Реферат: Генезис и региональные особенности сословной ментальности кубанского казачества (конец XVIII – 30 –е гг. XX вв.)

Емельянов Юрий Николаевич

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Кубанский государственный технологический университет

Краснодар - 2006

1. Общая характеристика работы

Актуальность. Во-первых, в настоящее время принят закон о государственной службе казачества, в соответствии с которым казачьи организации получили возможность координации деятельности на федеральном уровне, право на несение государственной службы, в том числе военной, таможенной, природоохранительной, что обуславливает интерес к прошлому российского казачества. Во-вторых, конец XX в. и начало XXI в. отмечены активным исследованием вопросов региональной истории. В учебных заведениях Краснодарского края в программы изучаемых дисциплин введен региональный компонент, в том числе казаковедение. В-третьих, общество заинтересовано в возможностях адаптации возрождающегося казачества к современным условиям, поиске оптимальных путей его использования.[1]

Идеи восстановления жизненного уклада и воинской службы казаков повлекли за собой обсуждение целого ряда проблем, среди которых не последнее место занимает исследование ментальных особенностей кубанских казаков. Более глубокое изучение ментальных явлений обогатит историческую науку, даст новый толчок культурологическим исследованиям, позволит представить более полно историческую картину прошлого нашего региона, прогнозировать поведение социокультурных общностей Кубани и Кавказа в различных социально-политических ситуациях.

Объектом исследования выступает сословная ментальность кубанского казачества в её эволюционном развитии (образ мышления, мировосприятие, духовная настроенность индивида или группы, проявляющиеся в поведенческих шаблонах, устойчивых ценностных установках, деятельности, обычной жизни, традициях). Сословные особенности ментальности казачества способствовали сохранности казачьего социума во второй половине XIX – начале XX вв. в условиях превращения Кубани во внутреннею территорию Российской Империи; интенсивного развития капиталистических отношений; массового притока неказачьего населения в регион; "естественного" расказачивания.

Предмет исследования – институты и механизмы, формирующие сословную ментальность кубанского казачества, обеспечивающие её воспроизводство и передачу через поколения (семья, система воспитания, образовательные учреждения, обычаи и правовые нормы).

Хронологические рамки определяются объективными признаками. Период развития казачества как целостного военного, административного и хозяйственного организма – войска, в котором складывались институты и механизмы, формирующие сословную ментальность – охватывает период с последней четверти XVIII в., (начало переселения запорожских и донских казаков на Кубань, до 30 – х гг. XX в. – исчезновения войска как военной и административной единицы, казачества как военного сословия). Объект и предмет исследования относятся к устойчивым феноменам духовной жизни социума, поэтому требуют как ретроспективного анализа, так и обращения к фактам проявления сословной ментальности казачества в более поздние периоды времени.

Географические рамки охватывают границы нынешнего Краснодарского края и прилегающие к нему регионы, территории которых принадлежали ранее Кубанскому казачьему войску.

Степень изученности. Собственно историографическая традиция по интересующей нас проблематике относительно молода, поскольку сам термин "ментальность" и его использование в отечественной науке имеет недолгую историю. Однако уже в дореволюционные период авторы из казачьей среды в своих работах традиционно уделяют много внимания повествованию о происхождении, быте, нравах и воинской службе казаков.[2] Эти труды (например, К.К. Абазы, П.Я. Бугайского, И.Д. Попко, В.А. Потто) были серьезными, добросовестными исследованиями. Естественно, что они требуют критического осмысления, поскольку в большей степени отражают ментальные установки сознания казачества, авторское "видение" казаков, то есть идеал, образ, который совсем необязательно должен совпадать с реальностью.

Особое место в дореволюционной историографии занимают работы Е.Д. Фелицына и Ф.А. Щербины. Краевед, этнограф и статист Е.Д. Фелицын организовал дело административной статистики Кубанской области и сумел привлечь к работе почти все местные научные и литературные силы. Особую ценность для изучения ментальности казаков представляют комментарии к цифровым данным, где объясняются причины различной плотности населения, степени развития торговли, смертности и рождаемости в отделах области. Благодаря этим данным современные специалисты могут восстановить картину далекого прошлого, вести научную работу и исследования. Крупный и авторитетный историк кубанского казачества Ф.А. Щербина считал выразительницей "казачьих идеалов" Запорожскую Сечь, которая "была праматерью значительной части Кубанского войска". Историк описывает многие стороны внутрисословной жизни, раскрывающие ментальность кубанских казаков; уделяет в работе много внимания стараниям отдельных исторических личностей в деле открытия учебных заведений и стремление казаков обучать своих детей любыми имеющимися способами.

Ф.А. Щербина и Е.Д. Фелицын в основном затрагивают вопросы колонизации края, казачьего землевладения и землепользования, самоуправления, насыщены фактическим материалом. Для нас ценным являются наблюдения авторов о традициях казаков, отношении к соседним народам, характеристики поведенческих стереотипов.[3]

Значительный интерес представляют работы современников о заселении Закубанья и связанными с этим военно-административными реформами. Среди них такие ученые как П.П. Короленко, Ф.А. Щербина, Е.Д. Фелицын, Аурих, М.В. Венюков, И. Бентковский, П. Кирилов.[4] В большинстве работ присутствуют весьма любопытные характеристики кавказских администраторов, даются яркие картины жизни казачества, позволяющие сделать наблюдения и выводы по интересующей нас тематике на основе анализа поведенческих стереотипов.

Ментальные установки казачества в отношении землевладения, его связь с воинской повинностью отразили в своих работах Ф.А. Щербина, Н.С. Иваненко, Л. Тмутараканский, Л. Македонов, В. Щербина, Л.М. Бобырь-Бухановский и П.П. Орлов.[5] Л.М. Мельников, исследуя положение иногороднего населения в Кубанской области, дал яркие зарисовки взаимоотношений этих двух сословных групп населения области, показав особенности сословной ментальности казачества в отношении к иногородним.[6] Интересный материал о воспитательных и образовательных традициях кубанских казаков дают работы по подготовке казаков льготного и приготовительного разрядов, обучению в казачьих школах.[7]

Таким образом, дореволюционные авторы, так или иначе, касались вопросов ментальности, ментальных установок, оперируя современными им терминами и понятиями. Их работы представляют серьезный научный интерес, в том числе источниковедческий.

В советский период не было принято писать о казачьей ментальности, рассматривать духовные ценности казаков. Непосредственно в первые годы после революции отношение к казачеству было крайне негативное, как к кулацкой контрреволюционной силе. Определяющими для первых работ советского периода были оценки В.И. Ленина, который, как указывал И.Я. Куценко, специально о казачестве не писал, но "оперировал всеми составляющими войсковой сословности".[8] В целом ранние советские работы носят весьма политизированный характер и информации о ментальности казачества не содержат.

В дальнейшем, вплоть до 1960-х гг. работ, даже косвенно затрагивающих казачью проблематику, практически не было. Исключение составляет фундаментальный труд В.А. Голобуцкого о Черноморском казачьем войске. Несмотря на сосредоточенность автора на проблемах социально-экономического развития, социального расслоения и классовой борьбы, эта работа содержит обширный материал о взаимоотношениях внутри казачьего сообщества, традициях, обычаях и нравах.[9] Несомненный интерес представляют труды М.В. Покровского, дающие представление о взаимоотношениях казаков и горцев, взаимовлиянии и взаимопроникновении их культур.[10]

В 1960-1980-х гг. была проделана огромная работа по изучению социально-экономической истории Северного Кавказа, Кубани. Такие исследователи как А.В. Фадеев, П.А. Шацкий, В.Н. Ратушняк, П.П. Матющенко, И.Ф. Мужев, И.П. Осадчий, Б.А. Трехбратов и некоторые другие создали полноценную картину развития капиталистических отношений в регионе, сформировали прочную научную базу для оценок уровня социально-экономического развития как области в целом, так и отдельных категорий населения, исследовали аспекты межсословных отношений и классовой борьбы.

