Реферат: Контрольная работа: Интеграционные теории в современной социологии

Тема № 5. Интеграционные теории в современной социологии

Вопросы:

1. Теория коммуникативного действия (Ю.Хабермас)

2. Теория структурации (Э. Гидденс)

3. Конструктивистский структурализм (П.Бурдье)

4. Теория самореферентных систем (Н.Луман)

5. Постмодернистская теория (М.Фуко, Ж. Бодрийяр)

ВВЕДЕНИЕ

Структуру и характер научного содержания современной социологии невозможно понять без учета того, что помимо дифференциации по видам и аспектам исследовательской деятельности в социологии существуют различия между принципиальными теоретическими подходами, определяющими стратегию и направляющими ход исследования, то есть дающими ответы на вопросы что, как и зачем исследуется. Эти различия проявляются в существовании внутри социологии конкурирующих школ и направлений исследования, обозначаемых по принадлежности к той или иной концептуальной традиции: позитивистская социология, марксистская социология, критическая социология, интерпретативная социология, феноменологическая социология и т. п. Основой для развития и существования в социологии различных научных направлений является приверженность социологов различным парадигмам.

Парадигма – это концепция, принятая в данном научном сообществе в качестве образца постановки и решения исследовательских проблем.

Понятие «парадигма» (от греч. παραδειγµα – пример, образец) в социологию было введено американским историком и социологом науки Томасом Куном (1922–1994). В ставшей знаменитой книге «Структура научных революций» (1962) Кун назвал парадигмами научные концепции, достаточно беспрецедентные, чтобы привлечь на длительное время группу сторонников и в то же время достаточно открытые, чтобы новые поколения ученых могли в их рамках найти для себя нерешенные проблемы любого вида. В истории физики, например, Кун выделяет в качестве парадигм классические труды Аристотеля и Ньютона. Труды Аристотеля служили в Античности и Средневековье непререкаемым образцом постановки и решения проблем при изучении природных явлений, а в Новое время их заменили в качестве образца труды Ньютона. Переход научного сообщества от одной парадигмы к другой лежит в основе научных революций. Увлеченные новой парадигмой ученые получают новые средства исследования и изучают новые области. Но важнее всего то, что в период революций ученые видят новое и получают иные результаты даже в тех случаях, когда используют обычные инструменты в областях, которые они исследовали до этого. Смена парадигмы приводит к тому, что ученые видят мир их исследовательских проблем в ином свете. Можно даже сказать, что после научной революции они имеют дело с иным миром. Ситуация в современной социологии несколько отличается от модели развития науки, предложенной Куном. Руководствуясь данным им определением, можно выделить три главных признака существования парадигмы:

1) наличие оригинальной концепции, которая служит универсальным инструментом описания и объяснения исследуемых явлений;

2) наличие классиков, труды которых служат образцом разработки концепции и ее применения в исследовании конкретных явлений;

3) наличие научного сообщества, которое использует концепцию и опирается на труды классиков при формулировке и решении новых исследовательских проблем.

В социологии существует сразу несколько научных направлений, характеризующихся этими тремя признаками. На этом основании некоторые исследователи считают, что социология находится в кризисе, переживает период научной революции. Однако другие исследователи полагают, что одновременное существование множества парадигм не является свидетельством кризиса, что социология – это мультипарадигмальная наука. Идею о мультипарадигмальности как нормальном состоянии для социологии впервые обосновал в середине 1970-х гг. известный американский социолог Джордж Ритцер. Мультипарадигмальность означает, что с появлением новой парадигмы созданные раньше не исчезают, а увеличивающееся концептуальное разнообразие позволяет описывать и объяснять различные аспекты таких сложных явлений и процессов, каковыми являются социальные феномены. Из общего множества парадигм, существующих в современной социологии, можно выделить основные, наиболее часто применяемые в социологических исследованиях и привлекающие наибольшее число ученых.

1. Наибольший интерес для Хабермаса представляло коммуникативное действие, в котором действия субъектов координируются не посредством эгоцентрических расчетов на ус­пех, а посредством достижения понимания. В коммуникативном действии участники изначально не ориентированы на собственный успех; они преследуют свои личные цели при условии, что смогут согласовать планы своих действий на основе общих определе­ний ситуации . Если задача целерационального действия — добиться поставленной цели, то коммуникативное действие направлено на достижение понимания в процессе об­щения (коммуникативного понимания).

В коммуникативном действии присутствует такой важный компонент, как речь. Но подобное действие следует рассматривать шире, чем просто как включа­ющее в себя «речевые акты или эквивалентные невербальные выражения».Ключевое отступление Хабермаса от марксизма состоит в том, чтобы доказать, что именно коммуникативное действие, а не целерациональное (труд) является уникальным и наиболее существенным явлением, характерным для человека. Именно такое действие (а не труд) — основа всей социокультурной жизни, а так­же гуманитарных наук. Если Маркс фокусировал внимание на труде, то Хабер­мас во главу угла ставил коммуникацию.

