Реферат: Международный терроризм мифы или реальность

НИЖЕГОРОДСКИЙ ИНСТИТУТ МЕНЕДЖМЕНТА И БИЗНЕСА

Кафедра философии и социальных наук

РЕФЕРАТ

по политологии

«Международный терроризм: мифы или реальность».

Выполнила: студентка 23 потока ФММ

Проверил: кандидат философии,

доцент кафедры философии и соц. наук

Нижний Новгород, 2009

Содержание

Введение 3

1. Политические, национальные, расовые и религиозные предпосылки международного терроризма 4

2. Государственная поддержка международногo терроризма 18

3. Терроризм как преступный бизнес 27

Заключение 32

Список литературы 36

Введение

Чтобы понять причины массового террориз­ма вокруг нас, необходимо осознать две главные реалии. Во-первых, в современном сложном мире это наиболее эффективная форма боевых действий. Во-вторых, истинные цели организа­торов террористических актов практически ни­когда не совпадают с «мнимыми» целями, сто­ящими перед конкретными исполнителями, и с теми «внешними» эффектами терактов, которые видит широкая общественность.

Надо еще упомянуть о том, что сегодня большой подмогой в деле терроризма (вне зависимости от воли отдельных журналистов и издателей) стали средства массовой информа­ции, мгновенно разносящие известия о те­ракте (обычно по-разному искаженные) по всему миру. Истинные цели органи­заторов теракта обычно вовсе не совпадают с целями его простых исполнителей, а публи­ка вынуждена довольствоваться той информа­цией, которую ей предоставляют газеты, телеви­дение и интернет. И хотелось бы подчерк­нуть весьма неодинаковую, мягко скажем, степень подготовленности российских и не­которых зарубежных спецслужб к пресечению терактов в различных эпизодах.

В принципе, говорить об истории и гeoгpa­фии терроризма можно только в достаточно условном смысле - ведь в начале ХХI века терроризм уже не знает национальных и при­родных гpаниц. Глобализация террора привела к тому, что зачастую в подготовке и прове­дении теракта могут принимать участие сразу несколько террористических гpупп из разных стран: например, арабская «Аль-Кайда», баск­ская ЭТА, ирландская ИРА и корсиканская «мафия». Тем не менее, в мире существуют определенные центры сосредоточения терро­ристической деятельности и подготовки к ней. Обычно такие центры находятся в странах или районах, где существуют острые конфликты (Палестина, Ольстер, Страна Басков), либо там, где власти вообще не способны осуществ­лять достаточно полный контроль над терри­торией, и следовательно, возможно функцио­нирование полноценных тренировочных лаге­рей террористов (Афганистан, Колумбия, Индонезия). Имеет смысл рассмотреть регионы «с по­вышенным уровнем терроризма» по отдель­ности. Конечно, террористические группы из разных регионов мира давно уже взаимодей­ствуют между собой, а национальный состав таких групп сильно размыт. Но характер тер­рористической деятельности заметно различа­ется в разных странах, и причина этого – в индивидуальной истории возникновения на­циональных или конфессиональных конф­ликтов в различных регионах мира.

Об этом часто умалчивают. А ведь речь идет о том, что фундаментальная база для террориз­ма была создана в результате действий круп­нeйшиx мировых держав, боровшихся за пере­дел сфер влияния в течение всего ХХ века. Именно это необходимо понять, чтобы увидеть ближайшее будущее мира, в котором будет цар­ствовать терроризм. Только за последние пят­надцать лет террористами по всему миру было убито больше людей, чем погибло за всю ис­торию кровопролитных наполеоновских войн.

1. Политические, национальные, расовые и религиозные предпосылки международного терроризма

К 80-м годам ХХ века международный терроризм превра­тился в устойчивый фактор мировой политики. Он подтвер­дил свою силу и на рубеже двух тысячелетий. Процесс ста­новления этого фактора основывался на ряде предпосылок, носивших политический, национальный и религиозный ха­рактер. Они возникли, сформировались и получили развитие во второй половине ХХ века. Применительно к политическим условиям, способствовавшим развитию международного терроризма в обозначенный период, следует выделить комп­лекс социально-политических проблем. Колониализм и по­следующий неоколониализм, представляющие собой внеэко­номическую зависимость формально свободных государств от бывших метрополий или пришедших им на смену новых мировых держав, породили устойчивую тенденцию к увели­чению разрыва между богатыми и бедными странами.

В дальнейшем, в 50-70-е годы ХХ века, деление на богатые и бедные страны окончательно закрепилось и к 80- м годам различие между ними достигло колоссальных масштабов. Противостояние между богатым Севером и бедным Югом часто приобретало антагонистический характер, который не находил своего компромиссного разрешения. Мировой опыт преодоления этого противостояния, представленный появ­лением на экономико-географической карте так называемых новых индустриальных стран (НИС), порождал иллюзии от­носительно выхода из тупика. В Азиатско- Тихоокеанском ре­гионе среди них выделяются как минимум две группы стран, если брать за основу разделения признак резкого скачка в темпах экономического развития: так называемые «азиатские тигры» (Тайвань, Гонконг, Сингапур и Южная Корея), стремительно «возмужавшие» В конце 60-х - начале 70-х го­дов прошлого века, и «азиатские драконы» (Индонезия, Фи­липпины, Таиланд, Малайзия и Бруней), удивившие мир «азиатским чудом» В 80-е годы. В конце 80-х годов в число НИС вошли также Вьетнам и Китай.

В 80-90-х годах схожий процесс протекал на Южно-Аме­риканском континенте. Такие страны, как Чили и Бразилия, также демонстрировали высокие темпы индустриального развития. Однако, несмотря на кажущуюся многочислен­ность подобных примеров, они являются все-таки исключением из правил, призванным их подтвердить. Экономика большей части государств в той же Азии или Латинской Аме­рике, не говоря уже об Африканском континенте, характери­зуется крайней нестабильностью, балансирующей на грани срыва в «бездонную пропасть». Более того, мировой эконо­мический кризис конца 9О-х годов наглядно показал, что «азиатское» или «латиноамериканское» чудо чрезвычайно чутко воспринимает любые тревожные сигналы из иных ре­гионов грозя обвалом своих биржевых площадок.

Даже в благополучные годы экономического бума эти страны, может быть за незначительным исключением (Ма­лайзия, Сингапур или Бруней), так и не сумели снизить соци­альную напряженность в обществе. Социальное неравенство и порождаемые им настроения зависти к странам, добившим­ся материального благополучия, вызывают подчас неадекват­ную реакцию не только со стороны беднейших слоев населе­ния государств Азии, Африки и Латинской Америки, но и части их среднего класса, представленного студенчеством, интеллигенцией, чиновниками низшего звена государствен­ного аппарата. Их восприятие Запада, «золотого миллиарда»

населения планеты носит враждебный, агрессивный харак­тер. Тем самым в развивающихся странах «третьего мира», если прибегать к китайской классификации времен «холодной войны», сохранялась питательная среда для международного терроризма в лице значительных социальных групп, неудов­летворенных своим материальным достатком. Доведенные нищетой до крайнего возмущения, они способны прибегнуть к крайним формам конфронтрационности со своими прави­тельствами, обращаясь к насилию с целью привлечения вни­мания к своим проблемам и в качестве инструмента их реше­ния.

Направленность этой конфронтационности не ограничи­вается антиправительственной деятельностью в границах на­ционального государства. Она все чаще выходит за его преде­лы. В латиноамериканских странах тактика двунаправлен­ности действий повстанческих движений и террористичес­ких организаций левацкого толка уже давно стала нормой их повседневной политической действительности. Объектами нападений становятся не только правительственные учреж­дения или чиновники, но и представители крупного зарубеж­ного бизнеса, офисы транснациональных компаний. Захват иностранных бизнесменов в качестве заложников, взрывы и поджоги их предприятий стали привычной практикой в тер­рористической деятельности большинства леворадикальных групп Южной и Центральной Америки. Антиамериканизм является неотъемлемым признаком их действий. Аналогич­ная ситуация сложилась в ряде стран Юго-Восточной Азии, например на Филиппинах или в Индонезии, где повстанцы часто берут в заложники не только американских, но и запад­ноевропейских граждан.

