Курсовая работа: Мотивы сна в романах Ольги Токарчук

Федеральное агентство по образованию РФ

ФГОУ ВПО

"Сибирский федеральный университет"

Институт филологии и языковой коммуникации

Факультет филологии и журналистики

Кафедра истории литературы и поэтики

МОТИВ СНА В РОМАНАХ ОЛЬГИ ТОКАРЧУК

Курсовая работа

студентки 4 курса

факультета филологии

и журналистики

Шараповой Е. В.

Красноярск 2009

Оглавление

Введение

Глава 1. Сон в культуре и литературе: семантика и функции

1.1 Феномен сна: культурологический аспект

1.2 Интерпретация сна в различных культурно - философских традициях

1.3 Мотив сна в польской литературе: традиции интерпретации

Глава 2. Мотив сна в романах Ольги Токарчук

Заключение

Список литературы

Введение

"То, что показывают сновидения, есть

тень той мудрости, что существует в

человеке, даже если во время бодрствования

он может ничего о ней не знать".

Парацельс

Мотив сна в литературе является одним из самых распространённых. Интерес к сфере сна существовал издавна, сущестует он и в наше время. Сон открывает нам глубины внутреннего "Я", сны — это другая реальность. Поэтому в литературе испокон веков мотив сна сопутствовал мистическим элементам повествования, передавал самые сокровенные чувства героев, ярче раскрывал их личность. Сон находил себе место не только в прозе, но и в лирике, являя фантастические образы и символы.

Рассмотрим некоторые работы, интерпретирующие феномен сна в культуре. Вадим Руднев в "Словаре культуры ХХ века" пишет, что сны человек начал видеть в тот момент, когда стал отличать иллюзию от реальности, сон от яви. Тогда же люди стали придавать снам значение и пытаться истолковать их. Искусство истолкования сновидений было развито в древнем Вавилоне, в Римской империи сновидения влияли на политику. Первым в Европе нового времени на сновидение обратил внимание Рене Декарт, который записывал и тщательно анализировал свои сны. После известной книги Зигмунда Фрейда "Толкование сновидений" (1900г.), по мнению В. Руднева, сон стали ассоциировать с фильмом. З. Фрейд обращал внимание на сон в связи с психоанализом: именно во сне человек раскрывает свои бессознательные импульсы. Ученик Фрейда Карл Густав Юнг в своих мемуарах "Воспоминания. Размышления. Сновидения" (1961) рассматривает сон как послание человеку из коллективного бессознательного, к которому необходимо прислушиваться как к опыту прошлых поколений. Именно сновидения при правильном истолковании могут вести человека по его жизненному пути. Неофрейдист Эрих Фромм объединяет опыт Фрейда и Юнга в своей книге "Забытый язык" (1951) с поправкой на гуманизм: он даёт трактовку снов для обычного, не подкованного психоаналитически человека.

Ю. Лотман называет сон "отцом семиотических процессов", так как "вера в таинственный смысл снов основана на вере в смысл сообщения как такового" [7, c.125]. В связи с этим автор говорит о полилингвиальности сна, а именно о "нереальной реальности", в которую и погружает нас сон (звуки, ощущения идентичны реальным).

Автор также отмечает своеобразность трактовки снов в разных культурах: "семиотический клубок" можно распутать по-разному в зависимости от "переводчика", истолкователя. Один и тот же сон имеет совершенно разное значение в европейской и восточной культурах. Природа сна также различалась: "древние римляне видели в снах предсказания богов, а современные фрейдисты — голос подавленной сексуальности" [7, c.126]. Стоит отметить, что сон индивидуален, следовательно, он является "языком для одного человека".

Таким образом, сон является "хрупким и многозначным средством хранения сведений", он же выполняет существенную культурную функцию: является "резервом семиотической неопределенности, пространством, которое еще надлежит заполнить смыслами" [7, c.126].

В литературе, как уже говорилось, часто встречается мотив сна, как в прозе, так и в поэзии. Сон раскрывает сущность героя, его переживания на бессознательном уровне, его скрытые комплексы и желания.

Мотив сна в литературе интерпретирует А. Ремизов в книге "Огонь вещей. Сны и предсонье" (2000). Он оригинально истолковывает литературное наследие писателей-"сновидцев" - Н.Гоголя, А.Пушкина, Н. Лермонтова, И.Тургенева и Ф.Достоевского. Для А. Ремизова сновидение - одновременно и вместилище памяти, которое охватывает и историю, и прапамять, и воображение: "В снах не только сегодняшнее — обрывки дневных впечатлений, недосказанное и недодуманное; в снах и вчерашнее — засевшие неизгладимо события жизни и самое важное: кровь, уводящая в пражизнь; но в снах и завтрашнее — что в непрерывном безначальном потоке жизни отмечается как будущее, и что открыто через чутье зверям, а человеку предчувствием; в снах дается и познание, и сознание, провидение..." ("Морозная тьма" [22, c. 23]). Сновидения — связующее звено между здешней, "привычной", действительностью и мирами, "откуда появляется живая душа и куда уходит оттрудив свой срок" ("Гоголь и Толстой"). Мировосприятие А. Ремизова родственно общим принципам античного ("наивного") самосознания: "Античные понятия реального и иллюзорного, - пишет О.Фрейденберг, - были прямо противоположны нашим как в гносеологическом отношении, так и по содержанию этих понятий: античность принимала за подлинность то, что мы считаем несуществующим, а то, что для нас реально, она относила к миру протяженной "видимости". Действительным она считала небытие, а бытие — "копией", иллюзией действительного (небытия). Говоря нашими понятиями, античный художественный образ представлял собой иллюзию действительности, а с античной точки зрения — иллюзию иллюзии: реальный мир, мир микрокосма, считался только "подобием", "подражанием", чувственным "образом" подлинного макрокосма, потустороннего мира, который постигался умозрением" [19, c. 238.]. В соответствии с античной традицией, жизнь воспринимается как сон: "наша земная жизнь не есть последняя, окончательная, истинно действительная жизнь и <...> от нее возможно, хотя бы в некоторой степени, такое же пробуждение, как то, которое мы переживаем, переходя от сна к бдению" [22, c. 346. ]. Автор считает, что сновидение - это истинная жизнь, прерываемая жизнью. Сон начинается "нигде" и уходит в "никуда", это связь с прошлыми веками, ниточка к вечности.

А. Ремизов интерпретировал художественные тексты как сны, добавляя к ним оригинальные ассоциации, примеряя на себя роль сновидца. Творческая фантазия автора "Огня вещей" позволила ему своеобразно интерпретировать литературные произведения прошлых лет и одновременно высказывать свои собственные мысли. Отдельные литературные сновидения, присутствующие в классических текстах А.Пушкина и И.Тургенева, автор "Огня вещей" систематизировал и классифицировал.

Ольга Токарчук - это одна из самых популярных польских писательниц. В литературу она вошла благодаря своим стихотворениям, но подлинным её дебютом считается роман "Путь людей книги" (1993). В 1995 году она пишет следующий свой роман "Э.Э.", следом за ним - необыкновенную книгу "Правек и другие времена" (1996). "Дом дневной, дом ночной" выходит в 1998 году, в 2004 она пишет "Последние истории", в 2008 - роман "Бегуны". Ольга Токарчук известна и как замечательный рассказчик: в 1998 году выходит сборник её рассказов "Шкаф", в 2001году - "Игра на разных барабанах".

Творчество Токарчук относят к "молодой прозе 1990-х годов", её творчество изучают многие польские исследователи. Агнешка Вольны- Хамкало в статье "''Последние истории'' Ольги Токарчук" [1, с. 5-6] пишет о характерной мифологической ауре всего её творчества. Несмотря на употребление уже известных литературных приёмов, Ольге Токарчук удаётся каждой своей книгой удивлять читателя и критика. Автор подчёркивает, что книга "Последние истории" - это роман не просто о женской судьбе, это роман о смерти.

Михал Витковский пишет в статье "Играет Ольга Токарчук": автор играет на наших чувствах, представлениях, стереотипах, играют и герои [27, с. 55-67]. Её сборник "Игра на разных барабанах" интересен и разнороден по своему составу. Рассказы различаются по своей поэтике и тематике, однако есть нечто прочное, связывающее все рассказы сборника. Автор статьи говорит об ощущении "прозрачности", а именно о "невозможности самоидентификации" в художественном мире Токарчук.

Другой польский критик и философ Пётр Марчишук в своей статье "Правек Ольги Токарчук, или созданье литературного мира" пишет о том, что автору удаётся создать мифологические миры в своих произведениях, эти миры находят друг на друга и проникают друг в друга [26, с.55-68].

Цель данного исследования заключается в рассмотрении мотива сна в романах Ольги Токарчук. Исходя из цели, мы определили следующие задачи:

1. Описать семантику сна в культуре;

2. Осмыслить традицию использование мотива сна в литературе;

3. Выявить специфику сна в романах Ольги Токарчук.

Объектомисследования является творчество Ольги Токарчук. Предметомисследования стала онейросфера (сновидения) с точки зрения ее функционирования в поэтике писателя.

Материалом для исследования являются романы "Путь людей книги" (1993), "Правек и другие времена" (1996) и "Последние истории" (2004).

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые предлагается анализ функций сна в романах Ольги Токарчук.

Структура работы определяется целью и задачами, поставленными в ней. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 32 наименования.