Маркс не только делал акцент на труде, но рассматривал свободный и творче­ский труд (сущность вида) в качестве исходной линии своего критического анализа в различные исторические эпохи, особенно при капитализме. В теории Хабермаса также присутствует исходная линия, но она, скорее, лежит в области ком­муникативного, а не целерационального действия. Исходная линия Хабермаса — неискаженная коммуникация, коммуникация без принуждения. Придерживаясь данной линии, Хабермас имеет возможность критически проанализировать иска­женную коммуникацию. Хабермаса интересуют те социальные структуры, кото­рые искажают коммуникацию, точно так же Маркс исследовал структурные источ­ники искажения труда. Несмотря на то, что они придерживались разных исходных линий, оба — Хабермас и Маркс — имеют эти исходные линии, что позволяет им избегать релятивизма и рассуждать о разных исторических явлениях. Хабермас критикует других теоретиков, особенно Вебера и своих предшественников, пред­ставителей критической школы, за отсутствие подобной исходной линии и уход в релятивизм.

Существует еще одна параллель между Марксом и Хабермасом и базовыми положениями их теорий. Для обоих исходные линии представляют собой не толь­ко аналитические отправные точки, но также и политические цели. Это означает, что если целью Маркса было коммунистическое общество, в котором впервые воз­ник бы неискаженный труд (сущность вида), то политическая цель Хабермаса — общество неискаженной коммуникации (коммуникативного действия). Если го­ворить о непосредственных целях, то Маркс пытается устранить барьеры (капи­талистические) на пути к неискаженному труду, а Хабермас заинтересован в уст­ранении препятствий к свободной коммуникации.

Здесь Хабермас, как и другие теоретики-критики, приближается к Фрейду и проводит много аналогий между тем, чем занимались психоаналитики на индивидуальном уровне, и тем, что он считал необходимым предпринять на уровне социальном. Хабермас рассматривал психо­анализ как теорию искаженного общения, которая стремится найти способ, позво­ляющий индивидам общаться неискаженным образом. Психоаналитики пытаются найти источники искажений в индивидуальном общении, а именно препятствия к общению. Посредством размышления психоаналитик пытается оказать индивиду помощь в преодолении этих преград. Подобным же образом посредством терапев­тической критики, «формы аргументации, служащей для прояснения систематиче­ского самообмана» теоретик-критик стремится помочь всем людям вообще преодолеть социальные барьеры, чтобы достичь неискаженно­го общения. Таким образом, прослеживается сходство (многие критики считают его нелогичным) между психоанализом и критической теорией. Психоаналитик по­могает пациенту, во многом прибегая к тем же средствам, какие использует соци­альный критик, чтобы помочь неспособным к адекватному общению людям стать «полноценными».

По Хабермасу, основа идеального будущего общества существует в современ­ном мире. Это значит, что элементы сущности вида Маркса прослеживаются в труде в капиталистическом обществе. Что касается Хабермаса, то элементы неис­каженной коммуникации можно обнаружить в каждом коммуникативном акте современности.

Рационализация

Это подводит нас к центральной проблеме рационализации в творчестве Хабер­маса. В данном случае на Хабермаса оказало влияние не только творчество Марк­са но и Вебера. Наиболее важная работа, с точки зрения Хабермаса, сосредоточе­на вокруг рационализации целерационального действия, которая привела к росту производительных сил и увеличению технологического контроля над жизнью. Данная форма рационализации, как это было у Маркса и Вебе­ра, стала основной, возможно, главной проблемой современного мира. Однако проблема заключается в рационализации целерациональной деятельности, а не рационализации вообще. На самом деле, согласно Хабермасу, решение проблемы рационализации целерациональной деятельности кроется в рационализации ком­муникативного действия. Рационализация коммуникативного действия ведет к коммуникации, свободной от господства, добровольной и открытой коммуника­ции. В данном случае рационализация предполагает освобождение, «снятие ограничений на общение». Имен­но сейчас уместно вспомнить ранее упомянутую работу Хабермаса по легитимации и, в более общем понимании, идеологии. Дело в том, что это две из основных при­чин искаженной коммуникации, которые должны быть устранены, если мы стре­мимся к добровольному и открытому общению.

На уровне социальных норм такая рационализация предполагала бы спад нор­мативной репрессивности и жесткости, что приводило бы к росту индивидуаль­ной гибкости и рефлексивности. Развитие новой, менее сдерживающей или вовсе не сдерживающей нормативной системы составляет суть теории социальной эво­люции Хабермаса . Вместо новой производительной системы, ра­ционализация, согласно Хабермасу, ведет к новой, менее искажающей нормативной системе. Хотя он считает это следствием неправильного понимания его позиции, многие обвиняли Хабермаса в том, что он «обрубил свои марксистские корни» и переместился с материального на нормативный уровень.

Конечный пункт эволюции, по Хабермасу — рациональное общество. Рациональность в данном случае означает устранение искажающих комму­никацию барьеров. В более общем плане это означает коммуникативную систему, в которой идеи представляются открыто и защищаются от критики; в которой в процессе аргументации возникает добровольное согласие. Чтобы лучше это по­нять, нам необходимо знать еще некоторые детали коммуникативной теории Ха­бермаса.

Коммуникация

Хабермас различал предварительно обсужденную коммуникативную деятель­ность и дискурс. Если коммуникативная деятельность происходит в повседнев­ной жизни, то дискурс — это та форма общения, которая не связана с контекстом опыта и деятельности и структура которой уверяет нас: заключенная в скобки обоснованность утверждений, рекомендаций или предупреждений являются особыми предметами дискуссии; участники, темы и сте­пень активности не ограничиваются, за исключением тех моментов, которые имеют не­посредственное отношение к проверке обоснованности обсуждаемых утверждений; нет лучшей силы, чем обоснованный аргумент; любые другие мотивы, кроме желания со­вместно доискаться до истины, исключаются.

