| Скачать .docx |
Курсовая работа: Понимание богопознания в древнем мире
ПОНИМАНИЕ СУЩНОСТИ И ПРОЦЕССА БОГОПОЗНАНИЯ, НА РАЗЛИЧНЫХ ЭТАПАХ КУЛЬТУРНОГО РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, В ДОХРИСТИАНСКУЮ ЭПОХУ (ДОПИСЬМЕННЫЙ ПЕРИОД)
С одержание
Введение
Глава I. Теоретическая часть
I.1 Сведения из христианской апологетики
I.2 Православное учение о богопознании
I.3 Вопрос антропогенеза
I.4 Основные концепции в религиоведении
I.5 Социально-когнитивная теория
Глава II. Древнее общество
II.1 Ашельская археологическая культура
II.2 Археологическая культура мустье
II.3 Археологические культуры верхнего палеолита
II.4 Религиозные представления раннего неолита
Глава III. Этические представления древнего человека
Заключение
Список источников и использованной литературы
Введение
В связи с большим распространением оккультизма и псевдорелигиозных систем за последнее столетие, интересно рассмотреть духовные искания древнего человечества. Есть ли свидетельства подтверждающие теорию прамонотеизма, или все начиналось с магии, по цепочке: фетишизм, анимизм, сабеизм, и т. д. Выражаясь словами Гильберта Честертона: «…идет ли дело о всепоглощающем суеверии или же о Божественной надежде»[1] .
Объект исследования - религиозные воззрения древнего человека палеолита, мезолита, начала неолита.
Цель исследования – показать сущность и способы богопознания в рамках первобытного монотеизма; вторичность магизма, как результат процесса десакрализации, профанизации бытия.
Метод исследования – реконструкция древнейших религиозных воззрений по археологическим данным, и их интерпретация в субъективно-мировоззренческом аспекте.
Задачи исследования. а) Определить, в предметную область, каких дисциплин входит рассматриваемая в работе проблема.
б) Изложить учение Церкви о сущности и процессе богопознания до пришествия Господа Иисуса Христа.
в) Кратко рассмотреть основные концепции в религиоведении. Выявить те направления, которые являются для нас приемлемыми, в изучении объекта исследования.
г) Выявить, объективные причины, самой возможности понимания, сущности религиозных явлений в дописьменную эпоху.
д) Реконструировать религиозные представления древнего человека.
е) Охарактеризовать этические представления древних.
ж) Сделать обобщающее заключение.
Основные имеющиеся исследования по данной проблематике. Большую роль, в раскрытии темы исследования, сыграла книга профессора МГИМО Андрея Борисовича Зубова «История религии», а также его монография «Победа над «последним врагом»». Ценная информация о методах исследования в археологии палеолита содержится в книге, доктора исторических наук Павла Владимировича Волкова «Потомки Адама». Святоотеческое видение проблемы освещено в книге иеромонаха Серафима (Роуза). Замечательная по апологетической остроте и убедительности работа Гильберта К. Честертона «Вечный человек».
Глава I . Теоретическая часть
I .1 Сведения из христианской апологетики
Прежде чем перейти к основной части, необходимо заметить, что тема работы входит в предметную область нескольких разделов апологетики.
Исторический раздел включает вопросы происхождения религии и ее видов, христианства, разных форм мистицизма и т. д. и понимания сущности этих явлений. Важной частью исторической апологетики является вопрос о происхождении религии и критический анализ различных атеистических гипотез относительно этого вопроса («изобретения религии», натуралистической, анимистической, социальной, антропотеистической и др.).
Философский раздел своим предметом имеет, прежде всего, соответствующее раскрытие и обоснование тех положений христианской веры, которые являются общими или смежными с философией, и в этом качестве проблемными как для богословия, так и для философии. А также богословское осмысление и оценку многих вопросов онтологии, гносеологии, антропологии, эсхатологии.
К области богословской апологетики относится рассмотрение вопросов: догматических; в их сопоставлении с нехристианскими аналогами других религий и религиозных течений; теодицеи (согласования Божественной любви и существования вечных мучений, происхождения зла, свободы личности и промысла Бога); духовно-нравственных (понимание христианских основ духовной жизни в сравнении с нехристианскими)[2] .
Проблема познания (гносеология), и в первую очередь богопознания, его условий, критериев, цели и средств, является центральной как для христианского богословия, так и для философии.
Следует заметить, что до сих пор в отечественной научной среде господствует убеждение в истинности материалистической диалектики. Только она, способна раскрывать содержание моментов познания, устанавливать их взаимосвязь и роль в ходе постижения истины. Сознание вторично по отношению к материи, являясь функциональным свойством высокоорганизованной материальной системы[3] . В основе движущей силы познания, таким образом, лежит необходимость практического изменения материального мира, то есть бытовой утилитаризм.
Как следствие вышесказанного, подавляющее большинство отечественной литературы по антропологии, религиоведению, малоценны. Написанные с позиции диамата книги, имеют своей конечной целью лишь его обоснование. Действенная критика подобных изданий, может лежать только в философской плоскости, поэтому остается за рамками этой работы.
I .2 Православное учение о богопознании
Текст Священного Писания повествует о том, как изгнанные из Рая прародители на горьком опыте поняли, что значит для человека общение с Богом. Теперь человек должен искать Бога. До пришествия на землю Господа Иисуса Христа, возможности человека в богопознании были весьма ограничены. Большинству древних людей было доступно, лишь то, что Господь открывал им естественным путем.
Естественное богопознание. Для христианина, который верует в то, что весь мир сотворен творческим Божественным Словом, вселенная открывается как Откровение вечных божественных идей. Следовательно, возможно познание Бога через красоту, гармонию, целесообразность, растворенные в мире. В общем это есть не что иное как естественная реакция человеческой души, которая, по словам Тертуллиана, по природе своей является "христианкой". В Священном Писании можно найти много свидетельств того, что Бога можно познать через Его творения. Например, (Пс. 18, 2): "Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь"; (Прем. 13, 1-2): "подлинно суетны по природе все люди, у которых не было ведения о Боге, которые из видимых совершенств не могли познать Сущего и, взирая на дела, не познали Виновника"; Рим. 1, 20: "вечная сила Его и Божество, от создания мира чрез рассматривание творений видимы".
Св. Иоанн Дамаскин в первой книге "Точного изложения Православной веры" говорит: "и самое создание мира, его сохранение и управление возвещают величие Божества" "... и самый состав, сохранение и управление тварей показывает нам, что есть Бог, Который все это сотворил, содержит и обо всем промышляет"[4] . Такое познание Бога через рассматривание творений называется путем космологического умозаключения, когда человек через созерцание и познание тварного космоса восходит к уразумению того, что этот мир имеет Творца и Промыслителя.
Самопознание. Человек может придти к выводу о существовании Бога не только через изучение природы. Это можно сделать также и через познание самого себя. Св. Иоанн Дамаскин утверждает, что "познание в том, что Бог есть, Он Сам насадил в природе каждого"[5] .
Все три основных силы человеческой души свидетельствуют нам о существовании Бога. Уму человеческому является прирожденной мысль о Существе совершеннейшем и бесконечном. Что касается воли — то это голос совести в человеке и нравственный закон, который ощущает в себе человек. В области сердечной жизни, или в чувствах — это врожденное стремление к блаженству.
Причем, здравый ум и нравственный закон говорят человеку, что блаженство может быть только следствием добродетельной жизни, в то время, как грешники достойны осуждения. Святитель Василий Великий в своем толковании на слова книги Второзакония (Втор. 15, 9) "Внемли себе", говорит: "Если внемлешь себе, ты не будешь иметь нужды искать следы Зиждителя в устройстве вселенной, но в себе самом, как бы в малом каком-то мире, усмотришь великую премудрость своего Создателя"[6] .
Возможности естественного богопознания не следует переоценивать. Это лишь начальный и весьма ограниченный способ богопознания. Такое богопознание может привести нас только к самым общим и неопределенным представлениям о Боге как о Творце и Промыслителе вселенной. После грехопадения естественное богопознание отягощено еще и тем, что отношения между человеком и окружающим его миром исказились, и человек далеко не всегда созерцает в мире красоту и гармонию, к тому же и сами познавательные способности человека после грехопадения ослабели и помрачились.
Выше естественного богопознания, для первых людей, является познание из первоевангилия (Быт. 3 .15-19).
Сверхъестественное богопознание. Богопознанием в подлинном смысле слова, может называться только сверхъестественное богопознание. Оно дается человеку только в опыте, при непосредственном наитии Святого Духа.