Однако вне поля зрения исследователей зачастую оставались проблемы духовной и культурной истории края, не рассматривались вопросы формирования и развития ментальности кубанского казачества.

В данной связи для нас особый интерес представляет комплексное исследование этнографии кубанских казаков, проведенное в рамках всесоюзной программы института этнографии им. Н.Н.Миклухо-Маклая РАН. Итоги масштабной работы до сих пор не имеют аналогов по полноте представленного материала.[11]

Проф. В.Н. Ратушняк отмечает, что в конце 1980-х гг. завершился очередной этап в развитии отечественного обществознания.[12] Казачья проблематика стала особо популярна. Начинается исследование проблем, игнорировавшихся в предшествующий период, требующих осмысления и изучения, в том числе такие аспекты, как этносоциальная характеристика казачества. Появились многочисленные работы, отражающие историю культуры, отдельные аспекты формирования традиционного сознания кубанского казачества, этнического самосознания.[13]

Следует сказать о работе "Кубанское казачество" И.Я. Куценко.[14] Автор исследует механизм формирования особых сословных установок сознания, процесс "приручения" казаков царской властью, создания из них надежной опоры царизма. Несмотря на ряд спорных тезисов в характеристике правового и экономического положения казачества, автор весьма точно и верно определил характер политики в отношении войска, направленной на создание из казачества замкнутой сословной общности.

Можно отметить "точечные работы" – по истории отдельных населенных пунктов, в которых исследуются вопросы формирования казачьего населения Кубани, содержатся интересные наблюдения и выводы о проявлении сословной ментальности кубанского казачества (например, в условиях внешней угрозы для общности).[15]

Традиционной системе ценностей кубанского казачества посвящена соответствующая статья проф. Н.И. Бондаря.[16] Исследование представляет собой беспрецедентный по насыщенности материал, позволяющий оценить казачьи поведенческие стереотипы, ментальные особенности.

Необходимо сказать несколько слов об эмигрантской и зарубежной литературе. Для неё характерны описательность, эмоциональность и стремление к красочным зарисовкам.[17] Данные работы представляют интерес скорее как источник по исследованию мифологем восприятия за рубежом российского казачества, хотя в последнее время можно отметить серьезные труды.[18]

В последнее время появились работы, непосредственно относящиеся к исследованиям ментальности, различных аспектов самосознания кубанского казачества.[19] Особое место в новейшей историографии занимают труды В.И. Лях. Монография «Просвещение и культура в истории кубанской станицы» комплексно рассматривает проблемы становления и развития культуры и народного образования на Кубани. [20] Исследования О.В. Матвеева дают историческую картину мира кубанских казаков, раскрывают образ мышления казачества, ментальные установки сознания. [21]

Таким образом, в дореволюционной исторической науке был заложен фундамент исследования особенностей исторического бытия казачества. В советский период изучены социально-экономические аспекты развития Кубани. Созданы обобщающие работы по истории региона и народов здесь проживающих. В последнее десятилетие вышел ряд работ по характеристике особенностей воинской службы, территориально-административного устройства, традиций и духовных ценностей казаков, в которых ментальность кубанского казачества рассматривалась эпизодически. Можно констатировать назревшую необходимость исследования ментальности кубанского казачества, её составных частей, эволюции и механизмов трансляции, влияния ментальных установок на поведенческие императивы казачьего социума.

Цель работы заключается в исследовании генезиса и выявлении особенностей сословной ментальности кубанского казачества. Для достижения поставленной цели были выдвинуты следующие задачи:

показать место и роль семьи в системе жизненных ценностей казачества, формировании ментальных установок сознания;

отразить ментальность казаков в аспекте передачи опыта через поколения;

определить место и роль общественных и правовых институтов, религиозных воззрений в структуре ментальности кубанского казачества;

рассмотреть особенности сословной ментальности и самовыражения кубанского казачества как военно-служилого сословия.

Методологическая основа. Для воссоздания целостности исторического процесса в работе использовались историко-генетический, историко-сравнительный, проблемно-хронологический методы, метод логического анализа, историко-ситуационный метод и др. Использование всех вышеуказанных конкретно-научных методов опирается на принципы историзма, объективности и системности, составляющие методологическую основу исследования. Данные принципы подразумевают объективность, всесторонность изучения предмета исследования в контексте исторической эпохи и взаимосвязи с соседствующими явлениями, событиями и процессами, свободы от идеологической или любой иной предвзятости и заданности.

Для исследования феномена ментальности требуется специфические методы и подходы. Автор исходит из понимания ментальности как постоянно действующего активного начала. Ментальность проявляется в действиях.[22] Наиболее подходящим по смыслу к термину "менталитет" будет давно уже используемый в нашей литературе (как в историко-социологическом, так и в общетеоретическом плане) термин "духовный мир".[23] Под духовным миром человека (личности) понимается его сознательная психическая и общественная жизнь, взятая в совокупности и целостности. Духовный мир больших общественных групп, следовательно, отражает природное и социальное бытие, отношение к мирозданию, его прошлому, настоящему и будущему, к общественным отношениям, сложившимся к определенному времени.[24]

Все теоретики истории ментальностей подчеркивают, что речь идет о не осознаваемых самим человеком установках сознания, привычках мышления и поведения, – эти неотрефлексированные образы и представления и есть "менталитет".[25] Методологически корректным представляется изучение в рамках истории ментальностей таких явлений, как слухи,[26] различные страхи (включая ксенофобию),[27] а также суеверий, бытовой религиозности (например, в действующей армии),[28] – все это примеры неотрефлексированного поведения или состояния.

Таким образом, в своей работе мы опираемся на понимание ментальности как на невербализованные, не всегда осмысленные установки сознания, воспитываемые и культивируемые казачьим социумом и проявляющиеся в действиях как индивида, так и социума в целом. Правовое положение казачества как сословия накладывало определенный отпечаток на ментальность этого страта, что мы называем сословной ментальностью.

Источники. В диссертации использованы материалы пяти архивов: Российского государственного военно-исторического архива, Государственного архива Краснодарского края, Государственного архива Ростовской области, Архивного отдела администрации г. Армавира, Текущего архива Славянского городского казачьего общества.

В фондах Российского государственного военно-исторического архива отложились документы Главного управления казачьих войск России о службе кубанских казаков в конвое, о состоянии области и войска в различные периоды. Привлекли внимание фонды: 330 – Главное управление казачьих войск (1857 – 1910 гг.); 643 – Кубанское (Черноморское) казачье войско; 970 – Военно – походная канцелярия Его Императорского Величества при Императорской главной квартире (1826 – 1917 гг.).

