Доклад: Адживикизм

Адживикизм, антибрахманистское религиозное течение, выделившееся в середине I тыс. до н.э. среди множества аскетических групп и кружков шраманского периода индийской истории и долгое время конкурировавшее с основными «неортодоксальными» религиями – джайнизмом и буддизмом.

Слово «адживики» происходит, вероятно, от «адживы» (букв. «образ жизни»), что соответствует своеобразию этого течения древней «контркультуры», представители которого, согласно буддийским источникам, эпатировали даже начавшее привыкать к подвижническим экстравагантностям индийское общество, расхаживая без набедренных повязок, облизывая руки после еды и измышляя самые разнообразные самоограничения, связанные со строжайшей вегетарианской диетой, сыроедением, исчислениями от кого, когда и как можно или нельзя принимать милостыню, и демонстрируя всем свой аскетический мазохизм. Эти аскетические крайности, которые никак не мешали адживикам нарушать элементарные правила нравственности, завоевали им благосклонность индийских правителей и их вельмож, которые всегда относились к подвижническим играм с большим доверием.

Адживикизм сумел создать общину, многие лидеры которой стали известны поименно. Помимо общепризнанного рукодителя адживиков Маккхали Госалы, буддийские источники называют Нанда Ваччху, Киса Санкиччу, Пандупутту, Упаку, а также философов Пурана Кассапу и Пакудха Каччаяну, знаменитых «еретических» учителей эпохи Будды. Об организованности адживикизма свидетельствуют и сообщения о том, что последователи Госалы располагали даже не дошедшим до нас каноном авторитетных текстов, опередив в этом, вероятно, буддистов и джайнов.

Текстов адживиков не сохранилось, и все наши сведения о них обеспечиваются только их оппонентами — это все те же буддийские источники (основные фрагменты, в которых излагаются положения адживикских учителей, содержатся в Саманнапхаласутте Палийского канона – Дигха-никая I.52–54, 56, а также в отдельных суттах Маджджхима-никаи и других собраний сутт) и джайнские (пракритские – Суягадамга, I.1.4.7–9, Вьяхапаннатти, санскритские, тамильские). Характеристика Буддой Маккхали Госалы как крокодила, подстерегающего всех проплывающих мимо рыб, свидетельствует о том, что популярность адживиков немало беспокоила раннебуддийскую общину. Не в меньшей мере и буддистов и джайнов раздражало бахвальство адживиков своими аскетическими подвигами. Так, согласно палийским источникам, они делили людей на шесть иерархических классов, различаемых цветовыми символами: черные = охотники, мясники, убийцы; синие = те, кто носит одежду; красные = те, кто обходится куском ткани; желтые = мирские последователи тех, кто не носит одежды; белые = аскеты обоего пола, обходящиеся без одежды; «бело-белые» = наставники тех, кто обходится без одежды, т.е. сам Маккхали Госала и его окружение.

Адживики пользовались значительным успехом у правителей Индии магадхского периода (5 в. до н.э.), что, по буддийским же источникам, отразилось в симпатиях к их лидерам некоторых вельмож царя Аджаташатру. Отчасти это нашло косвенное отражение и в знаменитой поэме Ашвагхоши Буддачарита (Жизнь Будды), где некоторые из придворных царевича Сиддхартхи отговаривают его от ухода из мира ссылками на типичный для адживиков детерминизм. Можно предположить, что именно имидж адживиков оказался основной составляющей в характеристиках тех индийских гимнософистов («нагие мудрецы»), с которыми через посредников общался Александр Македонский во время своего индийского похода (327–325). Об этом свидетельствует настояние «нагомудрецов» жить в наготе (здесь они были предшественниками и учителями джайнов, лидер которых в свое время имел наставником Маккхали Госалу, с которым позднее разошелся) и полное игнорирование каких-либо культурных достижений (что должно было вызвать сочувствие сопровождавших Александра в этом походе представителей кинической школы Неарха и Онесикрита), строжайшая вегетарианская диета, увлечение трудными телесными позами, а также гордость за свою искусность в прорицаниях. Отношение Ашоки (3 в. до н.э.) к ним было весьма неоднозначным, особенно в последний период его правления, когда он перешел на позиции решительного буддийского прозелитизма, но из надписей известно, что его внук Дашаратха дарил им пещеры и многие индийские правители, вероятно, обращались к ним как к специалистам в мантике (не исключено, что критика буддистами тех шраманов, которые обманывают наивный народ гаданиями, была обращена против них.

Можно предположить, что именно подвижничество наряду с высокомерием привлекали к адживикизму симпатии при дворах индийских владык, несмотря на все попытки буддистов и джайнов дезавуировать своих соперников (ср. большую популярность адживикских по происхождению индийских гимнософистов, в которых видели символ духовной силы и свободы и которые ошибочно почитались брахманами, у средневековых европейских книжников, в том числе у русских, и даже отчасти в Новое время).

Основную доктрину адживикизма составлял жесткий детерминизм, согласно которому все в жизни индивида предопределяется мировой Необходимостью (нияти-вада), а потому его действия не имеют никакого значения для его будущей судьбы. Все живые существа подчиняются механистическим законам, заставляющим их, помимо их воли, достоинств и пороков, пребывать в сансаре и «освобождаться» через каждые 8 400 000 мировых периодов. Данная доктрина была откровенно обращена против брахманизма, связывавшего будущее благо индивида с его добродетелями и усердием в совершении обрядов. Из основного учения адживикизма закономерно следовал имморализм, который нашел непосредственное выражение в высказываниях его лидеров: Пурана Кассапа утверждал, что нет никакого воздаяния ни за дела милосердия, ни за самые жестокие преступления, а Пакудха Каччаяна убеждал своих слушателей в том, что даже если кто-то раскроит кому-то мечом череп, то в результате не пострадает никто, ибо реально никто не может ни совершить, ни претерпеть никакого действия. Фатализм в адживикизме сочетался с интересом к «природознанию» (о чем свидетельствуют натурфилософские спекуляции Госалы) и с увлечением предсказаниями. Значительно хуже дело обстояло с аскетизмом, который логически противоречил учению о всепредрешенности человеческих действий и состояний, а также учению о карме, которое обессмысливается, если отрицается значение выбора индивидом своих поступков.

Эти «прорехи» в доктрине адживикизма достаточно скоро начали давать практические результаты, и он медленно, но верно, уже с послемаурийской эпохи (после 3 в. до н.э.) уступает позиции своим теоретически лучше оснащенным для конкуренции соперникам – последователям Будды и Джины. Удивительно, однако, что на юге (Восточный Майсур) он просуществовал до 14 в., пережив, таким образом, буддистов. Последние адживики ассимилировали, однако, многие черты махаяны: Госала обожествлялся ими наподобие бодхисаттвы, а их детерминизм сближался с учением о «пустотности» Нагарджуны (шуньявада).