Святоотеческая традиция усматривают в сверхъестественном богопознании две ступени. Первая ступень характерна для Ветхого Завета, дохристианского человечества. Это Откровение в некоторых внешних образах, например, такие образы, как "Неопалимая Купина", лестница, которую видел в видении патриарх Иаков и др. Эти образы имеют для человека воспитательное значение. Второй уровень богопознания (богопознания в подлинном смысле) до пришествия Христова были не доступны.
I .3 Вопрос антропогенеза
Исследуя сущность и способы богопознания древних людей, нельзя обойти один важный вопрос, каков будет наш мировоззренческий подход к проблеме происхождения человека. В христианской апологетике обозначились следующие точки зрения.
1) Телеологический подход, согласующий эволюционную теорию происхождения видов с повествованиями Шестоднева.
2) Позиция креационистов протестантов, доказывающих строгую историчность первых шести глав Библии.
3) Креационизм[7] , свидетельствующий о промыслительном действии Бога в истории мира на основании Святоотеческого Предания, но не признающий эволюцию[8] как универсальный безличностный принцип, посредством которого Господь творит мир и человека.
Две первые точки зрения в контексте православного богословия имеют существенные изъяны. Эволюционный телеологизм невозможно согласовать с православным учением о первородном грехе; этот подход вступает в противоречие с христианской танатологией; допущение эволюции тела логически ведет к исключению его из образа Божия и, как следствие, к антропологическому дуализму[9] .
Протестанты ставят перед собой целью, укрепление веры научными фактами, но это подменяет веру знанием, а свободу выбора – необходимостью. В православной апологетики этот подход неприемлем. Отвергая Священное Предание по словам отца Серафима Роуза: «…фундаменталисты не знают как толковать Писание. Они говорят, например, что книга Бытия должна пониматься «буквально», что является невозможным. Святые Отцы говорят нам о том, что является буквальным, а что нет»[10] . Позиция протестантов показывает боязнь человека усомниться в своей вере из-за своего непонимания фактов истории, которые есть свидетельства промысла Бога о людях.
Православный подход позволяет здраво и непредвзято подойти к рассмотрению проблемы движущих сил в историческом процессе. В качестве частных выражений этого вопроса в данной работе будет рассмотрена проблема, высказанная в современном религиоведении[11] , о том, что: «исторический процесс есть путь постепенной десакрализации, "профанизации" бытия, достигшей своего апогея в современную эпоху»[12] .
I .4 Основные концепции в религиоведении
Гегелевская схема. Когда в XVIII—XIX веках западная наука становилась чуждой религиозности, она попробовала рассмотреть и веру в Бога не изнутри, как это делали древние христианские мыслители, но извне. Религия превратилась для ученых в объект исследования, в «форму общественного сознания». ХIХ век большей частью разделял учение великого германского философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770—1831) на природу религиозного. Гегель предположил, что вера в «сверхъестественное» является характерным для ранних стадий развития человека способом познания себяи внешнего мира. Не понимая сущности окружающей действительности, человек сначала наделяет личными чертами естественные природные силы и пытается вступить с ними в отношения власти и подчинения, подобно тому, как он вступает в отношения с иными людьми. С помощью даров-жертв он пытается задабривать духов природы, с помощью специальных приемов, «тайных знаний», подчинять этих духов себе. Этот, первый этап религиозности Гегель назвал «колдовство». На втором этапе развития человечества (религиозного) возрастает ощущение величия этих духовных сил. Человек убеждается, что властвовать над ними он не может, что сами духи властвуют над ним.
Указав на разницу между «колдовством» и религией и установив их временную последовательность, Гегель предполагал, что религия будет развиваться до полноты постижения человеком Духа, до такого состояния, когда философское и религиозное постижения мира вполне соединятся[13] .
Большинство учеников Гегеля сделало вывод, что религия не может быть окончательным состоянием человеческого сознания. Людвиг Фейербах (1804-1872) высказывал убеждение, что так же как колдовство сменилось верой в Бога, так же и сама вера в Бога уступит место вере в человека, а любовь к Богу — любви к человеку, как к абсолютной ценности. Французский мыслитель Огюст Конт (1798—1857) полагал, что религия промежуточное состояние ума человечества в его движении к полноте познания, научному познанию. Подобным образом определяли место религии и основатели марксизма.
Идеи Огюста Конта, Людвига Фейербаха, Карла Маркса о судьбе религии приобрели большую популярность. Крупнейший британский ученый-религиовед сэр Джеймс Джордж Фрезер (1854—1941) принял схему происхождения религии из магии в своей знаменитой работе «Золотая ветвь». Магией он стал называть то явление, которое Гегель определял как колдовство. Дж. Фрезер пытался объяснить современные великие религии выявлением в них древних магических оснований. Герберт Спенсер (1820—1903) соглашаясь с той же, идущей от Гегеля, схемой исторического развития религиозности от магии к науке через религию, объяснял само зарождение магии почитанием умерших великих предков.
Крупнейший английский антрополог и этнограф сэр Эдвард Бёрнетт Тайлор (1832—1917). Он также полагал, что человек сам придумал себе религию. В своем фундаментальном исследовании «Первобытная культура», сделал предположение, что религиозность возникла, очень давно, так как в настоящее время нет ни одного племени, стоящего на дорелигиозном уровне развития. Религия, по его мнению, возникла в результате анализа древним человеком сходных «пограничных» явлений сна, обморока, смерти. Этот, первый период религиозности, Тайлор называл анимизмом.
Социолог Макс Вебер (1864—1920), также был убежден, что религия возникла из попытки овладеть силами природы, на что у первобытного человека еще не было реальных возможностей. Такое же утилитарное значение, видел в религии французский социолог Эмиль Дюркгейм (1858—1917). В работе «Элементарные формы религиозной жизни» (1912) он доказывал, что религия — это примитивная идеология, создаваемая самим обществом для своего сохранения и развития.
В начале XX века антропологами и палеоантропологами было собрано большое число фактов, доказывавших, что нет сообществ, где отсутствовали бы представления о Боге — Творце мира[14] . Все новые данные заставили серьезных исследователей отказаться от схем развития религии подобных «анимизму—политеизму—монотеизму», или «магия—религия—наука». О дорелигиозном человеческом обществе больше не говорили нигде, за исключением стран с коммунистической идеологией.
Концепция прамонотеизма. Впервые в сжатом виде она была формулирована шотландским литератором и ученым Эндрю Лэнгом (1844-1912) в его работе «Становление религии». Однако в наиболее полной форме она была изложена католическим пастором В. Шмидтом (1868-1954), который посвятил обоснованию этой концепции 12-ти томную работу «Происхождение идеи Бога». Суть теории «прамонотеизма» сводится к тому, что за всем многообразием существующих верований, в том числе верований «диких народов», можно обнаружить остатки древнейшей веры в единого Бога-Творца. Именно она предшествовала всем формам религии, и лишь впоследствии к ней примешались загрязнившие ее элементы. Для подтверждения этой теории В. Шмидт привлек огромный массив исторических, этнологических и лингвистических фактов[15] .
Лейденская школа. Одна из крупнейших религиоведческих школ Запада, так называемая Лейденская школа (журнал — Numen), организованная в старинном нидерландском городе Лейдене. К ней принадлежат такие ученые как: крупнейший ассириолог А. Лео Оппенхейм, С. Мовинкель. Не интересуясь степенью объективности, подлинности религиозных устремлений, это направление исследуют с большой тщательностью формы религиозной жизни, будучи уверенными, что суть религиозного существования или непознаваема в принципе, или вовсе отсутствует.
Теистическая школа. Последователи этого направления признавали реальность Бога, как объекта религиозных стремлений. Основоположник, в научном религиоведении, лютеранский богослов и философ священник Фридрих Шлейермахер (1768—1834) в «Речах о религии» объяснял веру «чувством полной зависимости» человека от обстоятельств жизни, а, в конечном счете, от Творца. Все зависит от Бога, но эта зависимость выражается в общей связи природы, а не в Откровении или благодати, ибо Бог не есть личность. В начале XX века идеи Шлейермахера развивали видный американский религиевед Джеймс Уильям, немецкие ученые Макс Мюллер и Рудольф Отто, лютеранский епископ Упсалы — швед Натан Содерблом. Их подход к религиоведению часто именуют историко-феноменологическим, ибо задачей теистической школы является изучение проявлений божественного в истории человечества.