Как ни парадоксально, социальная мотивация террориз­ма характерна даже для внешне благополучных с экономи­ческой точки зрения государств, к числу которых можно отнести Королевство Саудовская Аравия (КСА). «Дарованное Аллахом» «черное золото» позволило саудовцам совершить гигантский экономический рывок в исторически сжатые сроки. Страна, став одной из богатейших в мире по уровню дохода на каждого подданного короля, не избежала социаль­ных проблем, имеющих в последнее десятилетие тенденцию к обострению. Саудовская Аравия, «убаюканная» нефтедолла­ровым дождем, не решилась на трансформацию традицион­ного общества, которому по-прежнему свойственны отдель­ные черты родоплеменного строя. Однако по мере нарастания социальных противоречий увеличивающаяся роскошь коро­левской семьи и местной элиты все чаще сталкивается с тра­диционной ментальностью саудовского общества, основан­ной на общинных началах, с пуританским образом жизни, характерным для первоначального ваххабизма, являющегося господствующей идеологией в КСА.

Одним из проявлений социальной нестабильности в об­ществе стали возрастающий бюджетный дефицит и связан­ное с этим резкое сокращение государственных расходов на социальные проекты. В частности, в 1995 году финансовые средства, выделяемые из бюджета королевства на здравоох­ранение, образование и администрацию, уменьшились на 20%, на социальное обеспечение - на 6%. Аналогичные проблемы возникают и в других аравийских монархиях, опыт которых подтверждает, что гигантские запасы нефти и при­родного газа часто превращаются в «проклятие» страны, де­лая ее заложницей сырьевого благополучия.

Большинство государств, относящихся к многочислен­ной группе бедных стран, в силу различных причин, как объ­ективных, так и субъективных, не способны к интенсивному восприятию новых идей и технологий. Как показывают про­шедшие десятилетия, ни одна из арабских стран не смогла провести сколько-нибудь серьезную модернизацию своей экономики. Более того, ни в одной из них правящие режимы не ставили перед собой такой задачи. Самое большее, на что хватало их политической воли, были попытки внедрить отдельные современные технологические процессы. Что же касается трансформации традиционных обществ, характер­ных для большинства азиатских и африканских стран, то онa также не решена в мусульманском мире. Такая политика, ха­рактеризующаяся проведением частичной экономической модернизации при сохранении родоплеменных пережитков и клановых отношений, пронизывающих все сферы жизне­деятельности государства и общества, ведет к обострению внутриполитической ситуации и возникновению радикаль­ных тенденций в общественно-политической жизни.

Появление идей политического экстремизма и формиро­вание их носителей в лице различных организаций, движе­ний и групп является питательной средой для зарождения терроризма. Подтверждением этого могут служить многие страны Арабского Востока, Южной Азии и Азиатско-Тихо­океанского региона, где социально-политическая ситуация характеризуется крайней нестабильностью и широкой дея­тельностью экстремистов всех мастей. Их радикализм есть нечто иное, как проявление растерянности и неуверенности значительной части населения, что находит свой выход в актах насилия, сопряженного с максимальной жестокостью.

Очень часто радикальные настроения на Азиатском, Аф­риканском или Южно-Американском континентах являются порождением жестких авторитарных режимов, не желающих менять социально-экономические и общественно-полити­ческие реалии в своих странах. Диктаторские формы правле­ния, подчас сопряженные с крайними методами подавления инакомыслия, не говоря уже о какой-либо практической ан­типравительственной деятельности, стремятся к консервации господствовавших в них отношений, что также способствует радикализации общественного мнения части населения и по­явлению целых групп, готовых на решительные действия по их свержению во имя «светлого будущего». Различные экс­перименты по либерализации этих стран в большинстве слу­чаев не давали положительных результатов не только в силу непоследовательной политики демократизации, характери­зовавшейся постоянными откатами в прошлое, но и допущением разрыва между политической реформой и решением социально-экономических проблем.

Нередко вызов, брошенный Западу со стороны террорис­тических группировок, базирующихся в азиатских, африка­нских и латиноамериканских странах, воспринимается как столкновение цивилизаций. Это далеко не так. Скорее всего, это нарастание глобализации сопротивления сырьевых реги­онов индустриально развитому миру. Неспособность этих стран выйти за рамки их нынешнего положения как сырьево­го придатка индустриально развитых государств часто связы­вается со стремлением США, западноевропейских стран и Японии сохранить невыгодное и даже губительное для пер­вых сформировавшееся мировое разделение труда. Однако по большей части сохранение этого положения не ограничи­вается уже устоявшимися международными торгово-эконо­мическими связями. Оно подкрепляется активной внешней политикой Запада, в том числе военно-силовым доказатель­ством его незыблемости. Иллюстрацией этого может служить позиция США, объявляющих любой регион, в недрах кото­рого обнаружены запасы углеводородных энергоносителей зоной их «национальных интересов». При этом национальные интересы стран, расположенных в таком регионе, обыч­но игнорируются. Примером тому может служить нынешняя операция по «демократизации» Ирака, начинавшаяся под лозунгами «борьбы с международным терроризмом». Все эти подходы западных демократий к решению мировых эконо­мических проблем, неразрывно связанных с их геополити­ческими устремлениями к господству в мире, находят свое воплощение в политике глобализации, оставляющей «за бортом» интеграционных процессов или на периферии гло­бальной экономики многие регионы мира. Более того, гло­бализация отражает и закрепляет неравномерное развитие различных регионов, превратившись в одну из основных предпосылок генерирования экстремистских настроений и благоприятствования международной террористической дея­тельности.

Немаловажное значение для формирования климата, благоприятного для распространения международного тер­роризма во второй половине ХХ века, имело противостояние между Западом и Востоком, Североатлантическим альянсом и Варшавским Договором. Это противоборство, которое не­редко приобретало открытый конфронтационный характер, придавало мощный импульс разрастанию насильственных действий не только в развивающихся странах, но и в запад­ном мире. В Западной Европе, Северной Америке и Японии, а также в Азии, Африке и Латинской Америке расширялся процесс возникновения и развития леворадикальных настро­ений различного толка (маоизм, троцкизм, анархизм и пр.), которые нередко обретали структурированную форму в виде экстремистских организаций и группировок.

В отличие от азиатских, африканских и латиноамерика­нских государств, где антиправительственные действия при­обретали преимущественно массовый партизанский харак­тер, в Западной Европе и Японии получила распространение практика формирования малочисленных подпольных, но чрезвычайно мобильных групп, выдвигавших в качестве обо­снования своей террористической деятельности различные левацкие теории. Немалую роль в их становлении сыграли «бунтарские 60-е», отражавшие правовой нигилизм студенчес­ких движений того времени и молодежный максимализм. Ха­рактерным признаком этих групп был антиимпериализм, включая все тот же антиамериканизм и антивоенные настро­ения, в самом широком смысле этого понятия. Он реализовы­вался через насильственные действия в отношении собствен­ных буржуазных правительств и местных капиталистов, через террористические акты, мишенью которых являлись структу­ры НАТО и иные объекты «агрессивной американской воен­щины», развязавшей войну в Индокитае. Так сформирова­лось понятие «евротерроризм», характерное для Западной Европы 70-80-х годов. Параллельно с этим в мире шел про­цесс усиления праворадикальной альтернативы марксист­ским доктринам революционизации общества и хода миро­вой истории. Он нашел свое выражение в приходе к власти праворадикальных режимов, зачастую склонявшихся не только к атрибутике фашизма, но и к ее идеологии и методам политической борьбы, а также в деятельности правоэкстре­мистских организаций и группировок в Западной Европе и Латинской Америке.