Глава 1.Сон в культуре и литературе: семантика и функции

1.1 Феномен сна: культурологический аспект

Сон издавна привлекал внимание людей. Сон - это связь с миром загробным, невещественным, иррациональным. Сны с незапамятных времён использовались в качестве основы для колдовства, пророчеств, являлись связующей нитью между живыми и мёртвыми. Сновидение обычно имеет значение: в нём выявляется индивидуальный мир человека, являющийся тайной для всех.

Феномен сна интересовал людей с незапамятных времён. Состояния сна и состояния смерти похожи внешне спокойствием тела и отсутствием сознания в этот момент. С другой стороны, сны всегда были непосредственно связаны с реальной жизнью, зачастую имели пророческий характер, это и послужило поводом для сакрализации сна. Двойная характеристика состояния сна (отсутствие сновидений или активность сновидений) стала основой для различения состояния сна и сновидений или состояний глубокого сна.

Исследователь К.Г.Исупов определяет разные смысловые уровни понятия сон:

1) культурная универсалия, образ и мифологема альтернативной реальности;

2) специфично пограничное состояние сознания, описанное в терминах инобытия и теологии успения;

3) эстетический аналог условной смерти [ ].

Первое значение термина актуализовано мифологией сна как онтологического извода яви и формы временного покоя. Сон вписывается в общий круг мифологического жизнеотношения как реальность, усредняющая оппозиции "мир людей / мир демонов", "здесь / там", "зримое / незримое", "обычное / экстраординарное". Произвольная "логика" сновидения трактуется бодрственным сознанием как извне формируемая причинность иного порядка.

Спящий не удивляется диковинным событиям сна, и проснувшийся числит их какое-то время в ряду повседневного событийного ряда. Сон есть магия бытия и параллельная жизнь. Это форма диалога с богами в пространстве их голосов, указаний и намеков ("вещий сон"); здесь осуществляется профетически опознаваемый замысел божеств, руководительства поступками людей, сакрального оберега и заботы.

Реальность Сна чудесна и не нуждается в объяснении: в ней нет ничего, чего бы не было в действительности и в памяти; это делает сон убедительнее и ценнее внесновидческого мира (чудо внутри сна не осознается как диво и небывальщина). Метафора "жизнь есть сон" закрепляет эту самоценность сна как формы свободы от обыденности и как прорыва в область самозаконной онтологии. В цепочке "сон — греза — видение — мечта — идеал — утопия" мы имеем градацию ирреальных возрастаний желаемого [ ].

Сон имеет огромное значение в психоанализе и психологии в целом. З.Фрейд и его школа придали символике сна гиперсемиотическую значимость, прямо заменив традиционную сакральную детерминанту Божьего внушения агрессивным пафосом саморазоблачения ментальных подвалов бессознательного. Переход от "объятий Морфея" к власти Гипноса, его отца, осуществлен во втором значении термина (пограничные состояния Я). С открытием структурных свойств сновидческих состояний и с накоплением гипнопедического опыта отчасти прояснилась природа "загадочных феноменов психики", благодаря чему явления лунатизма, сомнамбулизма, летаргии и каталепсии встали в один ряд с фактами творчества во сне. Выяснилось, что "Сон разума" отнюдь не всегда "порождает чудовищ", как думал З.Фрейд.

Необходимо сказать, что именно на основе его исследования мы узнали столько нового о снах. Его работы и "Сонник" до сих пор популярны в научном мире. Несмотря на то, что некоторые учёные отвергают теорию З. Фрейда, она вполне соответствует реальности: в снах действительно отражаются наши страхи и желания. Наибольшего прогресса в отношении к снам западная наука достигла с возникновением в конце XIX века фрейдовской психоаналитической теории. Важнейшей составной частью этой теории была интерпретация снов.

Осознание человеком собственного Я, дифференцируемого по половому признаку, оказало наиболее значительное влияние на эту всеобъемлющую теорию. Теперь толкование сна относится не просто к определению Я, но к определению Я в конкретной физической оболочке с конкретным потенциалом. По наблюдениям Джейн Гудисон, изложенным в ее работе "Сны женщин", движение мысли ее пациенток в ходе толкования снов исходит из архетипов женской психологии и развивается в рамках женского начала.

Главное, что нужно уметь разглядеть и в снах, и в личности, - это соотношение внутреннего ядра индивидуума, сути Я, и окружения, отношений с внешним миром.

Современные психоаналитические штудии измененных форм мышления, типов ложной памяти, механизмов функциональной асимметрии мозга, парапсихологических феноменов и лечебной сенсорики вскрыли работу весьма архаических структур внутреннего поведения, получающих во снах символическую и метафорическую образные репрезентации.

Свой вклад внесла и эмпирическая танатология (танатос — желание смерти), не слишком склонная к интерпретации уникального опыта клинических самонаблюдений над состояниями "пост-смерти" в терминах некоей философии сна, но предоставившая впечатляющий архив "Сон наяву". На этих путях заново открылся инобытийно-пограничный репертуар существования субъекта, не раз описанный в специальных уставах ментального тренажа на Востоке (в частности, в дзэн-буддийской и йогической практике, типологически родственной аскетическому опыту самопогружения в христианской исихастской культуре священно-безмолвия). В близких сну состояниях Я обретает "единомножественность" личности (в терминах Л.Карсавина и А.Мейера), в психологическом пространстве культурой свершается многоголосый полилог пересекающихся ипостасей Я, обнимаемый единством самосознания. Во снах обнажены и персонифицированы механизмы и агенты диалогической фактуры мышления, памяти и аутовидения, актуализованы способности творчески напряженного и проблемно озабоченного сознания. Ему даны во снах возможности таких пространственно-временных топологических проекций, метаморфоз, смыслового конструирования и сверхлогической интуитивной альтернации, какие не в силах предоставить Я отягощенное объективацией и объясняющими раздражителями бодрствующее сознание. Сон в этом смысле (в отличие от первого значения термина) осмыслен не в качестве источника сверхчеловеческих внушений (голос Музы, оклик Бога, наваждение дьявола), а в аспекте спонтанной аккумуляции и самопроизводства форм неявного знания и неформализуемой экзистенции. Сон есть черновик возможных миров и своего рода гностическая контрабанда.

На архетипе сна и сейчас сходятся интересы психологии творчества, философской антропологии, теории культуры и истории эстетики. Как зеркало внутреннего проективного опыта Сна не раз становился объектом философско-поэтической (Вяч. Иванов) и психоаналитической (Н.Е. Осипов) рефлексии и литературной мифологии.

Можно сказать, что сновидение - это непревзойденный трамплин в неизвестное, сновидение - это то, без чего невозможно ощутить глубину человеческого существования, оно придает осмысленность и направленность всем дневным событиям.

Соотнесенность культурного аспекта и образов сна - явление сложное, поскольку здесь задействована система личностных ценностей. В каждой культуре общество учит субъекта ценить, презирать или воспринимать как ТАБУ определенные явления и поступки. В каждой культуре есть своё понятие и восприятие сна: его содержание предопределяется культурологическим аспектом. При этом сны имеют не только культурную основу, но и зависят от личностного компонента. Важно понимать, что переживаемые нами события оставили след в сознании и стали исходным материалом для сновидений. С помощью сновидений можно поближе познакомиться со своим подсознанием - таким важным и значимым уровнем нашей личности.

1.2Интерпритация сна в различных культурно - философских традициях

В различных традициях мира существовала (а в некоторых существует и по сей день) совершенно особая культура сновидений. Такими традициями являются некоторые направления буддизма, традиции северо-американских индейцев, которые открыл миру Карлос Кастанеда, культура Синоев.

В этих культурах к сновидениям существует особое отношение. Они воспринимаются как равноправная часть жизни человека, наряду с его бодрствующим состоянием. Люди учатся управлять своими снами, формировать их по своему усмотрению, быть сознательными на новом уровне - уровне своих снов. Подобный подход формирует совершенно иное восприятие реальности в целом.

Человек относится к миру и соотносится с ним уже совершенно иначе, он как бы раскрывает для себя иную сторону яви - обратную сторону бытия.

В западной культуре привыкли считать, что сны - это иллюзорная универсалия, не имеющая ничего общего с настоящей реальностью. На Западе вообще привыкли думать, что все, не соответствующее привычным представлениям о реальности, попросту не существует. Например, такие явления, как способность летать, превращаться в каких-то странных существ или разговаривать с животными.

"В большинстве древних культур сновидения воспринимались серьёзно, поскольку оказывалось, что они приносят практическую пользу. Александр Македонский записывал свои сновидения и порой даже публично оглашал содержание некоторых из них. Люди его времени, в особенности солдаты, верили, что сновидения способны приоткрывать завесу над будущим и сообщать волю богов. И конечно же, они чувствовали, что сновидения царей и полководцев имеют чрезвычайную важность. Воспитатель Александра был греческий философ Аристотель, в свод чьих трудов вошли три акта о сне и сновидениях. Артемидор из Далтиса, составитель древнейшего из дошедших до наших дней "сонников" под названием "Толкование сновидений", упоминал о том, что и Александр писал о толковании сновидений (White, 1975). Для своего времени книга Артемидора была достаточно глубока; в ней рассматривались различные типы сновидений, которые подразделялись на ночные кошмары, видения наяву, божественные откровения, а также на сны, выражающие желания, и сны, содержащие символы" [5, c.26].

