Доклад: Даниил Заточник

Перевезенцев С. В.

Даниил Заточник (кон. XII – нач. XIII вв.) - одна из самых загадочных фигур в древнерусской литературе и религиозно-философской мысли. Кроме подписи под посланием князю, известном под двумя названиями "Слово Даниила Заточника" и "Моление Даниила Заточника", об авторе ничего не известно – ни точного времени жизни, ни времени написания послания, ни даже того, какому князю оно адресовано.

Вокруг послания Даниила Заточника уже долгие годы в науке продолжаются дискуссии. Оно известно в пяти редакциях, опубликованных Н.Н. Зарубиным, наиболее известные из которых "Слово" и "Моление". Едва ли не все вопросы возникновения этого документа до сих пор не решены окончательно. Неясно, историческая ли личность Даниил Заточник, или же литературный образ (иногда вообще отрицается существование реального Даниила, который считается чисто литературным персонажем), невыяснено и время создания памятника (называют и XII, и XIII века). Спорным является вопрос и взаимоотношения между собой "Слова" и "Моления". Последняя точка зрения на этот вопрос высказана Л.В. Соколовой, которая считает "Моление" литературным откликом на "Слово". Однако и само "Слово", дошедшее до нас в более поздних списках, значительно дополнено и расширено позднейшими вставками.

И это притом, что послание Даниила Заточника — одно из самых ярких произведений древнерусской литературы домонгольского периода, в котором столь сильно и однозначно выражено авторское, личностное начало. Ведь главный герой этого сочинения, центр притяжения всего внимания — сам автор, с обостренной чувствительностью буквально кричащий о своем "я", и повествующий некоему князю о своей горестной судьбе. И в этом смысле, сочинение Даниила Заточника — исключительное явление в древнерусской духовной мысли.

Даниил, видимо, неслучайно назвал себя "Заточником". Мы не знаем, был ли "заточен" он в прямом смысле этого слова, но его страстное послание свидетельствует, — он был "заточен" обстоятельствами жизни. Высокообразованный, литературно одаренный, ироничный человек, каковым представляется Даниил, оказался лишним человеком в своем времени. Его интеллект, его образование, его литературный талант оказываются никому не нужными. Даниил "выпадает" из обычной жизни, остается невостребованным и, следовательно, несчастным. Ведь он настолько одинок, что даже друзья и родственники "отвергли" его от себя, а те, кто не гнушаются его, — на самом деле, в сердце своем, осмеивают страдальца Даниила: "Друзи же мои и ближнии мои и тии отвъргошася мене… Очима бо плачются со мною, а сердцемъ смеють ми ся".

Интересно, что в "Слове" опять, как и ряде других памятников древнерусской мысли центральным образом становится символ сердца — именно сердце Даниила страдает от одиночества. Но, в данном случае символ страдающего сердца дополняется еще символом страдающего ума: "Имею бо сердце — аки лице безъ очию, и бысть умъ мой — аки нощный вранъ на нырищи". При этом сам образ бодрствующего филина заимствован из Псалтири (Пс. 101, 7–8). Как заметила Л.В. Соколова, вполне возможно, что в данном случае Даниил стремится объяснить свои страдания тем, что руководствовался в поступках не сердцем, а разумом.

Такое объяснение вполне возможно, ибо сам Даниил не только не разделяет два символа, но даже стремится объединить их в один, своего рода, "смешанный символ" — "сердце бо смысленаго", т.е. "сердце разумного", утверждая: "Сердце бо смысленаго укрепляется въ телеси его красотою и мудростию". Следовательно, при всем уповании на сердце, Даниил Заточник вполне осознанно подчеркивает и значение разума в жизни каждого человека, и ниже всячески подчеркивает собственную "мудрость" и "разумность". Впрочем, именно это и становится источником всех его бед.