Последующий ход событий, связанный с крушением со­циалистического лагеря и крахом марксистско-ленинской теории переустройства общества, внес некоторое смятение в западноевропейский левацкий терроризм и вызвал времен­ную утрату политико-идеологической ориентации частью его носителей. Несмотря на существенное снижение насиль­ственных действий левоэкстремистских групп и организа­ций, следует признать сохранение предпосылок для его воз­рождения в будущем. Что же касается латиноамериканских и азиатских левоэкстремистских боевиков, то в своем больши­нстве они сохранили свои идеологические пристрастия, хотя их идеи уже давно были выхолощены, а зачастую и заменены националистической риторикой.

Следует отметить, что 80-90-е годы прошлого века сопровождались кризисом межгосударственных институтов призванных обеспечивать устойчивый уровень международной законности. Прежде всего, это касается Организации Объединенных Наций. Она утрачивала свой независимый статус международного арбитра и превращалась в некий Над­национальный орган, чьи функции все больше ограничива­лись фиксацией множащихся фактов попрания суверенитета и независимости слабых стран со стороны государств, пре­тендующих на роль архитекторов нового мирового экономи­ческого и политического порядка. На смену пусть и не иде­альной практике осуществления международного права пришло «право сильного». Оно как бы сошло с экранов аме­риканского вестерна, идеализирующего период покорения североамериканских территорий европейскими переселен­цами, когда шло массовое уничтожение коренного населе­ния Северной Америки и его вытеснения в резервации.

Развал биполярной системы миропорядка вызвал к жиз­ни «феномен переходной зоны», которая характеризуется нестабильностью как экономической ситуации, так и поли­тических процессов. В 90-х годах произошел распад ряда многонациональных государств, обусловленный в том числе внешним стимулированием сепаратистских тенденций. При­мером этого может служить Югославия, где процесс распада привел к гражданской войне, Советский Союз, на террито­рии которого образовалось сразу несколько очагов межнаци­ональной напряженности, и ряд других стран. Развал одних стран и формирование на их территориях новых государствен­ных образований привели к ослаблению местных органов власти, неспособных контролировать развитие внутренней си­туации, в том числе в сферах общеуголовной преступности и международной террористической деятельности.

Многие страны мира, ранее считавшиеся сателлитами одного из двух военно-политических блоков (НАТО и Вар­шавского Договора), неожиданно для себя оказались вне устоявшейся системы международных взаимоотношений и оказались предоставленными самим себе. Они остались один на один со своими внутренними проблемами и региональны­ми противоречиями, являвшимися ранее элементом проти­воборства по оси Запад-Восток. Такое положение добавило неустойчивости их социально-политическому положению и стимулировало рост экстремизма в обществе, который прое­цировался на весь регион.

Неспособность азиатских, африканских и латиноамери­канских государств и, главное, их неготовность решать соци­альные проблемы, невиданные масштабы коррумпирован­ности подавляющей части их государственного аппарата и неэффективность управленческих решений находящихся у власти правительств вызывает массовое недовольство в об­ществе. Все это толкает на поиск новых путей преодоления существующих проблем - бедности, господства корпоратив­но-плановых структур, традиций бюрократизма и докапита­листической эксплуатации, низкого уровня культуры и угне­тения национального самосознания. Перед ними во весь рост встает задача устранения гегемонии мирового корпоративно­го капитала, давящего национальную экономику. Отсюда об­ращение к первоосновам национальной государственности, сформировавшимся в обществе традициям и обычаям. В частности, значительная часть населения многих стран ви­дит выход из создавшегося положения в возвращении к «истокам». Эта тенденция, набирающая силу во многих угол­ках мира, представляет собой протест против засилья запад­ной культуры и навязывания западного образа жизни и мыс­ли. Она получила широкое распространение в мусульманском мире, и в частности в арабских странах. Тем самым формиру­ется основа для национального и религиозного обоснования экстремизма и его крайней формы - терроризма.

Многочисленные проблемы, существующие в сфере меж­национальных отношений, представляют собой значитель­ную опасность для государственной и общественной безо­пасности на внутригосударственном, региональном и миро­вом уровнях. Их основой служат этнокультурные противоре­чия, которые долгое время не находят своего решения или, что еще хуже, игнорируются и даже подавляются правящими режимами. Ярким примером этого является ситуация с курдским вопросом в Турции, где власти отказываются при­знавать самобытность курдского этноса, пытаясь и насиль­ственно интегрировать курдов в турецкое общество. Крайне тяжелая ситуация сложилась в африканском государстве Ру­анда в середине 90-х годов. Формальным поводом для начала гражданской войны, достаточно быстро приобретшей при­знаки геноцида, послужила в 1994 году гибель в таинственной авиакатастрофе президента этой страны, представлявшего на­родность хуту. Ущемленная в правах народность тутси, интере­сы которой отражал трайбалистский Патриотический фронт Руанды, прибегла к массовому насилию и убийствам и свергла правительство хуту, также прибегнувшее к террористическим методам ведения политической борьбы. Вмешательство сосед­них африканских государств снизило накал напряженности в Руанде, но не прекратило кровопролитие полностью и не ре­шило проблему беженцев.

Жесткая, недальновидная, а порой и насильственная по­литика преодоления межнациональных проблем, характер­ная для многих государств мира, приносящая тактические результаты на определенном историческом этапе, зачастую ведет к еще большему их обострению и в конечном итоге пе­рерастанию в конфронтацию между доминирующим нацио­нальным большинством и подавляемым меньшинством. Ли­шенные возможностей реализации своих прав, прежде всего нa национально-культурную автономию, представители этого меньшинства находят выход в неадекватной форме выраже­ния протеста, в том числе в осуществлении террористических актов в условиях регионального соперничества отдельных государств и столкновения их интересов радикальные прояв­ления национализма довольно часто выходят за рамки внут­ригосударственного конфликта, находя явную или скрытую внешнюю поддержку. Тем самым внутренний националисти­ческий радикализм приобретает признаки международного конфликта, открывая широкое поле деятельности для между­народных террористических организаций. Застарелые нацио­нальные конфликты характеризуются периодическим рециди­вом обострения, подтверждением чего являются, например, антитурецкие теракты радикальных армянских национали­стических организаций.

Не меньшее значение для роста террористических прояв­лений имеют и расовые противоречия. Их опасность заклю­чается в том, что нагнетание расовой вражды в большинстве случаев направлено против выходцев из других государств и иностранных граждан. Таким образом, в расовой неприязни изначально заложено зерно, способное спровоцировать меж­дународную напряженность и, следовательно, террористи­ческие акты, совершаемые на расовой основе. Примеры ра­сового насилия можно найти в различных уголках земного шара, в частности, в США (деятельность ку-клус-клана и сторонников различных групп и организаций, выступающих за чистоту «белой расы» и считающих себя носителями идей «арийской нации» ), а также в ряде западноевропейских стран (нападения на выходцев из Азии и Африки и помещения их культурных ассоциаций и клубов во Франции, Великобрита­нии, Германии, Италии). Однако наиболее полно практика расового насилия, принявшего формы террора, получила на юге Африки в период господства белого большинства. Узкорасовый подход к вопросу построения государства имел своим продолжением активную террористическую деятельность не­которых расистских организаций, существовавших в Южно-­Африканской Республике (ЮАР), в отношении соседних африканских стран (Намибии, Зимбабве, Мозамбика). Такая тактика полуподпольных и тайных южноафриканских расист­ских организаций была обусловлена опасениями прихода к власти в этих странах национально-освободительных движе­ний черного большинства, которые несли угрозу стабильности режима апартеида.