Теоретически мир дискурса, в основе которого также лежит скрытый мир ком­муникативных действий, есть «идеальная речевая ситуация», в которой сила или власть не решают, какой аргумент добивается успеха; победу одерживает луч­ший аргумент. Степень доказательности и аргументации определяет, что счита­ется обоснованным или истинным. Аргументы, которые возникают на основе по­добных дискурсов (и с которыми соглашаются участники), истинные. Таким образом, Хабермас признает общепринятую теорию истины (а не подражание [или «истинность»] теории истины. Эта истина — часть коммуникации, и ее полное выражение является целью эволю­ционной теории Хабермаса. Как говорит Мак-Карти: «Идея истины указывает в конечном счете на форму взаимодействия, свободную от всех искажающих вли­яний. "Хорошая и правдивая жизнь", ставшая целью критической теории, при­суща представлениям истины; она прогнозируется в каждом речевом акте».

Согласие возникает теоретически в дискурсе (и дотеоретически в коммуника­тивной деятельности), когда взаимодействующими лицами принимаются на об­суждение и признаются четыре типа утверждений обоснованности. Во-первых, дикция говорящего считается понятной, вразумительной. Во-вторых, утвержде­ния, предлагаемые говорящим, истинны; это означает, что говорящий предлагает надежные знания. В-третьих, говорящий правдив (достоверен) и искренен, пред­лагая утверждения; говорящий надежен. В-четвертых, говорящий может правиль­но и пристойно произносить подобные утверждения; он или она имеют для этого нормативную базу. Согласие возможно, когда все эти утверждения обоснованно­сти присутствуют и принимаются участниками дискурса; оно разрушается, когда одно или более ставятся под сомнение. Возвращаясь к более ранним пунктам, в современном мире существуют силы, которые искажают этот процесс, предот­вращают возникновение согласия и которые следует преодолеть, чтобы прийти к идеальному обществу Хабермаса.

2. Одну из наиболее известных и отчетливых попыток интеграции действия и струк­туры представляет собой структурационная теория Энтони Гидденса. Гидденс утверждает, что «любое научное исследование в сфере социальных наук или истории занимается соединением действия [часто используется как синоним деятельности] и структуры... Никоим образом нельзя говорить о том, что струк­тура "определяет" действие или наоборот».

Несмотря на то что Гидденс не марксист, марксистская теория повлияла на его творчество, а он сам считает свое «Строение общества» развернутым рассуждением об одном из высказываний Маркса, носящем по своей сути интегративный характер: «Люди сами творят историю, но они ее делают не так, как им вздумается; они творят ее при обстоятельствах, которых сами не выбрали, а с которыми непосредственно сталкиваются, которые даны им и унаследованы от прошлого».

Теория Маркса — лишь один из множества источников структурационной тео­рии. Так или иначе, Гидденс проанализировал и критически разобрал большин­ство важнейших теоретических подходов и извлек из многих из них ряд полезных идей. Теория структурации необычайно эклектична; фактически Крейб выделяет девять основных источников концепции Гидденса.

Гидденс изучает множество теорий, которые исходят от индивида/агента (на­пример, символический интеракционизм) либо от общества/структуры (например, структурный функционализм) и отвергает обе противоположные альтернативы. Он утверждает, что мы должны отталкиваться от «повторяющихся социальных прак­тик». Уточняя, он пишет: «Основная сфера исследования в социальных науках, согласно теории структурации, есть не опыт индивидуального актора и не существование какой-либо формы социальной целостности, а соци­альные практики, упорядоченные во времени и пространстве».

Структурационная теория Гидденса с ее вниманием к социальным практи­кам по сути представляет собой теорию взаимосвязи между действием и струк­турой. Согласно Бернстайну, «самая сердцевина теории структурации» состоит в «намерении пролить свет на дуальность и диалектическое взаимодействие дея­тельности и структуры». Таким образом, действие и струк­тура не могут пониматься в разрыве друг от друга; это две стороны одной и той же медали. Говоря языком Гидденса, они представляют собой дуальность. Любое социальное действие включает в себя структуру, а любая структура предполагает социальное действие. Действие и структура неразрывно переплетены в текущей человеческой деятельности или практике.

Как уже отмечалось, аналитической точкой отсчета для Гидденса становятся че­ловеческие практики, но он настаивает на том, чтобы они понимались как рекур­сивные. Иначе говоря действия «не порождаются социальными акторами, а посто­янно ими воспроизводятся с помощью тех самых средств, которые помогают им выражать себя как акторов. В этих действиях и их посредством агенты создают усло­вия, которые делают эти действия возможными». Таким обра­зом, действия не порождаются сознанием, социальным конструированием реально­сти, не создаются они и социальной структурой. На самом деле, выражая себя как акторы, люди участвуют в практике, и именно через практику создаются и созна­ние и структура. Анализируя рекурсивный характер структуры, Хелд и Томпсон утверждают, что «структура воспроизводится в процессе и посредством последова­тельности привязанных к ситуации практик, которые ею организованы». To же можно сказать и о сознании. Гидденса интересует во­прос сознания, или рефлексивности. Однако он считает, что, будучи рефлексивным, индивидуальный актор не просто осознает себя, но участвует в наблюдении непре­рывного потока действий и структурных условий. Бернстайн утверждает, что «дей­ствие само рефлексивно и рекурсивно включено в социальные структуры». В более общем плане можно сказать, что Гидденс рассматривает диалектический процесс, в ходе которого порождаются практика, структура и со­знание. Таким образом, Гидденс исследует вопрос о деятельности и структуре, пользуясь историческим, процессуальным и динамическим подходом.