Идея о том, что жизнь это сон <...> пришла, конечно, с Востока, - пишет В.Руднев, - через классический махаянистский буддизм, проникнув в дальневосточные эзотерические учения, прежде всего дао и чань.

Иллюзорность и ничтожность жизни, последовательный отказ от нее — одна из важнейших доктрин классического буддизма. Поэтому если в христианстве сон — метафора смерти, то здесь сон безусловно метафора жизни, ее пустоты и иллюзорности" [14, С. 14-15].

В дальнейшем эти два представления в равной степени оказались актуальными для европейской культуры. К примеру, осмысление смерти как сна (и вопрос о том, каков характер сновидений, снящихся после смерти) мы обнаруживаем в знаменитом монологе Гамлета "Быть иль не быть" из трагедии У. Шекспира "Гамлет", в котором герой, размышляя о смерти, задается вопросом: "Умереть – уснуть? - не более того. И подумать только, что этим сном закончится боль сердца и тысяча жизненных ударов, являющихся уделом плоти, - ведь это конец, которого можно от всей души пожелать! Умереть. Уснуть. Уснуть, может быть, видеть сны; да, вот в чем препятствие. Ибо в этом смертном сне какие нам могут присниться сны".

Западная культура, построенная на парадигме научного познания мира, рано или поздно должна была столкнуться с этим явлением, оценить его значимость. Активными исследованиями осознанных сновидений сегодня занимаются многие лаборатории, наиболее известной из которых является Институт люцидных сновидений Стивена Лабержа.

Для современной науки сегодня стоит масса вопросов в отношении осознанных сновидений: каким образом можно обучить людей этому, не опасно ли это для здоровья человека, каким образом рефлексия в сновидении трансформирует личность, миры, воспринимаемые во сне - внутреннее или внешнее, и много другое.

Сон в христианском контексте имеет уже иное значение. В христианстве в каком-то смысле все - Текст. То мистическое, что от Бога, строго кодифицировано семиотически, - отмечает К.Г.Исупов, - в молитве, ритуале, посте, службе и т.д. Сновидение же есть нечто совершенно противоположное Откровению. Оно неконтролируемо и потому оно, очевидно, от дьявола, так как именно в сновидении выходят наружу подавленные дьявольские поползновения - сексуальность, честолюбие и т.д.

Вспомним также, что сон может обладать профетической (пророческой) функцией и иметь Божественный источник: так, Иосиф Прекрасный растолковал фараону сон о семи тучных и семи худых коровах, ниспосланный Богом (Быт. гл. 41: 16-25), православные жития и предания изобилуют примерами, когда именно во сне святым ниспосылалась Благодать, например, указывалось место строительства будущего монастыря.

Понятно, что теория З.Фрейда - не единственно возможная интерпретация феномена сна. Если проанализировать отношение ко сну и функцию сна в других культурах как прошлого, так и современности, мы обнаружим, что психоанализ (и его варианты) вовсе не является монополистом в этой области, что он приложим не ко всем культурам и не ко всем эпохам.

"Легко можно показать, что не все люди видят одинаковые сны, и не все сны поддаются фрейдистской интерпретации. Живя среди индейцев-уичолей, можно убедился в том, что они чрезвычайно интересуются снами. Часто можно видеть, как отец спрашивает маленького сына, едва научившегося говорить: "Ну, что тебе сегодня снилось, сынок? Попытайся припомнить, что тебе снилось?" Благодаря такому воспитанию, уичоли довольно рано привыкают к тому, что сны представляют большой интерес, и поэтому они не только лучше помнят свои сны, но и отводят им достаточно весомое место в жизни. Они видят в снах особого рода послания, знамения и предупреждения. Для них видеть сны - такая же полезная вещь, как сажать растения, строить дома, рожать детей и складывать песни. Сны играют важную роль в их повседневной жизни и сильно влияют на процесс принятия решения. Мир снов представляется для них естественным продолжением мира реальности, о чем люди Запада и помыслить не смеют. Все это касается только снов обычных людей - сны шаманов (маракаме) близки к состояниями, описанным Кастанедой" [].

Все эти виды снов - сны уичолей, фрейдистские сны и даже сны в состоянии второго внимания (или сновидения), обладают, по сути, универсальными возможностями. Дело не в том, что мы, живя в своей культуре, привыкли интерпретировать сны во фрейдистском ключе - это, как говорилось, вовсе не единственная возможность понимания снов. Для нас всегда открыты "и другие возможности, позволяющие нам вступить в доселе закрытые области бытия. Эти пути ведут в сферу второго внимания, силы и осознания своего второго Я. И эти пути вполне доступны, мы можем научиться создавать, или программировать сновидения.

1.3 Мотив сна в польской литературе: традиции интерпретации

Духовный и инициацийный характер сновидений литература распознала раньше, чем психология. Если бы в психологии не появилась теория Карла Густова Юнга, который - говоря метафорично - вывел сновидения из каналов либидо на чистую воду неведения, эту теорию придумали бы писатели и поэты. Теорию "общих" снов, которые соприкасаются с общей психологией всего человечества испокон веков и по наши дни, принимали романтики и символисты [].

Современный же человек переживает сильнейший разлад со своим внутренним Я. Его религиозность скрывается под сферой неведения. В современной литературе сновидения зачастую позволяют обратиться к религиозной проблематике, которая скрыта в сознании героя достаточно глубоко.

Онейричное искусство не рассказывает снов, но создаёт их эквивалент в разных системах знаков. Особенно мотив сна близок киноискусству, поскольку кино имеет онейричную природу с момента его открытия. Образы, использованные в кино, очень часто берутся из сферы фантазий и сновидений. Разные формы стилизации снов характерны для фильмов А. Куросавы, Ф.Феллини, В.Хаса. Пётр Думала также использует в своих анимационных фильмах "Кроткая" (по Ф.Достоевскому) и "Кафка" мотив сна. Сам режиссёр признаётся в том, что использует свои собственные сны как материал для фильмов.

Психология исследует сны в общем контексте личности, тогда как исследователи литературы, "читая" сны, могут себе позволить свободу в интерпретации снов, ведь ошибка в анализе не является столь значимой. Исследователей психоанализа - З. Фрейда, К. Юнга, Э. Фромма - в первую очередь интересовали глубины подсознания, которые открывались благодаря изучению материи сна. Литературоведов в первую очередь интересует сама поэтика сна, а не его значение.

В современных литературных исследованиях оригинальную точку зрения на сон представила Данута Данек, которая подчеркнула особое место психоанализа, заинтересованного исследованием первичных структур. По её мнению, психоанализ как семиотическая дисциплина может быть предметом литературных исследований, сконцентрированным вокруг поэтики произведения (в рамках более широкого контекста исследования связей между литературой и психологией) [27, с. 17].

Интенции и претензии на воплощение сюжета делают сон формой и образом профетизма, и особенно активно — в литературе: Сон героя есть или предвосхищение сюжета (сон Татьяны в "Евгении Онегине"), или предупреждение о будущем (апокалиптические сны Раскольникова в "Преступлении и наказании"), или утопия ("Что делать?" Чернышевского). В литературе и искусстве романтизма и символизма создана универсальная "мифология" сна: сон предпочтен иным типам реальности как дар онтологической и духовной свободы, как порыв к бесконечному, как способ богочеловеческого диалога и контакта с потусторонними силами. Религиозный авангард создает символологию сна как "текстуального" свидетельства бытия Я во множественных мирах, в т.ч. и в мире чистых смыслов (см. анализ Сна у Ницше и Флоренского), здесь сформулирована анамнестическая культурология сновидения.

"На фоне многократных приравниваний сна и жизни (П.Кальдерон, Ф.Тютчев, М.Лермонтов), сна и смерти (романтизм) убедительно выглядят гипотезы сновидческой философии истории, которая описывает реальность, построенную по принципу "матрешки" и перехода бога-демиурга из одного сна в другой. Так эстетически оформляется образ мирового сна с ее ритмами пробуждения/засыпания и перехода из реальности в реальность. Это наполнение термина "Сон" обслуживает его поэтическую философию. Сравним прозу Х.-Л.Борхеса и В.Хлебникова, для которых культура есть континуум сна, "цитирующих" друг друга в историческом пространстве. Сравним также знаменитую притчу Чжуан-цзы о бабочке с образами сна в русской традиции (М.Лермонтов) и словами Ф.Тютчева о здешнем мире, где "человек лишь снится сам себе". Старинные представления о сне как временной смерти придали ему функцию аргумента в пользу релятивных картин мира и интуитивистских концепций культуры. Образ ноосферы как грандиозного перманентного сновидения Мирового Духа брезжит в картинах мира классически объективного идеализма (Г.Гегель), в циклических моделях и космизме; в психологической и филосовской прозе модерна (символизм, постмодернизм), в интуитивистской эстетике"[].

Мотив сна в литературе выполняет разные функции. Начиная с Библии и по сегодняшний день рссмотрим использование писателями мотива сна: "Сон — даже самый бессмысленный и запутанный — указывает на существование в нас внутреннего человека, не всегда говорящего, скорее скованного и молчаливого - в Библии важно утверждение о том, что сон - это внутренняя вера, предзнаменованье и опыт", - пишет Анна Каменьская [27, с. 56]. (здесь и далее польские тексты в переводе автора Е.Ш.)

