это противостояние между двумя реалиями. В данном случае между бесчеловечностью своей политики и личной моралью. Но аморальный политик не только не сойдет с ума, но и не будет испытывать никаких фрустраций в ситуации такого диссонанса в случае внезапно вспыхнувшей рефлексии, поскольку его личная мораль распространяется только на его личность и не выходит за ее пределы, а, следовательно, можно считать ее вообще отсутствующей, из чего, в свою очередь, следует вывод о том, что и диссонанса никакого нет. Поэтому среди них есть действительно умные люди, способные вполне зрело оценивать себя и свои поступки, но лишенные каких бы то ни было внутренних качеств, которые принято называть человеческими. Так что терзаться муками совести – не их привилегия.

Этический позитивизм (прежде всего гегельянский) исходит из той предпосылки, что все действительное есть разумное и благое, а значит, моральная критика действительности невозможна, поскольку сама действительность – инстанция, определяющая моральные нормы. Такая позиция оправдывает все что угодно, но, на мой взгляд, сама – именно из-за этого – не заслуживает оправдания. Не все действительное разумно. Не все действительное морально. Далеко не все…

Корпорация путем рекламы самой себя принижает достоинства своих конкурентов. Верен принцип: если хочешь подняться выше оппозиции, унизь ее, и тогда поднимешься автоматически. И путем склонения народа к себе корпорация автоматически обращает этот народ против своих конкурентов. Хороший пиар-шаг, не правда ли? Вот только насколько честный и нравственный? Политики берут на себя слишком много функций – манипулятор, судья, воспитатель… Воспитание, используя приманки, стремится «настроить отдельную личность на такой образ мыслей и действий, который, став привычкой, влечением и страстью, царит в ней и над ней вопреки ее последней выгоде , но «ко всеобщему благу»[112] ; и тогда воспитанная добродетель личности становится полезной для воспитателя и убыточной для самой личности. Но личность принимает это воспитание, она не сопротивляется ему. А почему? Потому что, по мнению немецкого философа, свое влияние имеет стадный инстинкт, веский аргумент которого – страх одиночества. На этот страх будет обречен тот, кто не принимает воспитания, кто не желает быть как все. Мораль воспитывают, и с ее помощью каждый воспитанник «побуждается быть функцией стада и лишь в качестве таковой приписывает себе ценность»[113] . И нет ничего хуже быть одиноким, то есть быть индивидуумом. К этому приговаривались, поскольку это противоречит общественному вкусу. И чем более несвободно мы действует, тем более морально (и тем более стадно) наше поведение перед правительством. Совесть и стадные инстинкты, согласно Ницше, оборачиваются только против индивидуумов, посмевших несогласиться с рабами-массами. Таким образом, возникает выбор – следовать морали или нет. Пожалуй, я воздержусь. Толпа на то и толпа, что не стремится к глубине – она привыкла держаться на поверхности; она «считает глубоким все то, чему она не может видеть дна: она так пуглива и так неохотно лезет в воду!»[114] . Согласитесь, не очень приятно было бы чувствовать себя в таком окружении.

Жан Бодрийяр именует политическое спектаклем, который разыгрывается перед зрителями, то есть перед народом. Этот спектакль представлен «в духе завораживающей и одновременно насмешливой старой комедии нравов»[115] . По мнению французского философа, предвыборное действо и телеигра – это в принципе одно и то же. Говоря научным языком, два этих понятия, выступающие в форме означающего, в сознании людей представляют единую репрезентацию означаемого. Они едины и тождественны. Народ – это публика, на интересы которой постоянно ссылаются политики для того, чтобы оправдать очередной свой спектакль и только. Для народа, собственно, одно и то же, смотреть ли футбольный матч, фильм или политический «спектакль». Народ узнает о своем мнении из газет и телевидения, и непонятно, на ком лежит ответственность за публикацию этого «мнения».

По Бодрийяру, со времен Великой французской революции политическое и социальное нераздельны и идут рука об руку. Сейчас их нераздельность характеризуется одновременным закатом того и другого. В эпоху Возрождения политика представала чистой игрой знаков, играющей на отсутствии какой-либо истины, также как позже деятельность иезуитов превратится в игру на отсутствии Бога. Политическая идеология тогда предполагала только виртуозность игры, а не саму идеологию, и, конечно, не истину. Антиморализм и безнравственность политики заключаются в «пренебрежении социальной, психологической и исторической истиной, в этом вобравшем в себя максимум политической энергии движении чистых симулякров, условием которого является то, что политика есть всего лишь игра и еще не отдала себя во власть разуму»[116] . Философ отмечает, что политическое начинает угасать в эпоху марксизма, и вместо политики «начинается эра полной гегемонии социального и экономического, и политическому остается быть лишь зеркалом – отражением социального в областях законодательства, институциональности и исполнительной власти»[117] . Чем выше господство социального, тем ниже самостоятельность политического. Социальное овладело политическим, но, проникая во все сферы жизни (физической и ментальной), социальное само идет к упадку. У него нет теперь имени, оно анонимно.

Закат политического наблюдается «сначала в системе репрезентаций, а окончательно – в рамках современной неофигуративности»[118] . Под термином «неофигуративность» Бодрийяр понимает самовозрастающую знаковость, где знаки перестают выполнять функцию обозначения: им теперь не соответствует никакое означаемое. Если социального референта нет у таких категорий, как народ и класс, то в политическом ничего не может выражаться; «исчезает социальное означаемое – рассеивается и зависимое от него политическое означающее»[119] . Остается только одно означаемое – референт «молчаливого большинства», референт безмолвной массы. Та область, где она себя проявляет – это «сфера симуляции в пространстве социального, или, точнее, в пространстве, где социальное уже отсутствует»[120] . На самом деле безмолвная масса является лишь мнимым референтом, псевдореферентом, так как она существует, но не имеет репрезентации. Вместо выражения себя массы поддаются зондированию, вместо саморефлексии они поддаются тестированию. Теперь политическим референтом выступает референдум, организатор которого – средства массовой информации.

Молчание массы, по мнению Бодрийяра, является совершенным оружием, а не формой отстраненности: «это не молчание, которое не говорит, это молчание, которое накладывает запрет на то, чтобы о нем говорили от его имени»[121] . У масс нет своих представителей – ведь лидеры расплачиваются за свое господство. На массы, как на народ или класс, нельзя ссылаться, а значит, масса не есть инстанция. Безмолвствуя, массы не выступают субъектом, и не могут попасть в область представления и идентифицироваться. В нашем же случае на массы ссылаются. Единороссы постоянно апеллируют к большинству, то есть к массам, говоря фразы типа: «Посмотрите, какой огромный процент населения попал в наши ряды». Таким образом, они пытаются создать критерий их правоты – мнение большинства (если все думают так, значит, их мнение претендует на объективность и, соответственно, истинность). Но так думают не все. Выходит, единороссы в попытках привлечь на свою сторону большинство заведомо ссылаются на мнение это самого «большинства» уже вступившего в их корпорацию.

Но где же скрывается критерий их собственной правоты? Они выдают свою идеологию (свою лживую идеологию) за нечто верное и правильное, где так называемый «путь Путина» выступает единственной объективно верной дорогой, ведущей всех (а не только самого Путина и его единомышленников) к светлому будущему. По их мнению, присущая им идеология непогрешима; но ведь едва ли какой-то диктатор хоть на мгновение усомнится в непогрешимости своей позиции. «Жили на этой земле Пушкин и Чехов, а сегодня жители страны, по всем опросам, единодушно называют величайшим человеком России того самого подполковника КГБ»[122] , – хорошее сравнение.

По С.Л. Франку, все руководимые идеей организации социальные системы опираются на догмат непогрешимости [123] .А из убежденности в собственной непогрешимости исходит право на деспотизм; собственно, первое дает второму право на существование, некую санкцию.Однако всякие аргументы независимо от их силы и убедительности не дают человеку привилегии непогрешимости, обладания абсолютной и универсальной истиной,а значит, и не обосновывают деспотизм. Но каким образом они – эти самодовольные политиканы – могут убедить в своей правоте? Пока они, используя лишь тоталитарно-принудительные меры и манипулятивные средства, убеждают лишь в обратном. И вообще, что такое правильное и неправильное, верное и неверное? Согласно С.Л. Франку, единственное средство, способное приблизить нас к верной цели – не неосуществимое объединение, а свобода личной инициативы и стихийное соперничество разнородных тенденций и направлений[124] . И куда делась эта личная инициатива и плюрализм мнений? Да просто господствующая «партия» не может его допустить по одной причине: если это произойдет, то все «логичные» доводы единороссов о правильности своего пути будут осмеяны и опровержены намного более разумными и рациональными доводами намного более интеллектуально развитых объединений, чем сама «Единая Россия», чего последняя, естественно, допустить не может. Допущение такого плюрализма повлекло бы за собой уничтожение самой «Единой России» вместе со всей ее лживой риторикой и тоталитарными средствами ее насаждения в сознание масс.

Директивность, исходящая от власти, антонимична демократизму. Эти директивы, эти указания есть демонстрация силы власти, ее всесильности. Мишель Фуко пришел к этому мнению через рассмотрение публичных казней как действий власти, с помощью которых до сознания людей доводится бескомпромиссность власти, внушается ужас перед ней[125] . Только, если казни действительно проводились для достижения этой задачи, единоросские директивы преследуют несколько иные намерения, но сохраняется тот же самый подтекст: все должны знать, что наша партия сильна и могуча. И основная цель как средневековых казней, так и современных директив, – сохранение власти, сохранение и преумножение ею самой себя. Единственное отличие: казни специально выставлялись на публику, а директивы не афишируются, они тщательно скрываются от глаз и ушей общественности, но при этом красной нитью проходят через эту общественность и опутывают ее, не давая возможности двинуть ни ногой, ни рукой. Тоталитарное государство казнит тайно и скрывается от внимания общественности. В закрытых обществах на площадях кровь не течет. Можно уничтожить тысячи, и широкая общественность об этом не узнает. А в открытом обществе конфликты, даже если они не могут быть разрешены иначе, чем вооруженным путем, происходят у публики на глазах, на экранах телевизоров и на страницах газет.

Если раньше власти были заинтересованы в пассивности массы, в ее апатии (чем более бездеятельна масса, тем легче ей управлять), то сегодня такая стратегия крайне невыгодна власти: безразличие масс ведет к разрушению власти. И теперь власть стремится заставить массу высказываться, власть поощряет участие в управлении, а не пассивность масс. Власть хочет, чтобы призрак заговорил и наконец-то назвал свое имя. Ж. Бодрийяр называет молчание большинства единственной проблемой современности. Только чья это проблема? Кому мешает безмолвие масс?

Но, как считает французский мыслитель, над массой уже не способна властвовать воля и репрезентация. Ее нельзя побудить к деятельности, использую директивные средства, равно как нельзя заставить массу принять тот смысл, который выдается за истину – он ей неинтересен. Но зато массу можно подвергать диагностике, которая выступает средством познания массы, определения ее самочувствия и позиции. С массами заигрывают, на них оказывают воздействие, в конце концов на нее ссылаются: «Весь русский народ полагает, что…», «Большая часть американцев настроена критически по отношению к…». Масса бомбардируется информацией, но этот процесс не имеет никакого отношения к процессу коммуникации, он не передает никакой смысл, он используется лишь для поддержания обратной связи и контроля над реакциями. Энергия массы, которая высвобождается посредством данного процесса ее бомбардировки информацией, должна способствовать построению и укреплению социального, но Бодрийяр пишет, что это не так: социальность гибнет, а не укрепляется.

Существует мнение о том, что информация, поступающая в массы, вызывает высвобождение энергии. Бодрийяр говорит о противоположном эффекте. Информация способствует дальнейшему производству массы, но никак не трансформации массы в энергию, и поле социальности неуклонно сокращается. А растущая в своих размерах масса остается невосприимчивой к содержанию информации и находится вне контроля классических социальных институций. Информация иррациональна, и это ее качество разрушает социальное. Вот он, итог социализации, провал которой очевиден.

Масса представляет собой зону холода, у нее нет социальной энергии, но ее холод имеет возможность поглощать любую активность. Бодрийяр сравнивает ее с прибором, который больше потребляет, чем производит, с мертвыми месторождениями, которые все равно используют. Энергия, тратившаяся на поддержку симуляции социального и его защиту от полного поглощения массой, огромна, и ее потери уничтожают систему. Если ранее капитал оказывал заботу только производству, а потребление итак было, то сейчас относительно потребления появились проблемы, следовательно, необходимо производить как товары, так и спрос, то есть производить потребителей. Бодрийяр приходит к мысли, что «производство спроса и производство социального – это в значительной мере одно и то же»[126] . То есть, оба этих производства выступают в форме тождественности одного по отношению к другому. Также и власть сначала производила исключительно смысл, а спрос появлялся сам по себе. Но смысла не хватало, и благодаря этой нехватке революционеры, жертвуя, наращивали его производство. Сегодня мы замечаем переизбыток смысла… не хватает только спроса на него. Отсюда вывод: основная цель современной системы – налаживание производства спроса на смысл, создание его потребителей. Без спроса на смысл власть выступает не более чем симулякром. И это второе производство (спроса на смысл) значительно дороже, чем первое производство (самого смысла). Но хватит ли энергии системы на осуществление второго производства? Философ дает на этот вопрос отрицательный ответ. Дело в том, что спрос на товары и услуги всегда можно создать искусственным путем, но желание смысла и реальности, исчезнув один раз, восстановлению больше не поддастся.

Когда масса впитывает в себя социальную энергию, та перестает быть социальной. Масса уничтожает знаки и смысл, которые впитала. Все призывы по отношению к себе она поглощает, и тогда там, где они были, остается пустое место. Она безразлично и апатично пропускает сквозь свою прозрачность как воздействия, так и информацию, так и нормативные требования. Масса «навязывает социальному абсолютную прозрачность, оставляя шансы на существование лишь эффектам социального и власти, этим созвездиям, вращающимся вокруг уже отсутствующего ядра»[127] . Ее бесполезно подвергать допросу, так как ее молчание, подобно молчанию животных, не позволит ей сказать ни где для нее находится истина (на стороне левых или правых), ни ее направленности (на конформизм или революцию): у нее вообще нет ни истины, ни мотива, таких понятий просто не существует. Власть стремится поместить массу в рамки пространства социальной симуляции с помощью СМИ, а масса и есть это пространство эха и социальной симуляции. Именно поэтому понятие манипуляции здесь не уместно. Это игра, и неизвестно, кто в ней выиграл: «симуляция, с которой обрушилась на массы власть, или ответная симуляция, обращенная массами в направлении распадающейся под ее влиянием власти»[128] . Как бы то ни было, но, я думаю, в данной игре не может кто-то проиграть окончательно, а кто-то одержать верх, ибо в самом игровом сюжете заключен феномен бесконечности. По крайней мере, даже если у нее есть окончание, она будет продолжаться еще очень долго, и действительно неизвестно, кто из сторон и когда придет к финишу. Но момент ее завершения будет знаменовать нам начало нового общества, нового социально-политически-… мироустройства, и тогда начнется другая игра с иными правилами, о сущности которых нам сейчас не дано даже и помыслить. А может быть, это будет уже не игра, а… реальность.

Нынешнее российское общество, несмотря на [искусственно организованную] высокую степень популярности «Единой России», все-таки нельзя назвать искушенным приверженцем ее идей. Как уже говорилось, многие люди вступают в корпоративные ряды не потому, что улавливают и принимают некие социально-политические идеи, исходящие от представителей «партии» (тот самый смысл), а потому, что вынуждены вступать. То есть, создается потребитель. Потребитель, который ратует за партию, программу которой он или просто не читал или же не обращал внимания на пропасть, которая разделяет обещания и их выполнение.

Бодрийяр говорит, чтовласть, сталкиваясь с массами, начинает разваливаться, ибо масса – «это не сущность и не социологическая реальность, это тень, отбрасываемая властью, разверзнувшаяся перед ней бездна, поглощающая ее форма»[129] . И благодаря своему гиперконформизму, неустойчивости, туманности, податливости и пассивности молчаливое большинство повинено в гибели власти. Но в то же время вследствие своей имплозивности масса не склонна к взрывам и с революцией она поступает также, как и с властью – она нейтрализует революционные призывы, которые к ней обращают. Масса не критикует никакую идеологию, хотя сама лишена всякого рода идеологических позиций и ориентаций. Она сверхконформна.

Конечно, в определении массы далеко не во всем можно согласиться с Бодрийяром (особенно глядя на российскую массу), но тем не менее конформизм – одна из основных ее отличительных черт.

«Действие власти – это всегда есть манипулирование, целенаправленное использование мотивов другого человека, при этом неважно, удовлетворяются они воздействующей стороной или нет»[130] , – пишет в своей кандидатской диссертации М.И. Энеева. Существует два вида контроля (по Тибо и Келли): фатальный и поведенческий. Первый из них характеризуется воздействием субъекта А на субъект В без учета желаний и потребностей В. Второй же выступает несколько более гуманным вариантом осуществления власти. Учитывая репрессивную деятельность «Единой России», мы приходим к мнению именно об использовании ей фатального контроля по отношению к народу, основная установка которого направлена совсем не на воплощение в жизнь интересов народа, а на реализацию собственных (корпоративных) эгоистических интересов, смысл которых вряд ли близок к смыслу народной воли. Конечно, мы не склонны перегибать палку и утверждать, будто бы современный контроль близок фатальности 30-х годов ХХ века. Конечно, нет. Но и нельзя сказать, что он более гуманен, чем его предшественник. Скорее, различие заключено в степени изощренности и хитрости, прибегая к которым, нынешняя власть борется с инакомыслием не путем прямой и видимой борьбы, а посредством более скрытой и более смягченной политики лишения ресурсов и возможностей своих оппонентов. Хотя борется она не с инакомыслием, а с мыслием вообще; человек мыслящий не может мыслить по указке. Мыслить и высказывать «особое мнение» разрешено только в специально отведенных местах – кухнях и туалетах.

«Опасно давать безумцу в руки меч, а негодяю – власть»[131] , – говорил Антисфен. Но как же происходит такая ситуация, когда недостойный человек или группа лиц становятся у руля и наделяются возможностью по-своему вершить правосудие? Все очень просто. Массы, именно массы благодаря своей безсубъектности и безответственности допускают такую ситуацию. В фильме «Нацизм. Предостережение истории» прозвучала очень интересная фраза одного из современников зарождения национал-социалистического строя в Германии. «В те дни все происходило очень быстро. Коммунисты, к числу которых тогда принадлежал и я, считали, что если Гитлер придет к власти, то ничего страшного не произойдет. Очень скоро станет ясно, что он некомпетентен, и тогда настанет наша очередь». Вполне наглядно, не правда ли? В этой фразе заключен образ мышления массы, которая таким способом оправдывает свои действия (или отсутствие действий). Подумаешь, «Единая Россия» у власти. Ничего страшного. Если будут хорошо и правильно руководить, то и пускай продолжают сие занятие. А если будут портачить и совершать большие ошибки, то их скинут оттуда, с высокого поста, вот и все. Остается только задать вопрос: что можно считать большими ошибками, что такое хорошее и правильное руководство, и кто сможет их оттуда скинуть, кто их осудит, если они сами подминают закон под себя? Даже многочисленные нарушения нашими правителями Конституции мало кого смущают. В приведенной позиции, в словах этого немецкого наглеца-конформиста прослеживается полная безответственность, безответственность, граничащая с преступностью. Упоминание о такой безответственности мы можем найти у Г. Лебона, который говорил, что толпа анонимна и потому не несет ответственности за свои поступки, а человек, не чувствующий свою ответственность, позволяет инстинктам одолевать разум[132] . Х. Ортега-и-Гассет противопоставляет аристократа и человека массы, причем слову «аристократ» он дает несколько иное значение, чем принято считать. Для аристократа жизнь – это проявление активной деятельности, а не только реагирование на воздействие извне[133] . Единоросс же, исходя из этой позиции, не может быть аристократом по определению: если бы он был активным деятелем с обязательно присущими сознательными, интеллектуальными и личностными интенциями, он бы не был единороссом, который только бездумно реагирует на приказы и распоряжения сверху. Этакая стимул-реакция, бихевиоральный редукционизм.

Кроме того, вряд ли современного политика можно назвать интеллектуалом. Для них интеллектуализм давно уже вышел из моды, так как массы требуют от них другого – зрелищ, артистичности. «Теперь их задачи – не столько серьезный анализ и глубокие мысли, а скорее, умение хорошо выглядеть на экране, красиво говорить, быть обаятельным, уметь рассмешить»[134] . Воистину, «дума – не место для политических дебатов».

Французский философ-экзистенциалист Ж.П. Сартр вводит понятие «аутентичность», которое означает свободное становление и полноту ответственности за свои действия. Неаутентичный (неподлинный) человек, согласно Сартру, склонен перекладывать ответственность за свои действия на все свое окружение: судьба, природа или другие люди. « Подлинное» существование – это результат осознания индивидом своей жизненной ситуации и ответственного к ней отношения. Как мы уже заметили на примере из фильма «Нацизм», люди, находящиеся в тяжелой социально-политической ситуации, зачастую перекладывают ответственность за свой выбор на других, в частности, на правящую партию. И сегодня, я уверен, этот механизм делегирования имеет свое существование, при работе которого личность теряет как свободу, так и ответственность, как уникальное отношение к бытию, так и саму себя. Для Сартра «отношение» есть отношения Я как субъекта к себе, другим Я и окружающей среде. Эти отношения связывают человека «через внутреннее с внутренним других». Сердцевина их индивидуалистична. Личность первична, система общественных отношений вторична. Поэтому любые формы социального существования, подчинения «диктатуре публичности», коллективные действия являются неаутентичными. Человек лишается самого себя, когда проявляет такую пассивность, следуя за не менее пассивными и бездумными массами. Выражаясь языком Мартина Хайдеггера, он обрекает себя на «падение», которое означает экзистенциальное самоотчуждение человека, растворение в мире публичности.

Наш народ продолжает уповать на какое-то мифическое светлое будущее, считая, что когда-нибудь к власти придет мудрый и хороший человек, который приведет страну в землю обетованную и устроит рай для всех. Но такого никогда не будет. Пока народ, погруженный в свои идеалистические мечтания, молчит, правительство будет продолжать обирать его до нитки, пользуясь пассивностью итак нищего класса. Мы боимся взять на себя ответственность за митинги, пикеты и вообще за какие-либо действия, направленные на улучшение того положения, в котором оказались, и пока этот страх не пройдет, ничего не изменится. А если и изменится, то явно не в лучшую сторону. Буквально пригвозденные к своей рубашке, дому, кошельку, мы не позволяем себе думать о более глобальных вещах. Однако «если ты не отстаиваешь свои интересы, то кто-то другой будет отстаивать свои за счет твоих»[135] . И это действительно так. Отдавая право какому-нибудь высокостоящему дяденьке самолично наводить порядок в стране и освобождая этого дяденьку от общественного контроля (путем невмешательства в политические дела), народ по сути отдает ему не только свои надежды и право на контроль за правительством, но и право на наживу за счет народа. И нечего тогда жаловаться.

Кроме того, народу постоянно талдычат о том, что политика – это грязное дело, которым не стоит заниматься, тем самым целенаправленно культивируя обывательские народонастроения. А по сути что значит такая идеология? Сложить крылышки, не сопротивляться и смириться. То есть, тот же самый конформизм. И массы действительно видят в политике высшее воплощение бесчестия, грязи и аморальности. Однако, как известно, слово «политика» переводится как «множественность интересов». А если у человека есть хотя бы два интереса, то это уже политика, так как два – это много. Политика не грязна и не чиста сама по себе; такими характеристиками она наделяется людьми, которые ее вершат. А элите именно этого и надо – чтобы толпы не лезли в политику, а жили по принципу «жираф большой, ему видней». Поэтому и существует именно таковой общественно-политический порядок, а не какой-либо другой. Он существует благодаря всеобще признанной вседозволенности управляющего меньшинства и всеобще легитимированному праву большинства на бездумность и бесчувственность к происходящему. Однако когда мы не занимаемся политикой, тогда она занимается нами.

Идея о грязности политики зародилась в массовом сознании не сама собой. Ее причиной являлось не только постоянное разочарование народа в деятельности чиновников, которые обещают одно, а делают совершенно другое. К этому недоверию народа примешивается целенаправленная стереотипизация массового сознания. И чем дольше транслируют одну и ту же идею, тем в большей степени реципиент начинает в нее верить. И если долго и при этом ненавязчиво (в обход сознания) закладывать эту мысль, то вполне возможно, что она усыпит политически активный пыл не только отдельных индивидов, но и всего общественного организма, тем самым превратив его в массообразный организм. А когда такие идеи настолько глубоко вторгаются в коллективный разум, что становятся неотъемлемым элементом этнокультуры, происходит самая настоящая катастрофа в виде тотальной конформизации этноса. Яркий тому пример – Индия с ее кастовым обществом. Мировоззрение низших каст примерно следующее: есть люди большие, и есть мы. И лежат они – эти нищие и обреченные – вдоль дорог, потихоньку умирают, и не помышляют о том, чтобы что-то изменить. Им даже мысль такая в голову не приходит, поскольку идея кастовости настолько глубока, а потому справедлива и нормальна для индийцев, что никакие альтернативы невозможны. Соответственно, состояние «между жизнью и смертью» для низших каст не представляется трагичным. И они никогда и ничего с этим не поделают – культурная укорененность сверхконформного мировоззрения играет свою роль.

На степень развития общества, на уровень его гражданственности и вообще на многие социальные характеристики влияет тип господствующего мировоззрения. Условно выделим три типа мировоззрения:

1. Рабовладелец (я господин, а все остальные должны работать на мое благо за счет собственного процветания).

2. Раб (я маленький человек, мое дело маленькое, мою судьбу определит большой человек).

3. Свободный человек (я равный в среде равных, я сам определяю свою судьбу, мне не нужно ни подчиняться, ни подчинять).

Носителем первого типа является современная власть, олигархизм которой достиг немыслимых пределов. Как раз эта власть (и власть предыдущая) пытается воспитать среди народа второй тип мировоззрения, используя для этого СМИ и другие подручные средства. Самый эффективный для всего общественного процветания – третий тип мировоззрения. Когда именно он станет доминировать в сознании не только народа, но и властных структур, возникнет фундамент для нормального общественного развития и исчезнет всякая революционная ситуация – плацдарм для обострения конфликтов между обществом и властью.

Революция невозможна тогда, когда существует только революционная ситуация. В нашем случае – политика обнищания народа, принятие антинародных законов, прямой обман и отсутствие свободной прессы, то есть повальное нарушение Конституции – всего лишь революционная ситуация, но не сама революция. Революция возникает, по словам В.И. Ленина, только из такой революционной ситуации, когда к объективным переменам присоединяется субъективная составляющая – способность класса (в нашем случае – общественности в целом) на революционные массовые действия, чтобы сломить старое правительство, которое упадет лишь тогда, когда его уронят. А есть ли у нашего народа эта способность? Думаю, что есть. Вот только она находится где-то внутри, в спящем состоянии. Уровень гражданственности и политической сознательности не соответствует уровню правительственного давления на народ (на нас давят сильнее, а сознание не просыпается), массовизация и конформизация затмили гражданственность и полит-осознанность. Поэтому пока мы не можем сказать, что наш народ в полной мере способен на коренное изменение сложившейся ситуации; если способен, то в потенциальном смысле, а не в актуальном. Степень эффекта антинародной политики, широта запретов и уровень обнищания людей еще не достигли того предела, той крайней точки, чтобы пробудилось политическое сознание народа и чтобы последний действительно представил собой высокоорганизованный субъект политических изменений, готовый к их осуществлению, то есть, пока не прослеживается прямого детерминизма, идущего от объективного фактора к субъективному. Под словом «революция», естественно, я понимаю не какое-либо массовое кровопролитное деяние (как это неоднократно имело место в истории), тянущее за собой шлейф насилия и жестокости, а (вполне законное – по Конституции!) активное волепроявление митингующего народа, чей голос раздастся повсюду и чье недовольство существующей политической ситуацией создаст реальные условия расшатывания трона с последующим смещением нынешней власти как преступной и некомпетентной и приходом новой – народной.

Я не считаю, что с террором следует бороться теми же средствами, так как уподобление террору приводит не только к моральному опустошению человека, но и к почти бессмысленному умножению террора. Хотя многие могут со мной не согласиться, и это несогласие будет являть собой крик из бессознательного, желающего освободиться от пут закона и морали, от пут давления, от тягот несправедливости и т.д. Так, знаменитые красные бригады, учиняющие террор, выступали своеобразными робингудами, когда убивали мелких и средних чиновников, тем самым бросая вызов – нет, не обществу, а власти. И большая часть населения, положив руку на сердце, считала себя не осуждающими, а поддерживающими этих экстремистов. Люди видели в них реализацию своего «Я-идеального», они видели в них проект-себя, который никогда не оформится, узревали в них тех, смелость которых просто недостижима. Наконец, люди в них видели тех, кто борется с государственным беспределом. Пожалуй, лучший пример – красная бригада под названием «Бааден-Майнхоф», известная крайней жестокостью и дерзостью. Любое насилие, не подчиняющееся государству, носит подрывной характер, а если оно оборачивается против государства, стоит говорить о сверхподрывном характере. Подрывное насилие упраздняет власть, лишает ее монополии на насилие; небольшая частица насилия изымается из-под государства. Сверхподрывное идет еще дальше; оно не только повторяет эффект подрывного, а стремится вообще ликвидировать власть как таковую. Если же власть жутко ненавидима гражданами, сверхподрывное насилие завораживает их, создает гипнотический эффект, призывает на свою сторону, вызывает одобрение и сочувствие. Сверхподрывное насилие – средство тех, кто орудовал в Приморье (и не только там), мстя сотрудникам милиции за учиняемый ими беспредел. Но террор есть террор, как его не оправдывай, и если идеологическая робингудовщина красных бригад может быть достойна относительного оправдания по сравнению с махровой безидейной преступностью, то все равно лишь относительного. Красота перемен выражается не только в их действительности, но и в средствах, которые были использованы.

Итогом революций всегда выступает регресс, как это ни парадоксально звучит. Революции обладают разрушительной силой, они отбрасывают назад в первую очередь экономику, которую приходится потом долгое время реставрировать. Я же говорю не о революции в привычном смысле слова, а в первую очередь о революции сознания, в процессе которой маятник внутренних особенностей человека качнется из состояния пассивности в состояние активности, из состояния страха в состояние бесстрашия, из состояния непонимания в состояние понимания, из состояния конформности и податливости в состояние гражданской ответственности. То есть, под революцией понимается коллективное переустройство мышления масс, которое способствует превращению масс в народ.

Однако – и эту аксиому следует запомнить – народ всегда имеет право выбирать. И даже если властные структуры используют все возможные и невозможные средства для того, чтобы пресечь народную [оппозиционную] активность, все равно народ ВСЕГДА имеет право выбирать. Когда мы думаем иначе, когда мы, убежденные в собственном бессилии и руководимые чувствами страха и безнадеги, умываем руки, то добровольно соглашаемся с теми, чьи усилия как раз направлены на элиминацию народной воли. Пока оппозиция малочисленна, власть и силовики чувствуют свою силу и безнаказанность. Но когда на митинг протеста выходит не 10, не 100, не 1000 и даже не 10000 человек, а намного большее число несогласные и неравнодушных к своей судьбе и судьбе своей страны, силовые структуры осознают свое бессилие перед этим «хаосом всеобщей политизации» и становятся шелковыми и бесконфликтными. А во времена серьезного массового напряжения народные массы, какими бы пассивными они ни были, начинают активизироваться. Чем больше их душат, тем более решительными они становятся. Это не всегда так, но история показывает множество подобных случаев. Кажется, что представители нынешней власти этого не понимают, не понимают, что ножами захватить власть можно, но очень трудно усидеть на этих ножах.

Во времена сильных социальных потрясений недальновидный народ начинает требовать сильной руки, не подозревая, что это требование выражает желания фашизма как крайней формы подавления личных мнений и свобод[136] . Он не знает, как следует распорядиться своей свободой [и ответственностью, без которой свобода невозможна] и перекладывает право выбора [и ответственность] на сильного лидера, после чего, беспрекословно ему подчиняясь, следует за ним, руководствуясь примитивным рефлексом подражания; все это напоминает животное стадо, нежели цивилизованное общество. Мы жаждем наших цепей! – безмолвно кричат массы, и этот молчаливый крик слышен по всему громадному зданию тоталитаризма, по всей цитадели закрытого общества, в котором нет места свободам. Как отмечается, при низком культурном уровне социума рефлекс подражания создает условия для возникновения тоталитаризма; именно поэтому, понимая опасность, в республиканском Риме выбирали диктатора только в критических случаях и только на полгода[137] . Создается впечатление, что в некоторых [политических] аспектах античный полис был более цивилизован, чем современный постиндустриализм.

Феномен добровольного принятия фашизма заключен, естественно, не только в культурной бедности масс, но и в их страхе перед одиночеством, перед свободой, перед ответственностью. Наконец, во многих случаях жесткое семейное воспитание, в соответствии с которым от ребенка требуют любви к человеку, который его подавляет и бьет, актуализирует трепет перед фашизмом. Да и некоторые люди, ненавидя тирана, все равно остаются им зачарованы, инвестируя свои чаяния в него; во многих случаях это происходит в том числе благодаря использованию тираном методов не только принуждения, но и заигрывания. Сказав несколько слов, мы оставим в покое тему анализа причин возникновения этого феномена, поскольку это не является принципиальным для нашего исследования.

Иными словами, народ сам ответственен за тот режим, который наступает во время существования этого народа. Народ склоняет головы перед режимом, после чего начинает обвинять в текущем положении дел кого угодно, но не себя. За Гитлером шли, его выбирали. И вряд ли в последующих событиях можно обвинять только Гитлера и его приближенных, но также и его электорат, который дал ему возможность творить то, что он творил. Деморализованный народ с радостью приветствует великого человека, обещающего решить все проблемы и гарантирующего общественный порядок, не задумываясь о том, что порядок может обернуться диктатурой и репрессиями.

Когда рушится тоталитарный режим, омассовленный им народ, представляющий совокупность одномерных функциональных винтиков, отчужденных от самих себя, внутренне раздавленных, опустошенных и утерявших свой субъектный стержень, не знает, что делать дальше, и, ратуя за либерализм, бессознательно стремится к воцарению тоталитаризма. Или же пускается во все тяжкие, а внутренняя аксиологически-этическая пустота запускает механизм все того же волюнтаризма, но уже не в сугубо политическом смысле, а в бытовом криминальном. По сути ведь обычный преступник отличается от политика-тирана только масштабами деятельности, и любой преступник – тот же тиран, который навязывает свою волю жертве. И если у человека, находящегося под гнетом тирана, благодаря этому давлению заглушается личная ответственность и нивелируются внутренние моральные качества, то потом – после окончания гнета – ступить на преступный путь ему будет не так уж сложно: гнета уже нет, но и внутренних норм тоже нет. Недаром после крушения Советского Союза начало девяностых ознаменовало собой не столько рост либеральных ценностей, сколько криминализацию России на уровне масс. Демократия обратилась охлократией. Массы не знали, что делать со свободой, не знали этого и отдельные люди, составляющие массу. Так что природу общественно-политических событий трудно понять без анализа того, что происходит в душе человека. То есть, проблема политической тотализации – не только сугубо политическая или социально-психологическая проблема, но и антропологическая. Я не настаиваю на введении психологизма, единственно с помощью которого представляется возможным измыслить эту проблему, но, по моему мнению, в первую очередь он способен максимально [но не исчерпывающе] пролить свет на многие аспекты социальной действительности. Но сейчас не будем останавливаться на поиске методологии, способной указать правильный путь для максимально полного научного осмысления феномена массовизации в условиях современности, поскольку в ходе такого анализа появляется риск уйти в психологические дебри, освещение которых едва ли необходимо для нашей темы. Отмечу только свое согласие с позицией Ф. Закарии о том, что навязывание демократии извне какому-либо народу не всегда срабатывает, так как необходимо, чтобы в обществе существовали органические корни демократии[138] . Если их нет, то, соответственно, едва ли успешным будет проект причинения людям добра при выведении их на демократический путь. Если этих корней нет, то общераспространенными ценностями останутся безответственность и аморализм, а не свобода и нравственность.

Свобода – все-таки ценность интеллектуалов, а не масс. Массам, как таковая, она не особо-то и нужна. По крайней мере они видят значительно большую необходимость в лишнем куске хлеба, нежели в свободе слова или печати [или в свободе вообще – в максимально широком смысле этого слова]. Поэтому качество тех митингов и всевозможных акций протеста, на которые сегодня выходит сравнительно небольшая часть населения страны, оставляет желать лучшего. Люди хотят, чтобы правительство дало им что-то материальное, но ни о чем более высокопорядковом они, как правило, не думают. Прочитав эту фразу, кто-то из таких персонажей может обвинить меня в цинизме – мол, какая может быть духовность, когда кушать нечего. Но такое обвинение будет совершенно неестественным, поскольку многие действительно думающие люди, представители интеллектуальных профессий, живя впроголодь, всегда на первый план ставили духовные ценности, что противоречит теории Маслоу, но вполне соответствует действительности. А. Маслоу считал, что удовлетворение низших потребностей стимулирует удовлетворение высших, но не наоборот[139] . Согласно знаменитой пирамиде потребностей, человек может достичь высшего уровня, пройдя через все низшие, то есть при устроенности своей жизни. В. Франкл оппонирует данной концепции, говоря, что, наоборот, человек тяготеет к смыслу (самоактуализации) в условиях наихудшего существования[140] . Г. Маркузе, описывая экономический фактор – возрастающая производительность труда создает увеличение прибавочного продукта, который обеспечивает возрастание потребления, – подобно Франклу пишет об отсутствии смысла самоопределения, если жизнь наполнена комфортом[141] . Несмотря на то, что обе теории противоречат одна другой, можно согласиться с каждой из них. Так, с одной стороны, человек достигает развития подлинной субъектности, находясь в достатке; вряд ли голодный будет думать о личностном развитии. С другой же стороны, обращая внимание на современное общество, можно заметить много богатых в материальном смысле людей, чьи субъектные качества едва ли развиты – эти люди вообще не задумываются ни о каком саморазвитии. В общем, мы не можем остановиться ни на богатстве, ни на нищете как детерминанте омассовления. Здесь уже в наибольшей степени имеют место индивидуальные особенности человека: ориентация на окружение и на мнение большинства, неосознанность своего поведение, гиперконформность и т.д. – именно те особенности, которые являются противоположными субъектным качествам.

Возвращаясь к теме основных потребностей митингующих, добавим следующее. Это, конечно, хорошо, что митинги проводятся, что есть люди, которым не все равно, которые не боятся участвовать в антиправительственных акциях, однако… Качество большинства этих мероприятий прихрамывает. Повышение пенсии и заработной платы – вполне здравые требования, но вместе с тем дискурс народного недовольства властью не должен ограничиваться только этим. Все-таки, используя марксистскую терминологию, следует сказать, что в современном обществе базисом является не характер производственных отношений, не специфика отношения элиты к народу, а именно народная (в первую очередь массовая) идеология; вернее, отсутствие этой идеологии, выраженная в пассивности широких общественных кругов, их меркантилизме и обывательстве. Именно это является базисом, фундаментом сложившейся социальной ситуации. Надстройкой же будет выступать все остальное, имеющее вторичное, третичное и т.д. значение.

Пока потребности масс не изменятся, пока свобода не станет основополагающей потребностью, едва ли следует ожидать какого-то проблеска в политической жизни России. «Именно преемственность развиваемых и удовлетворяемых в репрессивном обществе потребностей вновь и вновь воспроизводит такое общество в самих индивидах, – писал Г. Маркузе. – Индивиды воспроизводят репрессивное общество в своих потребностях, которые сохраняются даже в ходе революции, и именно эта преемственность до сих пор препятствовала скачку от количества к качеству свободного общества»[142] . На вышеприведенную маркузеанскую идею «накладывается» концепция Ж. Бодрийяра о том, что массы, разрастаясь, способствуют сжатию, имплозии социального[143] . Сегодня в России омассовление достигло той критической точки, что затмило собой личные мнения и гражданские позиции. Массовые потребности не утверждают гражданское общество, а его разрушают.

Учитывая непопулярность свободы среди масс, вполне возможно, что путем практических методов (агитация, информатизация общественности и прочее) наконец воздвигнув в стране ценности либерализма и создав по-настоящему правовое государство, в силу в первую очередь социально-психологических причин в массовом сознании снова появятся реакционные настроения, в соответствии с которыми массы потребуют фашизма. Если в стране доминирующее положение занимают массы, а не народ, отличающийся целостной гражданской позицией и правосознанием, вероятность возвращения фашизма очень велика.

Как-то я смотрел сюжет, где показывалась очередная единоросская акция, высмеивающая оппозицию в лице в первую очередь Г. Каспарова. Глядя на этот цирк, было трудно представить степень интеллектуальной низости этих послушных, которые, по сути, высмеивают то, что выше их, то, до чего они сами никогда не дорастут. Массы, с точки зрения многих философов, отрицают все высокое, все интеллектуальное, все красивое, все то, что недоступно их пониманию. Поэтому совершенно неудивительно, что единоросские прихвостни устраивают веселые акции, где просто расписываются в своей тупости.

Либерализм или же мулитикультурализм состоит из множества ядер, за счет явленности которых оправдывает себя приставка «мульти».Мультикультурализм, благодаря своей принципиальной децентрированности, предполагает отсутствие авторитарного внутреннего начала, которое могло бы занять роль центра и тем самым потянуть культурное одеяло на себя. Хотя внутри любого мультиобразования, внутри любой плюральной системы все-таки существуют более сильные и более слабые элементы, одни из которых в потенциальном смысле могут претендовать на роль центра, а другие – на роль периферии, одни – на роль лидера, а другие – на роль маргинала. И – что самое примечательное – практически каждое ядро пытается навязать свою систему идеалов и ценностей как можно большему количеству людей, организаций и других культурных ядер. Весь этот процесс напоминает фукианский взгляд на власть, которая исходит отовсюду, а не из единого строго локализованного центра. Такая конкуренция может привести в конечном счете к появлению центра, статус которого займет наиболее сильное ядро; плюрализм как совокупность различных точек флуктуации в системе иногда приводит к реорганизации системы, так как он не может характеризоваться полным равновесием и равносилием всех элементов по отношению друг к другу. Так, при настоящей демократии все равно каждая партия считает именно себя более правой, нежели других, и когда она становится максимально сильной, то в большинстве случаев приступает к подавлению остальных политических сил – конкурентов, – тем самым нарушая принцип равноправия. Из хаоса, равно как и из либерализма, рождается новый порядок – порядок, основанный на антигуманной власти нового меньшинства. И наоборот – из долго существовавшего строя, знаменовавшего собой полное бесправие, в конечном счете возникнет правовая революция, после чего появится новое бесправие. Однако, к сожалению, антинародные режимы несвободы более устойчивы, чем режимы свободы и равноправия. Вообще, либерализм – слишком зыбкое и неустойчивое явление, и чем большим либерализмом характеризуется тот или иной строй, тем более он зыбок, тем в большей степени он рискует потерпеть кардинальную трансформацию, в результате которой место этого строя займет его полная противоположность. Вот почему анархия как идеал свободы недостижим. Нужно не только достичь народовластия, но и удержать его, что представляется наиболее трудным. И совершенно невозможна реализация общесоциальных свобод, так как свобода одного класса или общественной прослойки, как правило, достигается за счет угнетения другого класса или прослойки, что довольно наглядно происходит в нашей стране сейчас. Если свободу человеку гарантируют в первую очередь материальное благосостояние, гражданственность и правовая система, то, несомненно, говорить о свободе в современной России даже и не стоит. Материальный уровень среднего россиянина очень низок (особенно по сравнению с развитыми странами), гражданственность и право вообще отсутствуют.

Приведем другой пример, указывающий на более локальные сбои в системе. Предположим, что в один прекрасный момент произошла революция – и вот оно, наступление желанной свободы для всех. Однако, при сохранении государственности сохраняется вертикаль власти, что бы там ни говорили коммунисты, ностальгирующие о прошлом, убеждая нас в том, что во времена совдепа не было этой вертикали. Она просто не представляла собой многоэтажное здание, но два-три этажа в нем имелись. Так, внизу был народ, верящий в свою власть и свободу, чуть выше всякие там чиновники, а на самом верху – генсек со своей приближенной свитой, которому-то власть и принадлежала. Так что глупо верить в равенство советского народа; разве что равенство всех перед властью. Уровень жизни обычного заводского труженика не шел ни в какое сравнение с уровнем жизни члена политбюро. Так вот, продолжим свою идеализацию… Представим, что народная революция произошла, но вместе с тем вертикаль власти все равно сохранилась. И даже если на самом верху восседает Человек с большой буквы, который не упивается своим статусом, а действительно всячески заботится и печется о нуждах народа, это мало что изменит для самого народа. В чем же парадокс? Если начальник – человек хороший, это совсем не значит, что его подчиненные – такие же гуманисты. И получается следующее: царь заботится о люде, но его забота до люда не доходит, так как она оседает в карманах чиновников на местах; а у заботы есть такое свойство – попадать в карман не адресата, а посредника. Поэтому царю мало быть хорошим человеком, но также надо быть отменным управленцем, отлично разбирающимся в кадрах. Но ведь нельзя, управляя такой большой страной, знать лично всех, кто сидит на высоких постах, чтобы эффективно пресекать антинародные деяния с их стороны. И даже если существуют специальные правоохранительные органы, чья основная функция – отслеживание темных дел чиновников, – не факт, что внутри самого этого органа не приютится червь коррупции и корень зла. Так что любая система, с какими бы добрыми намерениями она ни была выстроена, все равно имеет свои сбои. Каждой системе присущи как ее функциональные особенности, для реализации которых она и была создана, так и дисфункциональные проявления. Открытость системы, ее полная подотчетность и прозрачность – одно из важных условий ее функциональности и, соответственно, пресечения дисфункциональных прецедентов. А если говорить о бюрократической закрытой системе, подобно господствующей сейчас, то именно она – из-за своей закрытости – в наибольшей степени подвержена коррупции. Коррумпированная чиновничья часть развращает еще здоровую часть государственной элиты с такой быстрой скоростью, что исчезает всякая надежда на излечение раковой опухоли, уже давшей метастазы. Зараза захватывает не только органы государственной власти, но и большую часть общества, тем самым выставляя продажность на святой пост нравственных норм. Коррупция становится самовоспроизводящейся системой, направленной на подкуп и подчинение тех органов и инстанций, которые могут обеспечить ее безопасность и развитие и автоматически элиминировать те инстанции, которые угрожают этой безопасности и развитию. Так возникает организованная преступность на самых высших уровнях социума. Сегодня она стала не только широко распространенной во властных кругах, но и почти легитимной. «Коррупция стала тормозом для ускоренной динамики развития страны, угрозой национальной безопасности, ведущим фактором низких темпов развития экономики, углубления социальной дифференциации общества»[144] . Будь нынешняя система более либеральной, прозрачность, свойственная либерализму, стала бы серьезным барьером для коррупции, бюрократии и прочих подковерных дел и делишек; когда расходы и доходы подотчетны, когда осуществляется общественный контроль за властью, когда журналисты позволяют себе описывать реальную обстановку, есть все основания для пресечения обогащения власти за счет народа. Это привело бы не только к воцарению политических свобод, но и к повышению зарплат обычного простого люда.

Выше мы описали совсем уж сумеречное положение дел как на макроуровне, так и на микроуровне. Сумеречное, но, к сожалению, вполне возможное. В соответствии с ним победа над политически проявляемой бесчеловечностью будет всего лишь временной, сиюминутной. Поэтому еще не факт, что традиционные методы борьбы за равноправие против бесправия приведут именно к тому результату, который видится многим несогласным, готовым идти в народ и работать «в поле». Естественно, мы не можем с точной долей вероятности предсказывать какой-либо ход событий, но такой футурологический прогноз, равно как и другой – более оптимистичный – вполне имеет право на существование.

Есть много оснований предполагать, что так называемая система терроризма работает на возбуждение в массах желания фашизма. Они взорвали соседний дом, а мы, испугавшись, просим у них порядка. И, как мы знаем на примере Ельцина и не только, аморфный президент-либерал (а зачастую в массовом сознании либерал ассоциируется именно со слабаком) не в состоянии привести страну в порядок, а вот «железная рука» это сделает в два счета. То есть, нагнетается такая ситуация, когда массы молят о спасении. И требуется спаситель Адольф Бенитович Сталин. Так тоталитаризм легитимируется.

Наверное, действительно общество получает то государство, которое заслуживает. Что же касается нашего общества, в большинстве своем конформного и бездумного, получает ли оно по заслугам? И да и нет. Если разделять понятия «общество» и «масса», то ответ на поставленный вопрос примет такую форму. Массы вполне заслуживают правительства, лишенного человеческого лица; пассивно-конформным индивидам, трясущимся от страха потерять свою рубашку в виде положения, статуса и денег, поделом. Их не жаль. Но народ, представляющий из себя людей активных, умеющих рационально-критически осмыслять действительность, чьи интересы выходят за пределы нарциссической акцентации на себе самом, заслуживает намного лучшей жизни, чем ему предлагается. В России народ (не масса) существует, но он может только перешептываться, а не говорить в полный голос, так как ему перекрывают возможности для свободной вербализации. Он обречен быть неуслышанным.

Масса безвластна, но тут под словом «власть» я подразумеваю совсем не то содержание, которое дается данному термину в общепризнанном смысле. Здесь я говорю о ницшеанском понимании человека власти или сверхчеловека, которого противопоставляю современной бездумной и безответственной массе. Сам Ницше понимал власть как расширение и рост, как превращение потенций в реальность, что выступает основной потребностью человека. В сущности, это развитие человека и в первую очередь развитие его воли. Воли, способной противостоять тому окружению, которое пытается подавить эти волевые устремления, которое устанавливает над этим человеком железную диктатуру и тем самым сковывает его руки, делает его безвольным. Волю к власти Ницше можно синонимировать с самоактуализацией Маслоу как с фундаментальной потребностью организма, блокировка которой приводит к психопатологиям. И самоактуализация и воля к власти – это потребность в проживании своих потенций и возможностей, основанных, конечно, на свободе выбора. Зачатки этой воли к власти присутствуют в народе, хотя, к сожалению, пока не могут открыто проявлять себя.