Для самого Даниила — это настоящая личностная трагедия, из которой он видит только один выход — наняться на княжескую службу. Поэтому его послание внутренне противоречиво — вынужденный самоуничижительно "молить" князя о предоставлении ему службы (недаром же одна из редакций его послания носит название "Моление"), он, одновременно, красочно расписывает собственные достоинства. С одной стороны, Даниил не щадит ни сил, ни красок, похваляясь своим умом и многочисленными дарованиями — он и "разумом обиленъ", и мысль его парит "аки орелъ по воздуху", и красноречив так, что с уст его слова капают "слажше мёду". А с другой стороны, — он и нищий, и одинокий, и "всем обидимъ есмь". И все эти стилистические и смысловые ухищрения нужны Даниилу лишь для того, чтобы князь избавил его от нищеты. "Княже мой, господине! Избави мя от нищеты сея, яко серну от тенета, аки птенца от кляпци, яко утя от ногти носимаго ястреба, яко овца от уст лвовъ", — восклицает он.

Но вот, что важно. В своем самоуничижении Даниил не опускается до самоуничтожения, до признания своего полного ничтожества. Нет, жалуясь на жизненные обстоятельства, он с небывалой ранее в древнерусской литературе силой, отстаивает право образованного человека на достойное существование. Да, он нищий, но — это нищий мудрец, а даже нищий мудрец стоит достойного к себе отношения, ибо обладает несомненным богатством, мудростью: "Нишь бо мудр — аки злато в кални судни". И здесь, чтобы совсем не впасть лишь в слезливое попрошайничество, и, одновременно, стремясь защитить собственное достоинство, Даниил Заточник призывает на помощь иронию.

Сколь выразительны его метафоры и сравнения, сколь свободно обращается он и с библейскими аллегориями, и с народными поговорками, вплетая их в свое повествование! А в итоге, даже самые уничижительные характеристики, которыми Даниил награждает себя, превращаются в образчики прекрасного литературного стиля, лишний раз подчеркивающие его таланты. И это снова совершенно осознанный прием — Даниил, прекрасно понимающий нравы тогдашнего высшего общества, хочет вызвать у князя к себе уважение, а не одну только жалость. Ибо убог и нищ он в силу несправедливости судьбы, а не из-за собственного убожества. Так и кажется, что Даниил Заточник восклицает: "Дайте мне возможность проявить себя, и я займу самое достойное место в обществе! А все мои "плачи" и "моления" — от безысходности!".

Явление в Древней Руси послания Даниила Заточника — это свидетельство того, что в древнерусском обществе на рубеже XII–XIII веков появился новый социальный слой, состоящий из образованных, но невостребованных людей. Эти люди уже стремились опираться на свой разум, и строить свою жизнь в зависимости от собственных интеллектуальных способностей. Для нас же важно, что впервые в истории русской религиозно-философской мысли идея свободного разума в произведениях Даниила Заточника зазвучала столь ярко и определенно. Более того, образ Даниила Заточника оказался близок и тем тысячам русских людей, которые, может быть, и не были одарены талантами, но, в результате социального расслоения древнерусского общества, оказались "выброшенными" из привычного для них мира. Это те самые "русские скитальцы", о которых столь пронзительно писал через семьсот лет Ф.М. Достоевский. И личность Даниила Заточника крепко врезалась в народную память, а его послание было воспринято в народе как свое кровное произведение. На протяжение столетий оно неоднократно переписывалось, дополняясь при этом, новыми сюжетами, ибо каждый переписчик стремился поделиться и собственными горестями. А послание Даниила Заточника предоставляло для этого самую благодатную почву.

Поэтому, в конечном итоге, не так важно — жил ли на самом деле некий Даниил Заточник, и был ли он автором "Слова" или "Моления". В любом случае, послание, подписанное именем Даниила Заточника, — это определенная веха в развитие отечественной религиозно-философской мысли, отмечающая появление идеи отдельной человеческой личности, живущей плодами своего разума, как в духовной мысли, так и в общественной жизни Древней Руси.