Если рассматривать Библию, в частности Старый Завет, то можно заметить, что там есть множество фрагментов, в которых описываются людские сновидения. Таким образом показывается связь Бога с человеком. Например, в Ветхом Завете упоминается сон Иакова, в котором с ним разговаривает Бог, восседающий на вершине лестницы, по которой всходили на небеса ангелы. Этот сон показывает целостность мира, его иерархичность.

Сны Иосифа оказались пророческими: "Вы слушайте, говорил он им однажды, сон, который я видел. Вот мы вяжем снопы посреди поля, и вот мой сноп встал и стал прямо, и вот ваши снопы стали кругом и поклонились моему снопу." - "Неужели ты будешь царствовать над нами" сказали ему на это братья. "Я видел, рассказывал Иосиф в присутствии отца второй свой сон, вот солнце, луна и одиннадцать звезд поклоняются мне." - "Что это за сон, который ты видел? заметил на это с неудовольствием отец, - неужели я. и твоя мать, и твои братья придем поклонится тебе до земли?" Впоследствии Иосиф действительно станет правителем Египта.

В Новом Завете сон выполняет функцию предостережения. Ангел приходит во сне к Иосифу и наказывает ему сбежать с Марией и Иисусом в Египет, так как царь Ирод приказал убить всех новорожденных. Жена Пилата предостерегала своего мужа, чтобы он не делал ничего плохого праведнику, так как ей приснился сон: "...Не делай ничего Праведнику Тому; потому что я ныне во сне много пострадала за Него" (Матфей 27:19).

Древние греки и евреи трактовали сновидения как самый глубокий источник самопознания. Ярким примером являются сны матерей древнегреческих героев — Эдипа, Париса, Александра Македонского. Гекубе, жене Приама, короля Трои, снилось, что она родила плывущий парусник, от которого пала Троя. Тогда она была беременна Парисом. Тем временем Иокасте, жене короля Фив, приснилось, что она родит сына, который принесёт гибель Фивам. Она ждала сына — Эдипа. Задолго до теории архетипов Юнга сны считались важной частью коллективного бессознательного (уровня веры), более глубокого и старого, чем индивидуальное. Эти великие сны увековечены в такой же великой античной литературе: "Иллиаде" и "Одиссеи" Гомера и других.

В средневековой литературе сон имел также пророческое значение, но трактовался он уже совершенно иначе. В "Песне о Роланде" сон — это связь между властителями земными и небесными. Бог связывается с царём, посылая ему сны — видения. В них Он советует, что делать, даёт наказы, предостерегает от трагических происшествий, придаёт смелости.

У У.Шекспира в "Макбете" сон символизирует спокойствие и умиротворение. Макбет убивает спящего царя и тем самым теряет свой сон, своё спокойствие, его одолевает сомненье в правильности совершённого поступка.

Обратимся к польской литературе, в которой также существует множество произведений, в которых большое значение имеет мотив сна. В фрашке Я.Кохановского "Ко сну" сон учит человека искусству умирания. Во время сна душа выходит из тела и путешествует по космосу, тем временем тело, оставшееся на земле, отдыхает. Здесь сон символизирует свободу души.

В другом произведении Я.Кохановского из цикла "Трены" (Трен ХIХ, или Сон) описан кризис мировоззрения человека - отца, писателя и философа, сон становится местом встреч с умершими, именно он приносит лирическому герою помощь, облегчает боль, заботится о нём. Так, в одном из снов к герою пришла его мать с его умершим ребёнком на руках. Она просила его не переживать из-за смерти ребёнка, поскольку умерев, ребёнок избежал тех бед, которые подстерегали его на земле.

В литературе польского романтизма мотив сна проявился в третьей части "Дзядов" А.Мицкевича. Сны героев этого произведения имеют связь с событиями тех лет. Сновидения имеют символическое значение. Одной из героинь, имеющих такие сновидения, была Эва. Во время пребывания во Львове, она молилась за осуждённую польскую молодёжь, за поэта, стихи которого читала. Когда девушка заснула, то увидела виденье — Икону Божьей Матери в цветах. Мария взяла в руки венок и подала его Иисусу, который с улыбкой неожиданно обсыпал цветами Эву. Один из цветков, роза, ожила и жалуется на то, что её разделили с родной травкой (аллюзия к ссыльной и заключённой в неволи молодёжи). Сон-кошмар видел сенатор Новосильцев. Когда он заснул, его начал мучить дьявол, стоя над его кроватью. Было уже известно, что душа сенатора попадёт в ад, но перед этим его хотят помучить, наслав на него кошмарный сон. Сначала сенатору снилось, что он - приближенный царя, он заслужил ордена, деньги, все ему кланялись, прислуживали, боялись его. Неожиданно всё изменилось - царь перестал к нему благоволить. В одно мгновение сенатор, привыкший к власти, стал никем. Тот, кто ещё так недавно боялся и прислуживал ему, теперь ничего не хотели слышать, отвернулись от него. Душа Новосильцева мучилась так до рассвета, а именно до того момента, когда вернулась в тело, названного дьяволом "грязной псарней".

Мотив сна можно встретить и в ромкане польского писателя Б.Пруса "Кукла", где его героине Изабелле снился сон о Вокульском, который явился к ней в виде чудовища с большими красными ладонями. Он подчинил себе её отца, а потом и её саму. Этот сон отражает страх Изабеллы перед Вокульским, человеком сильным и могущественным.

В младопольской драме "Свадьба" С.Выспяньского сон становится отголоском подлинных чувств, мыслей, планов. Второй акт драмы весь выдержан в рамках той концепции сна, которую можно найти в словах Хохла: "Что в душе твоей творится,/ То во сне тебе приснится" [28, c.117]. Сцены с участием неземных существ переплетаются здесь со сценами реалистичными, мистика граничит с действительностью.

У Б.Шульца сборник рассказов междувоенного двадцатилетья "Цинамоновые лавки" также связан с поэтикой сна. Шульц показывает реальность через онейричную сферу, а именно через сновидения, потому для его рассказов характерны "волнения" материи и метаморфозы, под которые подпадают и люди, и предметы. Онейричная сфера в этих рассказах связана с ретроспективным возвращением героя во времена детства. Взрослый герой-повествователь вспоминает своё детство. Ему снова становятся близки стремления и мечты маленького мальчика. Одновременно с этими воспоминаниями возникают люди, которые связаны с детством героя- рассказчика. Это отец, купец и весь традиционный мир Дрогобыча. Отец становится символом попытки освобождения от провинциальной атмосферы. Он боится всего, что ему угрожает, боится быть отличным от толпы, ему характерна деперсонализация, выражающаяся в превращении человека в манекен, бездушную и глупую куклу.

В романе "Успеть к Богу" современной писательницы Х.Краль сон выполняет функцию связи между живыми и усопшими. Соседке Анны Столинской, подруге Марка Эдельмана, проживающей в варшавском предместье "За железными воротами" (раньше там была территория гетто), во сне является комната, которая не является её: старая мебель, печь. В комнату входит девушка-еврейка. Говорит, что хочет посмотреть, как тут теперь стало. Потом она выпрыгивает с четвёртого этажа, так же, как евреи во времена восстания в гетто, когда были подожжены дома.

Итак, мотив сна - это один из важнейших и старейших мотивов в мировой литературе. Через него авторы выражают свои философские взгляды, литературную концепцию. В Библии чаще всего сновидения приравниваются к Откровению, явлению Бога, связи с ним. Библейские сновидения говорят об избранности человека. Античная литература также говорила о пророческом значении сновидений, сон — это "весточка" с Олимпа, связь с богами. В литературе барокко сон приравнивается к жизни, а жизнь — ко сну (Кальдерон "Жизнь есть сон"), что говорило о зыбкости реального мира, его иллюзорности. Традиция романтизма трактовала сон как смерть, поэтому сон становился своеобразным подходом к искусству умирания. В современной литературе сны имеют также большое значения. С помощью приёма снов автор показывает характер героя, сон является отголоском его мыслей, чувств, страхов. Сама структура современного произведения зачастую является подвластной онейросфере. Благодаря видениям, галлюцинациям, снам читателю открывается иное пространство, иная жизнь героя. С помощью снов можно связаться не только с Богом (богами), но и с потусторонним миром, что говорит о влиятельности онейросферы на художественный мир.

Глава 2. Мотив сна в романах Ольги Токарчук

Ольга Токарчук - одна из польских писательниц, неоднократно обращавшаяся к тематике сна в своих произведениях. Первые её рассказы и стихотворения были напечатаны в журналах в 1979 году. Литературная критика считала, что в качестве контекста к её творчеству можно назвать "рыцарские повести", "Дон Кихота" (1604) М.Сервантеса, "Рукописи, найденные в Сарагосе" (1813) Я. Потоцкого, Дж.Р.Р. Толкина "Властелин колец" (1954-1955), романы У.Эко, современную феминистскую, метафизическую и психологическую литературу. Она смело обращается к самым разным традициям: её вдохновляли, например, египетская "Книга мёртвых", тибетская "Книга Жизни и Смерти", средневековый литературный жанр arsbenemoriendi. Часто романы Ольги Токарчук сравнивают с романом Маркеса "Сто лет одиночества", их объединяет магический реализм и общая мистическая обстановка художественного мира.