Великий философ, представитель направлений экзистенциализма и «философии разума», Карл Ясперс называет политическую современность бесконечным круговоротом, который состоит во взаимном обмане и самообмане, осуществляющихся посредством идеологий[145] . И всем безразлично, обман это или нет. Люди не задумываются об этом. Скорее им интересно найти расположение со стороны элиты по отношению к себе. «Надо уметь уговорить, даже подкупить – безотказно нести службу, стать незаменимым, – молчать, надувать, немного, но не слишком лгать, быть неутомимым в нахождении оснований – вести себя внешне скромно, – в случае необходимости взывать к чувству, трудиться к удовольствию начальства, не проявлять никакой самостоятельности, кроме той, которая необходима в отдельных случаях»[146] . О чем же говорит здесь Ясперс? Да все о том же попрании собственных идеалов, личных убеждений (если, конечно, изначально есть что попирать) в угоду элите. О ничем не прикрытом подхалимстве и лизоблюдстве. Об отсутствии инициативы со стороны простого смертного, поскольку инициатива действительно наказуема. Там, наверху, уже все за тебя продумали, поэтому просто делай бездумно то, что тебе велят. «Тот, кто вступает в сообщество взаимно обусловливающей деятельности, должен вследствие необходимой заботы о его сохранении стремиться к согласию, а не к борьбе; поэтому он отказывается в известных границах от себя, от своего индивидуального существования, чтобы сохранить возможность продолжения общего существования»[147] . А зачем сохранять это общее существование? Что это даст? И насколько соотносятся цели и средства? И далее Ясперс резюмирует: «массовый порядок создает универсальный аппарат существования, который разрушает мир специфически человеческого существования»[148] . То есть, возникает противоречие – или существует масса или существую я, или мое своеволие и существование или универсальный порядок существования. Выбор невелик…

Ясперс говорит о том, что благодаря этому порядку в человеке исчезает бытие как индивидуальная судьба – точнее, похищается. Но, по его мнению, всегда будет идти борьба между универсальным порядком и действительным существованием. Она бесконечна потому, что эти два явления представляют разные стороны одной медали: если одно из них побеждает, оно сразу же уничтожается само. Это диалектическое единство, по мнению философа, непреодолимо в пользу какого-то одного фронта.

Управленцы обращаются к бесспорному авторитету таких понятий, как ответственность; они требуют действия вместо раздумия. Они учат «не заниматься враждебной властям политикой, предотвращать нападение всеми доступными средствами и прежде всего предоставить решение вождю, который найдет наилучший способ выйти из затруднения»[149] . То есть вождь решает все. На то он, наверное, и вождь, чтобы думать за всю страну. Помните у Летова: «новые родятся да командиры, это ничего, видно, так и надо, главное, что дождик унес соринку, главное, что ежик всегда в тумане». Ну были коммунисты-тоталитаристы, появятся единороссы, после них на политическом поприще образуется еще какая-нибудь нечисть – какая разница. Лучше уж «как листовка, так и я».

Не зря все-таки и Бодрийяр, и Ясперс так широко используют понятие «масса». В нашем случае бессубъектную сущность, то есть массу, наполняет весь тот люд, который входит в корпорации типа «Единой России». Им промыли мозги – они и рады. Им описали во всех ярких и красочных подробностях их будущее – они и пошли вперед. Перед ними стали ссылаться на мнение президента (Путин – единоросс) – оно для них оказалось более авторитетным, чем свое-собственное (а это ли не нарушение? Президент ввиду объективности своей позиции разве не должен быть беспартийным?). Масса внушаема и беспринципна, бездуховна и бесчеловечна, чем и пользовались на протяжении всех предыдущих веков все кому не лень, выдавая себя за талантливых политиков и грамотных реформаторов. Масса не имеет мнения, ее мнение – лишь фикция, огромное «ничто»[150] .

Однако мнение всякого рода политиков о том, как «все для всех сделать лучше», также не претендует на роль объективной истины. Откуда мы знаем, что им известен ответ на вопрос «как»? Фуко говорил, что наука как область поиска истины есть лишь служанка власти. Правители мира сего и те, кто хочет ими стать, апеллируют к научным источникам, что само по себе является спекуляцией на научном мнении. Следовательно, истина не находится, она придумывается и навязывается нам как некий категорический императив, сомневаться в котором мы просто право не имеем. Ясперс также считает, что знание навязывается человеку духовной ситуацией.

Универсальный порядок уничтожает человека, и это происходит безо всякого снисхождения к последнему. Но когда умирает человек, то распадается и сама система, сам аппарат, – ведь он не может существовать без людей. Деятельность человека системы, руководителя организации (особенно государственной) подчинена чужой воле, сам же он выступает ее безинициативным исполнителем. Система требует работы без инициативы, без принятия решений самим работающим. Ей нужны выразители воли толпы, воли массы. И если возможность появления людей, не считающихся с мнением масс, будет уничтожена, то Ясперс прогнозирует «такой конец, который мы даже не можем себе представить»[151] .

«Человек, который хочет не только просто существовать, решает, какой порядок будет избран и утвержден; в противном случае человек полностью отдается во власть существования и подчиняется его решениям»[152] . Но недостаточно просто хотеть жить и самопроявляться в процессе своего жизненного пути, поскольку, к сожалению, тот, кто к этому стремится, автоматически лишает других людей возможности к полноценному самопроявлению. Если руководство «Единой России» желает утвердить свою автономию, свое волепроявление, то какими средствами? Средствами подавления свободы воли народа и представителей других политических объединений.

К. Ясперс, ссылаясь на Макса Вебера, говорит о государстве как монополисте легитимного применения насилия. Оно играет двоякую роль: 1) исключает насилие из человеческого существования, теперь мирно следующее законам; 2) концентрирует насилие, увеличивая его рост, в одном месте, в своем-собственном (государственном) проявлении. Государство – это «власть, которая существует посредством угрозы применить насилие или выносит свое решение, осуществляя его»[153] . Как уже говорилось, именно насильственными средствами оно подавляет и склоняет на свою сторону.

Дисциплинарная система, по мнению Фуко, объединяет силы так, чтобы их преумножить и использовать; она «фабрикует» личности, которые для нее выступают не только объектами власти, но и орудиями ее отправления. А надзор выступает основным механизмом дисциплинарной власти[154] . Отсюда вытекает и единоросский иерархический надзор, при котором главы государственных учреждений, проводя политическую агитацию в среде своих подчиненных, склоняют последних к вступлению в корпорацию. От высшего к низшему, от пика должностно-статусной пирамиды к ее основанию. В то же время руководители всяческих ведомств подвергаются надзору, равно как не способны его избежать лица, занимающие еще более высокие посты (главы администраций, губернаторы и мэры). Власть надзирает за самими надзирателями. И хотя Фуко называет дисциплинарную власть анонимной (ее производит не «глава» пирамиды, а сам механизм в целом), мы не можем полностью согласиться с этим мнением. Анализируя частный аспект дисциплинарной власти – поле деятельности «Единой России», – мы придаем особое значение работе «глав» этой корпорации, благодаря которой и раскручивается этот механизм, подминающий под себя абсолютно все, хотя… Дисциплина, по Фуко, не может отождествляться с каким-то конкретным общественным институтом, так как она – тип власти, пронизывающий разные аппараты и институты и связывает их между собой. Даже полиция и тюрьма, созданные государством, не в полной мере подчинены последнему. В своей деятельности они выходят за рамки аппарата государства.

По нашему мнению, данное разделение государственной власти и власти различных государственных институтов не может быть произведено окончательно, то есть не представляется возможным полностью разотождествлять их. Все равно полиция является институтом, исполняющим государственную волю и следящим за исполнением законов. Однако в некотором роде данное разделение имеет место, если обратить внимание на далеко не полное соблюдение полицией законов, а иногда и использование последних в своих корыстных целях. Так, существует много примеров, описывающих использование служебного положения в среде государственных служащих (в том числе и полицейских) во имя достижения сугубо индивидуальных интересов. Так называемый полицейский или тюремно-надзирательский произвол является в сущности примером децентрации власти. Или наиболее ярким примером может выступать массовая политизация на региональном уровне. Достаточно вспомнить выборы 2006–2007 годов, когда местная (городская или областная администрация) принуждала работников государственных учреждений вступать в «Единую Россию» под угрозой увольнения. И зачастую эти репрессивные меры исходили не из Москвы, не от партийной элиты, а именно от местной администрации. Являясь инициативой местной формы власти, репрессивные авторитарные меры если и соответствовали деятельности самой партии, но намного в меньшей степени, чем тем, кто их реализовывал на самом деле. Существует мнение, что в 30-е годы 20-го века «сталинские» репрессии с наибольшим размахом проявляли себя на периферии, а не в месте локализации партийной верхушки. Таким образом, приказы и распоряжения, исходящие из центра, на периферии имеют свойство трансформироваться [и еще более ужесточаться]. И этот процесс трансформации данных распоряжений влечет за собой децентрацию власти. Конечно, мы не стремимся здесь оправдать деятельность Сталина или современного правительства, так как никакой демократичностью и гуманностью они не отличаются. Но и в полной мере демонизировать [только] «центр» также не представляется целесообразным, поскольку власть реализуется не только центром, но и периферией. Самое ужасное-то, что центр не предпринимает никаких мер и санкций по отношению к ретивой периферии, действующей по принципу «заставь дурака богу молиться». Наоборот, он если и не всегда поощряет такую деятельность, но уж явно ей не противостоит.

Если раньше люди видели в государственной политике выражение божьей воли, то сейчас ее там точно нет. Вспоминаются слова Спартака из одноименного фильма: «если боги существуют, то точно не здесь». И хотя теперь, апеллируя к государству, не усматривают в нем божественности, все равно воспринимают его как некую авторитетный структуру. Но кто такой президент и чем он, простите, лучше меня, чтобы я абсолютизировал его мнение? Он тоже человек; такой же как вы, такой же как я.

Политическая структура представляет собой пирамидальную форму, где у каждого человека есть только один начальник, и структура работает благодаря именно вертикальным, а не горизонтальным транзакциям (сигналам). Сигналы по горизонтали – это сговор, предательство. Если сигнал идет по вертикали, но снизу вверх, то возникает бюрократия и нарушение субординации. Простой народ всегда находится внизу, а правящая элита, соответственно, – вверху, и для успешного функционирования системы транзакции должны исходить сверху вниз, а не наоборот. Главная задача – не реагирование на мнения народа, а формирование масс, лишенных какого-либо мнения. Наличие «сигналов с мест» – положительных или отрицательных – симптом плохой работы определенного сектора пропагандистской машины. Там, где все работает четко – там все ясно, там не возникает вопросов и ответов, нет никакого отражения. Там присутствует только исполнение. Там не надо думать, а надо делать. В этом смысле мне очень понравилась надпись на одном из домов в центре города Омска: «Даже не думай. Это несложно», после чего следовала подпись: «Единая Россия».

В описанном виде масса представляет для правительства идеальный вариант своего существования. Идеальная масса – это та, где максимально сокращен зазор между сигналом (приказом) и действием (исполнением). То есть, чем меньше масса думает о приказе, его целях и средствах, тем более идеально сформированной она является. К такой массе можно отнести не только народ в целом, рассматриваемый в контексте государственной власти, но и военный состав, выступающий объектом действия пирамидальной авторитарной военной системы, которая не допускает никакого вольнодумства, а подчиняет себе как действия солдат, так и их помыслы. Внутри такой системы обычный человек – собака Павлова, тупо следующая условным рефлексам. В этой системе субъект – это сама идеология, объект – целевая группа (масса), информационные потоки – пирамида. Я бы сказал, что в данной схеме субъектом является как идеология, так и ее производящие люди; но, конечно, субъективность производимого (идеология) доминирует над субъективностью производящих (люди). В истории человечества, а особенно в истории фашистских режимов, найдется много примеров того, когда люди выполняли чудовищные приказы (допрашивали, пытали, расстреливали), а потом прикрывались тем, что от них ничего не зависит, они выполняли чужую волю и т.д. Особенно плохо, когда человек не просто выполнял такие приказания, но считал, что следует чувству долга. Императив «нет оправдания за неисполнение долга» выглядит более гуманно как «нет оправдания за исполнение [такого] долга». Гестапо и НКВД особенно преуспели в деле следования «долгу», и нынешние приспешники власти выполняют множество нелегитимных приказов, считая, что поступают правильно. Пусть это будет на их совести… Остается только удивляться идеологической силе, способной внушить правильность неправильного, и человеческому фактору, способному внушиться тем, что априори бесчеловечно.

Как говорят авторы «Современного социального программирования», «можно обманывать всех некоторое время, некоторых – все время. Только нельзя обманывать всех всё время». «Власть теперь никого не представляет, так как у народа нет никакого мнения, нет никакого интереса, никакого спроса, никаких потребностей»[155] – пишут Гусев и соавторы. Здесь их позиция несколько соотносится с рассмотренной выше позицией Ж. Бодрийяра. Если раньше политики были заинтересованы в пассивности массы, то теперь, вызвав эту пассивность, они в ужасе хватаются за руки. Провоцирование субъектности – вот то оружие, которым они ударили по пассивности масс. Устраивая выборы, транслируя политические телепередачи и говоря о политике по радиоканалам, они пытаются заставить людей высказаться, обозначить во всеуслышание свое мнение. И не столь важно, на сторону какой партии встанет народ; важно, что он, сказав свое слово, перестанет быть черным ящиком (но вместе с тем критическое слово по отношению к власть имущим неприемлемо). Теперь, когда люди высказали свою позицию, проявили свою политическую субъектность (слово «псевдосубъектность», по-моему, здесь подойдет лучше), к ним перестали относиться как к молчаливому большинству, находящемуся в тени. Высказывая свои политические взгляды, люди выходят из покрова ночи, ступают на свет и тем самым перестают представлять для политиков безмолвное нечто, от которого неизвестно чего можно ожидать. Они становятся прозрачными, они просвечиваются рентгеном, их действия лишаются таинственности подобно действиям заключенных Паноптикума. Ведь правда, если мы не знаем мировоззрения какой-нибудь группы людей, не знаем их идеологии, мы остаемся в неведении относительно поступков этой группы в дальнейшем. Может быть, она будет проявлять тотальный конформизм, а может, встанет на тропу революции, и, набирая обороты, вырастет до размера сильной оппозиции для господствующей власти. Кто его знает, и поэтому мнение народа для власти важно. Это помогает прогнозировать. Оно ей необходимо для сохранения себя самой, но уж никак не для удовлетворения потребностей этого самого народа. Поэтому путинские приверженцы, помимо рекламистких лжеопросов, проводят действительные опросы населения, направленные на фиксацию настоящего мнения, но результаты этих исследований не оглашаются, а фальсифицируются, после чего на суд зрителей вывешивают «сведения» типа: «по результатам опроса, проведенного в деревне Балобуево, 85% населения, то есть 5,5 миллионов человек, поддерживают нас!». «Когда создается видимость какого-то «общественного мнения», власть может легитимировать свое собственное существование, выполнять миссию «ответственного» за обслуживание запросов населения и чаяний людей. Только так любая фирма может сказать, что ее существование не бессмысленно, что она не просто навязывает людям потребность, а потом ее же удовлетворяет, а реагирует на действительный спрос», – пишут авторы «Современного социального программирования»[156] . И тогда масса и властители меняются местами: масса должна стать субъектом и проявлять свободу, разум, волю, ответственность.

Даже если какие-нибудь независимые представители прессы периодически опрашивают общество, и эти опросы действительно ничем не ангажированы, они все равно не отражают реального мнения опрашиваемых. Часто люди боятся даже себе признаться в своем недовольстве властями, не говоря уж о том, чтобы открыто заявлять об этом в микрофон или телекамеру. Поэтому ярлык «по данным социологического опроса,…» не всегда в большей степени внушает доверия, чем очередной наитупейший единоросский перл «неявка на московские выборы – показатель высочайшей поддержки населением «Единой России».

Что касается проблемы большинства, то тут есть еще один крайне интересный в своей парадоксальности аспект. Корпорация часто говорит: «за нас – 80% избирателей». Причем эта фраза может красоваться на первых страницах газет еще задолго до выборов. Откуда же они знают такой процент? Статистика, соц. опросы? Вряд ли. Большинство не заслуживает того, чтобы его опрашивать (в прямом смысле слова), тратя на этот процесс много государственных финансов. По крайней мере, до выборов правители не станут заниматься не царским этим делом, а во время выборов забудут о серости массы и сразу начнут проявлять к ней предельно наигранное уважение (мы уже говорили о стремлении государства превратить черный ящик в прозрачный объект). Хочется спросить: «а почему так мало – только 80%, а не все 100?». Выходит, государство, желая прибрать к себе большинство, заведомо апеллирует к мнению большинства. «Вы за меня проголосуете потому, что вы уже за меня проголосовали». Отличная фраза, не правда ли? Такое обращение к народу как минимум неуважительно. Так можно обращаться к бодрийяровской массе или фукианской непролетаризированной черни – они все равно съедят и попросят десерта, – но не с народом как совокупностью мыслящих людей, интеллектуалов. Публикуя подобные выражения, государство обращается с народом как с дешевкой, как со шлюхой, которую всегда можно заболтать, не напрягая при этом свои умственные способности.

Не во всех случаях власти требуется наличие референтной для общества группы, которая верит власти. Чтобы вера функционировала, чтобы она имела гаранта самой себя, необязательно должен быть искренний субъект этой веры (типа всего населения деревни Балобуево); достаточно просто предположить, что он существует, создать его виртуальную, массмедийную репрезентацию, наконец, создать новость, создать событие. Искусственно сформированная мифологическая фигура, пусть даже не существующая в реальности, с успехом гарантирует в глазах медиа-пользователей не только свою эмпирическую данность, но и легитимирует свою веру властям. Смешно и трагично выглядят фразы типа «В таком-то регионе нас поддерживают 95%». При этом жители этого региона недоумевают, так как каждый знает про себя, своих соседей, родственников и друзей, что никто из них на самом деле не поддержал корпорацию на выборах. Откуда же такой процент? Действительно, неважно, как проголосуют, а важно, как подсчитают голоса. Процедура современных выборов настолько прогнила изнутри, что от настоящих выборов в них ничего не осталось. Если кто и выбирает, то не простой народ, а политическая элита, внутри которой заранее предусматривают будущих ставленников на высокие посты[157] . Мы же – обычные смертные – лишены права как выбирать, так и быть выбранными. Выборы фиктивны – это факт. И вместе с тем ставленники на депутатские и на губернаторские посты могут быть лоббированы только партией, то есть ни о каком самовыдвижении и выборности и речи идти не может. Мы наблюдаем двустороннее нарушение выборности как одного из главных условий демократии. Что это? Прямое нарушение верховного закона страны – Конституции. «Президент Российской Федерации избирается на четыре года гражданами Российской Федерации на основе всеобщего равного и прямого избирательного права при тайном голосовании»[158] , – написано в основном законе Российской Федерации (ст. 81), что, правда, не реализуется на практике никоим боком. И нарушает Конституцию нынешний царь всея Руси, то есть президент, который, наоборот, должен быть ее гарантом (согласно Конституции же).

Мало кто в Омской области знает, сколько времени здешний губернатор является губернатором; мало кто знает потому, что губернатор стал губернатором в далекой древности и остается им по сей день. Целая толпа мэров за это время сменилось, а он остался у руля. Когда человек долго находится в тазу с нечистотами, именуемом властью, рано или поздно он растворяется в нем, сгнивает заживо как личность, умирает духовно и, соответственно, другим жизнь портит. Это касается не только губернаторов, а любых чиновников; на каждого из них власть влияет своим особенным «нечистотным» образом и никто из них не имеет права обладать ей вечно. А выбирать должен народ, а не президент и не премьер.

Как вообще можно объяснить президентскую преемственность, факт которой очевиден каждому: Путин – ставленник Ельцина, Медведев – ставленник Путина? Передача бразд правления из рук в руки, от одного «помазанника божьего» к другому, настоящая монархия. Поставили, кого хотели, а народ спросить забыли. Кроме того, как можно доверять новым ставленникам – Путину и его последователю, – как можно верить в их моральные качества, если известно, что Путин изначально был выдвинут коррумпированной ельцинской группировкой, которая называлась «Семья»? И этой самой группировке было необходимо выдвижение «своего» человека в качестве гарантии от возможного возбуждения против нее уголовных расследований. Послушный исполнительный Путин оказался лучшим вариантом. Ельцин передал Путину бразды правления, взяв с Путина обещание об обеспечении полной неприкосновенности семьи Ельцина. Это был наилучший вариант для ельцинских близких избежать уголовных преследований за их преступления против народа. В общем, у государства все идет по плану; ему нечего бояться, когда у руля стоит достойный и обожаемый преемник. Да и вообще, позор России – президент, выросший в лоне ментальности советских спецслужб и продолжающий карательное дело НКВД и КГБ. Мировоззрение чекиста – неприятие оппозиции, идиосинкразия к открытости, недоверие к народу [и вообще к кому бы то ни было] следование принципу «мое мнение всегда правильное, потому что оно мое». Чекист-политик, а еще хуже, чекист-президент – опасность для страны. От него априори нельзя ожидать либерализации.

Преемственность, о которой я говорю, совершенно не означает, что Путин продолжил политику Ельцина. Это не так, вектора их политической деятельности в некоторых аспектах просто антагонистичны. Однако факт остается фактом – несмотря на стимулировавшееся тогда многомыслие, ельцинская администрация, боясь за себя, не посчитала нужным учесть мнение народа относительно будущего президента и поставила на пост главы правительства того, кто был необходимым именно ей, но уж никак не народу. То же самое сделал Путин, выдвинув мало кому известного Медведева, который, кстати, раболепно продолжил дело своего предшественника. По моему мнению, Медведев – это не президент, обладающий политической самостью, а всего лишь функция, двумерный картонный персонаж. Вряд ли он чем-то действительно управляет, а вот им управляет Путин. В определенный момент – в момент завершения второго срока Путина – Медведев как послушное лицо оказался нужным… Возможно, у этого тандема есть почва для конфликтов. Однако пока они работают достаточно слаженно, рука об руку реализуя свой корпоративный проект экономического обогащения и властного самоутверждения.

Я нисколько не удивлюсь, если вдруг, по окончании своего срока в 2012 году, Медведев будет агитировать народ за то, чтобы на пост президента вернулся Путин. И Путин вернется – пусть избранным не народом, а верхушкой [и самим собой], но вернется. Вот уж действительно – многие оккультисты и прочие адепты практики оттопыривания чакр сегодня вещают о конце света, наступающем якобы в 2012 году… Возможное возвращение Путина не будет означать серьезного изменения политической ситуации в стране, так как он и сейчас намного больше, чем сам президент, влияет на политику и экономику. Совершенно не важно, президент Путин или премьер-министр; главное – он у руля. Его возможное возвращение будет означать то, что путинизм продолжит свое существование со всеми вытекающими отсюда последствиями. Что авторитаризм никуда не ушел.

Общественность не может влиять на государственную политику. У общественности связаны за спиной руки, а рот заткнут кляпом. Оказывать влияние на государство может само государство и больше никто, и решения принимаемые Кремлем, – это решения, принимаемые только Кремлем, только социально-политической элитой. Мы не можем выбирать губернаторов, и решение об их назначении государственной властью ни от кого не скрывается; народ это съел, как и в будущем съест любые унизительные выходки нынешних Муссолини и Пиночетов. Хотя ранее Путин публично заявлял, что нельзя отбирать у людей право выборов, а в первом своем обращении к россиянам в качестве исполняющего обязанности президента (1999 г.) он сказал: «свобода слова, свобода совести, свобода СМИ, права собственности – эти основополагающие элементы цивилизованного общества будут надежно защищены государством». М.А. Губин и А.В. Скиперских описывают случаи давления власти на губернаторов, чья идеология противоречит инициативам президента, и прямо говорят о том, что губернаторы сейчас – не самостоятельные субъекты власти, а всего лишь элементы, интегрированные в жестко организованные властные системы, подчиненные центру[159] . Так что губернаторы «не имеют права» реализовывать политику, противоречащую политике государственной власти. Мне сложно представить, что мэр или губернатор вздумает хотя бы выступить с критическим замечанием в адрес Кремля. Те же, кто себе позволяет таковые опрометчивые выходки, не только рискуют потерять поддержку со стороны государства, но и неизбежно выстраивают себе путь к отставке. А вот взятки брать и всеми усилиями плодить коррупцию им дозволено, как это дозволено офицерскому составу силовиков. Если в Китае губернатор ловится на взятке, в лучшем для него случае его увольняют, а в худшем – расстреливают. Если в Китае какой-нибудь генерал сбивает бабушку на дороге, его сажают в тюрьму или расстреливают. Если это происходит в Белоруссии, исход для чиновника будет практически такой же, как если бы он жил в Китае; несмотря на самодержавие, неприятие свободной прессы и прочие грехи, свойственные классическим формам авторитаризма, Лукашенко не допускает, чтобы свои отмазывали своих. Нет там такой круговой поруки.

У нас же не только против виновного не возбуждается уголовного дела, но оно вполне может возбудиться против убиенной бабушки, которая «сама виновата». Я не пытаюсь оправдать высшую меру наказания, но лишь говорю о том, что наказание должно преследовать всех виновных – независимо от его цвета кожи и глаз, национальности, статуса и партийной принадлежности. В Китае власть становится на сторону жалобщика, свидетельствующего против местных властей. В России жалобы на местную власть, именуемые государственным преступлением, караются огнем и мечом. Да, в Китае нет демократии, но там есть хотя бы относительная справедливость. В России же нет ни того, ни другого. В Китае власть дает народу хоть что-то, а в России власть дает чиновникам многое, а народу – НИЧЕГО. В Китае власть думает о стране, а в России власть думает о себе. Неудивительно, если в недалеком будущем мы проиграем Китаю не только нашу экономику, но и территорию.

Возвращаясь к теме выборности, стоит выразить недоумение по поводу критерия, в соответствии с которым назначаются губернаторы. Естественно, симпатия / антипатия народу к тому или иному кандидату на сей высокий пост критериальным статусом не обладает. Опять же в Китае главный показатель работы губернатора – содействие росту ВВП: если ВВП растет, губернатор работает хорошо, а если падает, губернатора необходимо менять. Поэтому в Китае каждый губернатор заинтересован в инвесторах, появившихся в подвластном ему регионе. У нас же в том, кто путем строительства заводов или еще чего-то начинает хорошо зарабатывать и тем самым обеспечивать рост производства, власть видит не спасителя экономики, а конкурента, а посему применяет к нему соответствующие санкции. Все-таки разные страны Россия и Китай…

Однако официально считается, что мэры в России выбираются. Вполне логично – запретить выборы тех, кто стоит чуть выше (губернатор) и разрешить выборы тех, кто стоит чуть ниже (мэры). Поскольку многое зависит от первых и всего лишь малое – от вторых, государственная власть, используя такую стратегию, еще больше сохраняет саму себя. Но на самом деле она стремится к полной самобезопасности, и не допустит появления неугодного ей мэра. Как бы там ни говорили, что мэры выбираются, по сути они так же, как и губернаторы, назначаются верхушкой. Просто об этом не заявляют официально, поддерживая хотя бы минимальную иллюзию выборности.

В феврале 2010 г. В городе Омске проходила активная пиар-акция в поддержку некоего Игоря Зуга, выдвигаемого на пост мэра. Насколько я помню, этот человек в широком смысле нигде не засветился, также как Медведева мало кто знал до того, как он стал президентом. Примечательно то, что кроме него одного, наблюдался еще один кандидат на этот пост – и оба единороссы! На остановках висели объявления «Омску нужен Игорь Зуга», по квартирам разносили рекламные листовки в его же честь,… но я нигде не увидел имени какого-нибудь принципиального [оппонирующего партии, а не Зуге] конкурента. Власть в очередной раз решила самовольно, не спросив народ, выставить своего человека, и завуалировала свое самоуправство под выборность. Но какие могут быть выборы, если предоставлено право выбирать из одного кандидата? Выбор из одного варианта – поистине сколь мощное, столь и глупое изобретение. А массы все съедят, массы даже не подумают о том, что выбора никакого нет. Главное – мнение властной элиты. И, уж конечно, вслед за особой необходимостью переизбрания мэра снова закрутился маховик полит-пиара со всей присущей ему глупостью и надменностью. Надменность была хорошо выражена в словах на плакатах, висящих возле крупных магистралей: «Проветрим город – выберем нового мэра». Просто апофеоз неуважения к мэру предыдущему закован в эти строки. Глупость была хорошо выражена в лозунге на календарях, где под изображением котенка написано: «стань тигром – выбери Зугу». Просто апофеоз неуважения к народному интеллекту содержится в этих словах. Агитация, годная разве что для торговли туалетной бумагой или дешевым шампунем.

«Избрать» президента в лице тандема Путин-Медведев (и только их) народу позволено. Мало того, народ обязан их «избрать». А вот избрать народу собственную судьбу категорически не позволяется. Народ наш, по авторитетному мнению верхушки, недостаточно зрел для того, чтобы выбирать свою судьбу, а вот верхушка вполне созрела, чтобы решать за других судьбу других же.

В «Большой российской энциклопедии» (1997 г.) приведена дефиниция понятие элиты, где говорится о существовании концепции множества элит (политическая, экономическая, военная, научная, религиозная, культурная, административная), которые уравновешивают друг друга, благодаря чему предотвращают установление тоталитаризма. Авторы книги «Демон власти» оппонируют такой теории, приводя пример фашистской Германии, когда наличие разнообразных элит не помешало установлению гитлеровского режима, и утверждая, что баланс элит – это мерило не демократии, а устойчивости системы власти. И хотя авторы, как показал опыт, ошиблись в том, что в Америке чернокожий президент невозможен, но они совершенно справедливо сказали, что в России не может быть президента, не связанного с Кремлем и партией власти, появление которого поставит под удар «баланс» элит и породит ненужное брожение умов[160] . Внезапное смещение центра бытия сопровождается сильнейшим сопротивлением со стороны тех, чьи позиции под угрозой. Мало кто хочет быть сброшенным с привилегированного пьедестала, а уж наши правители явно не то что не испытывают таких желаний, но готовы пойти на все, чтобы остаться у руля, продолжить разворовывать страну и воплощать свою гнусную политику издевательства над народом во всех ее античеловеческих формах. Воистину, вместо героического плана поднятия России с колен господствует принцип «после нас – хоть потоп».

Проявлять пассивность – далеко не лучший выход. Перестать говорить и войти в темную сферу безмолвия, найти себе пристанище внутри фрейдовского Оно и остаться в темной области бессознательного, чтобы цепким клешням и ярким прожекторам было трудно до нас дотянуться и осветить наши лица, безмолвием ударить по самому главному врагу человека – тоталитарному государству, – не вариант решения. Безмолвие карается. Как? Бытует мнение, что голос человека, не пришедшего на выборы, без его согласия отдается за ту партию, которая является «нужной»; не пришел – значит, все равно проголосовал, но за того, за кого «надо». Это незаконно со стороны сотрудников избирательных участков и тех, кто им это приказал делать, но тем не менее… – законность и современное правительство – вещи предельно разные и несовместимые. Не факт, конечно, что такое поведение властей имеет место, что это не сплетни, но, учитывая тотальность и откровенную бесчеловечность политики «Единой России», в реализацию на практике такого поведения вполне можно поверить. Хитрость государства не знает пределов и легко перерастает в откровенную наглость, и между этими двумя качествами зачастую трудно провести границу.

Не стоит прятаться в тени безмолвия, а необходимо проявлять подлинную субъектную позицию, так как «устойчивость собственной позиции – эффективное средство изменения позиции окружающих»[161] . Устойчивость, напористость и уверенность, проявляющиеся при защите своего мнения, – главные факторы эффективности, которые меньшинство может применить для изменения позиции большинства. Исследователи отмечают, что сила меньшинства (в данном случае оппозиции) как источника социального влияния возрастает, если большинством (всей корпорацией) поведение меньшинства расценивается как непоколебимо уверенное, независимое и автономное. «Если меньшинство выглядит согласованным, уверенно настаивает на своей позиции, оно создает межличностный и когнитивный конфликт, которого трудно избежать»[162] . Но где мы можем отстаивать свое мнение? Перед какой-такой публикой? Перед кем? Я рад бы – настойчивости много, но где ее выразить? Негде. Единороссы и об этом позаботились – оппозиция не должна быть громкой и слышимой. Если и оппозиционируем, то втихую (о подкаблучности СМИ мы еще скажем).

3. Лживость пропаганды, псевдоновости, коррупция, роль оппозиции, реанимация ценностей

Н.А. Дьяконова и В.В. Юртайкин провели экспериментальное исследование, направленное на фиксацию уровня склонности к авторитаризму у российской и американской молодежи. Авторы пришли к следующему выводу: российская молодежь по сравнению с американской в меньшей степени склонна поддерживать авторитарную власть[163] . Однако в России сейчас царит намного более жесткая система, чем в Америке. И как объяснить результаты данного исследования? Возможно, как полагают авторы, они учли характеристики только одной возрастной группы – молодежи, но ведь не только молодежь участвует в выборах власти[164] . А может, просто наша молодежь, действительно не склонная к поддержке недемократических объединений, просто не знает, что она голосует за авторитаристов; может, она и вправду надеется и верит в демократизм и гуманизм «Единой России». Если эту гипотезу принять как априорное суждение, то налицо вывод – она не знает, за кого голосует, потому что подвергается обману и умалчиванию. Заметим, что сами исследователи напрямую говорят о своем желании противостоять тоталитаризму: «нам необходимо осознавать существующую угрозу отступления от демократических форм правления и, анализируя составляющие авторитаризма, всячески противодействовать ей» [165] .

Когда вещи и действия освобождаются от своих идей и ценностей, они начинают бесконечно самовоспроизводиться. Смысл существования исчез, а сущее все так же функционирует. Оно безразлично к собственному содержанию, и вследствие этого безразличия функционирование все более усовершенствуется. Исчезла политическая идея, но политики продолжают играть. Так, например, в нашей стране в постперестроечное время термину «демократия» придавали первоначальный смысл, а сейчас для многих смысл слова «демократ» тождественен смыслу слова «олигарх», и сам термин воспринимается почти как ругательство. То есть, мы замечаем извращение смысла, при котором термин теряет свою смысловую составляющую и уже перестает быть синонимом самого себя.

По поводу обмана и лжи А. Гжегорчик пишет: «Тот, кто поверил ложной информации, лишен доступа к определенному фрагменту знания о действительности; это будет продолжаться так долго, пока он не убедится, что был в заблуждении. Те, кто распространяют ложную информацию, фактически пытаются ограничить людей, которым врут»[166] . Автор выделяет такие признаки ненасильственной коммуникации, как: истинность информации, отсутствие отрицательной эмоциональной реакции адресата.[167] И где же мы видим истинность информации, когда «положительные» (для единороссов) новости освещаются, а «отрицательные» замалчиваются, когда корпоративщики напрямую врут, говоря о режиме, к которому они стремятся, когда все поле СМИ превратилось в одну большую манипуляционно вооруженную рекламную кампанию? И где же присутствие негативных эмоций, когда нас методом кнута принуждают к вступлению в корпорацию?[168] Современная журналистика представляется теперь как китч, как китч-журналистика, «которая преподносит потребителю произведения, не отражающие действительность, но являющиеся конструкцией, ее умышленно искажающей»[169] . Эта деятельность совершается в угоду политикам, пытающимся, с одной стороны, скрыть «истинное» методом навязывания через СМИ своей воли, а с другой, «воспитать» массу в соответствии со своими меркантильными интересами. Достаточно вспомнить о том, как Путин, выступая по телевидению, откровенно искажал информацию относительно спасения экипажа «Курска» – он оправдывался за трагический исход операции спасения, скрываясь за штормом, которого на самом деле не было, и приводил еще какие-то несуразные доводы, в которые просто невозможно поверить (говорил о том, что иностранцы, предложившие помощь, якобы все равно не могли успеть спасти экипаж и т.д.). По сути, сохранность жизней экипажа стояла далеко не на первом месте, так как ее обгоняла другая ценность – сохранность компетентного лица правительства, не желающего прибегать к иностранной помощи там, где «сами можем». Результат известен – сами не смогли. Внизу люди умирали, а вверху[170] Путин думал о собственном рейтинге…

Действительно, «нарративность журналистики и не предполагает точного отражения реальности»[171] ; журналистика теперь – это кривое зеркало, кривизна которого способствует массовизации общества. В.Г. Горохов также обращает наше внимание на то, что по открытым каналам транслируется или неполная или фальсифицированная информация; кроме того, по мнению автора «именно свободный доступ к информации приводит к разрушению тоталитарной системы и уничтожению основы для доминирования технократии»[172] . Но нет его, этого свободного доступа. Это лишь глупый потребитель телевидения полагает, что он свободен смотреть то, что хочет, и форма реализации данной свободы – многообразие телевизионных каналов, которые он волен переключать с одного на другой, тем самым «выбирая». Однако политика СМИ, пиар и реклама обволакивает реципиента «паутиной требований, предложений, претензий, ложных и неложных потребностей»: вообще, современные средства массовой коммуникации характеризуются пошлостью языка и пошлостью вкуса.

Однако, по замечанию Ж. Делеза и Ф. Гваттари, массы весьма часто поддерживают интересы эксплуатирующего их класса не из-за своего незнания, не из-за того, что они обмануты, а потому что ими движет желание. «Желание есть везде, где что-то течет и переливается, увлекая заинтересованных субъектов, как, впрочем, и субъектов пьяных или спящих, к смертельным жерлам»[173] . Продолжать эту фразу, говоря о том, как наши правители увлекают «заинтересованных субъектов», формируют у них эту заинтересованность, не стоит – об этом итак мы много сказали. Стоит только повторить, что массы сами желают фашизма, убегая от ответственности за себя, свою жизнь и свой выбор…, а вместе с тем и от свободы. В нашем же случае имеют значение оба этих фактора – лживость СМИ и стремление избежать ответственности; в какой-то степени они наслаиваются один на другой, создавая тем самым некий синтез. Единственное, что хуже обмана – это отсутствие ответа за этот обман…

Следует отметить еще одну игру между властью и СМИ. Ни для кого не секрет, что представители власти должны и обязаны выступать на телевидении, по радио, их выступления должны освещаться на страницах газет. И эти выступления далеко не всегда носят монологический характер. Зачастую требуется выполнения формата «вопрос-ответ», когда журналисты задают вопросы (иногда очень провокационные), а партийцы на них отвечают, и от этих ответов часто зависит карьера политика, чистота его образа в глазах народа. Однако в нашем случае партия умело обезопасила себя от возможностей потерять свое лицо, диктуя журналистам правила. Теперь от «вопросов-ответов» зависит не карьера политика (отвечающего), а карьера журналиста (спрашивающего); «выскочек» не терпят, им затыкают рот кляпом цензуры, играющей по правилам двойных стандартов. Это напоминает университетский семинар, перед которым докладчик просит своих одногруппников задать ему те вопросы, ответы на которые он отлично знает; сразу убиваются два зайца – и видимость создается, и риска никакого.

Когда власть отвечает на вопросы, она перестает быть самой собой и становится подвластной (чего наша современная власть допустить никак не может); но в то же время игнорировать вопросы ей не позволительно. Значит, следует одновременно свести риск к минимуму и «замылить глаза» зрителям. Теперь журналисты не могут спросить все что угодно, теперь характер вопросов жестко детерминирован самими политиками, и вся ситуация дебатов лишает се мероприятия какой бы то ни было объективности. Игра, да и только. Таким образом, мы теперь не можем назвать прессу «четвертой властью» (или какой бы то ни было ее разновидностью); теперь пресса – это служанка государственной власти и не более того. Современные российские СМИ – это неформальный политический институт, «работающий» на корпорацию, монополизировавшую власть. И если раньше СМИ можно было назвать оружием народа против власти, то сейчас она – оружие власти против народа. Путиновидение, путиновизор… – основной метод инженеринга согласия и ментального загрязнения общества. Пресса – это мощное оружие, ибо одного пера хватит для того, чтобы заговорили миллионы языков. Но главное, чей палец находится на спусковом крючке. «Какое бы давление со стороны власти не испытывала журналистика в конкретной политической системе, – пишет В.А. Евдокимов, – она, как светолюбивое растение, пробивается сквозь каменистую почву ограничений[174] ». Но едва ли это так. Сквозь каменистую почву ограничений что-то и пытается пробиться, какая-то малая, незначительная часть тела журналистики, но эти ограничения настолько сильны, что барьер преодолеть становится практически невозможно. И хотя В.А. Евдокимов пишет о том, что журналистика в некоторых случаях должна быть субъектом власти, а не посредником, отметим факт ее посредничества, а не субъектности, что говорит об отличии должного от существующего.

Вспоминается случай, когда во время выступления Медведева один человек из зала выкрикнул в адрес президента обвинение в нарушении Конституции. Реакция последовала незамедлительно; смельчака вывели из зала, закрывая ему рот рукой. Архетипический символ – рот, говорящий правду, – враг нынешней власти, и поэтому его надо затыкать, кабы что нечаянно не прорвалось. А пока его затыкают, Конституция тихонько плачет где-то в темном запыленном уголке сегодняшнего российского бытия. У нас, как у человека, получающего водительские права, но не имеющего автомобиль, есть конституционные права, но они нигде не реализуются. Права имеем, но не можем…

И.Д. Каландия пишет о том, что благодаря современным информационным средствам политические партии находятся под «информационным микроскопом», который обеспечивает их прозрачность для избирателя, что устраняет лицемерие и тайную дипломатию[175] . Такую позицию можно назвать более чем наивной, поскольку СМИ не выступают «информационным микроскопом», а в большей степени его псевдопроявлением. Как СМИ могут микроскопировать власть, если они ей принадлежат? Скорее, объектив их рентгеноскопа направлен на общественность, лишенную политической власти, на электорат, но не на саму власть. Если политические партии и находятся под микроскопом, то только те, кто не допущен к власти, кто находится в оппозиции или играет фиктивную [подкаблучную] роль, и микроскопирует их скорее не СМИ, а силовые ресурсы властвующей партии в виде прежде всего спецслужб. Так, мне лично знакома практика, когда ФСБ вербует представителей какой-либо «неугодной» партии ради того, чтобы быть информированными о ее структуре и планах на ближайшее будущее. Но эти партии являются прозрачными не для избирателя, а для политической элиты, которая сама не микроскопируется никем и ничем.

Государство не столько запрещает, сколько, наоборот, стимулирует и поощряет определенные желания, но фиктивные, неестественные для человека, которого этой стимуляцией ставит в зависимость. Оно, будучи в большой степени регулятором индустрии удовольствий, придумывает и навязывает новые объекты желания и все более изощренные способы их удовлетворения. Наше правительство прекрасно знает, что запретный плод всегда сладок и все недозволенное влечет к себе повышенное внимание. Просто то, что запретно, не является запретным в прямом смысле этого слова, а умалчивается, как будто оно вовсе не существует. Они не говорят «против нас идти нельзя» и редко указывают пальцем на тех, кто действительно против. Вместо этого они говорят «никто не против, все только за».

Наиболее опасный для власти – тот, кто не принимает индустрию удовольствий, не вовлекается в идеологию государственного производства желаний, предпочитая свою собственную «желающую» идеологию. Так, телевидение Бодрийяр называет уверенностью в том, что люди больше не разговаривают друг с другом[176] , что указывает на отчуждающую роль телевидения. Саму же систему масс-медиа французский ученый описывает как источник слов, на который не должно быть получено никакого ответа, что говорит о монополии слова, которое не находится в процессе обмена – не может быть возвращенным. Это явление представляется следующим образом. Слово, исходящее от СМИ – в первую очередь несущее в себе какую-либо пропаганду, – не встречается со своим антисловом. Если этот антитезис и возникает в головах людей, получивших тезис, они не вправе высказать его таким же путем, посредством которого ими было услышано сообщение (тезис). То есть, массы могут (и должны) слушать и воспринимать, но не могут (и не должны) говорить. Слово дано тому, кто представляет власть и «работает» на ее укрепление и усиление, а, естественно, не на разрушение.

СМИ манипулируют не только сознанием масс, но и фактами. В этом и заключается мифологичность СМИ; миф – «система знаков, претендующая перерасти в систему фактов»[177] . Сколько раз за историю существования СМИ народ «кормили» ложью и фальшью? Так, для многих американцев благодаря влиянию на них американского телевидения истинным является мнение, согласно которому именно Россия была агрессором в военном столкновении Грузии и Осетии. Хотя не исключается возможность, что российским массам говорится о таком мнении американцев, чтобы указать на Америку как на внешнего врага, народ которой, возможно, таким мнением не кормится. С другой же стороны, Америка, наоборот, позиционируется как мировая держава, ядро глобализма, перед которым Россия пресмыкается, а потому она не может себе позволить выставлять Америку как врага. Где здесь истина? Домыслов может быть сколько угодно, но правда… – это, пожалуй, только то, что человек видит перед своим носом. Информации становится много, слишком много, она охватывает все и вся, и человек теряется в ней, бесследно утопает в этом бескрайнем массмедийном море сообщений, образов и голосов, в ареале повышенного шума, в полифонии которого исчезает также и real бытие. Технологии информатизации действуют настолько быстро, что культура и человеческое мышление не успевают их подчинить себе, ассимилировать, отрефлексировать многочисленные сообщения. Хаос СМИ рождает ментальный хаос, хаос в индивидуальных и коллективных представлениях и идентичностях. Именно это мы наблюдаем, обращаясь к такому феномену, как новости, и понимая, что в мире СМК – мире гиперреальности – невозможно разобраться, что является настоящим отражением какого-либо аспекта действительности, события, а что – его полной фабрикацией; скрывается действительность и скрывается это сокрытие одновременно.

Существует такого рода теория. Если правительство, у которого СМИ под «каблуком», будет постоянно питать общественность фальшью, рано или поздно кто-то докопается до истины; но если создать два рода лжи, противоположные по отношению друг к другу, и поместить общественность как раз между ними, то найти истину будет намного сложнее. Поэтому в наше время стало неизвестно, чему верить и верить ли вообще чему-нибудь. Каждая мысль наталкивается на своего противника, но не нейтрализуется антиподом, любое обвинение встречает оправдание в агональном коммуникационном пространстве, создающем включенность в изнуряющую интерпретационную активность. Заинтересованные группы [власти] сливают нам на головы сбивающую с толку информацию для обеспечения секретности существенного и эксклюзивного знания. Массы ограниченны в знании, но зато с избытком информированы последними «истинами» – зачастую банальными и вульгарными. Коммуникационное пространство усеяно вирусами, которые одновременно являются самой информацией и тем, что ее уничтожает. Новости необходимы массам не столько для информации, сколько просто для развлечения[178] , и эту функцию они с лихвой обеспечивают. А когда нет полной информационной картины [и когда, она, собственно, не особо нужна], когда ее место занимает противоречивый эклектичный псевдоинформационный коллаж, невозможно сделать рациональный выбор.

В массовой литературе, часть которой претендует на научность, муссируется идея грядущего глобального потепления. Казалось бы, в ней приводятся хорошо аргументированные доводы в защиту данной концепции, однако многие ученые с ней категорически несогласны, считая, что потепление – это миф, придуманный специально какими-то структурами, которым он выгоден. Возможно, именно этими структурами [если мы будем верить второй точке зрения] сделан заказ на создание, например, фильма «Водный мир», где показывается облик будущего человечества, оставшегося в живых после потопа, вызванного потеплением. Искать здесь истину – в пользу одной или противоположной концепции – дело неблагодарное. Однако, отвлекаясь от этого расхождения, многие факты указывают на то, что не только интерпретации событий и новостные мифы бывают вовлечены в целенаправленную технологию, благодаря которой они создаются кем-то ради определенной выгоды, но зачастую эта технология затрагивает также сферу искусства, к которой относятся кино и музыка. Так, не зря ведь пишутся хвалебные песни в адрес Путина (а в Советском Союзе сочинялись песни, прославляющие социализм и его вождей), не зря ставятся те или иные фильмы, по сути являющиеся оболочкой, скрывающей некую идею, которую кому-то необходимо донести до широкой общественности. Так, А.И. Фурсов отмечает, что в 90-е годы в Америке вышло много блокбастеров о космической угрозе по заказу НАСА, которое правительство урезало в финансировании; посредством этих фильмов создана выгодная для НАСА атмосфера, благоприятствующая для возобновления финансирования[179] . Может быть, эта мысль выглядит несколько претенциозно, однако следует согласиться с тем, что некоторые продукты массовой культуры создаются «не просто так», а в том числе ради идеологической или экономической выгоды. Так что эти культурные продукты вполне могут быть политически, идеологически или экономически ангажированными.

Причем может иметь место разноуровневое запутывание – как на масштабном (глобальном) уровне, касающееся каких-то общегосударственных или общенародных проблем, так и на локальном, где аспект ставится на мелочные ситуации. Примером первого может служить конфронтация между социализмом и капитализмом. Одни говорят, что первое приводит к благоденствию, а другие – что второе, хотя на самом деле это очередные мифы. Исторический опыт показывает, что эти две глобальные схемы общественно политических режимов если не тождественны, то мало чем отличаются, и вряд ли стоит превозносить или, наоборот, критиковать одно за счет другого. Одни страны живут хорошо, а другие плохо, но и в тех и в других есть частная собственность, равно как и наоборот – кто-то живет хорошо с общественной собственностью, а кто-то не очень; при любых режимах – капиталистическом ли или социалистическом – вполне успешно реализовывался принцип «чиновник отдыхает – рабочие сдыхают». Примером второго служит любая новостная сводка о текущих событиях, которые затрагивают общественность лишь на короткое время и быстро забываются, так как в скором времени на их место приходит муссирование других событий, характерных для этого же уровня.

Когда нам долгое время говорят одно, а потом начинают активно убеждать в противоположном, после чего придумывают что-то третье, то мы становимся настолько запутаны этими «истинами», что не можем быть твердо убежденными ни в чем. Или же когда нас просто пичкают одним и тем же долгое-долгое время, и это одно и то же исходит с экранов телевизора, газетных страниц, с некоторых сайтов Интернета и радиоприемников, причем не давая возможности фигурировать в масс-медийной среде альтернативным точкам зрения, благодаря такому постоянному повторению у нас утрачивается способность критически оценивать поступающую информацию. И можно подумать, что эти самые альтернативные (подпольные) каналы получения информации и есть та самая вторая ложь, которые специально создаются ради усыпления сознания реципиента наличием (или иллюзией наличия) какой-то оппозиции. К тому же многие люди считают так: если есть альтернатива, и если она запретна, значит, та, информация, которая ей преподносится, истинна; а иначе зачем же ее запрещать. Но создатели «истин», естественно, осведомлены о подобных психологических особенностях, чем могут свободно пользоваться, еще более запутывая народ. Наша мысль созвучна идее С.Л. Бурмистрова о том, что нам известна не реальная картина общественных событий, а только то, что транслируется через газеты и телевидение, а это далеко не одно и то же[180] . Психологические установки масс – один из ресурсов, управляя которым, управляют страной. Многие факты, уже описанные здесь, говорят о том, что за предоставляемыми общественности сведениями существует некий «скрытый горизонт», который благодаря своей скрытности почти неуловим и не позволяет нам поймать себя за руку.