Люди, чьи гражданские права и свободы ущемляются в результате расового подавления, способны на ответные, по­рой решительные действия. Расовое насилие порождает еще большее ответное насилие. Именно так развивались события в Южной Африке, где сразу несколько движений и организа­ций объявили войну режиму апартеида с применением тер­рористических методов. Применялись политические убий­ства государственных служащих, показательные суды над коллаборационистами с вынесением смертного приговора и приведением его в исполнение, нападения на полицейские участки и правительственные учреждения. В 60-80-х годах прошлого столетия в ЮАР активные антиправительственные насильственные действия осуществляли прежде всего зулус­ские организации - Африканский национальный конгресс и «Копье нации», а также ряд других под­польных структур, боровшихся за установление власти ту­земного большинства.

В соседней Южной Родезии, нынешнем Зимбабве, к тер­рористической деятельности, являвшейся частью борьбы за национальное освобождение от господства белых поселенцев, прибегли африканские организации - Союз африканского народа Зимбабве и Африканский народный союз Зимбабве. В Намибии, являвшейся вплоть до 1989 году подмандатной тер­риторией ЮАР, ответом на расовое насилие стала активность Народной организации Юго-Западной Азии (СВАПО), приз­нававшей целесообразность использования террористичес­ких методов в рамках национально-освободительной борьбы. В США политика расовой сегрегации привела к возникнове­нию различных организаций и групп афроамериканского населения, наибольшую известность из которых получили «Черные пантеры», пик активности которых пришелся на вторую половину 60-х годов ХХ века.

Конец 80-х - 90-ые годы прошлого столетия ознаменова­лись резким ростом сепаратизма, обусловленного национа­листическими идеями. Его спецификой является то, что сепа­ратизм этого периода, обусловленный во многом объектив­ными причинами, был тем не менее вызван искусственно. Это, прежде всего, относится к национально-сепаратист­ским тенденциям, захлестнувшим некоторые страны Вос­точной Европы (Югославию, СССР, Чехословакию). Они были использованы Западом для расшатывания положения в Социалистических странах. Более того, США и западноевро­пейские государства, прикрываясь риторикой о защите прав и свобод национальных меньшинств, фактически придали интернациональный характер межнациональным, ранее скрытым конфликтам в ряде восточноевропейских стран.

Наиболее наглядным и последовательным по своей реа­лизации был пример вмешательства Запада во внутренние дела Югославии. Разжигание реваншистских националисти­ческих настроений в отдельных частях этой страны спрово­цировало кровавую гражданскую войну. Она привела к расч­ленению единого государства и разделению населения на «своих» и «чужих» по национально-религиозному признаку. Более того, война была использована в качестве предлога для «гуманитарной» военной интервенции сил НАТО, якобы призванной прекратить бойню. Однако, как показывают со­бытия рубежа тысячелетий, это вмешательство породило ку­да более серьезные для мирового сообщества последствия.

Одним из них стало превращение Балкан в расположенный в центре Европы очаг напряженности и международного тер­роризма. В годы гражданской войны практически все сторо­ны (албанцы, боснийцы, македонцы, сербы, словенцы, чер­ногорцы, хорваты и др.), принимавшие в ней участие, был в той или иной степени замешаны в подготовке и совершении терактов в отношении своих противников. В последствии различные национал-сепаратистские формирования послу­жили основой для создания вооруженных сил и сил правопо­рядка вновь образованных государств на территории бывшей Югославии.

В этой связи не вызывает удивления тот факт, что в 90-х го­дах разразилось немало скандалов, связанных с почти откры­той деятельностью международных террористических орга­низаций в этой части Балкан. Аналогичная ситуация скла­дывалась и на Северном Кавказе, которая тем не менее не была доведена США и другими странами НАТО до югославс­кого варианта благодаря жесткой позиции руководства Рос­сии. Наряду с этим на европейском континенте сохранили остроту и другие ранее неурегулированные национально-се­паратистские конфликты. Одни из них приобрел и форму открытого противостояния властям с использованием ши­рокого арсенала террористических методов борьбы, как, например, в Испании, Франции или Великобритании, а дру­гие - характер скрытого национального недовольства, в частности, в ряде стран Бенилюкса.

Схожие процессы протекают в некоторых регионах Се­верной и Центральной Африки (берберский сепаратизм в Марокко и Алжире), в Средней, Южной, Юго-Восточной Азии, (борьба уйгуров в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая; вооруженное выступление сикхов против фе­деральных властей или волнения в штате Ассам в Индии; во­енные действия, развязанные тамилами в Шри-Ланке) и Азиатско-Тихоокеанском регионе (борьба народности моро в южной части Филиппинского архипелага; партизанское дви­жение народности ачех на северной оконечности индоне­зийского острова Суматра или сепаратистские тенденции на Молуккских островах, расположенных в восточной части Ма­лайского архипелага и также принадлежащих Индонезии).

Мировоззрение и деятельность практически всех религи­озных организаций и групп, сект и культов, прибегающих к террористическим действиям, характеризуются многими схожими признаками. Они исходят из параноидальных апо­калипсических представлений о ходе развития человечества, лишь части которого уготовано спасение в виде ниспослан­ного Богом мессии. Мистицизм и таинство, пронизывающие их мировоззрение, толкают их не только к подготовке к Ар­магеддону, но и к активным, зачастую упреждающим действиям в грядущей или уже начавшейся «битве добра и зла». В этих условиях право разграничения между силами зла и добра безапелляционно отдается мессии, который ведет свое «божье воинство» во имя торжества «истинной веры». Немаловажное место в воззрениях религиозных организаций и сект, обращающихся к насилию, играет теория заговоров, острие которых направлено против истинно верующих, вы­нужденных вести активную оборону. Для религиозно моти­вированного терроризма присуще обращение к текстам Свя­щенного Писания, в которых его приверженцы ищут оправ­дание своим насильственным действиям. Такое освященное обоснование, зачастую подкрепленное вердиктом полномоч­ного клерикала (применительно к исламу речь идет о фетве), не только стимулирует террористическую активность, но и ведет к ее большей ожесточенности и нацеленности на уве­личение числа жертв теракта. Ведь речь идет о неравной бит­ве в условиях угрозы торжества Зла, и каждому воину «сил добра» воздастся Богом.

Таким образом, конец ХХ - начало ХХI в. не дали осно­ваний надеяться на уменьшение угрозы международного тер­роризма в современном мире. Террористическая активность в мире имеет своей питательной средой множество условий и факторов. Среди них - обострение противоречий различных субъектов политики, вызванных борьбой за ресурсы, господ­ство в решении ключевых международных проблем совре­менности, старые этнополитические, расовые, конфессио­нальные и религиозные противоречия и конфликты. Вместе с тем все отчетливее про слеживается тенденция некоторых государств использовать корреризм как средство реализации своих национальных интересов.

2. Государственная поддержка международногo терроризма

На протяжении ХХ в. многие государства продолжали ис­пользовать террористические методы для подавления своих политических оппонентов, находившихся в эмиграции. Госу­дарственный терроризм играл важную роль в обеспечении стабильности находившихся у власти режимов путем сниже­ния антиправительственной активности за пределами их го­сударственных границ. Традиционно эти карательные функ­ции возлагались на государственные спецслужбы, которые организовывали весь комплекс мероприятий, включая выяв­ление антиправительственных элементов и определение их местонахождения, материально-техническую подготовку те­ракта и подбор его исполнителей, наконец, совершение ак­ции и обеспечение вывода из-под удара своих агентов. В 70-90-е годы прошлого столетия эта практика нашла ши­рокое применение в деятельности многих спецслужб, на­пример, государств Ближнего и Среднего Bocтока. В отдельных случаях мишенями их деятельности становились граждане других стран, как правило, находившихся в конф­ликтной ситуации с государством, представляемым спецс­лужбой.