Рудольф Отто предположил, что религия возникает от благоговения перед святыней, перед Богом, может быть даже не сознаваемым, которому предстоит человек. Эдвин Оливер Джеймс и С. Брэндон в книге «Человек и его судьба» предположил, что религия возникает от переживания факта собственной смертности. Крупнейший историк религии нашего времени, Мирча Элиаде (1907— 1986), является продолжателем более ранних направлений теистического религиоведения. В университетах Чикаго им была основана историко-феноменологическая школа изучения религий, ныне ставшая господствующим теоретическим направлением этой науки. Ее главный периодический орган — журнал «The History of Religions». M. Элиаде был убежден, что «любое религиозное празднество, любое установление богослужебного порядка представляют собой воспроизведение священных событий, которые имели место во «время оно», в начале бытия»[16] .
Современные реалии в религиоведении таковы, что уже нигде, кроме стран с коммунистической идеологией, не занимается ни доказательством бытия Божия, ни разоблачением обманов «церковников». Оно вышло из тупика неразрешимого «основного вопроса философии», разработав ряд методов анализа, которого придерживаются сейчас все уважающие себя ученые. Религиозный феномен исследуется сам по себе в системе его собственной логики, принимается как реальность постольку, поскольку в него верят не исследователи, а исследуемые. По мнению А.Зубова: «Данные полевой этнографии и археологии разрушили красивые теоретические конструкции религиоведов — гегельянцев. Почти не осталось приверженцев и у популярной в 1920-е годы теории Эмиля Дюркгейма. Те религиоведы, которые не приемлют для себя объективность бытия Божия, предпочитают ныне быть не воинствующими безбожниками, а агностиками-эмпириками, отдав сторонникам историко-феноменологической школы общую теорию происхождения и существования религии»[17] .
В этом исследовании приемлемыми религиоведческими концепциями для нас являются теория прамонотеизма и отчасти методология историко-феноменологической школы.
I .5 Социально-когнетивная теория
Человек с глубокой древности использует символы. До появления письменности это был единственный невербальный источник передачи информации. Благодаря единству природы нас и наших предков мы можем понимать дошедшие до нас древние символические изображения.
Социально-когнетивная теория появилась в 60-е годы, ее автором является Альберт Бандура. Частным следствием этой теории, является способность человеческого социума к символизации абстрактных понятий. Символы возникают, живут и изменяются по определенным законам. Эта теория выделяет следующие когнитивные способности человека: символизация, саморегуляция, саморефлексия, замещение.
Глава II . Древнее общество
II .1 Ашельская археологическая культура
Ашельская археологическая культура[18] уникальна, возникает внезапно, без фиксируемых археологическими методами «корней»[19] . Более ранняя олдувайская археологическая культура, по всей вероятности, есть результат активности археопитека умелого.[20]
Носители ашельской культуры заселили Африку и Евразию достаточно быстро. Несмотря на различия в климате и вероятные особенности в хозяйственной деятельности, особой региональной специфики в изготовлении характерных для эпохи орудий не проявилось. Рубила из Европы, Южной Африки и с Индостанского полуострова являются, по существу, однотипными орудиями, и это также относится к остальному крупному и мелкому инвентарю.
Изучение ашельских орудий однозначно свидетельствует о возможности, древним человеком, решать сложные технические задачи, связанные с расщеплением камня. Подобные операции требуют исключительно человеческих качеств мышления. Любопытна следующая деталь: в древности «ученики» демонстрировали удивительно стабильные успехи. Археологам крайне редко удается обнаружить следы неумелого расщепления. Похоже на то, что существовавший в палеолите теоретический курс обучения был очень эффективен. Это косвенно свидетельствует о развитой речи древних людей.
Тема семьи. Археологи достаточно уверенно говорят о том, что люди древнего каменного века, нежили стадом. Жилье чаще было временным (пригодная для долговременного проживания пещера большая редкость) построенным из жердей, и рассчитанным на семью из 10-20 человек.
В эту эпоху косвенными свидетельствами религиозности могут служить артефакты которые допустимо отнести к категории «культовых». По мнению проф. Волков П.: «Вполне вероятно, что среди артефактов, именуемых археологами инструментарием, существовали орудия, предназначенные для периодического выполнения поистине необычных операций. Это могла быть особая иррациональная деятельность, к каковой можно отнести действия культовые, т.е. стимулированные не утилитарным, а особым, религиозным, чувством»[21] .
За обычным завтраком человек мог с успехом пользоваться «столовым ножом» из отщепа. Для совершения аналогичного, но уже ритуального действия требовался, конечно, неординарный по красоте инструмент. В инструментарии ашельской ахеологической культуры присутствует такого рода орудие, это так называемые «ашельские бифасы». Они обладают практически всеми признаками, которые можно считать обязательными для характеристики культовых орудий: монофункциональностью, признаками изготовления по особой технологии, подчеркнутой неординарностью в инструментарии эпохи[22] . Трасологический метод подтверждает специализацию этих инструментов, как мясных ножей.
Образ жертвы. Если предположить, что для совершения первых в истории жертвоприношений человеку реально необходим был только один инструмент – жертвенный нож, то этим орудием вполне могли быть листовидные бифасы, явно находящиеся вне ряда обычных, бытовых, повседневно используемых предметов.
II .2 Археологическая культура мустье
В дальнейшем ашельская технология расщепления камня постепенно эволюционирует в мустьерскую[23] , которая, в свою очередь, перерастает в позднепалеолитические и неолитические технологии. Фиксируемая специалистами изменчивость способов обработки камня в это время обуславливалась преимущественно внешними обстоятельствами (особенностями природного окружения). Но сам человек, носитель выделяемых поздних археологических культур, - похоже, не изменялся. Археология как наука об артефактах не свидетельствует об эволюции человека. Со времени возникновения культуры ашеля его способности остались на прежнем, достаточно высоком уровне.
В археологии прямым доказательством религиозности человека обычно принято считать факты погребения умерших. Это убедительно. Явные следы таких ритуальных действий в период позднего палеолита хорошо известны[24] . Есть захоронения, датированные средним палеолитом. Более древних могил пока не найдено. И обнаружить их крайне трудно.
Мустьерские захоронение по времени относятся к среднему палеолиту. Они свидетельствует о преднамеренном характере погребения. Так неандертальцы[25] не бросали умерших на произвол судьбы, но тщательно и с немалой затратой сил предавали земле. В погребениях, на территории Европы, покойнику придавали позу спящего человека. Можно с большой долей уверенности предположить, что, придавая умершему позу сна, неандертальцы хотели на символическом языке сказать — он уснул, но он проснется. Найденые в могиле кремневые орудия и куски жареного мяса говорят о том же. Давая мясо и орудия труда умершему, его близкие символически показывали, что он жив и будет жить.
Эмбриональная поза трупоположения особено была распространена среди неандертальцев Переднего Востока — так были похоронены десять человек в пещере эс-Сукхул на горе Кармил. Специально отрытые для них могилы были очень малы и имели круглую или овальную форму, что, наверное, должно было символизировать материнскую утробу земли, беременную умершим, призванным родиться к новой жизни[26] .
Тема семьи. Примечательно, что неандертальцы не делали различий между взрослыми и детьми, когда хоронили умерших. В Крыму, в гроте Киик-Коба в 1925 году было найдено погребение неандертальской женщины, радом с которой с соблюдением всех обрядовых правил был предан земле годовалый ребенок. В Ла Феррассе (Дордонь, Франция) среди иных была найдена и могила, где похоронен был выкидыш 6—7 месяцев беременности. В этом же погребении тела детей оказались снабженными орудиями и оружием, которые они в земной жизни не могли еще употреблять. Видимо, неандертальцы ожидали, что умершие дети станут взрослыми в ином мире[27] .
Мустьерские погребения свидетельствуют о надежде на воскресение тела . Мы настолько свыклись с обычаем хоронить умерших, что как-то не придаем значения его символической стороне. Только в словах заупокайного канона — «земля ты еси и в землю отыдеши», являющихся воспоминанием «проклятия Адаму» — «возвратишься ты в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься» [Быт. 3, 19], содержится для современного человека объяснение этого древнейшего обычая предавать умерших земле.
Среди находок относящихся к культуре мустье также есть «бесполезные орудия» - особо «красивые» но малопроизводительные изделия в инструментарии древнего человека. Это скорее всего культовые орудия. Например «иволистный» нож вполне мог быть тем самым ритуальным орудием, которое требовалось человеку в сакральных трапезах. «В данном случае для инструмента существенна уже не его производительность, а именно яркий, запоминающийся, отличительный внешний вид. Представьте себе нож из прозрачного, кровавого цвета сарда или полосатого желто-туманного агата»[28] ,- замечает археолог П. В. Волков.