Необходимо также упомянуть о промежуточном звене - готическом романе, который сыграл важную роль в формировании творческого воображения романтиков. Он открыл "злые силы", влияющие на человеческую судьбу, оспорил возможность рационального разъяснения, познания мировых тайн. Через всю структуру романа "Путь людей книги", как и в готическом романе, проходит мысль о роке, необъяснимой силе, которая влияет на судьбу героев: "Жаль, что неизвестно, каким образом всё происходит. Вытекают ли события одно из другого согласно каким-то труднопостижимым правилам? Нет ли тут сходства с тем, как маленькая коробочка появляется из большой, а та — из ещё большей? Управляет ли всем происходящим только божественный промысел, который человеку не дано знать? А может быть, между событиями и нет никакой связи, может, они совершаются как хотят, хаотически, по воли случая, противореча сами себе и обманывая людей своей кажущейся логичностью?" [2, с.57-58].

В приведённом фрагменте описаны законы вымышленного мира, который является частью духовного мира героев. Этот мир является основой художественной модели в романах О.Токарчук: объяснение человеческой природы, зависимости человека от тела и мысли, от мечтаний, от той внутренней силы, которая постоянно толкает его на преодоление границ природных возможностей. В своих романах Токарчук постоянно напоминает о том, что её повествование не является отражением реальности. Повествование приближается к действительности при помощи специальных языковых приёмов, но так или иначе, повествователь ощущается в тексте.

Исследователи обращают внимание на то, как Ольга Токарчук понимает роман. Она пишет его как сказку на границе сна и яви, выдумывая всё более неожиданные и странные повороты сюжета: "Написание романа — признаётся она — это для меня рассказ самой себе сказок. Так, как это делают дети, затем засыпая. Они пользуются при этом языком, находящийся на границе сна и яви, описывают и выдумывают. Такова и книга "Путь людей книги", написанная с наивной верой двадцатилетнего ребёнка в то, что хоть что-нибудь, имеющее смысл, передастся людям. К моему удивлению, появилась горькая, может быть даже жестокая история обмана и великого разочарования" [27, с. 378].

Ольга Токарчук является также психологом и отлично знает, что на самом деле не существует единственной интерпритации книги, ведь каждый человек носит в себе свой собственный её вариант. Писательница пытается избежать лёгкого пути: её герои — это тоже книги, которые имеют множество версий трактования. "Расшифровать" героя Токарчук можно при помощи снов. Например, в романе "Дом дневной, дом ночной" автор записывает сны, но при этом не принимает теорию З.Фрейда, его символику снов. Сны — это только отражение прошлых переживаний — это высказывание близко концепции Альфреда Адлера ("Социальный интерес: Проблема манекена", 1938).

В отличие от Фрейда, акцентировавшего роль бессознательного и сексуальности как детерминант человеческого поведения, Адлер вводит в объяснение социальный фактор: характер человека складывается под воздействием его "жизненного стиля", то есть сложившейся в детстве системы целенаправленных стремлений, в которой реализуется потребность в достижении превосходства, самоутверждении как компенсации "комплекса неполноценности" (А.Адлер первым вводит этот термин).

В романах Ольги Токарчук реализуется также и концепция Юнга: сновидения являются фрагментом процесса индивидуализации (становления личности). Экзистенциальная Игра из "Правека" приводит к концепции К.Юнга — процессу духовной интеграции. Овладение снами является обязательным условием духовной инициации. Как говорит Ольга Токарчук: "Именно так работают сны - они разъясняют то, что осталось незамеченным через чувства, бессознательное, каким-то образом помянутые. Является шестым чувством, таким же недостоверным, как оставшиеся шесть. Одновременно это чувство недооценено. Люди вложили слишком много энергии, чтобы понять, что сны глупые и бессмысленные, так как сны позорят рациональный ум" [25].

Ольга Токарчук, изучая старинный сонник Артемидора и Дальдиса, пришла к выводу, что "нет прогресса в трактование снов". Писательница советует исследователям работу над общей Историей снов человека: "Людские сны - это альтернативная история цивилизации человека, левая сторона истории, складывающейся из упорядоченных во времени фактов пространства (особенно войн), вневременная, внепространственная [...] в современном автопортрете человека не хватает каких-нибудь неизменно важных черт. Может, плывущая река сновидений разъяснит всё то, чего мы не можем понять" [29].

Одним из главных мотивов в творчестве Токарчук является дуализм жизни человека, точнее говоря, борьба в нём двух противоположностей. По мнению писательницы, только сон свободен от этой раздвоенности. Жизнь героев зачастую делится на две половины - сон и бодорстврвание. Последняя, более конкретная, существует во времени и пространстве, другая — незаконченная, мифическая, существует в вечном "здесь" и "сейчас". Таким образом, писательница отрицает возможность ухода от онейричной действительности. В этом ей помогает само построение текста, отсылающее к этой действительности, символичной, гротесковой, сказочной.

Итак, определим функции сна в трёх романах Ольги Токарчук: "Путь людей книги" (1993), "Правек и другие времена" (1996) и "Последние истории" (2004). Первое, что надо отметить: жизнь её героинь непосредственно связана со сном (Вероника из романа "Путь людей книги", Колоска и Рута из романа "Правек и другие времена"). Именно во сне они входят в диалог с миром. В мире Ольги Токарчук живут герои, для которых сон является стилем жизни, формой творчества, а также тайной, которую можно открыть.

Онейричные мотивы доминируют в романе О.Токарчук "Путь людей книги". Сам роман, по мнению исследователей, является трактатом о возможностях человеческого познания, укрытым под эпической маской. Одновременно в книге заложено послание: ни одна дорога познания не является правильной, так же как ни одна дорога не является ошибочной: "Маркиз видел путь к постижению смысла в Магии и Посвящении. Он был близок к искомому. Вероника считала, что смысл познаётся через Любовь и Сны. Она была близка к искомому. Гош верил в Слово, которое ему ни разу не удалось произнести, и тоже был близок к искомому. Де Биль же полагал, что смысл заключён в самой сути вещи, что вещь означает ровно то, чем является. Философия не слишком сложная, но и он был к искомому близок" [3, с. 58].

Если говорить о системе персонажей романа "Путь людей книги", то наибольшее значение сон имеет для Вероники. Она от снов не только зависит, но и считает Сон абсолютом, как и Любовь. С другой стороны, сны для неё были чем-то обыденным, несмотря на их необыкновенную красочность и значительность. В её случае сны выполняют функцию идентификации личности, предвидения и игры. При этом сны Вероники — это ещё необыкновенный дар, свидетельствующий о необычайности и избранности героини. Сон рассматривается на философско-мифологическом уровне и связан с представлениями героев о структуре и смысле бытия: "Для Вероники сны были тем же, чем для Гоша каштановые человечки, а для Маркиза зеркала, - они позволяли ей выйти за пределы своего "я". К снам она относилась как к чему-то обыденному, к автономному элементу ночной жизни, который лишь дополняет и уточняет то, что происходит днём. Если сны были хорошие, радостные и приятные, они уподоблялись чудесной игре, если же исполнялись значительности и смысла, Вероника воспринимала их так, будто это были письма с предостережениями свыше, - становилась серьёзнее и сосредоточеннее. Когда ей снилась покойная мать, она знала: впереди какие-то хлопоты. Повторяющийся из месяца в месяц сон о разбивающихся сосудах напоминал, что близится период недомогания. Кошки снились, когда особенно докучало одиночество. Был у неё такой личный, интимный сонник" [3, с.31-32].

Сама Вероника обладала редким даром, о котором не подозревала — она приближалась к постижению мира через сны: "Вероника не сомневалась, что и другим сны снятся ночь напролёт — тоже увлекательные, цветные и чреватые последствиями. Она понятия не имела, что наделена даром столь же редким, как дар поэта или художника. То есть принадлежит к горстке избранных, которые обращаются с миром по-своему и с каждой ночью чуть-чуть приближаются к постижению его сложной сути" [3,с.32].

Та же неразличимость яви и сна характеризует жизнь Руты, дочери Колоски, местной ведьмы. Само начало её жизни было неразрывно связано со сном: Рута была зачата во сне. Потому вся её жизнь напоминала сон, иногда волшебный и приятный, иногда — кошмар: "Летом двадцать седьмого года перед халупой Колоски вырос дягиль.[…]

На Святого Михаила зацвёл, и несколько жарких ночей Колоска не могла спать от сладко-терпкого запаха, который пронизывал воздух. Могучее, жилистое тело растения отбивалось острыми краями от серебряного, освящённого месяцем неба. Иногда какой-то ветерок шелестел в кустах, и осыпались отцветавшие цветы. Колоска на те шелесты поднималась и слушала, как растение живёт. Вся изба была наполнена манящими запахами.

А тогда, когда Колоска уснула, стоял перед ней младенец со светлыми волосами. Был он высокий и мощный. Его плечи и бёдра выглядели так, как будто были сделаны из полированного дерева. Освещали его лучи месяца.

Увидел тебя через окно — сказал он.

Знаю. Пахнешь так, как вымысел" [2, c.66].

Рута вообще была необычным ребёнком. Для неё было характерным восприятие реальности через состояние подобное сну:

"Рута впадает в какое-то подобие сна и видит всё абсолютно по-другому" (например, лежит около грибницы) [2, c. 200].