Иллюстрацией этого могут служить двусторонние отно­шения между Сирией и Ираком, которые оказались в ситуа­ции острого соперничества за региональное господство во второй половине ХХ в. В обоюдной борьбе обе стороны ак­тивно использовали тайные операции спецслужб, включая убийства дипломатов и нападения на дипломатические мис­сии друг друга в «третьих странах». Такие примеры характер­ны для многих стран мира, и страны Арабского Востока не являются исключением. Особой активностью отличались спецслужбы Израиля, пытавшиеся подорвать мощь ООП и ее боеспособность. Израильская спецслужба Моссад, опираясь на поддержку внешнеполитического ведомства, армии и во­енной разведки, осуществляла точечные тайные операции по уничтожению ведущих лидеров ООП. Так, 16 апреля 1988 г. в Тунисе, где размещалась штаб-квартира ООП, агентами из­раильских спецслужб был убит второй по значимости чело­век в организации и близкий соратник Ясира Арафата Ха­лиль аль-Вазир (псевдоним Абу Джихад).

Однако вовлеченность государственных спецслужб в по­добного рода акции международного терроризма таит серьезные опасности для санкционирующих их властей, главной из которых является высокая вероятность разоблачения и угроза подвергнуться санкциям со стороны мирового сообщества. В этих обстоятельствах некоторые страны следовали апроби­рованным путем, когда в качестве исполнителей терактов выступали лица, не имеющие какого-либо официального статуса, бросающего тень на государственные органы. Так произошло во время захвата 52 американских дипломатов в Тегеране в ноябре 1979 г. «исламскими студентами», удержи­вавшими их в неволе в течение 444 дней. При этом как новые власти Ирана, так и сами «студенты» неоднократно заявляли о непричастности правительства к этим действиям, якобы «частной инициативе» иранских граждан к подобной практике часто прибегало правительство Из­раиля, пытавшееся подавить сопротивление палестинцев. Наиболее известным случаем государственного терроризма Израиля стало внесудебное преследование и целенаправлен­ная ликвидация членов палестинской террористической группы, ставших виновниками мюнхенской трагедии 1972 году, и их вдохновителей. Израильские «мстители» были набраны из числа сотрудников Моссад, армейских спецподразделений и других силовых структур страны, которые на время выпол­нения операции формально вышли «в отставку». Несмотря на то что их действия были санкционированы правительством страны и лично премьер-министром, они выступали как «частные лица».

Однако эти примеры опосредованного участия офици­альных властей государств, в том числе специальных служб и армейских подразделений, в терактах, носящих международ­ный характер, представляли собой лишь одну и не самую главную сторону новой внешнеполитической деятельности некоторых стран, получившей название «государственной поддержки международного терроризма». Значительно более распространенной стороной такой политики является стиму­лирование государствами международной террористической деятельности в выгодном для себя направлении. Междуна­родный терроризм превратился в идеальный инструмент ре­ализации внешнеполитических интересов государства. Этот инструмент привлекателен целым рядом характеристик: ма­лозатратность, эффективность, анонимность, уход от воз­можных санкций мирового сообщества или ответных действий потерпевшей стороны.

За последние десятилетия накопилось множество фактов, подтверждающих реальность государственной поддержки некоторыми странами международного терроризма. В боль­шинстве случаев объектами такой поддержки выступают ра­дикальные движения, организации или группы, деятельность которых обусловлена националистическими или сепаратист­скими, светскими идеологическими, религиозными или иными мотивами. Очень часто критерием выбора государством такого объекта выступает комплекс его побудительных мотивов к действию. Обоснованием привлечения этих субъектов международной террористической деятельности к не формальному сотрудничеству могут служить различные причины: общность идеологических позиций, религиозная идентичность, определение «общего врага» и пр.

Важен для осознания опасности государственной поддерж­ки международного терроризма тот факт, что резко увеличи­вается угроза, исходящая от террористических организаций, переходящих под покровительство государства. IIреступное партнерство государства и террористов дает последним массу преимуществ, связанных с материально-техническим обеспе­чением терактов, которые были бы труднодоступным и даже немыслимым в условиях их самостоятельных действий. Использование государственной ресурсной базы позволяет террористическим группам существенно облегчить все этапы организационно-подготовительной работы, необходимой для совершения теракта. Кроме того, за свои тайные услуги террористы получают государственные базы для обучения боевиков с привлечением высокопрофессиональных инструк­торов из различных силовых структур, не говоря уже о «фи­нансовых компенсациях» за выполненную заказную работу.

Одними из первых на это явление обратили внимание США, которые ввели в оборот термин «терроризм, поддер­живаемый государством». Одна­ко, как бы это ни было парадоксальным, именно США демо­нстрирует классический пример такой деятельности на про­тяжении всего ХХ века. Это касается политики Вашингтона в Центральной и Южной Америке, связанной с участием в подготовке антиправительственных заговоров в ряде латино­американских стран и даже осуществлением вооруженных интервенций в них. Достаточно вспомнить всемерную подде­ржку со стороны США никарагуанских контрас в их борьбе против революционеров-сандинистов в 70-80-х годах. Как отмечалось ранее, согласно некоторым сведениям, в эти годы ЦРУ создало в Европе - Франции, Италии, Дании и других странах - подконтрольную секретную организацию «Гла­дио», В задачи которой входило осуществление диверсионно­-террористических актов на территории этих государств, счи­тавшихся союзниками США по НАТО. Как писала западная пресса, в мае 1995 года в Риме был арестован итальянский граж­данин, который в середине 70-х годов был связником между ЦРУ и террористическими организациями Италии.

Однако наиболее показательным и разрушительным по своим последствиям стала американская поддержка международной террористической деятельности моджахедов (так называемых «воинов ислама») в Афганистане. Афганистан затягивал в себя в 80-е годы экстремистов и авантюристов со всего мусульманского мира, став для них не только «школой священной войны», но, пожалуй, и основным фактором мо­билизации и международной координации их террористи­ческой деятельности. В последующие годы США неоднок­ратно выступали в роли покровителя «борцов за свободу», к коим причислялись албанская Армия освобождения Косово, ичкерийские и многие другие международные террористы. Международный терроризм псевдоисламского толка рубежа двух тысячелетий, в том числе несущий угрозу самим США, во многом является результатом внешней политики Вашинг­тона.

Осуществленная под американским руководством между­народная антитеррористическая операция в Афганиста не против «Аль-Каиды» и движения «Талибан» не снизила угро­зу международного терроризма, а лишь усугубила ситуацию в борьбе с ним. Тем не менее она позволила США значительно укрепить свои военно- политические позиции в государствах Центральной Азии. Усиливается американское военно-поли­тичecкoe влияние в Грузии и Азербайджане. Аналогичным образом складывается ситуация и с многонациональной опе­рацией в Ираке, разработанной США и Великобританией. Однако усиление американских позиций в районе Персид­ского залива и попытка взять под свой контроль его углево­дородные запасы способствовали небывалому росту международных экстремистских сил на иракской почве.

Вместе с тем было бы ошибочно сводить расширение практики государственной поддержки международному терроризму к одной-единственной американской первопричине. Она во многом обусловлена неурегулированностью многочисленных региональных конфликтов. Так, Пакистан, aктивно участвовавший в афганском эксперименте США, наглядно демонстрирует возможность противостояния более мощному противнику (Индии), сочетая тактику прямых военных столкновений с соседним государством и поддержку сепара­тистских тенденций в различных районах на его территории. По утверждению официального Дели, пакистанские власти участвуют в открытой агрессии против этой страны. Она вы­ражается в предоставлении убежища боевикам сикхскю и кашмирских незаконных вооруженных формирований (НВФ) на пакистанской территории, в их подготовке и воору­жении, а также в информационно-пропагандистском обеспе­чении их террористической деятельности.