Следы культовой деятельности в среднем палеолите. В 1917—1923 годах палеонтологи Эмиль Бахлер и Нигг обнаружили, в высокогорной пещере Швейцарских Альп Драхенлох, находки свидетельствующие о так называемом медвежьем культе в среднем палеолите. Вскоре аналогичные находки были сделаны и в иных альпийских пещерах. Кроме типологически близких швейцарскому Драхенлоху находок, имелись случаи воздвижения медвежьих голов на отдельно стоящие высокие камни (Марингер назвал эти памятники «древнейшими из ныне известных алтарей»[29] ) и закапывания-погребения частей жертвенных животных у входа в пещеру под специально положенной плитой. В настоящее время памятники неандертальского поклонения медведю обнаружены на пространствах от испанских Пиренеев до нашего Кавказа. Культ медведя безусловно существовал среди европейских неандертальцев. Но в чем была его суть?
Чаще всего культ этот именуют охотничьим, то есть охотились на медведя из чисто утилитарных целей. Но дело в том, что громадный медведь (до трех метров длиной и более двух метров высотой в холке), являлся слишком опасным объектом охоты для человека плейстоцена. И действительно, неандерталец, судя по его кухонным отбросам, в повседневной жизни предпочитал питаться безобидными копытными. Вряд ли это было и соперничества за обладание жильем. Большинство пещер, где были найдены медвежьи головы, не удобны для проживания. Судя по тому, как обращались с останками убитых медведей, эти они потребны были неандертальцу для каких-то религиозных целей. То есть, не культ медведя был следствием охоты, но охота на медведя была следствием культа.
Человеку извечно стремление к Небу, к преодолению смерти. Профессор Андрей Б. Зубов предполагает: «Для достижения же Неба начинают использоваться иные приемы (кроме погребений – Л. М. ) и, в первую очередь, соединение с существом, символизирующим всемощного и вечного Бога. Соединение наиболее естественно происходит при вкушении пищи, а символом Творца всего естественней могло выступить особенно сильное и внушающее страх животное…»[30] .
Фаллический культ (связанный с медвежьим и зафиксированный для пещеры Зальцзофен) еще более убеждает в том, что медведю поклонялись не как охотничьему трофею и не с магическими целями привлечения новых животных в охотничьи сети, но ради самой жизни, ради соединения с Богом, символом которого стал для неандертальца пещерный медведь.
II .3 Археологические культуры верхнего палеолита
По особенностям памятников материальной культуры верхний палеолит обычно подразделяют на следующие временные периоды, наименованные по местам классических для этого периода находок:
65—35 тысяч лет до Р.Х. Поздний Мустье;
35—25 тысяч лет до Р.Х. Ориньяк;
25—20 тысяч лет до Р.Х. Солютр;
20—10 тысяч лет до Р.Х. Мадлен.
Находок эпохи верхнего палеолита – неолита достаточно много для того чтобы увидеть их значение в духовных исканиях древнего человека.
Ориньякские захоронения кроманьонца имеют для нас новую интересную деталь. Дно могил заранее посыпано охрой. Тело покойного снова посыпали охрой, накрывали лопатками мамонта и только после этого засыпали землей. Охра очень часто, почти повсеместно используется кроманьонцем как в заупокойном ритуале, так и при иных религиозных обрядах. Она символизирует кровь, жизнь и, говоря словами религиоведа Э.О. Джеймса, «выражает намерение оживить умерших через соединение с веществом, имеющим цвет крови»[31] . Не исключено, что именно этот обычай положил начало устойчивой ассоциации «того света» с цветом крови во многих религиозных традициях.
Нахождение рогов копытных, бивней мамонтов в могилах позднего неолита становится более распространенным, чем в захоронениях неандертальцев. Эта широко известная в человеческой культуре символика, наверняка должны были означать присутствие божественного покрова над человеком. Свидетельствовать не просто об уповании воскресения, но о надежде на воскресение в лучшем, чем этот, божественном мире.
Умерших полагали в расшитых раковинами моллюсков одеждах, не очень-то удобных в носке. Видимо, мы имеем дело со специально сшитым заупокойным облачением. Так хоронили и женщин, и детей, и даже новорожденных.
Но не все погребения имеют такой торжественно спокойный характер. В полной противоположности к ним оказываются находки связанных после смерти тел, иногда лишенных каких-либо заупокойных даров; людей, похороненных лицом вниз под грудой тяжелых камней; расчлененных трупов.
Согласно методу историко-феноменологической школы можно предположить, что бросали в яму без облачений, без правильного погребения, со связанными руками и ногами не из-за страха, что умерший встанет, но желая изобразить, как с законопреступником поступят на загробном суде. Тело грешника становилось своеобразной иконой мучений и гибели его души в инобытии, и, одновременно, поскольку образ и первообраз, тело и личность до конца, скорее всего, не разделялись по представлениям древних, должно было усиливать страдания души, лишенной божественного блаженства и воскресения.
Так ли думали ориньякские охотники на мамонтов, или они руководствовались иными мотивами, торжественно погребая одних из умерших и «казня» тела других, но ясно одно — «Люди последней ледниковой эпохи хоронили своих мертвецов в безусловной уверенности их будущей телесной жизни. Они, кажется, также считали, что в телах умерших продолжает длиться какая-то жизнь»[32] ,- пишет Дж. Марингер.
Если бы кроманьонские охотники не были убеждены в воскресении своих умерших, они наверняка не стали бы придавать такого значения заупокойному ритуалу и сохранению их физических останков. Простой опыт, безусловно, свидетельствовал им, что такое воскресение не наступит вскоре. Кости предков продолжали истлевать в земле, несмотря на охру, бивни мамонтов и ракушки каури. И то, что это не обескураживало древних охотников, не взращивало в них безверие, заставляет предполагать, что кроманьонцы[33] ожидали победы над смертью не вскоре, но в далеком будущем, когда все их ритуальные усилия принесут бесценный плод полносоставного телесного воскресения.
Связь с умершим. Но ожидание воскресения умерших отнюдь не означало для кроманьонца их полного исчезновения из жизни живых до наступления этого чаемого мига. Хотя кости покойников лежали в могилах, их души и силы оставались частью племени и принимали какое-то участие в жизни. О том, что так думали верхнепалеолитические охотники, мы можем догадываться по некоторым странным, на первый взгляд, находкам. Это так называемые ревуны, изделия из рога с доминирующей трехчастной символикой. Применяя метод сопоставления с практикой современных внеисторических народов, можно утверждать, что они использовались для общения с предками. Когда по ревуну проводят специальными предметами (гребнем, шкурой тотемного животного) он издает звуки, в которых аборигены слышат голоса предков. На ревуне из Ля Рош сохранились следы охры, что безусловно указывает на связь предмета с заупокойным ритуалом и потусторонним миром.
Большей частью люди верхнего палеолита хоронили своих умерших, но иногда они, хранили черепа в жилищах живых или в специальных святилищах. Изготавливали из черепной коробки чашу для питья. Последователи чикагской школы склонны интерпретировать эти факты следующим образом: «…череп, бывший вместилищем мозга, сохраняет какое-то духовное, незримое содержание, какую-то частичку личности умершего, которой могут приобщиться живые. Материальные останки умершего были для кроманьонцев не бесчувственным прахом, но одним из элементов, одной из составных частей их умершего сородича, оставшейся в их мире, дабы с ее помощью можно было вступать в общение с ушедшим в инобытие. Эта часть хранила что-то от личности усопшего, она была символом умершего человека. Но, как и в случае с иными символическими образами, здесь он сохранял качества и силы первообраза, самого умершего предка. Заупокойный ритуал кроманьонцев, в котором, судя по остаткам в них охры, использовались чаши из черепов, еще более укреплял эту связь и делал умерших предков частью мира живых»[34] .
Религиозный смысл верхнепалеолитической живописи. Верхнепалеолитическая живопись была открыта в 1879 году испанским дворянином Марчеллино де Сатуоло. Поначалу казалось само-собой очевидным, что в человеке просто проснулось чувство прекрасного, и он стал вдохновенно творить. «Искусство для искусства» — было девизом того времени в культуре, и воззрение это с решимостью перенесли на 20—30 тысяч лет в прошлое, приписав кроманьонцу. В XX веке эти находки стали интерпретировать по иному. В начале было обращено внимание, что и в живописи пещер, и в найденных позднее скульптурах животных, изваянных в то же время, немалое число сюжетов составляют сцены охоты, вернее, изображения поражаемых стрелами, копьями и камнями животных, иногда — истекающих кровью. И хотя при всей многочисленности такие сюжеты далеко не главенствовали в пещерном искусстве. Палеоантропологи к концу 1930-х годов согласились на том, что побудительным мотивом кроманьонского искусства являлась симпатическая магия, то есть убеждение, что, изобразив перед охотой пораженного стрелой зверя, можно с уверенностью надеяться поразить его и в грядущей травле.