Значительный объем материалов, касающихся истории кубанского казачества отложился в фондах Государственного архива Краснодарского края. Использовались материалы фондов: 46 (1 о.а.ф) – Станичные, куренные, хуторские, аульские и волостные правления Кубанской области; 162 – Пашковское станичное правление Екатеринодарского отдела Кубанской области; Р-234 – Кубано-Черноморское статистическое бюро; 249 – Канцелярия Наказного атамана Кубанского казачьего войска; 252 – Войсковое правление Кубанского казачьего войска; 396 – Войсковой штаб Кубанского казачьего войска; 418 – Управление атамана Темрюкского отдела Кубанской области; 427 – Коллекция документов по истории просвещения в Черноморском и Кубанском казачьем войске; 460 – Кубанский областной статистический комитет; 470 – Дирекция народных училищ земли войска Черноморского, Дирекция народных училищ Кубанской области; 706 – Покровская церковь станицы Михайловской и другие.

В Государственном архиве Ростовской области использованы материалы фондов: 341 – Войсковая канцелярия Войска Донского; 800 – Канцелярия азовского губернского землемера; 494 – Бузулукское сыскное начальство Войска Донского; 339 – Хоперское окружное полицейское управление, отражающие различные аспекты казачьей истории и повседневности.

В Архивном отделе администрации г. Армавира хранятся материалы, содержащие наблюдения декабристов, пребывавших на Кубани, о быте и нравах казаков, воспоминания старожилов о взаимоотношениях между казаками и иногородними. Данные материалы взяты из фондов: 1271 – Доклады, отчеты деятельности Кубанского войскового контроля; Р – 1271 Воспоминания – мемуары красных партизан периода гражданской войны.

Текущий архив Славянского городского казачьего общества содержит документы и материалы, относящиеся непосредственно к деятельности современного Славянского казачьего общества.

В указанных фондах российских архивов отложились статистические материалы; документы, характеризующие развитие образовательной системы, отношение казачества к обучению; делопроизводственные документы и материалы, показывающие жизнь войска, отдельных казачьих семейств, выявляющие восприятие и отражение в сознании казаков различных событий, проявляющиеся в поведенческих императивах.

Так же использовались такие опубликованные источники как законодательство,[29] делопроизводственные, административные акты, отчеты высших должностных лиц,[30] сборники документов,[31] статистические материалы.[32] Они рассматривались как источник изучения внешних факторов формирования сословных установок сознания, сословной ментальности, позволяющие проанализировать правительственную политику по отношению к казачеству, её цели и задачи.

Публицистика и материалы периодической печати. Среди отдельно опубликованных работ, значительный интерес для нас представляют те, в которых авторы (например, А.С.Собриевский) выражали отношение казачества к тому или иному вопросу, по сути, характеризовали ментальные установки сознания.[33] Публиковались отклики и критические замечания на преобразования в казачьих войсках. Это особенно ценные свидетельства, отражающие отношение современников к проводимым преобразованиям.[34]

Материалы периодической печати чрезвычайно насыщены самыми разнообразными сведениями. Особая ценность этих свидетельств заключается в содержащихся оценках современников тех или иных событий, бытовые детали и подробности, ускользающие от взгляда исследователя в сугубо научной работе. С другой стороны, материалы периодической печати имеют ряд недостатков с точки зрения достоверности, неточностей и требуют критического подхода.

Источники личного происхождения. Для исследования особый интерес представляют результаты анкеты, проведенной среди деятелей казачества в эмиграции, атаманами Дона, Кубани и Терека и правлением Казачьего союза в 1928 г. Казаки высказывают свои мысли о сущности казачества, его предназначении, выявляют характерные черты "национального духа казаков".[35]

Научная новизна работы состоит в следующем:

– Впервые представлено комплексное исследование эволюции сословной ментальности кубанского казачества, институтов и механизмов её сохранения и трансформации;

– изучены роль и значение в формировании сословных ментальных установок ранней социализации, воспитания в казачьих семьях;

– исследовано значение образовательной системы в формировании сословной ментальности, выявлены особенности "сословной" казачьей школы Кубани;

– представлен комплексный обзор значимых констант казачьего социума, на которых базируется его сословная ментальность;

– проанализированы проявления сословной ментальности в исторических событиях;

– представлены новые, основанные на иных методологических принципах анализ и интерпретация уже известных источников и литературы в соответствии с используемой методологией, целями и задачами диссертационного исследования.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В основе ментальности кубанского казачества лежали традиции Запорожской Сечи, "вольных" казачьих сообществ. На Кубани институты и механизмы формирования и трансляции ментальных установок сознания трансформируются и изменяются под влиянием политических и социально-экономических условий, демонстрируя гибкость и живучесть.

2. Важную роль в формировании ментальных установок играла семья, казачья община, школа, религиозные институты. Семейные традиции, общественный характер воспитательного процесса, сословный характер образования обеспечивали воспроизводство традиционных ментальных установок.

3. Сословная ментальность кубанского казачества в исследуемый период отражала особое положение казачества как привилегированного, по сравнению с иногородними, сословия, искусственно поддерживалась и развивалась усилиями власти с целью создания замкнутой сословной общности, опоры самодержавия.

5. В сословной ментальности кубанского казачества можно выделить элементы ментальных установок военных сообществ боле раннего периода (воинской ментальности, ценностное отношение к демократическим традициям, семейным институтам), которые в рассматриваемый период стали играть роль маркеров, отделяющих казачье сообщество от других сословных групп населения России, Кубани.

6. Сословная обособленность, особый порядок управления, отбывания воинской повинности, землевладения и землепользования в изучаемый период стали элементами сословной ментальности, цементирующими казачью общность.

Теоретическая и практическая значимость. Основные положения и материалы могут быть использованы в дальнейших исследованиях в области изучения ментальности различных социальных и этнических групп; при анализе этнополитических проблем и процессов; формировании региональной политики, разработке проектов по предотвращению эскалации межнациональной напряженности в северокавказском регионе; чтении спецкурсов по проблемам истории и культуры Кубани; учебно-воспитательной и образовательной работе в казачьих учреждениях соответствующей направленности.

Апробация результатов исследования. Материалы исследования послужили основой для публикации монографии «Просвещение и воспитание в Кубанском казачьем войске (конец XVIII – начало XX века)» (г.Славянск – на – Кубани, 2004), тезисов на восьми научных конференциях: региональной научно-практической конференции "Историческое регионоведение вузу и школе" (г. Славянск – на – Кубани, 1997); межрегиональной научной конференции "Интеллигенция Северного Кавказа в истории Росси" (г. Ставрополь, 1998); всероссийской научной конференции "НЭП и становление гражданского общества в России: 1920-е годы и современность" (г. Славянск-на-Кубани, 2001); региональной научно-практической конференции "Историческое регионоведение вузу и школе" (г. Славянск-на-Кубани, 2001); региональной научной конференции "Северный Кавказ в межцивилизационных контактах и диалогах от древности к современности" (г. Армавир, 2002); международной научной конференции "Казачество России, история и современность" (г. Геленджик, 2002); региональной конференции "Историческое регионоведение ВУЗу и школе" (г. Славянск-на-Кубани, 2003), научно – практической конференции преподавателей и студентов (г. Славянск – на – Кубани, 2005), использованы в учебном процессе Славянского –на - Кубани государственного педагогического института, курсов повышения квалификации учителей средних общеобразовательных школ Славянского и Красноармейского районов Краснодарского края, учебных учреждений казачьей направленности.

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры истории и культурологии Кубанского государственного университета.

Структура работы обусловлена целью и задачами диссертационного исследования. В основу структурирования материала положен проблемно-хронологический принцип – во всех главах и параграфах анализируется проблема в её хронологическим развитии. Диссертация состоит из введения, трех глав (по два параграфа в каждой), заключения, списка использованных источников и литературы.