Многочисленные потоки противоречивой информации создают основную ценность – доверие ко всему, а значит, недоверие ни к чему. Каждая монументальная истина с неизбежностью сменяется следующей – более монументальной и более истинной. А если они существуют одновременно, в сознании реципиента создается настоящий хаос, сплошной когнитивный диссонанс. Приводя пример этого диссонанса, не нужно далеко ходить; ежедневно по телевизору мы видим репортажи об убийствах, грабежах, беспризорных детях, после чего нам показывают всенародное восхищение «Единой Россией». С.А. Батчиков обвиняет в создании такового ментального хаоса тех, кто движет мир к диктату мирового правительства, представленного в транснациональных корпорациях, глобализаторов, одержимых безнравственной идеей «золотого миллиарда»[181] . Естественно, его мысль имеет под собой реальную основу, но в то же время в качестве инициаторов можно назвать не только какое-то там далекое мировое правительство, но и непосредственных создателей новостей, репортажей, рекламы и т.д. У каждого из них в отдельности нет цели создать противоречивый ментальный образ в сознании реципиента, но он генерируется благодаря не индивидуальной (локальной) воли, а сосуществованию различных индивидуальных воль, каждая из которых конструирует свой репортаж, отличный от других. Совокупность этих индивидуальных воль – примерно то же самое, что точечная власть в фукианском понимании – децентрированная, разновекторная и исходящая из разных точек локализации властных очагов.

«Сам рынок конспирологической литературы во многом призван дезориентировать людей, топить их в потоке информации, в котором они не способны разобраться, отвлекать внимание от реальных секретов, от тех мест, где их действительно прячут»[182] . И на помощь этому рынку, а точнее, некоторым индивидуальным волям (или очагам власти) приходит наука или некое «знание», всего лишь обернутое в наукоемкую оболочку. Перед этим «знанием» ставится задача – не поиск истины (основная цель науки), а оправдание в глазах общественности действий заказавшей данное «знание» группы лиц. Таким образом реализуется связь «власть-знание». Например, тоталитарные режимы ради оправдания политики террора склонны апеллировать (в основном спекулятивно) к авторитетному мнению. Сталин обращался к марксистской философии (и весь социалистический дискурс – не только научный – был ей ангажирован), Гитлер прикрывался ницшеанством; кроме того, в эпоху гитлеризма наука была призвана легитимировать нацизм созданием теорий о расовом превосходстве и т.д. Нынешняя власть просто апеллирует к [безличному] авторитету современников: «по мнению экономистов, принятые нами решения относительно дальнейшего развития страны наиболее оптимальны…». Но отсылка к некоему известному и общепризнанному источнику необязательно легитимирует фразу, содержащую эту отсылку; в некоторых случаях скорее наоборот, отсылка призвана скрывать нелегитимность фразы.

Интерес властвующих верхов способен встраиваться в научный дискурс, задавать тот или иной вектор развития этого дискурса, классифицировать проблемы как научные и ненаучные, актуальные и неактуальные. Однако такая политическая интервенция, в силу степени ее вмешательства, отчуждает науку от самой себя, лишает ее объективности и собственно научности. Конечно, исходя из взглядов М. Фуко на взаимоотношения власти и знания, одно без другого существовать не может, и между ними обязательно присутствует детерминизм. По замечанию Ж. Делеза, знания не могут интегрироваться без существования дифференциальных отношений власти. Но как отношения власти определяют отношения знания, так и происходит наоборот[183] . Похожее высказывание мы находим у Ж. Лиотара, который, считая знание и власть двумя сторонами одного вопроса, поднимает проблему: кто решает, что есть знание, и кто знает, что нужно решать?[184] . Таким образом, оба компонента образуют единую нерасчлененную связку. Но степень подконтрольности науки властным структурам (в прямом понимании термина «власть») может быть различной, и чем она меньше, тем больше шансов у науки оставаться самой собой. Вместе с тем наука не всегда может дать ответ на какой-либо вопрос не столько потому, что она зависима от транснациональных корпораций или иных очагов власти, а потому, что она сама далека от совершенства и в состоянии решить не любую проблему. Эта мысль кому-то покажется тривиальной, но таковая очевидность очевидна далеко не всем, поскольку общественное мнение продолжает уповать на науку и воспринимать ученых как неких гуру, хранителей сакральных знаний, периодически открывающих завесу таинственности и просвещающих людей в том, как, например, тот или иной медицинский препарат влияет на организм и сколько раз в неделю следует заниматься сексом. «С точки зрения ученых…», – декламирует реклама. «Наукой было доказано…», – говорится на телевидении. Но такие фразы не всегда стоит воспринимать как неоспоримые референты. В конце концов, бывает, что позиции разных ученых в отношении объяснения какого-либо явления кардинально расходятся. Достаточно посмотреть пристально на медицину, внутри которой полно противоречий, но внимательный взгляд на нее потребует проведения отдельного исследования, что уже не укладывается в рамки настоящей работы.

Когда мы сталкиваемся с различными мнениями, этот информационный конфликт рождает сомнения в истинности одной (или обеих) предоставленных нашему вниманию теорий. Как отмечал Х. Ортега-и-Гассет, «со-существование двух противоположных верований естественно переходит в «со-мнение»[185] . И – по сути дела – сила сомнения в таком (антагонистическом) случае будет обратно пропорциональна серьезности и убедительности фактов, защищающих данные концепции. Но если ни у той, ни у другой теории нет монументальных фактуальных оснований, с которыми мы как реципиенты были бы знакомы, естественным образом мы должны засомневаться. Дело в том, что многие так называемые новости звучат именно как домыслы, ничем не подтвержденные. И эти домыслы постоянно бомбардируют нас своей «информацией», создавая в конце концов, с одной стороны, перенасыщение сведениями, а с другой – настоящий информационный вакуум. В результате у человека теряется почва под ногами, и он…

а) начинает верить во все подряд, но, так как сведения зачастую противоречивые, его субъектность растворяется, лишается целостности, шизофренируется;

б) перестает верить чему бы то ни было, превращаясь в отъявленного скептика;

в) произвольным образом выбирает наиболее близкую к своей системе ценностей идею или совокупность идей и верит только в нее, – верит скорее не потому, что она более основательно преподнесена по сравнению с другими, а потому, что она ближе к его Я.

Кстати, в последней стратегии заключен распространенный социальный стереотип, согласно которому люди стремятся воспринимать ту или иную информацию хотя бы потому, что она подтверждает уже существующую картину мира, и пытаются игнорировать ту информацию, которая отвергает сформировавшееся мировоззрение. Именно так можно объяснить, к примеру, убежденность старшего поколения в том, что по телевизору всегда говорят правду. «…важнейшим признаком терроризма являются не жертвы, а информационный эффект»[186] . Информационный эффект, а не знаниевый… Информация приходит на смену знанию и становится мощным оружием в руках ее распространителей. Информация, формирующая необходимое общественное мнение, сильнее бомбы.

Субъект – как индивидуальный, так и общественный – воспринимает в своей жизни не структурную модель мира, где все элементы взаимосвязаны, а калейдоскопическую, внутри которой вместо четких взаимосвязей наблюдается в первую очередь многообразие противоречий. Ее можно повернуть одним боком, и с ее содержанием вследствие такого переворачивания произойдет трансформация, а можно – другим боком, что заставит содержание измениться как-то по-другому. Из множества противоречащих друг другу истин, идеологий и позиций можно выбирать какую-то одну, две, три, но редко когда можно быть уверенным в непогрешимости своего выбора. Ибо калейдоскопичность – это хаос, хаос сосуществования информационно-идеологических образцов. Факт – это само сообщение, не подтвержденное никакими фактами. Достоверность – это факт того, что мы получаем различные сообщения, но не их внутреннее ядро. Достоверность реальности сводится к ее наполненности сообщениями, но внутри самих сообщений реальность едва ли обнаруживается. Сообщение означает только факт сообщения. Здесь вопрос уже ставится не так «Кто нас обманывает?». Теперь он звучит несколько по-другому «Кто нас запутывает?». И несмотря на тот антиверификационизм, которым были проникнуты последние слова, на вопрос «Кто?» мы можем однозначно ответить. Это те кто владеют СМИ. А кто владеет СМИ, нам известно. Следовательно, логика проста…

Информация и знание – не одно и то же. Согласно Ж. Бодрийяру, информация – это «не знание, а то, что заставляет знать»[187] . Как верно замечают А. Бард и Я. Зондерквист, когда мир тонет в океане хаотических информационных сигналов, возрастает ценность существенного и эксклюзивного знания[188] . Информация должна быть источником знаний, но не заблуждений. А дискурс фрагментаризации, запутывающий человека, уничтожает не только подлинное знание, но и, соответственно, интеллектуала, обладающего этим знанием, вместо которого появляется человек с узким и хаотично-осколочным мировосприятием, лишенный цельной картины реальности. Как уже говорилось, в мире глобальных потоков информации никто не претендует на роль интеллектуала, обладающего всеми необходимыми [энциклопедическими] знаниями. А когда начинает происходить настоящая бомбардировка противоречивыми сведениями, существование интеллектуала еще более обессмысливается и сводится на нет. В мире, становящемся зыбким от информационных потоков, зыбким становится сам человек, так как переизбыток [противоречивой] информации шизофренизирует его, уничтожает критерии разделения информации на истинную и ложную, что приводит к рефлексивному кризису. Если рефлексия – это способность анализировать знание [не только о себе, но и о мире вообще], то едва ли стоит о ней говорить в ситуации, когда анализ знания сталкивается с настолько труднопреодолимой стеной, что становится почти невозможным; на место восприятия информации и ее обработки приходит психоделическое головокружение от информационных потоков. Субъект под этим страстным напором превращается в чистый экран монитора, точку притяжения для различных сетей влияния, выражающих свое существование посредством языковых игр. Интенсификация и ускорение коммуникационных процессов приводит к массовому замешательству и атрофирует психологические защитные силы перед лицом недифференцированной гиперинформатизации; концепт «личное мнение» размывается. Нет однозначного и общего критерия, способного разделить [легитимировать или делегитимировать] все возможные и существующие языковые игры, с чем связан закат нарраций, а вместе с ним и фрактализация, то есть разделенность, «человека знающего». Множество взаимно противоречивых теорий, игра переменчивой взаимосвязи причин и следствий со вставшим на уши старым добрым принципом детерминизма – все это провоцирует какую-то ментальную эксплозию, взрывная волна от которой исходит во все стороны, чем рождает еще больший псевдоинформационный профицит и неизбежную энтропию знания. Невольно вспоминается бодрийяровский диагноз современности, которую он именует алеаторной, то есть непредсказуемой и неопределенной, утратившей соразмерность субъекта и объекта познания, делающей наше мышление таким же алеаторным, формирующим только гипотезы, не способные претендовать на истинность[189] .

Мегаинформационность можно именовать порнографической информационностью с ее текучестью, какой-то принудительной читабельностью и особенно противоречивостью. В ней уже нет скрытности и таинства; наоборот, вместо потаенности мы видим слишком выпяченное-то, что не увидеть становится сложно. Но это не эксклюзив, это его эрзац-то, что растворяется в мегамножественности информационного «эксклюзива», обрекая себя на обесцененность. Ценен тот продукт, которого мало, которого не хватает; информации много – она не ценна. Как пишет Ж. Бодрийяр, пространство радиостанций настолько перенасыщенно, что станции перекрывают друг друга и смешиваются до точки невозможности коммуникации[190] . Хотя – примеряя эту мысль к современной российской действительности – ее следует принять с оговоркой: плюральная перенасыщенность радиостанций включает в себя в основном только неполитические области, а в сфере политики радио [и другие СМИ] отличаются неплюральной перенасыщенностью.

Новости выступают как продуктом политической идеологии, так и средством заработка журналистов, которые идут на все что угодно, лишь бы поднять свой рейтинг, на любые абсолютно неправдоподобные сенсации, способные привлечь внимание публики. В любом из этих двух вариантов новости имеют заказной характер и, также как зажигаются звезды, они создаются тем, кому это надо. Естественно, нельзя, проводя такое широкое негативистичное обобщение, забывать о настоящих новостях, которые отображают, отзеркаливают и отражают действительность именно такой, какая она есть. Но, к сожалению, рядом с этими – истинными – новостями сосуществуют описанные нами псевдоновости, дискурс которых сплошь мифологичен, и в меру своей мифологичности он совершенно не приемлет рационализм и научный способ мышления, хотя реципиент, воспринимающий эти «новости», представляет их как системы фактов.

Новости создаются, новости делаются, новости фальсифицируются, новости заказываются. Феномен заказных новостей сейчас широко распространен. Это касается в первую очередь политической области, и заказные статьи требуются во время политических агитаций и предвыборных кампаний. Незаслуженно облить грязью конкурента, оклеветать неугодных – вот основная цель заказных статей и черного пиара. Поскольку содержание данных текстов далеко не всегда совпадает с действительностью, а часто идет в разрез с нею, эпитет «новости» им не может соответствовать. Скорее, лженовости. Заказные материалы могут быть разные, но если заказуха идет от государства, она является намного большим злом, чем заказуха, идущая от одного бизнесмена, желающего оклеветать другого. При втором виде заказухи свобода слова есть – как чистого, так и грязного. А вот при первой наблюдается разгул только грязного слова.

Коммуникационные системы перестали быть источником информации о настоящей реальности, сейчас они осуществляют ее симуляцию. И данная симуляция затрагивает все области человеческого бытия, которые хоть как-то связаны с политикой и изменение содержания которых хотя бы в минимальной степени может изменить политическую ситуацию-то есть, почти все существующие области знания и деятельности: история, идеология, культура, наука и т.д. Таким образом, политически ангажированные масс-медиа создают огромный пласт гиперреальности, внутри которого от реального остается лишь малая часть. Под видом просвещенческих программ популяризируются правительственные проекты, куда вкладываются огромные финансы. Так, журналисты описывают социальную важность нанотехнологий и других разработок, которые власть не обошла своим вниманием, и это описание подается в духе научного просветительства общественности, хотя на самом деле преследуется рекламная цель – объяснение, оправдание, восхваление действий правительства. При этом те научные сферы, которые не интересуют власть, если не критикуются, то и не освещаются настолько широко.

В общем, в современной – постмодернистской, информационной – реальности такие понятия, как новости, факты, монументальные истины, теряют свое первоначальное значение. Создаются всякие политически ангажированные метарассказы и метанаррации, легитимация которых ставится под вопрос. Истин много, истиной может быть все, а значит, из этого обширного «всего» практически ничто не имеет привилегий на статус абсолютной истины. Истины влияют на нашу субъективность, формируют мировоззрение и ценностные ориентации; по сути, не мир, не объективная реальность исчезают, а исчезает субъективность, утопает в океане альтернативных реальностей. [Специально] создаваемые теории скорее соотносятся не с реальностью, а с нашим восприятием реальности. Вместе с тем, они и формируют это восприятие – расколотое, расщепленное, плавающее, разбитое на части и одновременно уставшее от состояния этой расколотости, дрейфа и разбитости. Они, выражаясь языком Ж. Бодрийяра, обмениваются «одна на другую по переменному курсу, не инвестируясь более никуда, кроме зеркала их собственного письма»[191] . Они создают мир гиперреальности, удваивая реальность, утраивая ее, множа на невообразимое число и в то же время расщепляя на разные осколки, картины, содержание которых нельзя привести к единому знаменателю, собрать целостный паззл, поскольку степень их взаимной противоречивости примерно совпадает с количеством осколков, точек зрения на одно и то же явление. «…никто не знает, где начинается и где кончается реальность, а значит, и умопомрачение ее перфекционистского воспроизведения»[192] .

«В том случае, если социальные практики государства связаны с информационным насилием, то изменить их, как представляется, возможно только посредством влияния на государство других социальных институтов»[193] , – пишет Н.А. Борщов, хотя остается неясным, что он подразумевает под понятием «другие социальные институты». Многие социальные институты подконтрольны государству, поэтому едва ли стоит распространять на них чаяния по поводу их возможности изменить информационную деятельность власти. Если кто и способен сделать это [и не только это], то именно народ и те [теперь уже немногие] институты, которые остаются народными, а не правительственными.

Еще один аспект деятельности политиков, помимо новостного элемента СМИ, – это огромное засилье развлекательных телешоу, смысл существования которых заключается в погружении народа в поле развлечений, в матрицу, находясь внутри которой, люди перестают задумываться о делах насущных, по-настоящему важных и серьезных. Им уже не нужна истина вещей, теперь для них главное – это состояние счастья, получаемое от просмотра низкопробных телешоу и глупых юмористических телепередач, юмор которых весьма далек от интеллектуализма. Все это, весь этот политический китч, парализует протестную волю народа[194] . Человеку хочется быть счастливым, так пусть он таким и будет; отвлечется от гнетущей реальности, погрузится в чудесный мир, созданный СМИ, и обретет счастье. Для этого постмодернистского эдема есть все: IP-технологии, виртуалия, телесные практики и т.д. И вместе с тем реальные причины глобальных общественных явлений, как и сами эти явления, перестают людей интересовать; вместо них огромную долю внимания занимают симулякры, минимизирующие когнитивные усилия. Массы убеждены в том, что жизнь коротка, а потому ее не стоит тратить «попусту» – на политические баталии, на осуществление иллюзорных мечтаний и отстаивание гуманистических ценностей. Жизнь необходимо наполнять развлечениями, острыми ощущениями, азартом, экстримом, адреналином. Нет теперь больших проектов, на которые власть мобилизовала бы массы; единственный большой проект – это сама власть. Да и вообще, в современном мире, которому характерен стремительный прирост знаний и научно-технический прогресс, больше нет места кардинальным изменениям в области политики; новые гаджеты, стимулирующие все большее потребление, переносят идею перемен с политической арены на арену быта, в лоно повседневности, где последняя модель сотового телефона – самая совершенная и самая крутая – важнее всего остального. Эпоха хронических открытий обогащает сферу быта и не только обогащает, но и засоряет производством гаджетов и фиктивных потребностей, которые отвлекают внимание от глобальных вещей и уводят в микромир домашних стен.

Особого внимания заслуживают юмористические телепередачи и фильмы, наполненные так называемым плоским юмором, в которые также вкраплен закадровый смех, указывающий зрителю момент, когда нужно смеяться. Это, несомненно, производит психологический эффект, напоминающий вызов реакции по команде. Сказали что-то остроумное [или то, что пытается претендовать на остроумие] и закрепили закадровкой, как будто зритель не способен реагировать самостоятельно и адекватно на происходящее на телеэкране. Предположу, что таким способом его отучивают от самостоятельности и отвлекают от проблем, в том числе проблем глобальных. Вы можете сказать, что подобные передачи имели место и раньше и что вряд ли они ангажированы политикой. Несомненно, ранее они имели место в телеэфире, но сейчас их наплыв довольно большой. И если напрямую они не зависят от политической воли и не являются целенаправленным полит-проектом, тем не менее их существование поощряется, с чем трудно поспорить.

Стоит также отметить причинно-следственную двойственность, проявляющуюся в общении между реципиентом и отправителем в контексте массмедийности. С одной стороны, содержание СМК зависит от вкусов, предпочтений и вообще культурного уровня реципиентов (отправитель сообщений должен подстраиваться к получателю, чтобы последнему данные сообщения были доступны). С другой же, СМК задают культурный уровень реципиентов, постоянно «бомбардируя» их примитивными в содержательном смысле сообщениями. Когда вкусы и предпочтения масс не отличаются особой утонченностью, а культурный уровень не характеризуется глубиной, и при этом СМК подстраиваются под эти масс-показатели, происходит замкнутый круг; массы получают только то, что хотят, а медиа-пространство не загружает их ничем более. Так осуществляется самовоспроизводство китча. К тому же человек в силу своих особенностей не готов к качественной переработке поступающей информации, многообразие которой сегодня просто гиперогромно, что приводит к снижению культурного уровня как реципиента, так и создателя сообщений.

Согласно известному мнению, описанному А. Молем[195] , человек считает наиболее убедительным то, что лучше всего запомнил; а запоминание часто происходит благодаря механическому заучиванию, в котором разумности и рациональности не находится место. На этом принципе основана деятельность пропаганды и прессирования общественного мнения: часто повторяющиеся рекламные лейтмотивы «внедряются» в сознание реципиента за счет этого повторения и тем самым меняют ценностные ориентации и мировоззренческие ориентиры последнего. Действительно, капля камень точит. Это напоминает процесс занудного воспитательного воздействия, когда родители повторяют своему нерадивому сыну одно и то же. Но, в отличие от массмедийного прессирования, родители преследуют позитивные именно для ребенка цели. Еще одно отличие заключено в том, что при таком родительском воздействии ребенок скорее всего начинает испытывать отвращение от всего происходящего и пытается разными способами избежать дотошных нотаций, но не тем способом (изменение себя, перевоспитание), который хотят ему навязать родители. В контексте повторяющихся сообщений СМИ реципиент едва ли станет испытывать подобное отвращение, поскольку характер данных воздействий не подразумевает прямой навязчивости и, соответственно, не вызывает идиосинкразию у воспитанника, а, скорее наоборот, максимизируется в сторону развлечений и удовольствий, с помощью которых можно завлечь реципиента.

Конечно, смысл сообщения, постоянно повторяемого с экранов телевизоров, с обложек журналов, страниц газет или из радиодинамиков, может совершенно не противоречить нравственности и принципам гуманизма, и даже являться высокодуховным и человекоориентированным. Но вместе с тем сам характер такого действия – повторение вместо рационального убеждения – идет вразрез с принципами нравственности, так как все равно является манипуляционным.

Что же касается известного утверждения о том, что СМИ перестали информировать, то, конечно, не стоит доводить его до абсурда, распространяя на все поле средств массовой информации. Но, опять же, в нем есть и значительная доля истины. Достаточно вспомнить хотя бы известный журналистский лозунг: «Мы делаем новости!». Конечно, к этому лозунгу можно относиться разве только с сарказмом. Как можно делать новости? Их можно освещать, распространять, но не ДЕЛАТЬ. Д.И. Дубровский называет поиск и фабрикацию новостей, погоню за сенсацией тяжким и кошмарным прессингом журналистского сознания[196] . По мнению Ж. Бодрийяра, искусство, как и средства информации, сегодня скрывают действительность и вместе с тем маскируют ее исчезновение[197] . Массовые коммуникации дают нам не действительность, а головокружение от нее, а мы живем под покровом знаков и в отказе от реальности[198] . Поэтому далеко не любое медиа-сообщение следует считать информативным, даже если реципиент субъективным путем придает ему статус информационного сообщения.

Г.В. Березин говорит о том, что в формировании политических ориентаций важную роль играет телевидение, которое использует недемократические формы рекламы, оказывающей политико-эмоциональное давление на реципиента. Автор совершенно справедливо приписывает современной журналистской деятельности стремление к манипулированию общественным мнением, а само телевидение называет действующим элементом политической коммуникации, лишающим себя своей главной функции – постижения истины[199] . Короче говоря, современное телевидение – еще одно (и весьма значимое!) средство власти. «Событие имеет смысл только тогда, когда о нем сообщили СМИ. Если же такого сообщения не было, то можно считать, что не было и самого события»[200] . Да, для массового сознания событие состоялось только тогда, когда о нем упомянули в официальных источниках; отсюда и вера во всех, кто владеет информацией – вера в достоверность предоставляемой ими информации, а также в их чистые помыслы и непорочные планы. Недаром Г.Г. Почепцов говорит о невозможности массового сознания подвергать проверке каждое получаемое сообщение. Массе даже в голову не приходит такая идея.

Хотя телевидение, равно как и все остальные средства массовой информации, – далеко не единственное средство «воспитания» народа, конституирование его соответствующим потребностям государства. Таких средств может быть много. В структурализме и постструктурализме под термином «аппарат власти» понимается два значения: 1) репрессивный аппарат государства, насилием добивающийся своей цели, 2) идеологический аппарат государства (церковь, семья, система образования, масс-медиа, искусство и т.д.), стремящийся достигнуть согласия масс. И между этими двумя видами практически нет никакой разницы в телеологическом смысле – они руководствуются единой целью[201] . Правда, задачей нашего исследования не является рассмотрение взаимосвязи между деятельностью Единой России, с одной стороны, и пропагандой церкви, образовательной системы, искусства и т.д. – с другой. Можно лишь упомянуть о такой взаимосвязи, обращая внимание, например, на единоросскую пропаганду в мире искусства (или псевдоискусства): многочисленные «литературные» произведения о Путине, а также хвалебные (и бездарные в музыкальном смысле) песни в отношении Владимира Владимировича («Такого, как Путин» группы «Поющие Вместе» или весь репертуар группы Любэ, который семантически не выражает какое-либо отношения к единороссам, но звучит на всех мероприятиях, устраиваемых корпорацией).

Если мы поставим перед собой цель изобличить единороссов в коррупции, то для проведения такого исследования не хватит целой монографии, потребуется исписать несколько увесистых томов; настолько уж обширное исследование пришлось бы провести. Причем эта коррупция выражается в разных аспектах и не сводится к одному лишь классическому взяточничеству. Так, на посты ректоров в вузах ставят «своих» людей, главное качество которых – не честность и компетентность, а всего лишь факт того, что он «свой», то есть «убежденный» единоросс. Вполне показательна история с Саратовским государственным техническим университетом, во главу которого, вопреки мнению всего преподавательского состава, пытались поставить «своего» человека, никак не связанного прежде с исполнением обязанностей, соответствующих ректорской должности. Но после достойного сопротивления со стороны сотрудников вуза против учебного заведения развернулась информационная война, сопровождаемая постоянными проверками из Москвы[202] . Вот и вся история, и она далеко не единственная; еще многие факты указывают на коррумпированность партии власти.

В самом конце 2009 года – в канун новогодних праздников – просто так был отчислен студент ОмГУ, который состоял в партии «Яблоко». Простите, он был отчислен не просто так, а потому, что состоял в этой преступной и не имеющей права на существование партии. А поскольку в УК РФ нет статьи, согласно которой членство в антиединоросской партии карается отчислением, как бы официально он был отпущен на вольные хлеба как бы за долги. И почему-то это произошло почти сразу после того, как в должность ректора ОмГУ вступил новый человек. Совпадение ли? И что-то многовато таких совпадений в данном вузе, так как за последний год имели место серьезные разбирательства с некоторыми преподавателями, у которых отсутствуют «черные пятна» в профессиональном смысле, но присутствуют в смысле идеологическом.

В сентябре 2009 года был возбуждено уголовное дело на ученых М.Н. Супруна и А.В. Дударева. Обвинение, как обычно, трещит по швам, но это нисколько не мешает обвинителям продолжать свое дело. Попавшие под репрессивный аппарат Супрун и Дударев занимались научным поиском сведений о репатриированных с территории Германии по окончании Второй мировой войны граждан СССР, являющихся этническими немцами и поляками, выселенных в административном порядке в период 1945–1956 годов на территорию Архангельской области. Ничего особенно маргинального в их деятельности не было, однако… Не услужили чем-то государству, не захотело государство, чтобы подобные исследования проводились, а их результаты публиковались и обнародовались. Видимо, вздумалось государству полностью контролировать науку. В России создается опасный прецедент, на основании которого может быть возбуждено уголовное дело против любого неугодного и неудобного власти. Против всякого, кого пищевод государственной машины переварить не в состоянии. «Попытки регламентации и цензурирования исторических исследований недопустимы в свободной стране, противоречат Конституции Российской Федерации и основополагающим международным актам по правам человека. Научное сообщество не нуждается в чиновном контроле, партийном руководстве и бюрократических указаниях, от которых зависит возможность изложения собственной точки зрения, состязательной дискуссии или беспрепятственных занятий с архивными документами. Академические институты достаточно авторитетны и самостоятельны, чтобы выступить квалифицированными экспертами в научной полемике, которую лишь дискредитируют любые «комиссии по борьбе с фальсификациями истории». В действительности подлинной фальсификации отечественной истории способствует закрытое хранение многих бесценных архивных материалов и новые попытки мифологизации недавнего прошлого»[203] .

И исходящих непосредственно от власти антиобщественных прецедентов в нашей стране пруд пруди. Они уже стали нормой, а не исключением. Нашумевшим случаем было убийство нескольких людей майором милиции Евсюковым. Но поскольку майор был единороссом, система за него заступилась, сославшись на то, что у него не лады в семье – и это оправдывает убийства!!! Ладно еще, что национальным героем не назвали и памятник при жизни не воздвигли. Отмазать можно кого угодно, и таких случаев, характеризующих «моральный облик» «Единой России», полно. И – что самое страшное – подобные типы поведения теперь для силовиков входят в норму. Норма эта если не сформировалась во времена правления Путина, то по крайней мере закрепилась. Все это говорит о том, что единороссы действуют по принципу «двойных стандартов» – прикрывают своих независимо от тяжести их преступлений. Ю. Латынина приводит следующие данные: заказчиками многих убийств – мэра Тучково Виталия Устименко (из «Справедливой России»), кандидата на пост мэра в Геленджике Василия Карелина и некоторых других – выступали те или иные единоросские чины, уголовные дела на которых не возбуждались из-за их принадлежности к партии[204] . Сюда же – к партийной элите – относятся милицейские высокозвездные чины, которые, благодаря принадлежности к власть держащим, отсутствию совести и вытекающей отсюда уверенности во вседозволенности, вершат настоящий беспредел в стране.

Майора Евсюкова, беспричинно убившего двоих и ранившего семерых человек, все-таки осудили, но скорее всего торжество закона произошло не благодаря «справедливому» режиму, а несмотря на него. Дело получило настолько широкий отклик в массах, что по-другому было уже нельзя. Да и звание майора не такое уж высокое, чтобы активно заступаться за его носителя; был бы Евсюков генералом, вряд ли дело довели бы до суда, или если не поймали бы его с поличным, то оформили бы дело как очередной глухарь с концами, мокнущими в воде. Хотя начальник ГУВД Пронин все-таки замолвил за него словечко, назвав убийцу перспективным сотрудником. Перспективен же милиционер, в свободное от работы время напивающийся и расстреливающий ни в чем не повинных клиентов супермаркета! Все-таки деяние Евсюкова характеризует именно Евсюкова, а не власть. Однако когда представители власти начинают хотя бы на словах выгораживать такого отморозка, это уже характеризует саму систему. И несмотря на торжество справедливости,Нагатинский суд Москвы отказал в удовлетворении иска пострадавшим от действий Евсюкова. Так что в этом отношении справедливость не восторжествовала. Хотя отказ по иску был совершен до обвинительного приговора суда, все равно факт вины в преступлении был известен [к которому примешивался факт о необходимости совершения тяжелых операций пострадавшим]. И таких евсюковых в путинской вертикали хватает, на них вертикаль и держится. На тех сотрудниках милиции и ФСБ, у которых нет обязанности раскрывать преступления, но есть право их совершать. Властно уполномоченное лицо, совершающее преступления, имеет право на особую защиту, а любой обвинитель властно уполномоченного лица обязан быть наказанным. Преступник, таким образом, меняется с жертвой местами; первый объявляется героем, а вторая – преступником. Это норма путинского режима, которой не было никогда и нигде – даже при самых бесчеловечных режимах. И хотя на Евсюкова эта норма в полной мере не распространилась [ему просто не повезло, и он стал исключением из правил], она свободно распространяется во многих других случаях.

Хочется привести цитату, отлично (пусть даже совсем в саркастично-гипертрофированном виде) показывающую суть милицейского произвола. «Если в США задерживаемый будет сопротивляться полиции – он получит пулю в лоб. Без разговоров. Если в Израиле задерживаемый будет сопротивляться полиции – он получит пулю в лоб. Без разговоров. У нас, разумеется, не так. У нас, даже если не сопротивляешься милиции, тебя забьют до смерти и напишут в протоколе, что ты, осатанев, нагло бился своим лбом о ботинок мента – сорок семь раз»[205] . В других странах государство призвано защищать закон, а в нашей – совершать преступления. И если правительственные преступления в нормальных странах – это дисфункция государственной машины, то в ненормальных странах (то есть нашей) – это ее функция.

Само членство в партии позволяет получить своего рода индульгенцию, после чего можно с чистой совестью творить все, что только заблагорассудится, будучи уверенным в том, что все равно отмажут. Честным людям индульгенции не нужны, они необходимы всяким ворам, убийцам и прочим преступникам. Отдал душу партии – взамен получил «законную лицензию» на преступления. Причем – что характерно – власть не повышает зарплат сотрудникам милиции, но позволяет грабить и вымогать; мол, сам зарабатывай, мы тебе не будем мешать, а ты взамен поддерживай и защищай нас. Все покупается и продается, а то, что по определению не может покупаться, высмеивается. Честность и добропорядочность давно уже стали чуть ли не пороками, которые заслуживают осмеяния. Неудивительно, что честный, добрый и порядочный россиянин обречен на проигрыш в борьбе за власть, поскольку такая борьба эффективна тогда, когда она ведется нечестными методами. «Никакая форма гражданского управления не будет полезной и эффективной, если граждане не обладают и не пользуются мудрыми методами для руководства и контроля деятельностью должностных лиц и государственных служащих. Сегодня формы такого контроля отсутствуют. Это означает фантастический рост закрытости власти по отношению к обществу, что является причиной злоупотреблений и преступлений в сфере управления»[206] . Мы бы сказали, что это является не столько причиной [или следствием] злоупотреблений и преступлений, а это само преступление, дающее возможность для совершения других преступлений. Когда власть становится закрытой, когда государственные служащие занимают положение, возвышающее их над законом, власть расписывается в своей преступности. Кроме того, закрытость власти указывает не только на ее актуальную преступность, но и преступность потенциальную; закрытость ведь нужна не просто так, а для сокрытия деяний, которые как совершаются сейчас, так и планируются в будущем.

18 мая 2009 г. в Омскепроизошла авария. Выехавшая на красный свет светофора черная Мазда, уклоняясь от завершающей маневр Мицубиси и немного задев ее, вылетела на тротуар и сбила трех пешеходов, один из которых скончался. Водитель Мазды Токарева В.В., применяя незаконные методы (возможно даже, подкуп следствия), у которой за спиной люди с деньгами и властью, добивается поворота следствия в сторону обвинения второго участника ДТП Ломаковой О.В. управлявшей автомобилем Мицубиси, незначительно пострадавшего в аварии. У Токаревой, кроме желания сохранить свою свободу за счет пожертвования свободой невиновного человека, есть еще неплохая крыша в лице хозяина крупной строительной компании и брата – бывшего ОБЭПника. Экспертизу проводит… свой человек, то есть человек Токаревой. И уж конечно, предоставив теоретически нагруженные документы, выгораживает виновную (которая за последние 2 года накопила 14 штрафов за превышение скорости) и указывает на виновность невиновной[207] . Как же все просто. Нужно только подкормить необходимых людей и поговорить с друзьями, связанными с властью. Деньги и связи – больше ничего не надо. Справедливость и мораль не котируются даже тогда, когда на карту поставлены судьбы (и жизни) людей. У кого есть деньги и связи – тот живет по-человечески, имея возможность плевать на законы. У кого нет этих высоких ценностей – тот остается крайним. И опять же – таких случаев сегодня достаточно, все и не назвать. Из некогда единичных они превращаются в то, что называется обыденностью, повседневностью и нормальностью.Наказывается не коррупция, а непослушание власти; за последние годы никаких санкций против реальных коррупционеров, злоупотребляющих своими властными полномочиями, осуществлено не было, а вот против честных граждан – их просто не счесть. Недаром Ю.Ю. Болдырев смело заявляет, что в России присутствует не та или иная степень коррупции в государственном аппарате, «а практически нескрываемая коррумпированность всей высшей государственной власти, всех ее ветвей», при этом «основная логика функционирования власти заключается сегодня не в попытках созидания, а исключительно в передаче своим тех или иных еще оставшихся кусков и в создании особых, льготных, исключительных условий опять же для своих»[208] . Кто дружит с властью, тот получает от нее благодать и манну небесную, а кто не дружит, получает большое НИЧТО. Власть контролируется сама по себе, без народного вмешательства, и этот самоконтроль обеспечивает безнаказанный разгул коррупции. Путин – ни много ни мало – создал уникальную в своем роде коррупционную мегамашину. В ней вращаются и спокойно процветают взяточники, вымогатели, убийцы и прочие. Самое страшное то, что большинство этих людей носят погоны и изначально призваны защищать общество. Надежда и опора путинского режима – не честные управленцы, а позабывшие о своем гражданском и моральном долге люди в погонах, получившие право на преступления в обмен на то, что они этот режим будут поддерживать. Чем они с успехом и занимаются…

Борьба с коррупцией и крышеванием при нынешнем режиме, при отсутствии попыток реформирования режима, принципиально невозможна. Режим построен на коррупции, клановости и лжи, это его плоть и кровь; весь этот негатив нельзя ликвидировать, не подвергая серьезной реформации сам режим. Режим – это система, созданная конкретными людьми с целью защиты и процветания конкретных людей, но при этом режим не сводится к конкретным людям; режим – это режим, а люди – это люди. Поэтому призывы к отставке того или иного государственного деятеля независимо от его статуса и поста по сути бессмысленны – корпорационная системность поставит на его место такого же.

«Государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств, – читаем в Конституции (ст. 19). – Запрещаются любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности»[209] . Ну если уж не наблюдается государственно санкционированная дискриминация по половым, расовым, национальным, языковым и прочим признакам, то по признаку убеждений, должностного положения и принадлежности к общественным объединениям еще как наблюдается. Есть «свои» – те, кто входят в корпорацию, занимают средние и высокие должностные посты и разделяют корпорационную политику. Несогласные же получают статус маргиналов, по отношению к ним проявляется во всеоружии предвзятость, подозрительность, придирчивость и т.д. (например, бесконечные «тряски» и «проверки» университетов и прочих учреждений, не пожелавших войти в корпорацию); они – этакая дискриминируемая группа.

Еще один показательный пример коррумпированности власти – дело против главы Серпуховского района А. Шестуна, который обратился к президенту с просьбой принять меры в отношении взяточничества и вымогательства, процветающих среди прокуроров района. А. Шестун указывает в своем обращении вопиющие факты и называет фамилии целого клана опорочивших себя прокуроров, которые вымогали у него крупную сумму денег и требовали поставить своего человека на должность одного из районных руководителей. И результат… В ноябре 2009 года уголовное дело возбуждено на самого Шестуна! Причем обвинителем выступил криминальный авторитет[210] . Я ничего не знаю о Шестуне, я не знаком с ним лично и, учитывая его должность, мне трудно поверить в честности и святость людей, занимающих подобные должности, однако… Вот как бывает – сколь парадоксально, столь и трагично. Криминалитет и власть сливаются в единый организм. Хотел человек добиться справедливости, но не в почете у нынешней номенклатуры правдорубы. И система оборачивается против тех, кто отстаивает правду. В этом и заключено их «преступление». Перед законом не все равны, и не на всех закон распространяется, несмотря на то, что в Конституции написано: «Все равны перед законом и судом» (ст. 19)[211] . А уголовные дела теперь возбуждаются не ради восстановления истины, а, наоборот, ради ее сокрытия.

Мы не можем дать описание всех случаев коррупции и самой наглой преступности в том числе среди милицейских начальников, во времена путинского режима набирающих все большие обороты и становящихся социальной нормой. Для такого полного описания потребовалось бы у читателя занять слишком много его времени. Потому отсылаем искушенного читателя к текстам Ю. Латыниной, описывающей конкретные случаи милицейского произвола, взращенного и прикрываемого властью[212] .

Нынешняя «верхушка» не обладает правом поступать так, как она поступает, и, уж конечно, она не может достаточно логично и обоснованно оправдать свою деятельность. Да в общем-то, она и не нуждается в оправдании. Ведь кому, собственно, это оправдание нужно? Может быть, народу, который уже устал от беспредельной наглости. Но кто такой народ, чтобы перед ним оправдываться? Народ терпелив, он все стерпит – недаром его учат саморегуляции и самоконтролю. Наш народ не только терпелив, но и изворотлив. Правда, эта изворотливость проявляется со знаком «минус»: как бы его не давила идеология свыше, он умудряется подминаться под внешние обстоятельства и выживать, какими бы тяжелыми они ни были, но не подминать сами эти обстоятельства под себя, не адаптировать их под свои – народные – интересы. Он приспосабливается под обстоятельства, прогибается под них, следуя скорее принципу «выживает не сильный, а наиболее приспособленный». И вправду, в сегодняшней ситуации максимально приспособленные – терпеливые и угодливые, льстивые и раболепные – не только выживают, но и живут материально-статусно полноценной жизнью. Приспособление, солидарное с идиомой «с волками жить – по-волчьи выть», – значительно более легкий и более безопасный путь, чем сопротивление. Благоденствует сильнейший – тот, кто смог подмять под себя всех прочих; вот и вся этика, по сути являющаяся социал-дарвинизмом. Настоящая же мысль – критическая, недовольная, смелая и чистая – опорочивается, а ее носитель рассматривается не как гражданин, а как враг народа, предатель. Истинное предательство – это скорее не изобличение инакомыслия, а, наоборот, изобличение конформизма, угодливости и послушности тем, кто разворовывает страну и попирает общечеловеческие принципы морали. Критически мыслящего человека, который осмеливается говорить напрямую то, что видит и то, что знает, который не боится изобличать и вытаскивать наружу запретное, который не приспосабливает свою мысль к сфере личного благополучия и безопасности, следует ставить рядом с человеком, героически сражающимся на поле боя. Ни много, ни мало, но это так. Герой нашего времени – не чиновник, склоняющий голову перед чиновником более высокого ранга и закрывающий глаза на преступления начальства. Такой чиновник и есть предатель.

Процесс вхождения в социальную среду, как известно, называется социализацией. Благодаря ей ребенок усваивает нормы, образцы и эталоны общества, что дает ему возможность быть адаптированным в социуме и занимать статус «нормального» общественного индивида. Казалось бы, что в этом плохого, ведь это необходимый процесс? Да, необходимый для развития человека, так как человек – существо социальное и без окружения себеподобными развиваться не может. Но у социализации есть свои обратные – дисфункциональные – характеристики. Ни о каком личностно-субъектном развитии не может идти речь, если человек взращивается в какой-либо маргинальной общественной единице, если его формирует антигуманная культура, в которой принимаются не традиционные человекоцентрированные ценности, а их эрзацы. Именно о дисфункциональности социализации следует сказать, ведя разговор о принятии догматики нынешнего правительства, поклоняться и стараться всячески угодить которому – более чем безнравственно. Политизация со знаком «минус»… «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас», – философично замечал А. Макаревич, чей принцип, к сожалению, не отличается особой практической популярностью.

В продолжении этой мысли уместно вспомнить антисоциализационные идеи (назовем их так), согласно которым обычаи и прочие явления коллективного порядка, мифы, укорененные в массовом сознании предрассудки – суть барьеры для познавательной деятельности и выкапывания истины. То есть, человек истины должен быть самобытен, инаков и отстранен от социализирующих тенденций. Конечно, не стоит всерьез принимать тезис о демонизации социализирующих тенденций в самом широком их смысле, но стоит поставить вопрос «кто социализирует?». Если это современные СМИ и политические деятели, то в действительности массовое сознание отдалено от истины. Доводя теории, направленные против социализации, до некоторой степени абсурда, можно сумасшедшего назвать человеком, знающим и говорящим истину, а сумасшедший дом – инструментом не столько лечения (лечения от чего?), а подавления заточенного в нем человека и, соответственно, подавления истины, исходящей из его уст. И правда некоторые так называемые душевнобольные получали таковой статус из политических соображений. Обратившись к истории, можно вспомнить подобные случаи. Эта идея коррелирует с мыслью М. Фуко о тесной взаимосвязи знания и власти, о том, что частнонаучный дискурс (например, медицинский) развивался так, а не иначе, в том, а не в ином направлении, в первую очередь потому, что так было выгодно власти. Концепции, исходящие от власти, эти импульсы к истинности, эти метанаррации, претендующие на истину в последней инстанции, задают правила и границы реализации процессуальности (векторности) истины, определяют горизонт поиска истины. А то, что выходит за пределы этих правил и границ, воспринимается как маргинализм, достойный осуждения или даже строгого наказания. Вспомним сталинские (да и постсталинские) времена, когда за критику (даже конструктивную и объективную, то есть истинностную) власти можно было угодить в психиатрическую лечебницу, а то и в тюрьму. Это не только отчасти подтверждает выше изложенную несколько романтичную идею о возможной правдивости слов так называемого душевнобольного, но и в очередной раз указывает на параллелизм в работе власти и ее институтов (лечебница и тюрьма), которые должны исполнять разные функции – лечение, исправление, наказание за причиненный индивиду или общественному организму вред и т.д. Однако помимо этих функций на них налагается функция наказания не за вред, причиненный «преступником» обществу, а за то, что он сказал правду. Всего лишь за правду. «Я сказал – и меня ваще…», – шутливо и лаконично замечает Е. Летов в одной из своих песен.

Сравнивая массовое сознание 1917-го года с нынешним, мы, к сожалению, приходим к мнению о том, что оно во многом изменилось благодаря псевдокоммунистической, далекой от идеалов ортодоксального марксизма системе, которая на протяжении семидесяти лет заставляла нас шагать в ногу, бояться, терпеть и молчать в тряпочку (я говорю «псевдокоммунистической», так как марксизм не принимал в расчет то, что его научность будет выхолощена в материалистическую религию с ее инквизицией и охотой за «еретиками» и не принимал идею о том, что революция может совершиться сугубо политическими, а не техническими и экономическими, средствами). Русский человек привыкает ко всему, чем государство и пользуется. Не обладая правом таковой деятельности, государство самолично себя наделяет этим правом (и не только этим – посмотрим, что будет потом). А народ для нее – не более чем быдло, чернь, высокомерное отношение к которой – правило хорошего тона современного чиновника. Перед народом не нужно оправдываться, его мнения и интересы не стоит учитывать, это все лишнее; главное – свои собственные (внутрикорпоративные) интересы и цели. «Царь должен быть святым и права не дано свергать зверью с небес величия его», – вот их основной принцип, сформулированный в песне группы «Ария».

Согласно авторам книги «Демон власти», властители должны быть отчужденными от народа и считать последний быдлом и всего лишь объектом управления; если же власть считает иначе, то она уже не власть[213] . Позволим себе не согласиться с подобной трактовкой, поскольку она действительно настолько демонизирует власть, причем любую власть, что остается лишь поставить жирный крест на любой форме правления. Говорить, что сущность власти заключена в чрезмерном высокомерии к народу и даже ненависти к нему, – слишком громко высказываться в адрес необходимого социального института – института власти. Кстати, исследователи также высказываются в адрес лидера, психологический склад которого, по их мнению, тотально меняется вследствие получения прав над «тварями дрожащими». Это несомненно так – власть оказывает особое, зачастую предельно негативное влияние на психику и моральные ценности человека, но нельзя настолько гипертрофировать это воздействие, обобщая его на всех и вся потенциальных власть имущих. Конечно, не существует форм правления, позволяющих создать идеальное общество. Совершенный социум – это нечто близкое к анархическому общественному устройству, но насколько анархия безвластна, настолько и утопична. Естественно, власть как таковая – это форма преступности, если говорить о ней, исходя из философского дискурса анархистов. Но вместе с тем данный дискурс настолько отдален от реальности, что едва ли мы можем, описывая настоящие реалии, относиться к нему достаточно серьезно. Власть всегда преступна и антигуманна, сказал бы отъявленный анархист, поскольку она создает искусственное различие между людьми, разделяет их как минимум на два класса, в то время как нет и не может быть априори четкого (справедливого) критерия для такого разделения. Но, скажем мы как реалисты, ее преступность относительна и степень ее выраженности может варьироваться. А поскольку современный социум не может существовать в состоянии безвластия, то остается из разных зол выбирать меньшее, – то, которое воплощает в себе минимальный преступный потенциал по отношению к народу. Хотя, полностью спускаясь на землю, приходится осознать, что выбирать-то не из чего.

На свете есть много хороших стран, но нет ни одного хорошего государства. Разделение государств на либеральные и тоталитарные не совсем состоятельно, поскольку любая политическая система – какой бы человечной она на первый взгляд ни казалась – скрывает внутри себя тотализующий потенциал, который всегда работает, но его действие может проявлять себя незаметно, а потому и создавать иллюзию либерализма. Разница состоит лишь в том, какая система более тотализует, а какая – менее. Поэтому наименее тотализующее государство мы можем условно именовать либеральным. М. Фуко из понятия государственного разума извлекает следующую идею. Государство – это цель в самом себе, оно направлено на укрепление, развитие и усиление самого себя; индивиды для правительства рассматриваются просто как средства или как препятствия для реализации цели, они интересуют правительство лишь в той мере, в какой они хоть что-то могут сделать для его могущества[214] . Это действительно так – любым государством общество рассматривается только с позиции политической полезности. Заботиться нужно о тех, кто вносит свою лепту в укрепление государства, а наказывать имеет смысл тех, чья деятельность угрожает подрыву государственной системе. В этой простой идее состоит государственный разум. Разница между государственными машинами заключена лишь в том, что не любое государство настолько ожесточенно преследует своих противников и настолько корпоративно-коррупционно награждает сторонников, как «Единая Россия». Разум государственной машины проявляет себя в настолько вышлифованном и до идеальности выкристаллизованном виде, что его блеск заставляет ужаснуться и склонить голову перед его монументальностью и гегемонностью. Захвачено и парализовано все, едва ли просвечиваются малейшие лазейки, позволяющие сохранять свободу совести и не идти на поводу власти. Изощренный и почти совершенный государственный разум проникает всюду…

Всем известно, что «Единая Россия» периодически устраивает шествия, некие массовые церемонии (по крайней мере она это делала до выборов). В определенном городке в определенный день в людном месте собирается толпа единороссов и сочувствующих им[215] . Для чего? Зачем весь это маскарад, цирк, театр абсурда и неискренности? Чтобы показать свою мощь (точнее, показать ее иллюзию для создания настоящей мощи) посредством количественного (массового) показателя. Если хотите, она является «зрелищным выражением мощи, некой «тратой», преувеличенной и кодифицированной, в которой власть пополняла свою силу»[216] . Это символизация триумфа, я бы даже сказал, фальсификация. А также это метод убеждения центральной власти со стороны, скажем так, периферической (регионально локализованной) в том, что последняя, набрав такую большую массовку, отлично справилась со своей работой. И собранная ею стая, настоящий табун – это показатель, это критерий. Смешно. Что только не сделает маленькая частичка, чтобы ублажить целое. Заставь дурака богу молиться… Конечно, эту маленькую часть можно обвинить в нечестности по отношению к целому, но, если внимательно приглядеться, выдвижение такого обвинения будет нецелесообразным. Ведь вся политика большого, собственно, построена на нечестности. Да к тому же этот театр, эта глупая зрелищность имеет своими зрителями не столько само единоросское главенство, то есть свое московское начальство, а обычных людей из публики, из массы, еще не присоединившихся к шествию, еще не пожелавших из зрительного зала подняться на сцену. Этот цирк направлен на тех индивидов, которые не присоединились к корпорации, но, возможно, посмотрев на большое количество ее приспешников, пойдут за мнением большинства. Наконец, такая зрелищность преследует цель переманить всех присутствующих на театральном представлении на сцену и оставить зрительный зал пустым. Пожалуй, единственными, кто должен заполнить собой зал для зрителей, – это сам Путин и его близкие по политическому действу люди. Пусть они смотрят и наслаждаются зрелищем толпы, которую их региональные подопечные переманили на свою сторону. Это еще один пиар-ход.