Суть кашмирской проблемы сводится к территориаль­ным претензиям Пакистана в отношении высокогорного района, преимущественно населенного мусульманами и яв­ляющегося ныне частью индийского штата Джамму и Каш­мир. Основанием для этого является этноконфессиональная идентичность большинства населения индийского Кашмира и находящегося под контролем Исламабада формально незави­симого квазигосударственного образования «Азад Кашмир» («Свободный Кашмир»). С 1989 года Кашмир находится в со­стоянии гражданской войны, в которой, с одной стороны, принимают участие армейские и полицейские подразделе­ния Индии, а, с другой, боевики исламистских движений и организаций, базирующихся на подконтрольных Пакистану территориях. Численность мусульманских антиправитель­ственных группировок, имеющих НВФ, действующих на тер­ритории штата Джамму и Кашмир, достигает 30. Наиболее боеспособными и многочисленными из них являются НВФ, входящие в состав «Объединенного совета джихада», объеди­няющего 15 самостоятельных радикальных исламских груп­пировок, например, «Лашкар-и тейба» и «Движение моджа­хедов» («Харакат-уль-моджахеддин»). Кроме того, на терри­тории Кашмира воюют боевики Фронта освобождения Джамму и Кашмира (ФОДК), «Партия моджахедов» «Хизб­уль-моджахеддин»), исламские группировки «Аль-Фаран» и «Аль-Бадр», «Армия Мухаммада» и др.

Главной особенностью деятельности практически всех названных НВФ является их приверженность к террористи­ческим методам ведения войны, жертвами которой являются не только индийские военнослужащие и полицейские, но и мирное гражданское население, объекты экономики и инф­раструктуры. Общее число убитых и раненых в результате бо­евых столкновений в штате, по данным на 2000 года, составило около 30 тысяч человек. По признанию бывшего начальника Межведомственной разведки Пакистана (ИСИ) генерал-лейтенанта в отставке Хамида Гула, «джихад» в Кашмире ежегодно обходится Исламабаду в 100 млн. долларов. Состав антииндийских НВФ интернационален. Помимо уроженцев Кашмира в их ряды рекрутируются мусульманские наемники из Пакистана, а также стран Арабского Востока и Юго-Вос­точной Азии. По данным спецслужб Индии, за первые пять лет конфликта военную «обкатку» в рядах НВФ прошло бо­лее 20 тысяч боевиков. В свою очередь, официальный Исла­ мабад обвиняет Индию в спонсировании сепаратистской дeятельности организаций мухаджиров (переселенцев из Индии), проживающих в провинции Синд.

Кризис на Корейском полуострове, длящийся уже более полувека, породил не только проблему разделенного границей одного народа, но и взаимный терроризм двух суверенных и независимых корейских государств - Корейской На­родно-Демократической Республики (КНДР) и Республики Корея. Так, по информации США и Южной Кореи, в 80-е го­ды агенты спецслужб КНДР совершили серию террористи­ческих актов в отношении собственности Республики Корея и ее дипломатов. В августе 1983 года ими была предпринята не­удачная попытка убийства президента Кореи Чон Ду Хвана, находившегося с визитом в Бирме. Спустя несколько меся­цев, в октябре того же года, северокорейская спецслужба ор­ганизовала взрыв бомбы в столице Бирмы Рангуне, унесшей жизни шести видных политических деятелей Южной Кореи. В ноябре 1987 г., по утверждению властей Республики Корея, северокорейские агенты взорвали авиалайнер национальной авиакомпании КАЛ (Корейские авиалинии) рейса 858. В ре­зультате взрыва авиалайнера погибли все 115 пассажиров и членов экипажа, находившихся на его борту. КНДР оказыва­ла помощь, в том числе в виде поставок стрелкового оружия, взрывчатки и диверсионной подготовки иностранных граж­дан в своих учебных центрах, различным международным террористическим организациям и движениям в Латинской Америке, Африке и Юго-Восточной Азии, включая маоис­тскую Новую народную армию, борющуюся с властями Фи­липпин. По данным Госдепартамента США, в марте 1996 году кампучийскими властями был арестован один из уцелевших руководителей «Коммунистической лиги - Фракция крас­ной армии» Йошими Танака, пересекавший пост погранич­ного контроля в столичном аэропорту в составе группы севе­рокорейских.

В 70-90-е годы ХХ века практика государственной поддерж­ки международного терроризма находила свою реализацию и на Африканском континенте. Она была неотъемлемым эле­ментом внешнеполитического курса ЮАР направленного на обеспечение безопасности режима апартеида путем дестаби­лизации политического и экономического положения «прифронтовых» (соседних) стран. В списке получателей разнообразной помощи, от государственных структур ЮАР значились Национальный фронт освобождения Анголы (ФНЛА) и Национальный союз за полную независимость Анголы (УНИТА), а также Мозамбикское национальное со­противление (РЕНАМО). Она включала предоставление учебно-тренировочных баз на южноафриканской террито­рии, направление инструкторов из числа военнослужащих и служб безопасности ЮАР, поставки вооружений и боеприпа­сов, снабжение обмундированием и предоставление финансо­вой помощи. Упомянутые антиправительственные движения, выступавшие за свержение законно избранных правительств своих стран, вели интенсивную диверсионно-террористичес­кую деятельность, мишенями которой становились различ­ные органы власти, государственные чиновники и полити­ческие деятели, военнослужащие правительственных войск и полицейские. Важным компонентом их «освободительной» борьбы было запугивание местного населения с целью демо­нстрации беспомощности официальных властей и принуж­дения жителей подчиниться порядкам, устанавливаемым повстанцами. Естественным результатом этого стал тот факт, что жертвами террористических кампаний, развязанных эти­ми группировками, сформированными, как правило, на этноплеменной основе, становилось мирное население. Бо­лее того, объектами устрашения являлись международные организации и их сотрудники.

Таким образом, практика государственной поддержки международного терроризма последней четверти ХХ века отражала разобщенность мирового сообщества и стремление многих государств использовать тайные рычаги силового воздействия с целью решения конфликтных ситуаций в отно­шениях с соседними странами или реализации своих регио­нальных или геополитических амбиций. Губительный подход деления международных террористов на «своих» и «чужих» привел к тому, что это явление приобрело самостоятельное мировое значение. Оно подвело человечество к грани его то­тальной зависимости от воли хорошо координированного и самодостаточного международного сообщества привержен­цев насильственных действий, нашедших свое место в жиз­ни и не желающих возвращаться в лоно «демократических» институтов урегулирования возникающих конфликтных си­тyaций. Это тем опаснее, что многие из стран, уличенных в государственной поддержке международного терроризма, имеют доступ к химическому и биологическому оружию, ко­торый включает производство этого оружия и его отдельных компонентов.

3. Терроризм как преступный бизнес

ХХ век убедительно доказал, что, какую бы политическую мотивацию ни выдвигали теоретики международного терро­ризма, его подоплека всегда носит экономический характер. Конечной целью международного терроризма является изме­нение экономических отношений в обществе и перераспре­деление собственности. В последнее время терроризм все больше и больше обнаруживает себя как средство борьбы за обладание углеводородными сырьевыми ресурсами.