Предположение было основано на данных этнографии. Некоторые примитивные племена, например пигмеи, — перед охотой действительно рисуют на песке животное, которое они собираются убить и на рассвете дня охоты, с первыми лучами солнца, поражают изображение охотничьим оружием, рецитируя определенные заклятия. Охота после этого, как правило, бывает удачной, и животное поражается именно в то место, которое пронзило копье на рисунке. Но после завершения охоты рисунок никогда не сохраняется. Напротив, на него изливают кровь (то есть жизнь-душу) убитого животного, а потом изображение изглаживается пучком отстриженной от шкуры шерсти.
При казалось бы полном сходстве охотничьей магии пигмеев с памятниками палеолитической живописи сразу же заметны очень важные отличия. Во-первых, большинство животных все же остается на пещерных «фресках» непораженными, часто художник тщательно рисует их мирную жизнь, любит изображать беременных самок и животных во время брачных игр (впрочем, с завидной стыдливостью). Во-вторых, изображения делаются «на века» прочнейшими, имеющими долгую и очень трудоемкую технологию изготовления красками. Для пигмейского волхва важно изобразить животное, поразить его, потом, полив кровью, как бы вернуть убитому жизнь. После — изображение пораженного животного только мешает его возрождению и потому немедленно уничтожается удачливым колдуном. Палеолитический охотник почему-то вовсе не стремился после успешной охоты считать дело оконченным. Его стремления были противоположного свойства. В-третьих, колдуну, как правило, важно приблизить свое волхование к месту и времени события, на которое он хочет повлиять. Желая убить антилопу, пигмеи «убивали» ее изображение на рассвете дня охоты, на той же земле и под тем же небом, которые должны были стать свидетелями их охотничьего искусства.
Совсем иначе поступали художники франке-кантабрийских пещер. Они казалось бы намеренно избирали самые темные, потаенные уголки, часто исключительно труднодоступные и, по возможности, поглубже уходящие в землю. Иногда, после завершения работ, вход заделывался каменной стенкой, вовсе препятствуя проникновению людей. Древние художники, в отличие от их нынешних собратьев, кажется, вовсе лишены были профессионального честолюбия. Они избегали работать там, где жили их соплеменники. Кроманьонцы селились, как правило, недалеко от входа в пещеру, если уж избирали этот вид жилища, а рисовали подальше от стойбищ, в сокровенной тишине подземелий. Но особенно любили они избирать галереями пещеры, вовсе не приспособленные для жилья, где никаких следов повседневной жизни кроманьонца археологи так и не обнаружили. Знаменитая пещера Ляско (Lascaux. Дордонь, Франция), с ее труднодоступностью и промозглостью, оказалась особенно желанным местом для древнего художника.
Крупнейший специалист в области палеолитической живописи А. Леруа-Гуран указал на интереснейшую ее особенность — «исключительное единообразие художественного содержания» — «образный смысл изображений, кажется, не изменяется с тридцатого до девятого тысячелетия до Р.Х. и остается одним и тем же от Астуриидо Дона». Это явление сам французский ученый объяснил существованием «единой системы идей — системы, отражающей религию пещер»[35] .
Вот какую интерпретацию дает феноменологический подход в религиоведении: «Кроманьонцы навыкли хоронить в земле своих мертвецов. И если они стремились поглубже в глубинах земли оставить изображения, то скорее всего и эти изображения имеют отношение не к этому надземному, но к тому подземному (инфернальному) миру. Они пытались скрыть изображения от глаз случайных зрителей, а часто — и от зрителей вообще — следовательно не человеку были предназначены они, или уж точно — не всякому человеку. Это были картины, предназначенные для обитателей подземного мира, для душ умерших и духов преисподней. Картины того охотничьего рая, куда уходили предки и в котором они пребывали в ожидании воскресения. Духи, в отличие от живых, не могут поражать животных стрелами и копьями, но они нуждаются в крови жертвенных животных, чтобы там вести полноценную (полнокровную) жизнь и помогать обитателям этого мира. И потому изображены на сценах охоты истекающие кровью, умирающие животные. Это — вечно длящиеся жертвоприношения усопшим»[36] .
Идея Бога в верхнем палеолите. Среди находок, относящихся к археологическим культурам ориньяк и солютр, изобилуют кости мамонтов. Охотится из чисто утилитарных целей, на такое огромное животное, не имеет смысла. Мамонтов между тем убивали не как исключение, но регулярно, как будто без них кроманьонец никак не мог обойтись. Есть даже мнение, что это замечательное животное исчезло по причине слишком пристального интереса к нему древнего человека. И интерес этот, кажется, был не столько гастрономического, сколько религиозного свойства. Мамонт был необходим верхнепалеолитическому охотнику в ритуале.
Примечательно, что и современные пигмеи Тропической Африки никогда не охотятся на слона просто ради мяса. Эта опасная и трудная для них охота всегда сопряжена с жертвоприношением. Слона они считают воплощением Высшего Бога, духом, покровителем человека. Перед ним извиняются за то, что его убили, самые вкусные части (например, хобот) хоронят в земле, а мясо едят с благоговением, в надежде сопричаститься высшей Небесной Силе. Аналогию этих обрядов с обычаями кроманьонца впервые усмотрел П. Вернер[37] .
Видимо, и для древних охотников Европы общение с мамонтом в жертвоприношении, присутствие бивней и костей мамонта в могиле, в святилище было знаком богоприсугствия, богообщения. Отдавая своих умерших покрову Того Существа, символом которого являлся мамонт, кроманьонцы скорее всего уповали на приобщение своих умерших к Его свойствам вечности, всемощности.
Культ мамонта безусловно доминирует в позднем палеолите Евразии, но и более древние культы медведя не забылись полностью. Некоторые племена отдавали предпочтение им. В силезской пещере, Хелльмишхёхлль, Л. Зотз сделал в 1936 году еще более интересную находку. Недалеко от входа он обнаружил специально захороненную голову молодого (2—3 года) пещерного медведя вместе с костями бурого медведя. Археолог обратил внимание, что зубы пещерного медведя были тщательно спилены незадолго до его гибели (дентин на спилах не успел восстановиться полностью). В черепе были найдены орудия ориньякской археологической культуры. Вскоре после опубликования Л. Зотзом этой находки, этнолог В. Копперс подсказал современную аналогию находке Зотза. Оказывается у гиляков и айнов Сахалина и Курилл еще в начале XIX века был замечен обычай так называемого «медвежьего праздника». Зимой, после солнцеворота, специально выращенный в неволе 2—3-летний медведь, после торжественных ритуалов приносится в жертву. Его полагают посланцем к великому духу и, по убеждению айонов, он будет ходатайствовать за племя перед этим духом в течение всего года и особенно будет споспешествовать охотникам. Примечательно, что незадолго до жертвоприношения зубы жертвенного медведя спиливаются «дабы он не причинил вреда во время празднеств»[38] .
Но сохранение обряда у айнов и гиляков вовсе не значит, что и объяснения его сути дошли до нас в неизменном виде. Обитатели Курильской гряды и Сахалина не в состоянии разумно объяснить зачем они мучают и без того обреченного на жертву и при том весьма почитаемого в принципе зверя. Вероятно это позднейший домысел. Обряд избиения медведя, появляющийся в верхнем палеолите, не мог не иметь тогда ясного и хорошо сознаваемого людьми смысла. Скорее всего он как-то был связан с идеей страдания Высшего Существа за грехи людей, он был ритуальным воспроизведением какого-то божественного события, бывшего «во время oно» и связанного со страданием Бога.
Однако ни древний культ медведя, ни рога оленей и бивни мамонта в могилах соплеменников не могли в эпоху верхнего палеолита полностью успокоить рвущуюся за пределы этого земного и временного мира человеческую душу. В пещере Ляско, нас встречают некоторые изображения по сей день никем не объясненные сколько-нибудь удовлетворительно. Начать с того, что в первом же зале процессию разнообразных животных «ведет» по сводам странное трехметровое существо. Оно имеет хвост оленя, заднюю часть дикого быка, горб зубра. Задние ноги напоминают слоновьи, передние — конские. Головой животное это подобно человеку, а от темени отходят два длинных прямых рога, каких вовсе не нет в животном мире. Зверь этот, по мнению ряда исследователей, являет собой женскую особь с подчеркнутыми признаками беременности.