Конечно, когда какая-то партия умело промывает мозги избирателям, когда вследствие этой промывки большая часть электората идет за ней, это самое большинство с неприкрытым сарказмом, а иногда даже с презрением смотрит на то минимальное количество людей, не пожелавших вступить в их ряды. Здесь действует психологический принцип, характерный для толпы. Но что такое толпа, как не безидейная масса? Что есть толпа, как не совокупность людей, напрочь лишенных своего личного мнения? Конечно, эти люди будут презрительно и крайне негативно относиться к меньшинству, не примкнувшему к ним. Но масса не понимает, что именно это меньшинство, эта оппозиционная к ним горстка индивидов (именно индивидов, а не тех людей – дивидов, из которых состоит масса) зачастую есть настоящая интеллектуальная элита, умеющая думать и анализировать, у которой есть иммунитет к любой промывке мозгов – она на них просто не влияет в силу наличия у них действительно субъектных и личностных характеристик, массе не присущих, наделяет их возможностью противостоять зомбированному большинству. Ведь количество – это еще не показатель качества, правильности или истины. В нашем случае количество – это показатель болезненности общества, которое из-за своего психосоматического недомогания буквально проникнуто бездарным большинством, лишенным внутреннего голоса (своего «я»), но при этом голосующего. Голосующего не за того, кого хотят, а за того, про кого скажут.

О факте, говорящем, что мнение большинства – еще не показатель истинности, пишет А. Маслоу. Ученый говорит о самоактуализированной личности как идеале, и противопоставляет ее огромному количеству обывателей. Ссылаясь на результаты исследований, он приводит очень маленькое число таких людей из всего населения Америки. Многие люди, по его мнению, формируют свои суждения, опираясь не на свои собственные предпочтения и вкусы, а на те, что навязываются СМИ. А в нашем, современном российском случае СМИ, как мы уже отмечали, – это средства, позволяющие политикам зомбировать народ: ведь ни для кого не секрет, что большинство теле и радиоканалов и газет существуют только за счет того, что всячески пиарят «элиту», и если они перестанут это делать или, что еще лучше, начнут публиковать критические замечания в адрес власть имущих, они просто прекратят свое существование. СМИ находятся под каблуком «Единой России» и выступают средством не столько массовой информации, сколько тиражирования «положительных сторон» «партии». Институт СМИ работает на систему легитимации власти ради укрепления ее имиджа. Л.С. Леонтьева, ведя разговор о саморегуляции масс-медиа, пишет, что «чистое» саморегулирование, лишенное государственной поддержки, сейчас весьма проблематично[217] . Эта мысль звучит весьма мягко. А что такое государственная поддержка масс-медиа? Это решение, согласно которому им позволяется существовать дальше. А, соответственно, отсутствие государственной поддержки СМИ выражается не в отсутствии реальной помощи, а в первую очередь в наличии прессинга по отношению к журналам и телеканалам, которые позволили себе говорить правду. «Проблема информационного тоталитаризма и социально-политической стагнации заключается не в присутствии государства на медиарынке, это жизненно необходимое социуму условие, а в характере проявления этого присутствия»[218] .

Стоит обратить внимание на то, что практически нигде в официальных источниках не найти критических упоминаний в адрес единороссов. Во многих городах проходят пикеты под лозунгом «против», но ни по телевидению, ни по радио, ни в газетах их не освещают. Мало того, на эти пикеты не просто не обращают внимания, а их разгоняют, аки дворовых собак, несмотря на пункт Конституции, гласящий: «Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование» (ст. 31)[219] . В Интернете мы находим много страниц, посвященных разгону митингов и пикетов, проводимых как ответ на повышение таможенных пошлин на иномарки, коррупцию во властных эшелонах, ограничение свободы выражения мнения, реформу ЖКХ и другие преступления политической элиты[220] . Вот только в официальных СМИ о таких прецедентах не говорят. Зато пространство масс-медиа наполнено сообщениями о том, что партия власти повысила пенсии на целых 600 рублей; про пенсии говорят везде и повсюду, но нигде не скажут про коррупцию и развал страны, про нецелевое расходование огромных средств (выделены деньги Внешэкономбанку, в котором сам Путин является председателем попечительского совета и многие другие случаи финансирования корпорации ради благосостоянии самой корпорации). Путин расхваливал себя в прессе в 2008 г. за приток капитала в Россию, но не сказал о том, что отток капитала, в котором он же виноват, еще более огромен. Событие, которое не было освещено в прессе, событием не является. О нем почти никто не знает, ему не дали огласку, его нет. Есть только те события, которые выгодны властям. Так что четвертая власть под названием «пресса» работает на единство первых трех властей, которые сливаются в один флакон этатизма. Тем самым пресса превращается в проводника государственно-санкционированного идеологического монизма. Она – внегласный институт осуществления политико-идеологического насилия, которое благодаря широкому распространению и мимикрии под новостные или какие-нибудь развлекательные передачи проникает наиболее глубоко в массовое сознание. Ее закрытый характер и почти полная подвластность знаменуют конец журналистики, ее неизбежную смерть. Интересно не то, что говорит пресса, а то, о чем она многозначительно молчит.

Правовое общество со свободной независимой прессой! Журналисты говорят только об акциях, проводимых самой «Единой Россией», но не об акциях, проводимых против нее. Они просто боятся: освещение этих мероприятий может действительно погубить их карьеру и послужить поводом для увольнения с работы. Об оппозиционных акциях можно найти информацию только на некоторых интернетовских сайтах. Конечно, еще остались непродажные СМИ, но их настолько мало, что на общем фоне их мизерное количество можно вообще не брать во внимание. Я, например, вообще перестал смотреть телевизор; какой смысл его смотреть, если там не освещают новости, а их делают, создают! Создают псевдособытия. Телевизионное (и не только!) информационное поле – это пространство псевдоинформации; оно не дает реципиенту информацию; это поле превращается в источник зомбирования. Единственное средство ознакомления с действительными новостями и их аналитическим рассмотрением – это Интернет, который полностью закрыть нельзя. Конечно, многие «неугодные» сайты закрываются, но в целом Интернет действует как огромная разрастающаяся в бесконечность ризома, самоорганизующаяся и неподвластная никакому контролю. И на некоторых сайтах печатаются очень хорошие новостные или аналитические статьи – Виктора Шендеровича, Юлии Латыниной и т.д. Но, к сожалению, эти сайты имеют очень маленькое число читателей, всего пара процентов населения, – реклама оппозиции в наше время невозможна. Люди в своем большинстве предпочитают черпать информацию из более официальных и привычных источников – телевидение, радио, газеты – и не задумываются об однобокости этой информации. Несмотря на то, что Интернет за несколько последних лет прочно вошел в общественную жизнь, тем не менее, по замечанию Т.Н. Ключниковой, 52% россиян не пользуются компьютером, а 70% не имеют доступа к сети[221] .

Нельзя сказать, что я вижу в Интернете возможность полного ренессанса демократических ценностей, хотя есть надежда на хотя бы частичную информатизацию общества и, соответственно, борьбу с информационным неравенством. Интернет грязен, в нем, также как и во всех официальных СМИ, полно псевдоновостей, мифологизмов, информационного мусора, обильно смоченного порнографией. Но тенденция загрязнения охватывает любые просветительские каналы, так как заинтересованные в промывании мозгов всегда находят эти каналы для службы своим целям. И таким образом просветительские функции сменяются своими дисфункциональными особенностями. Однако дух просвещения так или иначе не вымещается полностью, а остается соседствовать со своими врагами внутри глобальной сети. И надежда зиждется именно на той части сетевого пространства, где этот дух локализован. Поэтому, несмотря на уверения Барда и Зондерквиста в ошибочности идеи демократической спасительности Интернета, я склонен рассматривать сеть пусть не как панацею и спасителя информации и знания, но как возможное средоточие их содержания, обеспеченное доступностью их постижения для каждого. Будет очень печально, если Интернет постигнет участь цензурирования, если его – как пессимистично возвещают Бард и Зондерквист – разделят на два уровня, нижний из которых будет специально создан для потребителей, а высший отличится своей недоступностью обычным смертным. Сейчас даже на законодательном уровне пытаются «очистить» сеть от комментариев, указывающих на «злоупотребление свободой слова». Мало того, что обесценили официальные СМИ, так и до Интернета добрались. Но я не думаю, что – учитывая саму природу сети – представляется возможным подвергнуть ее идеологической кастрации, в отличие от более легко контролируемых продуктов «галактики Гуттенберга» (так М. Маклюэн называет эпоху книгопечатания).

У Интернета есть еще одно преимущество по сравнению с другими СМИ – это наличие обратной связи. Если газеты, радио и телевидение – примеры односторонней коммуникации, то сеть (не вся, конечно, а некоторые сайты) предполагает диалог, возможность читателю выразить свое мнение о каком-либо вопросе, подискутировать с автором. То есть, в сети читатель сам может стать автором, оставляя свой комментарий или публикуя ответную статью на уже опубликованный текст. Такой свободный доступ можно конституировать как одно из средств борьбы против информационной тирании.

Согласно принятой в 2000 году Доктрине информационной безопасности, на первое место среди национальных интересов России в информационной сфере ставится соблюдение конституционных прав человека и гражданина на получение информации и использование ее в своих интересах. Е.Н. Касторнова в своей статье оптимистично замечает, что осознанная на уровне государства необходимость такого совершенствования информационной сферы приведет к прозрачности политики в целом и создаст предпосылки для формирования диалоговой культуры во взаимоотношениях власти и общества. И сейчас правительством принимаются законы, направленность которых – достижение информационной открытости[222] . Кроме как наивностью, по-другому такой взгляд на вещи назвать нельзя. Принятый закон – еще не выполненный закон. Неважно, какие законы принимают, а важно, какие выполняют. Власти не хотят прозрачности, для них эти новые информационные технологии скорее как ком в горле, чем нечто позитивное и требующее усовершенствования и продвижения. Говорится одно, а делается совершенно другое, чего, к сожалению, не замечают некоторые авторы. Например, Е.С. Михайлова, апеллируя к новостным лентам и единоросскому Уставу, убеждает нас в том, что между партиями, а также между партиями и группами интересов существуют демократические связи, что на государственном уровне стимулируется выражение гражданами их политической воли, что группы интересов имеют шанс быть услышанными органами власти, что гражданские настроения и требования учитываются последними[223] . Ссылаться на новостные ленты и уж тем более на Устав верхушки – не самый лучший и убедительный способ доказывать истину. Нет партий с плохими уставами и программами, но существует много партий, которые просто их не выполняют. Ссылаться поэтому необходимо в первую очередь на личный и общественный опыт, не на то, что пишут в продажных СМИ, а на то, что происходит в реальности, которая уж совсем не демонстрирует нам положения, прописанные в сомнительной прессе. Нынешние новости в своем преимуществе – не только не авторитетный, а вообще последний источник из тех, каким можно верить. Поэтому значительная часть текстов (типа статей Касторновой или Михайловой) представляют из себя малозначительную ценность, так как содержат в себе вымысел, на которой зиждется практически вся политика «Единой России». Некоторые из них даже пытаются претендовать на научный статус, так как изложены соответствующим языком и опубликованы в научных журналах. Так, еще в одном научном журнале мы находим статью с кричащим названием «Социализация молодого поколения в условиях развития демократии и гражданского общества в современной России: политологический аспект», автор которой, сравнивая возможности социализации советского периода с ее возможностями сейчас, убеждает нас в том, что цензура и партийное промывание мозгов давно ушли в историю и им на смену пришли политический плюрализм и многопартийность[224] . Откуда, спрашивается, он это взял? Из путиновизора? Да в телевизионной реальности каких только благ нет – там и хорошая экономика страны, там и лучезарная улыбка от Орбита без сахара, там и господство Конституции, там и красота тела после его омовений мылом «Duru», там и свобода слова, там и ослепительный блеск волос после использования шампуня «Head & Shoulders», там и чаяния правительства об улучшении общего уровня жизни народа. Нет только этого в настоящей реальности. Мир массмедиа во многом отличен от настоящего мира – это две разнящиеся реальности. Добро пожаловать в утопию масс-медиа и в пустыню реальности!

Целью науки является истина, а целью навязываемых идеологий – эффективность. Поэтому подобные «исследования» целесообразно отнести ко второму. Возникает предположение – или статьи написаны людьми, кто до конца не разобрался в ситуации и верит любому печатному слову, или же просто эти статьи заказные. Это не научные статьи, в которых используется анализ новостей, а это сами «новости», которые принимают облик научного материала. Такие тексты, напечатанные в уважающих себя научных журналах, погружаясь в нелегитимные языковые игры, дискредитируют саму науку как таковую, выводя научный дискурс в рекламный, выхолащивая из него всякую объективность и стирая демаркационную линию между наукой и желтой прессой. Если наука ангажирована чем-то (религией, государственной идеологией и т.д.), грош цена такой «науке». Если образование ангажировано чем-то (религией, государственной идеологией и т.д.), грош цена такому «образованию». То же самое и с журналистикой… Как отмечает И.М. Ильинский, образование – государственный инструмент, с помощью которого в головы учащихся закладываются не только профессиональные знания, но и идеология, – до того, как государство его присвоило, было вне-государственным, а задача государства – стимуляция развития гражданского общества и, соответственно, негосударственного образования, которое по своей природе формирует свободомыслящих личностей, не находящихся рабском услужении у власти[225] . Да-да, остается только надеяться… Для нынешней власти укреплять сферу негосударственного образования – все равно что медленно но верно совершать самоубийство. Ему не нужны свободомыслящие люди, а нужна масса, поэтому нет резона создавать независимые вузы. Я не хочу проявить оценочный категоризм в этом вопросе, в соответствии с которым читатель подумает, будто я вообще не приемлю современное образование. Ничего подобного, я просто хочу сказать, что оно, растрачивая свой действительный потенциал, но продолжая сохранять его часть, подпало под правительственный контроль. Если когда-нибудь государство и станет способствовать развитию негосударственного образования, то это образование лишь формально будет называться негосударственным, а по сути останется тем же самым. Я уже указывал на подмены тезисов, которые использует власть ради доказательств своей легитимности, и здесь эта подмена может еще как проявляться. С таким же успехом власти ничего не мешает увещевать о том, что наука, образование и журналистика развиваются свободно. Хотя сколько бы оно ни увещевало, ничего от этого не меняется. Подумать только – жестко эксплуатируя в своих целях СМИ, Кремль передает по ним сообщения о государственной независимости масс-медиа!

Если информация мешает стабильности власти и не соответствует политической линии, она не допускается к обнародованию. Вместо объективной и свободной прессы существует нечто, что прессой назвать никак нельзя: это самое нечто, данный институт, занимается не освещением действительности, а созданием внутриличностных псевдоинформационных инъекций. В системе, где средства массовой информации выполняют скорее не информационные, а пропагандистские функции, ни о какой демократии не может быть и речи. Следует говорить только об авторитаризме, который боится правды, который с помощью узурпации масс-медиа, с помощью попыток легитимации своих лживых метарассказов посредством делегитимированных языковых игр пытается скрыть свое истинное лицо, свои настоящие цели и ценности.

В общем, оппозицию давят, давят со страшной силой, и для этого «святого» дела все средства хороши. Мне кажется, сейчас «Единая Россия» за счет серости масс стала настолько сильной корпорацией, что может запросто искоренить всю оппозицию и достичь полной однопартийности. Но единороссы этого не делают. Они все-таки заинтересованы в том, чтобы оппозиционные партии существовали, но существовали на слишком низком уровне своего развития, на уровне тараканов. И как только численность этих партий начинает расти, как только их рейтинг становится выше, действительная номенклатура тут как тут. Она сразу понижает рейтинг оппозиции, унасекомывает ее, но, надо заметить, не уничтожает ее полностью. Почему? Да потому что если властители душ искоренят всю оппозицию и тем самым добьются монопартийной политической системы, то реакция народа может стать гибельной для самой «Единой России». Конечно, русский народ терпелив, но вряд ли он снова смирится с однопартийностью – ведь это прямой и ничем не завуалированный путь к новому тоталитаризму. Поэтому нынешние тоталитаристы создают видимость оппозиции как некой альтернативы: «вы существуйте, – говорят они, – но ровно настолько, чтобы люди вас видели, но не настолько, чтобы представлять для нас угрозу». Вот и вся хитрость. «Если количество субъектов на политическом поле минимально, то власть способна контролировать их взаимодействие, инициируя кратко- или долговременное устранение одних игроков и появление других, чьи действия понятны и предсказуемы»[226] , – пишет В.А. Евдокимов. И хотя автор ставит акцент на количественный аспект в виде минимума политических субъектов, следует учитывать также качественный аспект, заключающийся в степени подконтрольности этих субъектов Кремлю; их может быть и много, но если они только создают видимость влиятельности и независимости, их множественность не является показательной. А когда влиятельный субъект ощущает незыблемость своей позиции, когда он знает, что трон под ним не шатается, он пренебрегает давлением, оказываемым снизу, со стороны отдельных граждан, групп или партий, что сегодня и происходит.

Оппозиция оказывается не нечленораздельным криком, раздающимся с задворок бытия, а явлением, вложенным в систему, интегрированным во власть, поглощенным властью. Власть подчиняет себе собственное отрицание, которое после такого подчинения перестает быть отрицанием. Оппозиция, быть может, не просто сохраняется, а специально создается одними и теми же людьми в одном и том же кабинете для отвода глаз, но на деле она не представляет из себя ничего серьезного. Партии и профсоюзы существуют в большинстве своем не для того, чтобы выражать интересы тех или иных категорий гражданского населения, не для того, чтобы оппонировать власти, не для того, чтобы указывать ей на ее ошибки [которые она должна исправить]; скорее, смысл их существования заключен в том, чтобы скрыть смерть партий и профсоюзов. Собственно, слово «оппозиция» здесь уместно лишь как слово, взятое в кавычки. Она мало что детерминирует, ее влияние мало что из себя представляет, оппозиция сохраняет свою действенность прежде всего в качестве симулятивной референции. Она искусно встроена в систему, поглощена системой, ее оппозиционность сохраняется системой как фантазм, который отводит взгляд в сторону от очевидности состояния всеобщей манипулируемости. В случае, если какой-то элемент начинает разрушать систему, он или должен быть уничтожен или должен быть трансформирован так, чтобы стать интегрированным в систему. Лучшая монополия – создание видимости множеств. Власть, сохраняя себя и обеспечивая контроль, множится, перетекает в оппозицию, не централизуясь в одном месте. Так, оппозиция включается в создаваемый властью символический обмен.

Как пишут А. Бард и Я. Зондерквист, наличие видимости противоречий в государственном лагере необходимо для сокрытия того факта, что все эти группировки внутри власти на самом деле сотрудничают друг с другом ради предотвращения настоящей оппозиции. Поэтому такие названия, как консерваторы, либералы, социалисты и прочие «исты» – в основном являются приверженцами одной и той же властной структуры. А здравые нарушители порядка привлекаются правящим классом предложениями выгодных позиций поближе к кормушке[227] . И если авторы описывали таким образом систему феодализма, рассматривая российскую современность, мы находим в ней эти же явления. Все так же потенциальные нарушители санкционированного сверху порядка вербуются или давятся. И не так уж важно, какой инструментарий идет в ход – вербовка или давление. Главное, что с ними работают во благо укрепления государства, а не во благо народа. Многопартийность, свобода слова – это лучшее для нормальных граждан и худшее для единороссов.

Один из самых явных примеров давления на оппозицию – сложившаяся ситуация с партией «Воля». Это молодая партия, пока еще не совсем известная в стране, но ее активисты работают в разных городах, информируя население о единоросских преступлениях и знакомя народ со своей программой. Если та или иная общественная организация набирает необходимый минимум голосов, закрепленный в Конституции, то она имеет право официально регистрироваться как партия. Когда «Воля» набрала необходимое и даже превышающее необходимое количество голосов, ей отказали в регистрации, не предоставив никакого убедительного объяснения мотивов отказа. Причем отказали трижды. Разве это не преступление, разве это не нарушение законов, разве это не игра с двойными стандартами? И наверняка в стране существуют и другие объединения, которым таким же образом втыкаются спицы в колеса, но мы о них не знаем, поскольку, по мнению государственников, обычный люд о них знать не должен. И препоны, которыми перекрывается кислород подобным объединениям, выступают основной причиной нашего незнания о их существовании.

Я не считаю себя активистом и идейным приверженцем партии «Воля», хотя, возможно, она является одной из немногих из всех ныне существующих партий, кто стремится не к обогащению и к поддержке установленного политического режима, а к реализации народных прав и свобод, закрепленных в Конституции. Грубо говоря, ее политическая программа сводится к реанимированию Конституции. Хотя личный опыт общения с ее приверженцами послужил возникновению у меня некоторого рода сомнений относительно их реального стремления к воплощению в жизнь этой светлой цели в первую очередь из-за характера их взаимодействия с населением. Микрофизика их власти заключена в том, что, ратуя за права и свободы простого народа, они тем не менее, как мне показалось, используют средства убеждения, многие из которых можно назвать манипуляционными: среди них есть неартикулируемый принцип «кто не с нами, тот против нас» и свойственная многим авторитарным объединениям установка на разделение «Мы» и «Они» («мы – единственная не купленная партия», говорят партийцы, и слово «единственная» режет слух). Да и внутренняя организация партии также предполагает определенного рода суггестивность по отношению к своим же активистам для их мотивации к еще более активной работе на партию. В их среде наблюдается безоговорочное подчинение лидеру и постоянные ссылки на авторитетное лидерское мнение (которым испещрены все партийные листовки), что говорит об этаком культе личности. Более того – их лидер пишет предельно упрощенные (как говорится, понятные дураку) книжки, и эта редукция приводит не только к их пониманию массами (чем проще написано, тем более популярно в массах), но и пробуждает отношение к ним как к чему-то действительно достойному, хотя едва ли необходимо опускаться до уровня обывателя и специально упрощать язык своих книг: в конечном счете, можно и матом писать, чтобы уж до всех без исключения дошло. Я не говорю о том, что необходимо в популярных книжках использовать совершенно непонятные фетишизированные лингвистические конструкты, фигурирующие только в лоне науки, но и заниматься лингвистическим редукционизмом и просветительством посредством упрощенческого популизма – не лучшее действо автора, который тем самым, претендуя в своих текстах на передачу неких научных истин, по сути дискредитирует науку. Да и бреда в этих книгах хватает – причем откровенного бреда, касающегося как глобальных, так и приземленных бытовых вещей, которыми наполнена общественная и индивидуальная жизнь[228] … Этот бред не открывает людям глаза, а служит приманкой, на которую успешно клюют и благодаря которой боготворят автора – этакий пиар-ход для рекламы себя и партии. Партийцы, начитавшись этих мудрствующих опусов, отравившись ими, идут за лидером как за непререкаемым гуру, учителем на всю оставшуюся жизнь. Я понимаю доверие людей к великим мыслителям (Бакунин, Кропоткин, Маркс и т.д.), но святая вера в псевдомыслителей, сделавших себе имя не мыслью, а ее камуфляжем, – это явно ненормально. Когда я смотрел выступления лидера партии «Воля» и когда читал ее книги, у меня складывалось впечатление, будто она знает не только способ решения какой-то конкретной проблемы, но и знает, как привести народ к городу Солнца, к чуду, какого еще нигде и никогда не было. И многие ее приверженцы вправду верят в то, что эта партия совершит нечто невозможное, забывая о том, что человек, который обещает слишком многое или стремится сотворить слишком многое [в политике, медицине или в любой науке], который – ни много ни мало – изобретает философский камень, по большей части является шарлатаном. Конечно, ни один настоящий сподвижник не защищен от появления поклонников, которые будут воспринимать все его идеи в качестве непререкаемых истин. Вокруг хороших специалистов в какой-либо области, а не только вокруг шарлатанов, иногда образуется кольцо преданных во всем людей – до неразумия преданных, и проблема кроется необязательно в специалисте, который и не задается целью привязать их к себе, а в самих людях. Из той же самой психологии я знаю много примеров, когда хороший психолог пользовался популярностью подобных лиц, которые по сути оказывали ему медвежью услугу. Однако я не думаю, что ситуация с лидером партии «Воля» именно такова. Рядом с квалифицированными специалистами есть много «священных коров», пользующихся дутым авторитетом. Смею предположить, что если Пеунова когда-нибудь придет к управлению страной, ее приход ознаменует расцвет лженауки, для которой характерно «изучение» чакр, энергоинформатики и прочих аномалий.

У партии есть еще неполитическая организация «Академия развития», занимающаяся психологической помощью и заодно рекламой психокоррекционного метода партийного лидера, а этот пресловутый метод – прямо настоящий фетиш для многих членов партии; несколько их активистов говорили мне, что метод С.М. Пеуновой работает лучше всех других психологических методов, чем вызвали не только недоумение, но и отбили всякое желание знакомиться с этим методом (прочитав ее книгу, я увидел лишь околооккультное словоблудие, в котором и не пахнет никаким научным методом). Только настоящий псевдорационалист будет утверждать исключительность какого-либо метода и притязать на обладание достоверным знанием о чем-либо – на этом псевдорационализме зиждется любое сектантство. Когда я написал рецензию на книгу «Все мы – только половинки», в которой попробовал более или менее обоснованно привести доказательства в поддержку своего отношения к подобной литературе, волевские партийцы, прочитав рецензию, сказали мне коротко и ясно: «мы несогласны с твоими словами». И все… никаких аргументов, никаких доводов, просто несогласны. Так говорят преимущественно те, кто отучен мыслить и научен верить.

К сожалению, псевдорационализм проникает и в некоторые научные отрасли; психоанализ, например, при всех его заслугах, объясняет несогласие с его основными положениями бессознательным вытеснением, имеющимся у оппонента (психоаналитик всегда прав – и когда клиент с ним согласен и когда клиент с ним спорит). Рационализм же следует положению «я могу ошибаться, а ты можешь быть правым», то есть он признает возможность ошибок и не высказывает претензию на непоколебимость. Но если человек не признает рационалистический подход, никакие рациональные аргументы не окажут на него рационального воздействия; где господствует псевдорационализм, там наверняка симпатии на стороне не разумных аргументов, а физического принуждения как последних арбитров в споре (это утверждение относится к максимально широкому контексту – не сфере деятельности какой-то конкретной секты или партии сектантсткого толка, а тоталитарному дискурсу вообще). Конечно, можно допускать существование рационализма с нечеловеческим лицом и существование иррационализма – с человеческим, но такое допущение характеризует скорее не правило, а исключение. Бытует мнение, преимущественно в экзистенциальных кругах, согласно которому человеческий разум сам себя дискредитировал в XX веке, о чем свидетельствует «рационализм» двух мировых войн, экологическая катастрофа, существование тоталитарных государств, ГУЛАГ и Освенцим. Все эти изобретения, продукты больного, но утонченного разума, эти проявления высшего прагматизма и рациональности, оставили неизгладимый след на сфере рационализма, что послужило возбуждением интереса к области иррационального и даже мифологического. Однако здесь следует поставить «но»… [Научный] рационализм сам по себе не аморален, но ничто не защищает его от того, что его плоды попадут не в те руки, так как превратно использовать можно все что угодно (и неоднократно научные достижения служили целям иррационализма). Ни одна война не инспирировалась наукой, если говорить о более или менее чистой науке. Злоупотребление разумом – не аргумент против самого разума. Кроме того, если мы ведем речь о какой-то истине, то право быть истинной она получает благодаря рациональным доводам, а не иррациональным безответственным метафизическим спекуляциям, с помощью которых можно оправдать все что угодно – даже убийство. Как говорил Сократ, недоверие и ненависть к логическим доказательствам связаны с недоверием и ненавистью к людям. Опять же, последние предложения – это, естественно, не вывод из словесных претензий сторонников «Воли» на исключительность в чем-либо [делать такой глобальный вывод, исходя только из подобных слов, было бы крайне претенциозно], а беглый взгляд на иррационализацию как одно из средств авторитарной и тоталитарной политики. Однако, такие слова если и не дают повод делать далеко идущие выводы, но содержат в себе иррационализм и зачаток фундамента для монументальности и тотальности.

Невольно в голову приходит мысль о возможном сектантском или полусектантском характере деятельности партии «Воля». Уж многие выпускники «Академии», «подлечившиеся» там люди как-то невообразимо оптимистично (в ущерб здоровому реализму) смотрят на деятельность партии и ее лидера, какие-то они все мировоззренчески близкие – почти одинаковые. Здесь следует говорить не о классическом сектантстве, а скорее о его иной или несколько смягченной форме: если традиционные сектанты заинтересованы в обирании своих прихожан, то, сдается мне, лидер этой партии целит не на материальные ценности, а на власть, которую хочет получить благодаря всеобщим усилиям партийцев-прихожан, лоббирующих скорее не идеалы либерализма, а саму Пеунову. По-моему, такое омассовление ничем не лучше других форм омассовления, которые уже были упомянуты. «Воля» очень критически подходит к деятельности правительства, во многом очень правильно говорит, но на основе описанных наблюдений за ней возникает вопрос: есть ли смысл менять шило на мыло? Действительно ли они хотят освободить страну от диктатуры? Изгоняя одно зло, не рискуем ли мы навлечь на себя другое зло – наибольшее или наименьшее? Видимо, нужно ставить проблему не в плоскости освобождения от зла, но и в плоскости освобождения от освобождения. Зачастую демифологизация, разоблачая одни мифы, создает новые. Вот такая «качественная» оппозиция… Хотя слова, приведенные в предыдущих предложениях – сугубо мое личное мнение, основанное на наблюдениях, которых явно недостаточно для создания целостного образа данной партии. Но так или иначе, а антиконституционный правительственный отказ регистрировать «Волю» – какой бы она ни была – говорит сам за себя. Если идут на нарушения, значит, в соответствии с некоей необходимостью. А на нарушения (причем достаточно серьезные) идут, и это факт.

Существует мнение, согласно которому часть нынешней оппозиции выступает инструментом так называемого мирового правительства, которое заинтересовано в ослаблении и расколе России, а не в сильной централизованной власти. Именно поэтому на территории вражеской страны создаются партии, движения, молодежные субкультуры, которые на поверхности ратуют за справедливость, гражданство, народную власть или вообще безвластие, а по сути, вступая в противодействие не только с господствующей вертикалью власти, но и друг с другом, рождают негативные формы идеологического плюрализма, благодаря которому в обществе нагнетается нестабильность, ослабляющая весь социальный организм по принципу «борьбы всех против всех». И возможно, некоторые ныне здравствующие объединения не только являются изобретениями внешних врагов (врагов не доминирующей системы, а страны вообще), но и активно ими финансируются. Но эта мысль в силу своей недоказанности имеет всего лишь гипотетический статус, хотя ее вполне может использовать власть ради оправдания созданного ею монопартийного авторитарного строя.

«Трудно сказать, осознает ли президент, что то единственное, что могло защитить его и страну, единственное, что придает жизни стабильность – реальная многопартийность, реальное разделение властей и реальная свобода слова, – он отменил собственными руками. Хотя именно эти механизмы хоть и мучительно, но включают народ в созидание и делают людей гражданами. А граждане принимают на себя часть ответственности за жизнь страны. Но, к сожалению, президент избрал другой путь, и народ радостно снял с себя ответственность за все решения»[229] . Мы теперь не граждане. Мы вообще никто и звать нас никак.

Выборность, слово-то какое. А по сути-то все тот же выбор без выбора. Когда есть в наличии несколько партий, создается видимость выборности, а на самом деле… А на самом деле одна из этих партий допускает существование других только для вида, для якобы присутствия оппозиции. Это кажущееся многообразие по сути является единообразием, которое создает некоторый выбор, но недостаточно широкий. Мы способны выбирать из брендов А, В, С, но не более того, так как бренд D находится под строжайшим табу. Сама же постановка этого выбора – неотъемлемая особенность современного общества, неизбежность, у которой отсутствует альтернатива. У выбора отсутствует альтернатива – парадоксальная, но вместе с тем наполненная особым смыслом фраза. Как пишет Ж. Бодрийяр, мы переживаем выбор как свободу и не замечаем, что он нам навязывается, а посредством него все общество навязывает нам свою власть; фактом своего выбора мы связываем свою судьбу с экономическим строем в целом[230] . Перефразируя французского мыслителя, скажем так: мы переживаем выбор как свободу и не замечаем, что он нам навязывается, а посредством него правительство навязывает нам свою власть; фактом своего выбора мы связываем свою судьбу с политическим строем в целом. Выбор – не порок, но и не является предосудительным недостаточность свободы выбирать. Предосудительно полное отсутствие таковой свободы. Предосудительно появление псевдовыбора, который мы наблюдаем на примере многих политических партий и объединений. Когда мы, выбирая, например, мэра, мечемся от одного единоросса к другому, мы выбираем внутри узкой системы координат, уже предложенной нам сверху. Мы не меняем эту систему, зачастую нам даже мысль такая не приходит в голову. Это не свобода, это лицемерное создание ее образа.

По мнению Ницше, если человек голосует за кого-то из нескольких партий, наличие такого «предпочтения» не выделяет его из стада. Уклонение же от всех возможных вариантов влечет за собой отчуждение от всего стада[231] . Но ведь, к сожалению, далеко не всегда выборный бюллетень содержит в себе имена по-настоящему достойных политиков, за которых без зазрения совести можно проголосовать. У нас во время выборов 2 марта 2008 г. было именно так, как пишет Ницше: проголосовать должны все (студенты, учителя, медработники и прочие госслужащие), и неважно за кого проголосовать (снова желание политиков достичь прозрачности массы путем провоцирования субъектости). Если же не идешь на избирательный участок и не отдаешь свой голос какой-либо кандидатуре, то рассматриваешься как «вне закона». Но голосовать-то действительно не за кого – в списке сплошные олигархи и народные обманщики, во главе которых – его Величество Медведев, ставленник Путин-Бога. Я бы с радостью проголосовал, да ведь не за кого… А насчет «вне закона», так тут вообще беспредел. Просто за сердце хватаешься, когда читаешь газетную статью какого-нибудь единоросского подлизы, пишущего о необходимости введения санкций против тех, кто не выполняет свой гражданский долг и не идет на выборы.

Совсем неудивительно, что люди превращаются в баранов и объединяются в стадо. Их припугнули – они и прогнулись. А как же иначе? Как же не прогибаться перед тоталитарным правительством, если оно в случае моего неподчинения может лишить меня карьеры, работы, репутации – единственных человеческих ценностей, без которых жизнь перестает быть жизнью и превращается в бессмысленное существование. Воистину, «человеческое, слишком человеческое» – уподобление стаду ради удержания всей необходимой нам меркантильной низости. Как говорит Ницше, прочная репутация нужна только для человека стада[232] , и трудно с этим поспорить.

Согласно Ницше, любой политической партии нужны в первую очередь враги, так как в противостоянии с ними она становится необходимой[233] . Я бы сказал, в противостоянии с ними, увеличивая свою необходимость, она находит друзей среди простого люда, становящегося ее сторонником. Но важно отметить – победитель не всегда достоин поддержки! А «враги», как мы уже отметили, у «Единой России» есть – это те партии, которые считаются оппозицией и которые единороссы активно пытаются сохранить.

Анализируя понятие власти, Мишель Фуко, в работе «О народном правосудии. Спор с маоистами» разделяет общество на буржуазию и непролетаризованную чернь, и отмечает те варианты выбора, которые первые предлагают вторым: либо тюрьма, либо армия; либо тюрьма, либо колония; либо тюрьма, либо служба в полиции[234] . Как мы видим, выбор не отличается широтой разнообразия вариантов, и тем самым аннигилирует самого себя, приобретая форму уже не выбора как такового, а квазивыбора. Конечно, тут можно привести возражение типа несогласия с подобным разделением нашего, российского общества на таковые классы. Но это возражение было бы совершенно необоснованным, поскольку современная российская действительность как раз отлично представляется в таком лице – в лице дифференциации на класс неимущих и угнетаемых (непролетаризованная чернь) и на класс обеспеченных и угнетающих (буржуазия или, собственно, государство). Философ говорит: «вся моральная идеология (ибо что такое наша мораль, если не то, что непрестанно возобновлялось и утверждалось приговорами судов), эта моральная идеология, точно так же как и виды правосудия, используемые буржуазным аппаратом, должны быть подвергнуты самой строгой критике…»[235] . А разве содержание того, что вещают нам господа единороссы, не является моральной демагогией? Это можно, это нельзя, это нужно, так поступать целесообразно… – сплошное морализаторство. А.А. Гусейнов крайне критически подходит к любому морализаторству, считая, что оно исходит в основном от верхов социально-иерархической лестницы, которые с его помощью этически оправдывают насилие и узурпируют власть выступать от имени добра, а своих оппонентов превращают во врагов. По мнению автора, моральная демагогия – это продолжение некомпетентности, которая развеивает конкретную ответственность во всеобщей вине; и вообще, ни один человек, согласно позиции Гусейнова, не имеет права брать на себя привилегию читать мораль, поскольку тем самым он показывает свою мнимую безгрешность[236] . А если «Единая Россия» дает себе возможность учить нас жить, наделяет себя правом устанавливать законы, то она поистине безгрешна и свою непогрешимость ставит нам в пример. Как смешно! Гусейнов, отмечая ситуацию постсоветского времени, говорит о лексике политиков, где доминирует понятие «великая Россия» (в нашем контексте – «Единая Россия»); «и величие ее возрастает тем стремительнее, чем хуже идут дела в разнообразных сферах жизни» [237] . Да, единороссы прикрываются мнимым величием и единством, умалчивая о реальной ситуации в стране.

Конкретный факт. Наши «глубокоуважаемые» правители морализировали на тему поддержки отечественного производителя автомобилей и ради рекламы российских машин (а на самом деле для финансового процветания владельца АВТОВАЗА, друга Путина С. Чемезова) подняли госпошлину на иномарки. Но если бы они сами ездили на стареньких «Запорожцах», «Жигулях» и прочих российских произведениях машиностроительного искусства, то у них было бы моральное право указывать нам, на чем ездить стоит, а на чем нет. Да и то это было бы право скорее не указывать, а просто советовать. Патриоты, ничего не скажешь. Само понятие «патриотизм» настолько интересное в своей зыбкости, что стоит на нем остановиться.

Патриотизм. Что означает слово такое мудреное? Патриотизм, этот пережиток прошлого, – пафос, с помощью которого государство «купило» несформированные умы молодых людей. Это чистой воды государственный заказ. Деятели доблестных правительств желали навязать патриотизм в виде высшей ценности всему народонаселению точно так же, как иудохристиане огнем и мечом навязывали Новый Завет. «Возлюби ближнего своего» – гласит первозаповедь Нового Завета, а в Ветхом Завете первозаповедь носит крайне противоположный характер: «лучшего из гоев убей». В чем тут противоречие? Да ни в чем. Просто любить ближнего своего должны массы, массы гоев, дабы не вздумали они совершать деяния грязные в лице антигосударственных переворотов и революций, а продолжали сидеть смирно в своей конуре. А в это время верхушка, то есть государственные деятели, вправе убивать лучшего из гоев, так как на нее принцип любви к ближнему не распространяется. Следовательно, Новый Завет был написан специально для масс с целью усмирить их, а Ветхий Завет – для представителей верхушки [в лице стремящегося к мировой власти этноса «богоизбранных»] с целью вооружить их вседозволенностью[238] . Они выше любых общечеловеческих ценностей, они сверхчеловеки, если следовать теории сверхчеловека Ф. Ницше, только ими же извращенной.

Также и с патриотизмом. Верхушке выгодно, чтобы масса была патриотично настроена и любила ближних своих. Но насколько эти государственные деятели сами являются патриотами? Вопрос глупый. Они диктуют нам свои правила и нормы, апеллируя к пресловутому патриотизму. Точнее, диктуют нам не свои, а «наши» (то есть какими они должны быть) догматы мышления и поведенческие стереотипы, а нам и невдомек, что они сами – другие, что они не есть субъекты-носители тех правил, которые пытаются нам навязать. В годы сталинизма врагом народа объявляли того, кто пошел против власти, а не против народа. Власть же сама по сути являлась врагом народа, но, естественно, так себя не называла, а наоборот строила политику отождествления государственной воли и народной. А разве сейчас нет подобного мифа?

Насколько же глубоко оседают в массовом сознании «патриотические» псевдоценности! Если я прилюдно заявлю, что я не патриот и быть им не хочу, то какая общественная реакция последует на эти слова? Меня начнут обвинять в чем-то непонятном, аморальном и античеловеческом; на меня сразу повесят ярлык обывателя и т.д.

Отсюда следует вполне логичный вопрос: что такое патриотизм? Это любовь к родине или любовь к государству? «Государство – это младший брат церкви; а патриотизм, эта государственная добродетель, этот культ государства, является лишь отражением божественного культа» – фраза принадлежит перу Михаила Бакунина, которую можно найти в его «Письмах о патриотизме»[239] . И дальше великий философ пишет: «для существования государства непременно нужно, чтобы какой-нибудь привилегированный класс был заинтересован в его существовании. И вот солидарные интересы этого привилегированного класса и есть именно то, что называется патриотизмом»[240] . Михаил Александрович разделяет патриотизм на естественный, который называет «продуктом реально солидарной жизни общества» и своего рода искусственный, являющийся продуктом государственного гнета. Именно этот искусственный патриотизм идеолог русского анархизма подвергает жесткой критике, отмечая, что он выступает «привычкой дурной, узкой и злополучной, ибо он является отрицанием человеческого равенства и солидарности»[241] . И новоявленный правитель может взойти на престол, стать олицетворением государственной власти, благодаря эксплуатируемому им народному патриотизму – именно той форме патриотизма, которая, по взгляду Бакунина, является неестественной и неконструктивной, отрицающей солидарность и равенство. Выходит, такого рода патриотизм рождает ступени неравенства.

По моему мнению, чтобы не запутаться в понятиях, не стоит различать две формы патриотизма, а более целесообразно развести понятия «любовь к родине» и «патриотизм». Первое – суть проявление нормального и естественного чувства по отношению к своей стране – своему дому. Второе же – мифологема государства. Патриотом сегодня является тот, кто раболепно признает государственную политику и склоняется пред ней. Стоит только перейти границу дозволенного властью, как сразу рискуешь навлечь на себя обвинения в антипатриотизме, в народе понимаемые как обвинения в нелюбви к родине, поскольку патриотизм и любовь к родине ошибочно отождествляются. Выходит, можно быть патриотом, поддерживающим коррумпированную власть, продающую и предающую страну направо и налево, но в таком случае нельзя быть преданным своей родине. В данном случае эти понятия взаимоисключающие. Но если предположить, что когда-нибудь придет действительно преданная своей стране власть, то ее активиста можно будет назвать верным стране и государству одновременно, то есть в таком случае термины утратят свою антагонистичность. Но, к сожалению, пока мы подобный ход событий – приход некоррумпированной власти – не можем прогнозировать.

Н. Хомский, дискутируя с М. Фуко, говорит следующее: «ныне государство обладает властью навязывать определенное представление о том, что законно, однако это не предполагает, что все это окажется справедливым, точно так же и в определении того, что такое гражданское неповиновение, государство вполне может ошибаться»[242] . Из этой фразы следует утверждение о нетождественном характере понятий «законность» и «справедливость», возможно даже, об их некоторой оппозиционности по отношению друг к другу. Вообще, по мнению Хомского, они не абсолютно тождественны, не абсолютно различны, что мешает прочертить конкретную и четкую демаркационную линию между ними. И затем Хомский продолжает свою мысль: «когда я совершаю какое-то действие, которое государство рассматривает как незаконное, я расцениваю, что оно законно, то есть что преступно именно государство»[243] . Здесь «я сам» как индивид, противостоящий государству, меняется с последним местами. И возникает вопрос: чье поведение законно, чье справедливо, и с чьей точки зрения оно законно и с чьей позиции оно справедливо? «Государство пытается преследовать в судебном порядке людей, которые разоблачают его преступления»[244] , – вот слова Н. Хомского, которые можно возвести в ранг великого высказывания. А потому совершенно правильно и справедливо осуществлять действия, мешающие государству совершать преступления.

М. Фуко, в свою очередь, подобно Ф. Ницше, представляет справедливость как некое оружие, принадлежащее или политической власти или, наоборот, ее оппозиции. Эта справедливость, эта выдумка, может выступать как притязание угнетаемых, так и как оправдание угнетателей. И если, по нашему мнению, господствующая власть использует понятие справедливости как аргумент, позволяющий ей повлиять на массы ради достижения собственной выгоды (неважно, в чем эта выгода заключается), то она, эта власть, пытается создать тождественность между оной справедливостью и законностью. Но лишь пытается, а не создает, поскольку апелляция к справедливости – это чаще всего лишь прикрытие, мнимость, под поверхностью которой остается место лишь для меркантильных интересов властвующей верхушки и только.

Но, конечно, мы все так или иначе апеллируем к справедливости, и это происходит потому, что ее нет. Эта фикция так будоражит наше воображение, так нас беспокоит, что мы, порой находясь в полном отчаянии под гнетом власть держащих, используем ее как единственную соломинку, за которую можно уцепиться. У каждого человека, у каждого класса, у каждой общественной формации справедливость своя, и нельзя привести все возможные «справедливости» к единому знаменателю; некое действие справедливо лишь относительно уже принятого кодекса справедливости, оно не может быть справедливым вообще. Однако в политическом смысле под справедливостью принято понимать идею равенства, свободы и братства – как бы утопично и абстрактно это ни звучало (теория прирожденного интеллектуального равенства не представляется обоснованной, поэтому под равенством стоит подразумевать сокращение громадной материальной поляризации и равенство всех перед законом). Мы не можем забыть о справедливости, безвозвратно выбросить ее из головы, потому, что живем в классовом обществе (хотя классовость – далеко не единственный барьер для справедливости), где для нее нет пристанища, но есть место для ее символа, для этой существующей только в наших умах, а не в реальности, фикции. И наоборот, она исчезнет как утопическое ментальное представление и воцарится как реальное положение дел только в бесклассовом обществе, лишенном угнетателей и угнетаемых, о котором так давно мечтают М. Штирнер, П.Ж. Прудон, М.А. Бакунин, П.А. Кропоткин и другие представители анархического движения (индивидуализм, синдикализм, коммунизм). Проблема только в том, что возникновение описываемого ими общества едва ли возможно. Утопия – это не проект, осуществлению которого мешают некие субъективные или объективные факторы определенной общественной обстановки (по-другому, незрелость ситуации), а проект, барьером для осуществления которого служат законы природы[245] . Однако, ориентируясь на идеальные до невозможности общественные устройства, лучше пытаться брать от них то, что представляется возможным создать не в теории, а на практике. Ведь утопия – это не цель, а ориентир для дальнейшего движения. Это ориентир, регулирующий наличную – теоретическую и практическую – деятельность.

Естественно, я никого не призываю к созданию какой-либо утопической формы развития общества (по меньшей мере, это было бы глупо). Я просто хочу, не погружаясь в дебри социальных утопий и политических идеализаций, показать картину происходящего здесь и сейчас, и эта картина, на мой взгляд, не отличается особым оптимизмом. Она представляется нашему взору в виде мрачного, наполненного черным трагизмом сюжета. И поэтому, критикуя изображенное на ней положение вещей, мы волей-неволей говорим о желании повернуть события в иное русло, хотя бы минимально близкое к демократическому (в традиционном значении этого слова). Демократия как режим, в котором народ осуществляет правление ради народа, в котором все равны перед законом, – это не утопия, а возможность. Но современное российское общество, к сожалению, не готово к тому, чтобы взять ответственность в свои руки и добиться [относительной] справедливости. Социум мобилизован против собственного потенциала…

Справедливость для каждого своя и нет единой конкретной точки отсчета, исходя из которой, позволительно с методологической точностью отделять справедливое от несправедливого. Однако в интересующей нас сложившейся ситуации справедливой была бы та политика, администрация которой:

1) освободила бы себя от навязывания народу неких идеологем и образцов поведения,

2) предстала бы пред населением в прозрачном платье, и эта прозрачность стала бы залогом уничтожения черных пятен (сокрытие коррупции верхов и прочие замалчивания власть держащих о своих политических действиях, роднящихся с полным произволом) и возрождения торжества истины; чем более прозрачна система, тем больше народ знает о ее истинной политике,

3) делала бы все возможное для ликвидации колоссального неравенства, в соответствии с которым бедные беднеют, а богатые богатеют,

4) отменила бы свою внегласную политику двойных стандартов, на место которой водрузила бы контроль за всеобщим равенством перед законом (естественно, это равенство должно распространяться и на контролирующих его).