Достаточно проследить вековую историю леворадикаль­ного движения, чтобы убедиться в том, что ему внутренне присуща такая функция, как «экспроприация собственно­сти». Любая деятельность, в том числе политическая, всегда требовала финансовых затрат и, следовательно, поисков ис­точников денежных средств. Ограбление банков, магазинов и складов, т. е. посягательства на собственность - государ­ственную или частную, было достаточно распространенным явлением в практике революционных террористических групп не только в России, но и в Европе, Северной Америке начала прошлого столетия. Подтверждает это «успешная» деятельность боевых дружин большевиков и боевой органи­зации партии социалистов-революционеров. Столь же реши­тельный настрой на изъятие чужих финансовых средств де­монстрировали анархистские группы в различных странах мира, например во Франции и Италии.

Во второй половине ХХ в. приверженцы революционного насилия продолжали эту традицию, которая прослеживается во многих странах Западной Европы. Так поступали терро­ристы западногерманских «Движения 2 июня», «Революци­онных ячеек» или Фракции Красной Армии. В одном только 1971 году суммарная стоимость изъятых РАФ у «эксплуататоров» средств составила 2 млн. марок). Боевики французского «Пря­мого действию» за 1979-1981 гг. революционеры» пополнили ограблениями бюджет своей организации на 100 млн. фран­ков. Аналогично действовали португальские «Народные си­лы 25 апрелю», галисийские маоисты из испанской «Группы патриотического антифашистского сопротивления 1 октяб­ря». Практика «экспроприации экспроприаторов» пришлась по вкусу и итальянским леворадикальным организациям, в числе которых «Партизанские группы действия» и «красные бригады». Следует отметить, что итальянские террористы, вероятно, были самыми целеустремленными и настойчивы­ми среди своих западноевропейских единомышленников. Всего за одиннадцать лет (1972-1982) им удалось мобилизо­вать на свою революционную деятельность около 200 млн. долларов. Не отставали от них радикальные сторонники ле­вых идей в США, в латиноамериканских и азиатских странах.

Обычным явлением стали похищения богатых граждан в странах Латинской Америки. Этим преступным промыслом занимались такие организации, как колумбийские Нацио­нальная армия освобождения и Революционные вооружен­ные силы Колумбии, перуанское Революционное движение Тупак Амару и группа «Национальное революционное един­ство Гватемалы». Объектами похищения становились местные крупные и средние предприниматели, сотрудники известных зарубежных компаний, иностранные дипломаты и туристы, прежде всего американские.

Несмотря на гигантский размах похищений, любая стра­на Латинской Америки уступала «пальму первенства» в этом преступном бизнесе Ливану. Он пережил настоящий бум взя­тия в заложники иностранных граждан в конце 70-80-х го­дов. Среди похищенных оказывались зарубежные диплома­ты, бизнесмены, журналисты, служащие международных благотворительных организаций и даже представители ООН, в частности, военнослужащие из числа «голубых касок, обеспечивавшие соблюдение перемирия в зоне ливано-изра­ильской границы. Примечательно, что ответственность за эти акции брали на себя самые разные организации: «Исла­мский джихад», «Революционная организация мусульман­ социалистов», «Ячейки арабских коммандос», «Организация революционной справедливости», «Исламские революцион­ные бригады» и многие другие. Нередко условием освобож­дения заложников были политические требования. В то же время международные террористы соглашались и на простой выкуп, делая деньги даже на передаче родственникам трупов убитых заложников. Но в большинстве случаев похищенные становились инструментом шантажа правительств госу­дарств Западной Европы и США, поскольку среди заложни­ков были граждане США, Великобритании, ФРг, Франции и ряда других стран. Это обстоятельство заставляло некоторых исследователей, а также чиновников американского Государ­ственного департамента подозревать, что за этими похище­ниями стояли не малочисленные террористические группы, но влиятельная политическая сила, вероятно проиранская шиитская «Хезболла».

Не избежала эта напасть и Европу. Многие европейские леворадикальные и национально-сепаратистские организа­ции время от времени совершали захват заложников. Целью был преимущественно их обмен на освобождение своих со­ратников, оказавшихся в тюрьме. Тем не менее в отдельных случаях западногерманские «красноармейцы», баскская ЭТА и североирландская «Временная ИРА» соглашались на де­нежный обмен захваченных заложников.

В 90-е годы произошло сращивание экстремистских орга­низаций с наркобизнесом в Центральной Азии. Исламский экстремизм в Центрально-Азиатском регионе уже пропитан наркотиками. Однако сегодня тезис о наркоторговле как од­ном из основных источников финансирования террористов, видимо, нуждается в корректировке. Это же относится и к ут­верждению о том, что наркомафия в Ферганской долине пы­тается использовать местных исламистов (Исламская партия Туркестана, Исламская партия освобождения - «Хизб ат-тах­рир аль-исламий» и др.) для дестабилизации религиозно-по­литической обстановки в регионе. Складывается гораздо бо­лее опасная ситуация. Уже сегодня наркобизнес как один из наиболее доходных видов криминальной экономической дея­тельности подминает под себя местные группы религиозных экстремистов. Фактически мировая наркомафия прямо или опосредованно ставит центрально азиатских исламистов себе на службу. Отдельные группы религиозных экстремистов, ра­ботающих на наркотрафик в этом районе, уже обладают та­кой современной материально-технической базой, которой позавидовали бы не только многие борцы за дело «джихада», но и некоторые местные спецслужбы.

Таким образом, складывается ситуация, когда влиятель­ные международные коммерческие структуры не без госуда­рственной поддержки ряда государств прямо или косвенно, тайно или явно используют терроризм в качестве средства, обеспечивающего получение экономических преимуществ, ведение недобросовестной конкуренции и установление контроля над природными ресурсами суверенных госу­дарств. Борьба за торжество «чистого» ислама, установление«исламского порядка», построение халифата на фундамен­тальных принципах шариата - все это фактически отходит на второй план в деятельности наиболее «успешной» части сов­ременных исламистов. На передний - все чаще выдвигаются прагматические задачи по обслуживанию экономических интересов более мощных игроков на мировой сцене (круп­ный легальный и нелегальный бизнес). При этом междуна­родные террористические организации, умело пользуясь складывающимся положением, значительно усиливают свои позиции в регионе.

Постепенно международный терроризм сам превращается в прибыльный бизнес, который притягивает к себе всякого рода авантюристов и бандитов со всего света. Так, 90-е годы прошлого столетия дают богатый материал о планомерном пе­ретекании «воинов ислама» из одной «горячей точки» мира вдругую. Подтверждением этого могут служить кровавые конф­ликты на территории бывшей Югославии, в странах Цент­ральной Азии и Чечне, в индийском Кашмире и Афганиста­не. Последним примером может служить начало «священной войны» В Ираке, куда хлынул поток эмиссаров практически всех боеспособных радикальных исламских организаций и группировок из стран Ближнего и Среднего Востока, Юго­Восточной Азии. За считанные месяцы американской окку­пации Ирак превратился из страны с нулевой степенью тер­рористического риска в зону повышенной угрозы для осталь­ного мира.

Нельзя игнорировать и того факта, что интересы сохра­нения не стабильности в Ираке, а значит - выведение из тор­гового оборота иракской нефти заставили спонсоров из ряда нефтедобывающих арабских стран увеличить финансирова­ние борьбы «моджахидинов» против «янки» - «врагов исла­ма». Одним из следствий этого стало возрождение в постсад­дамовском Ираке прежде почти уничтоженных местных и региональных исламских фундаменталистских объединений «Братья-мусульмане», радикальные шиитские группы).