Элементы теории структурации

Давайте рассмотрим некоторые важнейшие элементы структурационной теории, Гидденса, начиная с его рассуждений об агентах, которые, как мы видели, непрерыв­но отслеживают собственные мысли и действия, а также их физический и соци­альный контекст. Стремясь к ощущению безопасности, акторы рационализируют свой мир. Под рационализацией Гидденс понимает развитие рутинных практик, которые не только дают акторам ощущение безопасности, но и позволяют эффек­тивно действовать в социальной жизни. Кроме того, акторы обладают мотивацией к действию, и эта мотивация включает в себя потребности и желания, побуждаю­щие их к действию. Таким образом, тогда как рационализация и рефлексивность по­стоянно участвуют в действии, мотивацию правильнее считать возможностью дей­ствия. Мотивация обеспечивает общие планы действия, однако большинство наших действий, по мнению Гидденса, не имеет непосредственной мотивации. Хотя такое действие не мотивировано и наши мотивации обычно носят бессознательный харак­тер, мотивация играет в человеческом поведении значительную роль.

В сфере сознания Гидденс также проводит (нежесткое) различие между дис­курсивным и практическим сознанием. Дискурсивное сознание означает способ­ность описывать наши действия словами. Практическое сознание подразумевает действия, которые акторы воспринимают как нечто само собой разумеющееся, не будучи способными выразить свои действия словами. Именно этот последний вид сознания имеет особое значение в теории структурации, что отражает ее основ­ной интерес к тому, что делается, а не к тому, что говорится.

Принимая во внимание сделанный акцент на практическом сознании, перей­дем от агента к деятельности — тому, что агенты фактически делают. «Деятель­ность касается событий, по отношению к которым индивид выступает как нару­шитель... То, что произошло, не случилось бы, если бы этот индивид не вмешался». Таким образом, Гидденс уделяет большое (критики говорят, что слишком большое) внимание роли деятельности. Он пытается отделить деятельность от намерений, поскольку хочет показать, что действия в ко­нечном итоге нередко оказываются отличными от первоначальных намерений; иначе говоря, преднамеренные действия зачастую приводят к непреднамеренным последствиям. Понятие непреднамеренных последствий играет в теории Гидден­са большую роль, и оно имеет особое значение при переходе от анализа деятель­ности к рассмотрению уровня социальной системы.

Следуя своему подходу, где акцент делается на деятельности, Гидденс припи­сывает агенту значительные возможности. Иначе говоря, агенты у Гидденса об­ладают способностью изменять социальный мир. Более того, понятие агентов не имеет смысла без этой власти: актор перестает быть агентом, если утрачивает спо­собность изменять социальный мир. Гидденс, конечно, признает, что существуют ограничения, которым подвергаются акторы, однако это не означает, что у акто­ров нет выбора и они не способны что-либо изменить. С точки зрения Гидденса, эта способность логически предшествует личности, поскольку действие предпо­лагает власть, или способность изменять ситуацию. Таким образом, теория структурации Гидденса приписывает актору и действию определенную власть и про­тивостоит теориям, которые данный подход отвергают и вместо этого придают большое значение целям актора (феноменология) или внешней структуре (струк­турный функционализм).

Концептуальная сущность теории структурации заключается в понятиях струк­туры, системы и дуальности структуры. Структура определяется как «структури­рующие свойства [правила и возможности]... свойства, благодаря которым заметно схожие социальные практики могут существовать в различные промежутки време­ни и пространства и которые придают им системный вид». Структура возможна благодаря существованию правил и возможностей. Самих структур не существует во времени и в пространстве, но социальные явления обла­дают способностью структурироваться. Гидденс утверждает, «структура существует только в ходе и посредством действий социальных агентов». Таким образом, Гидденс предлагает очень необычное определение структуры, в ко­тором не придерживается дюркгеймовской модели. Согласно последней, структу­ры носят внешний и принудительный по отношению к акторам характер. Гидденс же пытается избежать изображения структур «наружными» или «внешними» от­носительно человеческого действия. «В моем словоупотреблении, структура есть то, что придает форму социальной жизни, а не самой этой формой». Как пишут Хелд и Томпсон, структура по Гидденсу, не каркас, «наподобие балок строения или скелета тела».

Гидденс не отрицает возможности сдерживающего влияния структуры на дей­ствие, но считает, что социологи преувеличивают значение этого ограничения. Более того, они не учитывают, что структура «всегда и ограничивает, и позволяет». Структуры часто разрешают агентам делать то, что ина­че они были бы делать не способны. Отрицая приоритетное значение структурного ограничения, Гидденс все же признает, что акторы могут утратить контроль над «структурными свойствами социальных систем» при их растяжении во времени и пространстве. Однако он тщательно избегает веберовского образа железной клетки и отмечает, что такая потеря контроля не оказывается неизбежной.