Понятно, что справедливость размера оплаты труда или тяжести наказания за то или иное преступление имеет множество толкований. Но я не хочу сейчас вовлекаться в демагогию о критериях, которые будут служить точкой отсчета для узаконивания этих степеней, размеров и тяжестей. Просто я кратко описал ту идею социальной справедливости, которая представляется мне как раз справедливой. Справедливо то, что истинно. А различные споры, вызванные мыслью о субъективности справедливости, равно как о множественности истин, навевают только фатализм, согласно которому все действительное справедливо хотя бы потому, что действительно. Но такая мировоззренческая установка, равно как и фатализм вообще, – скорее социальная болезнь, нежели эффективное средство психологического прибежища. Не все действительное справедливо и не любое сообщение претендует на право считаться истинным. Убеждаясь в плюрализме мнений относительно справедливости и в постмодернистской переоценке (деконструкции) абсолюта истины, остается только умывать руки и говорить «пусть все будет так, как есть», а именно с такой позицией следует бороться. Принимая за чистую монету мысль о субъективности истины, о невозможности существования абсолютных истин, мы не задумываемся о том, что эта мысль, в свою очередь, тоже претендует на истину, а потому кроет в себе противоречие. Вместе с тем, она, постулируя огульный субъективизм, ставит крест на ценности науки, которая, как известно, руководствуется поисками объективной истины. При этом, несмотря на иронию по отношению к этой идее, ей принято отдавать должное как одному из самых прогрессивных в наше время научных положений. Несомненно, реальность для каждого своя – депрессант ее видит в черных красках, оптимисту она является в розовом цвете, реальность философа отлична от реальности водителя автобуса и т.д. Но несмотря на различие во взглядах на окружающую действительность, она остается одной и той же, и ни одна субъективная мировоззренческая карта не способна описать в полной мере территорию реального. Картине восприятия не дано копировать реальность, а позволено интерпретировать ее, что приводит к множественности видений. Видения реальности различаются вместе с тем уровнем мифотворчества; ребенок, неграмотный человек, религиозный фанат наверняка в нее привносят больше мифов, чем, например, ученый-физик. Так что ницшеанский тезис о том, что вместо фактов есть только интерпретации, едва ли достоин того, чтобы быть принятым в прямом смысле. Интерпретации – вещь гибкая и аморфная, а факты – вполне конкретны. Просто их можно по-разному интерпретировать. Например, необходимость усиления полномочий ФСБ объясняется тем, что вследствие принятия данного закона общество будет более защищенным от терроризма, но такую ширму вряд ли следует принимать за очередную [субъективную] истину. Вводя любой антинародный закон типа этого, можно как угодно его оправдывать, но суть останется одна; никакие объяснения и оправдания не сделают антинародный закон народным. Само введение того или иного закона и характер его ценности для власти или для общества – это факт, равно как фактом является то, что город Москва – до сих пор столица России. И никакому субъективизму и релятивизму здесь нет места.

О полном отсутствии демократических ценностей в стране говорит в том числе неразделение властей. Нет сдержек и противовесов между законодательной, исполнительной и судебной властями, конституционный принцип разделения властей не реализуется, что приводит к сосредоточению власти в одних руках. В демократической стране законодательная, исполнительная и судебная власти должны быть четко отделены друг от друга, должна быть система взаимосдерживающих полномочий высших органов государственной власти. Если они сращены, то неминуем произвол по принципу «сам издаю и сам же контролирую». Именно это мы и наблюдаем сейчас; премьер стоит во главе власти в общем, то есть всех ее ответвлений. Как пишет Д.А. Авдеев, президентские полномочия единоличны и их невозможно ограничить [даже Конституцией]: он вправе представлять одного и того же кандидата на должность председателя правительства, председательствовать на заседаниях правительства, отменить решения правительства, приостановить действия органов исполнительной власти субъектов РФ, принимать решения об отставке правительства, образовывать органы государственной власти, непосредственно руководить деятельностью федеральных ведомств, назначать на должности высшего уровня[246] . Необходимо внести одну поправку в размышления Авдеева: всем этим руководит не президент, а премьер-министр.

Власть пытается снова реанимировать ценности, ранее считавшиеся общечеловеческими. Иногда она говорит о любви к родине, о справедливости, о демократии. Но как можно верить политикам, ратующим за возрождение этих высоких слов, если они сами не являются эталонами, носителями данных ценностей? Если господин Единоросс восхваляет демократию, зря он это делает, другой рукой устанавливая нечто совершенно иное. Но надо отдать должное современным политикам, переставшим уделять такое сильное внимание высоким ценностям, как это было раньше, например, при Советском Союзе. Теперь люди обособились от духа коллективизма, и им наплевать на мировую справедливость. Единственное, на что им не наплевать, так это на собственные меркантильные интересы. Пополнить свой кошелек, набить свое вечно голодное чрево – вот ценности современного человечества, а точнее, каждого отдельного существа, так как благодаря такой трансформации ценностей из высших в низшие, такому релятивизму, человечество перестало существовать. Остался только человек, который думает, что, ратуя только за свои личные убеждения, отстаивая позицию обывателя, он проявляет индивидуальность. А на самом деле никакой индивидуальности и в помине нет. Б.Б. Коссов говорит, что стереотипизация людей в авторитарном обществе чрезвычайно ограничивает потенциал общества в целом, то есть затрудняет общественное развитие[247] . Наверняка с этим трудно не согласиться. Это утверждение обращает наше внимание не только на локальную ситуацию, происходящую на уровне «со мной лично здесь и сейчас», но и на кризис глобального (социального) масштаба.

И политики, воспользовавшись этим ценностным релятивизмом, этой человеческой меркантильностью, сменили лозунги «Германия, Германия превыше всего» или «за Родину, за Сталина» на «достаток в семье – порядок в стране». Интересное высказывание единороссов, не правда ли? В нем присутствует как меркантилизм («достаток в семье» – то есть в моей семье, в семье реципиента, которому адресован лозунг), так и патриотизм («порядок в стране»). Первое (низшее) здесь фигурирует как нельзя кстати; чем еще можно заинтересовать сегодняшнего человека, если не его родным, собственным, не распространяющимся за пределы его эго… Второе же (высшее) присутствует как бы на всякий случай; а вдруг еще остались такие идейные товарищи…

Мало того, рекламный лозунг, нами анализируемый, представляя собой связку из двух частей (низшее и высшее), объединяет воедино две различные по своему содержанию фразы. И в целом лозунг звучит так, как будто содержание первой фразы («достаток в семье») определяет содержание второй фразы («порядок в стране»). Лозунг можно рассматривать в двух направлениях. Согласно одному направлению, здесь прослеживается причинно-следственная связь, внутри которой первое выступает в форме причины для второго, которое, в свою очередь, выступает для первого в виде следствия. То есть, если мы организуем внутри своей семьи достаток, то в стране автоматически появится порядок. Согласно другому направлению, обе фразы объединены в так называемый комплексный эквивалент, где они рассматриваются как равнозначные, и одно без другого существовать не может. То есть «достаток в семье» и «порядок в стране» – это тождественности, и если есть одно, в обязательном порядке будет и другое. Мы сейчас обозначили два варианта анализа этого лозунга, и оба варианта в целом, различаясь между собой, все-таки сходятся в одном месте. Эта точка их пересечения, место их сходства, называется искажением информации[248] . И причинно-следственная зависимость и комплексная эквивалентность есть частные проявления такого процесса моделирования реальности, как искажение информации.

Почему искажение? Если высказывающему данный лозунг задать пару определенных вопросов, он не сможет дать на них достаточно логичный ответ. Вот эти вопросы: «каким образом первое формирует второе?» (причина-следствие), «кто сказал, что это одно и то же?» (комплексный эквивалент). И вообще, «как эти две вещи между собой взаимосвязаны»? Таким образом, мы доказываем абсолютную нелогичность данного лозунга, который лишь с первого взгляда кажется вполне логичным. На самом же деле в рекламе подобных слоганов используется уйма, и это совсем не значит, что каждому из них надо верить. Да и вообще, о каком порядке они позволяют себе говорить!

Авторы книги «Демон власти» приводят анализ лозунга «либо Путин, либо – хаос»[249] . Такое противопоставление подталкивает человека сформулировать самостоятельно программу Путина как противоположную хаосу, а значит, как порядочную, законную и прочее. Но как тогда, исходя из приведенной формулировки, выглядят программы других кандидатов? Как провозвестников и идейных защитников хаоса. Такой лозунг исключает не только выбор как таковой, но и не оставляет шансов другим кандидатам. Конечно, подобные лозунги могут указывать на компетентность и особый профессионализм пиарщиков, за что им следует поаплодировать. Но профессионализм зачастую неразрывен с аморализмом (по крайней мере в области пиара), что в данном случае вполне наглядно проявляется. И опять же – кто сказал, что противопоставление Путина и хаоса легитимно? Никто, но это и необязательно. Оно в сознании масс становится легитимным и истинным уже потому, что оно существует, написано в листовках, появляется перед глазами.

Итак, декларируя некие ценности в форме слоганов и лозунгов, политики (равно как и рекламщики) пытаются навязать нам эти ценностные ориентации в виде императивов, которым мы следует или должны следовать. В одном случае они насаждают нам сами ценности («надо делать и думать так-то…»), а в другом они подстраиваются к уже имеющимся у нас ценностным ориентациям, но тогда они уже методом искажения информации навязывают нам взаимосвязь между этими ориентациями. Они, политики, или создают ценности или их распределяют, а мы покорно их принимаем. Следовательно, если говорить словами Ф. Ницше, они есть сверхчеловеки, которые зависят не от ценностей, а наоборот, ценности зависят от них, и эти люди ради собственного роста и успешности играют ценностями, перетасовывают их, чтобы те работали на сохранение их роста и воли; а мы все – недочеловеки, безоговорочно склоняющие головы перед этими ценностями. Конечно, семейное благополучие и благосостояние всей страны – хорошие вещи, которые стоят того, чтобы к ним стремиться. Но кто сказал, что «Единая Россия», умело подстраиваясь к ним, способна привести всех нас в общем и в отдельности к реализации этих благих намерений? «Мы живем в мире образов, в мире абсолютно видимом, ненастоящем, в мире симуляции любой ценности, любого действия»[250] .

Истеблишмент, строя лживую гиперреальность магического языка и мифических языковых игр, конформизируя и подавляя, если выражаться языком Г. Маркузе, создает модель одномерного мышления и поведения с ее «нужными» идеями, целями и ценностями. Это – реальность симулякра, подчиняющая своему господству реальные и потенциальные силы протеста. В условиях, когда псевдореализм социально-политических симулякров выступает основным фактором [тотализующего] господства, формы протеста и отрицания с неизбежностью выталкиваются на периферию социального, в лоно маргинализма. Поэтому быть несогласным сейчас зазорно.

Репрессии, одномеризация, интеллектуальная редукция и прочие-прочие тенденции, исходящие от власти – все это символы умерщвления социума, изничтожения свободного духа, мнений и воль. Практика политического истеблишмента создает плотную, герметичную систему без трещин, щелей и зазоров – источников критической рефлексии, покоящихся внутри самой системы. Кремль давно уже воплощает в себе надгробие российской свободы и гражданственности, и сейчас он не перестает функционировать в качестве надгробия, превращая обширный социальный ареал в экзистенциальный некрополь. Отклонение от нормального [хорошего] – это не сбои в работе системы, а сама ее работа. Сам порядок порочен…

4. Размышления о будущем, многообразие форм правления, опасность глобализации

Процесс абсолютизации и тотализации набирает ход. Что нас ждет дальше? Трудно подумать. Преследования? Допросы? Заключения?

Но почему же дальше? Ведь все это уже имеет место. Представителей оппозиции допрашивают, преследуют, им угрожают, некоторых сажают путем фабрикации уголовных дел. Так, М. Ходорковского посадили не потому, что он олигарх и злостный неплательщик налогов, а потому, что он решил заняться государственными вопросами, то есть принял решение стать конкурентом для власть держащих. Его посадили только за то, что он проявил нелояльность к власти. Политика Путина поддерживает олигархов при условии, что они не будут составлять конкуренцию Кремлю, и при условии, что они друзья Путина. При этом Ходорковский позиционировался как враг народа №1, который на самом деле был врагом не народа, а Путина, распорядившегося сфабриковать дело и раструбить об эффективности его войны с олигархами. Этим он распиарил себя перед народом как борца с нечестными бизнесменами и показал железный кулак другим бизнесменам, которые, подобно Ходорковскому, захотят сделать страну более прозрачной, – дабы неповадно было [плюс получил собственность поверженного врага]. «Если нефть, которую экспортировал Ходорковский, теперь экспортирует Gunvor, принадлежащий другу Владимира Путина, не имеет смысл обсуждать, правду ли говорит государство о том, что Ходорковский не платил налогов»[251] .

Вообще, современное российское государство во многом зиждется на бизнесе, на слиянии бизнеса и бюрократии, власти и собственности. Если многие думают, что в стране существует крупная частная собственность, это совсем не означает, что она действительно является частной. По-хорошему, чиновник не имеет права заниматься бизнесом, поскольку он его будет развивать за счет интересов других бизнесменов, честных и не связанных с властью. У нас же все наоборот – именно крупным чиновникам принадлежит крупный бизнес, именно государство монополизирует сферу крупного предпринимательства. А одна из основных причин коррупции – усиление государства в области экономики.

Бизнес и политика сегодня образуют неразрывное единство. Если в девяностые фактически власть мог получить почти любой крупный бизнесмен, у которого хватало денег на то, чтобы «купить» чиновничье кресло, то сейчас деньги решают далеко не все. Сейчас решают все финансы и лизоблюдство. Покорный и бедный вряд ли сможет вырасти настолько, чтобы стать чиновником хотя бы среднего звена. А непокорный и богатый не только не дорвется до политических верхов, но и рискнет потерять свое богатство – вспомним Ходорковского, Гусинского и Березовского; все-таки, руководствуясь моральными различиями в их деятельности, первого с двумя последующими не стоит ставить рядом, но в данном контексте такое перечисление уместно, поскольку каждый из них оказался по-своему непокорным.

А.И. Фурсов [говоря как раз о нынешнем правительстве, называя его корпорацией-государством] отмечает, что корпорация-государство устраняет границу между властью и собственностью, также как оно стремится стереть или максимально истончить грань между монополией и рынком, государством и гражданским обществом, политикой и экономикой[252] . Но что ему менее всего нужно, так это гражданское общество. Верхушка много говорит о модернизации, о своем стремлении вывести Россию «вперед», но на самом деле никакой модернизации нет. Конечно, есть нефтепроводы, проходящие через многие страны мира, но это скорее не проявление модернизации, а просто еще один бизнес-проект. Модернизация – очередной миф, созданный для успокоения народа, создания идеи, согласно которой страна в скором времени продвинется «вперед» и все мы заживем счастливо (а при социализме все уже были счастливыми, счастье было всеобщей обязанностью, и быть несчастливым человек не мог, ибо права такого не предоставлялось). Наш народ изучение подобных мифологем давно прошел, но, видимо, плохо сдал экзамен, поскольку продолжает верить обещаниям. Власть, плохо исполняющая свои обязанности перед народом, держится благодаря функционированию в массовом сознании надежд и чаяний на светлое будущее. Пока [терпеливый] народ верит и ждет, он послушен. Класс собственников, контролирующих власть, не особо-то заинтересован в модернизации страны, да и никакая модернизация невозможна в условиях тотальной коррупции. Но они заинтересованы в модернизации своей системы, в ее укреплении, ради чего готовы идти на любые преступления. «…олигархи, владеющие почти всеми природными ресурсами страны, не заинтересованы в ее модернизации, – пишет А.А. Дробышев. – Их сверхдоходы обеспечиваются выкачиванием и распродажей природных богатств, а рисковать своими капиталами во имя модернизации они не хотят»[253] . Под олигархами здесь следует понимать не только тех магнатов, деятельность которых локализована прежде всего в сфере экономики, а не политики, но в первую очередь тех, кто сидит на высоких единоросских постах и диктует правила игры не только в дискурсе чистой экономики, но и в дискурсе политики.

Да и вообще, вызывает иронию сам концепт «консервативная модернизация», сформулированный партией власти. Модернизация не может быть консервативной, так как она на то и модернизация, что ведет вперед, а не к консервации. Концепт «консервативная модернизация» скорее относится к той категории бессмысленных понятий, к какой принадлежит, например, понятие «круглый квадрат» или тоже выдуманный единороссами перл «суверенная демократия». И хотя единороссы связывают консерватизм с достигнутой ими политической стабильностью, на самом деле этот аргумент является тем же мифом, что и демократия, о которой вещают с высоких трибун. Стабильность есть, но она выгодна лишь тем, кто ее устанавливал. Модернизация (или то, что так называется) скорее всего тоже выгодно только ее инициаторам и никому более. «…нам предлагается проект имитационной модернизации, при сохранении той модели властно-административных отношений, которая характеризуется ригидностью, высокой коррупционностью, сужением демократических практик»[254] .

Народ, доверяющий власти, прислушивающийся к ее обещаниям светлого будущего, работающий на нее – это, выражаясь словами Ж. Бодрийяра, народ, который обрекает себя на медленную смерть. Те же, кто становится на баррикады, рискуют обречь себя на быструю, насильственную смерть; политические практики (митинги, беспорядки и т.д.) самоубийственны, так как обнажают репрессивную природу власти. Перед лицом этого символического шантажа, опирающегося на насильственную смерть, власти трудно удержаться. Она живет нашей медленной смертью[255] . Она хочет, чтобы народ – ее жертва – стал бессмертной жертвой, постоянно страдающей [и не осознающей свои страдания], но не умирающей окончательно, чтобы процесс его умирания уходил в вечность, тем самым сохраняя вечность власти. Поэтому власть – это не только воля предавать подвластного смерти, но и, напротив, воля оставлять жизнь рабу – жизнь в труде. Это напоминает марксистский тезис о том, что эксплуататор-тунеядец перестает существовать в случае его полной [физической] победы над эксплуатируемым, что говорит о зависимости буржуазии от пролетариата, об интересе эксплуататора продлевать борьбу с эксплуатируемым, но не выигрывать ее до конца. Однако обратной зависимости не прослеживается, существование рабочих не определяется существованием буржуазии. Следовательно, народ не зависит от власти, она не питает его жизненной энергией, а все происходит наоборот: именно народ наделяет власть живительной силой, именно он – не мертвый, но постоянно умирающий – плодит в лоне власти множество угнетателей и тунеядцев. Гиперболизированная антиутопическая картина из фильма «Матрица» – люди питают систему, находясь в полумертвом состоянии, обманутые и довольные своей несвободой… И даже когда восставший народ подчистую свергает эксплуататоров, это не приводит к бесклассовому обществу, так как внутри восставших происходит дифференциация, в соответствии с которой из обычного люда появляются новые правители – эксплуататоры, образующие более привилегированный, класс. Соответственно, классовое сознание дробится и теряет свое единство. Начинается новая классовая война (более или менее ожесточенная, характеризуемая большей или меньшей эксплуатацией), и так происходит по кругу.

Методы «работы» с оппозицией не ограничиваются только допросами, угрозами и фабрикациями дел. Некоторых просто убивают; не возникает особых сомнений относительно убийств А. Политковской, А. Литвиненко и нескольких других журналистов. Путин с самого начала своего президенства разворачивает войну против олигархов, скрываясь за лозунгом борьбы с коррупцией. То есть, один олигарх душит других не потому, что они разворовывают страну, а просто потому, что являются его оппонентами. А вместе с тем война идет и против свободной прессы. Кто выходит из специально построенного барака, внутрь которого почти не проникает свет, того – этих «врагов народа» – бьют идеологически выверенными камнями. В общем, власть расписывается в фашизме и при этом самым лицемерным образом пытается избежать ответственности, замалчивая свои деяния и запрещая говорить о них вслух. Запрещая не только говорить, но и знать о них. «…невыгодные интерпретации деятельности как региональных, так и федеральных элит могут практически не иметь информационной поддержки»[256] . Это в лучшем случае они не поддерживаются информационно, а в худшем [к сожалению, имеющем место] как невыгодные для власти интерпретации ее деяний, так митинги и пикеты, посвященные проблемам коррупции, милицейского произвола и т.д., не только не освещаются в СМИ, но и разгоняются посредством силовых акции с последующим наложением табу на их освещение в прессе. Потенциально исходящей от простого люда активности знать и активности распространять истину наше государство боится, как огня. Почему ни президент, ни премьер никогда не участвуют в теледебатах в прямом эфире? Я имею в виду теледебаты, сценарий которых заранее не прописывался, то есть настоящие свободные дискуссии. Боятся этого делать, боятся «нехороших» вопросов и обвинений, на которые они просто не смогут дать достойные ответы.

Вот если бы единороссы объявили напрямую себя тоталитаристами и во всех СМИ сказали, что их политика антинародна, они были бы достойны какого-никакого уважения хотя бы за откровенность. Но они этого никогда не скажут, потому что слишком трусливы и лицемерны. Потому что, наконец, они боятся народных восстаний, а потому не действуют по принципу видимого насилия (бить оппозицию так, чтобы другим неповадно было), а осуществляют насилие невидимое. Исподтишка вершить свои грязные делишки наглости хватает. Вот он – апофеоз чистоты и справедливости, царящий в современной Российской Федерации.

И к чему мы идем? Неуклонно и неизбежно мы все ближе и ближе подходим к тоталитаризму, который витает в воздухе и стоит на пороге; мы чувствуем запах нового режима, слышим его дыхание за спиной и понимаем, что если сейчас ему подчинимся, то потом противостоять будет уже поздно.

Хотя что там говорить – уже подчинились. 63% голосов «насчитали» [по результатам выборов 2007 г.]. Действительно, результаты выборов – это результаты теста на интеллект. Если мы примем на веру то, что и вправду такой большой процент проголосовал за единороссов, то можем смело прийти к такому выводу: проверку на развитие интеллекта народ не прошел. Едва ли нормальный человек с более или менее высоким умственным развитием отдаст свой голос за такое объединение, как «Единая Россия». По крайней мере, по собственной воле. Следовательно, у нас в стране 63% населения – стадо, привыкшее идти за пастухом. Вот и возникает вопрос: «чему вы радуетесь, единороссы? Тому, что вся тупая масса проголосовала за вас? Да, большинство, но какое…». Этих молча голосующих, слепо доверяющих, челобитно-покорных людей трудно назвать гражданами своей страны. Им более подходит термин «электорат». Электорат как толпа апологетов антинародной политики. Электорат как совокупность индивидов, прошедших курс лечения политической анестезиологии и выработавших иммунитет к любым болевым ощущениям. Электорат как масса не знающих, но действующих во благо тех, кто пользуется этим незнанием и позволяет себе паразитировать на обычных смертных. А само незнание, собственно, можно расценивать только как невежество.

С другой стороны, казалось бы, мы не можем так категорично утверждать об интеллектуальном уровне «партийцев» и им сочувствующих. Ведь большинство от этого процента – люди подневольные, которых буквально заставили проголосовать под угрозой увольнения или лишения премий (школьные учителя, медицинские работники, сотрудники социальных центров и прочих государственных заведений). Но если дело касается политики, да еще и такой наглой, то я никогда не пойму человека, который пошел наперекор своим политическим убеждениям и ценностям и проголосовал за тех, на кого рукой указало его начальство, не преминувшее перед этим оговориться о поощрениях за «правильно» сделанный выбор и наказании за «неправильный». Тут уж надо идти на принцип и не думать о возможных потерях (денег или работы). Многие люди придерживаются меркантильной позиции обывателя, а единороссы успешно этим пользуются. Если бы они знали, что русского человека не зацепить методом устрашения, то они этим методом, этой насильственной парадигмой и не стали бы пользоваться. Короче говоря, я не склонен к оправданию тех, кто проголосовал не по личным убеждениям, а под гнетом кнута. Скорее наоборот, я таких людей обвиняю в обывательстве, а это очень серьезно.

В общем, всех отдавших и отдававших голос за «Единую Россию» условно можно разделить на две категории:

1. Марионетки, не умеющие мыслить самостоятельно, которым просто пустили пыль в глаза, а они ничего не заметили и проголосовали якобы «по личным убеждениям»,

2. Меркантильные обыватели, которые держатся только за свою карьеру, статус и доход, а на все остальное им просто наплевать.

Путин – это их царь, это их идол и тиран одновременно. Нонконформистам, свободомыслящим и свободолюбивым людям такой лидер не нужен. В наше время невозможно одновременно сочетать в себе три качества: 1) преданность господствующей системе, 2) интеллект и 3) честность.

Бытует мнение о том, что если бы вся предвыборная кампания укладывалась в рамки законности, если бы никакой дезинформации и умалчивания со стороны рвущихся к власти единороссов не имело бы места[257] , то тогда процент, который набрала их корпорация, был бы намного ниже. Да, с этим трудно не согласиться, но все равно в первую очередь ответственность за выбор лежит на самих избирателях. Даже при умалчивании и откровенной лжи любой умный человек поймет истинную суть ситуации. Только дурак может прикрываться непорядочностью «Единой России»; ведь эта непорядочность просто очевидна. Я твердо убежден в том, что эти и все другие выборы – фикция, и конкретные числа, опубликованные по результатам, не внушают никакого доверия. Однако я не менее твердо убежден в том, что эти числа близки к истине, так как – учитывая степень омассовления народа в РФ – неудивительна популярность среди масс тех, кто являет собой наихудший вариант политической номенклатуры.

Кроме того, как отмечает специалист в области publicrelationsГ.Г. Почепцев, мы чаще всего голосуем не за разумные доводы политика, а за его респектабельный внешний вид[258] . Я бы также добавил, что политики созданием своего имиджа (прежде всего манерой одеваться) по большей части компенсируют отсутствие действительно необходимых им качеств. Созерцая приятно выглядящего кандидата, мы перестаем задумываться о его внутренних характеристиках; скорее даже, бессознательным образом проводим прямую параллель между его внешностью и личностными качествами по принципу «если первое на позитиве, значит, и второе ему не уступает». Однако этот миф легко развеять, вспомнив достаточно красивый стиль одежды представителей криминальных группировок 90-х. В общем, встречаем по одежке… И провожаем тоже… Не по уровню компетентности, квалификации и т.д., а по телегеничности. Главный фактор политического успеха – не конкретные дела по достижению народного благоденствия, а умение предъявить себя публике.

Профессиональные имиджмейкеры-мордоделы как раз этим и занимаются – стирают демаркационную линию между искренностью и имитацией, между естественным и искусственным; ведь их деятельность основана на том, чтобы продать репутацию клиента, прибегая к созданию иллюзии, то есть имиджа. Понятие имиджа противоположно понятию знания; если второе основывается на истине, то первое – всего лишь на вере. Имиджевая позиция наших политиков своими корнями упирается не в действительные факты, а в престиж, внешность, символизм, эмоции, разного рода иллюзии и сказки СМИ. Тот образ, который им придается официально, является в корне неадекватным, он искажает действительность. Вся эта мифологичность, все эти байки, которые специально создаются и которыми окутываются их объекты, то есть сами политики, работают на укрепление имиджа последних. Но если имидж укреплен байками и целенаправленно созданными мифами, то его реальная цена равна нулю. Если человек на публике обладает «симптомами», которыми должен обладать представитель его профессии, это совершенно не значит, что ему присущи настоящие профессиональные качества. Если человек при первом приближении обладает «симптомами» святого, это необязательно указывает на его реальную святость. Вот только общественности не всегда это известно. И именно ее неведение – тот фундамент, который позволяет имиджу сохраняться, улучшаться и продолжать свое существование, направляя общественное мнение в сторону не натурального продукта, а генно-модифицированного. Массы, воспринимая телевизионное тело политика, имеют дело не с самим политиком, а с его образом.

Вообще, президент должен заниматься государственными делами и эффективно решать проблемы – не только государственные, а в первую очередь народные, – а не заигрывать с избирателями, показывая свой торс и даря часы. Целесообразность работы правительства – самая лучшая реклама для этого правительства. Если бы мы везде и всегда выбирали, руководствуясь таким абсурдным критерием, то почти в любой системе имела бы место руководительская некомпетентность как минимум, а как максимум – вся система пришла бы к неизбежному краху. Руководитель должен руководить, а не красоваться на подиуме. Но единоросская система к краху не придет (в ближайшее время), так как их круги наполняют хорошие менеджеры – умные, обладающие стратегическим мышлением, умеющие обмануть и запутать, полностью аморальные, жадные до денег, способные использовать народ во благо собственных интересов. И главное – они умеют сделать так, чтобы их трон не покачнулся под чудовищностью их преступлений, а вертикаль власти осталась сильной и непоколебимой. Настоящие менеджеры, компетентные не в возвеличении страны, а в возвеличении собственной власти и богатств…

Другое дело – темные массы, ничего не смыслящие в политике и управлении, которым президент нравится внешне – и они за него голосуют. Вот именно их необразованность и полное непонимание происходящих в стране процессов работают на руку всяким нечестным политиканам, а потому почти любое проявление обывательщины и невежественности по отношению к более или менее глобальным делам можно квалифицировать как одно из средств реализации антинародной политики.

Короче, избиратели не выдержали тест на интеллект, а единороссы провалили экзамен на порядочность и нравственность. Что будет дальше, посмотрим. И посмотрим, как нам эти качества в будущем в еще более гипертрофированной форме продемонстрируют как массы, так и власть имущие.

На протяжении всего повествования я говорил о тоталитарности политики «Единой России». Но, рассмотрев некоторые сущностные черты этой политики, возникает вопрос, какие еще термины, помимо собирательного и широкого термина «тоталитаризм», подходят для ее определения? Существуют разные формы правления, и сложно среди них остановиться на какой-то одной, которая соответствовала бы в полной мере сегодняшней политической системе. Эта трудность заключается не в том, что нынешняя система настолько разнообразна, что не вписывается в какие-либо конкретные рамки конкретной формы правления, а в том, что ей присущи черты различных научно обоснованных форм. В первую очередь олигархии и криптократии.

Как известно, олигархия – это форма правления, при которой власть сосредотачивается в руках наиболее узкого круга лиц и реализует их личные интересы, а не всеобщее благо. И разве не так? В самом начале книги шла речь о корпоративном духе «Единой России», о ее стремлении воплотить личные интересы в ущерб интересам общественным. И, кроме того, термин «олигархия» уместен потому, что система сплошь и рядом коррумпирована. Друзья-товарищи и приближенные Путина, стоило ему прийти к власти, как-то сразу обогатились (в 2002–2003 году увеличилось количество миллиардеров). «С 1999 года Владимир Путин сделал очень много вещей, – замечает Ю. Латынина. – Посадил Ходорковского, раскулачил ЮКОС, раздал друзьям нефть, газ, «Автоваз», самолетостроение, машиностроение, судостроение, нанотехнологии и т.д. Однако за эти десять лет Владимир Путин не поймал Ачемеза Гочияева. А теперь выясняется, что за теракты у нас отвечает «все общество». Как-то странно, ребята. За теракты у нас отвечает все общество, а за нефть, газ и бабло у нас отвечают друзья Путина»[259] . Да и сам товарищ бывший президент умело поспевает за ними, становясь все богачей и богачей – естественно, за счет народа, за счет нас с вами – живой поленницы дров в топке чужого счастья. По данным польской газеты «Политика», еще в 1998 году, то есть до президентства, Путин входил в список 600 самых богатых людей в мире, а сейчас за счет крупных долей в нефтяных и газовых компаниях его богатство превышает 40 миллиардов долларов[260] . И откуда такие привилегии у обычного офицера? Конечно, его высокие посты гарантировали, мягко говоря, безбедное существование, но ведь не настолько! А во всех СМИ трубят, что Путин-де человек честный, воюющий с олигархами, террористов замочить в сортире обещает. Наверное, тех «олигархов» и «террористов» (в первую очередь выходцев из народа), которые пытаются его разоблачать. У нас ведь правительство антинародно, и спецслужбы защищают не обычных тружеников, а государство от этих самых тружеников. Выдвинутый Путиным приоритет – побороть бедность – реализуется на все 100%. Только бедность побороли не народную, а чиновничью. Народ нищает, а чиновники жиреют – вот такая реализация этого приоритета. Если Путин реализует политику против олигархов, почему же он позволяет другим грабить страну? Происходит убыль населения, число беспризорных детей растет, а криминализация и коррупция во властях достигла умопомрачительных размеров. У нас самая богатая страна, но этого богатства мы с вами не видим, так как оно неравномерно и совершенно несправедливо распределяется. Накопленные бандитом или чиновником (что часто одно и то же) огромные финансы позволяют купить власть, а купленная власть дает возможность еще больше обогатиться – замкнутый круг, работающий против итак уже обобранного до ниточки народа, состояние которого следует охарактеризовать как «жизнь после смерти».

В фильме «Система Путина» вообще говорится, что коррупционером Владимир Владимирович стал еще задолго до своего президентства, что он контактировал с портовой мафией и компанией «Спак», отмывающей деньги от торговли кокаином, что он смело шел на сделки с организованной преступностью. Конечно, мы не можем доказать или опровергать эти «факты» его биографии, поэтому приводим здесь только то, что говорится в источниках, и, не имея доказательной базы, остановимся лишь на упоминании подобного видения до-президентского периода Путина.

Кстати, в конце 90-х Примаков изъявил желание очистить чиновничьи круги от коррупции, тем самым заставив забеспокоиться Ельцина и его подельников, в числе которых состоял Путин. Примаков назначил на пост нового генерального прокурора Юрия Скуратова, который стал расследовать кремлевские дела (кроме того, он разделял идею причастности спецслужб к попытке теракта в Рязани), а благодаря его расследованиям правда могла выйти наружу. И она почти вышла. 66 миллиардов долларов пропали, а затем были найдены на счетах самых высокопоставленных чиновников и членов «Семьи». Но просто так, без законного основания, уволить прокурора нельзя, и основание нашлось. Скуратова засняли в компании проституток, после чего вежливо попросили уйти в отставку. А Путин заявил публично, что эти кадры не являлись монтажом. Положа руку на сердце, можно сказать так: уж лучше пусть прокуроры и президенты с проститутками спят, чем разворовывают родную страну. Однако с помощью телевидения народу опять преподнесли только часть истории, умолчав о виновности олигархов-правителей, но раструбив по всем городам и весям о моральном облике Скуратова, чей облик уж наверняка являлся намного более безупречным, нежели облик его обвинителей. Вот такая простая и циничная история, и таких историй в биографии наших нынешних правителей найдется сколько угодно – все не осветить. По ходу текста я периодически уделяю внимание прошлым путинским делам, но в целом меня в большей степени волнует не столько его биография, не историческая справка, сколько текущее положение вещей, которое вполне указывает на преступную сущность путинского правительства.

Древняя истина гласит: управлять другими людьми может только тот, кто умеет управлять собой, своими страстями. А если они не могут управлять своей страстью наживы, если они, наоборот, озабочены ее удовлетворением, то какое право имеют управлять нами? У людей, которым присуще одно только стремление к обогащению и которые успешно его реализуют, совершенно иная система ценностей, нежели у простого народа. Олигархи живут в совсем другом мире, аксиология которого обратна общечеловеческой аксиологии.

Читатель, придерживающийся консервативных (социалистических) ценностей может поймать меня на том, что я критически отношусь как к современному правительству, так и, например, к сталинскому. И вполне закономерно такой читатель согласится со мной в том, что нынешняя верхушка погрязла в олигархизме, но поставит мне в упрек критику Сталина, для которого материальные ценности не занимали первостепенного места, и стремления к наживе не было у вождя, который ходил в старом сюртуке. Однако критики заслуживает не только стремление к наживе, но и патологическое желание власти, которым «болел» Сталин. А вместе с ним связанное политическое мифотворчество ради оправдания своей власти и криптократические тенденции сохранить истину в тайне.

Криптократия – это форма правления, основанная на тайне, на сокрытии от людей истины. Еще криптократией называют теневую, невидимую власть, факт наличия которой неочевиден. Что касается второго определения, то оно соответствует невидимому таинственному мировому правительству (сокрыто само правительство). А вот первое определение вполне характеризует «закулисную» деятельность единороссов (сокрыта политика правительства). Мы знаем, что их существование не прячется под «крипту», но мы кормимся всякими мифами, созданными специально для сокрытия от нас – простых смертных – теневых сторон их деятельности (впрочем, почти вся их политическая деятельность заслуживает статуса «теневой»). Так власть стала своеобразным аналогом тайного общества, мотивы и методики действия которого недоступны для рядового члена человейника.

Близким по значению криптократии выступает недавно введенный термин «нетократия»[261] . Это новая форма управления обществом, при которой основной ценностью является не материальные предметы, а информация. Полноценный доступ к достоверной информации и манипуляции с ней обеспечивают ее субъекта – нетократа – особой властью. Достоверной же является не всякая информация, а именно знание – информация эксклюзивная, которая доступна далеко не всем. Консьюмтариат (так называют Бард и Зондерквист массы, низший класс) не способен разглядеть в тумане бесконечного количества информации знание; но он не просто не способен, а ему не дают такой возможности. Знание доступно нетократам, оно является их топливом и валютой. С помощью этого знания можно управлять народом, чем сегодняшняя власть активно пользуется, сокрывая многое от нас. Конечно, существует огромное несоответствие между реальным устройством мира и представлениями любого человека о мире, и было бы смешно обвинять политиков в этом несоответствии. Поэтому стоит сказать, что под знанием мы понимаем не знание законов физики, не знание химических формул, а именно то знание, которое определяет политическую ситуацию в стране. И говорим мы здесь именно о политическом знании, а не о физическом, философском, литературном и т.д. Это знание кардинальным образом отличается от того спама, которым бомбардируют наше сознание и которому мы верим. Причем, согласно теоретикам нетократии, данная форма власти будет более жесткой, чем капитализм. При капитализме потенциально каждый мог попасть в высшие эшелоны власти при наличии материального богатства, а при нетократии финансы не дают такого доступа, тем самым закрывая любые двери перед искушенными желающими попасть вверх. А если существует граница между классами, и если эта граница настолько тверда, что через нее даже потенциально невозможно перейти, то не о фашизме ли стоит говорить?

Естественно, нетократия как форма политического устройства пока является антиутопией, и уж никак нельзя назвать современную политическую структуру России нетократической, однако зачатки данного режима уже усматриваются в информационном вакууме и псевдоинформационном спаме, созданными преимущественно руками потитехнологов и охватившими сознание масс.

Согласно данным социологического опроса фонда «Общественное мнение», уровень доверия россиян Медведеву и Путину снизился. Однако, несмотря ни на что, процент доверия все-таки огромен. Так, по данным «Левада-Центра», в октябре 2009-го года Медведеву доверяли 72% россиян, а действия Путина одобряли аж 78%[262] . Такой высокий рейтинг правительства подтверждает нашу мысль о том, что массы просто не знакомы с аспектами настоящей деятельности наших власть имущих. И такое неведение масс прямым образом взаимосвязано с их особенностью верить официальным СМИ, по которым транслируют мифологемы. Другого объяснения быть не может; если народонаселение узнает правду, вряд ли оно будет продолжать верить в непогрешимость властителей.

Еще одна форма правления, которой во многом соответствует политическая система сегодняшней России, – клептократия. Это такой режим, при котором основные государственные решения мотивированы, в первую очередь, непосредственной материальной заинтересованностью узкой группы лиц, эти решения принимающих. Клептократия основывается на коррупции, о которой мы уже говорили, и является близкой олигархии формой. Поэтому не будем останавливаться на теме максимально полного раскрытия сущности данного режима.

Согласно Л. Люксу, фашизм протестует против Просвещения, политического плюрализма, процессов эмансипации и идеи прав человека[263] . В ходе нашего повествования было показано, что единороссы активно следуют этим правилам: подминают под себя просветительский научный рационализм (наука «под каблуком»; необходимость в глупом стаде, а не в интеллектуалах, которыми управлять сложнее), стремятся к политическому монизму и не приемлют оппозицию, лишают человека права выражения собственного мнения, да и вообще ввергают общество в пучину бесправия. Так что, если брать во внимание представленность фашизма Л. Люксом, а не синонимировать ошибочно это явление с теми или иными формами национализма или расизма, мы можем указать на «Единую Россию» как на околофашистскую организацию. Именно на «около», так как, вполне возможно, стоит говорить о некоем трансформированном фашизме или другой, близкой к нему, форме правления. Вообще, термин «фашизм» используется довольно широко, а потому имеет много значений, но мы не будем останавливаться здесь на его исчерпывающем раскрытии.

К вышеназванным формам правления можно добавить такие, как деспотизм и тирания, так как они основаны на наличии полновластного правителя (деспотизм) и единоличном насилии над народом (тирания). В общем, мы наблюдаем широкий спектр форм правления, через каждую из которых можно отразить политическую ситуацию сегодняшнего дня. Однако, к сожалению, в этой политике трудно найти хотя бы зачаток формы правления, которая основывается на народной воле и стремится к ее выражению.

А.Л. Панищев для характеристики хищнического и больного права предлагает термин «прайдовое право», возникающее при деградации общества, которое предшествует деструкции государства. Его основные особенности: 1) законы направляются на утверждение зла, а не добра; 2) распространенное на пределы всей страны ограниченное до интересов одной группы мировоззрение, в котором не находится места для интересов к мировым проблемам; 3) отвержение моральных ценностей благородства, доброты и честности и одухотворение поступков, приводящих к вырождению человека как духовного существа путем вмешательства в жизнь той части общества, где сохранились принципы человеколюбия; 4) слабая выраженность чувства социальной ответственности, 5) ориентация общества на развлекательность и удовольствия, 6) оторванность законодательства от культуры. В том виде, в каком описывает его А.Л. Панищев, прайдовое право очень близко описанным деструктивным формам правления и служит для реализации тоталитарной, корпоративной и криминальной политики, свойственной политике России сегодняшнего дня. Изучая внутреннюю специфику последней, мы находим много параллелей между ней и прайдовым правом, учитывая выделенные его характеристики. Дискутируя с автором, который говорит о том, что «сущность государства в большей части определяется характером социального устройства»[264] , отметим, что такая форма права может возникнуть необязательно как следствие деградации общества и упадка культуры, а скорее как следствие деструкции государства, его отрыва от культурных и общесоциальных ценностей. Социальный регресс не всегда ведет к регрессу (мутации, дисфункциональности) государственности, но могут иметь место и обратные случаи. Так, трудно сказать однозначно, наше правительство такое плохое потому, что современное общество настолько разложено в духовном и интеллектуальном смысле, или же наоборот, разложение общества происходит благодаря тотализующей политике. Скорее, эти два процесса стоит рассматривать не с точки зрения детерминизма, а с точки зрения взаимообусловленности. Здесь мы не станем вдаваться в уже затронутые выше размышления о том, что правительство не может быть хорошим в полной мере; эти идеи сняли бы вопрос о возможном существовании его функциональности (полезное для общество) и дисфункциональности (вредное для общества). Несмотря на то, что любая власть подавляет, она иногда выполняет полезные для народа функции (в широком плане – обеспечение порядка и безопасности), и имеет смысл, говоря о разных формах власти – либеральной и тоталитарной, – выбирать из двух зол, поскольку в полной мере либеральной власти не существует. Однако власть, максимально приближенная к ценностям либерализма, можно считать [условно] функциональной, а власть, которую мы имеем сейчас, однозначно квалифицируется как дисфункциональная.

Вот что пишет о «Единой России» Александр Рыклин. «Подозрительные взгляды, полицейский режим, психушки для инакомыслящих, превентивные репрессии для остальных, тотальный контроль над любым живым словом, Мамонтов со своей глупой пропагандой, тупая и тухлая идеология, тупые и тухлые лица на трибунах, а когда обвалятся цены на нефть – карточки для пенсионеров на хлеб и очереди за водкой. И ложь, ложь, ложь, ложь с утра и до вечера. Думаете, эта апокалиптическая картина – преувеличение? А по-моему – это почти неизбежно наше с вами очень скорое будущее. Уцепимся за «почти»? Попробуем на нем повиснуть? Не уверен, что получится. Не уверен даже, что есть за что цепляться. Но пробовать, конечно, все равно надо. Или уезжать отсюда к чертовой матери…»[265] . Вот-вот, уезжать, как завещает Рыклин. Стратегия избегания только и остается. Иронично замечу, что уезжать отсюда следует по двум причинам: 1) страх за то, что этот режим падет и путем кровопролития ему на смену придет еще более худший, 2) убежденность в том, что падение этого режима никогда не произойдет.

«Застоявшиеся иерархические системы политической сферы оказывают сопротивление проникновению в них носителей творческих идей и позитивных норм морали, поскольку деятельность и поведение этих людей могут их (системы) деформировать или разрушить полностью»[266] . Говоря другими словами, система стремится к самосохранению любой ценой и любыми средствами, совершенно не обращая внимания на степень человечности и нравственности своих действий. «Государству может быть крайне не выгоден и не угоден индивид, обладающий сильной и самостоятельной волей», – пишет В.В. Гопко[267] . В нашем случае государству не «может быть», а однозначно таковые индивиды неугодны. Мало того, благосостояние народа в целом государство также не интересует. Как вполне справедливо замечает Г.Г. Почепцов, «на сегодня власть отвернулась от населения и даже вербально не хочет демонстрировать свой интерес к нему»[268] . Хотя на самом деле государство сильно только тогда, когда оно идет навстречу народу, если его интересы соединяются с народными, а не противопоставляются им.

Сейчас в мире и в нашей стране набирает обороты экономический кризис, развитие которого трудно поддается прогнозированию. Тяжело сказать, что будет дальше – достигнет ли он какие-то катастрофических высот или пойдет на спад. Правительство, говоря о причинах кризиса, обвиняет в основном США. Хоть и говорят в СМИ, что кризис, возникший первоначально в Америке, является естественным явлением, с которым необходимо смириться, едва ли стоит верить таким россказням. Его основная причина, как мне кажется, – это спекулятивность ничем не обеспеченного доллара, превращение капитала в «плавающий» капитал, в не имеющий эквивалента в реальности симулякр, который просто воспроизводится и дублируется. Грубо говоря, кризис – это проявление целенаправленной политики обнищания огромных масс людей (в планетарном масштабе), инициируемой так называемыми глобалистами – сверхэлиты, состоящей преимущественно из руководителей крупнейших транснациональных корпораций. Поэтому само слово «кризис» не совсем состоятельно: оно больше подходит для означивания естественного процесса. Как ранее любили говорить «Советский Союз распался», а не «Советский Союз специально развалили», так и сейчас говорят «кризис пришел»… Действительно, ответственность за кризис несут в первую очередь штаты (точнее, американский ТНК-истеблишмент) с их денежными «мыльными пузырями», но и российское правительство во многом повинено если не в появлении кризиса, то в его поддержании. Так, единороссы с экранов телевизоров активно убеждали народ в том, что кризис в стране не настолько уж ощутим, забывая о том, что по многим предприятиям он ударил довольно сильно и что безработица в стране достигла огромных масштабов (однако несмотря на это зарплаты работников проправительственного Газпрома были особо велики). Также они говорили в СМИ о том, что никакой девальвации рубля не будет, хотя она неуклонно происходит – пусть не резко, а медленными шагами. То есть, это была очередная ложь. Путин призывал граждан покупать акции российских компаний, таких, как «Роснефть», после чего стоимость этих акций снизилась, и вкладчики остались в убытке. То же самое произошло с акциями Сбербанка и ВТБ, за которые правительство агитировало народ (причем финансовую помощь оказывают только «своим» банкам и предприятиям). Сотни тысяч людей поверили Путину, а их обманули. Огромные суммы были выданы банкам, а не реальному сектору производства, банки не стали кредитовать предприятия, что привело к остановке строек, перевозок и работы предприятий, а значит, к безработице. Вместо повышения зарплат людям активно финансируются олигархи, многие из которых являются друзьями премьера: Дерипаска («Норильский никель»), Сечин и Богданчиков («Роснефть»), Абрамович («Евраз»), Чемезов («Ростехнологии»), Миллер («Газпром»). За народные деньги спасается бизнес олигархов, в чем заключена стратегическая линия партии, ориентированная на поддержание неконкурентоспособности экономики[269] . Причем все вышеперечисленные пользуются привилегиями, а намного более честный М. Ходорковский топчет тюремную землицу; топчет потому, что, отстаивая либерализм, полез во власть, да еще и оппозицию спонсировал. Денежные средства кидаются в черные дыры российской экономики – в олигархический бизнес. И ни одна из антикризисных мер не была реализована! С 1999 по 2007 годы государственный бюджет вырос в десять раз, но этот инновационный рост неощутим для обычного рабочего – его зарплаты инновации не коснулись, зато коснулся кризис. Остается только удивляться цинизму власть имущих, которые ведут активную борьбу не с преступностью, не с терроризмом, а с собственным народом, что уже делает их политику преступной и террористичной.

А по сути-то что мы, выходцы из народа, можем сделать? Да собственно ничего. У нас народ терпеливый – привыкнет, стерпит, со слезами на глазах, с зубовным скрежетом, но примет любое отношение к себе. Не будет никаких серьезных акций протеста, не будет никаких глобальных митингов. А вот на попытки снизу реформировать систему власти, надеяться не стоит. Кто же даст нам ее реформировать? Там, наверху, за нее держатся как за последнюю соломинку. Как не держаться-то, если эта система выгодна для партийцев. И только для них. И не дадут они нам оставить их без выгоды, без сладкого куска. Но мы сами должны наделить себя правом реформировать политическую систему, потому что если мы за это благое дело не возьмемся, то никто не возьмется – больше некому! Я говорю «должны», несмотря на то, что данная работа не носит никаких конкретных предписаний и алгоритмов по принципу «сначала следует сделать это, а потом это». Читатель вправе обвинить меня в том, что я показал ситуацию, но ничего не сказал о методах ее решения. Да, это так. Но в качестве ответа приведем фразу М. Фуко: «я не думаю, что те, кто стремится расшифровать истину, должны предлагать этические принципы или практические советы прямо, в этой же книге и в этом же анализе»[270] . Трудно воплотить в анализ абсолютно все, что с объектом анализа связано. Я преследовал цель лишь показать, расшифровать некий аспект истины, но не навязывать читателю никаких этических, деонтологических или еще каких-то императивов, сподвигающих к тому или иному действию. Пусть тип поведения будет выработан самим человеком…

Можно, конечно, сидеть сложа руки, потешая себя грезами о том, что оно само как-то рассосется. Однако ничего само не рассасывается. А если и рассасывается, то потом вообще приходится жалеть о том, что рассосалось. Можно надеяться на коллапс власти, на ее самоуничтожение, к которому ее приведет ее же некомпетентность. Но если таковое и произойдет, возникает вопрос: а что же будет потом? Даже если не произойдет передача страны в руки нехорошему дяденьке-глобалисту, вряд ли стоит ожидать чего-то хорошего после краха власти, педагогический режим которой породил, воспитал и взрастил массу хамелеонов, преступников, люмпен-чиновников и прочую живность, место которым явно не в административных кабинетах. «Режим Путина может исчезнуть за одну ночь, но миллионы – даже не сотни тысяч, а миллионы чиновников, генералов, постовых, превратившихся в раковые клетки социального организма, не исчезнут никуда»[271] . Таково наследие, которое оставит эта власть нашим потомкам… Благодаря этому наследию путиноросский режим продлится дольше своего официально-физического существования и войдет в историю. И с этим наследием потомкам придется вести отдельную борьбу.