2. Основное содержание работы

Во "Введении" определены актуальность, объект и предмет, географические и хронологические рамки исследования, цель и задачи, источники и методология, проанализированы основные историографические итоги изучения заявленной проблематики.

В первой главе "Семья, воспитание, традиция в формировании традиционных ментальных установок сознания" рассматривается влияние на формирование сословной ментальности кубанского казачества особенностей семейно-бытового уклада, роль воспитательных традиций. В параграфе первом "Особенности семейно-бытового уклада" исследуется роль семьи как важнейшего общественного института, формирующего ментальность кубанского казачества. Именно в семье на ранних этапах социализации закладываются основы мировидения, формируются поведенческие доминанты и стереотипы. В восприятии казаков, по свидетельству Ф.А. Щербины, семья играла значительную роль.[36]

В быту большой казачьей семьи имели распространение домостроевские патриархальные нравы, которые укреплялись сословной обособленностью казачества. Эти факторы самым непосредственным образом связаны с формированием сословной ментальности казачества. Развивалась установка сознания: семья – хозяйство – служба – женщина. Отсюда – высокая роль и значение женщины-казачки в семье. Яркое проявление казачьей ментальности – отношение к "примакам". Для казака – воина, главы семьи, хозяина быть в положении неимущего и не решающего ничего члена семьи было унизительно.

Ярким проявлением казачьей воинской и сословной ментальности было глубоко уважительное отношение к старикам - носителям мудрости, в том числе воинской, их высокий статус в семье. Большое значение воинского начала в ментальности кубанских казаков проявлялось в изменении отношения к невестке в семье, родившей мальчика – будущего воина, казака. Особое привилегированное положение создавало предпосылки для формирования устойчивой установки на "исключительность" социального положения казака, что проявлялось в пренебрежительном отношении в казачьих семьях к невесткам-иногородним.

Вместе с тем, в западных станицах Кубани, казачья ментальность, имевшая в основе свободолюбие и некоторое влияние демократичного строя украинской семьи создавала условия для возникновения более свободных внутрисемейных взаимоотношений.

Важнейшей особенностью ментальности кубанского казачество было традиционное половозрастное разделение труда в казачьих семьях. Основное положение этого разделения выражалось кубанской пословицей: "Без хозяина двор, без хозяйки хата плаче". Хозяин считался главой внешнего, "надворного" хозяйства, жена – внутреннего "хатного".

Казачий социум поощрял такие качества, как честность, отвага и удаль, добродетель, умение хозяйствовать и содержать семью в достатке, трудолюбие и почтение к старшим. Эти качества одновременно являлись соционормативами, поддерживались как на уровне семьи, так и на уровне станичного общества.

Следует признать, что существовали и такие явления в казачьей среде, как прелюбодеяние, лень, грубость и неумеренное употребление алкоголя. Однако эти качества и деяния подвергались осуждению и существовали регуляторы, позволяющие привлечь "провинившихся" к ответственности в семье и в станичном общества.

Во втором параграфе "Роль воспитательных традиций в ментальности кубанского казачества" исследуется влияние процесса воспитания детей у казаков на формирование сословной ментальности. Это была целая система, основанная на сословных обычаях и традициях. В казачьих войсках воспитание подрастающего поколения было под строгим контролем всего общества. Данная особенность – общественный контроль и большое значение общественных соционормативов играли важную роль в казачьем обществе.

Традиционная система воспитания детей на Кубани складывалась под воздействием определённой хозяйственно-культурной деятельности, социальных отношений, уклада жизни и природной среды Кубани. У кубанских казаков народная педагогика преследовала три основных воспитательных аспекта: военно-патриотический, трудовой и нравственный.

Военно-патриотическое воспитание было направлено на подготовку будущих казаков-воинов, которые должны иметь высокую боевую выучку и чувство патриотизма – главнейшую составляющюю в формировании сословной ментальности казачества на ранних ступенях социализации. Кратко охарактеризовать сословную ментальность можно так: казаки осознанно выбирали призвание профессиональных воинов, гордились образом жизни, который отличал их от остальных, – воинским мастерством, громкой славой, строгим порядком во всем, красивыми обычаями и обрядами, высоким уровнем грамотности и трудолюбия. Трудовое воспитание прививало не только трудолюбие, но и чувство гордости за то, что казаки отличаются высоким трудолюбием. Задачи нравственного воспитания были направлены на то, чтобы вырастить молодое поколение преданным православным идеалам и традициям, уважающим старших, имеющим чувство сословной гордости.

Среди механизмов формирования указанных ментальных особенностей можно выделить: традиции – кулачные бои, игры, соревнования и прочие аспекты приобщения к воинской науке. Важным механизмом формирования ментальных установок была преемственность, традиция передачи опыта предыдущих поколений – рассказы пожилых казаков о былых сражениях, о истории своего рода и семьи.

Специфический уклад жизни казаков налагал отпечаток и на отношение в казачьей среде к женщине, на воспитание девочек. Женщины в казачестве пользовались уважением и служили примером для дочерей, которым передавали покорность и уважение к мужчинам-хозяевам, защитникам.

Казачий социум отличался целостностью и нацеленностью на воспроизводство традиционных установок сознания. Особое место в воспитании казаков занимали ценностные ориентиры, направленные на осознание особого положения и цели жизни казака. Данные установки реализовались на уровне семьи, на уровне общества. Для достижения этой цели использовались как традиционные методы и способы социализации, так и специфические формы: общественный контроль, традиции, праздники и пр.

В формировании менталитета казака особое место занимали идеи служения Родине, воинское начало, почитание старших. Следует отметить, что во второй половине XIX в., с притоком иногороднего населения целостность казачьего социума стала размываться. Это было неизбежно в новых условиях: превращения Кубани во внутреннюю территории империи и развития капиталистических отношений.

Во второй главе "Ментальность в эволюции способов передачи опыта через поколения" проанализированы роль и значение образовательной системы в формировании ментальных установок казачества.

В первом параграфе "Становление и развитие системы обучения детей грамоте в Черноморском и Кавказском линейном казачьих войсках" указывается, что образовательная система, воспитание и социализация в школе оказывали существенное влияние на мировосприятие и самосознание детей и подростков, формирование ментальных установок. Кубанская система образования и просвещения обладала рядом особенностей, которые мы рассматриваем как один из механизмов формирования сословной ментальности кубанского казачества. [37]

Развитие системы обучения детей грамоте на Кубани в первой половине XIX в. проходило в сложных социально-экономических и политических условиях. Зачастую казачество не имело средств для открытия и успешного функционирования учебных заведений, не всегда была поддержка государства. Но, т.к. дети в ментальности кубанских казаков представляли высшую ценность, выступая в качестве основы семьи и будущего всей общины, то войсковое правительство, станичные власти и отдельные казаки – меценаты приложили все усилия и имеющиеся ресурсы для достойной подготовки подрастающего поколения к жизни.

Вместе с тем в ментальности казачества прослеживается несколько любопытных особенностей, связанных с образованием и просвещением. Во-первых, можно отметить стремление к развитию образования и просвещения со стороны казачьей интеллигенции, войскового начальства (К. Россинский, атаманы войска – Ф. Бурсак, Г. Рашпиль). В просвещении они видели путь улучшения нравов, повышения благосостояния, а позднее – способ формирования верноподданнических чувств среди казачества.

Во-вторых, у рядовых казаков отношение к образованию было двойственным. С одной стороны уважительное, с другой – потребительское. Зачастую казаки стремились дать своим детям начала образования исключительно в утилитарных целях, для военной карьеры. Интересно отметить, что особенности воинской ментальности казачества оказали влияние на формирование системы образования, на его содержание – в школах Кубани изучали военное дело.