Общепринятое в социологии понимание структуры стоит ближе к гидденсовской концепции социальных систем. Гидденс определяет социальные системы как воспроизводимые социальные практики, или «воспроиз­водимые отношения между акторами или коллективными образованиями, орга­низованные как регулярные социальные практики». Таким обра­зом, понятие социальной системы вытекает из того большого внимания, которое Гидденс уделяет практике. Социальные системы не имеют структур, но проявля­ют структурные свойства. Самих структур во времени и пространстве не суще­ствует, однако они проявляются в социальных системах в форме воспроизводимых практик. Хотя некоторые социальные системы могут быть продуктом целенаправ­ленного действия, Гидденс основной акцент делает на том, что такие системы час­то оборачиваются непреднамеренными последствиями человеческого действия. Эти непредвиденные последствия могут стать неосознаваемыми обстоятельства­ми действия и оказывать на него влияние по механизму обратной связи. В свою очередь, обстоятельства могут уклоняться от попыток их подчинения, но тем не менее акторы не оставляют своих усилий по осуществлению такого контроля над этими обстоятельствами.

Итак, структуры «иллюстрируются» в социальных системах. Кроме того, они очевидны в «следах воспоминаний», ориентирующих поведение сознательных социальных агентов». В результате, правила и возможности проявляются как на макроуровне социальных систем, так и на микроуровне чело­веческого сознания.

Теперь мы можем рассмотреть понятие структурации, основанное на идее, что «образование агентов и структур — это не два независимых набора явлений, дуа­лизм, а дуальность ... структурные свойства социальных систем являются одновре­менно средством и результатом практик, которые рекурсивно организуют друг дру­га», или «момент создания действия есть также момент воспроизведения социальной жизни в условиях повседневного осуществления». Ясно, что структурация предполагает диалектическую взаимосвязь между структурой и действием. Структура и действие представляют собой дуальность; ни один из этих двух элементов не может существовать без другого.

Как уже отмечалось, время и пространство — очень важные переменные в тео­рии Гидденса. Они зависят от временного или пространственного присутствия дру­гих людей. Изначальное условие — межличностное взаимодействие, при котором другие присутствуют в одно и то же время в одном и том же месте. Однако соци­альные системы расширяются во времени и пространстве, и другие могут уже не присутствовать непосредственно. Такое дистанцирование во времени и простран­стве становится в современном мире все более возможным благодаря новым фор­мам коммуникации и транспортировки. Грегори утверждает, что Гидденс уделяет времени больше внимания, чем пространству. Подчеркивая значе­ние пространства, Сондерс заявляет, что «при любом социологическом анализе того, почему и как что-то происходит, потребуется учесть, где (и когда) это происходит». Важнейший социологический вывод о социальном порядке зависит от степени интеграции социальных систем во времени и пространстве. Одно из наиболее широко признанных достижений Гидденса в социальной теории — это его попытка выдвинуть на передний план вопросы времени и пространства.

В отличие от многих других теоретиков, Гидденс вышел за рамки программного заявления интеграции действия и структуры: он провел подробный анализ различных элементов этой интеграции и, что более важно, рассмотрел ха­рактер этой взаимосвязи. Наиболее убедительно в подходе Гидденса то, что основной интересующий его вопрос — структурация — определяется с сущностно интегративной точки зрения. Образование агентов и структур не происходит независимо друг от друга; свойства социальных систем рассматриваются одновременно как сред­ство и результат практик акторов, и эти системные свойства рекурсивно органи­зуют практики акторов.

3. Французский социолог Пьер Бурдье стремился преодолеть односторонность объективизма, представляющего социальные отношения как независимую от индивидов реальность, и субъективизма, «не способного объяснить закономерность соци-ального мира». В таких работах, как «Различение» (1979) и «Прак-тическое чувство» (1980), Бурдье показал, что социальные структуры «вне» индивида, данные в неодинаковом распределении материальных и символических благ, являются объективированными продуктами практик. Инкорпорированными, то есть находящимися «внутри» индивида, продуктами практик являются диспозиции – предрасположенности к определенному восприятию событий и к определенным образцам действий.

Система устойчивых диспозиций, структурированных прошлыми практиками и структурирующих последующие, получила в теории Бурдье название «габитус» (от лат. habitus – свойство, привычка). Габитус как набор усвоенных, но неосознаваемых схем восприятия и производства практик, является моделью, позволяющей объяснять спонтанность, импровизационность практик, не прибегая к идее рефлексирующего и свободного субъекта деятельности, и воспроизводимость, устойчивость социального порядка, не прибегая к идее объективной детерминированности деятельности. Индивиды конструируют социальные структуры, но это конструирование не является произвольным, оно предопределено теми социальными структурами, которые в процессе накопления жизненного опыта, воспитания, образования сформировали мыслительные и поведенческие установки индивидов.

Совокупность позиций, фиксирующих объективные различия, и диспозиций, определяющих субъективные оценки, образует социальное пространство – комплекс отношений, объединяющих и разделяющих агентов символически и физически. Символическое разделение – это разделение индивидов на категории, представители которых больше или меньше стремятся взаимодействовать друг с другом, больше или меньше похожи по образу жизни. Соответственно, эти категории «ближе» или «дальше» друг от друга в социальном пространстве. Символическое разделение приводит к разделению физическому, когда жизнь представителей различных общностей (этнических, религиозных, профессиональных и т. д.) концентрируется в разных регионах, районах, кварталах, зданиях и т. п.