Учитывая всю серьезность и основательность политики «Единой России», ее до наглости грамотно-лживую пропаганду и эффективно работающий репрессивный аппарат (плюс полная неэффективность по части управления страной), представители этой корпорации уже сейчас безо всякого преувеличения могут заявить: «наш рейх переживет тысячелетия». Однако какой бы основательно продуманной эта система ни была, она, как и любой тоталитарный режим, боится одного – гласности. Советский Союз рассыпался из-за того (в том числе), что в СМИ стала просачиваться правда о деятельности «верхушки». Таким образом, путинская система опасается правды, истины, поскольку сама она держится на лжи и полной закрытости информации; истина для нее – самый злейший враг. Система порождает волну бюрократии, и все элементы, находящиеся внутри нее, пользуются привилегированной прикрытостью, санкционированной прикрытостью своей коррупционной деятельности. Но такая система неустойчива – гласность способна уничтожить любой тоталитарный порядок. Вот только сама эта гласность задушена. Народу знать про коррупцию, бюрократию и явные нарушения конституционных прав и свобод – вредно для здоровья. Без лжи – своего единственно орудия – Путин является просто голым королем. Не зря ведь первое, что сделал наш бывший президент, когда сел на свой трон, это направил свои орудия на НТВ как единственный независимый канал. Боится, однако. Правды боится. Ибо тот, кто раскроет правду, поставит под сомнение целостность системы, а целостность – залог ее устойчивости. Когда к власти придут более компетентные и либерально настроенные политики, всплывут все истории, о которых так долго молчали. Этой путинской своре не особо хочется объяснять происхождение своих баснословных счетов, домов на Рублевке и прочих «непосильным трудом» нажитых благ. Поэтому продолжение преемственности коррупционного курса им просто необходимо…

Тоталитарист априори панически боится тех, кто потенциально может сбросить его с трона, и потому, компенсируя свое ничтожество и внутреннюю пустоту, он подавляет их. Не обладая никакими позитивными, человекосозидающими качествами, он пытается подавить и уничтожить все высокое, ценное, духовное, свободное и оригинальное, – все, что находится выше его самого. «Чем больше внутренний хаос в душе человека, тем сильнее его вожделения, и главное, определяющее все прочие – вожделение власти. То есть вожделение подавить Других, унизить их, обратить в ничтожество. Свести их, как я определяю, к онтологическому минимуму [курсив автора – В.Е.][272] ». Разве со Сталиным было иначе? Конечно, в нашем случае пример с паранойей Сталина, особенно обострившейся в последние годы его жизни, не особенно удачен в сравнительном смысле, но тем не менее показателен. Из него (и не только из него одного) можно сделать вывод о том, что тоталитарист – это больной, нерефлексивный и одномерный человек, у которого преобладают садистские и параноические наклонности, отсутствует чувство меры и этический стержень. Тоталилитарист – не человек, а всего лишь человечешка, а его готовые к любой подлости подхалимы-подданные, также рвущиеся к власти и также носящие в себе комплекс неполноценности, – не люди, а всего лишь людишки. Тиран подобен старухе из пушкинской сказки «О рыбаке и рыбке», которая безмерно пыталась компенсировать комплекс неполноценности посредством все большей и большей власти и связанных с нею материальных ценностей. В настоящей работе я не преследовал цели проанализировать личность тирана, и поэтому читателя, которому вывод о патологичности тирана покажется «притянутым за уши», я отсылаю к книге Эриха Фромма «Анатомия человеческой деструктивности», где хорошо описан подобный тип личности, причины и условия его формирования.

«Во все времена находились властители – фараоны, короли, цари, императоры, которые рубили головы, поднимавшиеся над уровнем посредственности, особенно, если ума не хватало им самим, – пишет И.М. Ильинский. – Всегда были правители, которые, будучи не в состоянии обеспечить благополучие своих подданных, убивали тех, кто начинал понимать это и сообщать другим. Всегда в положении «сильных мира сего» оказывалось немало слабых, трусливых и просто жестоких людей, которые убийством своих подчиненных пытались успокоить и возвысить себя в глазах окружающих»[273] . К сожалению, с этими словами тяжело поспорить. Однако автор почему-то говорит именно об убийстве тех, кто пытался возвыситься в том или ином смысле, противопоставить себя тиранической системе. Несмотря на правильность изложенных слов, Ильинский, говоря именно об убийстве, несколько сгущает краски. Перефразируя его, следует сказать, что власть всегда подавляла (а не только убивала) неугодных. Это же она делает и сейчас.

«Люди не должны бояться своего правительства, а вот правительство должно бояться народа», – прозвучала фраза в кинофильме «V – значит вендетта». Наше же правительство для того, чтобы народ не представлял для него никакой угрозы, само встает на место агрессора. Оно лишь показывает уверенность, но за этой мнимой демонстрацией скрывается страх. Страх быть раскрытым. Ведь во все времена антинародные (корпоративные) правительства были озабочены легетимацией своей политической деятельности, и ради того, чтобы народ признал ее законной и достойной восхищения, они пускали в ход самые разные средства: идеологические, научные, правовые, нравственные и прочие. И люди верили, и люди шли вслед за своими рабовладельцами, надеясь на светлое будущее, к которому их приведут. Подумать только! – их обманывают направо и налево, их обдирают до последнего рубля, им навязывают совершенно противоположные идеи тем, которые реализуются в действительности, а они молебно просят остаться у власти своего «благодетеля».

И вот наступила новая эпоха, пришел господин Медведев, этот пропутинский ставленник. И сразу с его приходом одновременно наметились новая образовательная реформа и непосредственно связанная с ней реформа по отношению к призыву на военную службу. Ненужными стали вузы, многие из которых закрывают или переводят на дистантное обучение (что в принципе, учитывая суть дистантного обучения, равно закрытию вуза), тем самым понижая и без того низкое качество образования. Это еще раз убеждает нас в том, что для государства образование народа – кость в горле. Самый лучший народ – предельно глупый народ. А призыв решали продлить на две недели, дабы выпускники школ не забивали себе головы всякой ерундой, касающейся поступления в университет, а сразу шли топтать тяжелыми ботфортами армейскую землицу; собственно, суть реформы и заключается в том, что выпускнику не будет дан никакой шанс для продолжения учебы, так как его почти сразу после выпускного «пакуют» и увозят от папы и мамы. Да ввели бы уж сразу двадцатипятилетнее петровское рекрутство – чего мелочиться-то. Короче говоря, Медведев сразу наметил линию своей политики – молодец, активно взялся за работу.

Что такое сильная власть? Это не та власть, которая сжимает все сферы общественной жизни в один кулак и проникает везде и повсюду, как в огромном Паноптикуме, тем самым демонстрируя свою политическую импотенцию; ведь попрание законов и свобод – методология слабых, не способных управлять по-другому. «Государственное вмешательство должно быть ограничено в той степени, которая в действительности необходима для защиты свободы»[274] , – отмечает К. Поппер, под словом «свобода» подразумевая именно общественную свободу. Сильная власть не должна быть избыточной, распространяющей свои клешни на всю социальную жизнь, узаконивающей репрессии и запреты и узаконивающей свое право репрессировать и запрещать. Ее избыток – основная причина недовольства ею. Избыточность, диффузность власти указывает на ее слабость. Избыточность власти – нечто напоминающее рост раковых клеток, которые, не подчиняясь никакому генетическому коду, пролиферируют не только во все области культурного, научного и социального, но и в область психического, заставляя последнее поддаваться и отдаваться дискурсу власти, верить ему и работать на него. Скорее наоборот, сильная власть – это та, которая позволяет себе разжать кулак и тем самым дает возможность людям, общественным объединениям и партиям выражать свою позицию, то есть быть гражданами своей страны. Она работает для народа, а не заставляет народ работать на себя. Поэтому «Единая Россия» никоим образом не может называться сильной партией – это партия, которая противопоставила себя народу, можно сказать, победила народ. И победила не благодаря своей силе, а благодаря хитрости, наглости и лицемерию, которые использовала направо и налево. Хвала и слава ей за это!!! Административный бюрократизм, взяточничество, укрывательство своих, устрашения и подкупы, уничтожение оппозиции, борьба с гласностью и полное нарушение узаконенных прав и свобод, стратегия обнищания народа – арсенал ее методов. Грамотное же правительство, сильное и уважающее себя (а также народ) никогда не станет применять подобную методологию; это ниже его достоинства. Компетентность политика оценивается, помимо всего прочего, еще и тем режимом, который он пытается установить. Конечно, сложно измерить уровень компетентности человека, занятого управленческим трудом, в отличие от человека, занимающегося производственной деятельностью. И во многом для еще большего усложнения оценки своей деятельности управленец прибегает к помощи мифов, уже описанных нами, так как мифы скрывают многие недостатки и выпячивают наружу достоинства, что и необходимо нечестному управленцу. Только голый король, пытающийся прикрыть свою наготу, будет стараться напустить тень на себя и госаппарат, запрещая гласность, контролируя СМИ и проводя антигуманную и антиобщественную политику лжи и лицемерия. А это, мягко говоря, далеко не лучший способ добиться расположения со стороны народа. Путин, будучи президентом, пытался легитимировать свою политику, постоянно напоминая о том, что сейчас России нужна сильная и твердая президентская власть, сильная рука. Я не могу придумать ни одного довода в поддержку этого нелепого положения. Обратите внимание – именно президентская власть. Другими словами, Путин указывает на необходимость тоталитаризма, на создание тоталитарного государства, во главе которого должен быть он сам. Но можно ли назвать тоталитаризм проявлением сильной власти? Естественно, нет. Скорее, его наступление – это результат отчаянной попытки некомпетентных в профессиональном и морально-нравственном смысле дельцов любыми способами удержаться в кресле верховного жреца, которые охотно меняют роль слуг народа на его эксплуататоров и работают только ради собственного обогащения и процветания. Трудно подобрать цензурные слова, указывая на полную безответственность людей, запускающих систему выдавать тот результат, который прямо противоположен народному процветанию. И они – эти новоявленные, до слез свои и до боли чужие люди – нисколько не стесняются собственной некомпетентности, упиваясь своим исключительным общественным положением.

Отмечается, что россияне всегда тяготели к самодержцу, харизматическому лидеру, который может дистанцироваться от правительства и творить собственную политику и что воплощением такого «хозяина» выступает Путин, популярный среди населения[275] . Но если даже это правда, если даже народ российский в соответствии со своей ментальностью тяготеет к подобному правителю, это нисколько не оправдывает ни правителя, ни народ, привыкший перекладывать ответственность на высшее руководство. И уж это совсем не указывает ни на политическую просвещенность людей, ни на моральную полноценность «хозяев», пользующихся этой непросвещенностью ради своих корыстных целей и набравшихся наглостью ею же прикрываться, говоря о необходимости им оставаться у руля, так как народ без них ни на что не способен. Можно с уверенностью сказать, что народ пока не способен сбросить с себя это бремя, находясь в полной незащищенности от самодурства властей.

Русские философы долгое время твердят о каком-то особом пути развития России, об особом пути русского народа. Кто-то указывает на коллективизм русской психологии, хотя в реальности подтверждение идеи о взаимопомощи и любви к ближнему своему [по крови] не находится; народам Кавказа, например, где каждый считает каждого братом, не чужда общинность, сплоченность и вытекающая отсюда взаимопомощь. Кто-то пишет об индивидуализме и свободомыслии русского, что явно не соотносится со многими годами, проведенными в условиях освобождения от свободы, в условиях искусственной коллективизации и конформизации; чтобы далеко не ходить, достаточно посмотреть на опыт советского периода. Кто-то настаивает на православной сущности русского сознания, забывая о том, что христианская (и православная) апологетика родилась совсем не на территории Руси, а была специально и целенаправленно насаждена русскому народу.

Не стоит искать пятый угол, не надо подвергать верификации то, что неверифицируемо. Какой-такой у России и ее народа особый путь? Скорее всего, он являет себя в конформизме, политической пассивности, терпеливости, раболепии, а вместе с тем низкой ответственности, взяточничестве и индивидуализме в его негативной форме, выраженном в принципах «своя рубашка ближе к телу» и «моя хата с краю – ничего не знаю». Вот и весь путь. По крайней мере другого не обнаруживается. Е.И. Сильнова, изучая образ советского человека, пишет о дихотомичности русской души: с одной стороны, ей присущи трудолюбие, милосердие, сострадание, терпение, идеализм в восприятии мира, подчинение власти, низкий уровень запросов, а с другой – лень, недоверие к власти, склонность к бунтарству и анархизму, низкий уровень самооценки, жестокость, неуважение к своим правам и правам другого субъекта[276] . Можно согласиться, что все эти черты в той или иной степени присутствуют в русской душе, но, учитывая их амбивалентность, нельзя утверждать, как это делают некоторые исследователи, что подобные качества образуют цельность и уникальность русской души и национального сознания; амбивалентность образует не цельность, а, наоборот, расщепленность. Парадоксально то, что Россия никогда не подчинялась тем, кто пытался ее захватить извне, однако, не обрекая себя на колониальное рабство, она постоянно вставала на путь, скажем так, имплозивного рабства, рабства в самой себе – перед царем, вождем, генсеком, президентом.

Может быть и существует пресловутый особый путь, но пока он не проглядывается и не прощупывается. Наверное, он невидим потому, что скрыт глубиной русской ментальности, и эта глубина и богатство не позволяют разглядеть ни сущность ментальности, ни русского пути. У русских есть богатая история, богатый опыт, которым, к сожалению, мы плохо умеем пользоваться, дабы не «наступить на те же грабли». Наша история не началась с революции 1917 года. Наша история не началась с Крещения Руси, после которого христиане уничтожили многие доказательства существования великой и богатой культуры дохристианской эпохи, и выставили себя этакими просвещенцами, которые по сути являлись антипросвещенцами, стремившимися кастрировать наследие Руси (например, письменность у нас появилась ранее Кирилла и Мефодия).

У нас была богатейшая культура с ее уникальным укладом, вбирающая в себя множество традиций, мы до недавнего времени являлись самой читающей нацией, но, как оказалось, мы не обладаем волей для сохранения своих лучших национальных качеств, воплощенных в самобытной национальной культуре. Ранее христианизация, а теперь глобализация вполне успешно унифицирует все наследие, которым некогда были полны наши сундуки. У нас нет воли для того, чтобы защищать свою культуру и устанавливать правовые традиции, и у нас нет свободы для того, чтобы, посмотрев на собственный исторический опыт, не низвергнуть себя под власть очередного диктата. Французам, к примеру, эта свобода более к лицу, чем русским. Мы же стремимся постоянно убежать от нее, меняя демократическую законность на диктат. Вместо национальной свободы у нас есть национальное терпение к режимам, которые эту свободу ограничивают. Пытаясь убежать от ответственности, русский человек стремится переложить ее на плечи власти, которую воспринимает как точку опоры политической воли, с чем связан патернализм как тип руководства, при котором верхи обеспечивают относительное удовлетворение потребностей низов взамен на послушание последних. Именно с этим связан тот факт, что, теоретически развившись в России во второй половине девятнадцатого и первых лет двадцатого веков в трудах М. Бакунина и П. Кропоткина, анархизм не прижился и не стал национальной идеей. При укорененном в массовой психологии культе несвободы по-настоящему свободному идейному учению трудно не просто распространиться, а хотя бы найти благодатную почву для потенциального развития.

Американцы в своем преимуществе считают, что русская национальная идея – водка, а проявление русской ментальности – безудержное ее распитие. Это неправда; в той же самой Германии местное народонаселение выпивало столько спиртного, что нашим богатырям даже и не снилось. Скорее всего, этот миф о русской ментальности был специально создан и раздут ради дискредитации России и ее основного этноса. Мы ведь не испытываем потребности в алкоголе с самого рождения – таковая потребность (или скорее псевдопотребность) возникает в процессе жизни, в процессе социализации, когда мы постигаем не только элементы духовной культуры, но и содержание всяких враждебных нашей духовности и нашей природе информационных матриц. Да, проблема алкоголизации сегодня проявляет себя довольно остро, но это не значит, что она всегда стояла на первом плане, равно как из этого нельзя сделать вывод о том, что иностранцы меньше пьют; для некоторых стран эта проблема, пожалуй, кажет себя в еще более остром ракурсе. Действительно, русский мужик, которого уволили с работы и лишили льгот, вместо того, чтобы отстаивать свои права и бунтовать, предпочтет утопить свое горе на дне стакана, но это предпочтение скорее указывает на присущую нам терпимость и конформизм, нежели на алкоголизм. Хотя кто знает – может быть, и то и другое [терпимость и алкоголизм] было специально создано, целенаправленными усилиями некоей машины производства желаний выращено в душе современного русского человека, который во многом отличается от своего предшественника эпохи древней Руси с его храбростью, трудолюбием, готовностью помочь ближнему и другими индивидуально и национально ценными качествами. Для того, чтобы пьющий этнос не осознавал, что его специально спаивают, что против него целенаправленно применяют генное оружие (более сильное и хитрое, чем военное), в его сознание заброшена идея об архетипичности алкоголизма, об алкоголизме как неотъемлемой черте национального самосознания и национальной культуры, а здесь уже имеет место не генное оружие, а более мощное мировоззренческое. Мировоззренческое оружие пускается в ход так, что его не видно, в отличие от военного оружия; оно, как и так называемая концептуальная власть (мировая), не предполагает никаких директив, что позволяет ему оставаться невидимым. И если русский Ванька верит в то, что он всегда должен быть ленивым и пьяным, он именно таким и будет. И если русский народ верит, что он всегда должен быть ленивым и пьяным, он именно таким и будет. Естественно, обвинять других в собственных национальных несчастьях – не очень хорошая стратегия, так как громадная доля ответственности за то, как мы живем, лежит именно на нас (как раз об этом шла речь ранее – о социальной пассивности и ничегонеделании, о податливости масс). Лейтмотивом моей мысли не является фраза типа «мы все такие бедные, пьяные и голодные, потому что иностранцы нас такими сделали». Мы пьем не потому, что кто-то другой захотел, чтобы мы пили. Однако этот кто-то другой, действуя сообразно принципу «падающего подтолкни», подливает масла в итак разгоревшийся огонь. Проблематично поработить народ, который не хочет быть порабощенным, трудно столкнуть человека, который стоит далеко от обрыва…

Отношение к русским как к преисполненным диким нравом алкоголикам и лентяям обусловлено прежде всего интересами тех, кто данное отношение высказывает, а не объективными факторами. «Проявлением намеренного искажения образа России зарубежными авторами выступает не прямолинейная дезинформация, а субъективная расстановка акцентов, тенденциозность в отборе фактов либо умолчание о некоторых из них»[277] , – пишет Е.И. Сильнова. Может быть, тенденциозность и умолчание, о которых говорится в этой цитате, выступают более мягкими проявлениями «намеренного искажения образа России», чем прямая дезинформация, но, главное, они имеют место, играя на руку тем, кто заинтересован в дискредитации нашей страны и нашего народа. И несмотря на то, что Е.И. Сильнова объясняет сложность восприятия России на Западе не враждебными происками, а неготовностью той аудитории к позитивной оценке русских, я с ней частично соглашусь. Западная аудитория и вправду не готова нас воспринимать в другом ракурсе, но такая неготовность не рождена на пустом месте; также как нам во времена существования СССР вдалбливали в голову о безнравственности и бескультурье гниющего Запада, тем же рядовым американцам говорили и говорят нечто похожее по отношению к нам.

Вообще мировоззренческое оружие действует намного дольше, чем генное или тем более военное, зато оно более эффективно и менее явно (того, кто информирует и создает мировоззрение, не видно, в отличие от того, кто стреляет). Мы победили фашистскую Германию грубой военной мощью, а немецкий народ не только быстро встал на ноги, но и значительно опередил нас – победителей – по части социально-экономического уклада. Поэтому наличие военного оружия не говорит о том, что его обладатель оказывается победителем во всех смыслах. Главный приоритет – не военный, а мировоззренческий.

Всяческие построения о пути и ментальности русских – скорее философичные мифы, обильно смоченные бесконечными наукоемкими теоретизированными рассуждениями, нежели реальность. Очередные мифы, усыпляющие бдительность по отношению к действительно важным и актуальным проблемам и возбуждающие интерес к некоей почти бессмысленной мыследеятельности, место локализации которой находится в далеком от актуальности русле. Если дешевая развлекательность – скорее опиум для не отягченных раздумьями масс, то всякие там лишенные практического применения околодиссертационные рассуждения о проблемах особых путей, ментальности и прочих домыслов – опиум для интеллектуалов. И оба вида опиума применяются для того, чтобы отвлечь людей от реальности реальности, вовлекая их в реальность симулякров. Я не хочу сказать, что все темы, которые не касаются политики и критики партии власти, должны быть отброшены как ненужные; это было бы совершенно непростительное утверждение. Я хочу сказать, что стоит глубоко задуматься, когда обсуждение этих проблем инициируется сверху и пышно подается под соусом неоспоримой важности и актуальности. Для масс верен принцип «не думай, а повинуйся», а для интеллектуалов – «думай и повинуйся». Как писал С. Жижек, свобода мысли служит опорой общественного рабства[278] . К этому тезису, конечно, можно относиться двояко, как и к идее Жижека о том, что принцип «не рассуждай, а повинуйся» приводит к восстанию. Где как. В нашей стране такой принцип не особо актуализирует в народе активное несогласие, а свобода мысли если и не служит опорой общественного рабства, она едва ли способствует его аннигиляции. Однако рассудительный народ, как уже отмечалось, не особо нужен истеблишменту, но если этот народ все-таки есть, то пусть будет, но пусть не забывает повиноваться [и лучше, чтобы предметом его рассуждений была не политика, а все что угодно] – он свободен принимать решения при условии, что делает «правильное» решение. Все тот же выбор без выбора…

Мне хотелось бы верить в то, что русские обладают уникальным менталитетом, позволяющим им как нации в целом и как отдельному индивиду не деградировать, а способствовать самосохранению и развитию. Мне хотелось бы верить в то, что существует краеугольная национально созидательная русская идея и особый путь, который сохранился несмотря на многовековое внешнее влияние на русское народонаселение и который как факел ведет национальность к спасению. Мне хотелось бы верить, что ментальность русского народа нерушима перед всякими враждебными информационными матрицами, с которыми каждый из нас сталкивается в процессе жизнедеятельности и которые стараются навязать нам какую-то систему мышления (или, наоборот, бессистемность мышления). Но – в том-то все и дело – верить в это можно, а вот быть уверенным намного труднее.

То, что хорошо работает в одной системе, вовсе необязательно будет так же эффективно работать в другой. Любое заимствование должно соответствовать традициям и ценностям общества. Однако наши традиции и весь наш социальный код разрушены. «И бритые лица, после показного отрубания бород, и просвещенные салоны, и рекламные бренды, и заимствования архитектуры, и внедрения систем качеств, и бакалавриаты – все русская культура способна «переделать» на свой лад»[279] , – оптимистично замечает В.А. Жилина, но оптимизм, как говорится, во многом отличен от реализма. Для того, чтобы успешно «переделывать» на свой лад заморские нововведения, необходимо иметь определенные коллективные качества и особенности, позволяющие не просто заимствовать чужие новшества в ущерб себе, а интегрировать их с пользой для себя, то есть реализовывать национально созидающую грань между традициями и новациями. По-моему, в современной России, быт которой перенасыщен самыми разными заимствованиями, не совсем дальновидно говорить о том, что «все экспансии чужой культуры заранее обречены на неудачу» (Жилина). А пока индивидуально и национально созидающие особенности не проявлены на коллективном уровне, пока мало что указывает на факт их наличия, мы и будем дальше прогибаться под диктат и диктаты, желающие окончательно атрофировать национально-осовободительные черты и на их место водрузить те качества, которые необходимо любой диктатуре взрастить в подвластном ей народе, чтобы сделать его еще более подвластным. Чтобы сделать его номадическим народом, лишенным истории и не помнящим своего родства. А чем дальше зашел процесс ментальной кастрации этноса, тем труднее этносу разогнуть плечи, встать на ноги и сбросить тяжелую ношу, тяжесть которой ощущается скрытно и неявно.

Кто же виноват во многих наших проблемах? Может быть, российское правительство – всего лишь инструмент, рычаг, запускающий систему, спланированную и отлаженную кем-то другим, находящимся в тени? Бытует мнение, согласно которому почти все описанные проблемы инициированы разработчиками так называемого Гарвардского проекта, связанного с именами известных русофобов А. Даллеса и З. Бзежински. Этот проект своей целью ставил обнищание населения России, его культурную деградацию, спаивание и наркоманизацию России с последующей передачей ее территорий мировому правительству. Согласно плану, Россия должна стать колонией, население которой сократится в 10 раз. Проект предполагал три этапа: перестройка, реформа и завершение. Этот алгоритм почти достиг своей цели. Перестройкой (необходимый для глобалистов развал Советского Союза) у нас руководил Горбачев – недаром он пользуется такой популярностью у янки, реформой – Ельцин (который был выгоден Западу, так как являлся гарантом дальнейшего развала России и утраты ею конкурентоспособности)[280] , а завершением – судя по всему, современные деятели.

В ходе холодной войны Америка пыталась разрушить не Советский Союз, а преследовала более масштабную цель – разрушить Россию; поэтому с крушением Союза холодная война не закончилась (по крайней мере со стороны штатов), а просто приняла несколько иное русло, немного отличаясь спецификой средств и маневров, но сохраняя прежние цели. На это указывает, например, американская дезинформация вокруг русско-грузинской войны, хотя, естественно, таковой дезинформацией нынешнее противостояние не исчерпывается. Вообще, в ходе холодной войны не капитализм боролся с коммунизмом: думать просто о борьбе двух непримиримых идеологий – слишком поверхностный взгляд. Шла борьба не идеологий, а империй. Если мы в своем воображении вычеркнем социалистический период нашей страны и представим, что Россия всегда развивалась по капиталистическому пути, но при этом не особо жаловала Америку, то поймем, что даже в таком случае холодная война все равно имела бы значительное место в структуре взаимоотношений этих держав. Не важно, какая у них идеология – главное, поддерживают ли они нашу имперскую политику. Беда только в том, что США остались сверхдержавой, а РФ уже и державой-то не назвать. Поэтому [экономическое, информационное, военное и т.д.] преимущество понятно на чьей стороне.

Примечательно то, что Советский Союз обладал самой сильной армией, а развален был без единого выстрела. Это не говорит о том, что мы не умели пользоваться своими вооруженными силами, а о том, что армия – это не панацея, способная защитить страну от развала. Есть другие формы оружия, значительно более тонкие и хитрые, чем военное. К ним относится генное, экономическое, идеологическое оружие, которым мы обладали в меньшей степени, чем наши противники.

Позже американцами был создан Хьюстонский проект, который детализировал и корректировал программу своего Гарвардского предшественника. Так что процесс идет, и на этапе [официального] завершения холодной войны он не закончился. Поэтому разговоры о дружбе с Америкой остаются всего лишь ширмой. В основном, когда говорят об этих проектах, а также о мировом правительстве, используют термин «глобализация».

Следует заметить, что термин «глобализация» стал одним из самых излюбленных терминов современной социогуманитарной науки; благодаря своей сверхраспространенности, сопутствуя которой, каждый автор придавал глобализации какое-то свое значение, содержание термина, разросшись вширь, стало слишком «глобальным» и, соответственно, размытым. В целом, существуют две формы понимания глобализации. Условно назовем их концепцией естественного глобализма и концепцией искусственного глобализма.

Согласно концепции естественного глобализма , одним из самых ярких представителем которой был Э. Тоффлер, глобализация – объективный, необратимый и необходимый для человечества процесс, характеризующийся стремительными инновациями в развитии любых сфер жизни человека: наука, техника, досуг, коммуникации (интерактивность) и т.д. Это комплексный процесс, затрагивающий все сферы человеческой деятельности, благодаря которому путем относительного стирания демаркационных линий и падения железных занавесов обеспечивается культурная, экономическая, аксиологическая, техническая и т.д. диалогичность и обогащение; глобализация создает сеть взаимосвязей и соединений, призванных интегрировать опыт и достижения всех народов и культур в единое целое, реализуя принцип дополнительности, но не предполагая унификации или детерриториализации (этакий культурный фьюжн). Термин «глобализация» в данном ключе близок термину «интернационализация», для которой характерны трансграничные потоки товаров, услуг, капитала, информации и людей, а также ориентированность на мировой рынок, мировую культуру и мировую законодательную базу. Наука интернализируется, научное пространство (впрочем, как экономическое, политическое и т.д.) станет единым, о чем говорит не только свободное перемещение научных достижений, но и самих ученых, мигрирующих из одной страны в другую.

Постиндустриальная [постмодерновская или информационная – существуют различные названия] эпоха с ее господством информационных факторов над вещественными считается, если можно так выразиться, венцом глобализации, а потому ее также имеет смысл называть глобалистской. Спутниковая связь, позволяющая в режиме on-line проводить видеоконференции с сотрудниками, чье физическое местоположение может быть рассеяно на различные уголки планеты, возможность быстрой передачи информации на расстоянии, появление индустрии мегаполисов, развитие международного туризма – лишь некоторые из многих явлений, отличающих данную эпоху от ее предшественниц. Глобализация отвергает границы – пространственные, культурные, социальные – и позволяет капиталу, культурным ценностям, новым достижениям науки и техники свободно переходить через границы; можно сказать, она знаменуют постграничную эпоху. Для людей, живущих в виртуальной реальности, нет ни государств, ни национальных культур, ни, соответственно, того, что их разделяет. Собственно, глобализация – это неизбежное следствие научно-технической революции, хотя НТР можно представить в том числе не только как причину глобализации, а как одну из ее основных тенденций. В данном случае глобализации дается сугубо позитивная оценка. Однако невозможно прийти к взаимопониманию и свободному взаимодействию между некоторыми культурами Востока и Запада; ислам и православие несовместимы, а потому бесполезны попытки их интеграции. Не все интегративные проекты в конечном счете приведут к интеграции; скорее, их итогом будет поглощение одной культуры другой. Человек Востока и человек Запада во многом отличаются друг от друга, на что указывали разные авторы, включая К.Г. Юнга. Это отличие кроется не только на уровне поведения и образа жизни, но и на уровне мышления и мировоззрения, связанных с межполушарной ассиметрией. Так что процесс примирения кажется пока невозможным. Вообще, глобализация лишь в идеальном виде представляет собой прогресс…

С точки зрения концепции искусственного глобализма , глобализация ведет к унификации культурного наследия того или иного этноса, к стиранию демаркационных линий между разными национальностями в контексте их самобытности, приведению культурной идентичности различных сообществ к единому знаменателю (то, что создавалось тысячелетиями, обменивается на гамбургер и хотдог) и, что самое главное, к тотальному господству мирового правительства, представляющего из себя всесильные транснациональные корпорации. Если естественная глобализация отличается диалогичностью и интеграцией, не переходящей рамки, за которыми эти явления трансформируются в свои противоположности – унификацию и экспансию, – то искусственно создаваемая глобализация стремится перешагнуть эти рамки. Суверенитет отдельных государств будет утрачен, так как произойдет государственная передача полномочий влиятельным международным корпорациям. То есть, здесь глобализации дается именно негативная оценка, она квалифицируется не с прогрессивных, а с антипрогрессивных позиций. Часто как синоним глобализации используется термин «американизация», наделенный негативистским оттенком по отношению к Америке. Это отношение вполне оправдано, поскольку Америка выступает кластером транснациональных корпораций, но вместе с тем Америка как государство и мировая закулисья – явления не идентичные. Второе основывает свою политику на первом, на каркасе под названием Америка, но само не сводится к этому каркасу. Так, согласно Д. Колеману, мировая закулисья преимущественно состоит именно из британских деятелей, которые в отношении американского народа гнут ту же самую политическую линию, что и в отношении любых других народов[281] . Поэтому термин «американизация» одновременно как отражает реальное состояние [глобализации], так и в каком-то смысле его искажает. Некоторые авторы считают, будто руководители корпораций «водят за нос» как американское правительство, так и правительства других стран, сталкивая их (и, соответственно, подчиненные им народы) и играя ими как марионетками. Так, едва ли стоит говорить о самостоятельности американских президентов [и партий – республиканской и демократической] – в том числе Обамы, за которого голосовали не только цветные низы, но и финансовая верхушка. Американский президент – в большей или меньшей степени всего лишь средство, а не фигура номер один. На самостоятельность претендовали только Д. Кеннеди и Р. Никсон; в результате первого убили, а второго коснулся импичмент. Тех же, кто послушно исполняет свою роль и подает огромные надежды на дальнейшие функционирование в этой роли, всячески пиарят, используя самые изощренные способы. Обама еще ничего не успел сделать, но его удостоили Нобелевской премии, а первая половина 2009-го года стала называться обамаманией.

ТНК – изначально экономические структуры, которые по мере своего экономического развития приобретают власть и способность конкурировать с национальными государствами [а также между собой], тем самым угрожая стабильности последних. Правящий класс будущего, скорее всего, будет состоять не из традиционных государственных функционеров, а из руководителей крупных предприятий, имеющих под собой в первую очередь американскую почву.

Руками транснациональных корпораций создается необходимый плацдарм для развития потребительства в виде насаждения искусственных потребностей и унификации культур. Для того, чтобы корпорации имели возможность успешно реализовывать свой продукт, да еще продавать его людям той общности, чья культура не нуждается в таких приобретениях (к примеру, «Макдональдс»), необходимо создать потребность путем нивелирования культурного разнообразия, которое является сильнейшим барьером для процветания глобального бизнеса. Таким образом, постепенно в быт эксплуатируемого этноса вторгается потребительская культура, подающаяся как наиболее современная и отвечающая требованиям времени альтернатива традиционной культуре. С помощью ее усилий поддерживающие в прошлом этнографическое своеобразие обычаи, ритуалы и стили поведения постепенно исчезают, обмениваясь на новые «прогрессивные» стандарты. Машинерия производства желаний и потребностей не знает отдыха…

Хотя С. Жижек не говорит напрямую о таких концептах, как мировое правительство, гипербуржуазия и прочие, глобализацию он представляет в виде сегрегации людей, легитимацией которой служит экономический эгоизм как фундаментальное разделение между включенными в сферу экономического процветания и исключенными из нее[282] . Такое понимание глобализации указывает не только на негативистское отношение автора к этому явлению, но и представляет глобализацию не как безобидный процесс, а как «новый расизм» (именно так Жижек ее именует). Недаром С. Жижек отмечает, что международные террористические организации являются непристойным двойником транснациональных корпораций – присутствующей повсюду ризоматической машиной, лишенной определенной территориальной базы (Ж. Бодрийяр высказывает похожее мнение – современный ислам, противостоящий западу, следует считать также продуктом глобализации, агрессивно использующим плоды западного прогресса[283] ). Несмотря на то, что Жижек не пишет в своих работах о том, что разделяет истинность идеи мирового правительства, мысль о таком сравнении террористов и ТНК говорит о многом… Также в его книге мы находим сомнение в причастности внешнего по отношению к США мусульманского мира к терактам в Америке: «…служит ли тот факт, что действия, первоначально приписанные внешнему врагу, могут исходить из самого сердца l ' Am é rique profonde , неожиданным подтверждением тезиса о том, что столкновения происходят внутри самих цивилизаций?»[284] . Вместе с тем Жижек намекает на то, что Талибан был создан ЦРУ ради борьбы с коммунизмом, а потом обратился против своих же создателей. Черты кровавого фанатизма, которые США приписывает Другому, присущи самому США. Мир в штатах достигается и достигался ценой катастроф, происходивших и происходящих в других странах. Невинный взгляд Америки, направленный на неподвластный, а потому злой Восток, сам скрывает в себе зло. В нем нет непорочности, в нем есть фальшивая непорочность. Так что неудивительна распространенная в среде теоретиков постмодерна мысль о том, что изнанка террористических актов – это американская неоколониальная глобальная политика. В более узком смысле не подтверждение, а пример такой идеи мы находим в фильме «Скала», где отлично показан факт бессознательного создания правительством террористов в лице внутреннего врага. Герой Вьетнама Фрэнк Хаммелл (Эд Харрис), возмущенный политикой замалчивания правды об отсутствии поддержки семей убитых и самим этим отсутствием, решается захватить заложников – группу туристов, приехавших в тюрьму Алькатрас. Другой частью его замысла является угроза мирному населению Америки ракетами с особо сильным газом [а на самом деле не угроза мирным жителям, а шантаж правительства]. Цель сего предприятия – получение от правительства денежной суммы, большая часть которой будет роздана семьям погибших на войне. В фильме напрямую говорится о том, что действия Хаммелла вызваны бездействием правительства, то есть, собственно, Хаммелл как террорист (а не как герой войны) был создан политикой, которая ему противна, и которая, соответственна, может рождать внутренний терроризм, не преследуя такой цели и не осознавая получение такого побочного продукта. Далеко не всегда легитимно указывать на неподконтрольного Другого, на воплощающего в себе зло внешнего врага, обвинять его в атаках против себя, не рефлексируя при этом о собственных политических действиях.

Мы можем разделить два подхода к пониманию глобализации не только по критерию естественности / искусственности, но и по основным сферам, которые затрагивает глобализация. Так, беря во внимание первый подход, можно сказать, что глобализация охватывает все сферы жизни (преимущественно неполитические) обществ, в то время как второй подход предполагает рассмотрение глобализации исключительно с политической точки зрения. Хотя, рассматривая искусственную глобализацию, нельзя сказать, что она ограничивается только лишь политической сферой, поскольку политика стремится контролировать и другие – неполитические – сферы; разрыв между политической и Другой жизнью исчезает. При навязывании политическими способами какой-то «правильной» идеологии автоматически происходит процесс тотализации культуры. Степень культурной свободы непосредственным образом связана со степенью идеологической свободы; трудно вспомнить какую-либо историческую эпоху, когда культура отличалась особым богатством, широтой и изобилием, но идеология была тотальна в своей узости и едина для всех, равно как сложно реставрировать в памяти обратную ситуацию культурно-идеологического состояния. Я в настоящей работе под термином «глобализация» понимаю содержание, свойственное второму [пессимистическому, связанному с искусственностью глобализационных процессов] подходу, который опирается в первую очередь на политику, но не сводится к ней.

Одна из главных характеристик культурного пространства современного планетарного общества – большое разнообразие субкультур и разных учений. Поскольку социум является разношерстным, состоящим из людей, обладающих разным уровнем образования, различными интересами и ценностями, вполне закономерным образом рождаются всевозможные субкультуры, многообразие которых и составляет конструкт, называемый культурой в целом. Современная культура – а вместе с тем и массовая культура – это архипелаг сообществ, взаимосвязанных или равнодушно существующих по отношению друг к другу, часто просто не воспринимающих, не видящих друг друга, а иногда и враждующих между собой. Происходит усложнение социальной организации, что обусловлено интенсификацией культурных связей и обменов и ростом культурного (а следовательно, субкультурного) многообразия. Появляются новые культурные тенденции и явления, которые не сменяют, не замещают предшествующие, а находят место рядом с ними, тем самым углубляя социально-культурную комплексность, усложняя социокультурную систему, но вместе с тем привнося в нее темпоральную рассогласованность, что выступает источником потенциального общественного напряжения. Многообразие субкультур указывает нам на гетерогенность культурного пространства, его неоднородность и неоднозначность, на определенный выбор. А чем богаче культура, тем разнообразнее варианты предоставляемого ей выбора, но и тем выше уровень ее рассогласованности. «Мультикультурализм, являясь сложной многокомпонентной социальной системой, представляет собой культурное полицентрическое образование – матрицу субкультур, каждая из которых не является центральным ядром системы»[285] . Мультикультурализм в силу своей децентрированности не приемлет авторитарное внутреннее начало, которое могло бы занять роль центра и диктовать свои условия периферии. Хотя внутри любого мультиобразования существуют более сильные и более слабые элементы, одни из которых потенциально могут претендовать на роль центра, а другие – на роль периферии. Любая идеология или культурная традиция стремится к привилегированному статусу общественной доминанты, поэтому вполне могут существовать внутренне плюральные системы ценностей, но едва ли мы найдем возможность присутствия внешне плюральных систем; практически любая система наличествующего оппонента воспринимает именно как оппонента. Основное свойство любой идеологии – стремление ее носителей распространять идеологизированные концепты за пределы той системы, которую данная идеология уже охватывает. Но когда две или несколько идеологий сталкиваются, происходит некий большой социальный взрыв, результатом которого выступает конфликт или даже война. Значит, идеология способна не только объединять, но и разъединять. «Славянские народы объединяет православная религия, но эта религия толкает их на бойню, – пишет Ю. Кристева. – Что мешает им объединиться с другими народами Европы в единое содружество? Православие»[286] .

Таким образом, внутри каждой идеологии кроется зародыш глобализации, который может вырасти до такого уровня, что подомнет под себя все остальные – конкурирующие – системы идей и сядет на главенствующий идеологический престол. Под словом «идеология» в данном случае понимается не только внутреннее содержание какого-либо субкультурного явления, но содержание любого светского или духовного учения – религиозного или политического [хотя довольно часто они выступают в нераздельном единстве]. Если мы возьмем во внимание любую из мировых религий и обратимся к ее истории, то с неизбежностью придем к выводу о ее глобализационной (империалистической) направленности. Как ислам, христианство, так и другие религии и религиозные учения пытались занять как можно больший территориальный ареал и, соответственно, завладеть умами и телами максимально большого количества людей – разница лишь в степени их экспансии, которая, естественно, различалась. Зачастую для этой цели использовались военные средства. И по мере развития каждой из этих религий происходила консолидация не только отдельных людей, но целых этносов под флагами того или иного учения. А если учение как совокупность совершенно различных идей и ценностей – религиозных, нравственных и моральных – в потенциальном смысле хранит в себе (а любое учение хранит) стремление к расширению, то оно может стать мощным консолидирующим инструментом, а значит, фактором искусственной глобализации. Поэтому в некотором роде глобалистами мы можем назвать всех, кто пытался расширить горизонты бытия «своего» народа, «своей» империи, «своей» системы ценностей – Агамемнона, А. Македонского, Цезаря, Мухаммеда, татаро-монгольских ханов, Наполеона, К. Маркса, В. Ленина, Б. Муссолини, А. Гитлера и многих-многих других. Читателя может поразить такое перечисление, такое «семейство», которое вбирает в себя не только людей, принадлежащих разным эпохам, но кардинально различных по характеру своей деятельности. Одни были завоевателями, преследующими лишь корыстные интересы и распространяющие в мире себя и свою империю, а не идеи. Другие являли собой философов, создавших стройные философские системы, которые в конечном счете заполнили огромные социальные ареалы. Однако как те, так и другие были завоевателями, использовавшими различные средства для распространения «себя» (человек, создавший систему идей или империю, идентифицируется со своим детищем).

И если мы можем говорить про современный масскульт как относительно плюральный, то, оппонируя самим себе в идее его плюральности, следует обозначить некоторые очаги сопротивления либерализму и свободе слова опять же во многих явлениях китча, навязываемых культурой потребления, манипулирующей модой и рекламой, и в массовой тотализирующей политике, исходящей из политического центра – правящей партии. В то же время частичный плюрализм достигается за счет существования очагов сопротивления этим тотализирующим тенденциям. Мулитикультурализм хоть и состоит из множества ядер, но, как уже было сказано , почти каждое ядро пытается навязать свою систему идеалов и ценностей как можно большему количеству людей, организаций и других культурных ядер (вспоминаем фукианский взгляд на власть, исходящую отовсюду, а не из строго локализованного центра). Энтропия растет, и сосуществование различий предполагает различные конфигурации реальности. Наличие разных субкультур указывает на «как бы» плюральность, но фраза «как бы» означает здесь не эквивалент слова «псевдо», а скорее эквивалент слова «относительный».

Плюрализм – это не то чтобы мифологема, но крайне неустойчивая и шаткая система, в чем и заключается его недостаток. В любую минуту плюрализм может сменить новый монизм, демократию – тоталитаризм. И такая ситуация возможна не только внутри одной страны, но и на мировом уровне.

Как правило, ученые редко прибегают к рассмотрению глобализационных тенденций в политике, несмотря на то, что многие [как официально-научные, так и неофициальные] источники подтверждают пессимистические идеи, связанные с тотализацией политики мировым правительством. К ним относятся известные документальные фильмы «Дух времени», «Дух времени 2» (правда, рассчитанные на массового зрителя, а потому получившие достаточно высокую популярность), видеолекции В.А. Ефимова, В.Г. Жданова и К.П. Петрова и многочисленные интернет-страницы. Раньше распространение подобного рода идей не только вызывало улыбку, но служило причиной навешивания различных ярлыков в адрес позволившего себе такие вольности «неосторожного» ученого, научная компетенция которого ставилась под сомнение. Идеи о мировых заговорах, конечно, столь же смешны, сколь и глобальны – слово «мировые» является ключевым. Иногда кажется, что враг, существование которого именно как врага доказать сложно [он остается призрачным ввиду недостатка фактов, предоставляющих возможность лишить его призрачности] – всего лишь паранойяльная проекция тех, кто его выдумывает и репрезентирует именно как врага. Но в последнее время в научной среде стало уделяться более серьезное внимание этой форме глобализации, несмотря на дефицит фактуальных знаний. Во многих научных работах, помимо фактов, присутствуют предположения – и это нормально. Особенно в таких работах, которые касаются слишком провокационных тем. Хоть словосочетание «мировое правительство» вызывает иронию, многие явления, пусть в основном косвенным образом, указывают на наличие надправительственной инстанции (или инстанций). Опишем кратко сущность мировой политики.

Мировое правительство представляет из себя клановое объединение, которое преследует цель захвата всех мировых ресурсов (включая людские ресурсы), установления собственной политической гегемонии и, соответственно, превращения всего мира в огромный ГУЛАГ, внутри которого трудилось бы новое гиперплемя неокочевников, не привязанных ни к какой национальности и этнотерритории. Но планета перенаселена, и ресурсов на всех не хватает, потому глобалисты [вооружившись идеями Т. Мальтуса о «легкомысленной привычке» населения «неразумно» размножаться] выдвинули «теорию золотого миллиарда», согласно которой в будущем на планете должен остаться только миллиард избранных людей, а все остальные подлежат истреблению и резервации (миллиард – это сами представители власти плюс так называемый «обслуживающий их персонал», чернорабочие). Для осуществления этой идеи используются разные средства, с помощью которых можно разделить некогда сильные сообщества на части, оказать негативное воздействие на генофонд, на психическое и физическое здоровье человека. Сюда часто относят массовый алкоголизм, наркоманию, сектантство и т.д.; будто эти деструктивные для человека – его физического и психического здоровья – явления инициируются сверху, а не существуют сами по себе. Национальные культуры становятся все более однородными путем внедрения в них однородных СМИ, литературы, искусства, кинофильмов, образовательных стандартов, наднационального английского языка и т.д.; однообразным становится почти все – товары, продукты, услуги, вкусы, потребности (зачастую фиктивные, искусственно созданные), питание, образ жизни, религия и даже мировоззрение. А однообразие – это деградация. Руками [официальных] правительств, а также СМИ (пропаганда и дезинформация вместо новостей), глобалисты медленно, но верно вершат свою политику террора, сея раздор между странами или между определенными группами внутри отдельной страны, приводя национальную экономику в упадок путем изъятия и перераспределения ресурсов и производимого богатства, внедряя безнравственную криминальную культуру (китч), поощряя разъедающую национальное государство коррупцию в эшелонах власти и осуществляя переход собственности различных стран в свои руки. Стрелять уже не надо, нет необходимости оккупировать территорию, кидать в бой батальоны солдат; сейчас война ведется другими, более мягкими способами. Стоит говорить о завуалированных формах и методах агрессии, об информационном (радиотелевизионном) неоколониализме, создающем послушного индивида и послушное общество, не идентифицирующего себя с конкретной национальностью, родом и племенем (движимые только потребительским инстинктом неокочевники, составляющие биомассу). Такая война разрушает личность и общество, нивелирует их интеллектуальный и моральный облик, но оставляет целыми необходимые для захватчиков ресурсы – заводы, предприятия, леса, поля, воды, ископаемые. При осуществлении такой экспансии происходит эрзац-глобализация (в сравнении с глобализацией естественного типа), характеризующая себя крайне неравномерным распределением ресурсов и целенаправленным обреканием всей цивилизации в новое рабство, в новый мировой порядок. Так, история превращается в заговор…

Глобальная система будущего невозможна без периферии, без рабов-чернорабочих, также как капитализму необходимы рынки сбыта и дешевая рабочая сила, а античному полису – варвары. Основной план гипербуржуазии – оставленный в живых один миллиард человек разделить по принципу 20% и 80%, где 20% – властители мира, а 80% – рабы. И никакого среднего класса, который мог бы оказывать влияние на верхушку (сравните такую же тенденцию ликвидации среднего класса в РФ). Кстати, капитализм, уничтожив СССР как серьезный оплот некапиталистического сектора и тем самым устранив большую преграду, не подвел ли сам себя к неминуемому краху? Свойственная капитализму внешняя экспансия капитала завершилась, так как он охватил почти всю планету. Может быть, завершение капитализма – это хороший способ мировым «хозяевам» сохранить власть, богатство и привилегии перед вызовом среднего класса и прочих сил капиталистической системы[287] .

В постмарксистском дискурсе находим идею, согласно которой эксплуататоры ради сохранения своей эксплуатирующей роли заинтересованы не в ликвидации среднего класса, приводящей к разделению общества на два класса – буржуазию и пролетариат, – а, наоборот, в разделении пролетариата на несколько классов, чтобы, соответственно, подорвать некогда целостный классовый революционный дух. Единое угнетаемое большинство, таким образом, превращается в несколько классов, которых уже не может сплачивать единое классовое сознание, а потому они уже не являются большинством-то же самое следование принципу «разделяй и властвуй». Однако, на мой взгляд, сегодня, когда коллективные проявления массового [народного, классового] сознания снизошли на нет, когда таковой коллективизм вспоминается как атрибут дня вчерашнего, когда благодаря потребительству и прочим тенденциям наступил культ индивидуализма в его негативной форме, такая стратегия поведения несколько устарела, отдав эстафетную палочку своей противоположности. Обращая внимание не на мировую ситуацию, а на сугубо российскую, едва ли мы найдем какие-нибудь проявления коллективного духа и народного сознания, вместо которых видим повальную конформизацию и массовизацию, поэтому проблема сплочения народа и масс в единое целое, оппонирующее эксплуатации, в наше время не является настоящей проблемой как для национальных правительств, так и тех, кто пытается их контролировать. А вот от среднего класса может происходить определенная угроза, пусть даже чисто теоретически.

Естественно, народные массы едва ли склонны осмысливать такие [воистину глобальные] явления. Но понимают ли это наши правители? Я думаю, они как никто другой осознают глобалистские и гиперимпериалистские тенденции, направленные в том числе на экспроприацию России со всеми ее ресурсами и природными богатствами. Однако – в чем и заключается парадокс и главная загвоздка – правительство не спешит им противостоять, так как, видимо, на самом верху есть люди, играющие с потенциальными захватчиками в одну игру.