Ольга Токарчук говорила о своей книге, что всегда хотела написать такой роман, как "Правек", сотворить и описать мир, создать свою историю света, который, как и всё живое, рождается, растёт и умирает.

Необходимо сказать о многозначности названия романа "Правек и другие времена". Правек — это деревня, где и происходит всё действие романа. Правек можно трактовать и как выражение "издавна", таким образом автор хотел рассказать историю, которая начинается испакон веков и продолжается по сей день. Название романа также свидетельствует о том, что правек — это не единственный час, вокруг него существует множество времён, множество миров. О том же свидетельствует сама структура романа: книга состоит из множество коротких эссе о героях или важных понятий, каким-либо образом связанных между собой, каждое название начинается со слова "время" ("Время Миси", "Время грибницы" и т.д.). Действие героев обычно связано с их духовной жизнью, которая является для них самой важной. Можно интерпретировать заглавия эссе и как "время" в значении "пора", то есть пришла пора рассказать про Флорентинку, Адельку, Павла, а также о доме, ангела Миси, лип и т.д.

О необычайности Правека мы узнаём уже с первых страниц романа: "Правек — это место, которое лежит в центре вселенной" [2, с.5]. Границы Правека также необычны, как и он сам: на севере — это опасная дорога, на юге — не менее опасный город, на западе — это луга, кусочек леса и дворец, на востоке — река, отделяющая Правек от других земель. Стражниками границ Правека являются архангелы Рафал, Габриель, Михал и Уриель. По такому вступлению ставится понятно, что мы имеем дело с мифическим пространством. В Правеке нам открывается мир, в котором описана жизнь обыкновенных людей, граничащая с жизнью божественных существ.

В "Правеке и других временах" граница между сном и явью зачастую стирается. Сны могут диктовать героям их последующие действия, направлять их. Колоска, наделённая необыкновенным даром, во сне о великой женщине, прабабке, находит здоровье и набирается магического опыта.

Сон как мучение, как напоминание, может преследовать героя на протяжении всей его жизни. В этом случае сон эксплицирует внутренние переживания героя, он говорит о бессилии героя перед тайниками собственной памяти. Например, Михалу снится война: "Он видел не эту, а ту войну. Снова перед глазами у него были огромные просторы страны, которые он некогда прошагал. Должно быть, это был сон, потому что только во сне всё повторяется, словно рефрен. Ему снился тот же самый сон, растянутый, молчаливый, страшный, как колонны войск, как приглушённые болью взрывы" [2, с. 155].

Сны в мире Правека могут выполнять пророческую функцию. Так Колоска, наделённая особым даром ясновиденья, просит прощенья у Флорентинки от имени луны за её сумасшествие:

"- У меня был сон, - произнесла Колоска. – В мои окна постучала луна и сказала: "У тебя нет матери, Колоска, а у твоей дочери нет бабки, ведь так?" - "Так", - ответила я. А она на это: "Есть в деревне хорошая одинокая женщина, которую я когда-то обидела, уже даже не знаю почему. У неё нет ни детей, ни внуков. Иди к ней и скажи, чтобы она меня простила. Я уже стара, и у меня слабый рассудок". Так она сказала. И ещё добавила: "Ты найдёшь её на Горке. Там она проклинает меня, когда раз в месяц я показываю миру свой полный лик". Тогда я спросила её: "Зачем тебе надо, чтобы она тебя простила? На что тебе прощение какого-то человека?" А она мне ответила на это: "Потому что человеческие страдания бороздят тёмные морщины на моём лице. Когда-нибудь я погасну из-за человеческой боли". Так она мне сказала, вот я и пришла" [2, с. 124]

Из-за того, что граница между сном и явью стёрта, обитатели деревни не имеют власти над своими снами. Единственным героем, который научился управлять своими сновидениями, был Помещик Попельский. Научившись управлять снами, он целиком попадает во власть Игры:

"Поскольку в Игре существенную роль играли сны, Помещик Попельский научился видеть сны по заказу. Мало того, постепенно он получал над снами контроль, он делал в них то, что желал, совсем не так в жизни. Он сознательно смотрел сон на заданную тему и немедленно, столь же сознательно, побуждался по другую сторону, будто проходил сквозь дыру в заборе" [2, с.191].

Цена за управление снами — утрата контроля над собственной жизнью. Так или иначе человеческой судьбой управляет неизведанная божественная сила.

Жизнь для Помещика Попельского потеряла смысл. Чтобы отыскать новый смысл жизни, Попельский играет в игру. Эта игра заключает в себе глубинный смысл познания вселенной. Одной из частей этой игры является сон, через который Попельский должен открыть для себя глубины существования. Он должен научиться чувствовать и думать по-другому: "Одним из первых заданий был сон. Чтобы перейти на следующее поле, Помещик должен был увидеть во сне, что он собака. "Как-то всё же это странно", - размышлял он неудовольствием. Но ложился в постель и думал о собаках и о том, как сам мог быть собакой. В этих картинах он прямо перед тем, как уснуть, представлял себя гончей, которая выслеживает водных птиц и гоняется по пастбищам. Однако ночью его сны делали то, что им вздумается. В них трудно было перестать быть человеком. Определённый прогресс обнаружился в сне о прудах. Помещику Попельскому приснилось, что он оливковый карп. Он плавал в зелёной воде, в которой солнце было лишь расплывчатым пятном света. У него не было жены, не было дворца, ничто ему не принадлежало и ни до чего ему не было дела. Это был прекрасный сон.

В тот день, когда немцы появились у него во дворце, Помещику наконец приснилось под утро, что он собака. Что он бегает по рынку в Ешкотлях и ищет чего-то, сам не зная чего. Выгребает из-под магазина Шенберта какие-то огрызки, объедки и с удовольствием поедает их. Его притягивает запах конского навоза и людские испражнения в кустах. Свежая кровь пахнет, как амброзия" [2, с.141].

Из-за стирания границы между сном и явью герои зачастую не могут отличить, происходит ли это на самом деле или им просто снится кошмар. Так было и с Мисей: "Мися задрожала, и ей вспомнился какой-то давний сон, в котором именно так и было. "Я сплю, - подумала она. – Я лежу на нарах в землянке. Я никуда не пошла. Мне это снится". А потом она подумала, что, наверное, уснула ещё раньше. Ей показалось, что она лежит на своей двойной кровати, а рядом спит Павел. Нет никакой войны. Ей снится длинный кошмар, про немцев, про русских, про фронт, лес и землянки. Это помогло – Мися перестала бояться и вышла на Большак. Мокрые камни на дороге захрустели под её туфлями. Тогда Мися подумала с надеждой, что уснула ещё раньше. Что её утомило монотонное вертение ручки кофемолки и она уснула на скамейке перед мельницей. Ей совсем мало лет, и сейчас ей снится детский сон о взрослой жизни и войне.

- Я хочу проснуться, - сказала она громко.

Аделька посмотрела на неё удивлённо, и Мися поняла, что ни один ребёнок не мог бы увидеть во сне расстрела евреев, смерти Флорентики, партизан, того, что сделали с Рутой, бомбардировок, брошенных домов, паралича матери" [2, с.174].

Сон имеет влияние не только на жизнь, но и на смерть. Зачастую смерть и сон становятся понятиями равнозначными. Божский умерев, понимает, что и его жизнь, и его смерть это всё один сплошной сон:

"Когда Божский умер, то сразу понял, что сделал что-то неправильно, что умер плохо, невнимательно, что, умирая, ошибся и должен будет ещё раз через всё пройти. А ещё он понял, что его смерть – это сон, так же как и жизнь" [2, с.229].

Большое значение для автора играют сны не только людей, но и всех живых существ и даже деревьев. Благодаря сравнению снов людей и снов деревьев, Токарчук оживляет деревья, смерть деревьев на самом деле лишь сон: "Липы, как и все растения, спят вечным сном, начало которого хранится в семечке. Сон не растёт, не развивается вместе с деревом, он всегда тот же самый. Деревья находятся в плену пространства, но не времени. От времени их освобождает сон, который вечен. В нем не растут ощущения, как во сне животных, не рождаются образы, как во сне людей.

То, что люди называют смертью деревьев, это лишь временное нарушение их сна" [2, c. 238].

Важен в мире Правека и сон животных. Они отличаются от людей тем, что чувствуют мир лучше, знают о нём больше, хоть и не понимают течения времени. Бог для них единственный творец-художник, а человек — его лучшее создание. Мир для животных статичен, они живут "образами мира", которые чувствуют через запахи, прикосновения, вкусы, звуки. В этих ощущениях и чувствах нет смысла, а животным он и не нужен. Подобное ощущение мира человеку даёт сон: в этот момент человек не ищет смысл, теряет чувство времени. Сны животных имеют совершенно иное назначение: "Животные видят сны непрерывно и бесполезно. Пробуждением от этого сна для них является смерть" [2, с. 268]. В эссе "Время Ляльки" автор описывает способ мышления, прочувствование, а также постижение мира животным.

Автор описывает сон как нечто живое, дышащее, изменяющееся. Иногда сон настолько живой и сросшийся с его хозяином, что может постареть вместе с ним. Вместе с Изыдором постарели и его сны: "По ночам он видел свои образы: Руту, такую, какой он её запомнил, и геометрические картины – пустые пространства, а в них многогранные или цилиндрические фигуры. Всё чаще эти образы казались ему потускневшими и мутными, а фигуры – искорёженными и бесформенными. Словно они состарились вместе с ним" [2, С. 304].