Если бы целью древнего художника была «охотничья магия», то он никогда бы не изображал подобных монстров. Ведь чтобы поразить животное во время охоты, надо, с точки зрения колдуна, как можно более точно воспроизвести его образ, а потом убить изображение. Даже если согласиться (а это весьма сомнительно), что темные пятна на шкуре чудовища из Ляско — это следы от камней охотничьей пращи, то непонятно зачем надо было стараться колдуну над трехметровым изображением, занимающим центральное место среди изображений первого зала, если животное такое все равно не встретишь в полях охоты. Комбинированные изображения животных убедительно свидетельствуют против объяснения палеолитического искусства как «охотничьей магии».
Скорее всего, и вышеописанное существо, и так называемый рисунок «умерший перед Великим Зубром» из следующего зала, отражают идею Бога в верхнем палеолите. О последней сцене А. Зубов пишет: «Здесь, в этой таинственной фреске из Ляско, перед нами предстает самое сокровенное упование палеолитических людей — надежда на победу над смертью, и предстает не в виде элементов заупокойного ритуала, но в символическом изображении. Стоящий над умершим зубр поражен кажется тяжелым копьем. Он и податель жизни — и жертва за жизнь»[39] . Представление это может показаться слишком сложным для ориньякских охотников, но вспомним, что именно с таким представлением о гибели и победе над смертью подателя жизни (Осирис в Египте, Думузи в Шумере, Яма — в ведах) входит человечество в религиозную историю 4—5 тысяч лет назад. Идея единства жертвоприношения, жертвы и жертвователя — идея очень древняя.
С фреской Ляско совпадает изображение на палетке из пещеры Раймондон (Франция). Только здесь люди приносят в жертву зубра, надеясь, должно быть, через эту жертву соединиться с первообразом, с тем великим Существом, символом Которого был для кроманьонца зубр. На палетке безусловно изображено жертвоприношение. Голова зубра на уже освобожденном от мяса костяке и две передние ноги, отсеченные и лежащие перед головой. По обе стороны зубра стоят люди. Это — участники жертвоприношения, жертвенной трапезы. У одного из них в руке нечто наподобие пальмовой ветви.
Фреска Ляско и палетка из Раймондон — две части целостной картины религиозных упований человека верхнего палеолита. На палетке мы видим жертвоприношение в мире людей, на стенах пещеры — результат (и одновременно причину) этого жертвоприношения в мире богов, куда так желал попасть человек, пройдя рубеж земной жизни. Зачастую животные для жертвы были взаимозаменяемы, но смысл жертвоприношения от этого не менялся.
Палеолитические Венеры. Еще одним кругом верхнепалеолитических находок, имеющих значение, выходящее за пределы этой обыденной посюсторонней жизни, являются многочисленные фигурки, рельефы и рисунки женщин. Фигурки палеолитических «венер», относящиеся большей частью к Ориньяку показывают, что интерес к женщине тридцать тысяч лет назад весьма отличался от нынешнего. Лицо, руки и ноги проработаны в этих фигурках очень слабо. Подчас вся голова состоит из одной пышной прически, но вот все что имеет отношение к рождению и кормлению ребенка — все это не просто тщательно прописано, но, как кажется, преувеличено. Все это свидетельствует о том, что палеолитическая Венера это многорождавшая мать[40] .
Возможна следующая интерпритация. Скорее всего, эти «венеры» являлись изображениями «Матери Земли», беременной умершими, которым надлежит еще родиться вновь к вечной жизни. Может быть, сущность так изображавшаяся была самим родом в его протяжении от предков к потомкам, Великой Матерью, всегда производящей на свет жизнь. Для хранительницы рода не важны индивидуальные «личные» признаки. Она — вечно беременное жизнью чрево, вечно кормящая своим молоком мать. Вряд ли размышления древних поднимались до высоких абстракций, но коль хоронили они своих мертвецов в землю, то стало быть верили и в их воскресение, а если верили, то не могли не поклоняться Матери-Сырой-Земле, дающей пишу, жизнь и возрождение[41] . Поклонение Матери Земле, столь естественное у земледельческих народов, в действительности оказывается древнее земледелия, так как целью поклонения был для древнего человека не земной урожай, но жизнь будущего века.
II .4 Религиозные представления раннего неолита
Теории неолитической революции. Приблизительно 13—10 тысяч лет назад в жизни древнего человечества происходят глубокие изменения. Бродячий охотник и собиратель, кочующий за стадами диких животных и питающийся главным образом их мясом, в эти переломные тысячелетия превращается в оседлого земледельца и в пастуха-скотовода. Некоторые из основанных в X тысячелетии до Р.Х. поселений до сих пор являются обитаемыми, например знаменитый Иерихон. Этот глубинный сдвиг в образе жизни человека именуют «неолитической революцией». Термин этот был предложен в 1925 году британским археологом Виром Гордоном Чайлдом в книге «На заре европейской цивилизации». Суть процесса «неолитической революции» можно выразить так: сохранение каменной индустрии при переходе от добывающего к производящему хозяйству.
В. Г. Чайлд выдвинул одну из первых теорий объясняющих это явление. Теорию доисторического развития под влиянием изменений окружающей среды и давления растущего народонаселения. Отвергая представления о преимущественном значении сферы идей для общественного развития, Чайдл настаивал на материалистических предпосылках общественного прогресса. Очаги «неолитической революции» по теории должны били находится в Палестине.
Однако эта стройная теория не подтвердилась жизнью. Тщательные палеоклиматические и палеоботанические исследования 1940—1950-х годов показали, что на переднем Востоке в XII—VIII тысячелетиях до Р.Х. климат существенно не менялся и потому никаких особых оазисов, где бы протекала «неолитическая революция», просто не существовало. Кроме того, самостоятельные очаги протонеолитических культур археологи обнаружили далеко за пределами Переднего Востока — в долине Дуная (Лепеньски Вир), в Индокитае (Хоа Бинь), в Японии (Дзёмон), на островах Малайского архипелага, в Перу и Мезоамерике. Климатические условия в этих районах были очень различны, а признаки перехода от палеолита к неолиту во многом сходными.
Роберт Дж. Брейдвуд предположил, что эти изменения вызваны не внешними обстоятельствами, а стремление к лучшим материальным условиям жизни. Стремление человека к все более надежным источникам пищи, постепенно привело его к одомашниванию (доместикации) растений и животных. Это в свою очередь способствовало появлению оседлых поселений, так как теперь не человек следовал за источниками пищи, но источники пищи были им приближены к местам своего обитания. А оседлая цивилизация, быстро развиваясь, породила разделение труда, город, государство, письменность.
Но опять же, в этой теории есть слабое место — постоянные укрепленные поселения предшествовали эпохе одомашнивания, часто на 1—3 тысячи лет во многих местах Переднего Востока, на Дунае, в Японии.
Попытка создать «синтетическую теорию неолитической революции», предпринятая Кентом Флэннери в 1970-е годы, также не может считаться до конца удачной. По мнению этого археолога рост населения заставлял отдельные группы людей все дальше уходить от мест, удобных для добывающей экономики, в суровые области, где одними собирательством и охотой тяжело было поддерживать существование племени. Именно там, на границах экумены началась, по Флэннери, «неолитическая революция». Последнее предположение также не оправдалось. Археологические находки свидетельствуют, что первоначальная культивация: «фиксируется ныне не на окраинах оптимальных зон, а в их центре (Иерихон А. Нахал-Орен II, Мюрейбит III). Распространение культивации на окраинные районы явилось следующим шагом «неолитической революции»[42] .
Чтобы лучше понять феномен «неолитической революции», нам следует от теорий на какой-то момент перейти к последовательности событий. 11—13 тысяч лет назад человек начинает создавать в некоторых районах мира (Палестина, Верхняя Месопотамия, Загрос, Дунайская равнина) оседлые поселения с прежней присваивающей экономикой. Значение растительной пищи в рационе их обитателей постепенно возрастает, а мясной — сокращается. 9—11 тысяч лет назад начинается доместикация растений и употребляемых в пищу животных. Одну — две тысячи лет спустя широко распространяется керамика и ткачество, возникают, как показали открытия Дж. Мелларта, сравнительно крупные города. Наконец, с освоением плавки металлов в V—III тысячелетиях до Р.Х. эпоха камня заканчивается и наступает время меди, позднее — бронзы, еще позднее — железа.