Что касается России, то в прошлом ее мощь [Советского Союза] была настолько сильна, что Союз считался одной из самых великих мировых империй, способной противостоять США. Теперь же, когда наша армия почти разрушена, экономика терпит серьезный кризис, массовое сознание отравлено безнравственностью китча, а образование потеряло свой традиционный [действительно образовательный] потенциал, Россия не имеет особой силы – ни военной, ни экономической, ни культурно-интеллектуальной – что позволяет глобалистам более легким способом получить «лакомый кусок», который на протяжении всей своей истории ни перед кем не преклонил колени. «В России были созданы условия, несовместимые с воспроизводством жизни , – пишет С.А. Батчиков. – Эти условия парализовали общество и блокировали его способность к сопротивлению планам глобализации»[288] . По справедливому замечанию Батчикова, оставленное в нашей стране на голодном энергетическом пайке хозяйство при постоянном расширении экспорта энергоноситетей указывает на опасность сговора правительства с мировой финансовой элитой о совместной эксплуатации природных ресурсов России и об учреждении в этой сфере «транснациональной корпорации-государства». Вообще, в соответствии с глобальной политикой, рост экономики ведущих стран достигается не при помощи развития производства, а при помощи перераспределения богатства между слабыми и сильными странами путем резкого ослабления национального государства (например, долговая ловушка), приватизации и скупки ресурсов. И несмотря на то, что ресурсы в нашей стране есть, живем мы по-прежнему бедно, а национальному богатству никакой рост и не светит. Правительство РФ больше думает о своих карманах, чем о развитии производственного сектора; газ продается, нефть продается, лес вырубается и продается – в этом заключается «нормальный» русский бизнес. Сейчас в России усовершенствуется не производство и технологии, а активная распродажа собственных ресурсов. Наша страна продает ресурсы за деньги покупающей страны; если бы мы продавали ресурсы за рубли (и не в таком масштабе), то, возможно, наше экономическое положение улучшилось бы. И, несомненно, оно улучшилось бы, если бы государственная политика действительно сориентировалась бы на рост ВВП, а не на его снижение. В России почти не осталось своих технологий и своего производства. Производство высокотехнологической продукции – не наше достоинство. Да и ресурсы скоро закончатся, что приведет наших потомков к еще большей нищете. Настоящее должно быть ответственным перед будущим, но оно не хочет нести этой ответственности, руководствуясь сиюминутными слабостями. Сырьевая модель экономического развития – средство уничтожения будущего.

Таким образом, национальное государство, находясь под давлением международных финансовых институтов, становится инструментом глобализации, а не ее противником. Некоторые исследователи вполне допускают возможность того, что правительство куплено, а предательство им народа и продажа национальных интересов – естественное и почти обязательное следствие масштабной коррупции в высших эшелонах власти[289] . А учитывая огромную волну коррупции, захлестнувшую российскую верхушку, кроме как о предательстве, сопряженном со стремлением набить итак уже распухающие от денег личные карманы, более ни о чем говорить не приходится. Коррумпированное государство не может быть сильным и не способно эффективно отвечать на стремления внешних врагов разобрать страну по частям и сократить коренное население. Если завтра нам дадут приказ «Умрите!», правительство вряд ли спасет свой народ; оно это не сделает не только из-за нехватки ресурсов и возможностей, а в первую очередь из-за отсутствия заинтересованности в национальном спасении.

Если обратить внимание на некоторые описанные тенденции, а также на то, сколько предприятий и земель с периода перестройки и до настоящего времени было продано иностранцам (в первую очередь американцам), то имеет смысл задуматься о том, что действия нашего правительства вполне могут быть связаны с планами глобалистов. Многие явления нынешней действительности косвенно на это указывают.

Например, система образования целенаправленно выхолащивается и переводится на западные стандарты. Она становится не более прогрессивной, как вещают с высоких трибун всякие реформаторы, а наоборот, более регрессивной, не способной рождать интеллектуалов, специалистов широкого профиля. Русский интеллектуал всегда был Интеллектуалом с большой буквы, а потому являлся костью в горле у недружественных по отношению к России мировых элит. Сейчас он стал костью в горле российской политической элиты. Не исключен вариант того, что в скором времени образование станет лоскутно-мозаичным и принципиально бессистемным, а наука перейдет в руки класса господ, и тем самым станет жреческой монополией. Недаром мировые фонды выделяют средства на изучение каких-то малоактуальных проблем, но обходят стороной, к примеру, проблему гипербуржуазии и вообще проблемы глобальных мировых процессов. О достойном будущем России не может быть и речи, пока интеллектуальная сфера ее бытия ограничена и выхолощена западными стандартами, не обогащающими, а наоборот, еще более выбраковывающими некогда великую вузовскую систему. В этом смысле прав Мишель Фуко, связавший в единую сеть власть и знание.

Кроме того, современное образование трудно назвать по-настоящему современным [modern], так как в постиндустриальном мире идет такое стремительное развитие технологий и расширение информационной матрицы, что содержательные характеристики прежней образовательной модели с неизбежностью устаревают все больше и больше. Все, что написано сейчас, может устареть уже в момент публикации. Образование должно идти в ногу со временем, а не быть догматичным и ригидным, обращенным во вчерашний день, каковым оно является до сих пор. Его главная цель – умело схватывать нововведения, использовать их и обучать им, а не, отрицая новшества, гордо поднимать голову, изрекая из себя пафосные [и теперь уже бессмысленные] слова типа «у нас классическое образование, и оно должно оставаться таковым!». Оставаясь таковым, оно указывает на свою неадекватность современному миру. С его помощью не только невозможно решить актуальные проблемы, но зачастую оно не позволяет даже их увидеть. Кроме того, образование должно не только фактуально нагружать голову студента, но и учить его мыслить, предоставлять не только факты (многие из них действительно бесполезные), но и методологию. Возникает вопрос: на что рассчитан Болонский процесс – на улучшение качества образования, на его мобильность, на его осовременивание или же на создание пропасти между малочисленной элитой, достойной обучения, и многочисленными социальными низами, в образованности которых вершители сего процесса не особо заинтересованы? В этом же ключе достойно внимания новое изобретение – ЕГЭ, тесты которого не способны актуализировать мышление выпускника, но лишь «проверяют» его память, оставаясь малообъективным средством для оценки знаний. Да и ориентация на Америку в образовании, мягко говоря, вряд ли оптимальна и современна, так как Америка с ее пониженными требованиями к студенту и образовательным техницизмом – не авторитет. Известно, что интеллектуальный уровень среднего американского выпускника вуза кое-как дотягивает до интеллектуального уровня среднего российского выпускника колледжа или техникума, что говорит о близости понятий американизации и олигофренизации. Я не вижу ничего прогрессивного в переходе от нашей самобытной модели специалитета к модели бакалавриата-магистратуры, и многие ученые со мной согласятся. Вместе с тем, после введения этой «облегченной» (очень мягко выражаясь) модели образования, начнут сокращаться рабочие места профессоров, которые, вооружившись серьезными требованиями к студентам, действительно хотят дать своим подопечным полноценное образование; до примитивизма простые требования системы и справедливо-высокие индивидуальные требования окажутся несовместимыми, а система всегда побеждает проявления индивидуализма.

О многом говорит засилье низового уровня массовой культуры (китча), который характеризуется духовной импотенцией, безнравственностью, примитивизмом, [часто] культом насилия, потребительством, принципом «казаться, а не быть» и вообще возбуждением низших потребностей. Конечно, можно считать китч неотъемлемой частью массовой культуры, развитой в условиях постиндустриального общества, и в качестве причин его распространения выделять сугубо внутренние явления социума, в котором китч имеет место быть. Однако – и на это указывают некоторые исследователи[290] – есть основания полагать, что культура потребительства в целях идеологической диверсии насаждается целенаправленно Америкой для растления нашей молодежи. Вспомним перестроечное и постперестроечное время, когда американские блокбастеры наводнили почти все телевизионное пространство нашей страны, а идеалами молодежи выступали герои Шварценеггера и Ван Дамма. Нельзя сказать, что все они пропагандировали культ насилия, но можно однозначно заявить, что он красной нитью пронизывал большую часть кинематографического рынка. Сейчас и в России [возможно, ради нравственного выхолащивания] снимаются такие фильмы, как «Бригада», где в лице обаятельного бандита романтизируется преступность и образ жизни «братков». То же самое можно сказать про музыку [или скорее псевдомузыку], именуемую шансоном, тексты коей изобилуют тюремным романтизмом, в котором здоровое общество явно не нуждается. Вообще, в соответствующей кинематографии главными героями выступают бесчестные люди; их аморализм позволяет им достигать верхов на социальной лестнице, в то время как честные рабочие показаны в виде бедных и неудачливых персонажей, достойных только осмеяния. Конечно, нельзя сказать так про все фильмы, снимаемые в последние десятилетия, но, как правило, произведения, где поднимаются темы любви к родине, чести, духовности, в меньшей степени рекламируются и получают меньшую популярность, существуя скорее только для поддержания принципа разнообразия. Проблема бескультуризации коренится не только в кино и музыке, но и находит свое воплощение в ток-шоу, литературе и т.д. Так, широко распространенное телевизионное явление «Дом», «Дом 2», по-моему, призвано не только добавлять в жизнь зрителя на время просмотра изюминку отдыха и развлечения, но и разрушать семейные ценности.

В общем, примеров может быть масса, и не стоит перечислять их все. Главное-то, что американское воздействие на нашу культуру – и без того терпевшую эстетический и аксиологический крах – вряд ли носило чисто коммерческий характер, ограничивающийся нахождением нового рынка сбыта в лице России без «железного занавеса». Многие их кинематографические «произведения», которые скорее стоит относить к культурным эрзацам, не только нашли своих искушенных зрителей, но и закрутили маховик, создали отличный фундамент для появления исконно русского «искусства» подобного типа, который разрушает культуру народа уже не извне, а изнутри. Дети включают телевизор и видят совсем не то, что можно смотреть детям. А что делает государство? Ничего. Китч не запрещается, а специально тиражируется; запрещается только детская порнография и критика действий правительства.

Церковников едва ли пустили во власть «просто так» [вообще, наделение РПЦ властными полномочиями противоречит Конституции]. В школы вводится богословие, которое будет преподаваться за счет сокращения программ многих других – действительно важных – предметов, в первую очередь русского языка. У нас итак вследствие американизации языка [а не только всей бытности], а также понижения культуры чтения языковая грамотность среднестатистического русского человека оставляет желать лучшего. Это ли не космополитизм в его крайне негативном аспекте, это ли не выхолащивание исконно русской культуры, это ли не одна из попыток похоронить богатое национальное наследие, на место которого претендует совершенно чуждая идеология – в данном случае религиозная? В конечном счете, не воспитание ли это послушания, которое так необходимо не только богу (согласно библии), но и тем, кто стоит у руля страны? К тому же, попытка в поликонфессиональной стране внедрить в систему обучения одну лишь православную доктрину приведет не к моноконфессиональности, а, наоборот, к социально-религиозному расколу. Я не думаю, что язычникам, мусульманам, атеистам и другим понравится такое нововведение. Не лучше ли, вместо религии, внедрить в школьное обучение уроки гражданственности, как это предлагает профессор Ж.Т. Тощенко[291] ? И не за счет других предметов. Да и вообще, церковь должна знать свое внеполитическое место, ей следует быть отделенной от власти, а она, наоборот, все больше и больше наделяется властными полномочиями. И эти полномочия передаются только РПЦ, но не другим религиозным организациям, что говорит об особом привилегированном статусе РПЦ как религиозной организации и православия как религиозной ветви. Приоритет, отдаваемый РПЦ, можно трактовать как нарушение конституционного положения о светском характере РФ.

Взаимосвязь правительства и РПЦ – вообще отдельная тема разговора. Церковь в своем преимуществе, сращиваясь с властью, становится такой же коррумпированной, как и чиновничество; по сути, она превращается в институт власти. Разрабатывается закон «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности», который вызвал критический отклик со стороны некоторых ученых, так как он допускает изъятие из музеев предметов религиозного назначения, что вступает в противоречие с законом о музейном фонде, декларирующем неотчуждаемость и неприкосновенность национального достояния. Признак здоровой культуры – это пополнение музеев как институтов культурной памяти, а не их разрушение. Вообще, данный закон предполагает не только демузеефикацию, но и абсолютно непонятную отчуждаемость имущества, о чем говорит абстрактность фразы «имущество, не имеющее религиозного назначения, предназначенное для обслуживания имущества религиозного назначения». Сюда можно отнести все что угодно – площади, леса, реки[292] . В общем, согласно этому и ему подобным законам, церкви следует передать далеко не только имущества религиозного назначения…

Или же ярким примером космополитизации служит начавший обороты процесс переписывания нашей истории на новый лад, ее очернения и фальсификации[293] ; скоро выяснится, что Вторую Мировую выиграли американцы, а Советский Союз вообще не приложил к достижению победы никаких усилий – американские школьники и студенты давно уже убеждены в таковой «истине». Советская культура, история, идеология (хоть они и не были идеальны в смысле любви и уважения к народу), очерняются с особым рвением. Те, кто стоит за этими процессами, пытаются с помощью идеологического оружия под названием «русофобия» вызвать у русского люда комплекс вины и чувство исторической неполноценности за совершенные перед своим и другими народами преступления, за насаждение «красной чумы», за ГУЛАГ и прочее; эти деятели стремятся представить русскую историю в виде сплошной полосы внутреннего и внешнего насилия, где не было ни единого просвета человечности. Причем таковой деятельностью не гнушатся и наши с вами собратья, активно пропагандирующие культ беспросветного советского произвола; наглядный пример – фильм «Сволочи», показавший то, чего на самом деле не было в истории второй мировой войны и Советского Союза. В этом фильме не только искажаются события, но они искажаются явно не в угоду чувству российского патриотизма. Такое искажение искореживает это высокое чувство, закладывает идеологический фундамент для убежденности в полном мракобесии советской тактики войны, в соответствии с которой на войну якобы отправляли детей – и не просто отправляли, а использовали как пушечное мясо, как приманку. Другой пример из кинематографии (только на этот раз не российской, а американской) – фильм К. Тарантино «Бесславные ублюдки», где демонстрируется альтернативная версия окончания войны, только вот в фильме она преподносится не как альтернативная, а как реальная. «Ну и что в этом особенного, – скажет какой-нибудь обыватель, – режиссерская версия не претендует на истинность, а сценарий представляет из себя не работу, основанную на исторической науке, а безобидную фантасмагорию, цель которой заключена только в развлечении зрителя». Безобидную лишь для тех, кто знает историю и понимает, что этот фильм – всего лишь продукт фантазии, имеющий мало общего с действительностью. Однако он – и ему подобные «творения» – может послужить своеобразным учебником по истории для неокрепших умов, не знающих реальных событий. И чем большую популярность и широту тиражирования будут приобретать фильмы, ориентированные на фальсификацию исторических событий, тем в большей степени они будут получать статус продуктов, из которых можно черпать знание, а не только эмоции, связанные с развлечением.

Создается впечатление, что наши оппоненты в этой идеологической войне просто ангелы с крылышками, и уничтожение коренного населения Америки захватчиками, гордо провозгласившими себя американцами, взрыв японских городов и многое другое глубоко закопано под землю и не поддается больше эксгумации; Америка и НАТО – просто спаситель всех народов и стран! Они насаждают гуманизм (буквально насаждают, насильственно причиняют добро), и обвиняют в античелочечности в первую очередь не тех, кто действительно совершает преступления перед человеком, а тех, кто противится их эксплуататорской политике. Такие вот двойные стандарты. Американская экспансия в страны «третьего мира», скрываемая ширмой гуманизма и демократии – все та же истребительная система, которая страшится взять на себя ответственность громогласно заявить о себе самой, открыть свое истинное лицо. Строки семилетней девочки о том, что она, несмотря на любовь к своему отцу-военному, считает его долгом умереть за страну, Буш интерпретировал как проявление патриотизма. Но если мусульманский ребенок напишет такие же строки по отношению к своему отцу, воюющему за Талибан, Америка в них не только не узреет патриотизма, но и обвинит в жестокости и фанатизме. Америка – страна как технического прогресса, так и культурного упадка; это страна глупых и инфантильных людей. Они мнят себя венцом цивилизации, они не считают нужным учитывать интересы и ценности «другого», который представляется в их глазах варваром и психом только потому, что он «другой» и что он находит в себе смелость отстаивать свои права, которые нарушают глобализационные процессы. Не зря Ж. Бодрийяр, приводя пример уничтожения американцами индейцев, делает вывод о том, что народ, не имеющий своих ценностей, стремится разрушить чужие ценности[294] . «Для глобальной державы, такой же фундаменталистской, консервативной, как религиозная ортодоксия, все отличные от нее, сингулярные формы являются ересями. Поэтому они обречены либо на возвращение волей-неволей в глобальное устройство, либо должны исчезнуть. Миссия Запада (или скорее экс-Запада, поскольку он уже давно не имеет собственных ценностей) заключается в том, чтобы всеми средствами подчинить другие культуры хищническому закону равнозначности, эквивалентности»[295] . Недаром С. Жижек Ж. Деррида называет США государством-мошенником за его односторонние действия в отношении тех [суверенных] государств, в политике которых США видит мошенничество, а именно противоречие их интересам[296] . Государственная суверенность – уже злоупотребление властью и нарушение интересов США – хранителя мирового порядка, гаранта международного права, чья гарантия получена силой. Если кто-то позволяет себе критиковать американскую империалистическую политику, его сразу тычут носом в некую политкорректность и ставят в угол за плохое поведение. А наше правительство, видимо, боится быть поставленным в угол, а потому ведет себя «хорошо». Как объяснить то, что Кремль пригласил НАТОвские войска на праздник 9 мая в 2010 году? Я думаю, рационального объяснения нет и быть не может.

Американский инфантилизм граничит с обостренной рациональностью, как бы ни парадоксально на первый взгляд эта мысль не воспринималась. Разум создает вокруг себя периферию неразумия, которое одновременно стремится уничтожить разум и фактом своего «неразумного» существования конституирует его. Поэтому разум слишком обостренно относится к явлениям, не вписывающимся в него. Американский разум до неразумия чувствительно относится к любым неполадкам и катастрофам – от самых мелких до совсем крупных (типа терактов 11 сентября). Даже малейший непорядок, не согласующийся с господствующей рациональностью, привлекает огромное – буквально пораноическое – внимание. Когда с неба по непонятным причинам сыплется больше снега, чем обычно, американцы в панике. Когда река немного выходит из берегов, американцы в панике. Даже когда по радио вещали «Войну миров» Г. Уэллса, население штатов восприняло эту трансляцию за чистую монету – не за художественное произведение, а за новость о пришествии инопланетян, – что вызвало вполне нормальную для американцев панику (не знать этот почти классический роман – уже слишком). После уничтожения башен-близнецов – этого двуглавого символа капитализма и американской мечты – население США причитало: «неужели это произошло с нами?! Неужели в нашей великой стране возможно ТАКОЕ?! Неужели наш разум позволил этому случиться?!» Именно потому, что их разум не позволяет этому случиться, ЭТО случается. Их инфантилизм и нарциссизм диктует убежденность в том, что случившееся – это патология, это сбой в системе, это происки враждебных и ненормальных «других», а не норма, не трагическая вписанность в реальность (хотя это и вправду «другие» – но вопрос в том, кто: «другие» для американского населения – не только мусульмане, как привыкла думать широкая общественность, но и руководители ТНК). Свойственные им самолюбие, нарциссизм, обостренный разум прагматика-параноика-ребенка, высокий уровень материального существования, экономическое благоденствие служат барьером не только для развития культуры, но и для элементарной рефлексии. Экономически процветающей стране не нужны утонченный ум и высокая культура. У них есть американская мечта… И у них есть возможность и стремление насаждать ее другим. Но у них нет ни малейшего понимания того, почему некоторые «другие» яростно противодействуют американизации.

Мы теряем историю, мы теряем культуру. Будучи вооруженными навязанными кем-то сфальсифицированными «фактами», а не теми, которые имели место в действительности, мы утрачиваем способность осмысливать прошедшие реалии, чтобы потом не наступить на те же грабли. Внешние враги делают многое для того, чтобы заглушить в нас дух осмысления прошлого, чтобы направить эту рефлексию в иное – ошибочное – русло. Мы же – на уровне государственной политики прежде всего – не особо-то сопротивляемся подобным лживым антипросветительским идеологическим интервенциям, этому вторжению реального. Как известно, историческое сознание является структурирующим элементом национальной культуры; цивилизация, у которой отсутствует история, не имеет также и национальной культуры.

Экспорт в другие страны наших ресурсов и земель, а также переход России на сырьевую экономику во многом указывают на стремление продать саму страну в целом: в России, в отличие от многих европейских стран, полно природных ресурсов, а мы переходим на сырьевую экономику – смешно и грустно! Да и производство наше давно потеряло конкурентоспособность; бизнесменам выгоднее в расчете на будущие заказы и прибыли выделять деньги на модернизацию уж явно не российского производства. «…модернизация права состоялась, но не в пользу большинства россиян. Здесь мы видим только интересы правящей элиты, чиновничества и западных стран, получающих выгоды от сырьевой России. Такое положение закономерно ведет к гибели Российской Федерации как государства. Нам, россиянам, нужна иная правовая система, отражающая наши интересы и наши правовые ценности»[297] . Воистину, ради своих делишек истеблишмент готов пожертвовать своей страной…

Вполне возможно, что нынешний экономический кризис (как и многие другие) специально инициирован сверху; в истории были случаи, когда страну с помощью финансовых махинаций доводили до кризиса, по истечению которого ее предприятия обесценивались, после чего их скупали по дешевке. В результате мировое общество разделяется на два класса – сверхбогатые и сверхбедные, между которыми прослеживается огромный разрыв, свидетельствующий о постепенной ликвидации среднего класса. Сейчас именно этого среднего класса не наблюдается, а он и не нужен тем, кто лоббирует глобальную политику. Одной из задач [помимо ослабления СССР – этого стоящего на пути корпоратократии гегемона] Тэтчер и Рейгана как политиков, связанных с корпоратократией, была ликвидация среднего класса. Тогда она была начата у них, а сейчас она продолжается почти везде. В результате глобальная система должна сохранить (естественно, в трансформированном виде) два класса – эксплуататоры и эксплуатируемые, господа и рабы, и количественное различие между этими классами должно быть просто несопоставимым – на одного господина несколько сот рабов. Гиперкапитализму нужна периферия в лице низкооплачиваемой рабочей силы, и он ее получает, упраздняя средний класс и тем самым деклассируя основную массу населения. Большинство этой массы – избыточное население, не вовлеченное в производственный процесс, ничего не производящее и практически ничего не потребляющее, смысл самого существования которого теоретиками «золотого миллиарда» не то что ставится под вопрос, а имеет крайне отрицательный оттенок.Согласно витающим в воздухе и зреющим в умах жадной до власти сверхноменклатуры идеям, общество будущего должно быть максимально поляризованным, кастообразным, что будет являться одним из условий потенциально грядущего глобофашизма и корпоратократии.

Российское общество, благодаря реализации антинародной корпоратократической политики, становится крайне поляризованным. Наверху восседает наслаждающаяся благами цивилизаций кучка чиновников, держащих контрольные пакеты акций крупных предприятий и приватизировавших крупный бизнес [чем не ТНК?], а внизу копошится обычный смертный люд. Из среднего класса осталось пока только небольшое сообщество, рискующее не сегодня-завтра сгинуть на нет, не выдержав прессинга сверху. Причем представителям среднего класса не позволено подниматься наверх (они не должны представлять из себя никакой – даже потенциальной – опасности для верхов), а можно только падать вниз; для того, чтобы попасть в лоно политической элиты, необходимо не только обладать огромными средствами, но иметь серьезных связи и прогибаться под властью верхушки, да и это не всегда гарантирует успех в карьерном росте. А от бизнесменов, составляющих средний класс, вполне следует ожидать того, что они захотят полезть во власть; поэтому не должно быть ни неподконтрольного крупного бизнеса, ни среднего класса. Так что правительство РФ реализует поляризацию внутри страны, а мировое правительство – во всем мире. Правительство РФ увеличивает разрыв между собой и обычным людом, а мировое правительство – между [своими] развитыми странами и странами «другого» мира. Различие не в сути, а всего лишь в масштабах…

В некоторых источниках встречаются опасения относительно того, что Россия в скором времени будет сырьевым придатком не глобалистов [в традиционном понимании этого слова – американских и западных ТНК], а Китая. Так, Ю. Латынина, описывая ситуацию заключения президента Медведева с главой КНР соглашения о продаже Россией Китаю нефти по особо низкой, убыточной для нас, цене, а также упоминая факт заселения китайцами Дальнего Востока, высказывает идею о том, что наша страна становится сырьевым придатком Китая[298] . Возможно, так и будет. И не так уж важно, чьим сырьевым придатком – главное, страной, на шее которой находится экономическая удавка. Будем ли мы принадлежать ТНК западно-американского происхождения или КНР или кому-то еще из особо заинтересованных государств, держав или объединений – это имеет мало значения, так как хрен редьки не слаще. Китайцы методично расселяются по нашей территории, а их численность и масштабность расселения указывают на то, что Китаю нет надобности ради захвата чужих территорий опускаться до использования примитивных военных методов – это просто ни к чему, если есть возможность совершить планомерную интервенцию без выстрелов.

Широко распространившаяся культура потребления способствует эгоизации человека. Если традиционные культуры, как правила, осуществляли сплочение людей, то потребительство актуализирует удовлетворение только своих, индивидуальных потребностей, что разрушает былое единство на разных уровнях – от семейных до конфессиональных, от малых групп до больших. Также с ее идеалами типа «много потреблять, но мало производить» неуклонно рождается в нашем социуме лень и сверхвысокие запросы. «Идейный» потребитель не захочет работать вахтером, техничкой, врачом и т.д. Однако за низкооплачиваемую «черную» работу почти с радостью хватаются выходцы из бедных стран и прочие эмигранты – трудолюбивые, мало потребляющие, с низкими запросами. В итоге территориальный этнос перекладывает «черную», но все же необходимую для общества работу на эмигрантов, без которых уже обленившийся социум жить не может. Однако эти эмигранты, проживая на территории чужой страны, едва ли считаются с культурными устоями доминирующей национальной прослойки. Так, исламисты остаются исламистами, не приемлющими культурных ценностей русских и – мало того – считающими последних неверными. Следовательно, в обществе, готовом принять в свое лоно всякого, кто согласен «работать за еду», зреют гроздья гнева, которым для выплеска злости на эксплуататоров необходим только численный рост – кстати, с лихвой осуществляемый в том числе на уровне государственной политики. А если учесть вполне вероятную возможность природных катастроф, которыми обглоданная планета отреагирует на «человеческий фактор», в слабую Россию может хлынуть целая волна обездоленных народов, которых природные катаклизмы сильно тряхнут[299] . И ясно, чего от этого стоит ожидать в будущем… Культура итак далеко не в лучшем виде, образование «хромает», так еще и «просвет» варваризации говорит о своем возможном приближении.

По моему мнению, культура потребления в ментальном смысле не свойственна русскому народу. Наш народ всегда воспитывался в условиях несвободы, рабства и нищеты. Эта культура несвободы и бедности на протяжении сотен лет все глубже и глубже укоренялась в сознании нашего народа посредством режимов татаро-монгольского ига, Ивана Грозного, Петра I, Сталина. Отсюда с неизбежностью возникли терпеливость и низкие притязания (захудалый кров, кусок хлеба и какая-никакая одежка – этим быт и полнился). В последнее время океан потребительства огромной волной захлестнул русскую культуру, а само это потребительство – скорее изобретение Америки [страны без корней и культурного богатства], но уж явно не России, которая, несмотря на это, руководствуясь интересом к заморским диковинкам, не преминула примерить к себе соблазнительные и красочные одежды потребления.

Особого внимания заслуживает демографическая проблема. В последние два-три года наблюдается резкое сокращение молодого населения. Особенно это чувствуют преподаватели вузов, которые с неизбежностью убеждаются в том, что теперь студентов становится меньше, чем самих преподавателей. Объясняется демографическая яма тем, что в начале и середине девяностых рождалось мало детей, и теперь мы пожинаем плоды низкой рождаемости тех годов. Но, по-моему, это не совсем достойное объяснение, поскольку оно не отвечает на вопрос «что являлось условием, понизившим рождаемость в то время?». Так, в годы позднего социализма особых проблем, связанных с демографией, не наблюдалось, а после перестройки, когда горбачевское и ельцинское правительства буквально отдали страну в руки западно-американских заинтересованных лиц, сразу появилась масса проблем, ранее не актуальных, в том числе проблема рождаемости. Странная закономерность, наводящая на определенные мысли. А если к ней добавить интерес мирового закулисья к сокращению российского населения и отсутствие четкой демографической политики, реализуемой на территории России… Кстати, принято считать, что именно молодежь является носителем революционного потенциала, что именно молодежь стремится к преобразованиям, что именно молодежь выступает наиболее опасной для любого режима категорией населения. Соответственно, когда процент молодежи высок, риск возможных общественно-политических [и культурных в том числе] изменений возрастает. А это не нужно никакому правительству, которое хочет утвердить себя на долгие века.

Проблему рождаемости в нашей стране пытаются решить конкретными мерами. Только решить ли или еще больше усугубить? Решение известное – выделение 250 тысяч рублей за рождение второго ребенка для, например покупки жилья. Что можно купить на эти деньги? Вряд ли они являются серьезным стимулом для серьезных людей. По-моему, 250 тысяч указывают скорее не на конструктивное решение демографической проблемы, а на очередное издевательство над народом. Как отмечает Б. Немцов, на ежемесячную доплату на ребенка в размере трех тысяч откликнулись в первую очередь две категории населения: алкоголики и мусульмане (которые итак рожают достаточно). Поэтому такие нововведения в области демографии скорее не решают проблему численности люда российского, а приводят к алкоголизации и исламизации страны[300] .

В книге Дж. Колемана[301] мы находим много интересных сведений и фактов, которые стоит принять во внимание для анализа проблемы наднациональной власти. В целом его теоретические построения выглядят очень даже убедительно, хотя не со всеми из них стоит соглашаться. Например, вряд ли существует связь между Красными бригадами и Комитетом 300 (именно так Колеман называет глобоанклав, стремящийся к установлению нового мирового порядка). Крайне малоубедительным выглядит тезис о том, что рок-музыка в лице прежде всего «Битлз» и «Роллинг Стоунз» была специально создана для растления молодежи, а большинство рок-текстов писал приближенный к Комитету… Теодор Адорно.

Доказывая то, что мировое правительство существует и что оно воплощает в реальность циничную и гнусную политику, Колеман приводит множество разных фактов и объяснений. Одной из основных идей его книги является убеждение в том, что под эгидой Комитета 300 функционируют такие известные сообщества, как «Римский клуб», «Трехсторонняя комиссия», «Бильдербергский клуб», «Германский фонд Маршалла». Однако, автор настолько увлекается перечислением организаций, якобы подвластных Комитету, что возникает впечатление, будто бы нет ни одной более или менее крупной организации, не подпадающей под влияние всевидящего ока.

Но, не располагая конкретными данными для однозначного связывания описываемых в этой главе фактов с идеей о «работе» планов Мирового Правительства на территории нашей страны, смеем только предположить. Хотя косвенным образом эта идея подтверждается. Я не предлагаю искать подлинность таких документов, как «План Аллена Даллеса» или «Протоколы сионских мудрецов». Чтобы убедиться если и не в полной подлинности, то хотя бы в логичности ее допущения, достаточно открыть глаза, оглянуться по сторонам и увидеть, что происходит со страной, некогда считавшейся Великой державой. О многом говорит опыт холодной войны, когда США самыми изощренными способами осуществляли информационное загрязнение массового сознания народа СССР; специфика этого загрязнения вполне соответствовала планам А. Даллеса, З. Бзежински и глобалистов в целом. Не хотелось бы думать, что национальное государство превращается в корпорацию-государство, во «властное оружие» гипербуржуазии, но… Российское правительство скорее видит врага в своем народе, чем в паразитических образованиях, локализованных вовне, но цепкими клешнями влезающих в нашу культуру, экономику и политику. Здесь уместно поставить вопрос не о том, способно ли оно противостоять силам транснациональных корпораций, а желает ли оно этого. Учитывая коррупционный беспредел в нашей стране, учитывая возведенную в норму продажность чиновников, мировая верхушка может без боя и насилия воспользоваться этими антипатриотическими качествами российского госаппарата, чтобы прибрать к рукам страну со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Вряд ли «мировое сообщество» обрадуется, если вдруг на переговорах с ВТО (Всемирная торговая организация) наше правительство вздумает отстаивать интересы своего производства, так как конкуренты им – глобалистам – совсем не нужны. Пока наша раздолбанная страна продолжает долбать себя все больше и больше, пока она не отстаивает вектор независимого развития, «мировое сообщество», которому, естественно, выгодна такая политическая линия, закрывает глаза на авторитаризм и на произвол, творящиеся в России. Но стоит только стране встать с колен, стоит только начать проводить национально ориентированную политику [перспектива чего при путинском режиме уж совсем маловероятна], там – на мировом верху – сразу засуетятся и припомнят нашему истеблишменту права человека, тотальные нарушения Конституции и т.д.[302] И даже если мысль о том, что российское правительство прогибается [напрямую] под глобалистов, на поверку окажется ошибочной, неутешительное состояние (экономика, культура и т.д.) нашей страны все равно дает возможность гиперимпериалистам захватить ее, как говорится, без войны (или почти без войны). Чтобы прибрать к рукам стоящего у пропасти или чтобы его вконец уничтожить, надо лишь дать ему небольшой толчок. «Падающего подтолкни».

Сложно централизовать огромные территориальные, финансовые и человеческие ресурсы. Сложно руководить ими из единого центра. Поэтому – как представляется – глобальная элита стремится возложить управленческие обязанности на плечи национальных государств. При этом национальное государство, реализуя интересы стоящего над ним гиперклана, перестанет быть как национальным государством, так и государством вообще. Подконтрольное правительство – не правительство, а всего лишь орган, административная единица гиперкриминальной системы. «Хотя суверенитет и монополия на власть, принадлежащая государству, формально остались без изменения, растущие взаимозависимости в сфере мировой политики ставят под сомнение предположение о том, что национальная политика вообще еще может территориально – в границах территории государства – совпадать с фактической судьбой национального общества»[303] .

Неизвестно, что из всего этого последует в долгосрочной перспективе. Один из возможных вариантов (крайне негативный) – руками [бывших] национальных правительств глобалисты настолько сильно укрепят свою власть, что невозможны будут никакие способы ей противодействовать. Другой вариант (более позитивный) заключен в том, что национальные правительства захотят «потянуть одеяло на себя» и начнут предъявлять все большие и большие требования к своим «хозяевам», после чего, «обнаглев» до крайности, восстанут против них. Это напоминает то, как варварские племена, находящиеся на периферии Римской империи и охранявшие последнюю от еще более диких варваров, начали со временем давить на слабеющую империю и в конце концов завоевали ее – своего «благодетеля». И даже если второй вариант кому-то представляется более реалистичным, это совсем не умаляет опасности прихода глобофашизма, этого bravenewworld. Равно как не умаляет опасности представление о мировом правительстве не как о едином и централизованном, а потому и сильном, теневом органе, а как о совокупности различных сообществ и кланов, каждый из которых, руководствуясь сугубо своими интересами, противоречит целям и интересам других. Если даже эти кланы по-своему разобщены, это не обязательно дает повод говорить об их политической слабости.

Любая наука легитимна благодаря существованию изучаемого объекта, но когда объект исчезает или претерпевает принципиальные трансформации, а понятийный аппарат науки остается прежним, сама наука превращается в фантом. Социология призвана изучать прежде всего гражданское общество, но когда ее интерес направляется к негражданскому обществу (которое мы имеем сейчас), едва ли ее выводы будут достаточно объективными. То же самое происходит и с политологией, которая изучает политику, а не связь политики, например, с шоу-бизнесом. Объекты исследования исчезают, а науки остаются – но науки по большому счету бессильны, а потому скрывающие реальность. Не так давно появилась такая научная отрасль, как глобалистика, предметом изучения которой выступают глобальные процессы, охватывающие политику, культуру, экономику и другие сферы человеческой жизни. А.И. Фурсов выдвигает идею о создании такой научной области, как конспирология[304] , занимающаяся изучением тайного знания и тайных организаций, их мотивов и методов, с помощью которых они реализуют цель получения планетарной власти. Но одного только создания этих наук, естественно, будет недостаточно. Главная задача сейчас – не просто изучение глобализации и просвещение масс, а создание и использование эффективных методов противостояния ей. Для успешной борьбы с политикой мирового геноцида необходимо сначала оптимизировать внутреннюю национальную политику, реставрировать те ее многочисленные места, которые дают сбой и работают не на, а против национального государства. Это продажность чиновников, руководствующихся лицемерными принципами «после нас – хоть потоп» и «хорошо там, где больше платят». Это планомерное разложение армии и науки. Это беспрепятственность деятельности иностранных корпораций на территории национального государства. Это аренда и передача земли в руки ТНК. Это превращение самого государства в антинародную корпорацию.

Глобализация, взятая под контроль, – далеко не безобидный процесс. Он не предвещает никакой культурной диалогичности и плюральности, он не предвещает развития национальных культур за счет их взаимообогащения, он не предвещает укрепления национального государства, он не предвещает информационной открытости. Напротив, он ведет к совершенно противоположным тенденциям. Вместо равноправия и взаимообогащения культур возникнет америко-западный культурный монизм. Состояние человека (и этноса) потеряет свою прежнюю принадлежность и станет неопределенным. Традиции будут уничтожены под видом инноваций, которые по сути следует представлять как инновации, ведущие к регрессу, а не прогрессу [человека и этноса]. «…увеличение транснациональных измерений устраняет из поля зрения уникальность культурно-смыслового пространства и экзистенциального мира человека»[305] . Рождается новое поколение людей, забывших свое родство – номадическое (кочующее) и ризомное (поверхностное) поколение. Человек, утративший культуру, с неизбежностью утрачивает свою историю, идентичность и жизненные смыслы, так как исторически сложившаяся культура – основная детерминанта становления человека. Из сказанного не следует вывод о необходимости консервации культуры (или того, что от нее осталось), ее геттоизации и вообще закрытия межкультурных границ. Никакая культура не способна к самосохранению и саморазвитию в условиях варки в собственном соку, равно как ни один человек не способен жить изолированно от других людей. Любой культуре жизненно необходимо сохранение связей с другими культурами – идентичность возможна только при восприятии отличий. Но это должны быть именно связи, а не путы. Связи, осуществляющие взаимодействие и обмен, а не колонизацию.

Как известно, любое действие рождает противодействие. Чем сильнее надавить на пружину, тем более сильной последует отдача. И, соответственно, чем более наглая экспансионистская политика реализуется кем-то, тем с более мощным сопротивлением ему придется встречаться. Поэтому неудивительно, что на волнах экспансий появлялись тенденции к крайне агрессивному национализму, шовинизму, ксенофобии, религиозному фундаментализму и этническому сепаратизму. Та же самая Америка, разворачивая войну в Ираке, только множит себе врагов, по сути не столько уничтожая ислам, сколько способствуя его укреплению, упрочению его ненависти к США и, возможно, даже созданию антиамериканского фронта (не зря С. Жижек предположил, что истинной мишенью в этих операциях может являться само американское общество, где цель – сокращение излишней свободы в нем[306] ). Но если экспансия создается хитрыми (не военными, а идеологическими) путями, тайно, в обход сознания, классический принцип противодействия не сработает в полной мере.

Сегодня весь [незападный] мир ошарашен внешней политикой США, которые, разворачивая войны и прикрываясь демократизацией и помощью ущемляемым народам, на деле совершает абсолютно антигуманную экспансию. Интеллектуалы посвятили этой проблеме немало трудов. Так, в журнале «Логос» мы находим достаточно содержательные работы, в которых рассматриваются события, связанные прежде всего с геополитической деятельностью Соединенных Штатов. «…невозможно оправдать угрозу создания мировой державы, не интересующейся миром, которого она не понимает, но готовой на решительное силовое вмешательство всякий раз, когда кто-то делает что-то, что не нравится Вашингтону»[307] , – пишет Э. Хобсбаум, отмечая особую опасность империй, которые преследуют свои интересы, убежденные в том, что оказывают услугу человечеству. Вообще, Америка уверена в своей «демократичекой» миссии как никогда. Янки считают, что не воюют, а насаждают справедливость (именно насаждают – насильно причиняют добро). Это ни что иное как парадоксальная позиция «военного пацифизма», «гуманитарного милитаризма» или «гуманистической интервенции», согласно которой война ведется ради мира и против угрозы войны. В гитлеровской Германии женам посаженных в концентрационные лагеря людей говорили, что их мужья находятся под охраной (от кого?). Абсурд что здесь, что там.

Американцы оправдывают свои действия не только борьбой с диктатурой Хусейна, не только борьбой с милитаризмом (воплощая в себе дух диктаторства и милитаризма), но и религиозной борьбой со злом. Так, Буш, не имея уже никаких рациональных доводов в защиту своих деяний, стал использовать риторику этакого христианского фундаментализма, присвоив себе статус божественного суда. Н. Плотников пишет по этому поводу в несколько саркастичной манере: «Характерные особенности нового стиля проявились в преддверии военных действий в Ираке – религиозная риторика официальных выступлений становилась тем активнее, чем меньше оставалось у администрации рациональных доводов в пользу ее внешнеполитических акций на форуме международных институтов. Ни наличие оружия массового поражения, ни связь с бен Ладеном, ни оправданность интервенции нормами международного права и резолюциями ООН доказать не удалось. В результате осталась лишь терминология борьбы со Злом, угрожающим Америке, и божественная миссия нести свободу народам как эффективная легитимация военных действий. Как в старой формуле, приписываемой Тертулиану, – «верую, ибо нелепо» – единственное оправдание находится в том, что все рациональные оправдания отсутствуют»[308] .

Как говорится, благими намерениями…, но во внешней политике штатов едва ли просматриваются благие намерения. Разве не об этом писал Ю. Хабермас, выступая против самоуправства НАТО и говоря о США как о государстве, использующем политику силы при наведении порядка, а по сути преследующем свои интересы? «…политика прав человека, которая оправдывает интервенцию, совершает категориальную ошибку. Она обесценивает и дискриминирует «естественную» тенденцию к самоутверждению. Она стремится прикрыть нормативным масштабом полюс власти, который избегает нормирования»[309] . США, по мнению Ю. Хабермаса, войной в Ираке разрушили свой имидж державы, гарантирующей действенность международного права, уничтожили свой нормативный авторитет. «Не было соблюдено ни одно из двух условий международно-правовой обоснованности применения военной силы: отсутствовала ситуация, при которой могла бы идти речь о самозащите от актуального или непосредственно предстоящего нападения, не было постановления Совета Безопасности в соответствии с главой VI Устава ООН, которое давало бы США соответствующие полномочия»[310] . По утверждению П. Андерсона, ООН – не организация, следующая беспристрастности, а прикрытие воли Америки, которая осуждает и наказывает лишь тех, кто не является союзником США[311] . Подобного мнения придерживается И. Валлерстайн, когда говорит, что Совет Национальной Безопасности, ООН, Мировой банк и МВФ – институты той конструкции, которую навязали США мировой системе[312] .

Сами американцы склонны оправдывать политику своего правительства необходимостью обезопасить мир от терроризма и диктата и водрузить знамена демократии везде, где только можно; мир погряз в войне – войне всех против всех, – и потому необходим гегемон, гоббсовский Левиафан, гарант мира и справедливости. который, вместе с тем, стоит выше всяких прав – в том числе и международного права. Но левиафану нужно показывать всем, что он левиафан, демонстрировать свою силу, что он и делает, устраивая то военную, то экономическую экспансию – и никакие угрызения совести здесь неуместны[313] . Это снова напоминает позицию инфантильного ребенка, который силой водружает легитимность своей воли перед другими детьми, не зная о том, что сила не легитимирует, а делегитимирует его волю. Но что ему это знание…, зачем ему мораль и право, если в руке есть разящий меч, а в душе – желание быть единственным и неповторимым.

Остается удивляться тому, как эффективно американцам промыли мозги относительно войны в Ираке. Средства массовой манипуляции заставили американцев «искренне» ненавидеть Ирак и режим С. Хусейна. Массы не воспринимают рассуждения и не обладают способностью глубокого понимания проблемы. Вместо этого они склонны воспринимать зачастую совершенно немотивированные и иррациональные высказывания о ней авторитетных лидеров. Этой особенностью масс и пользуются политические лидеры для легализации любого своего действия – в том числе военного.

Поскольку глобализация по сути является естественным и объективным процессом, термин «антиглобализм» представляется бессмысленным. Осуществляя терминологические придирки, следует сказать, что он, приставкой «анти» указывая на оппонирование глобализации, отрицает ее, а значит, и почти весть научно-технический прогресс, прогресс коммуникаций и многие-многие достижения человечества. Антиглобалист – это не тот прогрессивный человек, который не приемлет политики транснациональных корпораций, а тот, кто, надев на себя набедренную повязку, пляшет вокруг костра и призывает вернуться в доцивилизационное состояние (подобно Ж.Ж. Руссо, провозглашающего принцип «назад, к природе!»). Глобализации как таковой оппонировать нельзя, но можно выступать против тех ее тенденций, которые взяты на вооружение корпоратократией. Следовательно, противники глобальной политики не являются противниками глобализации в целом, а выступают защитниками альтернативного процесса глобализации. Таким образом, вместо [совершенно бессмысленного] термина «антиглобализм» следует использовать термин «альтерглобализм».

Как раньше, так и сейчас некоторые ученые не признают во внимание концепции, связанные с мировыми заговорами. Так, К. Поппер приводит следующий (и единственный) аргумент, опровергающий теорию глобальных заговоров: поскольку жизнь общества – это деятельность гибких, хрупких, а потому изменчивых институтов и традиций, она вызывает множество непредвиденных и непредсказуемых реакций в социальной структуре, которые мешают осуществиться планам возможных заговорщиков[314] . Иными словами, Поппер говорит о чрезвычайной сложности осуществления планов, касающихся глобальной сферы. Однако сложно – не значит невозможно. Аргумент Поппера, несомненно, играет важную роль для поддержки его «антизаговорщической» концепции, но его нельзя воспринимать как бесспорный. Естественно, социальная ткань изменчива и неоднородна, но некоторые из описанных тенденций как раз направлены на ее упрощение и гомогенизацию, что позволяет (может быть, несколько поспешно, но все же позволяет) сделать определенные выводы. Кроме того, работа «Открытое общество и его враги» вышла достаточно давно (1945 г.), и во время ее публикации тело мирового социума пока не ощущало так остро действие этих тенденций. Нельзя сказать, что оно особо остро чувствуется сейчас (поэтому – в отсутствии остроты – тема остается дискуссионной в научных кругах), но банально заявлять о том, что в начале двадцать первого века глобализация [и ее культурно-политические «минусы»] ощущается намного сильней, чем в середине двадцатого – это просто очевидно. Адресую следующую фразу всем убежденным противникам идеи мирового правительства: если вы смеетесь над этой идеей и твердолобо заявляете о том, что она – изобретение параноика, – попробуйте ее фальсифицировать окончательно и бесповоротно. Я еще нигде не видел ее качественную фальсификацию, равно как и качественную верификацию. Но вместе с тем вижу, что аргументы, ее верифицирующие (некоторые из них я – в меру сугубо своего понимания – изложил в настоящей работе), на чаше весов несколько перевешивают аргументы, ее фальсифицирующие. К тому же диагноз «паранойи» лишается всякого смысла в паранойяльной реальности.

Если идею существования претендующего на статус траснационального паноптического всевидящего Ока мирового правительства и реализации им такой бесчеловечной глобальной политики (как пишут многие исследователи) принимать за аксиому, то чем дальше наша внутренняя политика под нее прогибается, тем мы хуже самим себе и делаем. И, попав под гнет гиперимпериалистов, не поздоровится не только обычному народу, но и хорошо ошпарит сакральные венценосные зады представителей правительственного сословия. Но будет уже поздно… Эсхатологический и даже танатальный полит-проект «нового прекрасного мира» – скорее реальность, а не фантастическая антиутопия, созданная чьим-то богатым воображением. По сравнению с ним все традиционные баталии левых против правых, а правых против левых – всего лишь детская игра в войнушку. И эти игры-баталии глобалистам просто необходимы, так как с помощью них целесообразно поддерживать напряженное состояние в том или ином обществе и противодействовать его сплочению. Пока одни тянут на себя канат, восклицая «Да», а другие пытаются его перетянуть, не менее громогласно возражая «Нет», пружины и механизмы глобализма набирают ход, угрожая поглотить как тех, так и других. Если бы все [оппозиционные, пусть и ныне задавленные] силы вместо привычной для них междоусобной борьбы сплотились и выступили против настоящих врагов в лице как сегодняшнего правительства (локальный уровень), так и транснациональных корпораций (глобальный уровень), то, возможно, наметилась бы видимая линия пути к победе. Однако, вражда за самоутверждение оказывается более важной.

Это выводит нас на диалектику коллективизма и индивидуализма. Свободомыслящие люди предпочитают думать, что индивидуализм – это хорошо, это проявление независимости [мышления и вообще жизни], а коллективизм – это плохо, это проявление тотального конформизма. Но не всегда такой подход на поверку оказывается правильным. Индивидуализм со всей его свободофилией в некоторых случаях оборачивается минусом: он не может являться серьезным оружием против больших в количественном смысле организаций (особенно если последние представляют из себя некую именно коллективную общность, единицы которой объединены одной целью и одними средствами); одного человека ликвидировать всегда легче, чем целый коллектив, один человек всегда слабее коллектива. Коллективизм же может являть себя не только в обезличенном конформном виде, но и быть коллективизмом с человеческим лицом; тогда он уже объединяет не массу или толпу, которая в своей совокупности глупее отдельного индивида, а сообщество интеллектуально развитых критически мыслящих людей. Именно этот коллективизм с человеческим лицом, которому присущ как коллективный интеллект, так и сила объединенных субъектов, может быть эффективным оружием против узурпаторов, и только путем сплочения оппозиции представляется возможным достичь поставленной цели.

Международное право – возможно, вещь хорошая. Но не то «право», не та «демократия», не та «свобода», под названиями которых глобофашизм расчищает для себя территорию. Национальные права, узаконенные в [действующих, а не номинально существующих] конституциях, должны остаться, а само международное право – не явление, им противоречащее, а наоборот, явление, их координирующее, обеспечивающее их выполнение, гарантирующее принцип невмешательства. И никаких поползновений к превосходству…

Заключение

А теперь подведем итоги и изложим тезисно все то, что так долго и скрупулезно описывали. Итак:

1) СМИ находятся в прямой зависимости от власти; «Единая Россия» жестко цензурирует мир массмедиа, не допуская критику в адрес власти и не позволяя публично высказываться «против». Почти не осталось печатных изданий, теле и радиоканалов, позволяющих себе критиковать власть. По сути, система массмедиа перестала информировать народ, а стала лишь агитировать за власть.