Внутри социального пространства формируются особые сферы практик – поля, каждое из которых является автономной по отношению к другим полям ареной борьбы за ресурсы и символическое признание. Автономность обусловлена тем, что успех –занятие доминирующей позиции в данном поле, экономическом, политическом, академическом и т. п., зависит от обладания специфическим капиталом. Наряду с экономическим капиталом (собственность, деньги), Бурдье выделяет культурный (образование, воспитание) и социальный (происхождение, связи) капиталы.

Исторически складывающаяся конфигурация полей, то есть их соотношение в жизнедеятельности людей, задает относительный «вес» капиталов различного вида при определении позиций и формировании диспозиций агентов в социальном пространстве. В современном обществе, в котором экономическое поле (производство, потребление, бизнес, работа) доминирует над другими полями, экономический капитал более «весом», чем культурный капитал, что предопределяет консерватизм большинства предпринимателей и рабочих и оппозиционность большинства интеллектуалов, образующих доминируемую фракцию внутри доминирующего слоя.

Конструктивистский структурализм, как и теория коммуникативного действия, и теория структурации, хорошо описывает и объясняет явления «на стыке» макросоциального и микросоциального уровней. Но интегративные парадигмы не устраняют дулизм в решении дилемм «структура или действие», «факты или смыслы», «объективизм или активизм». Напротив, новые парадигмы, соединяющие концепции определяющей роли действия и концепции определяющей роли структуры, лишь умножают число альтернативных подходов и способствуют закреплению в социологии ситуации мультипарадигмальности.

4. Оригинальный вариант решения проблемы интеграции макро- и микросоциологических парадигм, а также объективистских и активистских парадигм представлен в теории самореферентных систем, разработанной немецким социологом Никласом Луманом (1927–1998). Эту интеграцию можно назвать «негативной», по-скольку Луман предложил не соединение понятий структуры и действия, а отказ от обоих понятий в пользу новых концептуальных средств описания и объяснения социальных явлений. Подход, сформулированный Луманом в работе «Социальные системы» (1984), основывается на представлении об обществе как о системе, элементами которой являются коммуникации – операции, уменьшающие комплексность, то есть сложность, неопределенность в процессе совместной жизни людей. Система существует как процесс разграничения «области менее комплексного» – самой системы – и «области более комплексного» – окружающей среды системы. Коммуникация – это операция, производящая различение сообщения, информации и интерпретации. Посредством коммуникации действия и предметы отграничиваются в качестве носителей информации от нее самой, то есть от содержания сообщения, а содержание – от придания ему смысла и оценки, то есть от принятия или отклонения сообщения. Таким образом, коммуникации поддерживают систему как социальный порядок тем, что производят различение социального и несоциального и придают смысл и определенность событиям. Луман выделил три уровня формирования социальных систем: интеракция, организация, общество. Интеракция – это взаимодействие, обусловленное присутствием и непосредственным восприятием участниками друг друга. Интеракционные системы обеспечивают возможность простых и недолговечных коммуникаций. Организация – это объединение, складывающееся на основе формализации участия (членства) и правил коммуникации. Организационные системы обеспечивают возможность продолжительных коммуникаций, но только для тех, кто является членом и выполняет правила. Общество – это всеобъемлющая социальная система, которая включает в себя все формы интеракции и организации. Общество обеспечивает повсеместную (в любой ситуации) возможность коммуникации.

Концепция социальной системы, образуемой коммуникациями, исключает применение традиционных понятий «действие» и «структура». Согласно теории Лумана, человек в качестве живого существа (организм) и в качестве мыслящего и деятельного существа (личность) оказывается за пределами системы. Социальность явлений определяется не тем, что они результаты действий людей, а тем, что эти явления приобретают смысл в результате коммуникаций. Это значит, что социальным может быть и то, чего люди не делали, например НЛО. Их существование в качестве реальных объектов проблематично, но существование их в качестве коммуникаций – предмета оживленных дискуссий – совершенно очевидно. Нахождение человека как субъекта действия в окружающей среде системы не означает, что система представляет собой комплекс объективных структур. Социальность явлений определяется не тем, что они продукты структур (обычаев, норм, поведенческих образцов, распределения ресурсов и т. п.), а тем, что эти явления снижают комплексность внутри системы. Значит, социальным может быть и то, что не соответствует структурам, например обсуждение «запретных» тем или общение с «чуждыми» людьми, если такого рода сети коммуникаций проясняют ситуацию взаимодействия, упрощают функционирование организации или упорядочивают устройство общества.

Социальная система является операционно закрытой системой. Операционно закрытая система воспроизводится исключительно из собственных операций, и внешние события не являются «вводами» (inputs) в систему. Воздействия из окружающей среды сами по себе не проникают в систему. Однако эти события изменяют комплексность окружающей среды и, таким образом,служат раздражителями для системы, которая воспроизводится в процессе отграничения себя от окружающей среды. Система улавливает эти события и воспринимает как раздражения потому, что существуют структурные соединения – координирующие связи между процессами в окружающей среде и процессами в системе.В случае социальной системы структурное соединение с окружающей средой обеспечивает язык, служащий средством обозначения и наделения смыслом природных явлений и состояний человеческого сознания. При помощи языка события в окружающей среде представляются внутри социальной системы в форме, пригодной для их распознавания в качестве раздражения, на которое система реагирует собственными операциями – коммуникациями, способными снизить возникшую комплексность, то есть поддержать границу «система / окружающая среда».