Изыдор отличается от всех. Зачастую его признают за больного идиотизмом. Но он, как и Рута, просто необычный ребёнок - они вместе нашли вход в другие миры. Доказательством необычайности Изыдора являются его сны: "Ему не хотелось вставать. Хорошо было просто лежать и видеть сны. А снилось ему всегда одно и то же: огромные пространства, заполненные геометрическими фигурами. Матовые многогранники, прозрачные пирамиды и переливающиеся цилиндры. Они плыли над широкой плоскостью, которую можно было бы назвать землёй, если бы не то обстоятельство, что над ней не было неба. Вместо него зияла большая чёрная дыра. Вглядывание в эту дыру делало сон страшным.

Во сне царила тишина. Даже когда могучие глыбы задевали друг друга, это не сопровождалось никаким скрежетом, никаким шуршанием.

В этом сне не было Изыдора. Был только какой-то сторонний наблюдатель, свидетель событий жизни Изыдора, который жил внутри него, но им самим не был.

После такого сна у Изыдора болела голова…" [ 2, c. 285].

Изыдор составил список, который, по его расчётам, описывал весь мир. Этот список содержал четыре состояния сознания:

Летаргия Глубокий сон Лёгкий сон явь [2, c. 292].

"Четвёрка становилась двойкой, когда спала, как дерево зимой" [2,с.293].

В четырёх составляющих Изыдор видит конструкцию мира - все понятия, законы, состояния он делит на четыре категории. Таким образом, герой объясняет уравновешенность и гармонию системы, которой подчиняется вся вселенная.

Форма света, представленная в "Правеке", с его космическим порядком, круговым временем и замкнутым пространством (показанным через сны), стал упорядоченным подобно модели мифичной. Построению этой модели служат также сны, отражающие облик коллективных мечтаний, опасений и верований, характерных для данного общества. Здесь можно отметить перекличку Ольги Токарчук с такими польскими писателями как И.Новак и Э.Редлиньски.

Теперь рассмотрим функции сна в романе "Последние истории".

Один из постоянных приёмов Токарчук – введение мотива бессонницы: в своих романах писательница приравнивает бессонницу к опустошённости души, её измученности. В "Последних историях" героиня Ида не может заснуть, ведь она постоянно думает о судьбе своей дочери, о смерти мужа, о собственной смерти, о своей усталости. Эти мысли не дают ей покоя и как следствие сна.

Часто сон в произведениях Ольги Токарчук является аналогом смерти. Смерть и сон — это похожие друг на друга состояния: переход из одной реальности в другую. Ярким примером такого понимания сна является описание умирающего пса в "Последних историях". Несмотря на то, что тяжело больной пёс ещё жив, мы понимаем, что он скоро умрёт. Он кажется спящим, сонным, таким образом автор показывает близость животного к смерти: "Пёс кажется спящим – будто не устоял перед неожиданно возникшим во время прогулки непреодолимым желанием вздремнуть – здесь, сейчас, немедленно" [1, с. 8 ].

Героиня романа "Последние истории" рассуждает о предзнаменовании смерти. Одним из них может быть сон. В этом предзнаминовании отражается связь сна и смерти: "Приметой может быть что угодно. Миллионный волос на гребешке, внезапный приступ головной боли, так же резко отступающий. Сон. Странный, тревожный – или совсем наоборот: сон о собственной смерти" [1, с.110].

Через сон автор показывает прошлое своих героев, чтобы читатель получил целостное представление о персонаже. Ольга Токарчук создаёт психологический портрет своего героя: показывает его чувства и переживания, писательнице удаётся продемонстрировать механизмы работы подсознания, в том числе и в сновидениях. Например, в "Последних историях" автор очень мало рассказывает об одной из своих героинь Иде непосредственно, но часто отсылает читателя к снам о её детстве: "Она лежит навзничь, с закрытыми глазами. Надо принять снотворное. Заткнуть уши восковыми пробками, лечь на бок и подождать, пока начнут действовать таблетки, из которых прорастает во влажную тишину сон. Но таблеток нет и берущей тоже. Она кладёт ладонь на грудь, привычно проверяя, бьётся ли сердце. Тело твёрдое, сопротивляется давлению руки. "Твёрдое, как дерево", - слышит она и видит себя, лет тридцати, бегом спускающуюся с холма. В ситцевом платье с маками, которое мать, когда оно совсем износилось, пустила на тряпки; бежит навстречу девочкам – как их звали, Божена? Ядя? – к развалинам на берегу реки" [1, с.17].

Лёгкую, как пёрышко,

Твёрдую, как дерево,

Понесём её в могилу,

Спящую царевну [1, с. 18].

Иногда писательница показывает через сон неразрывную связь прошлого и будущего. Во сне Ида видит свою маленькую дочь и своих родителей одновременно, но не может наладить отношений ни с родителями ( мать убегает), ни с дочерью (оставляет её во дворе): "Около дома сидят родители. Отец, не глядя на неё, сматывает в клубки шерсть. Мать молодая, похожая на Майю, словно бы взрослая Майя – чужая, вечно отсутствующая. "Ты никогда не приезжаешь, мы тебя уже почти забыли", - укоризненно говорит она. Обиженно встаёт и уходит в дом. Ида идёт следом, смотрит матери в спину, но ей кажется, будто та пытается убежать. Она принимается кружить по комнатам, обращающимся вдруг в бесконечную анфиладу. Внезапно Иду охватывает страх – она вспоминает, что оставила во дворе Майю, свою маленькую дочку. Она хочет вернуться, выбраться из этого лабиринта, но не знает как. Всё окрашивается в синий цвет"[1, с.20].

Герой "Последних историй" Петро является внесюжетным персонажем, его образ раскрывается через сны его жены Иды, в её снах он представлен неоднозначно: "В моих снах Петро двоится, троится, он то молодой, то старый. То ругается, то обнимает. Сегодня мне снилось, что он пьёт горячий чай из своей дурацкой фаянсовой кружки. Над ней поднимается пар, капли оседают на бровях. Потом замерзают и превращаются в сосульки. Петро не может открыть глаз. Будто слепой, идёт ко мне за помощью. Я растерянно оглядываю кухню в поисках нужного инструмента. Петро подсказывает – "лёдник" или что-то вроде, машет рукой в сторону выдвижного ящика. Мол, существует инструмент для снятия сосулек с глаз и у него такой есть. Петро врасплох не застать"[1, c.128].

Мир романов Токарчук зачастую напоминает сон. Для него характерны сказочность, мистичность, возможность выход в другую реальность. Мир сна оказывается открытым и в обыденном "дневном" сознании трактуется как сверхъестественное (при этом возможность общения с "иной сферой" доступна избранным и детям).

С помощью мотива сна автор раскрывает сущность героя, его потаённые желания и проблемы. Через сон мы узнаём прошлое героя, важные моменты его жизни. Сон очень тесно связан у Токарчук со смертью. Сон может быть предзнаменованьем смерти, иногда и жизнь, и смерть — это сон, как в случае Помещика Попельского. Автор считает, что сон — это инструкция к процессу умирания, этому необходимо учиться. Вместо уроков физкультуры в школе нам должны преподавать уроки умирания, - считает автор. Многие герои Ольги Токарчук только благодаря сновидениям могут войти в диалог с миром, а именно раскрыть его тайну. Все эти функции мотива сна позволяют нам понять, что сон для Ольги Токарчук — это единственная существующая реальность. Скорее жизнь больше похожа на сон, даже скорее кошмар (в случае Миси).

В творчестве Токарчук мы наблюдаем использование особых риторических приёмов, стилистики, позволяющей стереть границы между пространством снов и сферой яви. Эта черта характерна и для текстов других авторов, которые свободно опускают границу снов и переходят в действительность. Переход от сна к яви обуславливается сменой языка. Например, метафизичный язык "Правека" обуславливает сны символичные и архетипичные; мрачная, сюрреалистичная Смерть и Cпираль — образы, возникающие после сна и развивающиеся в течение времени.

Заключение

Предметом анализа в данной курсовой работе стали романы Ольги Токарчук ("Путь людей книги", "Правек и другие времена" и "Последние истории"). Наша цель заключалась в рассмотрении мотива сна в литературе на материале романов Ольги Токарчук.

Сон — это связь с миром загробным, невещественным, ирроциональным. Сны с незапамятных времён использовались в качестве материала для колдовства, пророчеств, являлись связующей нитью между живыми и мёртвыми. Сновидение обычно имеет значение: в нём выявляется индивидуальный мир человека, являющийся тайной для всех.

Сон в разных мировых традициях имеет различную интерпретацию и значение. На западе от времени создания Фрейдом его теории исследователи стараются опираться на рационализм, изучая психику и внутреннее Я через сон. В западной культуре привыкли считать, что сны - это иллюзорная универсалия, не имеющая ничего общего с настоящей реальностью. На западе вообще привыкли думать, что все, что не соответствует привычным представлениям о реальности, попросту не существует.

На востоке совершенно иное отношение ко сну. Некоторые направления буддизма, традиции северо-американских индейцев, культура Синоев очень серьёзно относится к снам, это равноправная часть жизни человека, наряду с его бодрствующим состоянием, считают они. В христианстве сон — метафора смерти, в буддизме - безусловно метафора жизни, ее пустоты и иллюзорности.