Принципиальный вопрос «неолитической революции» — почему тринадцать тысяч лет назад человек решил покончить с бродяжничеством и прочно осесть на землю? Экономических преимуществ новый строй жизни не давал. Племена кочующих охотников в этих районах мира жили тогда сравнительно богато. Навыки и промысловые приемы людей мезолита[43] отличались изощренностью и совершенством. В настоящее время большинство палеоантропологов считает, что обитатели первых стационарных открытых поселений жили существенно беднее и питались менее разнообразно и обильно, чем бродячие охотники[44] . Никакой особой выгоды переход к новому образу жизни почти не давал, а ведь надо было преодолеть еще и привычку к тысячелетиями устоявшемуся жизненному укладу. Человек древности являлся весьма консервативным, и только какие-то очень существенные причины могли побудить его круто изменить строй жизни.
Выявлено, на примере натуфийской археологической культуры, что люди стали использовать зерно в религиозных обрядах за одно, а то и два тысячелетия доначала регулярного земледелия. Практически одновременно со сбором дикорастущих злаков. Отношение к обработке зерна в ту далекую доземледельческую пору мезолита отличалось странностями. Предметы, связанные с хранением и обработкой зерна, находились в «святилище», а не на хозяйственном дворе. Ступки зернотерок использовались в качестве могильных камней. Часты в натуфийской культуре захоронения в обмазанных глиной ямах, до того использовавшихся для хранения зерна.
Складывается впечатление, что зерно, мука, выпечной хлеб сначала были элементом ритуала, священнодействия и лишь постепенно проникли в профанную, обыденную сферу жизни. Впрочем, и до сих пор к хлебу у нас сохраняется не вполне «простое» отношение. Народная традиция воспрещает выбрасывать хлеб, с пренебрежением относиться к нему.
Зерно, как известно, очень емкий символ смерти и воскресения, возрождения. Падая в землю, умирая и разлагаясь в ней, оно дает росток, колос и множество новых семян. Древние могли усмотреть в этом и индивидуальную победу над смертью и родовое ее преодоление. Человек умирает, но он оставляет потомков, род, которые после него будут жить на земле, и он, умерший, будет жить в них, как в колосе пшеницы живет то зернышко, из которого пророс колос. Не исключено, что если еще в палеолите зубр и мамонт были воплощенными символами небесной, творческой, божественной реальности, то колос, зерно и, шире, растительная пища вообще — реальности земной, родовой[45] .
Предположительная интерпретация. Если мощные животные, олицетворявшие Творца в эпоху палеолита, не несли непосредственного символического сходства с образом смерти и воскресения, оставались как бы по ту сторону смерти, в инобытии, то зерно вполне выражало идеи воскресения плоти. И тогда, когда в обществе первобытных охотников эти идеи усилились, они обратили внимание на семя, ценой своей смерти в земле вызывающее к жизни росток. Вкушая годные в пищу семена дикорастущих трав, в первую очередь крупные — зерна злаков и бобов, человек, видимо, подразумевал, что если их есть с соблюдением определенных ритуалов, то он так же победит смерть[46] . Не исключено, что первоначально ритуальной пищей, по крайней мере, на Ближнем Востоке, был отвар из муки, сохранившийся в качестве священного напитка в мистериях Греции.
Символика зерна, хлеба прошла через всю историю религии и ярко проявилась в евангельской проповеди: «Аз есмь хлеб жизни» [Ин. 6, 35], «хлеб — плоть Моя» [Ин. 6, 51], «хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру» [Ин. 6, 33] —говорил Господь Иисус Христос.
Широкое использование хлеба и растительной пищи начиная с VIII тысячелетия не свидетельствует о потере ею качества священной снеди. Скорее всего, в то время всякая пища считалась священной, ибо соединяла с некоторыми высшими сущностями вкушающих. Ведь обычай молитвы до и после еды почти во всех, религиозных традициях — воспоминание этого древнейшего установления. Характерно, что в сфере заупокойного ритуала хлеб, как правило, заменяется прошедшими термическую обработку целыми зернами. Примером может служить кутья.
Глава III . Этические представления древнего человека
Этика не является самостоятельной формой человеческих отношений. Внимание к ближнему, стремление делать ему добро, умение поставить себя на место объекта своих действий и не творить другому того, чего не желаешь себе, это те особенности поведения, которые обретают свое основание, если признавать за человеком великое предназначение к вечной жизни. Проявление любви к человеку — проявление любви к его Творцу. Забота о человеке, является заботой о божественном в человеке. Только очень поздно этика, отделившись от религии, попыталась стать самостоятельной.
Если мы замечаем в древнем обществе высокие этические принципы, то с большой долей вероятности можем полагать его религиозно ориентированным. И напротив, когда мы обнаруживаем жестокость к человеку и животным, эгоизм, радость от страданий другого — то всегда замечаем и иные проявления религиозного упадка. Вне этики человек перестает быть человеком, превращаясь в зверя.
Об этике древних (до появления письменности) мы судим из скудных археологических находок. Обоснованно (на археологическом материале) мы можем говорить об этике, начиная со времен неандертальца.
Во-первых, о нравственности неандертальца говорят захоронения. В ту эпоху, невзирая на трудности жизни, мустьерские охотники не ленились откапывать могилы, и по полному обряду предавать земле своих умерших. То, что равнодушие к мертвому телу, является явным признаком величайшей душевной черствости, было им известно. Предавая земле своих мертвецов, напутствуя их в новую жизнь, они, должно быть, верили, что и их в урочный час не оставят без заботы и погребения.
К своим больным и увечным соплеменникам неандертальцы также относились заботливо и внимательно. Они не проявляли животной жестокости к тем, кто не в силах был защитить и прокормить себя. Пожалуй самым ярким свидетельством «гуманности» неандертальца является «старец» из Шанидара[47] . Слепой с детских лет, с ампутированной по плечо правой рукой, много болевший. Он, безусловно, был обузой своему племени и, тем не менее дожил почти до шестидесяти лет. Общество, где новорожденных хоронят с той же заботой, что и взрослых, и питают увечных слепцов, бесполезных с утилитарной точки зрения, такое общество нельзя не признать этически ориентированным.
Число памятников, свидетельствующих о тесной жизни рода, возрастает в верхнепалеолитическое время. Люди имели родовые святилища и родовые погребения. Одно такое погребение найдено было в Предмостье (Моравия). Здесь на протяжении более чем столетия в одну могилу клали умерших членов рода — и взрослых, и детей. Все это ясно свидетельствует в пользу крепких семейно-родовых устоев в верхнем палеолите[48] .
Древние люди, были отнюдь не идеальны. Известны свидетельства людоедства (Крапинская стоянка), нанесения ран и даже убийства человека человеком в ту далекую эпоху. Но эти отдельные факты, еще раз подчеркивая несовершенство человеческого существа, только больше оттеняют порыв к вечности и добру древнего человечества. Очень может быть, что люди древнего каменного века были лучше, чем мы о них думаем, втайне желая оправдать нашу собственную жестокость и нравственное несовершенство.
Заключение
По итогам данного исследования можно говорить о первичности монотеизма. Самыми древними культовыми действиями является жертвоприношение, о чем так же свидетельствует с первых страниц и Библия (Быт. 4. 3-4). Образ Бога в палеолите символичен. «Бог крепок» (Ис. 9.6) предстает в образе: медведя, зубра, оленя, мамонта. В эпоху верхнего палеолита религиозный гений человечества делает великое открытие. Можно, нарисовав изображение жертвы, быть уверенным, что она вечно будет приноситься, независимо от участия людей в тайнодействии.
Человек в те далекие времена верил, что смерть можно преодолеть. Множество свидетельств о нравственной жизни людей палеолита.
Большинство современных религиоведов, склонно видеть в магии результат деградации религиозной сферы человека. Хотя, очень часто и религия, и магия пользуются одними и теми же объектами, вкладывая в них различный смысл и преследуя вовсе несходные цели. В руках палеоантрополога имеются только материальные объекты, и если он не установит за ними определенный духовный смысл, он может их с равным успехом считать и магическими и религиозными.
У нас нет никаких объективных данных, позволяющих считать человека палеолита магистом, но в нашем распоряжении есть множество свидетельств его напряженного религиозного искания.
Список источников и использованной литературы
1. Библия.- М.: РБО, 2003.
2. Василий Великий, святитель. Творения. Часть IV, репринт – М.: Паломник, 1993.
3. Богословский вестник: издаваемый МДА. Номер первый. Выпуск второй. – Сергиев Посад: МДА, 1993.