В-третьих, особенностью казачества Старой и Новой Линии было отсутствие в первой половине XIX в. школ, открытых, общедоступных способов обучения грамоте и письму. Такое специфическое образование – домашнее – цементировало казачью общность и обеспечивало трансляцию ментальных установок сознания, связанных с религиозностью (раскольничеством, т.к. казаки Кавказской Линии были в основном староверами).

В-четвертых, именно развитие образования привело к формированию казачьей интеллигенции, той прослойки, которая стала выразительницей казачьих интересов, отражая впоследствии ментальность кубанского казачества.

Во втором параграфе "Народное просвещение в Кубанском казачьем войске в пореформенный период" анализируются изменения в развитии народного просвещения во второй половине XIX в. отмеченной событиями, которые положительно повлияли на состояние дела народного просвещения. В этот период насущным и актуальным оказался вопрос не только о расширении народной школы, но и о всеобщем начальном образовании. Образование становится инструментом формирования сословной ментальности казачества, механизмом воспитания "верноподданнических чувств".

С одной стороны происходит "навязывание" образования войсковым начальством и образовательные цели сочетаются с воспитательными, с формированием лояльности к режиму в казачьей среде.[38] С другой, многие рядовые казаки на школу смотрели как на ненужную обязанность, поскольку она отрывала детей от домашней работы, хозяйства. Как представляется, это произошло в результате переоценки роли и значения военной службы, повышения значения материального благополучия в условиях интенсивного развития капиталистических отношений.[39]

Важнейшей особенностью образовательной системы Кубани была "сословность" школы. Таким образом, школа на Кубани стала одним из институтов, формирующих определенные особенности сословной ментальности казачества - чувство исключительности, избранности и превосходства над неказачьим населением. Здесь особо следует выделить такие учебные заведения, как Кубанское Александровское реальное училище, Мариинский институт. Причем выпускницы "Мариинки" сами зачастую становились учителями.

В третьей главе "Генезис ментальности через трансформацию общественных институтов" исследована трансформация сословной ментальности в эволюции общественно-правовых и духовных воззрений, эволюции сословного самосознания и самовыражения кубанского казачества.

В первом параграфе "Сословная ментальность в эволюции общественно-правовых и духовных воззрений" исследуется процесс возникновения и развития сословных особенностей ментальности в рамках общественных институтов. Рассматривая сословную ментальность кубанского казачества в эволюции общественно-правовых и духовных воззрений необходимо выделить именно сословную составляющую, по сути – проявление сословной ментальности в действии.

В генетическом плане общественно-правовые и духовные воззрения кубанского казачество исследуемого периода восходят ко времени, когда она определялась еще сохранившимися общинными традициями запорожских и донских казаков, конфессиональным фактором. В XIX в. традиционные институты публичной власти, казачьи регалии постепенно превращались в механизмы и институты воспитания таких установок сознания, как "чувство причастности" и значимости казачества как защитника престола, лояльности к власти с одной стороны, формирования традиционных ценностных ориентаций военного сообщества у подрастающего поколения – с другой.

Целостность – еще одна черта сословной ментальности и культуры кубанских казаков. Казаки были сильны землячеством. Слово "станичник" было синонимом слова "товарищ", "друг", "брат".[40] Казаки дорожили коллективизмом и сознательно его культивировали. Он находил отражение во многих сферах жизни казачества и имел древние традиции. Станичники вместе уходили на службу, служили, как правило, в одном полку. Через одни и те же подразделения проходило несколько поколений жителей станицы. Принцип "сам погибай, а товарища выручай" редко когда нарушался в казачьей среде.[41]

Не менее важной особенностью являлась гласность, под влиянием которой развивалась система судопроизводства. Ярким показателем ментальности была форма наказаний, в которых принимало участие все казачество. В важных случаях преступника привязывали к столбу, возле него клали кий, и каждый из казаков общины мог нанести столько ударов, сколько считал нужным.[42]

Ментальность казачества тесно связана с одной из форм христианского подвижничества, именуемого рыцарством. Доказательством тому служит казачья традиция, возбраняющая носить обручальные кольца (эта традиция была и у священников) как напоминание о том, что их жизнь принадлежит не семье, а отечеству земному или небесному.[43] Жертвовать жизнью за других – так понимало свое предназначение христианское рыцарство, духовным наследником которого сознавало себя казачество.[44]

Общественно-правовые и духовные воззрения отражают ту часть ментальности, которую можно охарактеризовать как регуляторы поведения личности, общности. В формировании и трансляции этих ментальных особенностей кубанского казачества следует выделить два основных фактора: традиционные демократические институты и механизмы осуществления публичной власти и судопроизводства, а также сопряженную с ними религиозную составляющую как одну из основ идентичности казачества.

Основной организационной формой проживания казачества была община. Общинников объединяли производственные интересы, коллективная ответственность перед государством, правосудие, религиозная жизнь, организация досуга, взаимопомощь. Это был важный механизм, отвечающий за устойчивое воспроизводство коллективистских ментальных установок.

Помимо того, именно в общине сохранялись демократические институты и ценности. Казаки прочно держались веками сложившейся системы войсковых кругов и рад. Как представляется, это стремление к сохранению старины отражало ментальные особенности казачества как военного сообщества. Общеказачьи собрания служили для них символом их свободы и равноправия. Знаменательной чертой казачьей ментальности было неприятие тайных процедур голосования, которые рассматривались как несовместимые с понятием братства и честности.

Отмечая трансформацию казачьих общин в войско, сословие, мы должны констатировать устойчивость самоуправленческих традиций. Даже социальное расслоение в самой казачьей среде не привело к четко выраженной классовой дифференциации общества. Как представляется, причиной этому был такой компонент ментальности казаков как представление о личной свободе казака, независимости своего войска, которое считалось гарантией свободы, всеобщего равенства и сохранения корпоративных ценностей.

Второй параграф третьей главы посвящен исследованию "Эволюции сословного самосознания и самовыражения". Кубанское казачество – это сложный социально-экономический, политический и этнокультурный организм. Сословно-правовой статус казачества определялся, прежде всего, принадлежностью к войсковой организации и ее структурным подразделениям и регулировался в первой половине XIX в. положениями о казачьих войсках, которые, имея целью унификацию прав и обязанностей казаков, придание им некой общей юридической окраски, вместе с тем учитывали специфику региональных казачьих формирований.[45] Казачество отличалось от других сословий более замкнутым характером, относительной изолированностью от других классов и сословий российского общества.[46]

Наличие корпоративной земельной собственности способствовало сохранению и поддержанию статуса сословной группы, консервировало казачью общность, выступало мощным фактором формирования сословной ментальности.

Однако определенную двойственность в сущности казачества можно наблюдать в других аспектах. Например, в отношении к религии – православие являлось официальным атрибутом, однако и богослужебная практика и нормы морали в некоторых случаях отличались от принятых в православии. Наряду с холостыми казаками были и женатые. В финансово-экономическом отношении среди казаков были и крупные собственники (паны, домовитые) и нищие (сирома, голытьба). Если говорить о профессии, то война хоть и являлась главным предназначением, но казаки были и умелыми земледельцами.[47] После снятия военной угрозы с юга казачество не слилось с регулярной армией, не образовалось в религиозную конфессию, не стало самостоятельным этносом, но и отличало себя от других групп русского народа.