2) Выборность исчезла полностью; губернаторов назначают, представителей оппозиции не допускают к микрофону, сохраняется лишь иллюзия того, что выборность существует. Да и президента выбирает не народ, а представители власти: Путин был назначен Ельциным, Медведев – Путиным.

3) Оппозиция остается лишь для того, чтобы создать впечатление, будто она есть, чтобы не провоцировать народные волнения, связанные с недовольством монопартийной системой. Оппозиционные партии существуют в основном только на бумаге, а в реальности они имеют настолько малую силу, что допустимо говорить об их полном отсутствии.

4) Экономика страны терпит крах, который выражается, с одной стороны, олигархической монополией, а с другой, зависимостью от иностранного капитала.

5) Армия ослаблена; вместо оружия ее символом стала лопата.

6) Наблюдается актуализация мощной идеологической машины, создающей мифы и ложь в отношении реального положения дел.

7) Коррупция во властных эшелонах достигла сверхвысокого уровня; под видом борьбы с коррупцией власти, наоборот, ее активно поощряют.

8) Осуществляется сильное политическое давление на народные массы; на протяжении последних нескольких лет работников государственной сферы (врачей, учителей, вузовских преподавателей, сотрудников администраций) заставляют вступать в «Единую Россию» под угрозой увольнения.

9) За все время существования «Единой России» эта партия активно реализовывала антинародные законы в ущерб народным.

10) Конституция постоянно нарушается свыше (принуждение, отсутствие свободы слова, отсутствие выборности, ограничение в правах представителей оппозиции – все это противоречит статьям Конституции).

11) Сырьевой характер экономики, зависимость от внешнего капитала, деинтеллектуализация и ригидность образования вызывают серьезные опасения о том, что страна бессильна против политической глобализации.

Этих преступлений вполне хватает не только для того, чтобы объявить партию власти некомпетентной, но и для того, чтобы отправить ее лидеров на скамью подсудимых. Но в ближайшее время их там точно не окажется. Перед судом сегодня предстает не преступник, а его изобличитель. Обвинитель и обвиняемый парадоксальным образом меняются местами.

В настоящей работе мы не осветили всех сторон деятельности партии власти, рассмотрев лишь те, которые наиболее актуальны для современной России. Кроме того, осмыслению подверглись те аспекты ее деятельности, в отношении которых на материале некоторой просочившейся информации и на личном опыте автор смог произвести более или менее тщательный анализ и дать им категоричную оценку, выдвинув однозначное отношение к данным явлениям. Те аспекты, которые, вследствие ангажированности СМИ, предельно слабо освещаются где-либо или вообще присутствуют на уровне слухов, я почти не стал принимать в расчет. Хотя, стоит отметить, отдельного и более скрупулезного описания требуют такие явления, как реформирование армии, специфика нынешней экономики, наделение властью церковников и настоящий облик внешней политики – ведь при серьезном приближении ни одно из них не даст никаких утешительных прогнозов относительно завтрашнего дня. Так что единороссы не решают проблем, а создают их, – и что-то уж слишком много этих проблем становится, сам факт существования которых замалчивается, а в прессе поются дифирамбы Путину и Медведеву, которые якобы эффективно решают все глобальные проблемы российского бытия. Это напоминает то, как в Советском Союзе убеждали народ в том, что наше общество бесконфликтно, тем самым несомненно существовавшую конфликтность вытесняя куда-то в глубины коллективного бессознательного, которая впоследствии мощным потоком, подобно вулканической лаве, хлынула наружу.

Мы рассмотрели партию власти лишь в негативном аспекте. Читатель может спросить: а разве нет в ее деятельности чего-либо позитивного? Учитывая тот огромный антинародный комплекс действий и идей, который был здесь описан, трудно найти что-нибудь полезное для общественности в политике «Единой России». И даже если таковое обнаруживается, то, по сравнению с масштабами противонародных корпорационных деяний, кажется просто мелочью, пылинкой на ветру. Поэтому единоросская идиосинкразия вполне обоснованна, а вот народная идиосинкразия априори не может быть оправдана. Деятельность номенклатуры стала некоей «черной дырой» смысла, поглощающей, нейтрализующей и отрицающей всякую попытку [положительной] интерпретации, поскольку сама эта деятельность является разрушением и отрицанием основ общечеловеческой культуры, в системе которой данная интерпретация могла бы быть произведена. И пусть это останется на совести ее носителей – этих приспешников путинюгенда, защищающих тех, кто, обернувшись в священный российский флаг, уничтожают все то, что этот флаг символизирует. Самое страшное – это то, что в многочисленных злодеяниях русский народ не видит особых причин для беспокойства.

Один из основных критериев демократии – доступное наблюдение за властными институтами и возможность народа сместить правительство без крови и жертв. Когда истеблишмент неподвластен, когда он не охраняет и не защищает общественные институты, обеспечивающие народу возможность наблюдать за деятельностью правительства и в случае необходимости проводить реформы (независимо от их широты), такое правление заслуживает названия «тоталитаризм». И не так уж важно, кому принадлежит власть. По-настоящему важно то, как ее осуществляют.

В общем, современное российское правительство мало чем отличается от тоталитарных образований, имевших место в истории. За содеянные преступления, результатом которых послужило наступление настоящего сюрреалистического кошмара, по-моему, оно заслуживает более крайних мер, чем просто отставка. И наверняка в скором будущем ни у одного человека не будет вызывать смех следующая шутка: «НСДАП», «Единая Россия», «Коммунистическая партия Советского Союза» (времен сталинских репрессий), «Итальянская фашистская партия» – уберите лишнее.

[1] Гусев Д.Г., Матвейчев О.А., Хазеев Р.Р., Чернаков С.Ю. Уши машут ослом. Современное социальное программирование. – Пермь: Alex J. Bakster Group, 2002. – 192 с.

[2] См. об этом Фуко М. Пылающий разум // Матрица безумия / М. Фуко, К. Г. Юнг. — М. : Эксмо, 2006. — С. 137–382. С. 184.

[3] Суварин Б. Родина // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=7484

[4] Свертков И.А. Особенности партийной социализации молодежи в современной России // Электронный журнал "Знание. Понимание. Умение" № 3 2009 – Социология http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2009/3/Svertkov/

[5] Жижек С. Добро пожаловать в пустыню реального. – М.: Фонд «Прагматика культуры», 2002. – 160 с.

[6] Гопко В.В. Воля в массовой культуре / Дисс. на соиск. степени канд. филос. наук. – Омск, 2006. С. 23.

[7] Бард, А., Зондерквист, Я. Netократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма. — СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004. — 252 с.

[8] Фуко М. Слова и вещи: археология гуманитарных наук. – СПб.: A-cad, 1994. – 408 с.

[9] Там же. С. 113.

[10] Гусейнов А.А. Этика ненасилия // Вопросы философии. – 1992. - №3. С. 72-81.

[11] О гедонизме и равнодушии к проблемам простого люда представителей Кремля см. Латынина Ю. Дороги и резиденции // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9365; Латынина Ю. Петрократия // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9339; Латынина Ю. Почему Путин не заехал в Рубцовск? // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9344

[12] См. Юревич А., Цапенко И. Глобализация современной российской науки // Логос 6 (51) 2005. С. 135-149.

[13] SlavoyZizec. KantandSade: theIdealCouple // LacanianInk, NY, 1998, №13, pp. 12-25.

[14] Батчиков С.А. Глобализация — управляемый хаос // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4069/

[15] Какая элита нужна России? // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4160/

[16] Суварин Б. Родина // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=7484

[17] Гопко В.В. «Бархатная контрреволюция» (о социально-политической ситуации в стране) // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4140/

[18] Пилецкий С.Г. О вредоносной сути так называемой политкорректности // Вопросы культурологии №11, 2009. С. 65-69.

[19] Делягин М. Самоуничижение Путина // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=7490

[20] Немцов Б. Исповедь бунтаря. – М.: Партизан, 2007. – 318 с.

[21] Конституция РФ http://www.constitution.ru/10003000/10003000-4.htm

[22] Клюева Т.В. Социальные позиции современной интеллигенции в условиях формирования гражданского общества // Вопросы культурологии 6/2010. С. 10-14.

[23] Щелкин А.Г. От дефиниции к сущности и миссии «идеалов» и «интеллигентов» // Интеллигенция и идеалы российского общества: Сб. статей / РГГУ. Социологический факультет. Центр социологических исследований. Под общей редакцией Ж.Т. Тощенко. М.: РГГУ, 2010. С. 31-44, с. 42-43.

[24] Савчук В. Инакомыслие или конформизм: нравственный выбор интеллигенции в России // Логос 6 (51) 2005. С. 233-242. С. 242.

[25] Матецкая А.В. Российская интеллигенция и проблема модернизации общественного сознания // Интеллигенция и идеалы российского общества: Сб. статей / РГГУ. Социологический факультет. Центр социологических исследований. Под общей редакцией Ж.Т. Тощенко. М.: РГГУ, 2010. С. 397-404, с. 403.

[26] Фуко М. Политика – это продолжение войны другими средствами // Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. – М.: Праксис, 2002. С. 148-151.

[27] . Девотченко А. Утомленные подобострастием или четверо коленопреклонных мужчин. Открытое письмо г.г. Церетели, Т. Салахову, А. Чаркину, Н. Михалкову // Информационный проект «Ингрия.Инфо». http://ingria.info/?biblio&news_action=show_news&news_id=3703

[28] Письмо президенту Российской Федерации В.В. Путину // З. Церетели, Т. Салахов, А. Чаркин, Н. Михалков // http://www.rg.ru/2007/10/16\pismo/.html

[29] Бодалев А.А. О взаимосвязи общения и отношения // Вопросы психологии № 1, 1994. С. 122-127. С. 124

[30] См. Антология кинизма. – М.: Изд-во «Наука», 1984, - 400 с. С. 54.

[31] Косиков Г.К. Ролан Барт – семиолог, литературовед // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. – М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994. С. 3-46. С. 44

[32] Декомб В. Тождественное и иное / Декомб В. Современная французская философия. – М.: Издательство «Весь Мир», 2000. – 344 с. С. 8-182. С. 104

[33] Гопко В.В. Воля в массовой культуре / Дисс. на соиск. степени канд. филос. наук. – Омск, 2006.

[34] Юревич А.В. Типология психологических фактов // Вопросы психологии №5, 2006. С. 3-13. С. 4

[35] Уваров М.С. Русский коммунизм как постмодернизм. // Отчуждение человека в перспективе глобализации мира. Сборник философских статей. Выпуск I / Под ред. Маркова Б.В., Солонина Ю.Н., Парцвания В.В. Издательство «Петрополис», СПб., 2001.

[36] Почепцов Г.Г. Паблик рилейшнз, или Как успешно управлять общественным мнением. – М., Центр, 2004. – 336 с.

[37] Конституция РФ http://www.constitution.ru/10003000/10003000-4.htm

[38] Фромм, Э. Бегство от свободы. — М. : Прогресс, 1990. — 272 с.

[39] Леонтьев Д.А. Психология свободы: к постановке проблемы самодетерминации личности / Психологический журнал, том 21, №1, 2000.

[40] Уилбер К. Интегральная психология: Сознание, Дух, Психология, Терапия. – М.: ООО «Издательство АСТ» и др., 2004. – 412 с.

[41] Токарева М.Ю., Донцов А.И. Меньшинство как источник социального влияния // Вопросы психологии №1, 1996. С. 50-62.

[42] Пеунова С.М. «Вся власть – народу?» (Исповедь современника). – Самара: Издательский дом Светланы Пеуновой, 2007. – 368 с. С. 182.

[43] Фуко М. История безумия в классическую эпоху. – С.-Пб., 1997. – 576 с.

[44] Любутин К.Н, Пивоваров Д.В. Диалектика субъекта и объекта. – Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1993. – 416 с.

[45] Токарева М.Ю., Донцов А.И. Меньшинство как источник социального влияния // Вопросы психологии №1, 1996. С. 50-62. С. 50.

[46] Шаповал И.А. Мифология и идеология созависимости в российской постсовременности // Интеллигенция и идеалы российского общества: Сб. статей / РГГУ. Социологический факультет. Центр социологических исследований. Под общей редакцией Ж.Т. Тощенко. М.: РГГУ, 2010. С. 137-149. С. 141.

[47] Психологическая наука в России XX столетия: проблемы теории и истории. Под ред. А.В. Брушлинского. — М.: Издательство «Институт психологии РАН», 1997, С. 73

[48] Франк С.Л. Философские предпосылки деспотизма / Вопросы философии. – 1992. - №3. С. 114-127.

[49] Ольшанский Д.В. Основы политической психологии. – Екатеринбург: Деловая книга, 2001.

[50] Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания. – С.-П., 2001. – 272 с.

[51] Ницше Ф. Веселая наука. Злая мудрость. – М.: Эксмо, 2007. – 528 с. С. 137.

[52] Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого. – М.: ООО «Издательство АСТ»; Харьков: «Фолио», 2001. – 400 с. – (Философия. Психология, вып. 1). С. 13-14.

[53] Там же, с. 54-55.

[54] Калинина Н.М. Проблемы глобального мира: утрата и обретение смысла // Вызовы современности и ответственность философа: Материалы «Круглого стола», посвященного всемирному Дню философии. Кыргызско-Российский Славянский университет / Под общ.ред. И.И. Ивановой. — Бишкек, 2003. — С.20-32.

[55] Франкл В. Человек в поисках смысла. / Психология личности в трудах зарубежных психологов / Сост. и общая редакция А.А. Реана – СПб: Питер, 2000.

[56] Дьяконова Н.А., Юртайкин В.В. Авторитарная личность в России и США: ценностные ориентации и локус контроля. // Вопросы психологии №4, 2000. С. 51-60.

[57] Блиева Ф.Б. Формирование профессиональной субъектной позиции у будущих специалистов по физической культуре и спорту / Автореф. дисс. на соискание ученой степени кандидата педагогических наук. – Майкоп, 2007

[58] Борытко Н.М., Мацкайлова О.А. Становление субъектной позиции учащегося в гуманитарном пространстве урока. Монография. – Волгоград, 2002. – 132 с. С. 11

[59] Ермолаева М.В. Субъектный подход в психологии развития взрослого человека (вопросы и ответы): Учеб пособие. – М.: Издательство Московского психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2006. – 200 с. С. 14

[60] Назаретян А.П. Психология стихийного массового поведения: Толпа, слухи, политические и рекламные кампании. – М, 2005. – 160 с.

[61] Немцов Б. Исповедь бунтаря. – М.: Партизан, 2007. – 318 с. С. 20.

[62] Леонтьев Д.А. Психология свободы: к постановке проблемы самодетерминации личности / Психологический журнал, том 21, №1, 2000.

[63] Каган М.С., Эткинд А.М. Индивидуальность как объективная и субъективная реальность // Вопросы психологии №4, 1989. С. 5-15.

[64] Цит. по [Ермолаева М.В. Субъектный подход в психологии развития взрослого человека (вопросы и ответы): Учеб пособие. – М.: Издательство Московского психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2006. – 200 с. С. 123].

[65] Корнилов А.П. Саморегуляция человека в условиях социального перелома // Вопросы психологии №5, 1995. С. 69-78. С. 72.

[66] Поппер, К.Открытое общество и его враги. Т. 2: Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. – М.: Феникс, Меж­дунар. фонд «Культурная инициатива», 1992. – 528 с.

[67] Юревич А.В. Наука и паранаука: столкновение на «территории» психологии // Психологический журнал, 2005, том 26, №1. С. 79-87. С. 81

[68] Маслоу А. Мотивация и личность. / Психология личности в трудах зарубежных психологов / Сост. и общая редакция А.А. Реана – СПб: Питер, 2000. С. 196

[69] Там же.

[70] Бузгалин А.В. Постмодернизм устарел… // Вопросы философии №2, 2004. С. 3-15.

[71] Трещев А.М. Субъектная позиция личности: Учебное пособие. – Калуга: КГПУ им. К.Э. Циолковского, 2001. С. 60

[72] Там же.

[73] Ганапольский М. Пропасть неопределенности // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=7496

[74] См., напр., Поппер К. Открытое общество и его враги. Т.1: Чары Платона. – М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. – 448 с.

[75] Маслоу А. Мотивация и личность / Психология личности в трудах зарубежных психологов / Сост. и общая редакция А.А. Реана – СПб: Питер, 2000. С. 191

[76] Маслоу А. Психология бытия / Психология личности в трудах зарубежных психологов / Сост. и общая редакция А.А. Реана – СПб: Питер, 2000. С. 216

[77] Там же. С. 192.

[78] Гусейнов А.А. Этика ненасилия. // Вопросы философии. – 1992. - №3. С. 72-81.

[79] Фромм Э. Теория любви. Любовь – разрешение проблемы человеческого существования / Психология личности в трудах зарубежных психологов / Сост. и общая редакция А.А. Реана – СПб: Питер, 2000. С. 107.

[80] Там же. С. 110

[81] Гопко В.В. Воля в массовой культуре / Дисс. на соиск. степени канд. филос. наук. – Омск, 2006. С. 27

[82] См. об этом Поппер, К.Открытое общество и его враги. Т. 1: Чары Платона. – М.: Феникс, Меж­дунар. фонд «Культурная инициатива», 1992. – 448 с.; Поппер, К.Открытое общество и его враги. Т. 2: Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. – М.: Феникс, Меж­дунар. фонд «Культурная инициатива», 1992. – 528 с.

[83] Цит по. [Тихомиров О.К. Большевизм и психология // Вопросы психологии №5, 1992]

[84] Гжегорчик А. Духовная коммуникация в свете идеала ненасилия // Вопросы философии. – 1992. - №3. С. 54-64.

[85] Гусейнов А.А. Моральная демагогия как форма апологии насилия // Вопросы философии. – 1995. - №5. С. 5-12.

[86] Гусейнов А.А. Понятия насилия и ненасили. // Вопросы философии. – 1994. - №6

[87] А.А. Гусейнов, помимо этого, приводит несколько положений, следуя которым, осуществляется ненасильственная акция. См. [А.А. Гусейнов. Этика ненасилия // Вопросы философии. – 1992. - №3. С. 72-81]

[88] См. http://www.compromat.ru/page_15325.htm, http://d-zubov.livejournal.com/31587.html.

[89] См. Губернатор Полежаев доказал, что он не убийца // Газета «Коммерсантъ» № 155 (4455) от 25.08.2010 (В сети: http://www.kommersant.ru/doc.aspx?fromsearch=e3b0db23-6504-4c28-8ba1-6d74da1b6f4b&docsid=1492471).

[90] Информацию о том, что теракты в России инициированы силовиками, см. в: Литвиненко А., Фельштинский Ю. ФСБ взрывает Россию: 2-е изд. — New York : Liberty Publishing House, 2004. — 456 с. Поскольку русскоязычные печатные издания данной книги преданы уничтожению, оставляю здесь адрес сайта, где можно с ней ознакомиться: http://www.terror99.ru/book.htm.

[91] См. http://yabloko.ru/zakonfsb/492/

[92] См. Закария Ф. Возникновение нелиберальных демократий // Логос 2 2004 (42). С. 55-70.

[93] См., напр., Жижек С. Добро пожаловать в пустыню реального. – М.: Фонд «Прагматика культуры», 2002. – 160 с.; Овчинский В.С. Противостояние США, Китая и России в условиях глобального кризиса // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4068/

[94] Боллин К. Необъяснимый обвал зданий всемирного торгового центра и «черные технологии» // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/3738/; Боллин К. Не верю! // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4259/

[95] Латынина Ю. Спустя десять лет, или О взрывах домов в Москве // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9486

[96] Латынина Ю. В России самые дешевые теракты в мире // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9984

[97] Уместно провести пусть и отдаленную параллель с описанным Т. Куном догматизмом в научной среде (см. Кун Т. Структура научных революций / Структура научных революций. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. С. 9-268). Если даже наука не бывает чистой и лишенной догматизма, то что тогда говорить о массовом сознании…

[98] Уилбер К. Интегральная психология: Сознание, Дух, Психология, Терапия. – М.: ООО «Издательство АСТ» и др., 2004. – 412 с. С. 203

[99] Фуко М. Пылающий разум // Матрица безумия / М. Фуко, К. Г. Юнг. — М. : Эксмо, 2006. — С. 137–382. С. 184.

[100] Там же.

[101] Там же.

[102] Фуко М. Власть и тело // Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. – М.: Праксис, 2002. С. 161-171. С. 162.

[103] См. похожие мысли о власти: Фуко М. Мишель Фуко. Ответы философа // Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. – М.: Праксис, 2002. С. 172-192; Фуко М. Политическая функция интеллектуала // // Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. – М.: Праксис, 2002. С. 201-209.

[104] Шлегель К. Новый порядок и насилие. Размышления о метаморфозах насилия. // Вопросы философии. – 1995. - №5. С. 12-19.

[105] Мухина В., Дембицкая О. Психологические проблемы молодежи как электората России. // Развитие личности №2, 2000.

[106] Лебон Г. Психология народов и масс. Изд. «Макет». – СПб, 1995. — 316 с.

[107] Делез Ж. Ницше. – СПб.: Axioma, 2001. – 184 с.

[108] Цит. по [Делез Ж. Ницше. – СПб.: Axioma, 2001. – 184 с. С. 74].

[109] Фокин С.Л. Делез и Ницше / Делез Ж. Ницше. – СПб.: Axioma, 2001. – 184 с.

[110] Васильев Г.Е. Личностная философия власти и управления. Часть 1. Власть // Вопросы культурологии №11, 2009. С. 40-44.

[111] Ницше Ф. Веселая наука. Злая мудрость. – М.: Эксмо, 2007. – 528 с.

[112] Там же. С. 71

[113] Там же. С. 177

[114] Там же. С. 211-212

[115] Бодрийяр Ж. Фантомы современности / К. Ясперс, Ж. Бодрийяр. Призрак толпы. – М.: Алгоритм, 2007. С. 186-270. С. 209

[116] Там же. С. 196.

[117] Там же. С. 197.

[118] Там же.

[119] Там же. С. 198.

[120] Там же.

[121] Там же. С. 199. Ролан Барт, например, говорит почти то же самое про буржуазию. Когда затрагивается идеологическая сфера жизни народа, буржуазия исчезает: она имеет дело с миром вещей, но не миром ценностей. Поэтому буржуазия – это «общественный класс, не желающий быть названным» [Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. – М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994. С. 72-130. С. 106]. Возможно, Барт связывает ее анонимность со стремлением избежать ответственности посредством этого.

[122] Суварин Б. Родина // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=7484

[123] Франк С.Л. Философские предпосылки деспотизма / Вопросы философии. – 1992. - №3. С. 114-127.

[124] Там же.

[125] Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. Издательство «AdMarginem», - М., 1999. – 480 с.

[126] Бодрийяр Ж. Фантомы современности / К. Ясперс, Ж. Бодрийяр. Призрак толпы. – М.: Алгоритм, 2007. С. 186-270. С. 202.

[127] Там же. С. 203.

[128] Там же. С. 204.

[129] Там же. С. 217.

[130] Энеева М.И. Психологические компоненты субъективности студента. Дисс. канд. психол. наук. - М, 1999. С. 66.

[131] См. Антология кинизма. – М.: Изд-во «Наука», 1984, - 400 с. С. 127.

[132] Хевеши М.А. Толпа, массы, политика: Ист.-филос. Очерк. – М., 2001. – 240 с.

[133] Там же.

[134] Почепцов Г.Г. Паблик рилейшнз, или как успешно управлять общественным мнением. – М., Центр, 2004. – 336 с. С. 10

[135] Пеунова С.М. «Вся власть – народу?» (Исповедь современника). – Самара: Издательский дом Светланы Пеуновой, 2007. – 368 с. С. 232.

[136] См. Райх В. Психология масс и фашизм. - СПб., 1997. – 380 с.

[137] См. Штеренберг М.И. Культура и образование // Вопросы культурологии 3/2010. С. 40-47.

[138] Закария Ф. Нелиберальная демократия пять лет спустя: судьба демократии в двадцать первом веке. Интервью // Логос 2 2004 (42). С. 71-78.

[139] Маслоу А.Психология бытия. М. : Рефл-бук ; Киев : Ваклер, 1997. – 316 с.

[140] Франкл В. Человек в поисках смысла. М. : Прогресс, 1990. – 368 с.

[141] Маркузе Г. Одномерный человек. М. : Ермак, 2003. – 342 с.

[142] Маркузе Г. Конец утопии // Логос 6 (45) 2004. С. 18-23. С. 20.

[143] Бодрийяр Ж. Город и ненависть // Логос 9 1997. С. 107-116.

[144] Евстратьев В.Ю. Коррупция в России // Среднерусский вестник общественных наук №4, 2009. – Орел, изд-во «Аракс». С. 84-87. С. 84.

[145] Ясперс К. Власть массы / К. Ясперс, Ж. Бодрийяр. Призрак толпы. – М.: Алгоритм, 2007. С.10-185. С. 21.

[146] Там же. С. 43.

[147] Там же. С. 52.

[148] Там же. С. 57.

[149] Там же. С. 52.

[150] Там же.

[151] Там же. С. 73.

[152] Там же. С. 79.

[153] Там же. С. 82.

[154] Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. Издательство «AdMarginem», - М., 1999. – 480 с.

[155] Гусев Д.Г., Матвейчев О.А., Хазеев Р.Р., Чернаков С.Ю. Уши машут ослом. Современное социальное программирование. – Пермь: Alex J. Bakster Group, 2002. – 192 с.

[156] Там же.

[157] О грязных политтехнологиях, применяемых в выборах и предвыборных кампаниях, о бюрократизме в органах власти и многих других свойственных для нашей действительности вещах см. Пеунова С.М. «Вся власть – народу?» (Исповедь современника). – Самара: Издательский дом Светланы Пеуновой, 2007. – 368 с.

[158] Конституция Российской Федерации http://www.constitution.ru/10003000/10003000-6.htm

[159] Губин М.А., Скиперских А.В. Легитимация и делегитимация региональных элит в России в контексте информационной безопасности: кластерный анализ // Среднерусский вестник общественных наук №4, 2009. – Орел, изд-во «Аракс». С. 154-160.

[160] Маркеев О., Масленников А., Ильин М. Демон власти. http://det.lib.ru/m/markeew_o_g/text_0170.shtml

[161] Токарева М.Ю., Донцов А.И. Меньшинство как источник социального влияния // Вопросы психологии №1, 1996. С.50-62. С. 53.

[162] Там же. С. 58.

[163] Дьяконова Н.А., Юртайкин В.В. Авторитарная личность в России и США: ценностные ориентации и локус контроля. // Вопросы психологии №4, 2000. С. 51-60.

[164] Участие в выборах – это весьма спорный вопрос. Я, например, думаю, что сейчас выборов как таковых нет, а вместо них – сплошная фальшь; и электорат теперь нужен не для выполнения своей избирающей функции, а только для вида, - как иллюзия, удовлетворяющая самого себя по принципу «мы голосуем – значит, мы выбираем».

[165] Дьяконова Н.А., Юртайкин В.В. Авторитарная личность в России и США: ценностные ориентации и локус контроля. // Вопросы психологии №4, 2000. С. 51-60. С. 59

[166] Гжегорчик А. Духовная коммуникация в свете идеала ненасилия. // Вопросы философии. – 1992. - №3. С. 54-64.

[167] Вообще, А. Гжегорчик выделяет четыре признака, но мы остановимся лишь на этих двух, поскольку именно им в корне противоречат действия «Единой России».

[168] Конечно, у недальновидных представителей серой массы, не способных отличить обман от правды, таких реакций нет.

[169] Гопко В.В. Воля в массовой культуре / Дисс. на соиск. степени канд. филос. наук. – Омск, 2006. С. 65

[170] Слова «внизу» и «вверху» в данном контексте выступают двусмысленностями: 1) разница между морским дном и земной твердью, 2) разница между статусом обычных смертных (экипаж), которых спасать необязательно, и статусом власть держащих.

[171] Гопко В.В. Воля в массовой культуре / Дисс. на соиск. степени канд. филос. наук. – Омск, 2006. С. 65.

[172] Горохов В.Г. Научно-техническая политика в обществе не-знания // Вопросы философии №12, 2007. С. 65-80. С. 71.

[173] Делез Ж., Гваттари. Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. – Екатеринбург: У-Фактория, 2007. – 672 с.

[174] Евдокимов В.А. Пресса – «бескрылый» посредник или окрыленный субъект? // Книга и мировая культура: сб. науч.-практич. трудов / отв. ред. В.И. Хомяков; Н.В. Огурцова. – Омск: Вариант-Омск, 2009. С. 82-88. С. 87.

[175] Каландия И.Д. Концепция информационного общества и человек: новые перспективы и опасности // Человек постсоветсткого пространства: Сборник материалов конференции. Выпуск 3 / Под ред. В.В. Парцвания. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2005. — С.256-266.

[176] Бодрийяр Ж. Реквием по масс-медиа. http://www.i-u.ru/biblio/archive/bodriyjar_rekviem/

[177] Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Мифологии. – Пер. с фр., вступ. ст. и коммент. С.Н. Зенкина. – М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. С. 233-286. С. 260.

[178] См. Понукалина О.В. Развлечения в контексте современной массовой культуры // Вопросы культурологии 10/2010. С. 84-87.

[179] Агенты будущего или искусство перемен. Интервью с А.И. Фурсовым // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4234/

[180] Бурмистров С.Л. Сарвепалли Радхакришнан, протагонист глобализации // Рабочие тетради по компаративистике. Вып. 8: Сравнительные исследования в политических и социальных науках. СПб., 2003. С. 96-104.

[181] Батчиков С.А. Глобализация — управляемый хаос // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», 2010 http://rikmosgu.ru/publications/3559/4069/

[182] Фурсов А.И. Конспирология – веселая и строгая наука // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», 2010, http://rikmosgu.ru/publications/3559/4210/

[183] Делез Ж. Фуко – М, изд. «Гуманит. Лит», 1998. – 172 с.

[184] Лиотар Ж. Ф. Состояние постмодерна. "Институт экспериментальной социологии", М.: Изд-во "АЛЕТЕЙЯ", Санкт-Петербург, 1998. – 160 с.

[185] Ортега-и-Гассет Х. Идеи и верования // Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды. – М. Издательство «Весь Мир, 2000. С. 404-436. С. 417.

[186] Борщов Н.А. Информационное насилие в условиях кризиса и нестабильности // Среднерусский вестник общественных наук №4 2009. С. 75-79. С. 76.

[187] Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. — М.: Добросвет, 2000. — 258 с. С. 68.

[188] Бард А., Зондерквист Я. Netократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма. — СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004. — 252 с.

[189] Бодрийяр Ж. Пароли. От фрагмента к фрагменту / Пер. с франц. Н. Суслова. — Екатеринбург: У-Фактория, 2006. — 200 с. (Серия «Ака­демический бестселлер»).

[190] Jean Baudrillard. Ecstasy of Communication // The Anti-Aesthetic. Essays on Postmodern Culture / Ed. H. Foster. Port Townsend: Bay Press, 1983. P. 126—133.

[191] Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. – М.: "Добросвет" 2000 — 387 стр. С. 55.

[192] Бодрийяр Ж. Соблазн. – М.: AdMarginem 2000. – 318 с. С. 71.

[193] Борщов Н.А. Информационное насилие в условиях кризиса и нестабильности // Спеднерусский вестник общественных наук №4 2009. С. 75-79. С. 79.

[194] Гопко В.В. Воля в массовой культуре / Дисс. на соиск. степени канд. филос. наук. – Омск, 2006.

[195] Моль А. Социодинамика культуры. – М.: Изд-во «Прогресс», 1973. – 408 с.

[196] Дубровский Д.И. Постмодернистская мода // В диапазоне гуманитарного знания. Сборник к 80-летию профессора М.С. Кагана. Серия «Мыслители», выпуск 4. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. С. 99-119.

[197] Бодрийяр Ж. Совершенное преступление // http://anthropology.ru/ru/texts/baudrill/cremi.html

[198] Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры / Пер. с фр., послесл. и примеч. Е. А. Самарской. – М. : Культурная революция; Республика, 2006. – 269 с.

[199] Березин Г.В. Особенности влияния СМИ на формирование современных политических ориентаций россиян (на примере телевидения / Автореф. дисс. канд. филос. наук. – М, 2000.

[200] Почепцов Г.Г. Паблик рилейшнз, или как успешно управлять общественным мнением. – М., Центр, 2004. – 336 с. С. 8.

[201] Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. - М: Интрада, 1996. – 256 с.

[202] См. Андреева Н. Культурный имидж партии / «Новая газета», № 18 от 17.03.2008 г., www.novayagazeta.ru/data/2008/18/09.html.

[203] «Необходимо прекратить преследование ученых и вмешательство в исторические исследования», Открытое письмо ученых из России, Украины, Германии, Израиля и США, требующих прекращения уголовного преследования М.Н.Супруна и А.В.Дударева // http://echo.msk.ru/doc/630005-echo.html

[204] Латынина Ю. Убийство мэра Тучково // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9784

[205] Латынина Ю. Как Нургалиев ваххабитом стал // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9665

[206] Васютин Ю.С. Защита прав человека под эгидой омбудсмана: исторический опыт и современная практика // Среднерусский вестник общественных наук №4, 2009. С. 137-144. С. 142.

[207] Более подробно см. http://bespredelomsk.wordpress.com/, http://omsk.kp.ru/daily/24297.4/491319/.

[208] Болдырев Ю.Ю. Коррупция в России как элемент системы тотальной безнаказанности // // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4208/

[209] Конституция РФ http://www.constitution.ru/10003000/10003000-4.htm

[210] См. http://serpregion.ru/

[211] Конституция РФ http://www.constitution.ru/10003000/10003000-4.htm

[212] См. Латынина Ю. О плотской любви милиции к гражданам // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9712; Латынина Ю. Правдоискатель с гайкой на пальце // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9655; Латынина Ю. Оккупанты // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9893; Латынина Ю. Евсюков-2 // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9111; Латынина Ю. Майор Евсюков как путинская норма // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9080; Латынина Ю. Протест // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9967; Латынина Ю. Убийцы // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9993.

[213] Маркеев О., Масленников А., Ильин М. Демон власти. http://det.lib.ru/m/markeew_o_g/text_0170.shtml

[214] Фуко М. Политическая технология индивидов // Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. – М.: Праксис, 2002. С. 360-382.

[215] Сюда же, к сожалению, входят люди, личные убеждения которых идут вразрез с политикой партии, но они «обязаны» находиться здесь под страхом потерять работу или лишиться карьеры.

[216] Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. Издательство «AdMarginem», - М., 1999, 480 с. С. 274-275.

[217] Леонтьева Л.С. Управляемая саморегуляция: поле медийной политики // Электронный журнал "Знание. Понимание. Умение" №1 2009 - Философия. Политология http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2009/1/Leontieva_Self-regulation/

[218] Там же.

[219] Конституция РФ http://www.constitution.ru/10003000/10003000-4.htm

[220] См. http://www.newsru.com/russia/21dec2008/dar_print.html, http://www.newsru.com/russia/15mar2009/hg_print.html

[221] Ключникова Т.Н. Социальный выбор в условиях становления гражданского общества // Интеллигенция и идеалы российского общества: Сб. статей / РГГУ. Социологический факультет. Центр социологических исследований. Под общей редакцией Ж.Т. Тощенко. М.: РГГУ, 2010. С. 337-342.

[222] Касторнова Е.Н. Интернет-технологии как фактор формирования диалоговой культуры взаимодействия власти и общества // Среднерусский вестник общественных наук №2, 2009. – Орел, изд-во «Аракс». С. 106-111.

[223] Михайлова Е.С. Демократические механизмы взаимодействия политических партий и групп интересов в современной России // Среднерусский вестник общественных наук №2, 2009. – Орел, изд-во «Аракс». С. 123-128.

[224] Криворученко В.К. Социализация молодого поколения в условиях развития демократии и гражданского общества в современной России: политологический аспект // Знание. Понимание. Умение №3 2008 – социология http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2008/3/Krivoruchenko/

[225] Ильинский И.М. Государство должно помочь негосударственным вузам, а именно не мешать // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4155/

[226] Евдокимов В.А. Особенности обмена политической информацией между политической и социальной системами // Книга и мировая культура: материалы V Междунар. науч.-практ. конференции. – Омск: Вариант-Омск, 2010. С. 293-300. С. 296.

[227] Бард, А., Зондерквист, Я. Netократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма. — СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004. — 252 с.

[228] Читая книгу С. Пеуновой «Все мы – только половинки», я переживал своеобразный когнитивный диссонанс, выраженный в следующем противоречии: кандидат психологических наук несет полную ахинею, утверждая о том, что «Пространство» нас любит, описывая энергоинформатику и прочие мистификации. Автор видит ауру человека и даже то, кем он был в прошлой жизни. Моя работа не преследует узкой цели – во всех подробностях проанализировать деятельность партии «Воля», – поэтому я не буду останавливаться на вопросе рецензии упомянутой книги С. Пеуновой. Искушенный читатель, который увидел в моем тексте такую рекламу «Воли», может сам почитать книгу ее лидера и сделать собственные выводы. Кстати, если «Все мы – только половинки» вызвала у меня смех и недоумение как естественные реакции на любое средоточие бреда (и не просто бреда, а эзотерического и популистского бреда), то другая работа Пеуновой «Вся власть народу?», наоборот, создает значительно более благоприятное впечатление. Однако это впечатление не распространяется на деятельность автора в целом, поскольку, хоть у любого автора бывают неудачные произведения, далеко не любой станет в одном из них писать полнейшую чушь, вызывающую шквал эмоций (которые принято называть отрицательными) у человека, хотя бы минимально просвещенного в области психологии.

[229] Ганапольский М. Пропасть неопределенности // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=7496

[230] Бодрийяр Ж. Система вещей; пер. с фр. и вступ. ст. С. Зенкина. — М. : «Рудомино», 1999. — 224 с.

[231] Ницше Ф. Веселая наука. Злая мудрость. – М.: Эксмо, 2007. – 528 с.

[232] Там же.

[233] Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. – СПб.: Худож. лит., 1993. – 672 с.

[234] Фуко М. О народном правосудии. Спор с маоистами // Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. – М.: Праксис, 2002. С. 19-65. С. 47.

[235] Там же. С. 63

[236] Гусейнов А.А. Моральная демагогия как форма апологии насилия // Вопросы философии. – 1995. - №5. С. 5-12.

[237] Там же.

[238] Мы не можем подробно остановиться на этой теме, так как в нашем случае она выступает лишь в качестве примера для сравнения. Хотя, учитывая то, что сейчас церковь стоит на подступах к власти, тема христианского мифа, несомненно, заслуживает внимания. Отсылаем искушенного читателя к литературному источнику, в котором христианство описывается как навязанная нам извне, совершенно чуждая русской культуре иудео-масонская религия, которая насаждалась огнем и мечом и служила основным инструментом сионистов для достижения ими мирового господства. Емельянов В. Десионизация. – М.: «Русская Правда», 2001 – 240 с.

[239] Бакунин М.А. Письма о патриотизме // Бакунин М.А. Анархия и порядок: Сочинения. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000. С. 373-407. С. 382.

[240] Там же.

[241] Там же.

[242] Фуко М. О природе человека. Справедливость против власти // Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. – М.: Праксис, 2002. С. 81-147. С. 125.

[243] Там же. С. 128.

[244] Там же. С. 129.

[245] См. Маркузе Г. Конец утопии // Логос 6 (45) 2004. С. 18-23.

[246] Авдеев Д.А. Уникальность менталитета российского народа и специфика современной отечественной формы правления // Традиционные национально-культурные и духовные ценности как фундамент инновационного развития России: сборник материалов Всероссийской научно-теоретической конференции / под ред. Жилиной В.А. – Магнитогорск: ГОУ ВПО «МГТУ», 2010. С. 3-11.

[247] Коссов Б.Б. Обобщенность содержания высшего образования как фактор его развития (личностно-развивающее образование) // Вопросы психологии №6, 1995. С. 9-20.

[248] См. Бэндлер Р., Гриндер Д. Структура магии. – М., 1995

[249] Маркеев О., Масленников А., Ильин М. Демон власти. http://det.lib.ru/m/markeew_o_g/text_0170.shtml

[250] Гусев Д.Г., Матвейчев О.А., Хазеев Р.Р., Чернаков С.Ю. Уши машут ослом. Современное социальное программирование. – Пермь: Alex J. Bakster Group, 2002. – 192 с.

[251] Латынина Ю. Второй процесс по делу Ходорковского // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=8883

[252] Фурсов А.И. Кошмар «светлого будущего» // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4183/

[253] Дробышев А.А. Либерализм и будущее России // Омский научный вестник: приложение к выпуску девяносто четвертому. №1 (94) 2010 г. С. 101-105. С. 102.

[254] Великая Н.М. Модернизация как идеал; парадоксы современного политического дискурса // Интеллигенция и идеалы российского общества: Сб. статей / РГГУ. Социологический факультет. Центр социологических исследований. Под общей редакцией Ж.Т. Тощенко. М.: РГГУ, 2010. С. 345-355. С. 350.

[255] См. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. – М.: "Добросвет" 2000 — 387 стр.

[256] Губин М.А., Скиперских А.В. Легитимация и делегитимация региональных элит в России в контексте информационной безопасности: кластерный анализ // Среднерусский вестник общественных наук №4, 2009. – Орел, изд-во «Аракс». С. 154-160. С. 157.

[257] Мы уже говорили об отсутствии свободы слова и печати, о том, что практически все СМИ находятся под каблуком «Единой России» и не имеют права говорить всю правду и освещать все истинные новости, если те отрицательным образом влияют на рейтинг партии.

[258] Почепцов Г.Г. Паблик рилейшнз, или Как успешно управлять общественным мнением. – М., Центр, 2004. – 336 с.

[259] Латынина Ю. «Невский экспресс» и двухголовые телята // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9702

[260] О материальном состоянии Путина см. http://proputina.by.ru/putinput.htm; Гардинг. Л. Путин, борьба за власть в Кремле и 40 млрд. долларов // http://pomnimvse.narod.ru/145pb.html

[261] См. Бард, А., Зондерквист, Я. Netократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма. — СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004. — 252 с. О том, что в будущем знание будет значительной ставкой в мировом соперничестве за власть, пишет также Лиотар. См. Лиотар Ж. Ф. Состояние постмодерна. "Институт экспериментальной социологии", М.: Изд-во "АЛЕТЕЙЯ", Санкт-Петербург, 1998. – 160 с.

[262] См. http://omsk1.ru/newsline/2009/11/02/#243159

[263] Люкс Л. Фашизм в прошлом и настоящем, на Западе и на Востоке // Вопросы философии №2, 2007. С. 189-190.

[264] Панищев А.Л. Проблема деструкции государственности. Прайдовое право животного мира и закон человеческого общества // Вопросы культурологии 1/2010. С. 50-55. С. 53.

[265] Рыклин А. А теперь о ситуации в Мьянме… 3 октября 2007 г. // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=7439

[266] Гопко В.В. Негативная элитная селекция и качества личности // Гуманитарные исследования: Ежегодник. Вып. 12. Межвузовский сборник научных трудов. – Омск: Изд-во ОмГПУ, 2007. С. 16-20

[267] Гопко В.В. Воля в массовой культуре / Дисс. на соиск. степени канд. филос. наук. – Омск, 2006. С. 24

[268] Почепцов Г.Г. Паблик рилейшнз, или Как успешно управлять общественным мнением. – М., Центр, 2004. – 336 с. С. 220.

[269] О путинской «кризисной» политике см. Немцов Б., Милов В. Независимый экспертный доклад «Путин и кризис» http://www.nemtsov.ru/?id=705619

[270] Фуко М. Я минималиста http://photounion.by/klinamen/dunaev8.html

[271] Латынина Ю. Несостоятельное государство // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9503

[272] Васильев Г.Е. Личностная философия власти и управления. Часть 1. Власть // Вопросы культурологии №11, 2009. С. 40-44.

[273] Ильинский И.М. О терроре и терроризме // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/3730/

[274] Поппер, К.Открытое общество и его враги. Т. 2: Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. – М.: Феникс, Меж­дунар. фонд «Культурная инициатива», 1992. – 528 с. С. 153.

[275] Шкурко Н.С. Социокультурные истоки отечественного политического мифа // Среднерусский вестник общественных наук №2, 2009. – Орел, изд-во «Аракс». С. 43-47.

[276] Сильнова Е.И. Образ Советской России: человек и общество в контексте национальной ментальности // Вопросы культурологии 5/2010. С. 61-65.

[277] Сильнова Е.И. Образ России на Западе: ракурсы преломления и стратегии интерпретации // Вопросы культурологии 9/2010. С. 92-97. С. 95.

[278] Жижек С. Добро пожаловать в пустыню реального. – М.: Фонд «Прагматика культуры», 2002. – 160 с.

[279] Жилина В.А. Проблемы идеологической детерминации содержания теорий «месторазвития» в западной и отечественной мысли // // Традиционные национально-культурные и духовные ценности как фундамент инновационного развития России: сборник материалов Всероссийской научно-теоретической конференции / под ред. Жилиной В.А. – Магнитогорск: ГОУ ВПО «МГТУ», 2010. С. 91-97. С. 92.

[280] См. Можно чего-то добиться, если есть на что опереться. Беседа с Ю. Болдыревым // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4176/ Здесь читатель может почерпнуть важный материал о коррупции в Счетной палате, об отсутствии органа независимого контроля над действиями власти.

[281] Колеман Дж. Комитет 300. Тайны мирового правительства. – Изд-во «Витязь», М., 2000. – 319 с.

[282] Жижек С. Некоторые политически некорректные размышления о насилии во Франции и не только // “Логос” 2006, №2. С.3-25.

[283] Меланхолический Ницше. Интервью Жана Бодрийяра, апрель 2002 года // Журнал "Эксперт", http://publish.biblion.ru/authors/Baudrillard.html#interview

[284] Жижек С. Добро пожаловать в пустыню реального. – М.: Фонд «Прагматика культуры», 2002. – 160 с. С. 52.

[285] Сыщук О.В. Формирование мультикультурной модели социо-системы с точки зрения синергетического принципа (на примере США) // Вопросы культурологии 12/2009. С. 43-45. С. 44.

[286] Кристева Ю. Мистическая власть православия // Логос 5 1999 (15). С. 18-19. С. 19.

[287] См. об этом Фурсов А.И. Капитал(изм) и Модерн - схватка скелетов над пропастью? // // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4215/

[288] Батчиков С.А. Глобализация — управляемый хаос // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4069/

[289] См. Болдырев Ю.Ю. Коррупция в России как элемент системы тотальной безнаказанности // // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4208/

[290] Панищев А.Л. Концепция массовой развлекательной культуры как средства растления нации // Вопросы культурологии 3/2010. С. 67-72.

[291] Тощенко Ж.Т. Нашествие кентавр-идей // Интеллигенция и идеалы российского общества: Сб. статей / РГГУ. Социологический факультет. Центр социологических исследований. Под общей редакцией Ж.Т. Тощенко. М.: РГГУ, 2010. С. 44-53.

[292] См. Разрабатывается новый федеральный закон // Вопросы культурологии 7/2010. С. 93-96.

[293] См. об этом Ильинский И.М. Великая победа: наследие и наследники // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4154/

[294] Меланхолический Ницше. Интервью Жана Бодрийяра, апрель 2002 года // Журнал "Эксперт", http://publish.biblion.ru/authors/Baudrillard.html#interview

[295] Бодрийяр Ж. Насилие глобализации // Логос 1(36) 2003. С. 20-23. С. 21.

[296] Деррида Ж. Существуют ли государства-мошенники? Довод того, кто сильней // Логос 1(36) 2003. С. 24-28; Жижек С. Война в Ираке: в чем заключается подлинная опасность? // Логос 1(36) 2003. С. 75-88.

[297] Ткаченко С.В. Модернизация российского права: печальный итог // // Традиционные национально-культурные и духовные ценности как фундамент инновационного развития России: сборник материалов Всероссийской научно-теоретической конференции / под ред. Жилиной В.А. – Магнитогорск: ГОУ ВПО «МГТУ», 2010. С. 267-269. С. 268.

[298] Латынина Ю. Россия – сырьевой придаток Китая // Ежедневный журнал. http://www.ej.ru/?a=note&id=9193

[299] См. об этом Фурсов А.И. Накануне «бури тысячелетия» // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», 2010, http://rikmosgu.ru/publications/3559/4214/

[300] Немцов Б. Исповедь бунтаря. – М.: Партизан, 2007. – 318 с.

[301] Колеман Дж. Комитет 300. Тайны мирового правительства. – Изд-во «Витязь», М., 2000. – 319 с.

[302] Похожую мысль находим у Ю. Болдырева. См. Нашему обществу не хватает достоинства. Беседа с Ю. Болдыревым // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», http://rikmosgu.ru/publications/3559/4178/

[303] Хабермас Ю. Постнациональная констелляция и будущее демократии // Логос 4 - 5 (39) 2003. С. 105-152. С. 115.

[304] См. Фурсов А.И. Конспирология – веселая и строгая наука // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», 2010, http://rikmosgu.ru/publications/3559/4210/

[305] Жабина В.В. Глобализация рисков и современная культура: персоналистический аспект // Традиционные национально-культурные и духовные ценности как фундамент инновационного развития России: сборник материалов Всероссийской научно-теоретической конференции / под ред. Жилиной В.А. – Магнитогорск: ГОУ ВПО «МГТУ», 2010. С. 84-90. С. 87.

[306] Жижек С. Война в Ираке: в чем заключается подлинная опасность? // Логос 1(36) 2003. С. 75-88.

[307] Хобсбаум Э. После победы в войне. Соединенные Штаты: Все шире и шире // Логос 1(36) 2003. С. 97-104. С. 102.

[308] Плотников Н. Политическая теология Дж. Буша-младшего // Логос 1(36) 2003. С. 70-74. С. 71.

[309] Хабермас Ю. Зверство и гуманность. Война на границе права и морали // Логос 5 1999 (15). С. 12-17. С. 14.

[310] Хабермас Ю. Что означает низвержение памятника? Не надо закрывать глаза на революцию в мировом порядке: нормативный авторитет Америки лежит в руинах // Логос 1(36) 2003. С. 89-96. С. 91.

[311] Андерсон П. Казуистика мира и войны // Логос 1(36) 2003. С. 29-38.

[312] Валлерстайн И. Конец начала // Логос 1(36) 2003. С. 44-47.

[313] См. Меггле Г. Мысли об иракской войне // Логос 1(36) 2003. С. 52-69.

[314] Поппер К.Открытое общество и его враги. Т. 2: Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. – М.: Феникс, Меж­дунар. фонд «Культурная инициатива», 1992. – 528 с.