Культура и литература связаны между собой. В литературе мотив сна представлен достаточно широко. Для раскрытия образа героя мотив сна использовали такие знаменитые писатели как Достоевский (сны Раскольникова), Пушкин "Евгений Онегин" (сон Татьяны), Шекспир "Гамлет" и "Макбет". В польской литературе можно назвать таких авторов, как Кохановский — фражка "Ко сну", "Дзяды" Мицкевича, "Свадьба" Выспяньского, "Кукла" Пруса, "Цинамоновые лавки" Шульца и Краль "Успеть к Богу". Мотив сна также распространён и в кино. Разные формы стилизации снов характерны для фильмов Куросавы, Федерико Феллини, Войчеха Хаса. Все эти функции мотива сна позволяют нам понять, что сон для Ольги Токарчук — это единственная существующая реальность.

Ольга Токарчук в своих романах широко использует мотив сна. Сон в её произведениях выступает в разных функциях. С помощью мотива сна автор раскрывает сущность героя, его потаённые желания и проблемы. Через сон мы узнаём прошлое героя, важные моменты его жизни. Сон очень тесно связан у Токарчук со смертью. Сон — это и часть великой игры Попельского, без которой не возможен переход на другой уровень.

Можно сказать, что Ольга Токарчук использует мотив сна для создания сказочной и призрачной обстановки в романе. Те же функции выполняют и похожие пограничные состояния, они вводят читателя в совершенно иной мир. Ярким примером этого перехода является сцена из "Правека..." : Мися показывает своему другу Изыдору грибницу, открывает ему совершенно другое пространство, отличное от реальности. При этом их состояние в этот момент напоминает галлюцинации или мечты детей. Таким образом автор незаметно переходит от одного пространства к другому, онеричная сфера объясняет и оправдывает эти переходы. Художественный мир Ольги Токарчук приобретает многоплановость, многосторонность — если герой идёт в лес, то он не обязательно придет в тот привычный лес, к которому уже успел привыкнуть читатель в ходе чтения романа. Через онейросферу реализуются творческие принципы автора, его понимание многомерности реальности.

Мы выяснили, что сновидения имеют философско-эстетическую, художественно-психологическую, сюжетно-композиционную, информативную, коммуникативную, мнемоническую, ретроспективную, прогностическую функции. Специфика изображения сновидений в онейросфере обусловлена спецификой авторских задач: изображением борьбы "ветхого" и "нового" в душах героев (сны Иды в "Последних историях"), попыткой вписать сновидения персонажей в сферу магии, любви и истории (сны Миси и Изыдора из "Правека", сны героев романа "Путь людей книги"), описанием и анализом "второго пространства" сознания, авторской мифологией сновидческого зрения и мифопоэтикой игры.

Сновидения в романах О.Токарчук используются в качестве игрового литературного приема, идет интенсивная "игра в сны" и "игра со снами", сами тексты подчас строятся по законам сновидения. Сны служат в качестве мотивировки поступков персонажей, участвуют в создании ирреального плана повествования.

Персонажи-сновидцы во многом автобиографичны, они воплощают авторские представления о связи сна и смерти, о возможности получения во сне тайного знания о мире. Они имеют возможность ориентироваться в реальности сновидения и даже управлять ею, что является следствием интереса автора к оккультным наукам и психологии.

Итак, мы рассмотрели функции снов на материале трёх романов Ольги Токарчук. В дальнейшем эту тему можно продолжить, используя в качестве материала для изучения другие произведения этого автора: "Дом дневной, дом ночной", "Бегуны", сборник рассказов "Игра на разных барабанах".

Введение включает в себя обоснование темы, аннотации по рассматриваемой тематике, цели и задачи работы, структуру работы. Глава 1 состоит из определений термина "сон", семантики сна в культуре, приёма сна в литературе. В Главе 2 исследуются функции сна в романах Ольги Токарчук. Проанализированы ситуации сновидений характерные для творчества писательницы. В заключении подведены итоги исследования и намечается дальнейшая перспектива исследования проблемы.

Список литературы

сон семантика польский литература токарчук

I. Художественная литература

1.Токарчук, О. Последние истории: Роман / О. Токарчук. Предисловие Агнешки Вольны - Хамкало. Перевод с польского И. Адельгейм. - М.: Новое литературное обозрение, 2006. - 240с.

2.Токарчук, О. Правек и другие времена/ О. Токарчук. Послесл. П. Чаплинского. Пер. с польского Т. Изотовой/ - М.: Новое литературное обозрение, 2004. - 336 с.

3. Токарчук О. Путь Людей Книги: Роман / О. Токарчук; Пер. с пол. К.Я Старосельской. - М.: ООО "Издательство АСТ", 2002. - 239, [1] с. - (Мастера. Современная проза).

II. Научная литература:

4. Боснак Р. В мире сновидений. - М.: "Древо жизни", 1992.- 140с.

5. Исупов К.Г. Сон /Исупов К.Г. // Культурология. Энциклопедия в 2х т. / Под ред. С.Я. Левиита. - М.: РОССПЭН, 2007, Т.2. - 567с.

5. Криппнер С., Сновидения и творческийф подход к решению проблем/ Пер. с англ. В. Рогова./С. Крипнер, Дж. Диллард. — М.: Изд-во Трансперсонального Института, 1997. - 256 с.

6. Литературные архетипы и универсалии./ Под ред. Е.М. Мелетинского. - М.: Изд-во РГГУ, 2001. - 436с.

7.Лотман Ю.М. Культура и взрыв/ Ю.М. Лотман. - М.: Гнозис: Прогресс, 1992. - 270, [1] с.

8. Лотман Ю.М. Сон - семиотическое окно. Семиосфера: Статьи. Исследования. Заметки/ Ю.М. Лотман. - Спб.: "Искусство", 2005. - 704 с.

9. Малькольм Н. Состояние сна / Н. Малькольм. - М.: Прогресс, 1993. - 176 с.

10.Нагорная Н.А. Сновидения в постмодернистской прозе/Н.А.Нагорная// Русское слово, №3, 2004. - с. 34-38.

11.Нечаенко Д.Н. "Сон, заветных исполненный знаков..." Таинства сноведений в мифологии, мировых религиях и художественной литературе/ Д.Н. Нечаенко. - М.: Юридическая литература, 1991. - 304 с.

12. Пинский Л.Е. Магистральный сюжет/ Л.Е. Пинский. - М.: Сов. Писатель, 1989. - 411с.

13. Ремизов А. Огонь вещей. Сны и предсонье/ А. Ремизов. - Спб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2005. - 365 с.

14. Руднев В.П. Словарь культуры ХХ века. / В.П. Руднев. - М.: Аграф, 1993. - 381 с.

15. Русская литература ХХ века: школы, направления, методы творческой работы. Учебник для высших учебных заведений / Под ред. С.И. Тиминой. СПб.:Logos; М.: Высшая школа, 2002. - 345с.

16. Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции / Зигмунд Фрейд. - М.: АСТ, 2008. - 607, [1]с.

17. Фрейд З. Толкование сновидений./З.Фрейд. - Ереван: Камар, 1991. - 448 с.

19. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности./ О.М. Фрейденберг. - М.: Издательская фирма "Восточная литература" Ран, 1998. - 800 с.

20. Фромм Э. Забытый язык / Фромм Э. - М.: Наука, 1993. - 405 с.

21. Ходанен Л.А. Мотивы и образы "сна" в поэзии русского романтизма / Л.А. Ходанен// Русская словесность. - 1997. - №1,2. - с. 18-25, 28.

22. Шестов Л. Власть ключей. Ч.1./ Л. Шестов. Соч.: В 2-х т. Т. 1. - М.: Наука, 1993. - 649 с.

23. Юнг К.Г. Архетип и символ./К.Г. Юнг. - М.: Ренессанс, 1991. - 280с.

24. Юнг К.Г. Воспоминания. Размышления. Сновидения. / К.Г. Юнг. - М.: Инициатива, 1994. - 480 с.

25. Czas Olgi. Rozmowa z Olga Tokarczuk. Rozmowiala J. Sobolewska, „Zycie" 1997, nr 241, s.10.

26. Marciszuk, P. Literatura filozofia mit./Piotr Marciszuk - Wydawnictwo STENTOR, Warszawa 2008. - 189 s.

27. Oniryczne tematy i konwencje w literaturze polskej XX wieku Praca zbiorowa pod redakcja Ilony Glatzel, Jerzego Smulskiego i Anny Sobolewskiej Wydawnictwo Un. Mikolaja Kopiernika, Toruń 1999 – 404 s.

28. Stopska, D. Motywy literackie część 2/ Dorota Stopska, Agnieszka Nawrot, Kraków, 2008. - 248s.

29. Tokarczuk, О. Nie ma postępu w tłumaczeniu snów, „Ex libris" 1995, nr 76, s. 11

30. Борхес Х.Л. Страшный сон/ Х.Л. Борхес // Режим доступа: http: bookz. Ru/ authors/ borhes – horhe/ stra6nii_733/1- stra6nii_733. Html

31. Соколовский С.В. Сноведенческая реальность бессознательное российской антропологии / С.В. Соколовский // Режим доступа: www. manefon. оrg

32. Руднев, В.П. Сновидение / В.П. Руднев // Словарь культуры XX века. // Режим доступа: www. philosophy.ru