Все это говорит о том, что казачество – это, прежде всего, некая духовная общность, где свои традиции, особенный хозяйственный уклад и менталитет, где и войсковая элита и рядовое казачество осознавало себя частью единого организма.[48]

Важное место в формировании сословной ментальности играли различные особые знаки внимания, оказываемы казачеству со стороны монаршей семьи. В рескрипте Николая II от 19 июня 1896 г. в связи с 200-летием Кубанского казачьего войска дана высокая оценка кубанцам: "…По призыву самодержавных предков Наших Кубанское войско являлось повсюду, где верховная воля ему указывала, стяжало себе неуязвимую славу… Кубанцы проявили свойственную им отвагу и находчивость…".[49]

Имперские ценности казаков отчетливо проявились в годы первой мировой войны. Нехватка продовольствия, обмундирования, отсутствие слаженных действий в военном руководстве привели к быстрой революционизации армии, но казачьи части рвались в бой, практически не отмечены факты дезертирства. Казаков посылали на позиции, чтобы "вернуть пехоту в ее окопы, чтобы придать ей стойкость и твердость еще большую".[50] Одно появление казаков вблизи пехоты действовало отрезвляющим образом на малодушных и трусливых.

Таким образом, воинское начало поддерживалось и культивировалось на всем протяжении существования казачества и стало одной из составляющих сословной ментальности. Именно военная служба, военное призвание виделось казаками как основное, достойное казака дело.[51]

Особый порядок землевладения и землепользования стал одним из важнейших феноменов сословной ментальности казачества. Несмотря на внутреннюю неоднородность, казаки в основной своей массе выступали за исключительные права на землепользование в казачьих областях. Это находит многочисленные подтверждения в событиях революции и гражданской войны, в документах личного происхождения, в публицистических работах, в исторических исследованиях.[52] И документы, и историки свидетельствуют – земля выступала в сознании казаков как особая ценность, именно казачье землепользование и землевладение цементировало казачью общность, служило маркером, разделяющим казаков и иногородних.

Сознание особого сословного положения казаков, которое внушалось им в армии, дома, в школе, военизированный быт казачества, накладывали особый отпечаток на ментальность казачества. Горделивость, властность, чувство своего превосходства над неказаками проявлялись во всех сферах жизни. Подчеркивание самими казаками своего отличия от остального населения страны в социально-экономическом плане становилось явлением все более заметным и распространенным. В ответе на вопрос об их национальной принадлежности сразу же следовал ответ: "Я не русский, я – казак". А в станицах и хуторах вплоть до сегодняшнего дня можно услышать: "Он – наш, а жена у него – русская".[53]

Можно выделить несколько составляющих сословной ментальности казачества: воинское начало, идеалы служения отечеству, осознание своей отличности от других категорий населения империи. Пограничная территория создала особый уклад жизни, породила воинские качества и особый менталитет, систему ценностей.

Следует отметить, что данные составляющие, как представляется, органично вписались в сословную ментальность, искусно поддерживались и культивировались властью, и даже нашли свое отражение в законодательных актах.

Мощным фактором поддержки и культивации сословной ментальности казачества стало своеобразное противостояние с иногородним населением, в первую очередь по вопросам землевладения и землепользования. Вместе с тем существовала реальная опасность растворения казачества как военно-служивого сословия. Именно поэтому областная администрация насаждает идею о сословной исключительности казачества и всецело поддерживает правительственную политику консервации сословности. В целях сохранения сословной обособленности в казачестве постоянно культивировалось презрительное отношение к иногородним. В формировании негативного образа инородца участвовала официальная пресса. Казачья общественность, интеллигенция всеми силами старались сохранить сословную ментальность кубанского казачества. У значительной части казачьего населения сословное самосознание сохранялось после революции еще длительное время.

Таким образом, в результате эволюции казачьих общин, составивших основу кубанского казачества, сформировалось замкнутое военно-служилое сословие, ментальной особенностью которого было стремление служить отечеству и центральной власти в борьбе не только с внешними, но и внутренними врагами. Сословное самосознание и самовыражение основывалось на гордости за принадлежность к военному сословию и пренебрежительном отношении к неказакам. Однако, несмотря на корпоративную замкнутость, кубанское казачество не отрывалось от общего процесса модернизации российского общества.

В "Заключении" содержатся результаты диссертационного исследования, приводятся выводы и итоговые наблюдения.

Генезис сословной ментальности кубанского казачества прошел долгий путь от момента инкорпорации казачьих сообществ в социальную структуру Российской империи до исчезновения сословия в новых исторических условиях. Сословная ментальность трансформировалась под влиянием разнообразных политических, экономических, культурных и геофизических факторов, имевших место в истории страны и казачества.

Корни ментальности кубанского казачества уходят в глубину общественно-правовых и духовных воззрений запорожских и донских казаков, которые стали основоположниками кубанского казачества.

В формировании сословной ментальности значительную роль играли семья, воспитание и образование. Отличительной особенностью воспитательного процесса в казачьей среде являлись общественный контроль и общественные соционормативы. Цементирующими силами казачьего воспитательного процесса являлись традиции и цели. Казачий социум воспроизводил такие качества, как патриотизм, любовь к воинской службе, отвагу и удаль, верность вере и престолу, умение аккуратно вести хозяйство, почитание старших.

Культ предков и казачьей фамилии сочетался с культом детей – продолжателей казачьего рода и всеобъемлющей заботой о них.

Образовательная система играла огромную роль в развитии казачьего социума и являлась предпосылкой для выражения ментальности казачества и механизмом её формирования и трансляции.

Общественные институты служили основными регуляторами системы жизнедеятельности кубанского казачества. На Кубани черноморские и линейные казаки сохранили форму правления и судопроизводства, которая обеспечивала довольно высокую степень участия рядовых казаков в общественной жизни. С формированием Кубанского казачьего войска и с трансформацией казачьего социума в военно-служилое сословие казачество не утратило склонности к демократическим традициям. При этом получает развитие такая ментальная черта, как преданность царскому правительству, верность присяге.

Основной идеей казачьей ментальности является отождествление мужчины и воина. Воинское начало поддерживалось и культивировалось на всем протяжении существования казачества. Стремление сохранить и преумножить воинскую славу предков являлось стержнем самосознания и самовыражения казаков.

Значительной особенностью сословной ментальности кубанского казачества являлась такая категория, как воля. Она ценилась намного выше, чем материальный достаток и жизнь. Подчиняясь в силу исторических условий самодержавному государству, казачество сумело сохранить за собой часть "вольностей": право на землю, самоуправление и т.д.

В ментальности кубанского казачества превалировали общероссийские интересы, что подтверждалось высоким патриотизмом казаков. Представление казаков о Родине смыкалось с идеей государственности. Утратив самостоятельность и перейдя окончательно на государственную службу, казачество рассматривало защиту России как основную, святую обязанность.

Таким образом, в результате эволюции казачьих общин, составивших основу кубанского казачества, сформировалось замкнутое военно-служилое сословие с ярко выраженной сословной ментальностью, особенностью которой было стремление служить отечеству и центральной власти в борьбе не только с внешними, но и внутренними врагами.

[1] См.: Кондратенко Н.И. Ходил казак в Кремль. – Краснодар. 2000; Текущий архив Славянского городского казачьего общества. Оп. 1. Д. 7. Л. 1-2. Правила приема в Кубанский казачий корпус в 1999 году.