Например, с точки зрения социолога, «изменение экологической ситуации» – это не серия природных процессов, а сеть коммуникаций, появляющихся в обществе как специфическая реакция операционно закрытой системы на процессы в окружающей среде. Операционная закрытость системы проявляется в том, что операции, поддерживающие общество, производятся из предшествующих операций системы – политических, экономических, научных, бытовых коммуникаций, а не из продуктов физических, химических и биологических процессов.

Операционная закрытость социальной системы – следствие самовоспроизводства (аутопойесиса в терминологии Лумана) системы. Коммуникации в системе производятся сетью коммуникаций и, в свою очередь, производят эту сеть как условие (ресурс) последующих операций системы. Аутопойесис обусловливает еще одно важное свойство социальной системы – самореферентность. Коммуникации являются одновременно операциями производства и описания общества. Таким образом, нет внешней референции (от лат. referens – сообщающий), то есть нет внешней по отношению к системе инстанции, к которой можно обращаться за описанием общества. Общество – самоописывающая система. Социология – это не описание системы как объекта, это сеть коммуникаций, являющихся операциями самоописания и тем самым само-воспроизводства общества.

Теория самореферентных (аутопойетических) систем решает проблему «действие или структура» при помощи тезиса о том, что коммуникации порождают коммуникации, а проблему «объективизм или активизм» при помощи тезиса о том, что описание системы является частью операций, создающих систему. Теория Лумана хорошо описывает и объясняет современные процессы и явления, когда автономизировавшиеся системы – политика, экономика, право, наука, религия и т. д. – самовоспроизводятся на основе специфических коммуникаций. Их элементы – коммуникации – соотнесены исключительно друг с другом. Внутрисистемная коммуникация обеспечивается особыми символическими средствами (власть в политике, деньги в экономике, закон в праве, истина в науке, вера в религии и т. д.), а межсистемная коммуникация затруднена, поскольку каждая система реагирует на процессы в других системах весьма избирательно. Например, экономические проблемы представлены в политических коммуникациях лишь в той мере, в какой обсуждение этих проблем способствует воспроизводству системы власти; правовые проблемы представлены в экономических коммуникациях лишь в той мере, в какой законодательство можно использовать для достижения коммерческого и финансового успеха, и т. д.

Теория самореферентных систем, базирующаяся на понятиях коммуникации и операционной закрытости систем, не дает адекватных средств описания и объяснения неравенства и конфликтов, а также социальных изменений, вызываемых внутрисистемными, а не внешними по отношению к системе событиями. Поэтому, как и другие интегративные парадигмы, парадигма, основанная Луманом, не может полностью заменить созданные ранее парадигмы.

5. Вопреки усилиям Ю. Хабермаса, Э. Гидденса, П. Бурдье, Н. Лумана социология остается неинтегрированной на уровне общесоциологической теории. Разработка интегративных парадигм была нацелена на создание общесоциологической теории как единой и логически непротиворечивой системы понятий и утверждений, но эта цель не была достигнута. В социологии по-прежнему существует множество альтернативных исследовательских подходов и отдельных теорий. Другой вариант решения проблемы создания общесоциологической теории базируется на ином представлении о теории. В качестве общесоциологической теории рассматривается практически существующее множество парадигм, а сама теория определяется как «дискурсивная формация». Такой подход основывается на использовании идей постмодернистской социальной теории.

Постмодернистская социальная теория – исследовательский подход, базирующийся на концепции общества как совокупности дискурсов (от лат. discursus – рассуждение) – практик манипулирования знаками, которые формируют символические структуры, образующие для людей мир явлений и событий, воспринимаемых как социальная реальность. Образцом для социологов, придерживающихся постмодернистского подхода, служат работы замечательных французских мыслителей – историка и философа Мишеля Фуко и социолога Жана Бодрийяра.

В работах «Надзирать и наказывать» (1975) и «Воля к знанию» (1976) Фуко показал, что гуманитарное знание, то есть комплекс дискурсивных практик, представляющих человека как специфический объект изучения, исторически сформировалось как часть комплекса практик, названного Фуко «власть-знание». Власть-знание – это комплекс практик, нацеленных на «нормализацию» поведения людей, на дисциплинирование их тел, чувств, мыслей. Согласно Фуко, современное общество – это дисциплинарное общество, в котором власть повсеместна, постоянна и безлична. Власть исходит отовсюду и реализуется через повседневные практики надзора, тренировки, анализа и оценки индивидами своих действий и действий друг друга. Власть – это не атрибут или занятие правительства, политиков, так называемых силовых структур. Отношения власти – это подвижная, изменчивая сеть позиций доминирования и подчинения, стратегий установления и поддержания неравенства. Школа, больница, фабрика в условиях дисциплинарного общества являются институтами власти. Педагогика, медицина, менеджмент – это дискурсивные практики, ставящие человека в центр внимания, и одновременно это «тонкие», в отличие от «грубого» принуждения, технологии подчинения людей. Преподаватель, врач, менеджер, внимательно и заботливо от носящиеся к своим ученикам, пациентам, работникам, изучая и направляя их поведение, раскрывая и развивая их потенциал, тем самым занимают позицию доминирования. Их интеллектуальное занятие – это своего рода политика. Таким образом, знание, научный дискурс – это всегда стратегия власти.