Анализ международного терроризма на рубеже двух тыся­чeлeтий свидетельствует, что в его недрах возникают целые бизнес-империи, которые не ограничиваются только опла­чиваемыми «заказными» акциями или нелегальными торго­выми операциями (поставки оружия и взрывчатых веществ, наркотрафик), наемничеством или банковскими ограблени­ями. Их цель - легализация капиталов, приобретение собственности, движимой и недвижимой, по всему миру, же­лательно подальше от зон конфликтов. Эти империи прони­зывают мировую финансовую систему, «прокачивающую» че­рез себя десятки и сотни миллионов долларов ООП или «группы Абу Нидаля», проиранской «Хезболла» или японской Фракции Красной армии, секты «Аум Синрикё» и многих других бойцов за «социальную, национальную или религиоз­ную справедливость». Они превращаются в «многопрофиль­ные холдинги» со своими социально-медицинскими и фи­нансово-кредитными учреждениями, телерадиовещательны­ми компаниями и печатными изданиями, многими другими атрибутами процветающего легального бизнеса. Однако са­мое опасное заключается в том, что, набирая экономическую силу и финансовую мощь, они неизбежно стремятся создать свою нишу в легальной политической сфере на всех уровнях, привнося в нее свой богатый опыт «нетрадиционных» мето­дов борьбы за реализацию корпоративных интересов. Угроза международного терроризма наряду с угрозами распростра­нения ОМП, неконтролируемой миграции, экологических катаклизмов все в большей степени определяет среду безо­пасности человечества в ХХI веке.

Заключение

Сразу после страшных терактов в Америке 11 сентября 2001 года широко распространилось мнение, что мир невозвратно изменился, что ход человеческой истории достиг какого-то очень важного поворота, что действительно начались новый век и новое тысячелетие. « Мир уже ни­когда не будет прежним», - говорили все, кому положено в таких случа­ях что-то говорить, - от самых обстоятельных политиков до самых лег­комысленных журналистов. Одни полагали, что смысл новой эры в предстоящем бескрайнем разгуле терроризма, и рисовали поражающие воображение картины десятков и сотен терактов, которые якобы после­дуют за американскими, потому что теперь «возможно все». Иван Ка­рамазов тоже думал, что «все позволено», но ему для этого требова­лось, чтобы не было Бога. Тогда как нынешним пророкам оказалось достаточно отсутствия нью-йоркских «близнецов».

Другие надеялись на то, что, ужаснувшись террористического варварства, все цивилизованное человечество еще теснее сплотится (видимо, вокруг США), прежние геополитические противники забу­дут старые и новые распри, объединившись в антитеррористическую коалицию и сделав своей главной совместной целью новый «кресто­вый поход» против Зла.

Оптимистические надежды были особенно сильны в России. Устав за время войны с терроризмом в Чечне получать новые и новые ножи в спину со стороны европейских и американских «доброжела­телей», мы могли надеяться на то, что теперь они несколько присми­реют сами, столкнувшись всерьез с терроризмом того же производст­ва и той же торговой марки, как и тот, с которым находимся в давнем противоборстве мы. Но вполне понятный прагматический поворот российской внешней политики был воспринят некоторыми из наших «крестоносцев» слишком буквально. Не раз и не два наши телешахе­резады, в том числе и самые благонамеренные, обрушивали на изум­ленных россиян информацию о том, что некий «единый христиан­ский мир» выступил в общий «крестовый поход», и ради великой цели необходимо забыть всевозможные «устаревшие» мелочи типа национальных интересов, национальной безопасности и непосредст­венных внешнеполитических целей нашего государства. Не будем судить - насколько российской дипломатии удалось остаться в гра­ницах разумного прагматизма, а насколько она пошла на поводу у подобных идеологических утопий, но необходимо признать, что в идеологии внешней политики действительно произошел серьезный сбой. Одно время казалось, что вернулись времена горбачевского «нового мышления», когда реальность приносилась в жертву утопиям построения «нового мирового порядка» во главе с Россией и США.

Как бы то ни было - разочарование оказалось весьма жестоким и большинству сентябрьских «пророков» должно быть не очень уютно будет вспоминать свои пророчества. Сегодня уже никто не говорит, что мир радикально изменился. Многие даже склонны отрицать, что 11 сентября 2001 года вообще произошло что-либо из ряда вон выхо­дящее и фраза «мир после 11 сентября» решительно вышла из моды. Крестоносные надежды также не сбылись - выяснилось, что мы при­сутствуем при полномасштабной геополитической и военной опера­ции мировой «супердержавы» - США, которые, пользуясь терактами как предлогом, укрепляют свое влияние в целом ряде ключевых сточки зрения своих национальных интересов регионов. Эта «анти­террористическая борьба» США отнюдь не является интернацио­нальным «крестовым походом», прочие нации могут только присое­диниться и одобрить американцев, но никак не играть свою – собственную, тем более - ключевую роль.

Военные союзы и коалиции, особенно гло­бальные, создаются не на основе общих идеалов, а на основе общих интересов и цементируются взаимным страхом и подозрительностью. Когда США и Великобритания поддерживали во второй мировой войне Советский Союз, то они это делали отнюдь не из любви к рус­ским. Уинстону Черчиллю принадлежит знаменитая фраза, сказанная 22 июня 1941 года: «если бы Гитлер вторгся в Ад, то я бы благожела­тельно отозвался о черте в Палате общин». Россия должна была бы быть действительным врагом действительных врагов Америки, чтобы рассчитывать на искреннее и долговременное союзничество. В дру­гих случаях невозможно было бы рассчитывать на большее, чем улыбчивые обещания, которые на Западе нарушаются с той же легкостью, что и на Востоке: «я слово дал, я его и взял». Поэтому идущий процесс «отбора» данных слов вполне нормален и его следует расценивать скорее положительно, без обид, - нас избавляют от не­нужных и вредных иллюзии, возможно - от последних иллюзии, ко­торые остались у России по поводу Запада после более чем десяти лет «западничества».

Значит ли это, что «в мире после 11 сентября» действительно ни­чего не изменилось, ни вообще, ни для России - в частности? Нет, не значит. Изменилось многое, но совсем не то, на что комментаторы указывали сразу же после происшедших событий. В мире не стало больше «сплоченности» цивилизованных стран против общей угрозы терроризма. Возможно, терроризм теперь запишут на первое место в числе «глобальных проблем человечества», раньше чем СПИД, «гло­бальное потепление» и «нарушение прав человека», но вряд ли Запад будет уделять борьбе с террором большее внимание, чем нужно для обоснования новых заморских акций американских зеленых беретов. Геополитическая борьба мировых держав за первенство и превосход­ство никуда не ушла - все так, но она осложнилась новым, вне ­системным, фактором - появлением на геополитической арене новой, террористической сверхдержавы, не имеющей ни определенной территории, ни устойчивого населения, но оттого еще более могуще­ственной. Эта держава заявила о себе и о своих претензиях оглушив­шими мир взрывами 11 сентября. Глобальный терроризм не стал но­вой угрозой, затмившей собою все остальные угрозы для человечест­ва, но он стал новой весьма грозной опасностью для любой мировой державы, прежде всего - для России.

«Мир после 11 сентября» изменился прежде всего на взгляд из России - если у Америки появился новый повод для экспансии в мире, то у России появился новый могущественный противник, против нее открылся «второй фронт». Точнее, понятно, что фронт этот открылся намного раньше, что мы воюем на нем если не с 1979-го в Афганистане, то уж точно с 1995 года в Чечне. Новым оказалось только то, что мировой терроризм своей атакой на Америку как бы провозгласил геополитическую неза­висимость и подчеркнул свою крайнюю дерзость и уверенность в своих силах. Ведущая войну против варварского нашествия Россия уже в полной мере представляет силы этого противника, однако нам еще только предстоит осознать свое одиночество на этой войне.

Список литературы

1. Международный терроризм. Борьба за геополитическое господство. Под ред. А.В. Возженникова. Москва. Эксмо-2007 год.

2.Террор - мировая война. Под ред. В.А. Шестакова. Москва. ОЛМА-ПРЕСС- 2003 год.

3.Россия в эру террора. Под ред.С.А. Гончарова. Москва – 2003 год.

4. Методические разработки Академии ФСБ России.