[2] См., например: Яворницкий Д.И. История запорожских казаков. Т.1. – Киев, 1990. – 578 с.; Т.2. – Киев. 1990. – 582 с

[3] Фелицын Е.Д., Щербина Ф.А. Кубанское казачье войско. – Репринтное издание. – Краснодар, 1996. – 480 с.; Щербина Ф.А. История кубанского казачьего войска. В – 2-х т. – Репринтное воспроизведение изд. 1913 года. – Краснодар, 1992.

[4] Аурих. Исторический обзор колонизации прибрежной Черноморской области Кавказа//Известия Кавказского отделения Русского Географического общества. Т. 9. Кн. 2. – Тифлис,1887. – С. 365, III; Бентковский И. Заселение Западных предгорий главного Кавказского хребта//Кубанский сборник. Т. 1. – Екатеринодар, 1883. – С. 1-86; М.В. [Венюков М.] Население Северо-Западного Кавказа в три эпохи его колонизации русским в 1841, 1860 и 1863 гг.//Известия Русского Географического общества. 1864. Кн. 1.Отд. 2. С. 1-9; Кирилов П. К истории колонизации Закубанского края//Кубанский сборник. Т. 9. – Екатеринодар, 1902. Паг. 1. – С. 71-112; Короленко П.П. Переселение казаков за Кубань в 1861 г., с приложением документов и записки полковника Шарапа//Там же. Т. 16. – Екатеринодар, 1911. Паг. 1. – С. 256-576; Фелицын Е. Краткий очерк заселения Кубанской области. (Пояснительная записка к 20-верстной карте Кубанской области)//Известия Кавказского отделения Русского Географического общества. Т. 8. Кн. 2. – Тифлис, 1883. – С. 250-284; Щербина Ф.А. Колонизация Кубанской области// Киевская старина. 1883. Т. 7. № 12 (дек.). С. 529-545.

[5] Иваненко К.С. Семья-двор и семейное имущество казаков вообще и в частности по положению 10 мая 1862 года//Кубанский сборник. Т. 11. – Екатеринодар, 1905. – С. 281-331; Тмутараканский Л. Об экономически-социальном значении поземельного владения кубанских казаков//Кубанский сборник. Т. 16. – Екатеринодар, 1911. Паг. 3. – С. 189-263; Щербина Ф.А. Земельная община Кубанских казаков//Там же. Т. 2. – Екатеринодар, 1891. Паг. 2. – С. 1-208; Бобырь-Бухановский Л.М. Условия развития и внутренний строй сельского хозяйства на Кубани//Известия ОЛИКО. Вып. 6. – Екатеринодар, 1913. – С. 217-253; Ответ на статью "Черкесы и воинская повинность", помещенную в газете "Кубанский край" № 74 (396) (1911 год)//Орлов П.П. Сборник рассказов и статей. – Екатеринодар, 1911. – С. 265-276.

[6] Мельников Л.М. Иногородние в Кубанской области // Кубанский сборник. № VI. – Екатеринодар, 1900. – С. 71-140.

[7] Военная подготовка в казачьих школах. – Екатеринодар, 1911. – 29 с.; Григорьев М. Строевое обучение льготных и приготовительных разрядов казаков//Военный сборник. – 1901. – № 5. – С. 212-234, № 6. – С. 92-105.

[8] Куценко И.Я. Кубанское казачество. Изд. 2-е, доп. – Краснодар, 1993. – С. 21.

[9] Голобуцкий В.А. Черноморское казачество. – Киев, 1956.

[10] Покровский М.В. Из истории адыгов в конце XVIII – первой половине XIX века: Социально-экономические очерки. – Краснодар, 1989.

[11] Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани / Под ред. К.В. Чистова. – М., 1967. – 356 с., ил.: фото.

[12] Ратушняк В.Н. История Кубани XVI начала XX в. в отечественной историографии 1920-1980 гг. // Проблемы историографии и истории Кубани. – Краснодар, 1994. – С. 26.

[13] Виноградов В.Б. Из истории и культуры Кубани. 30 рецензий. – Армавир, 1997. – 120 с.; Бондарь Н.И. Традиционная культура Кубани и дети. – Краснодар, 1994. – 272 с.; Громов В.П. Культурно-просветительская деятельность Екатеринодарского благотворительного общества в 60-90 гг. XIX в. // Проблемы историографии и культурного наследия народов Кубани дореволюционного периода. – Краснодар, 2003. – 83 с.; Из дореволюционного прошлого Кубанского казачества. Сборник научных трудов. – Краснодар, 1993. – 181 с.; Ратушняк В.Н. Хлеб ценою голода // Проблемы истории массовых политических репрессий в СССР. – Краснодар, 2003. – 94 с.; Трехбратова С.А. Генезис народного просвещения на Кубани (кон. XVIII - нач. ХХ вв.): Автореф. дис. канд. ист. наук. – Ставрополь, 1996; Горлова И., Манаенков А., Лях В. Культура кубанских станиц. 1794-1917. – Краснодар, 1993. – 129 с.; Лях В.И. Просвещение и культура в истории кубанской станицы. – Краснодар, 1997. – 447 с.; Манузин Е.В. Образование и воспитание кубанского казачества в XIX – начале XX вв. Автореф. дисс. … канд. ист. наук. – Краснодар, 2004. – 28 с.; Бондарь Н.И. основные тенденции развития кубанского казачества в XIX веке (этносоциальный аспект)//Вопросы общественно-политических отношений на Северо-Западном Кавказе в XIX веке. – Майкоп, 1987. – С. 15-34; Его же. Кубанское казачество (этносоциальный аспект) // Кубанское казачество: история, этнография, фольклор. – М., 1995. –С. 5-49.

[14] Куценко И.Я. Кубанское казачество. Изд. 2-е, доп. – Краснодар, 1993. – 584 с.

[15] Басханов А.К., Басханов М.Н., Егоров Н.Д. Линейцы. Очерки по истории станицы Лабинской и Лабинского отдела Кубанской области. – Никосия, 1996. – 392 с.: ил., карт.; Колесников В.А. Однодворцы-казаки. К 200-летию со дня основания Рождественской, Каменнобродской, Сенгилеевской и Новотроицкой станиц. – СПб., 2000. – 319 с.; Колесников В.А., Федосов П.С. Два века станицы Расшеватской: (1801-2001). К 200-летию со дня основания. – Ставрополь, 2001. – 368 с.

[16] Бондарь Н.И. К вопросу о традиционной системе ценностей кубанского казачества // Из культурного наследия славянского населения Кубани. Сборник статей. – Краснодар, 1999. – С.3 – 28.

[17] См., например: Бреэре И. Казаки. – М., 1992. – 214 с.

[18] Ауский С. Казаки. Особое сословие. – М.; СПб., 2002. – 447 с.; McNeal, RobertH. TsarandCossack, 1855 – 1914. – Oxford: MacmillanandSt. Anthony’sCollege, 1987. – 262 p., map’s.

[19] Щетнев В.Е., Рожков А.Ю. Менталитет и политическая культура кубанского казачества. (Первая треть XX века) // Менталитет и политическое развитие России. – М, 1996. – С. 127 – 131; Малукало А.Н. Дореволюционные печатные издания как источник для изучения самосознания кубанского казачества (к постановке вопроса) // Голос минувшего. Кубанский исторический журнал. 1999. № 3-4. С. 77-81.

[20] Лях В.И. Просвещение и культура в истории кубанской станицы.- Краснодар, 1997. – 446 с.