Не только интеллектуальные и политические практики можно рассматривать как дискурсы внутри сети отношений власти. Бодрийяр в работах «Система вещей» (1968) и «Общество потребления» (1970) продемонстрировал, что символической, дискурсивной практикой является потребление. Вещи используются как знаки, когда символическое содержание важнее реальных качеств, функционального содержания. Например, расстановка мебели – средство создать «жилищный дискурс», сообщающий о социальном статусе хозяина, а модельный ряд, предлагаемый компанией, производящей автомобили, – средство создать «дискурс заботы», сообщающий о стратегии удовлетворения запросов клиентов. Система вещей предстает как беззвучная «речь», увещевающая потребителей интегрироваться в социальную систему, обеспечивающую благосостояние и заботу об их интересах. Потребление как дискурс оказывается безличной стратегией власти, то есть стратегией системы, поддерживающей существующий порядок.

Таким образом, постмодернистская схема «дискурсивные практики – стратегии власти» может служить универсальным инструментом анализа социальных явлений и процессов. Специфическое положение постмодернистской теории в современной социологии определяется тем, что в ней дискурсивные практики – это одновременно и объект и метод. Постмодернисты создают не теорию как конечную совокупность логически связанных утверждений, а дискурс – открытую и изменчивую речевую практику, в которой понятия не фиксируются в виде однозначных терминов, а постоянно обыгрываются посредством выстраивания ассоциативных рядов. Само дальнейшее существование социологии в качестве дискурсивной практики и одной из стратегий власти, которая осуществляется как наблюдение и контроль за поведением людей, с окончанием культурно-исторической эпохи – модерна – ставится постмодернистами под вопрос. Бодрийяр в таких работах, как «В тени безмолвствующего большинства, или Конец социального» (1982) и «Иллюзия конца» (1992), написал, что социальное, по сути, мертво, но продолжается как симуляция, скрывающая за потоками знаков отсутствие реальных социальных действий. Идея «смерти социального» приводит к выводу о фактической «смерти» социологии, которая возникла как модернистская форма знания и должна исчезнуть с исчезновением своего предмета – социального – или превратиться в симуляцию реальной исследовательской работы.

Несмотря на это, нарочито вызывающий и метафоричный постмодернистский дискурс прошел адаптацию в социологии. В результате, идеи Фуко и Бодрийяра об определяющей роли в социальных процессах знаков / дискурсов закрепились в системе теоретической социологии в качестве специфической парадигмы. Эта парадигма игнорирует традиционные решения дилемм «действие / структура» и «объективизм / активизм» и сами эти дилеммы, рассматриваемые как наследие ушедшей эпохи – эпохи модерна. Для социологов, ориентирующихся на постмодернистскую теорию, различение макро- и микросоциологических подходов представляется неактуальным. Поэтому постмодернистскую социальную теорию условно можно отнести к разряду «интегрирующих» парадигм.

Постмодернистский подход к теоретизированию, альтернативный по отношению к традиционному социологическому подходу, тем не менее был использован известным американским социологом Дж. Ритцером для решения проблемы мультипарадигмальности в социологии. Ритцер, который рассматривает мультипарадигмальность как естественное состояние социологии, выдвинул тезис о том, что в современной социологии общая теория существует как дискурсивная формация. Эта дискурсивная формация характеризуется четырьмя основными чертами:

1) идентифицируется через ключевые фигуры (авторов), тексты, аналитические подходы;

2) конституируется вкладами из ряда дисциплин, включая социологию, политическую экономию, философию, психоанализ и лингвистику, феминистские исследования;

3) представляет собой скорее не фиксированную целостность – «канон», а практику, то есть она динамична, реинтерпретируема;

4) органично включает моральные оценки и политические позиции, в противоположность «строго научному» характеру традиционно понимаемой социологической теории.

Таким образом, с точки зрения Ритцера и тех, кто разделяет его идеи, в мультипарадигмальной науке, каковой является социология, нет общей теории в классическом ее понимании, но есть дискурсивная формация, которая выполняет все функции общесо-циологической теории: обобщает и объясняет самые разные эмпирические данные, формулирует альтернативные исследовательские подходы и гипотезы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, проведя систематизацию теоретических моделей, можно представить мультипарадигмальность как порядок разграничения сфер компетенции различных парадигм, которые сосуществуют на основе принципа взаимодополнительности. Каждая парадигма позволяет лучше, чем другие парадигмы, ответить на ряд определенных вопросов. Однако исследовать социальные явления всесторонне, наиболее полным образом можно, если используются различные подходы. Тем самым осуществляется рефлексия внутри социологии и снижается вероятность принятия тенденциозных результатов в качестве абсолютно истинных. Необходимость исследовать все возможные аспекты социальных явлений привела к возникновению сложной структуры современной социологии.

Список литературы

1.Масионис Дж. Социология. СПб., 2004.

2.Ритцер Дж. Современные социологические теории. СПб.; М., 2002.

3. Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995.

4. Бурдье П. Социология политики. М., 1993.

5. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

6. Гидденс Э. Устроение общества. М., 2003.