4. Буфеев К., священник. Православное вероучение и теория эволюции: В защиту святоотеческого учения о творении. – СПб.: Общество Святителя Василия Великого, 2003.
5. Верховский С. С., проф. Бог и человек: Учение о Боге и богопознании в свете православия. – М.: ПСТгу, 2004.
6. Волков П. В. Потомки Адама. – М. – СПб. – Новосибирск: Общество Святителя Василия Великого, Православная гимназия во имя Преподобного Сергия Радонежского, 2003.
7. Всемирная история. В 10 т. Т. 1. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1956.
8. Гальперина Г. А., Доброва Е. В. Популярная история археологии. – М.: Вече, 2002.
9. Гетманова А. Д. Учебник по логике. 3-е изд., - М.: ЧеРо, 2000.
10. Давыденков О., иерей. Догматическое богословие: курс лекций ч.I и II .- М.: ПСТБИ, 1997
11. Девятова С. В., Купцов В. И. Путь к истине. Естествознание в контексте мировой истории. – М.: III тысячелетие, 2002.
12. Диопик Д. В. Библейская археология и древнейшая история Святой Земли. - М.: ПСТБИ, 1998.
13. Диопик Д. В. История Древнего Востока. - М.: ПСТБИ, 1998.
14. Ершова Г. Г., Черносвитов П. Ю. Наука и религия: новый симбиоз? Моделирование картины мира: исторический, психический, системный и информационный аспекты. – СПб.: Алетейя, 20003.
15. Зеньковский В. В., протоиерей. Апологетика. – М.: Лепта – Пресс, 2004.
16. Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997.
17. Иванов Н. П., протоиерей. И сказал Бог: библейская онтология и библейская антропология. – Клин: Христианская жизнь, 1997.
18. Исторический вестник. № 5-6 (9-10). – М.: ПСТБи, 2000.
19. История религии. В 2 т. Т. 1. Учебник / В. В. Винокуров, А. П. Забияко, 3. Г. Лапина и др.; Под общей ред. И. Н. Яблокова.- 2-е изд., испр. и доп. - М.: Высш. шк., 2004.
20. Лега В. П. Лекции по истории философии. Часть I: Античность, Средневековье, Эпоха Возрождения. – М.: ПСТБИ, 1999.
21. Лега В. П. Лекции по истории философии. Часть II: Философия Нового Времени, Современная Западная философия. – М.: ПСТБИ, 1999.
22. Лобазова О. Ф. Религиоведение: Учебник / Под общ. ред. проф. В. И. Жукова. – 3-е изд., испр. и доп. – Ростов н/Д: Феникс, 2004.
23. Лурье С. В. Историческая этнология: Учебное пособие для вузов. – М.: Академический проект: Гаудеамус, 2004.
24. Михаил (Мудьюгин), архиепископ. Введение в основное богословие. – М.: ББИ, 1995.
25. Мозг и сознание. Сб. ст. Философского общества СССР. – М.: 1990.
26. Начала христианской психологии. Учебное пособие для вузов/ Б.С. Братусь, В.Л. Воейков, С.Л. Воробьев и др. - М.: Наука, 1995.
27. Общая биология: Учебник для 10 - 11 кл. общеобразовательных учреждений с преподаванием биологии на православной основе/ С. Ю. Вертьянов, под ред. М. Г. Заречной. – М.: Свято – Троицкая Сергиева Лавра, 2005.
28. Осипов А. И. Путь разума в поисках истины. - 4-е изд., испр. и доп.- М.: Издание Сретенского монастыря, 2002.
29. Православное осмысление творения мира. Выпуск 2. – М.: Шестодневъ, 2006.
30. Приглашение к истории. Сб. статей. – М.: ПСТБи, 2003.
31. Серафим (Роуз), иеромонах. Бытие: сотворение мира и первые ветхозаветные люди. – Платина, Калифорния - М.: Братство Преподобного Германа Аляскинского, Валаамское Общество Америки, 2004.
32. Соколов Н., протоиерей. Ветхий Завет. Часть первая. – М.: ПСТБИ, 1998.
33. Флоровский Г. Пути русского богословия. Репринт. – Вильнюс: Без изд., 1991.
34. Хроника человечества. / Сост. Харенберг Б. – М.: Большая Энциклопедия, 1996.
35. Честертон Гильберт К. Вечный человек. – М.: Лепта – Пресс, 2003.
36. Шестоднев против эволюции. Сб. ст. под ред. Сысоева Д. – М.: Паломник, 2000.
37. Шеховцова Л. Ф. Интеграция научного и религиозного знания в концепцию целостного человека. – СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет педагогического мастерства, 2003.
[1] Честертон Гильберт К. Вечный человек. – М.: Лепта – Пресс, 2003. С.17.
[2] В настоящее время тематика богословской апологетики отнесена к предмету основного богословия.
[3] Дубровский Д. И. Психика и мозг // Мозг и сознание. Сб. ст. Философского общ-ва СССР. – М.: 1990. С.4.
[4] Цит. по Олег Давыденков, иерей. Догматическое богословие: курс лекций ч.I и II .- М.: ПСТБИ, 1997. С.66.
[5] Там же. С.67.
[6] Василий Великий, святитель. Творения. Часть IV, репринт – М.: Паломник, 1993. С. 43.
[7] Креационизм как мировоззрение – понятен, это позиция большинства верующих христиан, но креационизм как наука, занятая поисками следов творения – весьма сомнителен. См. Неделько В. И., и др. Эволюционизм с точки зрения точных наук. // Православное осмысление творения мира. Выпуск 2. – М.: Шестодневъ, 2006. С.205.
[8] Эволюционизм, широкое определение, исторически необратимый, неповторяющийся и не воспроизводимый процесс развития как неживой, так и живой природы.
[9] Шестоднев против эволюции. Сб. ст. под ред. Сысоева Д. – М.: Паломник, 2000. С145.
[10] Серафим (Роуз), иеромонах. Бытие: сотворение мира и первые ветхозаветные люди. – Платина, Калифорния - М.: Братство Преподобного Германа Аляскинского, Валаамское Общество Америки, 2004. С.296.
[11] Это утверждение не касается лишь Церкви Христовой. В противовес протестанской историографии: «Церковная история не рассматривается как упадок». См. Флоровский Г., протоиерей. Пути русского богословия. Репринт. – Вильнюс: Без изд., 1991. С.382.
[12] Воробьев С. М. К вопросу о христианском осмыслении истории // Приглашение к истории. Сб. статей. – М.: ПСТБи, 2003. С.53.
[13] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С.14.
[14] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С.17.
[15] История религии. В 2 т. Т. 1. Учебник. / Под общей ред. И. Н. Яблокова.- 2-е изд., испр. и доп. - М.: Высш. шк., 2004. С.49.
[16] Цит. по Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С.21.
[17] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С.22.
[18] По разным оценкам появление памятников этой культуры относят ко времени около 1 млн. лет назад (по общепринятой на данный момент датировке).
[19] Волков П. В. Потомки Адама. – М. – СПб. – Новосибирск: Общество Святителя Василия Великого, Православная гимназия во имя Преподобного Сергия Радонежского, 2003. С. 195.
[20] Там же. С. 194.
[21] Волков П. В. Потомки Адама. – М. – СПб. – Новосибирск: Общество Святителя Василия Великого, Православная гимназия во имя Преподобного Сергия Радонежского, 2003. С. 170.
[22] Там же.
[23] Датируется 150-35 тыс. лет назад.
[24] К началу второй половины XX века найдено было уже 68 захоронений, содержащих останки 150 человек
[25] Современная палеоантропология склонна считать, что вид или подвид неандертальца произошел от древнего Homo sapiens.
[26] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С. 50.
[27] Там же. С. 51.
[28] Волков П. В. Потомки Адама. – М. – СПб. – Новосибирск: Общество Святителя Василия Великого, Православная гимназия во имя Преподобного Сергия Радонежского, 2003. С. 170.
[29] Цит. по: Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С. 55.
[30] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С. 57.
[31] Цит. по: Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997, С. 65
[32] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С.68.
[33] Древние люди создавшие эту археологическую культуру.
[34] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С. 71.
[35] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С.75.
[36] Там же. С. 74.
[37] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С.80.
[38] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С. 83.
[39] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С. 88.
[40] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С.98.
[41] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С.93.
[42] Цит. по: Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С. 98.
[43] Средний каменный век.
[44] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С. 99.
[45] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С. 102.
[46] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С. 103.
[47] Зубов А.Б. История религий. Книга первая: Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. — М.: Планета детей, 1997. С. 60.
[48] Там же. С. 86.