6.Матвеев О.В. Враги, союзники, соседи: этническая картина мира в исторических представлениях кубанских казаков. – Краснодар, 2002. – 120 с.; Матвеев О.В. Станичный атаман в исторической картине мира кубанского казачества // Казачество России: история и современность. – Краснодар, 2002. – 181 с.

[22] См.: Огурцов А. П. Трудности анализа ментальности // Вопросы философии. 1994. № 1. С. 51; Пушкарев Л.Н. Что такое менталитет?: Историографические заметки // Отечественная история. 1995. № 3. С. 158-166.

[23] См., напр.: Духовный мир личности. – Баку, 1982; Духовный мир современного человека. – М., 1987; Духовный мир и ценностные ориентации личности. – Киев, 1988.

[24] Пушкарев Л. Н. Духовный мир русского крестьянина по пословицам XVII-XVIII веков. – М., 1994. – С. 3.

[25] Гуревич А.Я. Проблема ментальностей в современной историографии // Всеобщая история: дискуссии, новые подходы. Вып. 1. – М., 1989. – С. 75; Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа "Анналов". – М., 1993. – С. 297.

[26] Колоницкий Б.И. К изучению механизмов десакрализации монархии (Слухи и "политическая порнография" в годы Первой мировой войны) // Поиски исторической психологии. Сообщения и тезисы докладов международной научной конференции. Санкт-Петербург. 21 – 22 мая 1997 г. – СПб., 1997. Ч. III. – С. 105-108; Яров С.В. Слухи как феномен общественного сознания (Петроград, март 1921 года) // Там же. С. 137 – 138.

[27] Соловьева Т.Б. О ксенофобии во время социальных кризисов (По материалам истории Московского царства середины XVI – начала XVII века) // Менталитет и политическое развитие России. – М., 1996. – С. 42 – 44.

[28] Сенявская Е.С. Бытовая религиозность на войне. (На примере двух мировых и советско-афганской войн) // Там же. С. 135 – 138.

[29] Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе (далее – ПСЗ 2.). - СПб., 1830-1884. 55т.; Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье (далее – ПСЗ 3.).- СПб., 1885-1916. 33 т.

[30] Воронцов – Дашков И.И. Всеподданнейшая записка по управлению Кавказским краем генерал – адъютанта графа Воронцова – Дашкова. – СПб. 1907. – 164 с.

[31] Орлов П. Сборник материалов для казачьей хрестоматии Кубанского казачьего войска. – Екатеринодар, 1916.

[32] Фелицин Е. Сравнительные таблицы численности народонаселения, браков, рождаемости и смертности в Кубанской области за 5 лет, с 1871 по 1876 годы// ПККО на 1877 год. - Екатеринодар, 1877.- Отд.2. С. 147-154; Его же. Статистические таблицы народонаселения в Кубанской области за 7 лет, с 1871 по 1877 гг.// ССОК. Т. 7.-Тифлис. 1880.-С. 537-570; Движение населения в Кубанской области и Черноморском округе за пятилетие с 1888 по 1892 гг. // КСК на 1894 год. – Екатеринодар, 1894.-Паг. 2. С. 88.

[33] См., например: Собриевский А.С. К вопросу об упадке экономического благосостояния Кубанского казачества. – Екатеринодар, 1912.

[34] Сафонов. Заметки по поводу пересмотра казачьих положений Кубанского и Терского войск, с окончанием Кавказской войны // Современная летопись. Воскресное прибавление к "Московским ведомостям". 1865. № 13; Военно-окружная система на Кавказе, в Оренбургском крае и в Сибири // Русский инвалид. 1865. 6 (18) авг.; По вопросам о преобразованиях в казачьих войсках // Там же. 1869. 24, 27, 29 мая и 15 июля; Преобразования управления Кубанскою и Терскою областями // Иллюстрированная газета. 1875.Т. 25. № 8. С. 114-115; П-в С. Уничтожение казачества // Окраины России. 1909. Т. 4. № 37-38. С. 524-528; Баратов Н. Организация высшего местного управления Кавказскими казачьими войсками и горскими народами Северного Кавказа // Военный сборник. 1913. №. 2. С. 157-166.

[35] Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. – Ростов н/Д, 1992. – 320 с.

[36] Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Т.1. – Краснодар, 1992. – С. 594.

[37] Манузин Е.В. Образование и воспитание кубанского казачества в XIX – начале XX вв. Автореф. дисс. … канд. ист. наук. – Краснодар, 2004. – 22 с.; Трехбратова С.А. Генезис народного просвещения на Кубани: Конец XVIII – начало ХХ века: Автореф. дис. … канд. ист. наук. – Ставрополь, 1996. – 24 с.

[38] См.: Куценко И.Я. Кубанское казачество. – Краснодар, 1993. – С. 167-172 и далее.

[39] О переоценке военной службы в пореформенный период см.: Малукало А.Н. Кубанское казачье войско в 1860-1914 гг.: организация, система управления и функционирования, социально-экономический статус. – Краснодар, 2004.

[40] Чернышов В.Н. Казачество и его традиции. – Минеральные воды, 1992. – С. 12.

[41] Матвеев О.В. Враги, союзники, соседи: этническая картина мира в исторических представлениях кубанских казаков. – Краснодар, 2002. – С. 112.

[42] Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Т.1. – С. 596.

[43] Овчинников С.В. Нет уз святее братства // Кубань. – 1989. – № 11. – С. 9.

[44] Овчинников С.В. Войсковой гимн кубанского казачества как памятник гласного исповедания народной души. – Краснодар, 1993. – С. 13.

[45] Куракеева М.Ф. К вопросу о происхождении казаков // Историческое регионоведение вузу и школе. – Славянск-на-Кубани, 1997. – С. 44.

[46] Ткаченко А.И. Отношение казаков к февралю 1917 года (на примере казаков Лабинского отдела) // Февральская революция и судьбы демократии в России. – Ставрополь, 1997. – С. 14.

[47] Рыжков Л.В. Казачья смеховая культура. Дисс. канд. филол. наук. – Краснодар, 1999. – С. 14.

[48] Костомаров Н.И. Мазепа. – М., 1992. – С. 6.

[49] Орлов П. Сборник материалов для казачьей хрестоматии Кубанского казачьего войска. – Екатеринодар, 1916. – С. 1172-1173.

[50] Трут В.П. Казачество в России в период Первой мировой войны. – Ростов н/Д, 1998. – С. 45.

[51] Об особой гордости казачества своим предназначением, военным ремеслом, см., например: Мельников Л.М. Иногородние в Кубанской области // Кубанский сборник. Е. VI. – Екатеринодар, 1900. – С. 71-140.

[52] См.: Собриевский А.С. К вопросу об упадке экономического благосостояния Кубанского казачества. – Екатеринодар, 1912; Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. – Ростов н/Д, 1992; Гольдентул И. Земельные отношения на Кубани: Краткий очерк. – Ростов н/Д – Краснодар, 1924; Лола М. О кубанском казачестве. – Ростов н/Д – Краснодар, 1926; Янчевский Н.Л. Разрушение легенды о казачестве. Краткий очерк истории колониальной политики в связи с эволюцией аграрных отношений. – Ростов н/Д, 1931; Лихницкий Н.Т. Классовая борьба и кулачество на Кубани. – Ростов н/Д, 1930; Басханов А.К., Басханов М.Н., Егоров Н.Д. Линейцы. Очерки по истории станицы Лабинской и Лабинского отдела Кубанской области. – Никосия, 1996.

[53] Трут В.П. Кто же они – казаки? – Ростов н/Д, 1995. – С. 15.